Рука в перчатке Марш Найо
— Не так много, как вам кажется. Рори час назад звонил из Литтл-Кодлинга.
— Он рассказал вам про отчима Эндрю?
— Да. Думаю, все это показалось вам ужасным, — повернулась она к Эндрю, — и в то же время нереальным, не так ли?
— Примерно так. Правда, мы… я с ним не так уж часто виделся. Я хочу сказать, что…
— Эндрю, — вставила Николя, — уверен, что С ид считает его одним из подозреваемых.
— Не хочу лезть не в своем дело, но мне это кажется маловероятным. Давайте посмотрим, что вы принесли.
Трой сняла с мольберта свой рисунок и поставила его к стене. Картины Эндрю с грохотом посыпались у него из рук.
— Ох, простите, — пробормотал он, покраснев.
— Да ладно, успокойтесь, — подбодрила его Трой. — Я ведь не дантист. Ставьте на мольберт.
Первое полотно оказалось натюрмортом: подоконник, тюльпаны в красной вазе и крыши за окном.
— Так, так, — протянула Трой и села перед мольбертом.
В этот момент Николя пожалела, что недостаточно хорошо разбирается в живописи. Но она видела, что полотно написано свободно и уверенной рукой, с хорошим чувством цвета и стиля. Если бы эта картина попалась ей где-то в другом месте, Николя, наверно, пришла бы от нее в восторг. В ней не было ни капли дилетантства.
— Ну что ж, понятно, — произнесла Трой, и по ее тону было ясно, что она имела в виду: «Понятно, что вы художник и правильно сделали, что сюда пришли».
Она заговорила с Эндрю, расспрашивая о его палитре и условиях, в которых он работал. Потом посмотрела его следующую работу. Это был портрет: пламенеющая шевелюра Дезире и ее безумные глаза на цветочном фоне. Она сидела в ярком свете, и цветовая гамма казалась немного ядовитой.
— Моя мама, — пояснил Эндрю.
— Решили поиграть с цветом, верно? Обратили внимание, как трудно изображать глаза в три четверти? Вот тут получилось не очень хорошо, согласны? А этот розовый мазок слишком выбивается из гаммы. Давайте дальше.
Следующий, и последний, холст изображал мужской торс на фоне белой стены. В каждом штрихе сквозило внимание к анатомическим деталям.
— Боже мой, вы почти сняли с него кожу! — воскликнула Трой. Она несколько минут разглядывала полотно, потом спросила: — И что вы собираетесь делать с этим дальше? Хотите работать у меня раз в неделю?
После этого Эндрю наконец обрел дар речи и выразил такую бурную радость, что Николя, и без того уже почти счастливая, испытала прилив блаженства.
И только гораздо позже, когда Трой принесла пиво и они заговорили о галерее Грэнтема, она вспомнила о мистере Пириоде.
— С вами, наверно, свяжется мой новый босс, — предупредила Николя. — Он пишет книгу об этикете, и издателям нужен его портрет. Сам он немного стесняется к вам обращаться, потому что вы отказали одному из его друзей-аристократов. Вы ведь его знаете — мистера Пайка Пириода?
— Еще бы. Он не пропускает ни одного вернисажа, где собирается светское общество. Будь я проклята, если напишу его портрет.
— Я боялась, что вы так и скажете.
— Знаете, этот человек — просто-напросто мошенник. Как-то он обратился к одному моему ученику с просьбой сделать живописную копию с гравюры, которую где-то раскопал: с гвардейцем короля Георга на фоне грозового неба. Он сказал, что это его предок. Может, так оно и есть, но после всяких околичностей он совершенно ясно дал понять, что хочет выдать эту картину за полотно восемнадцатого века! Мой ученик сидел тогда без гроша и, боюсь, все-таки выполнил его заказ.
— Ну да, — со вздохом подтвердила Николя. — Я видела ее в библиотеке. Наверно, вы правы, хотя мне все равно кажется, что он душка. Вы согласны, Эндрю?
— Возможно. Но по-моему, он старый осел. С другой стороны… не знаю. Вряд ли Пи Пи просто глуп. По-моему, тут есть элемент какого-то пошлого лицемерия.
— Скорее, ребячества, — возразила Николя, но Эндрю взглянул на нее с таким обожанием, что у нее закружилась голова.
— Пусть так, — кивнул он. — Лучше давайте забудем про Пи Пи.
— Не могу. Он весь день был такой несчастный. Пытался писать главу про «светские нюансы», как он их называет, а сам то и дело застывал в унынии. Ему и вправду было плохо. Словно все его угнетало.
— Что, например? — спросила Трой. — Хотите еще пива?
— Нет, спасибо. Не знаю, но он с утра что-то мрачно напевал себе под нос. А потом вдруг становился белым как побелка. Или начинал бормотать: «Нет, нет, я не должен, это невозможно», — и вид у него был совершенно убитый.
— Очень странно, — заметил Эндрю. — А что он пел?
— Не помню… нет, помню! Конечно, помню, потому что то же самое он пел вчера вечером, после обеда: мурлыкал одну песенку, а потом сам на себя злился. Но сегодня все иначе. Он как будто сам не свой.
— Что за песенка?
— Модный мотивчик, который этот кошмарный Леонард насвистывал за столом. И потом еще напевал, когда разглядывал портсигар у окна: «Если хочешь ты того же, что и я, — я не прочь. Люди часто думают не то, что говорят. Я не прочь».
— Явно не репертуар Пи Пи.
— Да, и звучало это очень странно.
— Вы говорили об этом Рори? — спросила Трой.
— Нет. Мы с ним с тех пор не виделись. Да и зачем?
— И то верно.
— Послушайте, — поспешила добавить Николя, — что бы мы ни думали о мистере Пириоде, он абсолютно не способен ни на какой обман… — Она остановилась, почувствовав, как ее снова охватывает паника. — То есть я хочу сказать: на серьезный обман.
— Ни в коем случае, — поддержал ее Эндрю. — Я имел в виду: не способен.
Николя встала:
— Уже четверть двенадцатого. Нам пора, Эндрю. Простите, Трой.
Зазвонил телефон, и Трой взяла трубку. Голос на другом конце линии отчетливо произнес:
«— Привет, дорогая?»
— Привет, — сказала Трой. — Все еще занят?
«— Более чем. Николя у тебя?»
— Да. Она и Эндрю Бантлинг.
«— Можно с ней поговорить?»
— Сейчас.
Она протянула трубку, и Николя взяла ее, чувствуя, как у нее колотится сердце.
— Привет, Сид, — сказала она.
«— Привет, Николя. Тут возникла одна ситуация, в которой, я надеюсь, вы поможете нам разобраться. Вы ни с кем не говорили после того, как мы расстались?»
— Говорила. С Эндрю.
«— А с кем-нибудь еще? Только не делайте поспешных выводов, но… Мистер Пириод, случайно, не спрашивал вас: рассказывали ли вы мне о том, что говорилось за обедом?»
Николя сглотнула слюну.
— Спрашивал. Но он просто переживал, что вы узнаете, как мистер Картелл высмеивал его страсть к генеалогии и прочему. Особенно его волновало: не говорила ли я вам про ту историю с записями в приходской книге?
«— И вы ответили, что говорили?»
— Пришлось, ведь он прямо меня об этом спросил. Я старалась особенно не распространяться.
«— Ясно. А теперь один важный вопрос, Николя. Вы, случайно, не знаете, как мистер Пириод может быть связан с одной популярной песенкой?» — С песенкой? Но… я не… «— Что-то вроде «Я не прочь»».
Пикси
В пять минут двенадцатого Аллейна позвали к телефону. Он и Фокс сидели в пабе Кодлинга и ломали голову над пропавшими перчатками, когда к ним подошел владелец заведения, судя по всему, сгоравший от любопытства.
— Вам звонят, сэр, — сообщил он Аллейну. — По местной линии. Я не разобрал фамилию. Если что, в соседнем зале никого нет.
Суперинтендант прошел в соседний зал. Взял трубку:
— Аллейн слушает.
Мистер Пайк Пириод возбужденно заговорил на другом конце провода:
«— Аллейн? Слава Богу! Простите, что беспокою в такой час. Есть одна вещь, которую я должен вам…»
Аллейн услышал тупой удар, потом более мягкий и тяжелый звук и, наконец, молчание. Он подождал секунду. В отдалении что-то слабо щелкнуло, и снова наступила тишина. Аллейн перезвонил, но услышал сигнал «занято».
Он положил трубку, обернулся и увидел Фокса.
— Пойдемте! По дороге расскажу. — Как только они вышли из паба, Аллейн бросился бежать, и Фокс, громко отдуваясь, последовал за ним. — Это был Пириод, — на ходу объяснил Аллейн. — С ним что-то не так. Он оборвал разговор на середине. Я слышал подозрительные звуки.
Переулок с пабом выходил на лужайку, у которой стоял дом мистера Пириода. На улице не было ни души, и их башмаки громко застучали по брусчатке. Где-то на другом конце поля тявкал пекинес Конни Картелл. Довольно далеко, очевидно, из приходской школы, чуть слышно доносилось хоровое пение.
В доме мистера Пириода горело только окно: в библиотеке. Стараясь как можно тише ступать по сухому гравию, они торопливо приблизились к балкону, окруженному с двух сторон кустами лавра. Стеклянная дверь оказалась слегка приоткрыта.
Первое, что увидел Аллейн, был рабочий стол Николя с зачехленной пишущей машинкой и пачками бумаг. Справа от него вдоль бокового окна вытянулся стол мистера Пириода. Стоявшая на нем лампа с абажуром бросала в комнату желтый сноп света, придававший ей сходство с ярко освещенной сценой. По темному столу тянулся витой шнур, на нем в воздухе болталась трубка телефона, а рядом безвольно висела рука мистера Пириода. Он сидел в кресле неподвижно, нагнувшись вперед и зарывшись лицом в бумаги. Его волосы были растрепаны, как у ребенка, а по виску и по щеке к ноздрям бежала тонкая струйка крови.
— Вызовите доктора! — не оборачиваясь, приказал Аллейн. — Как его там… Электона.
Фокс пробурчал:
— Я позвоню с другого телефона.
Он осторожно положил трубку на рычаг и вышел в коридор.
Мистер Пириод был жив. Наклонившись, Аллейн услышал его дыхание: легкий всхрапывающий звук. Пульс почти не прощупывался.
Вернулся Фокс:
— Доктор выехал. Обыскать сад?
— Да. Пириода лучше не трогать. А я посмотрю внутри.
В доме было тихо и безлюдно. Аллейн переходил из зала в зал, открывая и закрывая двери и чувствуя запах давно обжитых помещений. Он напряженно вглядывался и вслушивался, но не замечал ничего особенного. У миссис Митчел крепко пахло горячими бигуди, у Альфреда — сапожной ваксой. Комната мистера Пириода благоухала мастикой и лосьоном для волос, а в спальне мистера Картелла стоял аромат свежих полотенец и мыла. Везде все было в полном порядке.
Аллейн вернулся в библиотеку почти одновременно с Фоксом.
— Ничего, — доложил инспектор. — И никого.
— А вот и оружие, — заметил Аллейн.
Это было бронзовое пресс-папье в форме рыбы, которое Дезире подарила мистеру Пириоду. Оно лежало на ковре рядом с его обвисшей рукой.
— Я вызову наших ребят, — предложил Фокс. — Они в пабе. А вот и доктор.
Электон вошел в комнату с видом человека, терпением которого злоупотребляют.
— Ну, что тут еще стряслось? — спросил он и направился прямо к пациенту.
Аллейн подождал, пока доктор закончит осмотр.
— Короче, так, — сказал Электон. — У него сильное сотрясение мозга. Не думаю, что есть серьезные черепные травмы. Полдюйма вправо или влево, и все могло кончиться иначе. Лучше его куда-нибудь перенести. Где этот малый, как его там… Альфред, кажется?
— На приходском собрании, — ответил Аллейн. — Мы можем принести матрац. Как насчет дивана в гостиной?
— Сойдет. Это лучше, чем тащить его на руках через весь дом.
Аллейн и Фокс перенесли мистера Пириода в гостиную и положили на диван. Доктор Электон придерживал пострадавшего за голову.
— Он сможет говорить? — спросил Аллейн.
— Может быть. А может быть, и нет. Я знаю не больше вашего. Хорошо бы доставить его в больницу. Я могу найти сиделку. Что с ним случилось?
— Кто-то оглоушил его бронзовым пресс-папье. Вам надо на него взглянуть. Только старайтесь ничего не трогать без крайней необходимости. Фокс вам все покажет. Я останусь здесь. Если что-то изменится, я вас позову.
— Попытка убийства? — спросил доктор Электон.
— Похоже на то.
— Так-так, — покачал головой доктор и вместе с Фоксом вышел из комнаты.
Аллейн пододвинул стул и стал смотреть на мистера Пириода.
Глаза у того были чуть приоткрыты, дыхание, по-прежнему хриплое и трудное, стало немного ровнее. Аллейн услышал, как доктор Электон говорит по телефону.
В дверь позвонили. Приехали ребята, подумал суперинтендант. Фокс разберется.
Мистер Пириод открыл глаза и тускло уставился куда-то в пустоту.
— Все хорошо, — наклонившись к нему, сказал Аллейн.
В комнату вернулся доктор Электон:
— Да, это пресс-папье, на нем следы крови. — Он подошел к дивану и взял мистера Пириода за руку. — Не волнуйтесь, с вами все в порядке.
Губы вяло шевельнулись. Послышался какой-то неопределенный звук, потом свистящий шепот:
— Это все песня.
— Песня? Какая песня? — спросил суперинтендант.
— У него сильное сотрясение, Аллейн.
— Какая песня?
— Надо сказать Аллейну. Он свистел. Плохие манеры. За обедом.
— Какая песня?
— Не мог… выбросить из головы, — жалобно прохрипел мистер Пириод. — Так глупо. Я не прочь. Глупость. Я узнал. Сразу. — Шепот угас, и какое-то время губы шевелились беззвучно. Потом обычный голос мистера Пириода, очень четкий и ясный, спокойно произнес: — Могу я поговорить с суперинтендантом Аллейном?
— Да. Аллейн слушает.
— Я должен вам сказать. Этот свист. Я его узнал. Прошлой ночью. На лужайке. Мне не следовало… но чувство долга…
Наступило долгое молчание. Аллейн и доктор Электон обменялись взглядами.
— Я не прочь, — прохрипел голос. — Как вульгарно.
Глаза закрылись.
— На то, чтобы он пришел в себя, может уйти несколько часов, Аллейн.
— Он что-нибудь тогда вспомнит?
— Может быть, все, вплоть до момента удара. Если нет серьезных повреждений мозга. — Доктор Электон склонился над пациентом. — Кровь течет. Надо наложить пару швов. Где мой саквояж? — Доктор вышел.
Фокс разговаривал с коллегами в коридоре.
— Надо опечатать библиотеку, и поставим кордон вокруг дома.
— Как насчет обыска? — спросил кто-то. Аллейн догадался, что это Уильямс.
— Лучше спросить шефа.
Фокс и Уильямс вошли в комнату вместе с доктором Электоном, который принес свой саквояж.
— Подержите ему голову, ладно? — попросил он Аллейна.
Тот взял двумя ладонями голову мистера Пириода и обратился к Фоксу и Уильямсу:
— Похоже, пресс-папье бросил человек, стоявший между столом и балконом, когда Пириод звонил. Я слышал, как телефонная трубка упала на пол, а потом раздался щелчок, будто распахнули балконную дверь. В аллее вы ничего не найдете. Земля сухая, как камень, да и в любом случае через этот балкон ходили все, кому не лень. У нападавшего было достаточно времени, чтобы замести следы и скрыться, но надо все-таки выставить охрану: он мог спрятаться где-нибудь в саду. Райкс и Томпсон с этим справятся. А вы, Фокс, отправляйтесь к мисс Картелл. Кто-то должен остаться здесь на тот случай, если он заговорит. Боб, вы не против?
— Нет, конечно, — ответил суперинтендант Уильямс.
— А я позвоню в Лондон.
— В Лондон? — переспросил Уильямс.
— Может быть, кое-что узнаю. Фокс, встретимся у мисс Картелл. О'кей?
— О'кей, мистер Аллейн.
— А Бейли пусть займется пресс-папье. Думаю, оно лежало на столе возле балкона. Там несколько пачек бумаг, и все, кроме одной, хорошо спрессованы. Кстати, в пепельнице лежат два окурка с губной помадой. Мисс Ралстон и Лейсс курят «Мэйнсейлс», леди Бантлинг — «Кафардс», а мистер Пириод — турецкие. Пусть Бейли проверит. Перчатки! — спохватился Аллейн. — Нам надо найти эти чертовы перчатки. Может, тут они и ни при чем, но все шансы на то, что убийца был в перчатках. Ладно, давайте займемся делом.
В этот момент — было без четверти двенадцать — он позвонил Николя Мэйтленд-Майн.
Потом Аллейн вернулся в гостиную к Электону:
— Он сказал что-нибудь еще?
— Нет.
— Вот что, Электон: вы не могли бы побыть здесь немного вместе с Уильямсом? У нас мало людей, но нам важно каждое слово пострадавшего, а если он заговорит, Уильямсу понадобится свидетель. Кто-нибудь сменит вас, как только появится возможность.
— Ладно.
— Я вам очень признателен. Боб, запишите все, что он скажет.
Аллейн уже хотел уйти, как вдруг с дивана донесся слабый, еле слышный звук. Он продолжался секунды две, потом затих. Неизвестно, где в этот момент пребывала душа мистера Пириода, но он пытался петь.
Когда Аллейн выходил из дома, его остановил детектив-сержант Бейли.
— Есть одна мелочь.
— Какая мелочь?
— На гравии под балконом мы ничего не нашли, зато кое-что заметили на ковре.
— Что?
— Сигаретный пепел. Вдавленный в ворс двумя женскими каблуками, между прочим.
— Хорошая работа. Продолжайте.
Аллейн вышел на улицу и двинулся по аллее.
Ночь была темной, пасмурной, довольно душной. Подходя к садовым воротам, Аллейн уловил едва заметное движение в черноте разросшейся у дорожки зелени. Райкс или Томпсон, спрятавшиеся в засаде, или… Он прислушался и снова различил шорох и тяжелое дыхание. В эту минуту по аллее заплясал свет электрического фонарика, и с противоположной стороны появился сержант Райкс: очевидно, он пересек лужайку и пробрался сквозь окружавшие дом кусты. Сержант посветил в лицо Аллейну.
— Ох, простите, сэр. Тут нет ничего интересного, сэр. Только собачьи следы. Двух собак.
Аллейн молча кивнул ему на темные деревья.
— А? — не понял Райкс. — Что там? — Потом громко вскрикнул: — Вот черт!
Играть в прятки уж не имело смысла. Аллейн шепнул:
— Смотри в оба, дурень, — включил свой фонарь и направил на деревья.
— Вперед, живо! — скомандовал он, и Райкс последовал за ним.
Аллейн быстро прошел мимо низких кустиков и посветил в самую глубь чащи. Луч выхватил из темноты миссис Митчел и Альфреда Белта, который крепко сжимал ее в объятиях.
— О, прошу прощения, сэр, — произнес Альфред.
Миссис Митчел вскрикнула:
— Ах, какое совпадение! Боже мой, что о нас могут подумать, — и захихикала.
— Что мы о вас подумаем, — заметил Аллейн, — будет во многом зависеть от того, что вы нам расскажете. Пойдемте.
Альфред посмотрел на свои руки, словно это был какой-то чужой предмет, выпустил миссис Митчел и направился к аллее.
— Полагаю, сэр, — произнес он напряженным голосом, — ситуация и так вполне понятна.
— Мы не стали возвращаться через боковые ворота, — затараторила миссис Митчел, — потому что я боюсь тут ходить после того, что случилось.
— Смею заметить, сэр, вполне понятная реакция для женщины.
— Мы возвращались с приходского собрания, — сообщила миссис Митчел.
— Миссис Митчел наградили почетным подарком за работу в Женском комитете, и, как мне кажется, вполне заслуженно. Я принес ей свои искренние поздравления.
— Отлично, — сказал Аллейн. — Примите и мои.
— Большое спасибо, сэр. Это чайная ложка, — пояснила миссис Митчел и показала свой трофей.
— Именная, — добавил Альфред.
— Замечательно. Вы провели весь вечер вместе?
— Не так чтобы вместе, сэр. По случаю награждения миссис Митчел находилась на трибуне, а я всего лишь составил ей эскорт.
— Все сходится, как фрагменты головоломки, — пробормотал Аллейн себе под нос. — Что вы собираетесь делать дальше?
— Дальше, сэр?
— Дальше.
— Как вам сказать, сэр. Я надеюсь уговорить миссис Митчел пропустить со мной стаканчик перед сном. После чего мы разойдемся по своим комнатам. — Альфред сделал акцент на последних словах.
— Если собака позволит, — неожиданно брякнула миссис Митчел.
— Собака?
— Пикси, сэр. Она все еще на свободе. Могут быть проблемы.
— Скажите, Альфред, когда вы расстались с мистером Пириодом?
— Расстался с ним, сэр?
— Я хочу сказать: сегодня вечером.
— После того, как подал ему кофе, сэр. Примерно в половине девятого.
— Вы не знаете: он ждал от кого-нибудь телефонного звонка?
— Я об этом ничего не слышал. Он мне не говорил. С мистером Пириодом все в порядке, сэр?
— Нет, не все в порядке. Его пытались убить, у него сильное сотрясение мозга.
— О Боже! — вскрикнула миссис Митчел и прижала ко рту ладонь.
— Моего джентльмена? Где он? Постойте! — воскликнул Альфред. — Я должен пойти к нему.
— Разумеется. С ним сейчас доктор Электон и суперинтендант Уильямс. Расскажите им обо всем, хорошо?
— Конечно, сэр.
— И еще одно. Когда вы чистили пепельницы в библиотеке?
— После обеда, сэр. Как всегда.
— Превосходно. Спасибо.
— Спасибо вам, сэр.
Аллейн проводил их взглядом, а сам пересек лужайку и направился к дому мисс Картелл. Какая-то пара, тесно обнявшись, возвращалась домой, скорее всего с приходского собрания. Больше ему никто не встретился.