Тайна Тюдоров Гортнер Кристофер
Сесил улыбнулся:
– Мой милый мальчик, достаточно обратиться к примеру Генриха Восьмого, чтобы понять, насколько легко избавиться от ненужной жены. Брак Роберта с Эми Робсарт был ошибкой, о которой сожалеют и он сам, и его отец. Всего лишь дочь сельского дворянчика – у герцога найдутся партии получше для его сыновей. Если он смог убедить Совет одобрить союз Гилфорда и Джейн Грей, почему не сделать то же самое для Роберта и принцессы? Это будет последний штрих, лучший бриллиант в семейной короне Дадли и самое надежное средство гарантировать власть герцога. Ибо, имей в виду, страной правит герцог. Так было с тех пор, как обезглавили лорда-протектора и Нортумберленд полностью подчинил себе юного Эдуарда.
Перстень в моем кармане словно стал вдвое тяжелее. Все сказанное Сесилом на первый взгляд напоминало бред, но прекрасно соотносилось с тем, что я знал о Дадли. Как сказал тогда Роберт? «Передай ей это. Она поймет». Поняла ли она? Значит, именно поэтому отказалась принять кольцо? А может быть где-то в глубине души, не решаясь признаться самой себе, она боялась? Я видел выражение ее лица, Елизавета сама говорила, что понимает толк в страстных желаниях. Кто измерил глубину ее страсти? Возможно, она вожделела Роберта не меньше, чем он ее.
Я перевел дыхание. Все происходит слишком быстро. Нужно сосредоточиться на фактах.
– Но ее высочество и король… у них ведь есть старшая сестра, леди Мария. Она наследница престола. Даже если ее высочество станет супругой лорда Роберта, ей все равно не быть королевой, пока…
Я умолк. Было слышно, как муха жужжит над недоеденным фруктом. Я боялся даже представить дальнейший ход собственных рассуждений.
– Ну, видишь теперь? – мягко произнес Сесил. – Ты ловишь все буквально на лету. Да, леди Мария – следующая в очереди на престол. Но она открыто признает себя католичкой и пресекает все попытки обратить ее. Англия больше не стерпит вмешательства Рима в наши дела. Ее высочество, напротив, была рождена и воспитана в протестантской вере. К тому же она семнадцатью годами моложе Марии и, вероятно, способна произвести на свет наследника мужского пола. Народ хочет видеть на троне ее, а не папистку. Это, мой мальчик, и есть то, что герцог готов предложить Елизавете: саму Англию. Искушение, противостоять которому почти невозможно.
Я дотянулся до кубка и отпил большой глоток. Религия, вечное яблоко раздора. Люди гибнут из-за нее. Я не забыл те головы, выставленные на лондонских воротах по приказу герцога. Но сотворить то же самое с принцессой? Ведь именно на это и намекает Сесил. Во имя воцарения Елизаветы Мария должна умереть. Откуда мне было знать, что творится в душе человека, которого я и видел-то меньше десятка раз и чьи ценности вряд ли совпадали с моими? Неужели герцог смог бы? Думаю, он не робкого десятка, когда речь идет о жизни и смерти. Но в этой логике было какое-то слабое место, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, в чем дело.
– Ее высочество никогда не стала бы безмолвно потакать убийце своей сестры.
– Нет, – отозвался Сесил, к моему великому облегчению. – Они с Марией никогда не были особенно близки, но ты прав. Она не станет пачкать руки государственной изменой, по крайней мере по доброй воле. И это, я надеюсь, роковой изъян герцогских планов. Он недооценивает ее – всегда недооценивал. Она взойдет на трон, но лишь тогда, когда пробьет ее час.
Значит, государственная измена. Ее-то и замышляет герцог – заговор против короля и его сестер. Я снова услышал шепот Елизаветы: «Отныне я не хочу быть связана с ними, ибо люди лишались жизни за куда меньшие прегрешения».
Елизавета предупредила меня. Она решилась не покидать Лондон именно потому, что предугадала намерения герцога. Принцесса не хотела рисковать чужими жизнями. Она прибыла ко двору, хорошо понимая, какие опасности ее подстерегают.
Я вытащил перстень:
– Роберт приказал мне передать это. Она отказалась принять его. Роберт еще не знает.
Сесил облегченно вздохнул:
– Слава богу. – Он невесело улыбнулся. – Твой господин, кажется, перестарался. Его отец вряд ли одобрил бы столь вульгарный жест. Возможно, отчасти в этом и кроется причина настойчивости ее высочества. Теперь она попытается использовать неудавшуюся уловку Роберта, чтобы все-таки добраться до короля. – Он поднял взгляд на меня. – Жаль, у тебя не слишком много времени на осмысление всего этого, но, как ты понимаешь, время – единственная недоступная нам роскошь. В нашем распоряжении, возможно, всего несколько дней, чтобы спасти принцессу.
Я смотрел в окно. В сад вышла женщина, держа за руку с трудом ковылявшего ребенка. Она улыбалась мальчику. Тот тянул ручонку в сторону реки, завидев то ли проплывавшую лодку, то ли стаю лебедей. Склонившись к малышу, женщина поцеловала его в щеку и заботливо убрала непослушный локон под шапку.
Я почувствовал, как бесконечное одиночество заполняет меня. В этот момент я вспомнил о мистрис Элис и, с меньшей приязнью, о мастере Шелтоне. Мажордом никогда не простит мне содеянного сегодня – в его глазах это предательство в отношении семьи, давшей мне возможность выжить. Но Элис поняла бы. Из всех преподанных ею жизненных уроков один я усвоил наиболее твердо, хотя никогда не говорил об этом вслух. Найденыш и, возможно, бастард, безымянный слуга, я всю свою сознательную жизнь посвятил выживанию. Ни на что большее я и не рассчитывал – разве что когда читал книги, но и знания необходимы были мне, чтобы выживать. Но в глубине души я страстно желал быть хозяином собственной судьбы и стать не тем, кем мне позволено быть, а тем, кем хочу я сам.
Я перевел взгляд на Сесила:
– Так что же вы хотите от меня?
– Возможно, правильнее будет спросить: чего же хочешь ты сам? – улыбнулся он. – Полагаю, по меньшей мере, ты ожидаешь оплаты своих услуг.
Я знал, чего я хочу. Но я по-прежнему не знал, могу ли я доверять Сесилу. Вопрос, требующий ответа, так и сжигал меня изнутри, но я не был уверен, следует ли задавать его вслух. Как он там сказал? «То, на что мы втайне надеемся, редко оказывается правдой». Действительно ли это так?
– Необязательно решать прямо сейчас, – сказал Сесил. – В любом случае я обещаю на всю оставшуюся жизнь освободить тебя от тяжелой работы и предоставить постоянную должность у себя на службе.
Он потянулся за бухгалтерской книгой. Повисла секундная пауза, а затем он проницательно заметил:
– По опыту я знаю: обычно люди жаждут чего-то большего, чем материальные блага. А ты? Жаждешь?
Он посмотрел мне в глаза. Интересно, видит ли он мое замешательство? Я снова вспомнил реплики, которыми обменялись леди Дадли и герцогиня Саффолк. В их словах скрывалась правда обо мне, запутанная и непонятная. Но я не решался заговорить об этом с Сесилом. Пока я не могу полностью довериться этому человеку – как бы то ни было, я пока едва знаком с ним.
Наконец он заговорил приглушенным голосом:
– Я считаю своим долгом узнавать тех, кто встречается на моем пути. У тебя есть тайна. Ты скрываешь ее, но я-то вижу, что она есть. И если это вижу я – увидят и другие. Береги себя, иначе однажды кто-нибудь использует эту тайну против тебя, когда ты меньше всего будешь этого ждать.
Он замолчал.
– Я хотел бы уточнить: моя роль в этом деле не подлежит разглашению, – добавил он. – Безопасность принцессы – прежде всего. И разумеется, ты должен повиноваться моим приказам, не расспрашивая и не прекословя. Понимаешь? Если попытаешься что-то изменить, это сразу же поставит под угрозу и тебя самого, и весь наш план. И запомни: ты не единственный, кто трудится во имя ее спасения. Тебе придется научиться доверять даже тем, кого ты не любишь или не знаешь.
Я глубоко вздохнул:
– Понимаю.
– Прекрасно. Теперь же ступай назад к лорду Роберту. Подмечай все, что он говорит и делает. Когда придет время, тебе сообщат, каким образом передать информацию и каковы изменения в нашем плане.
Сесил извлек папку из стопки бухгалтерских книг. Раскрыв ее передо мной, он произнес:
– Это точная схема Гринвича. Постарайся запомнить. Пока трудно сказать с уверенностью, но, скорее всего, во время свадебной церемонии Гилфорда и леди Джейн герцог предпримет какие-то действия. Мы должны будем увезти принцессу до того, как это произойдет.
Я кивнул и склонился над картой, а Сесил тем временем подробно объяснял мою задачу.
Глава 11
Ошеломленный и слегка сбитый с толку, я покинул усадьбу на берегу Темзы. Городской шум и суета живо напоминали о том, что я опоздал к назначенному Робертом часу. Я ускорил шаг. Сесил говорил, дворец совсем недалеко. Он даже предлагал мне провожатых, но я вежливо отказался. Чем реже я буду видеть Уолсингема и его головорезов, тем лучше.
Солнечные блики скользили по воде. Воздух был гнетуще влажным. Свежесть утра рассеивалась, день обещал быть душным. По улицам уже вовсю сновали деловитые купцы и шустрые торговцы.
На меня как будто никто не обращал внимания, однако я надвинул шляпу на глаза. Знак на моем рукаве ясно говорил о службе у Дадли, и я боролся с искушением сорвать его. Нужно научиться подавлять отвращение к герцогу и его семье, ведь мне предстоит и далее убеждать Роберта в своей преданности.
Итак, я шпион. Я осведомитель мастера Сесила и спаситель принцессы Елизаветы. Такого поприща для себя я не воображал даже в самых дерзких мечтаниях. Только вчера я приехал в Лондон – неоперившийся юнец, чьей единственной заботой было не оплошать на новой службе. И лишь днем позже я иду к моему господину вынашивая в сердце измену. Собственное двуличие не укладывалось у меня в голове, пока я не вспомнил о молодой напуганной женщине в запятнанном вином платье, которая так одиноко стояла в коридоре. «Так что же ты хотел от меня, мой доблестный оруженосец?»
Я уже пересек несколько людных шумных кварталов, когда понял, что за мной наблюдают. Пару раз краем глаза я заметил крадущуюся тень и едва сдержался, чтобы не развернуться лицом к преследователю. Вместо этого я сжал рукоять кинжала. Напряженно улыбаясь, я проследовал через охотничий парк, избегая густого подлеска и деревьев, и свернул на Кинг-стрит, ведущую через ворота прямиком к Уайтхоллу. Остановившись якобы с целью поправить шляпу, я выждал, пока тень не приблизится, и нарочито громко произнес:
– Одному дурню не терпится получить ножом в брюхо.
Последовало изумленное молчание. Я посмотрел на своего преследователя через плечо и спросил:
– Почему, скажи на милость, ты прячешься?
– Потому что… потому что тебе нужна моя защита, – ответил густо покрасневший Перегрин.
– Вот оно что. Значит, ты видел, как на меня напали. Мог бы позвать на помощь. Или привести кого-нибудь. Разве я недостаточно заплатил?
– Я так и хотел поступить, – торопливо произнес он. – Но решил, что лучше пойду следом, а то вдруг они тебя стукнут по голове и бросят в реку. Я-то смог бы вытащить тебя, я частенько вылавливаю мертвецов из воды. Ну, знаешь, у них в карманах, бывает, заваляется кое-что. И повезло тебе, что я пошел за вами, а то ведь я был не один.
– Неужели? – Я быстро оглянулся по сторонам. – Еще один ловец мертвецов?
– Да нет же. – Он бочком подкрался поближе и взволнованно зашептал: – Еще кто-то следил за тобой. Я видел, как он вышел из-за деревьев в парке, когда тебя увели. И он все разнюхивал что-то возле усадьбы, пока ты был там, заглядывал в окна и… Ой!
Перегрин вскрикнул, когда я сгреб его за джеркин и втащил в боковую аллею. Он отчаянно вырывался, но я зажал ему рот рукой и внушительно произнес:
– Полегче, красавчик. Кто бы это ни был, он может наблюдать за нами в этот самый миг. Хочешь, чтобы мы с тобой оба оказались в реке?
Он вытаращил глаза. Отняв руку и искоса посматривая на вход в аллею, я спросил:
– Так кто это был? Знаешь?
Он кивнул и выудил из одежды карманный кинжал. Я усмехнулся: у меня был точно такой же в детстве. Годится разве только яблоки резать или на белок охотиться.
– А он тебя знает?
– Нет. Уж точно не знает по имени. Он приходил на конюшню несколько дней назад, но я ему не прислуживал. У него там две лошади в стойлах. Сегодня на нем был плащ с капюшоном, но я узнал его. Уходя с конюшни, он пнул тамошнюю дворняжку. Пес просто вилял хвостом, хотел приласкаться, а этот его пнул. – Перегрин скривился. – Ненавижу тех, кто бьет собак.
– Я тоже. – Стянув шляпу, я утер струившийся по лбу пот.
Наш таинственный незнакомец, похоже, не спешил обнаруживать себя, хотя эта извилистая аллея, упиравшаяся в кучу отбросов, была отличным местом для засады. То ли он не хотел показываться прежде времени, то ли не был готов к противостоянию – и то и другое, впрочем, выглядело малоутешительно.
Я раскрыл кошелек и, зачерпнув несколько монет, вложил их в руку Перегрина:
– Слушай внимательно. Сейчас я не могу действовать в открытую. Ты все утро ходишь за мной хвостом, значит работа на конюшне не такая уж срочная. Сможешь незаметно выяснить, куда направился этот человек?
– Да я крутился возле него все утро. Я выясню все, что тебе нужно, уж поверь. Я ловкий, как змея.
– О, не сомневаюсь. Тогда мы сделаем вот что…
Я быстро объяснил ему план, а затем, ободряюще хлопнув его по плечу, вытащил назад на улицу и с силой оттолкнул:
– Проваливай, и чтобы духу твоего здесь не было! В следующий раз скормлю тебя свиньям, гнусный жулик!
Перегрин умчался. Несколько прохожих повернули голову, ища глазами вора. С притворным гневом я обшарил карманы, а затем, нахлобучив шляпу и сурово нахмурившись, зашагал прочь с видом человека, у которого только что едва не похитили с трудом заработанный капитал.
Добравшись наконец до Уайтхолла, я почувствовал облегчение. На главном дворе толпились слуги и камергеры, и я негромко попросил одного из них указать мне дорогу к покоям Дадли.
При всем огромном желании помогать принцессе и при всех хваленых способностях, я боялся выдать себя с головой, оказавшись лицом к лицу с лордом Робертом. Ненавидеть его за свое унизительное положение – это одно, но ставить ему палки в колеса с непроницаемым видом – совсем другое. И наличие незримого соглядатая лишь добавляло остроты моим ощущениям. Известно ли незнакомцу о беседе с Сесилом? Тогда он должен поверить, что встреча с секретарем не была добровольной. Под угрозой были не только безопасность Елизаветы и ее сестры леди Марии, но и моя собственная жизнь, от которой, как известно, зависело выполнение задания. Сейчас нужно во что бы то ни стало убедить Роберта, что его желание непременно исполнится, все дело в обычных женских капризах. А там уж я разберусь, как действовать, – не следует загадывать слишком далеко, как учит мой сегодняшний опыт.
На пороге покоев Роберта я вдохнул и приготовился бурно каяться. Комната, однако, была пуста. Посреди нее стояли кровать с сорванным пологом и поцарапанный стол, на котором валялась моя седельная сумка и плащ.
– Наконец, – произнес голос где-то за моей спиной.
Я резко развернулся. Развязной походкой Роберт вошел в комнату. Он был ослепителен в костюме из алой парчи и коротких штанах, обнажающих его мускулистые ноги и подчеркивающих величину разукрашенного гульфика. Я низко поклонился:
– Милорд, простите мне мое опоздание. Я заблудился и…
– Ладно-ладно. – Он примирительно махнул рукой в перчатке, и по всей комнате распространился резкий аромат мускуса. – Первая ночь при дворце, навалом еды и вина, шлюшка-другая – кто устоит перед всем этим?
Он бесстыдно ухмылялся, показывая крепкие зубы. Улыбочка не из приятных, но определенно имеющая успех у дам, – в этом я неохотно признался сам себе. Впрочем, лицо Роберта говорило о хорошем расположении духа. Большое облегчение, значит можно не слишком раболепствовать. Он поднял бровь:
– Но ты пропустил сборы, не говоря уже о хороших новостях.
– Милорд?
Ну конечно же. Вот почему он такой довольный. У него новости.
Его темные глаза заискрились.
– Так вот. Отец передал мне, что ее высочество соблаговолила присутствовать на бракосочетании Гилфорда. Похоже, она уступила мне. И все благодаря тебе.
Грубо захохотав, он обвил рукой мои плечи:
– Кто бы мог подумать, что ты у нас такой сладкоречивый? Пожалуй, надо отправить тебя за границу послом.
– И правда, милорд, – выдавил я улыбку. – Вы могли бы поучиться, как следует добиваться благосклонности дамы.
– Вот еще! – Он стукнул меня по спине. – Ты тот еще простофиля, скажу я тебе. Тебе еще долго дарить благосклонность будут разве что трактирные девки. А вот мне вскоре предстоит принять ее от принцессы.
Он ведь и в самом деле был убежден, что Елизавета намеревается отправиться в Гринвич из-за него. Будет о чем порассказать Сесилу. Роберт сам подтвердил свои намерения. Я не мог заставить себя взглянуть на это привлекательное лицо, за которым таилась душа злодея.
– Милорд полагает, что она… – Я красноречиво умолк.
– Покорится мне? – Он поигрывал перчаткой. – Да разве может быть иначе? Она принцесса, без сомнения, но она дочка Нэн Болейн. А Нэн не упускала случая пообщаться с джентльменами. Просто она хочет, чтобы я подождал, – в точности так поступала ее мать. Это у них семейное. Я должен поваляться у нее в ногах, и тогда она сочтет меня достойным – Нэн так и делала с Генрихом. Пустяки. Зато у меня будет больше времени, чтобы заманить птичку в силки.
В эту минуту я его ненавидел. Хотелось стереть выражение наглого превосходства с его физиономии. Вытащив из кармана перстень, я протянул его Роберту:
– Полагаю, все так, милорд, но она не изволила принять это.
Его самодовольное лицо застыло. Он уставился на кольцо в моей ладони.
– Она объяснила, почему? – спросил он наконец бесцветным голосом.
– Сказала, вы слишком возомнили о себе и слишком низко ставите ее, – ответил я, запоздало сообразив, что говорить этого не следовало.
Моя задача – поддерживать его иллюзии, а не разрушать их. Но соблазн поддеть его был непреодолим: лорд Роберт заслуживает, чтобы его временами ставили на место. Он сжал челюсти. Мне показалось, что сейчас Роберт ударит меня по протянутой руке, но вместо этого он издал короткий смешок:
– Ну-ну Значит, не изволила принять мой подарок. Кто бы сомневался. Принцесса-девственница – всегда кичится своей непорочностью. Ее любимая роль. Так дадим же ей немного порезвиться!
Ледяное веселье в его голосе заставило меня содрогнуться. Затем он сделал великодушный жест, как обычно само очарование и непринужденность:
– Кольцо оставь себе. На ее палец я надену получше.
Он дружески хлопнул меня по плечу и неторопливо двинулся к двери:
– Собирайся. Мы едем в Гринвич, но не на лодке. Оставим реку женщинам и немощным. Мы же помчимся на наших скакунах по доброй английской земле как товарищи и друзья.
Друзья. Он думает, теперь мы друзья, сообщники в его гнусной игре. Обернувшись к столу, я поклонился и негромко произнес:
– Милорд.
– Ах да, я забыл, – фыркнул он. – Я выйду, чтобы ты мог переодеться. Не копайся слишком долго.
Роберт помолчал, а затем добавил:
– Хотя, если вспомнить, ты всегда возился со своим тряпьем, точно девица.
Он задумался. Мое сердце едва не выпрыгнуло, когда он произнес:
– А вообще-то, не воображай, будто у тебя там есть что-то, чего я не видел.
Он вышел и закрыл за собой дверь. Я подождал на случай, если ему вздумается вернуться, и торопливо скинул свой уже помятый новый дублет и выходные туфли, оставшись в рубашке и узких штанах. Мне необходимо было взглянуть. Засунув руку под пояс, я дотянулся до паха. Темно-бордовое пятно, края которого напоминали увядшие лепестки, расползалось по левому бедру.
Оно было у меня с рождения. Это не такое уж редкое явление, однако родимые пятна вроде этого люди невежественные и суеверные часто именовали «укусом дьявола» или «следом Люцифера». С детских лет я привык скрывать пятно от любопытных глаз, в первую очередь от братьев Дадли: узнай они о моей особенности, мне доставалось бы еще сильней. Никто из них не видел меня обнаженным.
Мистрис Элис говорила, что это ангел поцеловал меня еще в материнской утробе. Милая фантазия, в такую охотно веришь. Я повзрослел, и тогда горничная из замка, коснувшись моей розы, подарила мне наслаждение и избавила от чувства стыда. Оказалось, только я сам придаю этому пятну какое-то значение. La marque de la rose.
Я вздрогнул, подтянул штаны, надел кожаный джеркин и, свернув оба дублета, затолкал их в седельную сумку. Сесил ничего не знает, но я расскажу ему. Я выполню свое задание и в награду попрошу его открыть правду о моем рождении. Стать новым другом лорда Роберта – для начала очень неплохо. Другу доверяют, на него полагаются, ему открывают тайны, к другу обращаются в трудные минуты. И куда бы ни отправился Роберт, его новый друг последует за ним, словно тень. При этом я не сомневался, что моя собственная тень, выслеживающая меня, сейчас бродит где-то неподалеку.
Гринвич
Глава 12
Перед нашим взором вставал Гринвич – скопление башенок и остроконечных серо-голубых сланцевых крыш, обращенных к юго-восточной части Темзы. Мы с Робертом остановились, чтобы дать передышку лошадям, и залюбовались открывшимся с уклона видом. Уединенный дворец, уютно расположившийся среди деревьев, показался мне более изысканным, чем неуклюже втиснутый в самое средоточие городской суеты Уайтхолл. Трудно представить, что в таком месте могла таиться угроза. Однако, по мнению Сесила, именно здесь герцог держал взаперти короля и здесь он собирался предпринять нечто против Елизаветы.
– Она родилась в Гринвиче, – прервал мои размышления Роберт. – Седьмого сентября тысяча пятьсот тридцать третьего года. Это была неожиданность. Король Генрих несколько месяцев был сам не свой – носился как сумасшедший, проламывал людям голову, а некоторым и рубил. И твердил каждому, кто подворачивался под руку: мол, супруга вот-вот принесет ему сына. Но Анна Болейн произвела на свет хныкающее создание, увидев которое король произнес: «Бесполезная дочь».
Я поднял взгляд на него:
– Приятно родиться в таком красивом месте, милорд. Должно быть, ее высочество привязана к Гринвичу.
– О да. В младенчестве у нее даже были здесь собственные покои. Королева настояла. Анна хотела, чтобы дитя находилось поближе к ней, вне зависимости от того, что думает по этому поводу Генрих. – Роберт выпрямился в седле. – Интересно, она уже во дворце? Хотя с нее станется заставить всех ждать.
Я от души надеялся, что так и будет. Чем дольше она задерживается, тем больше у меня времени изучить ситуацию. По словам Сесила, Эдуарда, скорее всего, разместили во дворце, возможно в так называемых тайных покоях – нескольких охраняемых комнатах, соединенных с длинной галереей, где монарх мог уединиться. Мне предстояло выведать как можно более точно, где находится король. Это поможет Сесилу выяснить, что же замышляет герцог. Кроме того, мне предстояло отыскать Перегрина и разузнать у него, кто же и с какой целью шпионил за мной.
– Вперед! – воскликнул Роберт. – Кто прискачет вторым, будет кормить лошадей.
Весело рассмеявшись, он пришпорил гнедого коня. Я легонько подтолкнул Шафрана, и он охотно подчинился мне, радуясь возможности показать свою прыть. Мой саврасый жеребец проскакал многие мили по окрестностям замка Дадли, и праздное стояние в конюшне пришлось ему не по нраву. Ветер хлестал мне в лицо, конь мчался вперед, и я позволил себе целиком отдаться радости этих минут, вспоминая о том, как мальчишкой скакал по полям без седла. И никакие государственные дела тогда не тяготили меня.
Прямо надо мной возвышался обложенный красным кирпичом дворец с гипсовыми горгульями. Из восьмигранных труб шел дым, пахнувший жарким. Клумбы в саду источали аромат трав и душицы. Повелительно помахивая рукой, Роберт прокладывал нам дорогу через толпу придворных, собравшихся у главных ворот. Миновав стражу, мы проехали во внутренний двор. Все строения там были раскрашены в тюдоровские цвета – зеленый и белый. Конюхи брали взмыленных лошадей под уздцы и отводили их в стойла, а знатные всадники в кожаных плащах, спешившись, важно шествовали к входу во дворец, стягивая перчатки.
Роберт соскочил с седла.
– Я выиграл. Так что ты ведешь лошадей на конюшню, – заявил он, отвязывая сумки. – Для меня приготовлена комната, встретимся там. Мне нужно показаться отцу.
С этими словами он зашагал прочь. Лошади шумно дышали мне в ухо. Значит, он так и не понял, что я нарочно придерживал Шафрана.
Я повел лошадей в конюшню. Многочисленные конюхи суетились вокруг разномастных меринов и иноходцев, расседлывая их, чистя и подсыпая овса и сена в стойла. Появления еще одного слуги никто не заметил. Я узнал ухоженного герцогского бербера, стоявшего в отдалении от остальных лошадей, рядом с воротами, через которые виднелся обширный охотничий парк. Как и его сын, герцог Нортумберленд не слишком жаловал путешествия по воде. Тут я мог понять их обоих: с самого детства вид течения внушал мне страх, который я так и не научился преодолевать.
Я позвал бербера, поцокав языком, тот навострил уши. Я устроил жеребца Роберта и своего Шафрана рядом с ним, приговаривая:
– Радуйся пока. Неизвестно еще, где придется отдыхать в следующий раз.
Шафран благодарно ткнулся в меня носом.
Откуда ни возьмись появился конюх в ливрее и спросил:
– А корм им потребуется?
Я кивнул и полез в карман за монетой:
– Да, покорми их, пожалуйста, и… – Тут я умолк и в изумлении уставился на собеседника. – Ради всего святого, где ты раздобыл эту зеленую куртку? Или правильнее сказать «стащил»?
– Я ее одолжил, – довольно ухмыльнулся Перегрин. – Этих ребят со здешних конюшен подкупить ничего не стоит. Да они догола разденутся, чуть монета блеснет.
– Правда? – Я отвернулся к лошадям и понизил голос: – Ты нашел его?
Поняв намек, Перегрин сделал вид, что усердно разгребает сено на полу.
– Да. Он здесь.
Я помолчал секунду и спросил:
– Во дворце?
– Ага. Я убежал от тебя и пошел за ним в таверну. Там была привязана его лошадь. Он даже пить ничего не стал, сразу поскакал. Впереди него оказалась повозка со слугами из Уайтхолла, я успел на нее запрыгнуть. Он ехал рядом, но держался поодаль, будто брезговал. А у нас эля было навалом и песен тоже. А как прибыл сюда, так сразу направился в покои королевы. Стража даже не спросила его бумаги на въезде. Должно быть, он особа известная.
– Покои королевы? – переспросил я, нахмурившись. – Но ведь его величество не женат.
Перегрин потряс головой: в его глазах я, очевидно, был безнадежен.
– Просто так называется. Там раньше часто размещались жены старика Генриха. А угадай, кто там сейчас? Джейн Грей и ее мать герцогиня Саффолк. Думаю, этот твой приятель работает на них.
Я с трудом подавил вспышку тревоги. Так, значит, герцогиня отправила одного из своих людей следить за мной? Тогда, возможно, в эту самую минуту она выслушивает рассказ о моем вынужденном визите в дом Сесила.
– Как он выглядит? Он толстый или худой? Высокий или низкий?
– Повыше тебя, – ответил Перегрин, – но ненамного. У него такое узкое лицо, похож на хорька.
– Хорек. – Я криво улыбнулся. – Я запомню это. Ты отлично поработал, Перегрин. Прости, сейчас я не могу возместить тебе затраты на покупку куртки, но, может быть, в следующий раз?
Я взъерошил ему волосы и повернулся было, чтобы уйти, но услышал его смешок.
– Не нужны мне твои деньги. Несколько лишних монет я где угодно заработаю. Многие лорды и леди готовы платить за разные сведения. Я хочу работать на тебя. Надоело чистить конюшни. А из тебя вышел бы хороший господин.
Это заявление меня ошарашило, хотя, положа руку на сердце, удивляться было нечему. Мальчишка прилип ко мне, словно пиявка, с момента нашей встречи. В глазах Перегрина я, вероятно, был фигурой, достойной его преданности: личный оруженосец сына самого герцога, разбрасывается монетами направо и налево. Да к тому же обязанный ему спасением от опасного преследователя. Правда, тут же мне пришло в голову кое-что другое. Я улыбнулся:
– Извини, но, боюсь, я не могу себе этого позволить.
– Почему? Я много и не потребую, а у тебя, должно быть, жалованье не из скудных. Секретарь Сесил всегда хорошо платит своим людям и… эй, перестань!
Он увернулся от руки, потянувшейся к его уху. Я оглядел конюшни. Конюхи были слишком поглощены своей работой, к тому же нас почти целиком скрывали стойла. И тем не менее кто угодно мог нас подслушивать. Я подтащил Перегрина поближе.
– Я никогда не говорил тебе, кто мне платит! – прошипел я ему в ухо.
Он отшатнулся.
– Не говорил? Я… я, значит, сам подумал… – Он отчаянно кусал нижнюю губу.
Я почти видел, как его проворный ум пытается соорудить из воздуха какую-нибудь ложь.
– Тебя увели в его дом, – начал он, но тут же понял, что это звучит неубедительно.
Я продолжал невозмутимо рассматривать его. Он отвел глаза и уставился на дверцы стойла. За секунду до того, как он отвернулся, я заметил проблеск паники в его взгляде. Резким движением я ухватил его за ворот. С виду кожа да кости, он оказался сильнее, чем можно было подумать, однако я крепко держал его, и он болтался в моей руке, словно блудный щенок, возя ногами по полу.
– Полагаю, – сказал я, – пришло время сознаться, на кого ты работаешь.
– Ни на кого!
Я стиснул его покрепче и решительным жестом потянулся за кинжалом. Он заверещал тонким голосом:
– Я не могу сказать! Он угрожал убить меня, если я скажу.
Уже лучше. Я ослабил хватку и, выждав секунду, выпустил ворот. Надо отдать ему должное – Перегрин не попытался удрать.
– Я разочарован. Я-то думал, ты мне друг.
– Я друг тебе! – негодующе воскликнул он. – Кто тебе помог, забыл? Я предупредил, что за тобой слежка, и я шел за этим человеком Саффолков. И никто мне за это не платил.
– Да что ты? Возможно, память меня подводит, но, помнится, я платил тебе. Четыре раза, смею добавить.
– Все равно, я же рисковал жизнью. – Он гордо выпятил грудь. – И ради чего? Наверно, я не прав. Ты не такой хороший господин, как мне подумалось.
Я холодно улыбнулся:
– Уолсингем. Это был он? Он велел тебе отвести меня на ту самую тропинку, где они настигли меня. Ты не случайно оказался на месте нападения. Ты заведомо знал об этом. И это он приказал тебе притвориться, будто ты пытаешься украсть мой кошелек, чтобы я поймал тебя. Или сам додумался? Грамотный подход – обезоруживает и позволяет завоевать доверие и симпатию.
Опустив глаза, Перегрин шаркал ногами по соломе. Он выглядел бесконечно несчастным, но этому выражению его физиономии я не верил ни секунды.
– А потом ты последовал за мной, – продолжал я, – и, по твоему утверждению, наткнулся на этого человека Саффолков, выслеживающего меня. Но существует ли он? Или Уолсингем просто хочет совсем меня одурачить?
Это задело его. Он вскинул сердитое лицо:
– Конечно существует! И зачем Уолсингему дурачить тебя? Вы оба работаете на Сесила.
– Возможно. Но тогда одурачить меня хотел ты?
– Вовсе нет!
Его громкий возглас привлек внимание: кони беспокойно затоптались, а конюхи подняли голову. Перегрин сконфуженно понизил голос.
– Я не обманывал тебя, – настойчиво повторил он. – Я не лакей Уолсингема. Да, он приходил и приказал мне отвести тебя на ту тропинку. Он знал, что ты спишь в куче сена. Не спрашивай откуда. Я не работаю на него, и он мне не платит. На моем месте мог быть кто угодно. Я сообразил, что ты попал в беду, когда эти люди схватили тебя, вот и решил пойти за вами на всякий случай.
– На какой случай? Хотел выловить мое тело из Темзы и поживиться кошельком?
Он смотрел мне в глаза:
– На случай, если тебе понадобится помощь. Ты… ты мне пришелся по нраву.
В этом признании чувствовалась искренность. Что греха таить, на его месте любой поступил бы так же. Я-то понимаю, каково это: бояться за собственную жизнь. К тому же Уолсингем не из тех, кто стерпел бы отказ. В особенности от какого-то малявки – да его прибить не труднее, чем заговорить с ним.
– Хорошо, допустим, я тебе поверил, – наконец произнес я. – Но все-таки нанять тебя не могу. У меня нет неисчерпаемой сокровищницы. К тому же любой предложит тебе монету-другую – и что тогда?
– Я буду работать даром, мне хочется показать себя. Я ничего не боюсь. Пойду, куда прикажешь, и разузнаю все, что ты велишь. Ты только скажи.
– Прости, но все равно мой ответ «нет», – смягчился я. – Это задание, которое я выполняю… оно может быть очень опасным. Я не хочу рисковать твоей жизнью.
– Я все время рискую жизнью. И могу о себе позаботиться.
– Не сомневаюсь. Но я не позволю тебе.
– Но почему же? Тебе же точно нужен помощник. Ты же не надеешься спасти принцессу без…
Поперхнувшись собственными словами, Перегрин попятился и налетел на круп Шафрана. Ему повезло, что мой конь был созданием спокойного нрава, не склонным лягаться без явного повода.
– Что ты об этом знаешь? – набросился я на него. – И не вздумай сочинять, а то пожалеешь о нашей встрече!
– Я подслушал об этом. У дома Сесила. Окно… оно было открыто.
– И ты все это время стоял там и слушал?
– Да. Тот человек едва не увидел меня. Он крался как раз вдоль той изгороди, где я прятался. Я мог бы схватить его за плащ.
Я помертвел.
– И он? Он тоже все слышал?
– Не знаю. Думаю, что нет, наверное, не все. Он там был не так уж долго. Его спугнули жена и сын Сесила, когда вышли в сад.
– Жена и сын Сесила? – Я закатил глаза. – Так ты знаешь, как они выглядят? Нет, ну до чего же пронырливая змейка!
Он нервно захихикал:
– Ага. Да, это точно про меня. Видишь? Пронырливая змейка тебе пригодится.
– Постой, не так быстро. Что еще тебе известно? Лучше скажи сейчас – сюрпризов я не люблю.
– Ничего. Клянусь душой моей матушки, да покоится она в мире, кто бы она ни была.
Кто бы она ни была…
Я помолчал. Следовало отправить его в Уайтхолл, к привычной жизни в безвестности и покорности. Там он будет в безопасности, а здесь того и гляди попадет в беду. Но я знал, что не сделаю этого. Я видел в нем такого же мальчугана, каким был сам несколько лет назад. Он заслуживает этой возможности. Хорошо бы ни один из нас не пожалел бы об этом решении.