Кремль 2222. Ярославское шоссе Выставной Владислав

Глава 5

Побег

Проснулись от резкого рывка: клетку буквально «вздернули» на блоках, рычаг «крана» скрипуче повернулся и их выбросило на густую упругую траву.

– Что, на расправу поведете? – хрипло выкрикнул Книжник, с трудом поднимаясь на ноги. Его качало.

Угрюмые «лесовики» в очередной раз проигнорировали его. Просто подтолкнули в спину обухом топора и погнали вместе с Зигфридом куда-то в сторону от поселка. Вскоре стало ясно, что никакой расправы не будет. Все было гораздо проще.

Их просто взяли в рабство. Книжник осознал это, когда по знаку бородатого надсмотрщика поволок по тропе огромную вязанку хвороста. Поразительно, что он делал это, даже не получив словесного приказа со стороны своих пленителей. Как выяснилось, для того, чтобы выполнять тупую физическую работу, нет необходимости в вербальном общении. Поглядев на Зигфрида, которого увели в другую сторону, он убедился, что того тоже успели нагрузить работой – он тягал длинные, тяжелые бревна. Какое-то время Книжник никак не мог взять в толк, зачем местным нужны все эти бревна – ведь большую часть строений они умудрялись попросту выращивать прямо с корней. И только позже до него дошло: это были заготовки для идолов. Тех самых здоровенных деревянных монстров, которые встретили пленников на подходе к поселку.

Местные не просто поклонялись деревянным истуканам – они окружали ими всю территорию, которую считали своей, будто идолы служили какими-то межевыми знаками.

Или защитой? Вспомнилась потрепанная книга из архива Семинарии, в которой рассказывалась история какого-то далекого острова. Как же его – Рождества? Благовещения? Пасхи! Точно, это был остров Пасхи. Его обитатели тоже вроде пытались защититься от неведомой напасти множеством зверского вида истуканов, правда, из вулканического камня. От кого, интересно, пытаются защититься местные?

Помнится, островитянам идолы так и не помогли.

В своей рабской доле Книжник с Зигфридом не были одиноки: под присмотром угрюмых бородачей еще несколько оборванцев занимались расчисткой поляны от зарослей. Они явно были здесь чужаками, как и Книжник с Зигфридом. Это было ясно как по одежде, так и по более хилому телосложению. Наверняка какой-то сброд с московских окраин, на свою беду забредший в Чащобу. Пообщаться, впрочем, с товарищами по несчастью не довелось: местные пристально наблюдали за работниками, так что пути невольников почти не пересекались.

Зато получилось переговорить с Зигфридом, когда им дали несколько минут отдыха на корявом бревне. Выделили даже краюху невероятно вкусного и ароматного хлеба, какого Книжник не ел с рождения. Да еще тяжелую колоду с непонятным, но столь же вкусным, щекочущим язык напитком. Чисто интуитивно Книжник решил, что это – квас. Не то, что называли квасом в Кремле, а настоящий древнерусский хлебный напиток. Ведь кремлевским и в голову бы не пришло переводить драгоценный хлеб на подобное баловство. И сейчас, припав к краю тяжелого деревянного сосуда, он с наслаждением упивался этим поразительным нектаром, мгновенно позабыв про усталость и унижение плена.

Зигфрид отнесся к кормежке более сдержанно. Отламывая маленькие кусочки от грубой краюхи, он с прищуром поглядывал по сторонам.

– Думаешь, как сбежать? – косясь на зевающего в отдалении надсмотрщика, тихо спросил Книжник.

– А о чем же еще? – отозвался Зигфрид. Кинул в рот очередной кусочек хлеба, механически пожевал. – Момент нужен.

– А может, с ними как-то можно договориться? – с надеждой произнес Книжник.

– Может, и можно, – равнодушно сказал воин. – Только как договариваться с теми, кто не говорит?

– Это верно, – Книжник приуныл. – Но не может же быть так, чтобы они все время молчали, тем более между собой? Они же как-то строили и выращивали все это? Поселок свой, это дерево-крепость в центре – все это сложные сооружения, тут не обойтись без общения!

– Когда-то давно, юнцом еще, побывал я на одной дальней окраине, – не глядя на друга, сказал Зигфрид. – Не один, разумеется – шли мы дозорной группой во главе с конунгом. И наткнулись на небольшой такой клан городских охотников. С виду люди как люди, хоть и диковатые, показались даже вполне основательными: дольмены из бетонных плит строили, тропы в развалинах расчищали, чертили на стенах рисунки, по ночам что-то пели хором. Только я никак не мог понять, что в этих ребятах не так. Смотрел на них, голову ломал. А потом конунг, при котором я был оруженосцем, сказал: «Болван, ты, Зигфрид. Посмотри внимательно – не люди это». Я его даже не понял поначалу. А потом и до меня дошло: они действительно не были людьми, хоть и делали все то, что подобает разумным.

– И кто же это были? – поежившись, спросил Книжник.

– Животные, – спокойно сказал вест. – Очень похожие на людей и здорово имитировавшие человеческое поведение. Но в них не было ни капли разума. Ни единой. Только слепые инстинкты и поразительная способность подражать настоящим людям. Всего через сутки после нашего прихода они стали неотличимы от нас, вестов.

– Не может быть!

– Представь себе. Они даже говорили, как мы – те же слова, те же интонации. Только при общении с ними начинает казаться, что сходишь с ума. Потому что слова они произносят знакомые, но не вкладывают в них того же смысла. Словно эти птицы, как их… – он щелкнул пальцами.

– Попугаи?

– Вот-вот. И все их пение, их настенные рисунки – все лишено смысла. И оружие в их руках так же бессмысленно – они взяли его в руки, подражая нам. Потому что сами – пожиратели трупов, которым не нужно ничего, кроме зубов и когтей. Ты не поверишь, но никогда я не испытывал такого ужаса, как при попытке общаться с этими существами, которых упорно продолжал принимать за людей.

– Это ужасно… Но к чему ты клонишь?

Зигфрид кивнул в сторону пары бородачей, внимательно наблюдавших за работами:

– Возможно, и это все – имитация. Нет никакого племени. А есть звериная стая. Огромный муравейник, напоминающий человеческое поселение. Они ведь ничего не строят – у них все само растет. Может, они потому и молчат, что у них атрофировалась сама способность разговаривать? Зачем разговаривать муравьям, лишь внешне похожим на людей?

Какое-то время Книжник потрясенно молчал. Перед его глазами и вправду проползали уставшие люди-муравьи, согнувшиеся под тяжестью своей «муравьиной ноши». Если друг прав – то это слишком уж жутко. С другой стороны, обмануть муравья всегда проще, чем человека. Стало быть, им предстоит побег из огромного муравейника?

Он тряхнул головой, прогоняя наваждение. Его осенило:

– А как же девочка? Она же спросила, больно ли мне? Ты же сам слышал – они умеют разговаривать! Они все понимают, а, значит, они нормальные люди!

Зигфрид помолчал, посмотрел на него и бросил:

– А плевать. Главное – убраться отсюда побыстрее.

Книжник мрачно усмехнулся:

– Что-то у нас не очень получается.

– Так ведь мы еще и не старались, – Зигфрид подмигнул без тени улыбки.

Книжник хотел было возразить, но тихо подобравшаяся тень заставила его заткнуться. Парень обернулся. Хмурый надсмотрщик выразительно разглядывал его, и Книжник поймал себя на мысли, что слов и впрямь не нужно. Ноги сами заставили его подняться и ухватиться за брошенную тут же вязанку длинных упругих прутьев. Обухом топора бородач указал направление, и семинарист покорно поволок свою ношу. Так же поступил и Зигфрид. Невероятно, но факт: гордый воин легко исполнял роль покорного раба. Книжник никак не мог взять в толк – как же так? Ведь вест никогда и ни перед кем не преклонял колен. Но на память пришла другая древняя история – легенда о Спартаке, римском рабе, однажды решившем сбросить цепи и возглавившем восстание невольников. И хоть масштабы историй несопоставимы, эта мысль придавала сил. Они рабы лишь на время. На очень короткое время.

Ведь Зигфриду нужно спешить.

Очередную ночь они снова провели «в подвешенном состоянии», в клетке. И Книжник по достоинству оценил замысел местных: он был настолько вымотан тяжелой работой, что не было сил даже думать о побеге. И следующий день повторился, как дурной сон. За ним – еще один. Черт его знает, чем именно они занимались: заготавливали топливо, строительный материал или просто расчищали площадку для новых удивительных насаждений? Взгляд сам уже прикидывал: на новой полянке вполне может вырасти еще одна «живая деревня». Ужасно хотелось узнать подробности: почему именно так сложилась жизнь этих странных людей? Какие жизненные цели они ставят, чем живут? И главное – можно ли найти с ними точки соприкосновения? Этот лесной оазис выглядел идеальным перевалочным пунктом для кремлевской экспансии. Но не похоже, что молчаливые бородачи нуждаются в союзниках. Можно ли вообще о чем-то договориться с ними?

Семинарист мрачно усмехнулся собственным мыслям: надо же, раб, придавленный к земле тяжелой ношей, вздумал рассуждать о высоких материях! Все, о чем следует сейчас думать, – как бы не сдохнуть от изнеможения в ближайшие дни. Остается надеяться, что заверения Зигфрида о новой попытке побега – не пустой звук…

Они сидел на упругом мху, привалившись спиной к корявому пню. Как здесь и было принято, ему выдали кусок хлеба и деревянную емкость с квасом, но от усталости кусок не лез в горло. Он просто сидел и вяло выстругивал из кусочка дерева какую-то фигурку: в мягком сапоге он обнаружил завернутое в тряпицу заточенное лезвие, запрятанное там «на всякий случай» вместе с толстой иглой и мотком ниток. Из кривой коряги сам собой получился фенакодус – мутировавший потомок лошади. Оглядев заготовку, Книжник принялся придавать животному более изящный и законченный вид. Занятие успокаивало, приводя нервы в порядок, проясняя мысли.

– Красиво.

Он вздрогнул. Человеческий голос в этих местах все-таки редкость. Подняв взгляд, Книжник узнал ту самую девочку, что спасла ему руку. Он заставил себя улыбнуться:

– Нравится?

Девочка не ответила. Она опустилась на колени рядом с пленником и завороженно рассматривала фигурку в его руках.

– Похоже, ты самая разговорчивая в этих местах, – сказал Книжник и протянул ей фигурку. – Держи!

Девочка поглядела на него с сомнением.

– Это подарок, – сказал Книжник. – Или ты боишься принимать подарки от чужака?

Девчонка презрительно фыркнула и выхватила «фенакодуса» из рук парня. Похоже, она не стерпела обвинения в трусости. Лихая, однако, девчонка.

– Еще! – сказала она.

И вдруг подскочила, как на пружинах, и умчалась в свою Чащобу.

Книжник так и не понял, пожелание это было, приказ или вопрос. Зато заметил недовольный взгляд бородатого надсмотрщика и поспешил спрятать лезвие и подняться, чтобы продолжить работу. Тут, как говорится, шутки в сторону: намедни он наблюдал, как местные наказывают нерадивого работника. Тощего оборванца лишь слегка хлестнули тонкой хворостиной, а заорал он так, что с ветвей поднялись в небо сотни потревоженных летучих тварей. Ну его в баню, лучше еще немного поизображать из себя лояльного работника, а там, глядишь, Зигфрид что-то придумает. Только вот где он? С самого утра его не видел. Видать, увели на работы в другие места. Зачем, спрашивается?

К вечеру Зиг так и не появился, и Книжника затолкали в клетку одного. Со скрипом, ставшим еще тоскливее и тревожнее, его опустили в мрачную пропасть.

Это была одна из самых страшных ночей в его жизни. Твари внизу словно почуяли волны ужаса, источаемого потенциальной жертвой, закопошились и принялись подпрыгивать в попытках дотянуться до него. Что-то над головой ощутимо треснуло, клетка дернулась. Неужто что-то не так с креплением этой висячей тюрьмы?! Точно – щелкнуло – и клетка, кажется, просела еще на полметра.

– Черт! Черт! – ползая на четвереньках по решетчатому полу, тихонько заскулил Книжник.

И застыл, заметив у края обрыва над головой неподвижный взгляд глаз-угольков. Серые ночные стражники следили за ним, будто ожидая неизбежного исхода. От этого взгляда стало совсем уж не по себе. И, словно в бреду, в голову полезли мысли, которые он ни за что не допустил бы в нормальном состоянии. Мысли, от которых прошибал холодный пот, становилось мерзко и опускались руки.

Он стал подозревать, что Зигфрид попросту сбежал.

Ушел один – тихо и ловко, как он это умеет. И растворился в Чащобе, ведомый своей, сдохнуть какой важной, целью!

Бросив его одного в этой проклятой клетке.

– Сволочь ты, Зиг! – бормотал Книжник, судорожно вцепившись в прутья. И голодные твари внизу оживились, повизгивая и сверкая злобными глазками во мраке. Они казались гораздо ближе, обдавая человека смрадом дыхания. Клетку опустили ниже, что ли? Или это просто страх?

– Чтоб ты пропал, Зиг! – заорал он. – Предатель! Гад…

Он запнулся: холодная волна стыда окатила его с головы до ног, заставив отпрянуть от решетчатой стенки и сесть на пол. Он зажмурился и принялся яростно хлестать себя по щекам:

– Слабак! Возьми себя в руки!

Внезапное помутнение рассудка прошло, как наваждение. Усиленное самобичевание несколько привело его в чувство. Конечно же, Зиг не мог его бросить. И если он исчез – значит, на то были достаточно веские причины. Да и есть ли у него право осуждать веста? В конце концов, он сам навязался в эту не запланированную экспедицию. Раз попал в переплет – нужно терпеть, стиснув зубы. В конце концов, попадал он в переделки и пострашнее. Что здесь может с ним случиться? Пожалуй, эта клетка – вообще, самое безопасное место в Чащобе…

– Самое безопасное место! – вслух хохотнул он и хлопнул по стенке ладонью.

И тут же поверхность ушла у него из-под ног – клетка рухнула в пропасть. Он даже не успел закричать, хотя показалось, что падал целую вечность. Просто потому, что в действительности падение продолжалось лишь доли секунды – в следующий миг клетка явственно поползла наверх. Но тварей на дне рва все эти движения возбудили неимоверно. Штук пять мгновенно ринулись вверх – и на этот раз дотянулись до вожделенной клетки. Вцепились зубами в прутья решетчатого дна – и повисли, будто рыбины в коптильне. Впрочем, тут же ухватились за прутья когтистыми лапами и принялись яростно вгрызаться в решетку, стремясь перегрызть прутья. Тыкались жуткими мордами в ячейки, слишком узкие для них – и еще больше приходили в ярость.

– Пошли вон! Прочь! – Книжник отчаянно бил по этим мордам ногами, но тварей это лишь раззадоривало. Когда одна из них вцепилась в подошву, парень, с трудом вырвавшись, оставил попытки. Тем более что клетка поднялась уже вровень с поверхностью, дернулась – и стала приближаться к краю рва.

– Что за… – парень облизал пересохшие губы.

Огляделся. Он просто не понимал – кто и зачем собирается извлечь его из клетки посреди ночи?

Вокруг никого не было. Исчезли даже серые стражники – волки. Только злобные твари из бездны не оставляли попыток проникнуть внутрь клетки.

И это им, наконец, удалось. С диким визгом первая из них полезла в прогрызенную дыру. Охваченный новым приступом страха, Книжник метнулся в сторону запертой двери клетки… И та поддалась. Буквально вывалившись на твердую землю, Книжник вскочил на ноги.

И замер в оцепенении. Зловещая тишина ударила по ушам. Он обернулся. Уже готовые броситься твари трусливо попятились – и шустро убрались в свою мрачную глубину. Их явно что-то пугало. Книжник снова уставился в эту ночную мглу. И ощутил нарастающий ужас, сопротивляться которому просто не было сил.

Что-то приближалось оттуда. Нечто, напугавшее бесстрашных и злобных хищников, нечто, не боявшееся тьмы и опасных обитателей ночного леса. Теперь стала заметна тень, что была чернее самой ночи, и алые точки глаз.

Задыхаясь от ужаса, парень попятился – и бросился назад, в клетку. Оттолкнулся, что было сил, заставив деревянный кран над головой со скрежетом повернуться. Судорожно захлопнул за собой хлипкую дверь и припал лицом к решетке, выпученными глазами глядя во мрак.

Клетка медленно, покачиваясь, со скрипом отошла к центру рва. И тут из мрака появилось оно. Чудовище.

Какое-то знакомое чудовище, однако. Книжник еще больше подался вперед, вгляделся во мрак… И со стоном сполз по стенке на дно клетки. Его трясло в тихой истерике.

Чудовище оказалось Грымзой.

Он сам не заметил, как заснул. Очнувшись с рассветом, он так и не смог понять, действительно ли ночью ему являлась крысособака, и кто же пытался его выпустить на поверхность. Проще всего было бы решить, что все это было ночным кошмаром. Но рваные дыры, прогрызенные острыми зубами в дне клетке, свидетельствовали: все это не было сном. Ведь не Грымза же, в конце концов, подняла клетку на поверхность, открыла дверь? Бред, рузумеется. Конечно, Грымза уже спасала ему жизнь, однако для того, чтобы управляться с блоками и тросами, как минимум нужны руки.

Может, это был Зиг? Уже теплее. Но почему он не показался на глаза? Кто-то помешал ему? Или клетка поднялась самопроизвольно – там достаточно сложная система рычагов и противовесов…

Все эти мысли вяло протекали в голове, пока он тянул очередную вязанку проклятых прутьев. Если так будет продолжаться, ему долго не протянуть. Не учили его в Семинарии изматывающему физическому труду. Возить грузы на княжьем советнике – это все равно что микроскопом подковы фенакодусам приколачивать. Только какой он здесь советник – просто чужак, раб и потенциальный перегной, на котором прекрасно будет произрастать вся эта удивительная растительность.

С отстраненным удивлением Книжник отметил, что во время своей монотонной работы он машинально высматривает под ногами сучки и веточки, которые годятся в заготовки для новых фигурок. Несколько таких он подобрал и бросил в широкие карманы драных камуфляжных штанов.

Почему-то он не сомневался, что девочка придет снова. И когда мрачный бородач сделал знак, позволяющий расположиться на привал, парень извлек из потайного карманчика лезвие и принялся за работу.

На этот раз в руки ему попался какой-то замысловатый сучок, из туго сросшихся и переплетенных ветвей.

– Что бы из тебя сделать? – прошептал Книжник. Вспомнились слова древнего скульптора: надо увидеть произведение где-то в глубине материала и просто отсечь лишнее.

Он увидел. И рассмеялся смехом совершенно счастливого человека. Схватил сучок покрепче и принялся тщательно снимать мягкую древесину, прятавшую в себе будущую фигурку.

Иногда счастье находит нас там, где мы даже не думаем его искать. Как сейчас, в глубине мрачной Чащобы, весь мир перестал существовать для Книжника – осталась только эта маленькая фигурка, которую он ловко высвобождал из наслоений мертвого дерева.

Пальцы сами управлялись с материалом, и парень поймал себя на мысли, что не управляет процессом. Это сама древесина хочет высвободить из себя нечто сокровенное. Странное ощущение – будто он сторонний наблюдатель, не имеющий отношения к созданию фигурки. Тряхнул головой, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения. Что это – снова свойства местного воздуха? Какие-то галлюциногены? Плевать…

Сделав паузу, он оглядел фигурку. С самого начала он решил, что это будет всадник. Вот он, стремительный скакун, а вот и наездник. Наверное, княжеский ратник верхом на боевом фенакодусе. Теперь же с некоторым удивлением разглядел: это не наездник – это наездница. Изящная и вместе с тем сильная амазонка. С кривым мечом у крутого бедра, с луком, притороченным к седлу, верхом на… Нет, не на фенакодусе, которые были в ходу у кремлевских ратников, а на самом настоящем коне – давно вымершем в этом мире звере.

Хмыкнув, Книжник продолжил доводить работу до совершенства, пока вдруг палец предательски не соскользнул с лезвия. Острый металл чиркнул по коже. На срезе проступила алая капелька крови, коснулась фигурки – и мгновенно впиталась в пористое дерево.

Дерево окрасилось в равномерный розоватый цвет. Машинально лизнув ранку, Книжник отметил: получилось красиво. Просто поразительно – при его скромных способностях.

– Больно? – знакомо произнес девичий голос.

Книжник ожидал, что девчонка придет снова. Однако он недооценил ее. Девочка пришла не одна, а во главе целой банды этих маленьких лесных зверят. Острые любопытные взгляды, резкие движения, грязные пальцы – из них из всех она больше всего походила на нормального кремлевского подростка. И, видимо, была у них лидером.

– Нравится? – вместо ответа Книжник протянул девочке фигурку амазонки.

Та молча взяла розовую фигурку, осмотрела ее. Вещь действительно получилась неплохая, и восторженные детские взгляды были тому свидетельством. Но девчонка перевела взгляд с фигурки на него и тихо спросила:

– Почему ты не ушел?

Книжник вздрогнул:

– Что? Куда не ушел?

– Тогда, ночью.

До него дошло:

– Так это была ты?!

Девочка проигнорировала его вопрос, повторив:

– Почему ты остался?

Парень криво усмехнулся, дернул плечом. Как-то не хотелось признаваться этой смелой девочке, что единственной причиной, по которой он все еще здесь, была обыкновенная трусость. И потому естественным показалось парировать:

– А почему ты хотела спасти меня от своих же? Зачем тебе это?

Девочка удивленно поглядела на него, сказала:

– Мои ничего плохого тебе не сделают. Будешь работать – будет еда.

– От кого же мне тогда спасаться? – чуть растерянно спросил Книжник.

– От тех, кто приходит, – странным голосом сказала девочка.

Естественно, у семинариста разом возник целый ворох вопросов. Но рядом возник угрюмый надсмотрщик – и детей как ветром сдуло. Фигурка амазонки осталась лежать в траве. Книжник воровато подхватил ее, спрятал. И, тяжело поднявшись, с кряхтением взвалил на себя положенную ношу.

Далеко он ее, впрочем, унести не успел. У мрачной опушки Чащобы, где высились аккуратные «снопы» из таких же вязанок, земля вдруг ушла у него из-под ног, небо повернулось и рванулось в сторону, а самого его со свистом утянуло в узкую щель между штабелями ободранных бревен. Ему хватило ума не орать и не звать на помощь, пока его бесцеремонно волокли за ноги в тенистый лабиринт заготовленной древесины. Когда его наконец-то бросили, дав возможность самостоятельно вскочить на ноги, Книжник даже не удивился, встретив знакомый жесткий взгляд.

– Зиг!..

Воин приложил палец к губам и знаком призвал следовать за ним. Они прошли длинным коридором, образованным двумя штабелями из бревен. Книжника все подмывало заговорить, он с трудом сдерживался. Но не смог смолчать, увидев в конце этого «туннеля» еще одно знакомое лицо – ту самую девочку.

– Ты?!

Зигфрид буквально сдернул его с места и уволок за шиворот в глубину леса, который начинался сразу же за этой делянкой. Было заметно, что воин движется четко за этой странной девочкой, уводившей их все дальше в Чащобу.

– А как же эти, бородатые?.. – опасливо озираясь, пробормотал парень. – Не догонят нас?

– Будешь болтать не по делу – могут и догнать, – процедил Зигфрид. – Давай, меньше вопросов и шевели ногами!

Книжник счел за лучшее прикусить язык и подчиниться более опытному приятелю. Хотя было похоже, что тот сам теперь подчинялся этой девчонке. Это сбивало с толку и вызывало все новые вопросы. Где опытный воин, и где какая-то лесная девчонка! Что за притча?

Споткнувшись об уродливо изогнувшийся корень, он едва не влетел носом в ствол дерева, мгновенно забыв о своих рефлексиях. Но едва выпрямился, как страшная тень заставила его шарахнуться и, все-таки, кубарем полететь в опавшую листву.

– А-а-а!!! – завопил он, когда что-то стремительное и тяжелое вынырнуло сбоку, придавив грудную клетку мощной лапой. Он уже приготовился к последней схватке, когда в лицо ткнулось мокрое, вонючее, мерзко щекочущее длинными беспокойными усами, но совершенно не намеренное немедленно перегрызть ему глотку.

– Грымза, чтоб тебя! – выдохнул он, отталкивая от себя компактное зубастое чудовище. – Да отстань ты!

Оттолкнув длинную подвижную морду, он вскочил на ноги и встретил насмешливые взгляды Зига и девчонки. Похоже, он только что проявил себя не с лучшей стороны. Хорошо, хоть штаны не обмочил. А, плевать – главное живой и здоровый. Это вообще главное – оставаться живым и здоровым, когда и руки, и ноги на месте, а стало быть все тебе по плечу. Да, чуть про голову не забыл – голова тоже не лишняя.

Продолжив путь, парень с удивлением заметил, что Грымза больше не льнет к нему, воспринимая его как хозяина. Теперь она держалась этой девчонки, и та, похоже, совершенно не боялась незнакомого зверя. Более того, время от времени она бесцеремонно поглаживала и похлопывала плотное, сбитое тело, трепала крысопсину по маленьким, прижатым к черепу розовым ушам. И зверюга с легкостью позволяла все это с собой проделывать – будто и вовсе перестала быть дикой хищной тварью с генетической враждой к человеку и неудержимой склонностью к убийству.

Между тем, девчонка уводила их все глубже в эту мрачную мешанину трав, ветвей и листьев. Казалось, уже не может быть зарослей гуще и непролазнее, а девчонка вела их во все более густые и темные дебри. Впрочем, продираться силой сквозь них не приходилось: странным образом ветви расступались перед девочкой и ее спутниками. И столь же плотно смыкались за спиной. Книжника снова посетило неприятно знакомое ощущение клаустрофобии – так тогда, в спасительной норе, прорытой крысособакой. Казалось, ветви тянутся к нему с глухим рычанием, чтобы схватить и впиться в плоть, высосав все соки. Возможно, так бы они и поступили, если бы не эта девочка, которая странным образом делала путь безопасным. Один только вопрос – зачем ей это нужно?

– А, черт! – зацепившись за что-то, Книжник забился, так муха в паутине. Пытаясь вырваться, он с треском надломил ветку, дернулся еще сильнее.

– Стой! Не двигайся! – это уже предостерегающе кричит девчонка.

Парень и сам уже понял, что происходит нечто странное: растительность вокруг вдруг пришла в движение, гибкие тонкие «усики» воздушных корней принялись ощупывать лицо, щекоча ноздри, норовя проникнуть в рот, под веки. Словно для того, чтобы найти, куда бы пустить корни.

– Я не двигаюсь… – хрипло пробормотал парень, пытаясь оторвать от горла сжимавшиеся кольца гибкой лианы.

В глазах уже начало темнеть от удушья, когда перед ними возникло спокойное лицо девочки. Она лишь коснулась кончиками пальцев хищных ветвей – и те отпрянули, высвобождая пленника. Книжник повалился в упругий мох.

– Оно напало на меня… – бормотал семинарист. – Оно хотело меня убить!

– Ты сделал ему больно! – назидательно пояснила девочка.

– Кому?

– Дереву.

Книжник уже поднимался на ноги. Из кармана-клапана штанов что-то выпало. Он поднял. Это была фигурка амазонки. Он протянул ее девочке:

– Забери. Это твое.

Лицо девочки просияло, она приняла подарок.

– Надеюсь, я не сделал больно этому сучку, когда строгал его?

Девочка фыркнула:

– Он ведь не живой уже был. Наоборот – ты оживил его.

Книжник подумал было, что это такой оборот речи. Но вдруг увидел, что окрашенная его кровью «амазонка» в руках девочки вдруг пришла в движение, натянув поводья, а конь под ней упрямо стукнул копытом. Зажмурившись, парень сказал себе, что это очередное наваждение от здешнего воздуха, и когда открыл глаза, фигурка снова стала обыкновенной деревянной игрушкой. Он даже пожалел, что «прогнал» это удивительное зрелище. Перевел взгляд на Зигфрида – видел ли он то же самое? Но воин был занят: он вглядывался в заросли и вслушивался в тревожную тишину.

– Зовут-то тебя как? – спросил Книжник. – Или у вас нет имен?

– Это еще почему? – удивилась девчонка, поднимая на него взгляд.

– Зачем вам имена, если вы все время молчите?

Девочка странно изменилась в лице, но справилась с эмоциями и произнесла:

– Травинкой меня кличут. А про нас вы ничего не знаете – так и молчите!

И резко ушла вперед. Растерянно проводив ее взглядом и отправившись следом, Книжник запоздало сказал виновато:

– Да я и не говорю ничего. Так, просто…

Его больше интересовало, куда они, все же, идут. Все эти дебри совсем ему не нравились, а задать вполне естественный вопрос все было недосуг. Но спросить он так и не успел: они вышли на небольшую темную полянку, и остановились.

– Пришли, – сказала девочка, обращаясь больше к Зигфриду – видимо, продолжая какой-то разговор. – Стойте на месте и ничего не бойтесь.

От этих слов стало почему-то жутковато. Травинка исчезла в царящем здесь полумраке, вокруг же медленно задвигались зловещие тени.

– Что за напасть… – проговорил Книжник.

Тени на миг замерли – и словно потянулись на голос, простирая к людям смутные щупальца. Семинарист едва не дал деру – его удержала тяжелая рука веста, опустившаяся на плечо. Под ногами струился густой туман, ощутимо пахло болотом. В мутной мгле вспыхивали и гасли тусклые отблески чьих-то внимательных глаз, медленно плыли в воздухе бледные огоньки. Зловещий холодный ветерок щекотал шею – будто кто-то дышал в затылок. Ужас нарастал – и снова это было неконтролируемое чувство, будто вызванное неизвестными психотропными веществами. Болотный газ, что ли? Или это все вовсе не чудится им, а хитрая девчонка просто привела добычу на кормежку темным силам леса?..

– Не дергайся, – тихо сказал Зигфрид. – Сказали же: стой и не трусь.

Книжник моргнул, подавил в себе новую волну инфернального ужаса. И тут же раздался звонкий голос Травинки:

– Идите сюда!

Кошмарные картины как ветром сдуло. И через несколько шагов они оказались на пороге странного жилища. Дом (или хижина, или что это было на самом деле), в отличие от прочих местных строений, помещался не в стволе громадного дерева, а в здоровенном старом пне. Громадный пень, высотой метра три, не меньше, черным гнилым зубом торчал в небо… Нет, не в небо – в туманную дымку, закрывавшую вершины деревьев. Гнилую древесину обильно покрывали мох, лишайники, россыпи древесных наростов, поганок. И совсем уж неприятно смотрелись на этом фоне кособокая дверь и крохотные окна, неряшливо пробитые в трухлявой древесине. Трудно было избавиться от навязчивой ассоциации: эти оконца и дверной проем напоминали глаза и рот разложившегося покойника. Особенно подчеркивал впечатление бледный свет, дрожащий в глубине дома.

При этом Травинка, приведшая их сюда, буквально лучилась от радости:

– Ба дома, она ждет нас!

Скосившись на Зигфрида, Книжник поежился. Он не испытывал столько оптимизма от встречи с этой неизвестной «Ба», выбравшей для жизни этот райский уголок. Сделав шаг к порогу, он явственно расслышал чавканье под ногами и ощутил, как в дырку сапога заструилась студеная водица. Но отступать было поздно, и, толкнув тяжелую дверь, они вошли в глубину громадного полого пня.

Интерьер своеобразного «дома» вполне соответствовал наружности. Хоть это и не было здоровенным гнилым дуплом, как можно было ожидать, на княжеские палаты помещение тоже походило мало. Пол был сравнительно ровный, но не деревянный, а то ли из плотно притоптанной земли, то ли из глины. Стены густо покрывала копоть. Оно и неудивительно: в центре этого дома-пня обильно коптил круглый очаг, выложенный из неотесанных камней. Над очагом имелся жестяной колпак, с кривой, тоже жестяной трубой, уходящей в неожиданно высокий потолок. Над огнем в кособоком котле булькало какое-то варево. Чуть в стороне стоял стол, заваленный грудами трав, листьев, цветов и кореньев. В воздухе стоял крепкий запах… Нет, он не был совсем уж отвратительным, скорее, тревожным. Это был густой запах болота, леса, трав.

И лишь в самый последний момент Книжник, наконец, разглядел хозяйку. Это было довольно странно, ведь не заметить ее было проблематично. Крупная, даже чересчур объемная, в просторном мешкообразном одеянии, она восседала в углу на массивном стуле. При слове «Ба», услышанном от девочки, Книжник почему-то представил себе сгорбленную старуху. Женщина же выглядела бодрой, крепкой, более того – властной. Она изучала гостей цепким взглядом и, судя по всему, с ходу делала какие-то важные выводы.

– Ага, – низким голосом протянула она. – Ошибаешься ты, Травинка. Никакие это не бродяги. Это люди важные. И опасные.

Забавно, но Книжнику немного польстило, что столь могучая женщина, бесстрашно обитавшая в глубинах Чащобы, определила их «важными людьми».

– Опасные? – растерянно повторила Травинка. – Почему, Ба?

– Зря ты их привела, внучка, – нахмурившись, отозвалась Ба. – Ох, зря…

– Не беспокойтесь, дамы, – деликатно вмешался Зигфрид. – Мы не обременим вас своим пребыванием. Если пожелаете – немедленно покинем ваш дом и продолжим путь. Мы вообще не собирались забредать в ваши места, просто другого пути не было.

– Вот именно, – оборвала его Ба. – Другого пути и нет. Потому что не мы определяем наш путь, а то, что ведет нас…

Книжник скептически улыбнулся, поглядел на друга. К его удивлению, Зигфрид воспринял это высказывание вполне серьезно, даже едва заметно кивнул. И то верно: вест, при всей его независимости и гордости, всегда в какой-то мере был фаталистом, считая, что его «путь» предначертан высшими силами. С этим трудно было спорить, так как сам Книжник был тому свидетелем и даже частью этого исключительного пути. Сначала Зигфриду выпала нелегкая роль последнего воина своего клана и спасителя народа вестов. А теперь вот неотвратимая, как вечность, ноша кровной мести. Воин был бессилен против своего бремени, так как честь для него была равносильна воле богов, и в этом смысле была куда реальнее мифологических персонажей вестов.

И похоже, эта странная женщина видела веста насквозь. Маленькие колкие глаза на темном лице, обрамленном длинными, тяжелыми и черными, как смоль, косами. Она напоминала индейскую шаманку из старой книги, читанной семинаристом в детстве. И, видимо, была кем-то в этом роде.

– Так нам уйти? – повторил Зигфрид.

– Поздно, – усмехнулась Ба. С неожиданной легкостью поднялась со своего места и приблизилась – но не к Зигфриду, а к Книжнику, заглянув прямо ему в глаза.

От этого взгляда по спине побежали мурашки. Что-то такое уже доводилось ощущать – когда в твоем разуме копается телепат, вроде шама. Вряд ли все же эта женщина умела читать мысли – он бы почувствовал. Но она видела, может быть, даже глубже шама, высматривая потаенное в темных глубинах подсознания. И то, что она там увидела, похоже, напугало ее. Женщина приблизила взгляд почти к самой переносице Книжника, зрачки ее расширились – и она вдруг отпрянула от него, как от чудовища.

Впрочем, она мгновенно взяла себя в руки и криво улыбнулась:

– Такова, видать, воля духов, раз они вас прислали в наш сонный мирок.

Все еще не понимая, что имеет в виду эта женщина, Книжник уцепился за ее слова:

– Расскажите нам о вашем мире! Почему здесь все молчат – а вы говорите? Откуда у вас эти дома-деревья? Почему нас схватили – ведь мы ничего плохого не сделали?

Что-то толкнуло его в колено. Он опустил взгляд – под ногами вертелась Грымза. В этом «ведьмином» жилище она чувствовала себя превосходно. В руке хозяйки появилось что-то бесформенное, черное. С омерзением Книжник узнал в этом предмете большую сушеную жабу. Хозяйка швырнула жабу в угол – и Грымза метнулась туда, с жадностью вгрызлась в сухую плоть, зачавкала.

– Слишком много вопросов и слишком мало времени, – туманно сказала женщина. – Я еще не решила – добро вы или зло для нас.

– И что зависит от вашего решения? – ровно спросил Зигфрид. – Наша жизнь?

Книжник растерянно поглядел на него. Неужто воин действительно считает, что эта Ба может лишить их жизни? Зигфрид выглядел крайне серьезным. И семинарист осознал всю разницу в мироощущении между ним и воином. Если он, выпускник кремлевской Семинарии, верил в то, что все в этом мире познается научным, опытным путем, то вест был убежден, что наука – всего лишь блажь, развлечение для «умников». Потому как истина – непознаваема, ощутима лишь сердцем, и именно в этом ее сила. И скорее он поверит этой ведьме, чем сотне увесистых научных томов, годных, по его мнению, лишь на растопку в холодное время года.

Ба не удостоила его ответом. Она подошла к котлу и принялась перемешивать бурое варево большим деревянным черпаком. Почему-то Книжник был убежден, что в котле – колдовское зелье, в поверхности которого шаманка сейчас прочитает будущее. Вместо этого та зачерпнула дымящейся гущи – и вылила содержимое черпака в глубокую деревянную миску, протянув ее Книжнику:

– Ешь!

Послушно приняв миску, парень хлопал глазами, пытаясь сообразить, не хотят ли их отправить на тот свет таким незамысловатым способом. Но варево пахло довольно аппетитно, а шаманка уже вручила вторую плошку Зигфриду со словами:

– Ешьте. В следующий раз пообедать доведется нескоро.

Только когда свою порцию получила Травинка, Книжник немного успокоился и присел на край кособокой лавки.

– Спасибо, – проговорил он. – А мы не истребим все ваши припасы? Как-никак, незваные гости.

– Я ждала вас, на всех готовила, – отозвалась женщина.

– Вы знали, что мы придем? – удивился Книжник. – Девочка… Травинка сказала?

– У тебя мало времени, – оборвала его Ба. – Как раз чтобы доесть свою похлебку.

Решив не задавать пока новых вопросов, Книжник торопливо ел грубой деревянной ложкой обжигающее варево. И должен был с изумлением признаться самому себе: это было самое вкусное, что ему доводилось есть в жизни. То ли дело в особой свежести местных продуктов, то ли в ингредиентах. Не хотелось вспоминать ту самую сушеную жабу, но даже если похлебка была сварена на них – оно того стоило. А может, дело в местном воздухе, во всех этих травах, дурманящих голову и искажающих реальность. Кто его знает, может, он сейчас за обе щеки умолачивает болотную жижу, причмокивая да нахваливая. Это не имело никакого значения.

Тем более, что с последней ложкой, отправленной им в рот, вся эта странная идиллия кончилась.

Дверь с грохотом распахнулась, и внутрь ввалилось несколько знакомых бородатых здоровяков с неизменными топорами за поясом. Тот, что вышел первым, бросил на хозяйку угрюмый взгляд. Женщину это ничуть не смутило. Отчего-то она не стала протестовать или, напротив, изображать радушие. Словно знала, что разговоры с этими молчунами – дело бессмысленное. Просто стала посреди комнаты с самым независимым видом, уперев руки в бока, и ответила на взгляд бородача своим, не менее пронзительным взглядом.

И надо же – бородач отвел взгляд. После чего тяжелым шагом подошел к Книжнику. Тот поднялся на ватных ногах, уверенный, что его будут бить. Поднялся и Зигфрид. Но рядом так же молча возникла Травинка, теперь уже со своим ясным и чистым взглядом.