Волхв Фаулз Джон

Глава 14

Наследник власти

Мстислав вышел из гридницы, когда пир, устроенный для дружины, был в самом разгаре: еще лился пенный мед и темное густое пиво, еще звучали хвалебные речи и печальные напевы гусляров, еще слуги разносили на блюдах жареное мясо и огромные пироги. Но все это князя уже не волновало; волхв заронил в его сердце искру великого дела, дела, которое было под стать его нерастраченной силе, дела, о котором он давно тосковал, сам того не понимая, но которого страстно хотела его душа, жаждущая великих подвигов. И теперь мысли его сами летели прочь от привычных утех, которые стали казаться ему мелкими и смешными. Он уже двинулся по темному переходу туда, где его ждал верный Искрень, охранявший волхва, как вдруг дверь в гридницу за его спиной приоткрылась и полоска желтоватого света упала ему под ноги. Мстислав остановился, но оборачиваться не стал; он был почти уверен в том, кто будет сейчас стоять за его спиной, и довольно улыбнулся, предчувствуя свою маленькую победу над могучим боярином. То, что за его спиной стоит именно первый боярин, он уже нисколько не сомневался, потому что в затылке противно свербило от назойливых попыток вытянуть его княжеские мысли. Уже с его языка готово было сорваться ехидное словцо, что-нибудь вроде: «Поговорим, Лют Гориславич…» – так, чтобы боярин понял, как он, Мстислав, раскусил его, но князь этого не сказал и… вовремя. Сзади раздался совсем другой голос, окликавший его. Князь обернулся, досадуя, что он опять проиграл.

Перед ним стояли два отрока с легкими щитами в руках, у одного из них был еще факел, а другой имел короткое копье.

– Лют Гориславич велел нам тебя проводить, – приглушенными голосами хором пробубнили отроки.

– Что я вам, девка, что ли, чтоб меня провожать, – хмыкнул Мстислав. – Шли бы себе лучше в гридницу к остальным пировать. Или вам угощенье мое не по нраву?

– По нраву, – опять хмуро пробубнили отроки хором. – Только Лют Гориславич велел нам строго-настрого беречь тебя, князь.

«Что за новости, – подумал Мстислав – первый боярин печется обо мне, как о родном сыне». Да и к чему столько беспокойства: за стены детинца еще ни разу не проникали наемные убийцы; это не город, где ночью на улицу без охраны не выходит никто и люди чувствуют себя в безопасности только за крепкими засовами и надежными ставнями. Он уже собирался рассердиться и прогнать отроков, но неожиданно ему все это показалось забавным, словно начало какой-то таинственной игры, которая, приоткрыв часть своей сути, увлекала еще дальше причудливым неразгаданным смыслом.

– Ну что ж, ребятки, коли так, то пойдемте, – с усмешкой сказал он, приглядываясь к отрокам. – Посмотрим: какие из вас телохранители.

Но ребятки ничего ему не ответили, а молча заняли свои места спереди и позади князя. Дверь в гридницу почти тут же захлопнулась, и все погрузилось в темноту, но Мстислав все-таки успел мельком разглядеть лица своих провожатых. Что-то ему показалось в них странным, но что – он никак не мог сообразить. Это его раздражало и тревожило, но показать отрокам свою неуверенность он никак не хотел. «Если вернуться в гридницу, чтобы рассмотреть лица отроков, – подумал он, закусывая от досады губы, – то боярин сразу поймет, что я испугался». Хотя чего он, князь, должен бояться в собственном тереме? И все-таки… смутное беспокойство незаметно взвинчивало нервы. Мстислав глянул на узкую полоску света, сочившуюся через дверную щель, и вперед, где в десяти шагах на стене тускло мерцал масляный светильник. Такие светильники по образцу византийских он завел для освещения терема недавно, потому что здесь, на юге, было много дешевого масла, а греки в изобилии поставляли его. Теперь он мысленно мерил шаги до этой точки света, чтобы еще раз взглянуть на лица своих провожатых. Они уже зашагали вперед, как вдруг его сознание поразила странная мысль: «А что, если этот, который идет сзади с копьем, ударит в спину этим копьем?» Холодок пробежал меж лопаток, и князь сглотнул пересохшим ртом тугой комок воздуха от короткого напряженного вздоха. Но через пару шагов он успокоился; ничего не происходило, и напряжение было сброшено, как тяжелая ненужная ноша.

– Что-то я вас, ребята, не припомню. Вы чьи будете-то? – вздохнув, спросил Мстислав отроков, не столько из любопытства, сколько для того, чтобы еще раз вслушаться в их голоса.

Отроки молча прошли несколько шагов и, когда идущий впереди сунул факел к огню светильника, ответили снова теми же бубнящими дружными голосами:

– Твои мы, князь, твои.

– Мои, – хмыкнул Мстислав. – Оно, конечно, мои, но отцы-то ваши кто будут?

Спросив это, он незаметно обернулся, пытливо вглядываясь в лицо идущего сзади, тщательно запоминая его черты. Ничего особенного он не приметил, но странное чувство неловкости осталось. Впереди теперь горел факел, хорошо освещая путь и, можно было не беспокоиться, но Мстислава теперь просто раздирало любопытство и непреодолимое желание увидеть еще раз лицо, идущего впереди. Князю почему-то казалось, что именно там была скрыта какая-то тайна и там была разгадка его странных тревог. Между тем отроки опять хором пробубнили:

– Отцы будут.

Мстиславу показалось, что, чем дальше они отходили от гридницы, тем все немногословней и угрюмей делались отроки. Наконец они подошли к лестнице, и князь решил, что настал удобный момент, чтобы удовлетворить свое любопытство и развеять последние остатки сомнений в своих провожатых.

– Ну-ка, посвети сюда, – приказал он факельщику, указывая под лестницу.

Тот сделал шаг в сторону и повернулся, а князь прошел чуть вперед и заглянул ему в лицо. От удивления он вначале чуть не вскрикнул, но вовремя сдержался, и только когда факельщик снова пошел вперед мимо князя, Мстислав не удержался и спросил:

– Так вы близнецы, что ли?

– Близнецы, близнецы! – радостно хором закивали головами отроки.

– Ну, а отец-то кто? – не унимался князь.

Отроки молча продолжали топать ногами вперед, словно не замечая вопроса, и только спустя некоторое время хором пробубнили:

– Отец, кто.

– Да, да, кто отец? – начиная слегка раздражаться, повторил Мстислав. – Батьку-то вашего как зовут?

Снова ответом ему было продолжительное молчание, после которого странный хор пробубнил не менее странные слова, похожие больше на эхо:

– Батьку зовут.

– Да вы что, издеваетесь надо мной?! – вскипел князь.

Он уже собирался дать волю своему гневу и разобраться основательно с отроками, дразнившими его нарочно глупыми ответами, но в этот момент сзади раздался настолько странный звук, что не обернуться на него, бросив все свои раздумья, было просто невозможно. Звук отчасти напоминал пронзительный крик, смешанный со свистом, или рык зверя с лязгом металла, или шипенье змеи с клекотом орла, и вся эта дикая смесь непонятным образом умещалась в нескольких мгновениях своего звучания. Князь резко повернулся и увидел, что отрок, шедший позади, стоит к нему спиной, выставив впереди себя щит и копье, а в его шее торчит здоровенный нож. Нож этот Мстислав разглядел совершенно четко, непроизвольно отметив, что лезвие вошло в шею лишь наполовину и теперь красновато отблескивало в свете горящего факела. Но что больше всего поразило его, так это то, что отрок стоял как ни в чем не бывало и только слегка подергивал головой, словно нож всего лишь мешал ему поворачивать шею и доставлял тем самым некоторые неудобства. Князь непроизвольно схватился за меч и в ту же секунду увидел прямо над отроком в пляшущем свете факела человека с широкой повязкой на лбу, по левой стороне которой свисал длинный соболиный хвост с белой пушистой кисточкой на конце. Человек этот возник стремительно, словно выпрыгнул из темноты, и в тот же миг в его руке сверкнул волнообразный меч и отсеченная голова отрока гулко стукнулась о пол, звякнув застрявшим в шее огромным ножом. То, что меч в руке человека был волнообразным, князь понял, когда удар уже был завершен и клинок на доли секунды остановился в воздухе. Все, что он видел перед этим, было лишь сверкнувшая красноватая молния клинка, после чего человек с повязкой на лбу исчез в темноте. Князь ощутил смертельную опасность, но это не парализовало его ужасом и нелепостью происходящего, а заставило гнать мысли бешеным галопом. Он мгновенно выхватил меч, поражаясь тому, что обезглавленный отрок все еще стоит, и тут же вдруг сообразил, что убийца подпрыгнул, чтобы нанести свой удар поверх щита, а теперь наверняка притаился и ждет, когда отрок упадет, чтобы снова ударить первым. Мстислав острием клинка осторожно толкнул отрока в спину, и тот снопом стал валиться вперед, а князь стремительно рванулся вслед за падающим телом, быстро поднимая меч для удара.

Но ударить он не успел; возникший перед ним человек молниеносно прыгнул вверх и, крутанув своим волнообразным клинком, словно оттолкнулся от воздуха, отлетая назад. Меч князя со свистом рассек воздух, и в тот же миг пламя факела резко и странно дернулось, а Мстислав почувствовал, как сильный удар резанул страшной болью в затылок. Он пошатнулся, теряя сознание, и стал падать вперед. Последнее, что увидел его угасающий ум, – это протянувшийся к его горлу волнообразный меч с красноватым отблеском отполированной кровью стали.

Нестерпимая ноющая боль в голове, казалось, хотела заполнить собой весь мозг и оттуда жгучей струей разлиться по всему телу. Она сразу же тисками сдавила виски, едва Мстислав открыл глаза.

– Князь, что с тобой? – ударил по ушам голос Искреня так, что замутило от боли.

Мстислав схватился за голову и застонал.

– Тихо ты! – сердито зашипел Велегаст. – Оглушили его крепко, разве не видишь. Лечить надо теперь.

Волхв бережно приподнял князя и несколько раз провел рукой с растопыренными пальцами. Взгляд Мстислава слегка прояснился, и он огляделся по сторонам.

– А где отроки? – выдавил он из себя мучивший его вопрос.

– Какие отроки? – удивился Искрень.

– Со мной шли, – морщась от боли, процедил Мстислав. – Убили их здесь на моих глазах.

Боярин удивленно оглянулся по сторонам, посветил во все стороны и красноречиво пожал плечами. Но князя, кажется, такой ответ явно не устраивал: он схватил Искреня за руку и, резанув его жестким взглядом, упрямо повторил еще раз:

– Где?!

Лицо знатного воина покрылось пятнами гнева, и по нему видно было, что он уже собирался сказануть что-нибудь такое дерзкое, соответствующее его беспокойному имени, но вместо него вдруг ответил Велегаст:

– Не печалься, князь. Поверь мне, никого из людей здесь не убили.

– Сам видел, – грозно нахмурился Мстислав.

– Тож не люди были, – спокойно пояснил волхв. – То близнецы.

– Ну, близнецы, – князь послушно повторил последние слова и только потом сообразил, что волхв никак не мог видеть лиц его провожатых и что здесь что-то не так, однако язык его уже успел пролепетать бессмысленное: – Ну и что с того?..

Волхв ничего не ответил, давая время князю подумать или просто привыкнуть к собственным странным мыслям, которые рождались словно из горячечного бреда и казались ему самому поначалу просто дикими.

– Что-то мне все это не нравится, – подвел итог всем этим мыслям догадливый Искрень. – Никак, нечисть всякая наколобродила.

– Близнецов, конечно, могли сделать и слуги Чернобога, – уверенно проговорил Велегаст. – Но это не их заклинание, и им оно дается с большим трудом, поскольку, как и все древние заклинания Светлых Богов, имеет защиту от сил Зла.

– Да что еще за заклинание? – Мстислав пощупал затылок, налитый свинцовой тяжестью. – Что ты мне голову морочишь!

– Голову тебе морочили совсем другие люди, – хмыкнул волхв. – И коли ты мне не веришь, то смотри сам.

Он шепнул своему посоху заветное слово, и тот засветился ровным голубоватым светом. Старец собрал рукой в пучок рассыпавшиеся во все стороны лучи и стал освещать все вокруг.

– Вот видишь, княже, – вскоре произнес он спокойно. – Здесь твой отрок упал?

– Вроде здесь, – морщась от боли, вымолвил Мстислав и еще раз внимательно осмотрел мрачные стены перехода.

– Так вот он, – Велегаст указал посохом на кучку хлебных крошек и, не дожидаясь недоумевающих вопросов, стал пояснять: – Чтобы сделать близнецов, надо взять круглый хлеб и разрезать его ровно пополам. Внутрь положить волосы человека, на которого они оба будут похожи, и нитку от его нательной рубахи, смоченную его кровью. Потом снова соединить половинки и все это щедро полить живой водой, сдобренной очень сложным древним заклинанием.

Волхв на секунду задумался и, переведя дух, продолжил:

– Я знал только одного человека, способного творить это заклинание, но его давно уже нет в живых.

– Так, значит, эти близнецы… – начал было Мстислав и остановился, пораженный своею догадкой.

– Да, эти существа, слепленные из хлеба и магии, очень хорошие воины, – Велегаст осторожно коснулся острием посоха кучки хлебных крошек. – И их очень трудно убить.

– Я бы этого не сказал, – боярин недоверчиво покачал головой, склонившись к жалкой кучке крошек.

– Они почти не чувствуют ударов копий и стрел, они не умирают даже после того, как им отрубят голову, – не замечая слов боярина, продолжил говорить волхв. – Только становятся беспомощными, но отрубленные части тела к ним можно снова приставлять.

– Невероятно! – изумился князь. – Но как же их убили?

– Это можно сделать только одним способом: отрубить им голову, а оставшееся тело разрубить пополам, – мрачно проговорил Велегаст. – И тот, кто дрался с ними, очень хорошо об этом знал.

Договорив эти слова, волхв концом посоха медленно прочертил линию, рассекая кучку крошек на две части. Сделал он это в состоянии отрешенной задумчивости, так что со стороны могло показаться, будто посох сам по себе чертит эту линию, пытаясь найти ответ на мучившие волхва вопросы. Вдруг из развороченной кучки крошек что-то блеснуло. Глаза Велегаста ожили, и посох его еще раз, но уже более настойчиво ковырнул остатки близнеца. Крошки серым мусором разбежались в разные стороны, и… князь, не сдержав удивления, даже ахнул.

– Вот именно этот нож я видел в его шее! – воскликнул он, забыв на миг про свою головную боль.

Искрень быстро нагнулся и поднес к глазам широкое лезвие клинка.

– Значит, поясник[62] будет, – пробасил он с уважением. – Таким медведя с одного удара завалить можно.

По стальному телу ножа с мутным, ледяным отливом, следуя благородному изгибу, извиваясь, струились узоры, словно вмороженные в металл. Но все, что давало человеку власть над этим оружием смерти: его рукоять с крестовиной, – все это с неизъяснимым изяществом соответствовало ценности самого клинка. Посередине крестовины голубым глазом мигал крупный сапфир, зажатый с двух сторон в стальных когтях птиц, взмахами раскинувших свои крылья на концы крестовины. Два хищных клюва стремились с двух сторон к лезвию, образуя ловушку-залом для вражеских клинков. Концы крестовины оканчивались восьмиконечной звездой-цветком, посередине которой были выбиты руны. Но навершие рукояти было почти скромным: круг, обвитый змеей, внутри которого красовались крупные четкие буквы «ХЛГ».

– Такое оружие просто так не бросают, – задумчиво проговорил боярин, внося клинок в голубоватый свет посоха. – И, похоже, этот загадочный ХЛГ будет его искать.

– Что еще за ХЛГ? – встрепенулся Мстислав, вспомнив воина с широкой повязкой на лбу, по левой стороне которой красовался длинный соболиный хвост.

– Да, вот, – боярин протянул князю клинок, – поясник-то именной, а не какой-нибудь ножичек.

Мстислав перехватил рукоять, и глаза его налились гневом.

– Искрень! – вскричал он. – Почему этот ХЛГ[63] ходит по замку, как у себя дома?

Лицо его еще грозно хмурилось, как перед его глазами почудился блеск стремительного волнообразного клинка, и он неожиданно для себя понял, что держать эту вещь у себя ему совсем не хочется.

– А почему ты, князь, оставил меня в тайной охранять волхва? – набычился боярин.

– Так это на всякий случай, – нахмурился Мстислав.

– Так вот, это и был тот самый случай. – Искрень сгреб свою бороду в кулак, сверкнув лукавыми глазками. – Одно не пойму: почему он тебя не тронул?

– А тебе что, хотелось бы, чтоб князя убили? – взор Мстислава, как пустой колодец, моргнув черным провалом тьмы, вдруг выдохнул из себя плесневелый холод.

– Бог с тобой, князь! – обиделся Искрень. – Что ты такое говоришь?

Он хотел сказать еще много горьких слов про то, что за долгие годы своей честной службы и безграничной преданности он мог бы рассчитывать на большее доверие к себе, но Велегаст громко прервал его:

– А ведь этот ХЛГ действительно имел все основания чувствовать себя здесь именно как дома.

– Что ты хочешь этим сказать? – темнота в глазах Мстислава превратилась в два пляшущих недобрых огонька.

– Я немного знаю историю таманских русов, – волхв посмотрел на нож в руках князя. – Их вождь, или, как они его называли, халуг[64], имел здесь когда-то замок и город, но хазары захватили эти земли, потому что здесь была хорошая торговля и иудейским купцам нравился этот путь. Много лет терпели воины халуга этот позор, но войско хазар было слишком велико, чтобы силой отстоять свои земли. И вот однажды византийский император обещал халугу военную помощь в борьбе с хазарами. Халуг поверил византийцам и начал войну с хазарами. Русы без труда вернули себе город и замок, ибо вошли туда через тайный ход, которого никто не знал. Тогда хазары бросили все свои войска против русов, но византийцы не пришли к русам на помощь и не выполнили свое обещание. Долго шла кровавая война, но все кончилось тем, что предводитель русов погиб, а хазары снова захватили Тамань и там, где был замок халуга, построили свою новую крепость. Но прежде чем они это сделали, им пришлось взять приступом замок, в котором оставался сын халуга и отряд верных ему воинов. Горы хазарских трупов лежали под стенами замка, но почти тысячекратное превосходство в воинах определило исход этой битвы. Последняя твердыня таманских русов пала, но, когда враги захватили стены, они не нашли никого из защитников замка. Сын халуга и его воины ушли через подземный ход и растворились в горах. Прошло много лет, но, когда Святослав пришел в Тамань, воины халуга вышли из лесистых предгорий и помогли одолеть хазар и захватить крепость. Была ли эта их месть, или они вспомнили о далеком кровном родстве, – нам неизвестно, но Святослав оставил сына халуга правителем в Тмутаракани. В благодарность за помощь, или просто, чтоб иметь надежного союзника на востоке, когда сам собирался воевать на западе богатые земли Империи; это никому не известно. Однако сын халуга, вернув себе власть своего отца и титул правителя Тамани, не долго смог наслаждаться плодами своей победы. Владимир, приняв христианство, не захотел смириться с тем, что князь-язычник правит одним из важнейших городов, через который идет торговля с греками-христианами. К тому же Русь тогда уж больше не могла думать о расширении своих владений, и нужно было заботиться о сохранении того, что осталось после Святослава. Вот и пришлось новому халугу таманских русов снова уйти в горы, но, судя по тому, что произошло, он в любой момент готов вернуться обратно на трон своих предков, который принадлежит ему по праву.

– Это по какому такому праву? – от ярости Мстислав даже забыл про свою боль.

Волхв посмотрел на князя ясным взором мудрых глаз, которые уже начинали менять свой цвет на ослепляющий свет дня и опустошающий черный свет ночи, и бросил сквозь Мстислава тяжелые стрелы слов:

– По праву, завещанному нам самим Русом, которого послали Светлые Боги, чтобы остановить народы Тьмы и защитить законы Прави!

Глаза Велегаста вдруг сверкнули, а голос стал грозным:

– Семь тысяч лет тому назад, свершив великие подвиги, Рус сокрушил полчища народов Тьмы и положил начало новой эпохе потомков Светлых Богов. Там, – посох волхва указал куда-то сквозь стену в сторону гор, – он построил свой город[65], где написал новые законы для тех, кто верит в Светлых Богов. По этим законам ни один народ Света и ни один правитель Света не должны лишать другой народ Света или другого правителя Света земли своих предков.

– Ну и что ж, – Мстислав прищурил глаза, пылающие гневом. – Я, по-твоему, должен отдать свое княжество, данное мне отцом, этому халугу?

– Разве мы вправе осуждать дела своих отцов? – усмехнулся волхв. – Да и нужно ли нам думать о том, что было много лет тому назад? Дни минувшего невозможно вернуть, и, сколько бы мы ни смотрели в прошлое, мы никогда не увидим в нем будущего.

– Что я слышу? – от удивления Мстислав даже перестал злиться. – Сам волхв, сам хранитель древней мудрости и памяти веков, учит меня забыть о прошлом!

– Разве я тебе сказал о том, чтобы ты, князь, забыл прошлое? – сурово нахмурился Велегаст. – Я всего лишь хотел помочь тебе начать летопись своей жизни с новой строки и сделать это так, чтобы свое будущее ты написал только собственной рукой и только согласно своей совести. Я думал, что ты сам сделаешь этот вывод…

Тяжко вздохнув, волхв замолчал, и наступившая тишина снова вернула Мстиславу ощущение боли.

– Ну и что ж он не убил меня? – князь наморщил лоб, вспомнив волнообразный клинок около горла. – Моя смерть открывала бы ему путь к власти над городом.

– Я думаю, ты сам знаешь на это ответ. – Велегаст пододвинул к себе посох, и лицо его в голубоватом сиянии стало похоже на лик древнего бога.

Мстислав глянул с испугом на это поразительное сходство, и на миг ему даже показалось, что этот человек уже окаменел прямо на его глазах, и голос, который он слышит, это совсем не его голос, а голос самого Бога. Он непроизвольно отвел глаза в сторону, но когда глянул на волхва еще раз, а не сделать это было выше его сил, то в тот же миг догадка искрой мелькнула в его сознании и черты его лица просветлели.

– Неужели опять законы Руса? – не веря собственному голосу, пролепетал князь.

– Именно так, – волхв убрал посох в сторону, и лицо его снова приобрело черты живого человека. – Дети Светлых Богов не должны убивать друг друга; такова была заповедь человека-бога и посланца богов.

– И как же такое возможно? – Мстислав невольно вспомнил, как впервые узнал правду про то, как его отец, князь Владимир, захватил стольный Киев и как он впервые испытал страшное чувство невольной сопричастности к преступлениям и кровавый туман, застивший тогда его еще чистые юные очи.

– А как ты думаешь, почему Перун дал людям как оружие дубину, хотя сам держит в руках меч? – Велегаст серьезно и внимательно смотрел на князя, словно еще раз взвешивал этого человека на весах своей совести. – Почему булава Руса стала символом власти? Почему вообще русская булава не имеет острых щипов?

– Бить не убивая; наказывать не карая, – прочитал в глазах волхва Мстислав.

– Точно! – обрадовался мудрец, просияв от радостного чувства соприкосновения двух родственных душ, и уже хотел было рассказать еще что-то про легендарного Руса, но суровая правда жизни напомнила о себе в самый неподходящий момент.

– Я только одного не понял, – вдруг пробасил Искрень. – Какого лешего этот халуг вообще явился сюда, если он весь такой хороший и по древним законам живет?

– Может быть, – волхв задумался на секунду, – он хотел использовать князя.

– Меня использовать! – возмутился Мстислав, и тут же его глаза округлились недоумением. – Это как? Как меня, князя, можно использовать?!

– Да никак, – Искрень рубанул воздух рукой. – Попробовал бы он только что-нибудь такое сделать, я бы ему сразу руки-то укоротил да глаза на затылок переставил.

– Уже попробовал, – хмыкнул князь.

– Ну, так он меня услышал и убег сразу же, – невозмутимо ответил боярин, важно выпячивая бороду. – Почувствовал, гад, что несдобровать ему, и драпака дал. Небось и сейчас бежит, не помня себя от страха.

– Видел бы ты, как сражается этот халуг, – Мстислав посмотрел на Искреня сквозь лезвие захваченного ножа, словно хотел отрезать без меры болтливый язык. – Ты бы сейчас помалкивал и поступал при этом очень умно.

– Стойте! – вдруг вскричал Велегаст, хватаясь за голову. – Бог мой! Как я, старый дурак, сразу не сообразил, что произошло?! Как я позволил увлечь себя всякой болтовней, когда нужно немедленно что-то делать?!

– Хватит кудахтать, – оборвал его Мстислав. – Говори, что случилось.

– Образ, образ! – сотрясая воздух обеими руками, простонал волхв. – Твой образ он похитил!

– Как это образ похитил? – удивился Искрень, тревожно поглядывая то на князя, то на стоящий неподвижно без помощи рук посох волхва.

– Гривна княжеская и перстень, – закрывая лицо руками, горестно охнул Велегаст.

Мстислав схватился за шею и пальцы правой руки.

– Их нет, – сдавленно прошептал он.

Волхв открыл лицо, руки его тряслись, и перекошенный рот готов был исторгнуть лавину поучений неразумному правителю, который, по мнению старца, даже не способен осознать важность своих потерь, но Мстислав опередил его, вдруг выбросив из себя, не разжимая стиснутых губ, резкие обрывки фраз:

– Говори! Быстро! Что! Делать!

– Мы его не поймаем, – растерялся Велегаст. – И не догоним.

Посох, стоявший до этого вертикально, начал медленно падать, и старец ловко подхватил его.

– Впрочем, это одно и то же, – поправился он.

– Что? – не понял Искрень.

– Ну не поймаем и не догоним, – пальцы волхва хрустнули, сжав посох, подобно лапе хищной птицы. – Разницы нет в конечном итоге.

– В конечном итоге, в конечном итоге, – передразнил боярин. – Умный ты больно, а толку никакого.

– Значит, – длинный и тонкий палец волхва поднялся вверх, словно его собирались выстрелить в потолок. – Значит, мы должны его опередить.