Волхв Фаулз Джон
– Говори толком, – нахмурился Мстислав. – Где опередить? Что опередить?
– Светлые Боги сказали мне, – начал волхв, не обращая внимания на то, как князь недовольно поморщился. – Сказали, что только ты можешь взять священный меч Руса. Только ты! И я шел к тебе, чтобы передать это знание, но…
Велегаст замолчал, согнувшись в горестной позе.
– Что но? – занервничал Мстислав. – Что не так-то?
– Но теперь, взяв твой образ, халуг возьмет меч Руса вместо тебя.
– Ну, возьмет он этот меч, ну и что? – Искрень в недоумении наморщил лоб. – Из-за чего столько пыли-то?
– Это оружие страшной силы, – глаза волхва сердито блеснули. – Впрочем, мы не должны здесь говорить об этом.
Он тревожно оглянулся на провалы темноты, которые колыхали за границей света черный бархат, мерцающий тусклыми огоньками пылинок, случайно попавших в поток света. Участок перехода, где они были сейчас, казался закупоренным с обоих концов двумя плотными пробками настороженной Тьмы, от которых веяло тревожным ощущением внимательных следящих глаз и чутких всеслышащих ушей.
– Да, ты прав, – поднялся Мстислав. – Пойдемте скорее в тайную.
Он сделал несколько быстрых шагов и, пошатнувшись, ухватился за руку подоспевшего Искреня. Красные круги поплыли перед глазами, но мысли неожиданно четко высветили все, что всего лишь минуту назад ускользало от внимания.
– А как вы вообще здесь оказались? – вдруг спросил князь, стискивая пальцы на запястье боярина.
– Крик услышали, – поднимая повыше лампу, откликнулся Искрень. – Вот и пошли посмотреть.
– Я не кричал, – осторожно ступая, вымучил из себя слово Мстислав. – Близнецы тоже, да и далеко отсюда до тайной, чтоб через дверь услышать могли.
– Далеко, – согласился верный слуга. – Но моя забота о здоровье князя так велика, что твой крик я услышал бы даже с того света.
– Да не кричал я! – вскипел Мстислав.
– Верю, – невозмутимо согласился Искрень. – Но, значит, хотел закричать и позвать на помощь своего верного боярина, который один победил бы всех твоих врагов. Вот твои мысли-то я и услышал своим чутким и преданным сердцем.
– Тьфу на тебя, – беззлобно выругался Мстислав, не зная, сердиться ли ему или просто рассмеяться в наглые глаза неугомонного балагура.
Князь отвернулся в сторону, пряча невольную улыбку, и поплелся дальше, но уже через несколько шагов остановился и взволнованно проговорил:
– Постой, а я ведь тоже слышал крик, только очень далекий и слабый.
И едва он это произнес, как совершенно четко перед его мысленным взором встал тот самый миг, когда он занес свой меч, а стоявший перед ним близнец рухнул на пол. Да, именно в этот момент он услышал далекий сдавленный крик, на который тогда просто не обратил внимания, потому что незнакомец с волнообразным мечом уже возник перед ним, стремительно вращая своим смертоносным клинком.
– Да, – остановился Искрень. – Точно, два крика было. И первый совсем рядом был.
Боярин задумчиво посмотрел на волхва, но тот напряженно смотрел куда-то сквозь стену, размышляя, видимо, о совершенно других вещах.
– Вспомнил! – Искрень простодушно хлопнул себя по лбу. – Я же холопа поставил в закутке, чтоб он посмотрел, кто у нас тут по переходу шляется.
– Ну и где же твой дозорный? – нахмурился князь, предчувствуя недоброе.
– Да здесь должен быть, – боярин рванулся вперед, невольно высвобождая свою руку из цепкой хватки княжеских пальцев.
Мстислав от неожиданности даже слегка пошатнулся, но Искрень уже мчался по переходу, даже не обернувшись. Через несколько огромных полупрыжков-полушагов он остановился, лампа в его руке мотнулась из стороны в сторону, и слышно было, как из его груди вырвался горестный вздох. Вскоре все стояли уже рядом с ним. В тусклом свете лампы на полу лежал молодой парень, на груди которого виднелось небольшое кровавое пятно. Перекошенный рот был открыт, и остекленелые глаза равнодушно отражали красные огоньки пламени лампы.
– А ты говорил нам тут про этого халуга, что он весь такой правильный, – часто моргая глазами, злобно заговорил боярин. – Что живет он по древним законам Руса и никого не убьет и не обидит. А он, вишь, парня-то прирезал, как цыпленка.
Волхв ничего не ответил, а, наклонившись, разорвал ворот рубахи на убитом.
– Это не халуг его убил, – уверенно сказал он. – Видишь, рана на груди узкая, как змеиное жало, а у халуга нож шириной с ладонь.
– Да и зарезали этого хлопца, видимо, как раз тогда, – задумчиво проговорил Мстислав, – когда я сам сражался с халугом.
Велегаст осторожно коснулся пальцами запекшейся крови, освобождая ножевую рану от темных пятен застывшей здесь навеки реки жизни. Его седые волосы белыми крыльями упали с опущенных плеч вниз, словно там, где Тьма касалась темени мудреца, невидимая сила надломила их хрупкие кости. Волхв поднял свой побелевший глаз на Искреня и медленно проговорил:
– Обоюдоострый клинок шириной с палец, длинный и тонкий. Такой нож называют финским, и его особенно любят варяги из викингов. Им удобно колоть под кольчугу, и именно так – ударом в сердце убили многих волхвов в Новгороде, когда Добрыня со своими варягами крестил город огнем и мечом.
– Так, стало быть, еще и варяги, – вздохнул князь. – Час от часу не легче.
– Если б не они, – хмыкнул Искрень. – Я бы не вышел в переход на крик этого несчастного хлопца и не услышал бы твоего крика. И тогда бы этот халуг утащил тебя бог знает куда, по неведомым тайным ходам.
– Да не кричал я! – вспылил Мстислав.
– Близнец мог крикнуть, когда смерть почувствовал, – тихо молвил Велегаст, закрывая убитому очи. – Они очень чуткие; почти как люди, и предвидят свою гибель.
– Поди ж ты, как люди, – боярин недоверчиво покачал головой.
– Ладно, – волхв выпрямился резко. – Пойдемте в тайную. У тебя, князь, кажется, одним врагом стало больше, и это стоит обсудить и немедля.
Они быстро пошли к тусклой полоске света, которая обозначала открытую дверь в тайную, но на ходу Велегаст все-таки не удержался и, глядя на Искреня с плохо скрываемым ехидством, равнодушно сообщил полным безразличия голосом:
– А я знал одного близнеца, который так долго… (он едва не сказал «прожил», но вовремя поправился)…так долго существовал, что стал совсем как человек и, кажется, даже женился.
– Тьфу ты, какая гадость! – сплюнул боярин. – Как же можно с хлебом такое творить?! Ну, бабы бесстыжие! Ну, суки похотливые! Это ж надо, что удумали?!
Тут дверь за вошедшими в тайную захлопнулась, и возмущенные слова боярина застучались в дубовые доски бубнящими звуками. Потом послышался насмешливый голос волхва, и все смолкло. Когда разговор начался вновь, то он пошел уже так тихо, что даже ухо, приставленное к самой двери, ничего бы не смогло различить.
Глава 15
Легенда о Русе
Когда дверь тайной закрылась за спинами вошедших, все невольно расслабились и потянулись присесть к широким лавкам, стоящим вдоль стен комнаты. Оглушенный князь с гудящей, как пчелиный рой, головой; боярин, набегавшийся за день по всяким делам, отрок Радим, переживший за сегодняшний день столько, сколько за всю жизнь порой не увидишь. Только Велегаст не поддался этой слабости, а остался стоять посреди комнаты. И когда все уже достигли желанных облюбованных мест, чтобы присесть, раздался грозный троекратный стук его посоха.
– Боже мой! – взмолился Искрень. – Ну никакого от тебя покоя. Что ты за человек такой? Посидели бы, чайку попили, поговорили бы о чем-нибудь хорошем. Так нет же, надо опять колотить в пол своей палкой. Теперь-то что случилось?
– Хватит балагурить, – оборвал его Велегаст. – Времени у нас совсем мало. А мы даже не знаем, где находится храм Велеса.
– Зачем нам храм Велеса? – нахмурился Мстислав.
– Там должна быть дощечка с указанием, как найти дорогу к тайнику Руса, в котором спрятан священный меч.
– Ну, так давай, ищи дорогу к этому храму, – сдвинул брови князь, – ты же волхв, ты должен это уметь, и я знаю, что такому волхву, как ты, сделать это совсем несложно.
По благородному лицу Велегаста скользнула тень смущенья и растерянности:
– К сожалению, не все так просто. Храм находится под землей, и я не могу почувствовать исходящий от него свет. Кроме того, единственный человек, который знал дорогу к храму, мертв, и от него не осталось ни одной вещи, которая могла бы помочь мне вступить в разговор с его духом. Есть только черепки, которые были в руках погибшего совсем короткое время. От них можно было бы многое узнать, но их хранили в печке рядом с огнем, и пламя уничтожило почти все следы, которые остаются от прикосновения человеческих рук. Так что они тоже молчат.
– В общем, безнадега полная, – мрачно подвел итог Искрень, – стучи теперь палкой в пол или не стучи, а все равно ничего не сделаешь. Упустили мы меч-то, стало быть.
– Так, что ли?! – грозно сверкнул глазами Мстислав, устремив тяжелый взгляд в точку пространства над головой Велегаста.
– Да, это так, почти так, – потухшим голосом начал говорить волхв, но вдруг очи его просияли, и он, снова подняв свой посох вверх, заговорил горячо и вдохновенно. – Но есть еще одна, одна последняя возможность, чтобы все изменить, свершить предначертанное и получить священное оружие!
– Ну, так давай же, говори быстрее, что там надо делать, – чувствуя что-то недоброе, раздраженно бросил князь.
– Вот здесь как раз нельзя быстрее, княже. Во-первых, ты должен будешь доверить мне свой разум, и я на некоторое время завладею твоим сознанием безраздельно, чтобы провести его по лунной дороге через священный Ирий до могилы князя Руса – хозяина меча, а во-вторых, я должен рассказать тебе все о Русе и его священном оружии, чтобы ты мог узнать его и увидеть свет, исходящий от него.
– Завладеть сознанием самого князя?! – Искрень сурово сдвинул брови. – Ты что, волхв, себе позволяешь?!
– Не кипятись ты попусту, – Мстислав сжал руку боярина. – Он о деле радеет. Ну, давай, волхв, рассказывай все, что я должен знать.
– Так слушай, – Велегаст крутанул посох в руках, и тайную осветило голубоватое сияние.
Искрень неприязненно посмотрел на сотворенное волшебство, но ничего не сказал.
Легенда про Князя Руса и его волшебный меч
Очень-очень давно, в те далекие времена, когда Сварог создавал подлунный мир, населяя его разными зверями и людьми, на священной горе, уходящей вершиной к самому небу, находился Ирий, где рождались боги, которые должны были помогать людям познавать мир и постигать его тайны. И вот там, у бога жизни и света Даждьбога и богини смерти и тьмы Марены, родился сын, прозванный Богумиром. Такое имя ему было дано не случайно, а потому, что тогда между богами Света и Тьмы был мир и союз. Они вместе создавали подлунный мир и даже вступали в браки, от которых рождались другие, младшие боги. Богумир должен был своим рождением прославить этот мир и закрепить его навечно. Но случилось так, что Чернобог, который должен был отвечать за плохие дела людей и ведать черной стороной души каждого человека, решил, что власть его слишком мала и что Сварог несправедливо создал мир, заложив в души людей слишком много хорошего.
– Плохого и хорошего должно быть поровну! – возмущенно сказал он Создателю. – Свет и Тьма всегда делили вселенную в равных долях.
– Свет создает жизнь, – отвечал Сварог, – а жизнь изменяет мир, делая его богаче и помогая мне создавать вселенную. Но при этом сама жизнь требует себе свет. И чем больше жизни, тем больше нужно света. Такие вот дела.
С этими словами Великий Бог увеличил продолжительность дня.
– Еще неизвестно, что лучше, Свет или Тьма, Добро или Зло! – дерзко закричал Чернобог. – Ты еще пожалеешь, что нарушил Великий Закон Равновесия!
– Как ты смеешь перечить мне, Великому Богу! – осерчал Сварог не на шутку и, превратив Чернобога в отвратительную змею, скинул его с Ирия в глубокое ущелье, где почти никогда не появлялось солнце.
– Тебе было мало Тьмы, – загремел голос Создателя, – теперь ты все время будешь во тьме, пока не одумаешься и не примешь новый закон Прави о том, что Света и Добра должно быть больше, чем Тьмы и Зла.
Да, Сварог был не только Создателем, но и строгим, карающим Богом, от имени которого происходит слово «свара», имеющее изначальный смысл – «бить, наказывать».
Однако Чернобог и не думал просто так сдаваться. На самом дне преисподни он стал создавать свой мир гадов и ужасных тварей, которые повиновались и служили только ему. Оттуда змеи и пауки расползлись по всему миру. Незаметно, прижимаясь к самой земле, эти посланцы Чернобога продвигались везде и повсюду, умножаясь числом и увеличивая силу своего господина.
Наконец Чернобог решил, что у него достаточно сил, чтобы победить самого Сварога. Он собрал войско из гигантских змей, огромных пауков, мороков, упырей и других мерзких тварей. Эта ужасная армия двинулась к Ирию, уничтожая по дороге все и убивая всех людей. Вот тогда Светлые Боги, которых было слишком мало, объединили свои силы с силами людей и дали бой войску Чернобога. Бог Тьмы был побежден, закован в цепи и заточен в подземную темницу. Но именно тогда поверженный змей понял, что надо действовать не силой, а хитростью и что сильней человека никого нет на земле. Именно тогда он решил создать свои народы, народы Тьмы, из особых людей, призванных служить силам Зла.
Один из таких народов Чернобог создал на востоке, недалеко от черной пустыни. Другой народ Тьмы он создал на западе среди мрачных болот между Рейном и Лабой. Он хоть и находился в заточении, но множество его слуг, уцелевших после битвы, продолжали выполнять его приказы. Потом Чернобог сумел освободиться, и началась вторая война сил Света и Тьмы. Тогда с обеих сторон сражались люди, огромное количество людей. Народы Тьмы, созданные силами Зла, шли войной на народы, созданные Светлыми Богами, ибо именно в этих народах Великие Боги черпали свою силу и, уничтожив их, легко можно было победить и самих Светлых Богов.
Хоть это и была война между людьми, Боги не могли остаться в стороне, потому что от исхода этой войны зависела и их судьба. Вот тогда Сварог и создал священное оружие, обладающее колоссальной силой и дающее силу тому, кто держит это оружие в своих руках. Одно присутствие среди воинов человека, имеющего священный меч, определяло исход сражения. Люди, находившиеся рядом или осененные священным клинком, чувствовали необычайную силу и храбрость, моментально овладевая воинским искусством, сражались с ловкостью и быстротой великих воинов. Одно присутствие среди людей такого оружия было способно изменить мир.
Великие Светлые Боги создали три таких меча. Первый меч назывался Дар Кона, или дарующий справедливость, ибо слово «кон» в древности обозначало порядок и право, и от него произошло слово закон, т. е. то, что стоит «за» порядок и право. Дикие племена переиначили его имя в меч дракона. Этот меч получил первый сын Богумира Скиф, который должен был сражаться с народами Тьмы на востоке. Такой меч сам находил и карал тех, кто служит Чернобогу, потому что на востоке народ Тьмы смешался с другими народами, заставляя простых людей служить себе. А для победы надо было уничтожить только самих слуг Чернобога, а не убивать всех, кто случайно попал в их войско.
Второй меч назывался Скалобор, или «сокрушающий твердь», ибо меч этот мог рассекать камень. Этот меч получил второй сын Богумира Венд, который ушел сражаться на запад. Там народ Тьмы, продвигаясь вверх по Рейну, захватил горную страну, через которую шли пути, связывающие разные страны, и где брали свое начало многие реки и источники, отравив которые заклинаньями Тьмы можно было ввергнуть все живущие рядом народы в братоубийственную войну. Здесь люди Тьмы создали свой оплот, чтобы оттуда распространять свою власть над всеми народами. Мощные крепости в горах делали эту страну неприступной. Поэтому Венду и был дан клинок, разрубающий камень.
Оба сына Богумира, совершив великие подвиги, победили в этой войне, гремевшей по всей равнине от океана до океана. Но потом истек срок жизни Скифа, и он стал думать, что делать со своим мечом, потому что оружие такой силы давало огромную власть над людьми и способно было искалечить неподготовленную душу любого смертного. В конце концов Скиф, опасаясь, что его меч может достаться слугам Чернобога, бросил волшебный клинок на дно священного озера, глубина которого была безмерна.
Когда для Венда пришло время умирать, он постарался сохранить свой меч для потомков, предвидя грядущую Ночь Сварога, когда силы Тьмы снова попытаются захватить власть над миром. Его клинок ковали вторым, и он был более совершенным. Не каждый мог овладеть таким клинком, и не каждый мог его взять в руки. Поэтому Венд, ставший к тому времени вождем племени и правителем целой страны, названной в его честь страной венетов[66], воткнул свой меч в скалу недалеко от города, носившего его имя[67], а потом усыпил магическую силу клинка. В результате священный меч намертво застрял в скале, ожидая того, кто сможет снова разбудить его магическую силу. И такой человек нашелся. Это был волхв по имени Мерлун, что означало «меряющий, т. е. следящий за луной», который достал этот меч для князя-богатыря Яртура. Имя этого богатыря соединяло в себе магическую силу двух Великих Богов: Ярилы, дарующего ярость, силу и свет; и Перуна, который, будучи богом-громовержцем, помогал воинам в битве. Тур был одним из воплощений этого бога, символизируя мощь и отвагу. Яртур победил силы Тьмы и основал новый город Самолад, что означало «само совершенство». Дикие народы севера переиначили это говорящее название в бессмысленное слово Камелот, а имя волхва в такое же бессмысленное Мерлун. После смерти Яртура именно Мерлун, уже не сумев усыпить силу клинка и опасаясь, что меч может попасть в руки слуг Чернобога, также бросил его в озеро.
Так два меча были утеряны безвозвратно. Но был еще третий священный меч, который сделали самым последним и который назывался «меч Руса», потому что ковался Сварогом специально для князя Руса. Этот клинок вобрал в себя всю магическую силу Светлых Богов. Он испускал в темноте необычайный свет, от которого цепенели змеи и прочие мерзкие твари, а при сражении с силами Тьмы ослеплял врагов своим сиянием, так что второе его название было «клинок света». Впрочем, слово «Рус» на древнем языке означало «светлый, светоносный», так что название «меч Руса» также отражало магические свойства этого священного оружия.
Само имя князя Руса связано с третьей войной с силами Тьмы. Тогда уже не было в живых Скифа и Венда, а Богумир продолжал править, ибо был наделен бессмертием. Теперь уже на юге, в гористой стране, зажатой между пустыней и мертвой водой, Чернобог нашел жалкий народ, которому пообещал власть над миром за беспрекословное повиновение ему и служение силам Тьмы. Конечно, он напрямую не сказал, что воплощает в себе силы Зла, а прикинулся одним из Великих Богов, который хочет помочь маленькому народу избавиться от рабства. Но постепенно он отравил души этих людей ослепляющей жаждой наживы и золота, привычкой к обману и коварству. А потом он дал этому народу кое-какие знания, и так появились черные волхвы, которые умели внушать людям преступные мысли и развращать чужие души, возбуждая низменные инстинкты.
Эти черные волхвы разошлись по всему миру, завлекая доверчивых в свои сети, распространяя повсюду пороки и преступную жажду богатства. Вот такой появился народ Тьмы, и был этот народ самым опасным врагом Светлых Богов, потому что люди этого народа распространились повсюду и, смешавшись с другими народами, стали невидимым и вездесущим врагом, который изо дня в день разрушал человеческие души отравой своих преступных идей.
Потом черные волхвы, используя где золото, где обман, где лесть, ввергли народы в братоубийственную войну, которая должна была разрушить весь мир Светлых Богов. Правители стран и вожди один за другим погибали в бессмысленных бесконечных войнах, а на их место незаметно, используя власть золота, приходили черные жрецы. Так народ Тьмы смог захватить власть во многих странах и заставил народы этих стран служить Чернобогу и воевать на его стороне. Конечно, простые воины и не догадывались о том, кому они служат, потому что они просто выполняли приказы, не понимая конечной цели.
Вот так под властью Чернобога оказались громадные силы, бесчисленные армии, которые он направил в страну Богумира, чтобы, уничтожив его народ, захватить Ирий и свергнуть Светлых Богов. Со всех сторон двигались эти армии, уничтожая по пути храмы, посвященные Светлым Богам. Но Сварог узнал об этом еще тогда, когда силы Тьмы только готовились к этой, как им казалось, последней войне. Создатель понял, что Богумир не в силах совладать со Змеем и остановить Зло и что миру нужен Спаситель. Совершенно новый полубог-получеловек, способный и вести за собой людей, и сражаться мечом, и владеть мудростью служителя Бога и силой волшебника, чтобы разгадать и разрушить все коварные замыслы черных волхвов.
И такой Спаситель был послан людям через рождение нового сына у Богумира. То, что родился необычайный ребенок, все поняли сразу, потому что он был с золотыми, как у Великого Бога, волосами и с синими, как у Великого Бога, глазами. Богумир очень удивился необычному цвету глаз и волос ребенка и назвал его Русом, т. е. светоносным, потому что волосы ребенка были похожи на солнечный свет, а глаза его излучали небесный свет. Но черные волхвы разгадали замысел Сварога и решили уничтожить Спасителя. Они вошли в доверие к Богумиру и внушили ему, что, когда Рус подрастет, он лишит Богумира и власти, и жизни. В горе Богумир приказал умертвить ребенка. Чтобы предотвратить несчастье, Сварог послал священную птицу Сирин, которая схватила люльку с ребенком и унесла ее к подножию вершины горы Алатырь. Там Светлые Боги спрятали ребенка от сил Тьмы до того времени, пока он не подрастет и не научится сражаться с врагами сам.
Двугорбая вершина этой горы покрыта льдами и совершенно безжизненна. Чтобы Рус мог жить там и расти, Сварог на северном склоне вершины горы создал прекрасную зеленую долину, окаймленную двумя речками. Потом это место люди стали называть «долиной Руса» в память о легендарном человеке-боге. Пока Рус подрастал, в долину со всех сторон сходились люди, не утратившие веру в Светлых Богов. Здесь они построили город Куяр, где создали прекрасный храм Солнца[68]. Люди, которые объединились вокруг князя Руса, незаметно становились чище душой, сильнее телом, а их волосы и глаза светлели. Так появился новый народ, названный «русами». Этот народ особой душевной чистоты должен был помочь князю Русу распространять по миру созданное им учение.
Когда князь Рус постиг всю известную мудрость и основал свое новое учение, Сварог понял, что пришло время начать борьбу с силами Тьмы. Он сам отковал для Руса священный меч и наделил клинок волшебной силой. С этим мечом Спаситель совершил великие подвиги и сокрушил силы Тьмы. Он не только разбил армии Чернобога, но и дал людям свет новой правды, свет нового учения, делавшего людей добрее и чище, приучая их стремиться к самосовершенствованию и познанию мира.
Но Рус не обладал бессмертием богов, и пришло время, когда и его жизнь должна была закончиться. Он заранее знал об этом и сделал все, чтобы священный клинок не мог попасть в руки слуг Чернобога и при этом не исчез, а сохранил свою гигантскую силу для русского князя, которого выберут Светлые Боги для продолжения битвы с силами Тьмы.
«Неужели это меня выбрали сами Великие Боги? – горделиво расправляя плечи, подумал Мстислав. – Неужели я встану на одну ступень с человеком-богом, и мое имя тоже будут повторять легенды?»
– Князь, ты все слышал? – вывел его из мечтательного оцепенения строгий голос Велегаста.
Волхв с осторожным недовольством наблюдал за самолюбованием Мстислава, и сомнения опять грызли его неспокойное сердце. Так ли все, не ошиблись ли волхвы в далекой священной Радигощи с выбором нового Спасителя?
– Теперь, князь, я должен погрузить твой ум в состояние особого сна, – тяжелым голосом проговорил Велегаст. – В этом состоянии я возьму твою душу и проведу ее до самого Ирия, откуда видно все. Ты ничего не будешь чувствовать и забудешь обо всем, кроме того, что должен увидеть меч Руса и путь к нему. Если ты действительно избран Богами, то твоя душа все увидит и благополучно вернется из Ирия назад.
– А если нет? – насторожился Искрень. – Что тогда будет с князем?
– С князем ничего: как спал, так и останется спать, – неуверенно промямлил волхв, – а вот с душой его могут быть приключения.
– Как это останется спать, как это приключения? – занервничал Мстислав.
– Очень просто, – спокойно отвечал Велегаст. – Боги начнут играть душой, и она может здорово поплутать, прежде чем найдет свое тело. А может и вовсе не найти.
Волхву вдруг почему-то захотелось, чтобы князь сейчас испугался и отказался от дальнейших действий. Он не мог объяснить себе это странное чувство, но упорство, с которым он преодолевал столько трудностей, чтобы совершить последний шаг, заставляло его по инерции делать то, что теперь он ставил под сомнение.
«Может, все-таки откажется?» – шевельнулась предательская мысль, когда он в упор посмотрел на князя. Но глаза Мстислава вдруг как-то странно блеснули, и князь, подавшись вперед, решительно заявил:
– Делай все до конца, как надо.
А ты, – он обратил грозный взгляд на Искреня, – держи меч у его горла.
– Не боись, княже, – осклабился боярин, – если что, он у меня сам побежит в этот Ирий искать твою душу.
Велегаст презрительно скривил губы, стараясь не замечать направленный на него клинок. В конце концов, он всего лишь исполняет волю Светлых Богов, и это его долг, а нравится ему этот человек или нет – это уже проявление человеческой суетной сущности, которая никак не должна влиять на Промысел Божий. Как говаривал его наставник, обучивший его всем волховским наукам: «Как бы ни был ужасен вид стоящего перед тобой человека, ты должен помочь его душе найти путь к Богу, если этот человек пришел к тебе. И это священный долг всякого волхва, почитающего Светлых Богов».
– Ну, что же ты медлишь? – прервал размышления Велегаста голос Мстислава.
Служитель богов устало поднял руки и приказал князю внимательно смотреть на желтый камень в навершии посоха. «И опять я исполняю долг, – вдруг подумал он раздраженно, – вся моя жизнь сплошное исполнение долга. Когда и почему я успел столько задолжать, что никак не отдам эти долги?»
Руки его опустились, и он вдруг превратился из грозного волхва в старого и очень усталого человека.
Заметив, что довольно долго ничего не происходит, Мстислав глянул на волхва сквозь прищур внимательных глаз, словно целился из лука в некую точку в глубине человека. До князя медленно начинало доходить, что судьба его сейчас зависела от прихоти этого странного служителя Богов, которого совершенно не интересовали земные блага, да и сам князь тоже.
– Ладно, убери от него меч, – не отпуская из своего взгляда волхва, бросил Мстислав боярину.
Искрень проворчал что-то себе под нос, но все-таки повиновался.
– Князь, ты не забыл, что обязательно должен спросить Великих Богов, как найти дорогу к храму Велеса, – строго проговорил Велегаст, словно ничего и не происходило, а он просто только сейчас вспомнил про необходимые наставления.
– Помню, все помню, – пересохшими губами отвечал Мстислав.
– Ну и добре, – примирительно шепнул Велегаст, готовя свой голос к тайне заклинания.
«Может быть, это все от усталости? – подумал он, стиснув зубы. – Или силы Тьмы пытаются опутать мой разум сомненьями. Нет, во что бы то ни стало надо идти до конца. Ничто не должно помешать свершиться воле Светлых Богов». Волхв вновь упрямо поднял руки, и через несколько минут камень в его посохе начал излучать волшебный свет.
– Ну вот, Мстислав, твой путь к Ирию начинается, – тихо проговорил Велегаст.
Князь слегка побледнел, но ничего не ответил. Глаза его, остекленев, неподвижно смотрели куда-то сквозь волшебное пламя, полыхающее внутри камня на посохе волхва.
Когда Мстислав пришел в себя, за окном была глубокая ночь, и в бездонном, иссиня-черном небе полыхали яркие южные звезды, наполняя тайную голубоватым мерцающим свечением. Первое, что он увидел, – это сияние посоха и освещенные волшебным светом глаза Велегаста, суровые и мудрые, с безмерной усталостью и печалью тяжелой ноши забот. Князь вдруг ощутил, сколько доброты и силы в устремленном на него взгляде, и понял, как много для него сделал этот, в сущности, совершенно неизвестный и чужой человек. Сердце его наполнилось безмерной благодарностью и восхищением. Ему захотелось встать перед этим мудрецом на колени и припасть к его рукам, как к источнику живительной очищающей силы.
– Не надо, – словно прочитав его мысли, тихо проговорил Велегаст, – помни, что ты князь, и ищи иной выход своей душевной радости, которая всегда переполняет сердце человека после посещения Ирия.
Хотелось петь, плясать и прыгать от радости, казалось, за спиной выросли крылья, и стоит только пожелать, и ты взлетишь над землей, взмахнув руками, но Мстислав лишь осторожно повел плечами, словно боялся, что и впрямь взлетит над землей.
– Ну, ты пришел в себя? – наблюдая за ним хитрым глазом, проговорил волхв.
– Пришел! – тряхнул головой князь. – Вот именно что пришел! В себя!
Мстислав быстро потер ладонь о ладонь и не спеша простучал себя горячими ладонями по груди:
– Ей-богу, пришел!
– Тогда отвечай, что видел? – глаза волхва превратились в глаза ястреба, готового хватать и рвать добычу на лету. – Видел ли путь к могиле Руса?
– Видел! – мечтательно улыбнулся Мстислав. – Видел сам клинок необычайной красоты, сияющий, как луч солнца, закованный в сталь.
– Так говори же! – Велегаст от нетерпения даже пристукнул посохом.
– Путь туда идет по реке Карнадара и поднимается до кургана богов, на вершине которого лежит отрубленная голова Дыя, – собравшись с мыслями и сдвинув брови, начал рассказывать Мстислав.
– Постой, – перебил его Искрень, – что-то я не припомню такой реки и кургана богов, и головы Дыя тоже.
– Все очень просто, – Мстислав посмотрел на боярина, как на последнего идиота. – Когда закончилась последняя битва с силами Тьмы, то по погибшим в этой битве людям сложили два огромных кургана; один для тех, кто воевал на стороне Света, а другой для тех, кто помогал силам Тьмы, и еще один курган по погибшим богам. На курган богов положили голову Дыя, чтобы силы Тьмы никогда не забывали об этой битве. Так вот, на курган богов села сама богиня скорби Карна и стала оплакивать смерть погибших в этой битве богов. Слезы Карны текли вниз по кургану и дальше между двух других курганов. Так образовалась речка, которую люди назвали даром богини Карны, или Карнадара. Потом река для краткости стала называться Кардара.
Глаза Искреня округлились от удивления:
– Ничего себе! Все очень просто, – передразнил он. – И когда ты успел всего этого набраться? Впрочем, реки Кардары я все равно не знаю.
– Постойте, – вмешался волхв, – здесь нужен другой подход.
– Сразу предупреждаю, – насторожился Искрень, – еще раз отправить князя в этот твой Ирий я не позволю, хоть режьте меня.
– С какой стороны от горы Алатырь произошла битва? – не обращая на боярина никакого внимания, быстро спросил Велегаст.
– Армия Тьмы шла к Ирию с юго-запада, – отчеканил Мстислав.
– Значит, там и надо искать эту речку! – обрадовался волхв.
– Ну, да. По сотне верст в право и влево, да еще в чужой стране, – хмыкнул с иронией Искрень. – Непременно найдем. Сразу вот так гоп – и найдем.
– Да не балаболь ты! – обозлился Мстислав. – Карта нужна тут, хорошая карта. Есть у меня как раз одна такая, купцом греческим даренная, рядышком в ларце лежит. Пойдемте-ка сейчас же в светлицу, глянем на нее.
Князь уже собирался идти, но волхв, тронув его за рукав, остановил:
– Вначале ты должен рассказать все, что видел из Ирия, потому что, сойдя с места, ты начнешь стремительно забывать все свои приключения и скоро будешь таким же, каким был до посещения священной страны Светлых Богов.
– Это почему же? – огорчился Мстислав.
– Боги не любят, когда человек что-либо уносит с собой. Они полагают, что люди всего должны добиваться сами, а знания, полученные даром, не принесут блага.
– Но это же лукавство какое-то, ведь ты, волхв, все равно все сказанное мной запомнишь. Так чего ж меня-то тогда лишать памяти. Глупо как-то.
– Не рассуждай! – рассердился Велегаст. – Помни, сейчас дорога каждая минута. В любой следующий момент ты уже можешь позабыть что-то важное.
– Ладно, ладно, – князь примирительно махнул рукой, – слушай же дальше.
Он быстро рассказал, что делать и как идти дальше. Все слушали это внимательно, но ничего ровным счетом не понимали. Все было наделено символическим смыслом, угадать который было непросто. Где надо было спуститься по рукаву Матери Сва? Где были сестры-богини, вышедшие из этого рукава, которые приведут к могиле?
– Так, так, так, – невесело подытожил услышанное Велегаст. – Конечно, это лучше, чем ничего, но боюсь, что без посещения храма Велеса нам все равно не обойтись. Да, кстати, ты спросил Богов, как найти дорогу к храму?
– Сказали, что надо найти могилу волхва где-то на восток от города, недалеко от дороги, миновав сухое дерево, повернуть к болоту. Там есть все, что нам нужно.
– Вот так, – Велегаст, помрачнев, задумался. – Что ж, пожалуй, могилу я смогу найти, но почему там? Впрочем, я думаю, что скоро мы все узнаем.
В следующую секунду он уже поднял на князя пронзительно ясные глаза, словно и не было позади целого дня борьбы и колоссального напряжения:
– Мне немедленно нужен десяток воинов, неробких и неболтливых.
– У нас тут все такие, – важно пробасил Искрень.
– И чтоб не боялись могилы рыть! – возвысил голос волхв, недовольный, что его опять прервал бесцеремонный боярин.
– Отроки хорошие воины, – нахмурился князь, – но даже они побрезгуют ковырять землю, не говоря уж о гридях. А могилу разрывать тут, пожалуй, никто не станет – народ у нас больно гордый. Холопов можно заставить, но их на такое дело брать нельзя – все враз разболтают. Так ославят мою дружину, что сраму не оберешься. Даром что рабы, а языки их хуже змеиных.
Мстислав нерешительно потер ладонями лоб.
– Думай, князь, быстрее, – сверкнул глазами волхв. – Сдается мне, что уже сейчас халуг со своими воинами мчится по тропам, известным ему одному, к горе Алатырь, и для него нет загадки, где могила Руса, ибо сам он из рода его прямых потомков.
– Проклятье! – вскипел Мстислав. – Вечно этот халуг, везде этот халуг!
– Князь, князь, думай о деле! – Велегаст пристукнул посохом.
– Вот что, – князь рубанул воздух ладонью. – Есть у меня в порубе один вор и убийца. Виру за него платить никто не будет. Хотел я его дыбой пытать, потому как на соглядая похож здорово, но теперь думаю, что дыба пока подождет. Получается, кроме него могилу разрыть некому, а там, глядишь, и для него могилка сгодится, чтоб не смердил на земле больше.
– Не стоит, князь, – Искрень недовольно покачал головой, – больно ловок и опасен этот человек. Вспомни, сколько он бед натворил, пока его не словили.
– Ничего, – Мстислав упрямо закусил губы, – никуда он не денется. Удавку ему на шею, да пусть отроки присмотрят получше. А акромя него некому.
Боярин хотел еще что-то возразить, явно не удовлетворенный действиями князя, но Мстислав поднял руку, словно отгораживаясь ладонью от надоедливого Искреня, и, повернувшись к волхву, быстро проговорил:
– Так что будет тебе десяток отроков и этот висельник в придачу.
– И еще Оршу Бранковича; он один сотни стоит, – ввернул Велегаст напоследок.
– Лады, – легко согласился князь и, от души хлопнув Искреня по плечу, бросил: – Распорядись-ка, друже, а я на карту гляну пока.
Боярин уже выходил, когда в спину ему долетело:
– Пару гридей еще пришли ко мне и… и Люта тоже.
«Да, теперь, пока тайный ход не сыщут, не будет в замке покоя, – подумал Искрень невесело. – И откуда выскочил этот халуг?»
Глава 16
Дорога к храму
Всю ночь Радмила не отходила от Ворона, то прислушиваясь к его едва различимому дыханию, то с надеждой посматривая на мерцающие звезды, то с тревогой оглядываясь вокруг, словно пытаясь выследить в ночной темноте духов Мораны. Чтобы отпугнуть этих духов, по обе стороны от раненого воина всю ночь горели два костра, а сам он был положен на две волчьи шкуры посреди круга, очерченного вчера ногами воинов заставы во время пляски смерти. Из-под головы его выглядывала оскаленная волчья пасть выделанной таким странным образом шкуры. В ногах его так же матово поблескивали волчьи зубы. Сам же Ворон был заботливо укрыт мятлем, край которого был прошит оберегами из красных восьмиконечных свастик.
Когда Радмиле казалось, что Морана смотрит из ночной тьмы на ее воина, она наклонялась к его лицу низко-низко и тихонько дышала на его губы, словно пытаясь вдохнуть в него силу своей жизни. И при этом ее распущенные волосы падали с обеих сторон вниз длинными золотистыми прядями, образуя непроницаемый для взгляда Мораны шатер. Девушка чувствовала, что какая-то сила холодит ее затылок, пытаясь заставить ее распрямиться и открыть лицо раненого воина, но оттого она еще ниже склонялась и еще горячей дышала в бледные холодные губы Ворона.
Наконец ночная тьма отступила, и Морана, в последний раз пошевелив холодным ветром золотистые пряди девичьих волос, улетела куда-то на запад вслед за исчезающими тенями сумрака. В тот же миг враз зазвенели птичьи голоса, и теплый ветерок, пошевелив травой, ласково и осторожно коснулся девичьих плеч, словно добрая рука хорошо знакомого, родного человека.
Радмила так устала, что уже не смогла сама распрямиться и встать, и лежала рядом с Вороном совершенно обессилев. Батько, следивший всю ночь за тем, чтобы костры не погасли, и оттого спавший вполглаза неподалеку на поваленных бревнах, почувствовал, что нужна его помощь. Закряхтев и тяжко вздохнув, он встал и провел широкой ладонью по лицу, словно умылся, зачерпнув пригоршню утреннего тумана. Оглянувшись на розовеющий край утреннего неба, он тихонько подошел к девушке и поднял ее, бережно обняв за плечи.
Она прижалась к его широкой груди, чуть вздрагивая и все еще продолжая бормотать свои заклинания. Наконец она успокоилась и затихла, а потом слезы ручьями хлынули из ее глаз.
– Ну что ты, дочка, – гладя ее по волосам своей огромной шершавой рукой, приговаривал воевода, – все хорошо, вот сейчас солнышко встанет, и богиня Жива начнет расточать свои ласки, всякого приголубит и от Мораны защитит. Видишь, роса пала – тож ее благодать на землю нисходит.
А с ее благодатью все обязательно будет хорошо, вот увидишь, – продолжал он устало, – пошли, я тебя росой умою, чтобы великая сила Живы к тебе перешла.
Батько посадил Радмилу на краю лужка с зеленой травой, перевитой желтыми и синими цветами с причудливыми резными листьями. Как посреди выжженной степи существовала эта зелень – было загадкой, но, видать, не случайно, ибо и травы, и цветы несли на себе отпечаток заботливой мудрой руки человека, знающего в этом деле толк.
Юная колдунья упала лицом в траву и какое-то время лежала не шевелясь. Воевода меж тем нарвал веничек из трав и цветов, которые он внимательно выискивал среди общего буйного разнотравья, и начал потихоньку хлестать этим веничком по плечам и по волосам измученной девушки, приговаривая странные слова:
– Изыдите, духи Мораны, изыдите, тени духов Мораны. Живою водою смываю ваш последний след, живой травою сметаю песок тьмы и бед. Смерть и болезнь мету, сметаю, силу и жизнь кладу, прибиваю. Отлетайте тени Мораны прочь, заступилась Жива за свою дочь.
Так он говорил и говорил без умолку, пока девушка, глубоко вздохнув, не перевернулась на спину. Батько заулыбался и легонько хлестнул ее по щекам и глазам. Радмила ответила ему виноватой улыбкой, а глаза блеснули чистой синевой, словно и не было за ее плечами бессонной ночи и жестокой борьбы с самой богиней смерти Мораной.
– Ну, вот и славно, вот и хорошо, – закряхтев, прогудел воевода. – Так-то оно куда лучше, когда глаза твои сияют, что вешнее солнце.
Юная колдунья протянула бледную тонкую руку, и батько, бережно приняв ее в свою огромную ладонь, тихонько потянул на себя, помогая ей оторваться от земли и сесть. По волосам и лицу ее стекали капли росы, и кое-где пестрели желтые и синие точки прилипших лепестков цветов.
– Батько, – наконец прошептала Радмила, продолжая улыбаться, – со мной ночью Морана говорила… и показывала все.
Воевода нахмурился и посмотрел на девушку тяжелым осуждающим взглядом, который красноречивей любых слов говорил: «Вот я тебя предупреждал, вот я тебе говорил, а ты не послушалась…»
– У него ведь невеста есть, – девушка продолжала улыбаться, – я видела ее, она едет к нему… Русаной ее зовут. Красивая такая. Красивей меня будет. Любовь у них.
Она помолчала, оглядываясь вокруг и поправляя волосы. Вдруг слезы брызнули из ее глаз, и она бросилась на грудь старого воина с пронзительным криком:
– Батько, батько, что мне делать? Ведь как приедет его невеста, не будет мне больше защиты от Лады! Погубит меня Морана, погубит!
Она захлебывалась слезами, содрогаясь от рыданий.
– Так и сказала мне, что жизнь можно только любовью купить, что жертвенной крови ей мало! Только любовь, батько! Любовь ей нужна! Иначе она меня заберет вместо него.
Воевода крепко-крепко обнял девушку, сердито хмуря брови:
– Так оставь его. Ведь три дня его надо от Мораны отмаливать. Вот и оставь его ей. Зачем он тебе? Не брат, не сват, не жених. Пусть эта Русана отмаливает его, если сможет.
– Не сможет она, батько, – шептала молодая колдунья, – не сможет. Далеко она еще, да и нет у нее этого дара.
– На нет и суда нет, – пробормотал воевода, – значит, не судьба ему.
Он помолчал и, не услышав ответа на свои слова, продолжал мягко, но настойчиво бормотать в золотые волосы:
– А ты жить должна, дочка. Для меня, для этого солнышка, для всей нашей заставы. Для того же Резана. Он как тебя любит. Глаза все проглядел, весь извелся. А ведь и Стрет вчера заезжал свататься. Стрета-то помнишь, вот говорит, никого, кроме Радмилы не надо, одну ее люблю.
Девушка молчала, продолжая тихо плакать. Рыданья больше не сотрясали ее плечи, но слезинки одна за другой продолжали сбегать по бледным щекам застывшего в бесконечной печали лица.
– Любит, – наконец пролепетала она улыбнувшись. – Помню Стрета…
Батько решил, что уговорил-таки свою непутевую дочь, и, погладив ее по голове огромной ладонью, пробубнил с несвойственной его грубому голосу нежностью:
– Пошли в дом, пошли, дочка. Пусть боги сами решают, как с ним быть. Ведь есть у него, поди, и Берегиня своя, и родичей духи. Пусть придут и заступятся за него, а ты свое дело сделала. Отдай его теперь воле божьей.
– Отдать?! – колдунья вдруг отпрянула от его груди. – Отдать его?!
Воевода в недоумении посмотрел в гневные девичьи глаза, моментально просохшие от слез.
– Никогда, ты слышишь меня, никогда!
Читать бесплатно другие книги:
