Рождество Эркюля Пуаро Кристи Агата

Магдалена менее убедительно добавила:

– Разумеется.

Полковник полиции едва заметно кивнул Сагдену. Инспектор начал допрос.

– Речь идет о телефонном звонке в тот вечер, когда произошло убийство. Если я не ошибаюсь, вы звонили в Вестеринхэм. Не правда ли, мистер Ли?

– Точно, – холодно ответил Джордж. – Я звонил своему доверенному лицу по поводу выборов Могу назвать вам его фамилию и...

Инспектор Сагден поднял руку, чтобы прекратить этот поток слов.

– Хорошо, все в порядке, мистер Ли. Здесь все бесспорно. Вас соединили в восемь часов пятьдесят девять минут.

– Ну... Я, гм... не могу вам так точно сказать.

– Зато мы можем! Такие данные всегда очень легко проверяются. В восемь часов пятьдесят девять минут вас соединили с Вестеринхэмом, а в девять часов четыре минуты ваш разговор закончился. Ваш отец – мистер Ли был убит в девять часов пятнадцать минут. Я вынужден, таким образом, еще раз просить вас объяснить нам, где вы находились в этот момент.

– Я же вам говорил! Я звонил по телефону!

– Нет, мистер Ли, вы не звонили по телефону!

– Ах, ерунда! Вы, должно быть, ошибаетесь! Впрочем, постойте, кажется, я как раз закончил разговор и размышлял – не позвонить ли мне еще в одно место... Мне кажется, я размышлял о том,. гм... стоит ли тратить на это деньги... И тут услыхал шум наверху.

– Ну, уж наверное, вы не размышляли о том, позвонить или не позвонить, целых десять минут.

Джордж покраснел. Он заговорил, почти заикаясь:

– Что вы подразумеваете? Что, черт возьми, хотите этим сказать? Как вам не стыдно? Неужели вы сомневаетесь в моих словах? Словах человека, который занимает такое положение. А почему я вообще должен давать отчет по поводу каждой минуты своей жизни?

Инспектор Сагден ответил с кротостью, которая прямо изумила Эркюля Пуаро.

– Потому, что так уж принято. Джордж обернулся к полковнику полиции.

– Полковник Джонсон, – сердито воскликнул он. – И вы можете терпеть это... неслыханное поведение?

– В случае убийства мистера Ли, – примирительно сказал Джонсон, – такие вопросы должны быть заданы и на них должен быть получен ответ.

– Но ведь я же на них ответил. После того, как я закончил первый телефонный разговор, я размышлял, не позвонить ли мне еще.

– Вы были в этой комнате, здесь, когда раздался крик?

– Да... Да, я был здесь, в комнате. Джонсон повернулся к Магдалене:

– Вы сказали, миссис Ли, что это вы в момент убийства звонили по телефону и были в этой комнате одна.

Магдалена совсем растерялась. Сначала она искоса посмотрела на Джорджа, затем на Сагдена и, наконец, на Джонсона.

– Я была ужасно взволнована, я... я в самом деле не знала, что говорила.

– Мы все точно записали, – саркастически заметил Сагден.

Тут она привела в действие свое оружие, чтобы очаровать сурового инспектора: широко раскрытые испуганные детские глаза, дрожащие губки. Но встретила неприступность человека строгих нравов, которому к тому же не нравились женщины ее типа.

Она неуверенно пробормотала:

– И все-таки... я звонила по телефону. Да, я только не знаю точно, когда.

Она запнулась.

Джордж повернулся к ней и заорал:

– Что все это значит?! Где ты звонила по телефону? Во всяком случае, не в этой комнате!

Сагден невозмутимо сказал:

– Миссис Ли, предлагаю все-таки допустить, что вы не звонили. Где вы были в таком случае, и что вы делали?

Магдалена потерянно посмотрела в пол прямо перед собой, а затем залилась слезами.

– Джордж! – прорыдала она. – Они не должны меня запугивать. Ты же знаешь, что я совсем ничего не могу вспомнить, если меня пугать и загонять вопросами в угол. Я... я в тот вечер вообще не понимала, что говорю, и... я была так взволнована... А они так ужасно вели себя со мной.

Она вскочила и, плача, выбежала из комнаты. И Джордж Ли поднялся со своего места.

– Что это вам пришло в голову? Так запугать мою жену, – неуверенно пролепетал он. – Она очень чувствительная женщина. Вам должно быть стыдно за такое обращение с нею. Я поставлю в парламенте вопрос о бесчеловечных методах британской полиции. Это просто позор.

Он вышел из комнаты и хлопнул дверью. Инспектор Сагден откинул голову назад и засмеялся:

– Да, это у нас получилось недурно. Ну, сейчас посмотрим...

Джонсон наморщил лоб:

– Странно все это. Получается совсем неясно. Нам надо будет допросить их еще раз.

– О! Они через несколько минут вернутся, – с полной уверенностью сказал Сагден. – Вернутся, как только найдут подходящий ответ. Не правда ли, мистер Пуаро?

Пуаро, сидевший неподвижно, вздрогнул, будто его разбудили.

– Пардон, что вы сказали?

– Я сказал, что они скоро вернутся назад.

– Может быть, и вернутся. Возможно, разумеется. Сагден посмотрел на него удивленно.

– Что с вами, мистер Пуаро? Вы что, увидели привидение?

Пуаро медленно проговорил:

– Знаете, я не стал бы безусловно отрицательно отвечать на этот вопрос.

Полковник Джонсон нетерпеливо спросил:

– Ну, Сагден, есть еще что-нибудь?

– Я попытался восстановить последовательность, в которой люди появлялись в комнате, где произошло убийство. Совершенно ясно, как все происходило. После того как жертва закричала, убийца выскользнул из комнаты, запер дверь с помощью пинцета или чего-то подобного снаружи и несколько секунд спустя прикинулся, что он тоже, вместе с другими, бежит к месту событий. К сожалению, нельзя со всей определенностью установить, кто кого видел; этого участники событий уже не могут вспомнить точно. Трессильян говорит, что он видел, как Гарри и Альфред, выбежав из столовой, пересекли холл и побежали вверх по лестнице. Насколько я понял, мисс Эстравадос появилась на месте преступления одной из последних. По уверениям всех, первыми были Фарр, миссис Магдалена и миссис Хильда. Все трое утверждают, что они уже застали кого-то одного из троих названных, то есть появились не первыми. Расследование сильно затрудняется тем, что точно не поймешь, когда человек намеренно лжет, а когда его просто подводит память Бежали все – это установлено точно, но в каком порядке они бежали по лестнице – это очень трудно установить.

– А что, вам это кажется таким важным? – медленно спросил Пуаро.

– Да, из-за вопроса о времени. Времени было невероятно мало.

– Я согласен с вами, что в этом деле вопрос о времени необычайно важен.

– Ну, и в довершение ко всему, что еще больше затрудняет дело, – в этом доме две лестницы. Во-первых, главная лестница, которая ведет наверх из холла и примерно одинаково удалена от двери столовой и от двери гостиной. Во-вторых, есть еще одна лестница, в другом конце дома. Ею воспользовался Стивен Фарр. Мисс Эстравадос тоже поднялась по этой лестнице – ее комната находится на втором этаже в непосредственной близости. Все остальные сообщили, что прибежали по главной лестнице.

– Все это, разумеется, очень запутано, – сказал Пуаро.

Дверь вдруг распахнулась, и в комнату ворвалась Магдалена Ли. Она часто дышала, щеки ее раскраснелись. Она стремительно подошла к столу и сказала:

– Мой муж думает, что я легла отдыхать, но я тихо выскользнула из комнаты.

Она отчаянно посмотрела на полковника Джонсона. – Если я скажу вам правду, вы ведь сохраните это в тайне, не так ли? Я имею в виду... Но вы же не расскажете об этом всем?

– Если это не связано с преступлением...

– Да нет же. Речь идет... исключительно о личном, о.. – Глаза Магдалены увлажнились. – Я доверяю вам, полковник Джонсон. Я знаю, что вам можно довериться. Вы внушаете доверие, и вы так любезны. Понимаете, все было так: кто-то... – Она замялась.

– Да-да, я слушаю, миссис Ли.

– Позавчера я собиралась кое-кому позвонить. Одному... одному своему другу. Но я не хотела, чтобы Джордж знал об этом. Конечно, нехорошо с моей стороны, и я.. после ужина я пошла к телефону, потому что думала, Джордж задержится еще некоторое время в столовой. Но когда я подошла к кабинету, то услышала, как мой муж разговаривает по телефону. В результате мне пришлось ждать.

– Где вы ждали, миссис Ли? – спросил Пуаро.

– За лестницей есть маленький гардероб. Комнатка достаточно темная. Я туда проскользнула, потому что из этого укрытия можно было увидеть, когда Джордж уйдет из кабинета. Но он не вышел. А тут раздался шум наверху, и все побежали вверх по лестнице.

– Значит, ваш муж не покидал этой комнаты до тех пор, пока наверху не раздался шум?

– Нет.

– А вы сами провели время с девяти до девяти пятнадцати в том гардеробе, ожидая? – спросил Джонсон.

– Да! Но я же не могла в этом признаться. Меня бы спросили: что я там искала, понимаете? И все выглядело бы так... так странно, понимаете?

– Да. Это выглядит действительно несколько странным, – сухо согласился Джонсон.

– У меня будто камень с души свалился от того, что я сказала вам всю правду. – Она обольстительно улыбнулась ему. – Вы ведь не расскажете об этом моему мужу? Нет, конечно же, нет. Я же знаю, что вам можно доверять – всем вам!

Она окинула всех очаровательным взглядом и выпорхнула из комнаты.

Полковник Джонсон энергично откашлялся:

– Ну что же, могло быть и так. Звучит вполне правдоподобно. С другой стороны...

– Но могло быть и не так, – перебил его Сагден. – В том-то и вся штука. Мы не знаем этого.

***

Лидия Ли стояла, наполовину скрытая тяжелой портьерой, у окна и смотрела в сад. Звук за спиной заставил ее обернуться. В дверях стоял Эркюль Пуаро.

– Мсье Пуаро! Вы меня напугали.

– Очень сожалею, мадам.

– Я думала, что это Хорбюри. Пуаро кивнул:

– Да, он действительно очень тихо ходит по дому. Будто кошка или вор.

Он посмотрел на Лидию внимательно Она сказала с презрением:

– Да. Я никогда бы не хотела иметь дело с таким человеком. Думаю, что мы скоро постараемся избавиться от него.

– Вы только выиграете от этого.

Она посмотрела на него внимательным взглядом.

– Что? Вы можете сказать о нем что-то плохое?

– Ну, он – человек, который собирает чужие тайны и затем извлекает из этого выгоду для себя.

– Вы думаете, что он что-то знает об убийстве? – спросила она.

Пуаро пожал плечами.

– Он ходит крадучись и хорошо слышит. Может быть, он что-нибудь слышал или видел, но не говорит об этом.

– И при помощи чего он сможет кого-то из нас шантажировать?

– Это в сфере возможного, мадам. Но я пришел не для того, чтобы сказать вам об этом, мадам.

– А зачем?

– Я говорил с мистером Альфредом, – медленно сказал Пуаро – И он сделал мне предложение, которое я хотел бы обсудить с вами, прежде чем принять или отклонить. Но поскольку я был столь восхищен той картиной, которую вы являли собой: ваш очаровательный джемпер на фоне темно-красной портьеры... я остановился, чтобы полюбоваться вами.

– Мсье Пуаро, неужели мы будем тратить время на комплименты?

– Простите меня, мадам. Но немногие англичанки умеют одеваться со вкусом. Платье, которое было на вас в первый вечер, несмотря на довольно простой покрой, было очень элегантным. Очень изысканным.

Лидия спросила нетерпеливо:

– О чем же вы хотели поговорить со мной, мистер Пуаро?

Пуаро тоже стал серьезным.

– Ваш супруг, мадам, попросил меня взять на себя расследование этого дела. Он хочет, чтобы я оставался здесь, жил в доме и приложил все усилия, чтобы раскрыть убийство.

– Да, ну и?..

– Я не могу принять приглашение, пока не буду убежден, что оно по нраву хозяйке дома.

– Разумеется, я приветствую приглашение, которое сделал мой муж, – сказала она холодно.

– Разумеется, мадам. Но мне нужно нечто большее. Действительно ли вы хотите, чтобы я принял его?

– Действительно. Почему бы и нет?

– Я хочу выразиться еще яснее. Вы действительно хотите, чтобы открылась истина?

– Естественно. Пуаро вздохнул.

– Неужели вы не можете сказать мне ничего, кроме этих общепринятых фраз?

– Да. Я – человек, который сильно зависит от условностей. – Она закусила нижнюю губу. Вначале она колебалась, но потом все же произнесла: – Наверное, действительно – лучше полная откровенность. Я хорошо понимаю, в какой ситуации вы оказались. Отец моего мужа был убит, а поскольку главного подозреваемого в убийстве – Хорбюри – уличить не удалось, и кажется, что сделать это вообще невозможно, то выходит, что убийца – кто-то из членов нашей семьи. Воздать по заслугам этому кому-то – значит, навлечь позор на всю семью... и если уж быть до конца откровенной, то я должна признаться: этого-то я как раз и не хочу.

– Значит, вы хотите оставить убийцу безнаказанным?

– Вероятно, много убийц, избегнувших наказания, разгуливают по свету.

– Да, вы правы.

– Одним больше, одним меньше – разве это играет какую-то роль?

Пуаро задумчиво посмотрел на нее.

– А остальные члены семьи? Те, которые невиновны?

Она насторожилась:

– А что с ними?

– Если ваши надежды сбудутся, то истина так никогда и не будет выяснена. И тогда в равной степени все останутся под подозрением.

– Об этом я не подумала, – неуверенно проговорила она.

– И никогда никто не узнает, кто был виновным на самом деле. – Он тихо добавил: – Кажется, вы уже знаете, кто это.

– Вы не имеете права разговаривать со мной так! – воскликнула Лидия. – Это неправда! Ах, если бы это был кто-нибудь чужой, не принадлежащий к нашей семье.

– Либо – и то, и другое.

– Что вы имеете в виду? – обескураженно спросила она.

– Это мог бы быть член семьи и, тем не менее, чужой... Вы меня не понимаете? Ну, это так, просто идея, которая возникла в мозгу Эркюля Пуаро. – Он серьезно посмотрел на нее. – Итак, мадам, что я должен ответить вашему супругу?

Лидия подняла руки и уронила их устало и беспомощно.

– Вы, конечно, должны согласиться.

Пилар стояла посреди музыкальной комнаты. Стояла чересчур прямо и напряженно, глаза ее бегали по сторонам, как у животного, которое боится, что на него нападут.

– Я хочу уехать отсюда.

– Этого хотите не только вы, – дружелюбно сказал Стивен Фарр, – но нас не отпустят, дитя мое.

– Полиция?.. Это так неприятно – иметь дело с полицией. С порядочными людьми такого происходить не должно.

– Например, с вами, не так ли? – улыбнулся Фарр.

– Нет, я имею в виду Лидию и Альфреда, Дейвида и Хильду, Джорджа... ну, и все-таки Магдалену.

Стивен закурил сигарету. Он некоторое время молча пускал дым, а потом все же спросил:

– Вы сделали одно исключение. Почему?

– Как это? Не понимаю!

– Почему вы не упомянули Гарри?

Пилар засмеялась, обнажив свои прекрасные ровные зубы.

– О, Гарри – совсем другое дело. Я думаю, он не привык ладить с полицией.

– Наверное, вы правы. Во всяком случае, он слишком любит приключения, чтобы быть зачисленным в эту тихую компанию домоседов. Вам нравятся ваши английские родственники, Пилар?

Пилар пришлось поразмыслить, прежде чем ответить.

– Они милы, все очень милы, – сказала она неуверенно. – Но они никогда не смеются и никогда не радуются.

– Милая девочка, так ведь в этом доме произошло убийство!

– Д-д-да, – пробормотала Пилар.

– Убийство, – менторским тоном продолжал Стивен, – это же не что-то такое, что случается по нескольку раз на день, как вам, вероятно, внушили горячие головы в вашей Испании. В Испании по такому поводу могут думать что угодно, но в Англии на убийство смотрят чертовски серьезно!

– Вы смеетесь надо мной!

– Конечно же, нет! Я вообще не способен смеяться над кем-то!

Пилар внимательно разглядывала его загорелое лицо.

– Вы тоже хотите уехать отсюда, не правда ли? А этот симпатичный высокий полицейский не отпускает вас.

– Я не просил у него разрешения, но, вероятно, он не отпустил бы меня. Теперь приходится обдумывать каждый свой шаг и быть очень осторожным.

– И это так скучно, – констатировала Пилар.

– Если бы это было только скучно, любовь моя, так это б еще полбеды. И к тому же этот иностранец ходит повсюду и вынюхивает. Я, правда, считаю его не слишком умным, но он нервирует меня.

Пилар вдруг наморщила лоб:

– Мой дед был очень-очень богатым, правда? Кто теперь получит его деньги? Альфред и остальные?

– Это зависит от его завещания.

– Он мог и мне оставить кое-что, – вслух размышляла Пилар, – но думаю, что это маловероятно.

– Не печальтесь на этот счет, – успокоил ее Стивен почти с любовью в голосе. – Вы – член семьи. Деньги на вашу жизнь будут выделены.

Со вздохом Пилар сказала:

– Да, я член этой семьи! Смешно, правда? А на самом деле оказывается, что смешного тут мало.

– Да, определенно, для вас тут веселого мало. Пилар снова глубоко вздохнула. Затем спросила:

– Может, заведем граммофон и потанцуем? Стивен посмотрел на нее в недоумении:

– Это будет выглядеть неприлично. В доме, где покойник, танцевать не принято.

Большие глаза Пилар стали еще больше:

– Но я вовсе не в трауре! Ведь я почти не знала своего деда, хотя он и был мне симпатичен. Я не хочу плакать и быть несчастной потому, что теперь он мертв Глупо быть ханжой!

– Вы великолепны! – с восхищением сказал Стивен Фарр.

– Если мы заткнем трубу граммофона чулками и перчатками, – продолжила она вкрадчиво, – то он будет играть совсем тихонечко, и никто нас не услышит.

– Ну пойдем, искусительница!

Она довольно засмеялась, выбежала из комнаты и направилась в танцевальный зал на другом конце дома. Но, добежав до бокового коридора, который вел к двери в сад, она вдруг остановилась как вкопанная. Стивен, следовавший за ней, тоже резко остановился на бегу.

Их взору предстал Эркюль Пуаро. Сняв со стены портрет, он рассматривал его детально при свете солнечного дня, который проникал через стекло в двери. Он посмотрел на молодых людей и улыбнулся им.

Вы очень кстати! Я сейчас изучаю нечто очень важное лицо Симеона Ли в молодости.

– Так это мой дедушка?

Она долго смотрела на картину Затем сказала удивленно:

– Как изменился... совсем изменился... Он был таким старым, весь в морщинках. А здесь очень похож на Гарри – так, наверное, выглядел Гарри лет десять назад.

Эркюль Пуаро кивнул.

– Да, мадемуазель. Гарри Ли больше всего похож на своего отца А здесь, – он прошел несколько шагов вдоль галереи портретов, – здесь – ваша бабушка. Посмотрите, какое у нее красивое лицо, светлые волосы, нежные голубые глаза.

– Как Дейвид! – воскликнула Пилар.

– И Альфред похож на нее, – заметил Стивен.

– Наследственность – интересная вещь, – сказал Пуаро – Мистер Ли и его жена относились к совершенно различным типам людей. В общем и целом большинство детей в этой семье пошли в мать Посмотрите сюда, мадемуазель.

Он показал на портрет девушки примерно девятнадцати лет с золотистыми волосами и большими смеющимися голубыми глазами. Чертами лица она была похожа на покойную жену Симеона Ли, но в них были такие жизнерадостность и веселье, которые, по всей видимости, никогда не испытывала эта тихая и терпеливая женщина.

Щеки Пилар покраснели Девушка схватилась за длинную золотую цепочку, висевшую у нее на шее, вытащила медальон, и без слов поднесла к лицу Пуаро. То же самое смеющееся лицо юной девушки смотрело на него.

– Моя мать, – шепнула Пилар.

Пуаро кивнул. На другой стороне медальона был портрет симпатичного молодого мужчины с черными волосами и синими глазами.

– Мой отец! Правда, он необычайно красив!

– Да, конечно. У испанцев обычно не бывает синих глаз, не правда ли, мадемуазель?

– У тех, которые живут на Севере, иногда бывают. Впрочем, мать моего отца была ирландкой.

– Испанская, английская, ирландская и немножко цыганской крови, – перечислил Пуаро, смеясь. – С такой богатой наследственностью вы могли себе нажить множество врагов, сеньорита!

Стивен Фарр улыбнулся:

– Пилар перерезала бы любому врагу глотку, – так она сказала мне в поезде...

Он вдруг испуганно замолчал. Мрачный смысл собственных слов дошел до него, и у него перехватило дыхание.

Эркюль Пуаро попытался перевести разговор на другие, менее опасные темы.

– Мадемуазель! Я вынужден просить вас еще об одном! Не могли бы вы на время дать ваш паспорт? Это просто формальность, хоть и неприятная. Он нужен инспектору Сагдену... Полицейские инструкции, знаете ли, обременительные и глупые, конечно, но для иностранцев в этой стране необходимо. А по закону, разумеется, вы являетесь иностранкой.

Пилар подняла брови:

– Мой паспорт? Сейчас я принесу его вам. Он лежит у меня в комнате.

Пуаро последовал за ней, принося массу извинений:

– Весьма сожалею, что доставляю вам такие хлопоты. Действительно, очень сожалею.

Они дошли до конца длинного коридора. Оттуда вторая лестница вела на верхний этаж. Пилар преодолела ее в несколько шагов, Пуаро и Фарр следовали за ней гораздо медленнее. Комната Пилар была в конце лестницы. Она открыла дверь и крикнула:

– Сейчас я вынесу паспорт.

Пуаро и Стивен остались ждать. Молодой человек сказал немного смущенно:

– Весьма глупо было с моей стороны говорить то, что я ляпнул. Но она вроде бы не заметила, а?