Рождество Эркюля Пуаро Кристи Агата

Гарри оглянулся по сторонам.

– Вся старая декорация на прежнем месте, – констатировал он. – Мне кажется, здесь вообще ничего не изменилось за эти двадцать лет, пока я отсутствовал.

Он вошел в гостиную. Старый слуга пробормотал:

– Пойду поищу мистера Альфреда или миссис Лидию, – и быстро удалился.

Гарри Ли сделал несколько шагов и вдруг застыл как вкопанный. В растерянности, не веря глазам своим, он уставился на привидение, которое сидело на подоконнике. Глаза его скользнули по черным волосам, желтоватой, смуглой коже лица. Он был явно обескуражен.

– Боже всевышний! – выдохнул он наконец. – Вы, вероятно, седьмая и прекраснейшая супруга моего отца?!

Привидение спрыгнуло с подоконника и подошло к нему.

– Я – Пилар Эстравадос, – представилось оно. – А ты, должно быть, мой дядя Гарри, брат мамы?

– Значит, ты – дочка Дженни?

Пилар пропустила мимо ушей этот вопрос.

– Почему ты спросил меня, не седьмая ли я жена твоего отца? У него действительно было шесть жен? Гарри засмеялся:

– Нет, я полагаю, что у него была одна – во всяком случае, официально. Ну, Пилар, действительно трудно поверить, что в этом мавзолее может цвести что-то столь светлое, как ты.

– В этом мавз... что-что?

– В этом мавзолее восковых фигур! Я всегда находил этот дом ужасным. Но сегодня, когда я снова увидел его после стольких лет отсутствия, он кажется мне еще более убогим, чем прежде.

– О нет! – решительно возразила Пилар, хотя и почтительно понизила при этом голос. – Здесь все очень красиво. Мебель тяжелого дерева, ковры – толстые, мягкие ковры повсюду, и много, много орнаментов. Все такое добротное и очень дорогое!

– Это верно, конечно.

Она явно развлекала Гарри.

– И все-таки то, что здесь ты, – сказал он, – для меня как удар под дых...

Он запнулся, потому что именно в этот момент в комнату вошла Лидия.

– Здравствуй, Гарри! Я Лидия – жена Альфреда.

– Здравствуй, Лидия!

Он пожал ей руку, окидывая быстрым оценивающим взглядом ее интеллигентное, выразительное лицо. Так мало женщин умеют столь грациозно двигаться.

Лидия в свою очередь пыталась быстро осмыслить то впечатление, которое он произвел на нее. Он был пугающе огромным, как медведь, но в нем не было ничего отталкивающего. И тем не менее, безоглядно доверять ему я не стану, решила она. И сказала с улыбкой:

– Ну, и как все тут выглядит спустя столько лет? Сильно все изменилось?

– Не особенно. – Он огляделся. – В этой комнате переставили мебель.

– О да, несколько раз, это я так захотела.

Он вдруг засмеялся, внезапно состроив мину, как у гнома, напомнив ей старика этажом выше.

– Так стало гораздо лучше – значительно больше вкуса. Мне ведь в свое время сообщали, что старый добрый Альфред женился на девушке, предки которой пришли в Англию еще с завоевателями.

Лидия улыбнулась:

– Да, думаю, это верно. Но с некоторых пор таких предков стало просто несметное количество.

– А как дела у Альфреда? – спросил Гарри. – Он все тот же «Господин Медленно, Но Верно»?

– Не знаю, найдешь ли ты в нем какие-то перемены.

– А что поделывают остальные? Судьба разбросала их по всей Англии?

– Нет. На Рождество они все будут здесь. Гарри раскрыл глаза от изумления:

– Что? Да тут намечается настоящий семейный праздник! Раньше отец не был таким сентиментальным. Он, наверное, сильно изменился.

– Вероятно.

Голос Лидии прозвучал сухо. Пилар слушала молча и с интересом.

– А Джордж? Он все такой же старый скряга? Как его взволновало однажды, когда ему пришлось отдать полпенни из своих карманных денег!

– Джордж – член парламента, депутат от Вестеринхэма.

Гарри откинул голову и звонко захохотал:

– Не может быть! Наш толстячок в парламенте. Вот так штука!

Его безудержный смех звучал почти не жестоко и, казалось, готов был взорвать комнату. Пилар задержала дыхание, даже Лидия вздрогнула. Вдруг Гарри перестал смеяться и устремил взгляд в сторону двери. Там стоял Альфред. Выражение лица у него было какое-то особенное и странное.

Вначале Гарри смотрел на него, не двигаясь; затем по лицу его пробежала улыбка. Он сделал шаг вперед.

– Ну и дела. Так это же Альфред. Альфред кивнул.

– Привет, Гарри, – сказал он холодно.

«Как все это странно, – подумала Лидия. – Они стоят друг против друга, как две собаки, настороженно обнюхивающие одна другую.»

Глаза Пилар широко раскрылись. «Как глупо эти двое уставились друг на друга, – подумала она. – Почему они не поцелуются? Ах, да. Англичане ведь этого не делают. Но они могли бы хоть что-нибудь сказать. Почему же они просто стоят и молча смотрят?»

Наконец Гарри нарушил молчание:

– Странное чувство – снова оказаться здесь.

– Понятное дело. Ведь прошло как-никак много лет с тех пор, как тебя... С тех пор, как ты уехал отсюда.

Гарри провел указательным пальцем по щеке. Это движение всегда означало, что на него находит гнев.

– Да, – сказал он – Я рад, что я... – он сделал паузу, чтобы придать больший вес своим словам, – вернулся домой.

***

– Я, вероятно, очень плохой.

Он откинулся в своем кресле и поглаживал пальцем предательски подрагивающую щеку. Перед ним в камине плясал огонь. Пилар сидела рядом и защищала его лицо от жара маленьким бумажным веером. Иногда она начинала помахивать им. Симеон с большим наслаждением наблюдал за мягкими грациозными движениями ее руки. Больше самому себе, чем этой юной девушке, он сказал:

– Да. Плохой человек. Или ты другого мнения, Пилар?

Пилар пожала плечами:

– Как говорят монашки, все мужчины плохи, вот нам и приходится молиться за них.

– Но я все-таки стал значительно худшим, чем большинство других. – Симеон засмеялся. – И не жалею об этом! Это доставляло мне удовольствие... Каждой минутой своей жизни я наслаждался. Утверждают, что в старости о многом жалеешь, но это пустая болтовня! Я не жалею ни о чем, а ведь пускался, так сказать, во все тяжкие. Я обманывал, воровал... Бог мой, да! И женщины, всегда эти женщины! Кто-то мне недавно рассказывал про одного арабского предводителя, у которого было сорок сыновей-телохранителей, и все были почти одного возраста. Сорок! Не знаю, правда, завел ли я сорок, но я тоже смог бы составить себе приличную охрану, если бы собрал всех своих внебрачных детей! Ну, Пилар, что ты на это скажешь? Ты в ужасе?

– Нет. Почему это я должна быть в ужасе? – спросила Пилар удивленно. – Мужчины всегда волочатся за женщинами. Мой отец тоже. Поэтому женщины так часто бывают несчастливы и идут в церковь, чтобы молиться.

Старый Симеон наморщил лоб.

– Я сделал несчастной Аделаиду, – пробормотал он – Боже, что это была за женщина! Свежая, здоровая и прекрасная она была, когда я на ней женился. А потом? Все время жаловалась и плакала. Любой муж сойдет с ума, если его жена постоянно плачет... У нее не было характера, это правда. Если бы она хоть один-единственный раз поступила мне наперекор. Она всегда мне уступала, всегда! Когда я женился на ней, то думал, что остепенюсь, перестану мотаться по свету, создам семью и смогу забыть свою прошлую жизнь.

Он замолчал и уставился на огонь.

– Создам семью! Вот и создал. И что это за семья получилась! – По его губам скользнула презрительная усмешка. – Ты только посмотри на них! Ни одного ребенка, похожего на меня! Неужели они и в самом деле совсем ничего от меня не переняли? Ни одного настоящего сына среди всех законных и незаконных! Альфред, например, боже ты мой! Я сыт им по горло, когда он глядит на меня своими верными собачьими глазами, всегда готовый выполнить мою волю. Что за болван' Жена его... Лидию я люблю. Лидия умница, но она совершенно не выносит меня. Совершенно не выносит. Она терпит меня только ради Альфреда.

Он посмотрел на девушку со значением.

– Пилар, запомни одно. Ничто так не раздражает человека, как покорность.

Она улыбнулась ему. Ее юная, полная жизни женственность согрела ему сердце.

– А Джордж? – продолжал он. – Что он такое? Толстый зануда. Надутый мыльный пузырь. Никакого ума, никакой храбрости, и скуп на деньги!... Дейвид – дурак и мечтатель, всегда был им. Маменькин сын. Единственное разумное, что он сделал в жизни, так это женился на энергичной надежной женщине.

Он вдруг ударил рукой по подлокотнику:

– Гарри самый лучший среди них! Бедный Гарри! Позор семьи. Но в нем, по крайней мере, есть жизнь!

Пилар кивнула:

– Да, он мил. Он так смеется и при этом забавно откидывает голову. Мне он тоже нравится.

Старик посмотрел на нее.

– Вот как? Он тебе нравится? Гарри всегда имел успех у женщин, в этом он пошел в меня.

Он захохотал:

– Я прожил хорошую жизнь. Очень хорошую жизнь. В ней было всего предостаточно.

– У нас в Испании есть поговорка: бери себе все, что захочешь, но заплати за это, сказал бог.

– Отлично сказано.

Симеон Ли задумался над ее словами.

– Бери себе все, что захочешь... Именно это я и делал в своей жизни, брал все, что захочу.

– А ты заплатил за это?

Голос Пилар прозвучал неожиданно звонко, как фанфара, и требовательно.

Симеон смолк и уставился на нее:

– Что ты такое говоришь?

– Я спрашиваю, заплатил ли ты за это, дедушка?

– Это... Я не знаю, – неуверенно сказал старик. Затем снова ударил рукой по подлокотнику. – Как тебе в голову пришло спросить меня о таком?

– Я просто задумалась об этом, – мягко ответила Пилар.

– Да ты – маленькая чертовка!

– Но ведь, несмотря на это, ты любишь меня, дедушка?

– Да, я люблю тебя, я с удовольствием сижу здесь с тобой. Рядом со мной уже давно не было никого столь молодого и красивого. Это хорошо на меня действует. Это греет мои старые кости... Ты моя плоть и кровь. И этому я обязан Дженнифер! Она была лучшей из всех.

Пилар улыбнулась мягко и загадочно.

– Но ты меня не проведешь, маленькая кошка! Я точно знаю, почему ты так терпеливо сидишь здесь и слушаешь меня... Деньги... Вся причина, в деньгах... или, может, ты будешь уверять, что любишь своего старого дедушку?

– Нет, я тебя не люблю, но ты мне нравишься. Это правда, можешь мне поверить. Возможно, ты и испорченный человек. Но даже и это мне нравится. У тебя в жизни было много интересного, ты много путешествовал и пережил много приключений. Если бы я была мужчиной, то жила бы точно так же.

Симеон кивнул:

– Да. Может быть, ты и поживешь так. Говорят, что в нас отчасти течет цыганская кровь. В моих детях, за исключением Гарри, она, кажется, не дает о себе знать, но полагаю, что в тебе она скажется. Нужно только уметь ждать. Как-то я ждал пятнадцать лет, чтобы поквитаться с человеком, который обидел меня. Это еще одна характерная черта нашего семейства. Мы ничего не забываем. Мы мстим за любое зло, нам причиненное, даже через -много лет. Того человека я настиг пятнадцать лет спустя... Я растоптал его, разорил, уничтожил! Это было в Южной Африке. Великолепная страна!

– Ты что же, еще раз был там?

– Да, после женитьбы я провел там пять лет. Но больше никогда не возвращался туда. – Он понизил голос. – Подожди-ка, я хочу показать тебе кое-что.

Он с трудом встал, взял свою трость и заковылял к сейфу, открыл его и поманил Пилар:

– Вот! Посмотри на них! Потрогай их! Дай им просыпаться сквозь твои пальцы!

Он засмеялся, поглядев на ее удивленное лицо.

– Это алмазы, дитя мое! Алмазы! Глаза Пилар расширились:

– Но ведь это же просто маленькие камешки!

– Это неотшлифованные алмазы. Такими их находят.

– А если их отшлифовать, то они будут сверкать, как настоящие алмазы? Нет! Я не верю в это!

Он по-царски наслаждался произведенным впечатлением.

– И тем не менее, это правда. И эта пригоршня простых маленьких камешков стоит многие тысячи фунтов.

Пилар повторила его слова, каждое в отдельности, неуверенным голосом:

– Многие... тысячи... фунтов?

– Скажем, девять или десять тысяч как минимум. Это, знаешь ли, довольно большие камни.

– Почему же ты их не продашь?

– Потому что мне хочется, чтобы они оставались здесь, мне не нужны деньги.

– Ах вот, значит, почему!

Пилар, кажется, была глубоко потрясена.

– А почему ты не отдашь их отшлифовать, чтобы они стали красивыми?

– Потому что они мне больше нравятся такими. Лицо его вдруг помрачнело. Он отвернулся и сказал как бы самому себе:

– Потому, что когда я держу их в руках, они возвращают мне ясное солнце, запах широких пастбищ, стада быков, старого Эйба, друзей, те незабываемые вечера...

Тихо стукнула дверь.

– Быстренько положи их обратно и закрой дверцу сейфа! – шепнул Симеон, а затем крикнул: – Войдите!

Вошел Хорбюри и почтительно сказал:

– Чай, сэр.

***

Хильда воскликнула:

– Ах, вот ты где, Дейвид! Я тебя везде ищу. Но тут -нам нельзя оставаться. Здесь не топлено.

Дейвид не сразу ответил ей. Он с побледневшим лицом стоял перед глубоким креслом. Наконец выдавил из себя:

– Это ее кресло... Она всегда сидела здесь, в этом кресле! Только сатин немного выцвел.

Хильда слегка наморщила лоб:

– Понимаю. Ну пойдем же, Дейвид. Здесь очень холодно.

Но Дейвид как будто не слышал ее. Он смотрел вокруг.

– Да, здесь она и сидела чаще всего. Я еще помню, как усаживался там на табуреточке, когда она читала мне вслух... «Джек, победитель великанов» – да, именно это она мне и читала, когда мне было лет шесть.

Хильда взяла его под руку:

– Пойдем, вернемся в гостиную, любимый. В этой комнате, кажется, сто лет не топлено.

Он послушно повернулся к ней, она чувствовала, что он дрожит всем телом.

– Совсем как тогда, – пробормотал он. – Совсем как тогда... как будто время остановилось...

Хильда огорчилась, но не подала виду, как ни в чем не бывало продолжала говорить весело и громко:

– И куда они все подевались? Ведь уже время пить чай.

Дейвид открыл дверь в другую комнату.

– А здесь должно стоять пианино. Вот оно. Интересно, на нем все еще можно играть?

Он сел перед инструментом, открыл крышку и заиграл гаммы.

– В самом деле! Оно, кажется, даже настроено.

Он начал играть, мягко касаясь клавишей.

– Что ты играешь? – спросила Хильда. – Эта пьеса мне вроде бы знакома, но я не знаю, что это.

– Я не играл эту вещь уже много лет. Она когда-то особенно любила ее. Это одна из песен без слов Мендельсона.

Нежная мелодия заполнила комнату.

И вдруг Дейвид уронил руки на клавиатуру, прозвучал диссонансный аккорд. Он встал. Лицо его было белым как мел, он весь дрожал.

– Дейвид, – умоляюще сказала Хильда.

– Оставь, это ничего... Действительно ничего...

***

Колокольчик у двери резко зазвонил. Трессильян встал со своего стула возле кухни и не спеша двинулся к выходу. Колокольчик зазвонил еще раз. Трессильян наморщил лоб. Через матовое стекло он увидел силуэт мужчины в мягкой шляпе с отвисшими полями... Трессильян провел рукой перед глазами. Это было прямо какое-то наваждение. Все как будто разыгрывалось второй раз. Ведь с ним однажды уже было такое... определенно было.

Он отодвинул засов и открыл дверь.

– Здесь живет мистер Симеон Ли? Я хотел бы поговорить с ним, – громко сказал мужчина.

Этот голос заставил Трессильяна напрячь память. Он был похож на голос его господина тех добрых, старых времен, когда тот вернулся в Англию.

Он в сомнении покачал головой:

– Мистер Ли не встает с постели. Он редко принимает гостей... Если вы...

Незнакомец перебил его, достав конверт, который передал дворецкому:

– Пожалуйста, передайте это мистеру Ли.

Симеон Ли извлек из конверта чистый лист бумаги. Он удивился, а затем улыбнулся.

– Это просто великолепно, – сказал он и приказал дворецкому: – Приведите сюда мистера Фарра, немедленно, Трессильян. Я только что вспомнил Эйба Фарра... Эйбенайзера Фарра. Он был моим деловым партнером в Южной Африке, в Кимберли. А тут вдруг появляется его сын.

Трессильян удалился и спустя некоторое время объявил о приходе мистера Фарра.

Стивен Фарр порывисто вошел, но попытался скрыть свое волнение за уверенными манерами.

– Рад видеть вас! – воскликнул Симеон Ли. – Значит, вы – сын Эйба?

Стивен смущенно улыбнулся:

– Это мой первый визит в Англию. Отец мне всегда говорил, что я должен разыскать вас, если когда-нибудь приеду сюда.

– Браво! Разрешите представить вам мою внучку Пилар Эстравадос.

– Очень рада, – сказала Пилар без тени смущения. «Вот же хитрая маленькая ведьма, – подумал Фарр. – Она ведь была поражена, когда увидела меня здесь, и так великолепно сумела это скрыть». Он сказал, придавая своим словам особый смысл:

– Счастлив познакомиться с вами, мисс Эстравадос.

– Садитесь и расскажите мне о себе, – попросил старый Ли. – Вы надолго в Англию?

– Не знаю, как вам сказать, надолго ли, ведь я приехал сначала к вам.

Ли засмеялся, откинув голову назад:

– Действительно, вы должны некоторое время погостить у нас.

– Но, сэр, мне, право, неудобно. Свалился как снег на голову. В конце концов, Рождество и...

– Будете проводить Рождество у нас, если у вас нет других планов. Нет?.. Ну, хорошо. Пилар, пойди скажи Лидии, что к нам приехал еще один гость. Пусть она поднимется ко мне.

Пилар вышла. Стивен посмотрел ей вслед. Симеон украдкой разглядывал его.

Скоро они завели разговор о Южной Африке. Лидия пришла несколько минут спустя.

– Это Стивен Фарр, сын моего старого друга Эйбенайзера Фарра. Он останется у нас на Рождество, а ты, пожалуйста, распорядись, чтобы ему приготовили комнату.

Лидия улыбнулась:

– С удовольствием!

Она рассматривала незнакомца: его бронзовый загар, голубые глаза и слегка откинутую назад голову.

– Моя невестка, – представил Симеон.

– Мне как-то неудобно, что таким образом вторгаюсь в дом, – сказал Стивен, – как раз на семейный праздник...

– Вы – дорогой гость, – прервал его извинения старый Ли, – учтите это.

– Вы слишком добры, сэр.

Пилар вернулась в комнату. Она села у огня, взяла свой веер, изящными движениями стала помахивать им. Опустив глаза, выглядела она большой скромницей.