Зона Посещения. Избиение младенцев Щёголев Александр

– Скорее, волчонок.

Он снова полез под пиджак, на этот раз весьма характерным движением, и я быстро сказал ему:

– Зря вы пользуетесь «береттой» с полимерными деталями, старое доброе оружие куда надежнее. Микротрещину легко превратить просто в трещину, а патрон мощный. Если пистолет разорвет у вас в руках, мало не покажется. Это вам не коротнувшая цепь в микрорации.

Я блефовал, конечно, но ему-то откуда знать мои возможности и пределы. Перед ним стоял аномал пятнадцати лет от роду, то есть, по его опыту, набравший полную силу. Он все-таки достал пистолет, заглянул в патронник, потом дослал патрон и прицелился в меня, наблюдая за реакцией.

– Ко мне, – скомандовал Глиттер.

Я знал, что он не выстрелит. Черное отверстие больше не обладало гипнотической силой, потому что ситуация принципиально отличалась от того кошмара, который я испытал с Зиг Хайлем. Я озабоченно сказал ему:

– Вы хоть глаза себе прикройте, поранитесь.

Он опустил руку с оружием и растерянно посмотрел на «детский корпус». Конкретно – на второй этаж, где располагались видеокамеры.

– Не беспокойтесь, картинку я «заморозил», – откликнулся я на его невысказанные мысли. – Думаю, систему как раз сейчас перезапускают.

Тоже блефовал. Однако вот тут он наконец поверил во все, в том числе в испорченный пистолет.

– Тьфу! – сказал майор Глиттер с сердцем. – Но хотя бы побеседовать мы можем?

Ясно было, что он не отпустит меня, как бы ни повернулась «беседа». Будет тупо ждать, когда здесь кто-нибудь появится, и ждать готов сколько потребуется – до вечера, до завтрашнего утра…

– Зачем вам «Душевая»? – начал я. – Зачем вам ключи и карты?

– Ты про которую из двух? Нас беспокоит только вторая, потому что оттуда, из сибирской Зоны, к нам проникают агенты вероятного противника. Есть встречный вопрос: как ты, урожденный житель Хармонта, талантливый молодой человек с очень серьезными перспективами, мог стать предателем своей родины? Тебя кто-то зажимал, не пускал? Наоборот, тебе давали дорогу, тебя продвигали. Новый отдел в Институте создали, имея в виду тебя как будущего руководителя. А ты что же?

– Это я – предатель? – Он меня зацепил, гнида. – Кто бы говорил!

– Ты, ты, парень. Кто продался китайской разведке и таскал из Института экспонаты для их знаменитой библиотеки? Известно ли тебе, что у них собран самый большой на планете генетический банк «детей сталкеров»? Китайцы далеко продвинулись в исследовании аномалов, они активно работают в монгольской и корейской Зонах, а теперь благодаря тебе и в нашей.

Ответить мне было нечего, о чем Глиттер знал.

– Это еще цветочки, это можно списать на возрастную любовь к авантюрам. Но ты зачем-то связал свою судьбу с настоящим врагом. Я про человека, которого ты называешь боссом. Который так ловко маскировался, что до вчерашнего дня никто и помыслить не мог, насколько он опасен для общества… Я тебе скажу как есть, Пэнов. Ты нам малоинтересен, ну разве как один из объектов исследований, которых и без того хватает. Нам нужен прежде всего Илай Эбенштейн. Так что я легко отпущу тебя на все четыре стороны, если ты честно ответишь на несколько вопросов. Первый: где сейчас Илай?

Эйнштейн пожелал остаться в Зоне, нашел там себе важное занятие, но трещать об этом на всех углах было нельзя. Пусть думают, что он в городе. Пусть напрягаются, ищут, распыляют силы.

– Мистер Эбенштейн, я думаю, сейчас спасает «детей сталкеров» от казни, к которой вы нас всех приговорили непонятно за что.

– Бред! – поразился майор. – Какая казнь, мальчик? Это он тебе голову задурил? Мы нашли его автомобиль, брошенный, к сожалению. Нам нужен он сам, и как можно быстрей. Поможешь найти – все простится и забудется. Слово офицера.

– Помогу.

– О’кей! Что он задумал, знаешь?

– Я же сказал, спасает мутантов. Собирает их и где-то прячет от вас.

– Это не новость. Есть точная информация, что он будет пытаться переправить мутантов через один из порталов. Но тогда, объясни ради всего святого, зачем, с какой целью вы взорвали душевую в кирпичном цеху?!!

Пришла моя очередь изумляться:

– МЫ взорвали?

– А кто же? Зря он это сделал, вот уж чего ему не простят. Приговор. Что угодно могли бы, по любому пункту возможен компромисс, кроме этого.

– Да самый последний джанк знает, что это сделали кретины из «Чистого Города»! Их взрывчатка, их отряд диверсантов. Я уж не говорю, что они взяли на себя ответственность. Но вы добудьте образцы с места взрыва, проведите экспертизу. Они ж уволокли взрывчатку с военного склада! Вот и сравните…

Эйнштейн перед тем, как мы разбрелись в разные стороны, объяснил нам свои мотивы. Сказал, что «Душевую» он уничтожил, чтобы навсегда обломать всем разведкам на свете, по большей части ЦРУ, их шпионские игры, которые он ненавидел до кишечных колик. Чтобы никто и никогда не смог посылать от нас оперативников – вот так запросто – в другие концы Земли. Равно как и принимать их у нас. По старинке – пожалуйста, путешествуйте, ваше право. А Зону, господа, оставьте в покое… Чудной он мужик, мой босс. За что и люблю его.

– Издеваешься, – брезгливо сказал Глиттер. – За дурака держишь. Ничего, расскажешь все, не здесь, так в другом месте, не мне, так доктору Кейси.

– Педофилу? – уточнил я. – Нет, боюсь, как объект интереса я для вашего педофила староват, сэр. Вы меня тут убеждаете, словами офицера бросаетесь, что «детям сталкеров» якобы ничего не угрожает. Но ведь это вы, лично вы организовали вчерашнее массовое убийство у нас в «Детском саду». Вот на этой площадке за стеночкой. – Я показал на ворота. – И после этого обвиняете в предательстве меня. Сэр, – добавил я.

Жиля мы заметили одновременно. Майор радостно заулыбался, а у меня упало сердце. Я почти уже выдернул «попрыгунчик» из кармана, когда начальник караула вскинул полицейский дробовик и направил оружие на моего милого собеседника.

– Стой на месте, – сказал он. – Брось ствол.

– Старина, – вытаращился майор Глиттер, – ты ничего не перепутал?

– Брось ствол, тварь! Только дернись, положу, как бешеного пса!

Никто ничего не перепутал, а шутки кончились, сомневаться не приходилось. Майор, отлично это поняв, выпустил «беретту» из руки.

– Я ж тебя потом расстреляю, сторож. Без трибунала, собственноручно.

– Если найдешь. Я увольняюсь, сэр. Пэн, иди сюда, пора сваливать.

Я пошел, но не к нему, а на «трибуны», где за ящиками прятался мой малыш Головастик.

– Ты спятил? – спросил Глиттер у Жиля.

– Я-то нормальный. Увидел вас на экране и понял, что, если не вмешаюсь, не смогу дальше жить. Не выношу, когда детей обижают.

– Это мутант, а не «дети». Опасный мутант.

– Мальчик обвинил тебя, что ты организовал нападение тахорга на группу детей, – сказал Жиль. – Он прав, и мы в охране это знаем точно. Из-за тебя погибли два моих друга, Райс и Причард. У каждого остались семьи, дети. Это ты опасен, Глиттер… Пьеро, что думаешь с ним делать?

– Думаю, пусть он проследует сквозь ворота в Зону.

– Майор! – кивком приказал Жиль.

Глиттер молча протиснулся сквозь щель в воротах; он вообще больше ничего не сказал. Я привычно напрягся… Включились двигатели, створки сдвинулись.

Теперь Глиттер мог сколько угодно бегать по «игровой площадке», вызывая взрывы искр, он мог кричать, привлекая внимание, прыгать возле стены и кидать на нашу сторону разные предметы, много чего он мог, кроме как преследовать нас. Конечно, логичнее всего ему было бы отправиться вдоль стены в направлении Предзонника (как он и поступил, не дожидаясь нашего ухода) и на ближайшем КПП обрести свободу, но в этом случае мы тем более становились для него недосягаемы.

– Ступайте с миром, – напутствовал Жиль меня с Головастиком, когда мы дошли до турникетов. – Делайте, что должны.

В холле, по ту сторону проходной, сидела на диванчике малышка Боа, незаметная и такая обыденная, что все проходили мимо, ее не замечая. Мы заметили только потому, что она этого захотела.

– Ты обещал, – нудным голосом сказала она мне.

Я взял ее за руку.

– Пошли, прилипала.

Выходили мы через боковые двери, чтобы не попасть на площадь, полную неравнодушной и разгоряченной публики. Поближе к автостоянке. Головастик на ступеньках споткнулся, потеряв ботинок – тот оказался без шнурка. А шнурок, надо полагать, был свернут в клубочек и лежал в кармане среди прочего хлама. Если б не эта заминка, мы бы не столкнулись с мисс Уоррен, главной классной дамой «Детского сада».

– Вы куда, дети? – строго спросила она.

«Дети», «ребенок». Для нее – просто слова. Без смысла. «Экземпляр» или «особь» применительно к нам, мутантам, наполнены для этой педагогини куда большим содержанием.

– Бегите к машинам и ждите меня, – сказал я Бо с Головастиком, задав рукой направление.

– Как это – бегите?! – вознегодовала дама. – Немедленно в корпус!

– Скорей, скорей, – подтолкнул я малышей. – Я за вами.

Она задохнулась от гнева. Пятнами пошла.

– Кто позволил?! «Образцы» должны находиться в предписанных распорядком помещениях, пока власть и общественность решают, что с ними делать!

Мы с ней посмотрели вбок, на сборище граждан, неумолимо превращавшееся в толпу. Пока я был в Институте, людей заметно прибавилось. Посмотрели на виселицу с болтавшимся чучелом.

– Что с нами делать? – переспросил я. – Повесить, конечно. Позволить и дальше жить в вашей тюрьме – это расточительство.

– Пэнов, да ты… – Она схватила меня за руку. – Ты никуда не пойдешь! Я сейчас сообщу. Я… я… буду кричать!

И ведь будет, понял я. Глаза у нее стали совсем безумными. Она вдруг дала мне пощечину – автоматически, как привыкла… Нельзя было терять ни секунды. Бывают ситуации, когда побеждает именно тот, кто первым закричит. Или ударит…

Да, я не отказал себе в этом удовольствии. Честно говоря, даже не мечтал, что судьба когда-нибудь подкинет мне такой подарок. Ударил я не кулаком, а ладонью – по ее трясущимся губам. Кулаком бы просто убил. Другой ладонью – по щеке, с размаху, чтобы звук услышать. Вот это называется пощечиной, а не то, что ты пыталась тут изобразить, добропорядочная сука.

До сих пор я руку на женщин не поднимал – ни разу. Получается, своего рода инициация…

Мама всегда мне говорила, что женщин бить нельзя, а я не понимал почему, хоть и не спорил. Из-за вот этого вот дерьма, мол, если мужчина ударил женщину, то он не мужчина, некоторые из них привыкают, что им позволено все. Женщины ведь отлично умеют бить, только своими способами. Например, словами. Но когда нападаешь, будь готова получить в ответ. Принцесса ты или кормящая королева-мать, без разницы. Форму ответа выбирает жертва – по праву. А всякие табу устанавливают те, кто хочет безнаказанности.

Больше скажу. Иногда словами бьют на уничтожение. Иногда и по площадям. Но если нет у тебя такого оружия, как убийственное слово, если ты немеешь или соображаешь долго, что ж тебе делать? Разумеется, ударить из другого оружия, какое есть. Кулаком. Это совершенно естественно и очень по-человечески. Так что бить женщину, КОНЕЧНО, можно. Важно только (в моей терминологии) не совершить военное преступление, то есть не нанести физическую травму. А психологическая травма – так ради нее, собственно, и война полов. Но это все теория, это я вспомнил попутно.

Мисс Уоррен остолбенела. Столько лет прожила, а ни разу, наверное, не задумалась, что ей тоже запросто может прилететь в табло.

– Эй, парни! – заорал я во всю глотку и руками замахал. – Сюда! Я поймал эту старую дрянь!

В толпе бродили несколько моих знакомых, к ним я и взывал.

– Эй, это она учит мутантов!

Они пошли ко мне, убыстряясь и перекликаясь: «Там Пэн кого-то нашел… Поймали училку… Отмудохаем стерву…»

– Хотела удрать, – с жаром объяснил я. – Подстилка мутантская!

– Да вы что, ребята, я же, наоборот… – попыталась возразить мисс Уоррен. Я не дал ей слова, вторично врезал по губам. И этого оказалось достаточно. Важно было начать.

Кто-то ее толкнул в спину, кто-то подставил кулак, и костлявое тело согнулось пополам. Есть такие любители, которым абсолютно все равно, кого отмудохать и за что, лишь бы отмудохать. На них и был расчет. Я сразу оказался не нужен, выдвинулся бочком и постарался исчезнуть. Никому до меня дела не было.

На автостоянке я выбрал электромобиль, с ним мне проще. Отключил «сигналку» (взглядом, подумал бы сторонний наблюдатель), заставил замки на дверцах открыться. Хорошо быть королем электромагнитных импульсов! Да и принцем неплохо. Машину я завел уже безо всякой магии, опыта хватало. Посадил детишек в салон…

Только когда отъезжали, я посмотрел, как там дела у классной дамы. Ее уже свалили на газон и били ногами. Юбка задралась, выставив на всеобщее обозрение старомодную комбинацию и чулки на резинках. Полиция не вмешивалась.

Каждому свое, мысленно послал я ей. «Jedem das Seine» по-немецки. Такие слова когда-то написали на воротах Бухенвальда ваши, дорогая мисс, предшественники.

Глава 2

Экспериментировать с «Рубиком-2» я начал еще в Зоне. В городе продолжил (пустынных местечек по пути хватало), так что к моменту демонстрации в гараже мистера Паттерсона я умел пользоваться артефактом, как складным ножом. Конструкция его составная, хоть внешне он и похож на кристалл. Выявить закономерности, определяющие направление «прыжка», было несложно. Расположи нужным образом условные грани относительно вектора силы тяжести, перемести один из сегментов – и ты в новой точке пространства.

Говоря «ты», я имею в виду, конечно, себя. Ни с кем из нашей компании «Джон-попрыгунчик» больше не дружил – ни с Натали, ни с Лопатой, ни со Скарабеем.

И еще одно ограничение: артефакт переносил только меня. Вернее, нас двоих, включая его самого. Все мои попытки взять с собой в «прыжок» кого-то еще были неудачными. Брал ли я Натали за руку, обнимал ли ее, заведя «попрыгунчик» ей за спину, сажал ли Скарабея себе на плечи – без толку, перемещался я в одиночестве.

Зато вещи перетаскивать я мог, и не только мелкие. Например, винтовку – легко. Или полный рюкзак.

Еще я теперь умел прыгать сквозь стены. А также вниз и вверх, сквозь полы и потолки. Находясь в помещениях, управляться с артефактом нужно было очень аккуратно, чтобы не очутиться ненароком внутри перекрытия. Что произойдет в этом случае, я, конечно, не знаю, не проверял. Дураков нет – проверять такие вещи. На земле – тем более следует быть предельно осторожным, особенно когда рассчитываешь горизонталь. Ошибешься на пару градусов, и ты под землей или под асфальтом, в толщах грунта, не способный ни двинуться, ни вдохнуть…

«Джек-попрыгунчик», принадлежащий Натали-Горгоне, мог делать все то же самое, но опять же только с моим участием. В этом смысле он был для нее бесполезен. А если вспомнить, что главное назначение «рубиков-попрыгунчиков» – обеспечивать возвращение из порталов, то с уничтожением «Душевой» в кирпичном цеху он превратился из универсального ключа в забавную игрушку, не имеющую практического применения.

Натали был нужен именно мой артефакт и никакой другой. Она мечтала попасть к пришельцам, и пропуском служил «Джон», а не «Джек». Учитывая это обстоятельство, я держал ухо востро. Думал, она будет выманивать его у меня, предложит меняться или просто начнет клянчить, но нет – гордая. Наверное, она ждала, что я сам, как джентльмен, отдам ей свой хабар. Не дождется. Не хабар это, а отцовское имущество. Да и я не джентльмен, я примитивный уличный парнишка.

Немного напрягали токи, идущие от артефакта, все это дружелюбие, поступающее в мозг мимо разума… Я, правда, осознавал происходящее, но было в этих теплых толчках что-то чрезмерное, перебор какой-то. И так реальность качается на грани безумия, а тут еще сигналы типа «мы с тобой одной крови», идущие то ли из космоса, то ли из ада… Это Зона, успокаивал я себя. В Зоне все перебор, все на грани безумия.

…Я закончил показ, и кто-то даже поаплодировал. А сначала ахали, когда я проскакал по периметру гаража. Когда я выскочил сквозь закрытые ворота на улицу и постучал к ним снаружи, они ошарашенно молчали. Потом я телепортировался на крышу и зычно поухал им в вытяжную трубу… Короче, аплодисменты заслужил. Весь вечер на манеже – Питер Панов.

К гаражу мистера Паттерсона мы с Головастиком и Боа приехали позже назначенного Натали времени. Она указала в записке – три пополудни, но так уж вышло, что я оказался последним. Народу для одного помещения, пусть и просторного, собралось немало. Автомобилей внутри не было, подъемник и яма пустовали: владелец заранее разгреб площадку для этого сборища. Гостей принимал его сын, Паттерсон-младший.

Сын владельца – это некто Фаренгейт. Прозвище, понятно. Тот самый аномал Микки Кларк, о котором упоминал Эйнштейн и чьим тотемом является ящерица. Для которого тепло и холод, равно как влажность и сухость, – рабочие инструменты, а регенерация – стиль жизни. Родители в свое время спрятали его от Института, семья сменила фамилию, став Паттерсонами, и уехала из богатого района на юго-востоке Хармонта. Несколько раз они меняли место жительства, пока не осели в этой заднице. О чем Микки Фаренгейт не без гордости и поведал… Сейчас Фаренгейту было уже восемнадцать, он умел управлять климатом – в границах, ограниченных полусферой радиусом 100–150 ярдов, – а в детстве ему действительно удалось заново отрастить потерянную кисть руки.

Место, между нами, и правда было поганым. Периметр – ярдах в трехстах, не дальше. Южный клин Зоны, район брошенных домов и заросших сорняками пустырей. Мало кто хотел селиться возле Стены, даже бродяги и беспризорники избегали здешние трущобы. Хотя располагался этот волчий угол в самом центре Хармонта, вот такая ирония. До Посещения здесь успешно работал «Макдоналдс», от которого нынче осталась только бетонная коробка с провалившейся крышей. Если пройти влево вдоль Стены, поднимаясь к Институту и «Детскому саду», уткнешься в реку Нижнюю, если спуститься по Периметру вправо – дойдешь до южного КПП в вершине треугольника, образованного Зоной.

Эта полоса считалась проклятой, весь этот участок между Нижней и южным КПП.

Легенда гласила, будто сразу, еще с момента ввода Периметра в строй, не заладились тут дела. Первый раз Стена в районе бывшего «Макдоналдса» разрушилась на следующий же день. И далее разрушалась с регулярностью рассветов и закатов, причем в одном и том же месте и сама по себе, без видимых причин. Не в Зоне, а на безопасной, казалось бы, земле!

Пролом пытались восстанавливать, но каждый раз история повторялась. А когда обнаружилось, что половина строителей, участвовавших в восстановительных работах, внезапно и беспричинно поменяла сексуальную ориентацию, дело встало навсегда. Смех смехом, но ведь никто ни за какие деньги больше не соглашался приблизиться к Стене с автокраном и раствором. Военные строители предпочитали идти под трибунал. Даже квиры, и те отказывались, не желая расставаться со своими половыми предпочтениями… Так утверждала легенда.

Короче, пролом оставили в покое, выставив охрану.

А лет десять-двенадцать назад, и это уже не легенда, вышла на военную администрацию некая строительная компания, которая подрядилась доделать-таки Стену в проклятом месте и, на случай новых обрушений, взять этот сегмент на постоянное обслуживание. Вояки немедленно заключили с ними долгосрочный контракт. Помимо денег в качестве оплаты компания попросила у комендатуры разрешения построить в Хармонте несколько автозаправочных станций. Желание такое было совершенно понятно, кто ж не хочет вклиниться в столь выгодный бизнес. Разрешение дали, только площадки выделили из тех, что подряннее (самые хлебные давно были распределены среди своих). Так и появилась заправочная станция вблизи от Периметра, как раз возле легендарного участка.

К чему эти рассказы? К тому, что мистер Паттерсон со своим напарником работал на этой заправке, обслуживая в основном армию да полицию. Потому и гараж он купил поблизости.

Возле гаражей сохранилось несколько удобных заасфальтированных площадок – все они были расчерчены на квадраты и активно использовались городскими фанатами хот-степа. Сюда специально приходили поиграть. Я даже задержался чуток, полюбовался на мастеров. Город кипел и сходил с ума, а этим хоть бы что. Погромы погромами, а скакать придуркам не запретишь…

Лопата сидел снаружи на травке с бутылкой в руке. Изображал опустившегося босяка и заодно посматривал по сторонам.

– Ты крут, – покровительственно сказал Фаренгейт, явно ощущая себя главным. Главнее, чем Горгона.

– Таким способом я и проникну в казенку, – подытожил я, убирая «Джона-попрыгунчика». – Тайное оружие.

– Казенка – это куда и где? – осведомился Фаренгейт.

– Следственный изолятор.

– Так и говори, я ваших скотских наречий понимать не желаю. Если, конечно, ты знаешь английский.

Противный он оказался парень, ревнитель правильности. Компостер. Чуть что не так – поправляет, от любого пустяка начинает писать кипятком.

– Так я и говорю – кича, чалка. На чистейшем английском.

Он раздулся, как индюк, подыскивая ответ.

– Мальчики, мальчики, – подскочила Стрекоза. Тоже мне девочка-миротворица.

– По-английски пишется Манчестер, читается Ливерпуль! – выкрикнул Шептун. Это был местный клоун, вечно пытавшийся всех рассмешить.

Горгона присела и легонько рукой провела. Видел я этот жест, только раньше она при этом щелкать языком начинала да свистеть, а сейчас все делала тихо. На нее особо не смотрели, может, только я и заметил.

А рядом с ней стоял, словно прилепился, Светлячок. Мальчик-огонек, появившийся вчера в «Детском саду» и с ходу поразивший воображение моей мамы и Эйнштейна. Тот самый, который из обычного графического теста сделал пазл, а на картинке нарисовал себя, сгорающего на городской площади. По своему обыкновению, он мерцал, причем довольно ярко… И Горгона вдруг бешено развернулась на него:

– Да отскочи ты, малек! Зачем мешаешь?

Она в сердцах сбросила со станка разводной ключ. Светлячок ей помешал?! Чем же, интересно знать?

Это было вправду страшно интересно. Дело в том, что Светлячок сейчас не просто мерцал, а пульсировал с модулированной частотой и амплитудой. Почему это вдруг не понравилось Горгоне? Причем именно в тот момент, когда она хотела повоздействовать на своих друзей? Так-так, подумал я. Возьмем на заметку.

Не сумев повлиять исподтишка, Горгона вышла в центр гаража, привлекая к себе внимание…

Наша ведьма щеголяла в новом прикиде, успела где-то переодеться, и это было что-то с чем-то. Может, для того и упорхнула она от меня после КПП, чтобы нарядиться? Я-то думал, более нелепой одежды, чем та, в которой она ходила по Зоне, придумать невозможно. Почему невозможно? Да вот же! Синие нестираные джинсы плюс черные военизированные «берцы». Сверху – распетушья попугайская футболка, поверх которой – черная майка (да-да, майка поверх футболки). На майке девиз: «Кайф неуместен!», а на футболке – специально сделанные прорехи. На джинсах тоже прорезаны дырки – на бедрах, на коленях. И куча фенечек на руке, которым я названия не знаю… И еще очки.

На сей раз она была в очках, вызывавших странные сомнения и наводивших на раздумья. Потому что вещица, сидевшая на ее носу, была сложнейшим прибором и поразительно напоминала другой прибор в форме очков – тот, который фрау Рихтер позавчера нам с папой продемонстрировала (Боже, неужели это было так недавно?). Неизвестно, те же самые это очки или второй экземпляр, двойник позавчерашних, но сходство потрясающее. Я спросил об этом сходстве у Натали сразу, как встретились, еще когда она вела нас с малышами в гараж. Не ответила, нагрубила.

Короче, функция этих «очков» о многом мне сказала. Если во время визита ее мачехи у меня не хватило времени, да и в качестве «сына сталкера» я тогда был еще слабоват, то сейчас разобрался что к чему. Это был полиграф. Он же детектор лжи. Но не простой, тупо регистрирующий всевозможные физиологические реакции организма, а девайс последнего поколения, мощный комп с датчиками. Этот аппаратно-программный анализатор оценивал не только биометрические процессы, но и, что куда эффективнее, микромимику лица. Я про такие разработки читал, но живьем видел впервые.

И стало понятно, почему госпожа Рихтер заявилась к моему отцу. Услуги сыщика ей были не нужны, на самом деле она проверяла, не встречался ли уже Макс с Натали. Задавала контрольные вопросы и отслеживала на полиграфе реакцию. Рассуждала так: если Натали искала сталкера Пинк Флойда, значит, обязательно вышла бы на Макса, который, собственно, и есть Пинк Флойд…

Итак, девушка вышла на сцену и приступила к тому, ради чего была рождена, – править и распоряжаться.

– Все быстро заткнулись. Я сказала, захлопнули пасти! Зачем я собрала вас, все в курсе, так? Этот банный гоблин хочет вытащить своего папашу из тюряги и просит ему помочь. Я совсем не уверена, что нам это нужно. Будем обтрясать?

Гоблин – это теперь был я, так она меня обзывала после похода в Зону. Не зло, наоборот, с уважением к заслугам. Ну да, я низкорослый, широкоплечий, сучковатый, без шеи. Нормальный фрик, то бишь урод, помесь человека с лесовиком. «Банный» – потому что, дескать, если существуют лесные гоблины, то должны быть и зонные, а применительно к «Душевой» еще и «банные».

– А чего тут обтрясать? – подал голос Голубятник. – Ничего не получится. Отпинают всех и повяжут. Потом грохнут.

Почему ему дали такое прозвище, я не знаю, но птицы, по его словам, Голубятнику были параллельны. Аномал это был серьезный, вовремя вошедший в силу в отличие от меня, задержавшегося в развитии. Двенадцать лет пацану. В «Детском саду» его бы отнесли к «инфразвуковикам» и уже увезли бы в неизвестном направлении. Он мог войти в резонанс с чем угодно, например, с камнем, и заставить его расколоться. Или, сдвигая точку резонанса, мог этот камень катить. Вообще, перебирая точки резонанса, он заставлял предметы двигаться, реализуя таким образом необычную форму телекинеза. В воздух, конечно, ничего не поднимал. Зато был способен устроить микроземлетрясение, а заодно, как бонус, распугать все живое вокруг себя. Понятно, почему он вырос нытиком и пессимистом.

– Ну и лексикон, – поморщился Фаренгейт. – Есть вопрос, который, я думаю, всех беспокоит. Наш новый друг, как мы убедились, действительно может проникнуть куда угодно и нейтрализовать охранную систему тоже может. Но известно ли ему, в какой камере содержат его отца? Прежде чем что-то решать, хотелось бы определиться.

– Точной инфы пока нет, – ответил я, – но она появится, как только я смогу покинуть гараж. Гарантирую. И вообще я считаю, это рабочий момент. Определиться вам надо в принципе, а частности вроде этой – второе дело.

Пока я говорил, Натали внимательно смотрела на меня сквозь очки. Направляла их на меня, выцеливала, прикладывая пальцы к дужке, – видимо, активировала прикосновениями элементы управления. Что она хотела выяснить, не вру ли я? Если честно, мне было обидно.

Потом заговорили и другие, задавая вопросы, предлагая свои варианты. Кого-то беспокоило, что СИЗО и полиция находятся в одном здании, а значит, если что не так, копов набежит немерено. Кто-то рвался хакнуть списки заключенных, которые наверняка есть в базе данных изолятора, и таким незамысловатым способом выяснить все про моего папу. Я не очень вникал, эти препирательства были совершенно не важны. Здесь собрались дети, пусть и талантливые, но всего лишь дети, не способные решать всерьез. Взрослых было только трое, включая меня. А настоящее и окончательное решение все равно примет Горгона – единолично.

Аномалы, здесь собравшиеся, представляли цвет того форума, о котором Натали рассказывала в Зоне. Это их она выискивала по Хармонту, организовывала, сгребала под себя. На такой город – горстка. Натали ждала, что придет больше. Многие не явились на зов, и в домах у них никого, даже родителей не было (она прогулялась по адресам).

Кроме упомянутых Фаренгейта и Голубятника, была еще Стрекоза, о которой вспоминал Эйнштейн. Девочка с фасеточным зрением и со способностью видеть кожей.

Хохмач Шептун обладал способностью с ходу понимать любой язык и даже говорить на нем, обменявшись всего несколькими фразами с носителем языка. Гипермегаполиглот. Он действительно понимал любого собеседника (со мной мгновенно перешел на русский). Натали непременно хотела взять его с собой в мир пришельцев и очень на него рассчитывала.

Был семилетний мальчик, который феноменально читал по идиомоторике, по движениям глаз, по микромимике – куда лучше любого полиграфа. Почти телепат, вынимал твои мысли будто из воздуха.

Была девочка лет восьми-девяти с особой чувствительностью, иногда называемой ясновидением. Человека видела всего целиком, со всеми внутренностями, – не как рентген, а скорее как моментальный томограф. Цвета и формы объектов воспринимала как запахи, как осязательные ощущения, зрение-то было занято обычным делом, вот и происходило переключение на другие чувства. Была она «электромагнетиком», как я или Горгона. Вся такая ранимая, экзальтированная, радовалась высохшей травинке на полу гаража, балдела от красивых, на ее взгляд, железяк-инструментов, сплошные ахи-охи…

Короче, экспонатов в этом цирке уродов хватало. Всего Натали привела сюда восьмерых. Вернее, девятерых, если считать Светлячка, которого она утащила от родителей (не иначе как подействовав на их мозги). Или десятерых, если приплюсовать Скарабея, нашего верного боевого товарища. Но последних двоих я причислял к своим знакомым, «образцам» из «Детского сада». Ну и двоих привез я сам – Боа и Головастика. Итого – двенадцать.

– Я сделал, – дополняя мои мысли, пропищал Головастик.

Он тихонько стоял там, где я его посадил – за верстаком, на который я положил комп с новенькими хардами, – и перекачивал информацию. Харды были ММП, молекулярно-механические, я купил модули максимальной емкости, какие нашлись в электронном супермаркете. Сразу десяток, чтобы места хватило с гарантией.

Скарабей сидел на корточках возле Головастика и отдирал, портя долото, герметик от бетонного пола.

– Отдыхай, ангелочек, – сказал я Головастику, собирая харды в сумку. – Ты замечательно поработал. Вот тебе конфетки. – Насыпал ему в ладошку «электролитических» пилюль. Они и вправду были сладковатыми, наверное, специально, все-таки продукт для детей. – А почему ботинки опять без шнурков? – строго спросил я.

Он смутился и виновато полез к себе в карман. Таким я его и запомнил, большеголовым и очень славным. Трогательным – до слез…

Обсуждение моей проблемы, происходившее без моего участия, быстро заглохло, и, когда это случилось, я сказал Натали:

– Я понимаю, что ты хочешь побыстрее уйти в Зону, для того всех и собирала. На Эйнштейна тебе плевать, на его вполне разумный план – тоже.

Она фыркнула:

– Задрал твой душный дружок.

– Твое дело. Но проводник нужен, а лучшего, чем Пинк Флойд, тебе не найти. Пинк Флойд – на киче… Я сейчас скажу и больше повторять не буду. От помощи я бы не отказался, но я и так пойду вынимать папу, в одиночку. Мне не привыкать.

– Не дави на движок, гоблин, – сказала она. – Макс – это наживка, чтобы поймать меня. А теперь еще и тебя. Неужели не врубаешься? Он сразу был наживкой.

– Ну, наживка. И что? Зассать?

– Есть же дебилы… Да его выпустят, как только мы исчезнем из города!

Черт, эти ее «очки» достали меня. Задурить мне мозги не может, так хочет влезть в них через задний ход? Попросила бы тогда этого клопика, который читает мысли по идиомоторике, стоять рядом и шептать на ушко.

– Выйдем наружу, – предложил ей я. – Хочу кое-что сказать, но стесняюсь.

Вышли.

Лопата привстал, ожидая распоряжений. Она жестом вернула его на исходную. Я ткнул пальцем в «очки»:

– Уже спрашивал, но попробую снова. Твоя мачеха применяла похожую штуку на моем отце, чтобы определять, когда он врет. Ты зачем-то притащила сюда дубликат. Проверяешь мои реакции? Это надо понимать как недоверие или как извращенное проявление симпатии?

– Это не дубликат, – сказала она. – Где-то как-то оригинал.

– Вау… И как же они…

– Как они ко мне попали, не твое дело. Прежняя владелица использовала их двояко…

– Убитая владелица, – покивал я.

– Кто-то сделал доброе дело, – согласилась она. – Так вот, прежняя владелица носила эту штуку постоянно, особенно дома, не снимала даже в постели. Ты, Пэн, просто не врубился до конца, в чем прикол. Самая важная функция «очков» – не фуфло засвечивать, хотя они и это могут, а ставить помехи, мешающие мне воздействовать на мозг. Они формируют защитное поле.

– Отлично, врубился. И что поменялось?

– Да то, кретин, что я из-за тебя их надела, – закричала она шепотом. – Отключить, а потом включить пистолет – это ж какую мощь надо иметь! Главное, ты продолжаешь развиваться. А чем мой мозг отличается от электрической схемы? Те же электрические токи, те же цепи. Там открыл, тут запер. Бог знает, что тебе в башку придет, если захочешь потренироваться на людях.

– Святые сосиски… – только и смог сказать я.

Она меня боялась? Я, по ее мнению, представлял опасность? О своих перспективах я, честно говоря, не задумывался. Воздействовать еще и на людей, видеть токи мозга… Можно, конечно, попробовать. Но потом, потом…

– Не такая я сильная, как ты думаешь, – добавила Натали. – Контролер из Чернобыля, если бы бросил свое стадо, перестал трястись от страха и взялся за меня одну, пробил бы мое поле, я это чувствовала. Твое – вряд ли. Помнишь нашу первую встречу в Зоне? Ты на меня так пялился, что я очканула.

– На твой прикид я пялился, а не на тебя! На желтые ботинки и все, что выше.

– Я тогда подумала – примериваешься, как бы спалить мой чердак. Правда, быстро въехала, что от тебя подляны не будет. Но сейчас, когда ты из-за отца психуешь, слов моих не слышишь… А еще такой упертый, что… Короче! Без «очков» мне нельзя.

– Короче – короче, – передразнил я, вернув должок. – Какие же вы дуры, бабы! Да чтобы я – тебя… Тьфу! Да если б ты не трахалась со своим Лопатой…

Вырвалось, долбить тебя в ухо! Держал это дерьмо в себе, держал и не удержал.

Она вспыхнула и расхохоталась, рассыпав золотые колокольчики по этой помойке.

– Тем более, куда слабой девушке без защиты? Классный ты все-таки обалдуй… Давай гони свой план насчет тюряги. Вытащим твоего папашу. У тебя же есть план?

– Сначала заглянем в одну тошниловку с идиотским названием «Бистро»… – начал я излагать.

И в этот момент грохнуло. Полгоризонта к западу от Стены полыхнуло. Ощутимо вздрогнула земля под ногами.

– Ни фига себе, – сказала Натали. – Это где-то как-то рядом.

– Взорвали «Детский сад», – сообщил я и откашлялся. Голос отчего-то вдруг сел.

Лопата вскочил и подбежал к нам. Распахнулась дверь гаража, дети высыпали наружу. Одна из девчонок заплакала.

– Я же говорил, всем кранты… – проныл Голубятник. – Абзац, поздно… все, приплыли…

Натали, мгновенно став Горгоной, вскинула вверх руку, как заправский вождь.

– За мной! – скомандовала она. – Ду хаст!

Глава 3

Если раньше кто-то думал, наблюдая за происходящим в городе, что все катастрофично, что порядок вещей рухнул, а люди обезумели, он сильно ошибался. Были идиллия, мир и благочиние. А катастрофа разразилась только теперь.

Если раньше у нас были беспорядки и погромы, то теперь была война.

Новый этап хаоса начался с этого взрыва, который мы видели. С детства знакомое мне здание рассыпалось на куски, белый столб поднялся до облаков. Основной корпус Института внеземных культур устоял, но вряд ли он остался пригодным для работы. Сколько людей погибло, уцелел ли хоть один мутант, не знаю… Сволочи.

Взрыв был как сигнал к действию. Неофашистские кланы, или кто там за ними стоит, приступили к настоящему избиению «младенцев Зоны» – вместо тех полумер, которые были до того. Теперь «Новые Ироды» просто убивали детей на месте, а не сажали в цивилизованные автобусы, как поначалу. Причем, мне показалось, мерзавцев с шевронами заметно прибавилось, да и несколько по-иному они стали выглядеть, больше смахивая на коммандос, чем на оболваненных юнцов. Похоже было, что на поле вышли запасные игроки.

Как же мало надо человеку, чтобы почувствовать себя посланником смерти, достаточно спрятать морду под балаклавой.

Впрочем, убивали они не совсем «просто». Не расстреливали и даже не резали. Вешали. Одинаковые виселицы, будто выскользнувшие с некоего тайного склада, в одночасье украсили улицы, и болтались на них вовсе не чучела. Мы проехали таких не менее двух десятков. На одних упокоились маленькие фигурки с табличкой «Отродье Зоны», на других – взрослые мужчины и женщины с табличками «Пособник тварей». Кто-то еще трепыхался. Детей-зверьков было не больше четверти.

Что касается «детских автобусов», которые заполнялись ни шатко ни валко в течение всего дня, то, по рассказам, вывезли их на один из пустырей на северо-западе и там сожгли. Вместе с отродьями Зоны, разумеется. Выйти никому не дали.

Самые ретивые из палачей даже устроили натуральную охоту на беспризорников, уничтожая их, как бродячих собак, без разбора.

Военных и полиции на улицах практически не встречалось, а те, что были, не пытались изображать какую-то деятельность.

Настоящее сопротивление оказывали только сталкеры: кто-то защищал своих детей, кто-то ненавидел этот город и рад был поквитаться, а кто-то – просто за компанию. Сталкеров в Хармонте чуть ли не каждый пятый – мы ж как в шахтерском городке живем, в котором все так или иначе связаны с родной шахтой. У нас роль шахты выполняла Зона. А еще в Хармонте оказалось большое количество оружия, которое все чохом попало на улицы.

Целыми семьями сталкеры пытались вырваться из города, но дороги были перекрыты – вот где жабы и копы проявляли усердие…

* * *

В этой каше никому до нас дела не было: едет себе электровэн с армейской эмблемой, значит, так надо.

Электровэн принадлежал Паттерсону-старшему. Эмблему на машине папаша Фаренгейта заслужил добросовестной работой на заправке и всегдашней почтительностью к чинам и погонам.

Было нас шестеро: я, Натали, Фаренгейт, Голубятник и Стрекоза. Лопата сидел за рулем… Тьфу, семеро, конечно. Светлячок увязался, не желая отлипать от Натали. Она взяла его с единственным, но очень строгим условием: он не будет вылезать из вэна ни при каких обстоятельствах. Выглядело это как забота о младшем, но я-то понимал, в чем дело. Горгона опасалась, как бы не начал мальчишка в самый неподходящий момент пульсировать своим фирменным способом, из-за чего она не сможет никого ввести в транс.

Совершенно бесполезная Стрекоза попала в эту экспедицию только потому, что Фаренгейт неровно к ней дышал. Она, понятно, млела от счастья, болтая ножками на девятом облаке. Я бы вместо нее взял проверенного Скарабея, но тот сказал, что хочет поспать, и я не стал его сдергивать. Все прочие аномалы, те, что помоложе и послабее, остались в гараже – место было безопасное…

Чтобы не светить нашу базу, я позвонил Сэндвичу, только когда отъехали на достаточное расстояние. Пользовался телефоном Фаренгейта, после чего аппарат был выброшен. Парень сделал вид, что ему не обидно и что у него еще есть. Может, не такой уж он и жлоб, каким кажется? Сэндвич радостно сообщил мне, что заказ выполнен, багаж знаний благополучно прибыл. Про багаж – это фигурально выражаясь. Мистер Ву, по его словам, расстарался и сумел выяснить, в какое стойло бросили моего отца. Камера 310, третий этаж, самая крайняя по коридору.

Теперь предстояло удостовериться в полученной информации, проштамповать их багаж (фигурально выражаясь). В некоторых вещах нужно быть уверенным на сто процентов, прежде чем хоть что-то предпринимать…

В забегаловку мистера Ву мы ввалились всей толпой. Исключая Стрекозу со Светлячком. Впрочем, Стрекоза нам внезапно пригодилась – тем, что в подробностях описала, сколько внутри человек, что делают и кто где находится (запросто увидела это сквозь темные стекла), так что слова насчет ее бесполезности я вынужден взять назад. Бар по понятным причинам был закрыт, из посетителей – только бандитская гвардия в количестве четырех нукеров плюс лакей за стойкой. Помост с шестом пустовал, стриптизерша пребывала в вынужденном отпуске. Ну, закрыт – не проблема, двери стеклянные, а на улицах полно камней. Да и ломики в машине нашлись. Хотите покоя, господа, стальную шторку опускайте. Они вскочили, расплескав пиво, схватились за стволы, но мы слишком уж решительно были настроены. Лопата одним ударом свалил «шестерку» у двери и наставил пушку на самого шустрого. Сразу палить они не стали, не те мы гости, чтобы без раздумий бить на поражение: мужик с тремя подростками и девчонкой – несерьезно. Вооружен из нас был только Лопата. На то и расчет. Откуда им знать, что это за подростки? Голубятник издал короткий стон, и оказалось, что предохранитель на пистолете у третьего из гвардейцев заклинило, не нажимается, как ни пыжься. Четвертый, вскрикнув от боли, сам выбросил оружие – металл в его руке вдруг раскалился (усилиями Фаренгейта). Я же первым делом убил тревожную кнопку под стойкой, чтоб хозяин не всполошился. Впрочем, парень, там стоявший, уткнулся спиной в стеллаж и геройствовать не собирался.

Горгона на этот человеческий мусор даже не тратилась.

– Мутанты… – с ужасом прошептал самый шустрый.

– Можно я вскипячу ему глаза? – спросил я, и он, поспешно выпустив пушку, задрал повыше грабли.

Страницы: «« ... 1011121314151617 »»