Птица в пролете Александрова Наталья

«Волна скандальных историй с сексуальным оттенком докатилась и до нашего города. После того, что случилось в свое время с президентом США Клинтоном и с генеральным прокурором нашей страны, инцидент в Инженерно-техническом институте может показаться не заслуживающим внимания, однако, учитывая пост, который занимает главный герой этой истории, мы не можем оставить этот случай без внимания. Как нам стало известно, одна из сотрудниц этого института долго и безуспешно добивалась приема у заведующего одной из кафедр для решения своего личного вопроса. Не сумев пробиться к зазнавшемуся чинуше в рабочее время, она осталась в институте после работы, чтобы перехватить начальника, когда он будет возвращаться домой, и попытаться решить свой вопрос. Время шло, однако начальник все не выходил из своего кабинета. Потерявшая терпение девушка толкнула дверь приемной, и та оказалась не заперта.

Каково же было ее изумление, более того – какой шок пережила скромная девушка, когда увидела своего начальника, светило науки, предающегося разгульным радостям плоти с молодой аспиранткой…

Мы не стали бы писать об этой в общем-то заурядной истории – как говорил Карлсон, дело житейское, – если бы не ряд вопросов, который невольно возникает у любого честного человека. Во-первых, кому мы доверяем воспитание подрастающего поколения? Во-вторых, не все ли диссертации в этом институте «защищаются» подобным образом? И в-третьих, как люди с подобным моральным обликом могут выдвигать свою кандидатуру в городское Законодательное собрание?»

– Каков язык! – скривилась Надежда, дочитав заметку. – Чего стоят хотя бы «разгульные радости плоти»! Или это – «одна из сотрудниц… одной из кафедр»… в общем, как пелось в очень известной советской песне: «Если кто-то кое-где у нас порой…»

– Чем вас заинтересовала эта заметка? – поинтересовалась Лена. – По-моему, к нашей истории она не имеет отношения.

– Очень даже имеет! Ты же слышала последнюю фразу – насчет выборов в Законодательное собрание? Значит, этот профессор, или кто он там, выдвигал свою кандидатуру на выборах. И вот посмотри-ка в нашу ведомость: именно в тот день, когда опубликована эта заметка, кому-то, скрывающемуся под псевдонимом Утконос, выплачена энная сумма. Гораздо меньшая, чем таинственному Видоплясову, ну так и работа не сравнима с заказным убийством! Подумаешь, настрочить поганенькую статейку!

– Но ведь здесь нет ни имени профессора, ни названия кафедры… разве такая публикация могла сыграть серьезную роль в предвыборной борьбе? Да и найти его по таким неполным данным будет сложно…

– Ну, найти его не так уж сложно – в институте не так уж много кафедр, даже в таком крупном. Насчет того, могла ли такая заметка сыграть роль, – мне кажется, профессора могли просто припугнуть, дать понять, что начнется, если он не снимет свою кандидатуру. Все это можно выяснить. А начать можно с автора этой заметки, вот здесь его фамилия – Н. Уточкин. Кстати, весьма созвучно с псевдонимом Утконос… газета «Невский вестник» за двадцатое апреля. Но сейчас, – Надежда взглянула на часы, – мне нужно срочно ехать домой, а то голодный муж, вернувшись с работы, обойдется со мной хуже, чем центр «Вариант» с этим несчастным профессором…

– Ну уж и несчастным! Сам виноват, нечего было с аспирантками шашни крутить… или уж хотя бы двери закрывал!

– Вот видишь, – обернулась Надежда, которая была уже в дверях, – даже ты поверила тому, что прочитала в этой заметке! Все-таки печатное слово – огромная сила, не зря журналистов называют «четвертой властью»!

Оставшись одна, Лена раздраженно забегала по квартире. Так хорошо все складывалось, они уже почти у цели, но тут, видите ли, этой Надежде Николаевне срочно понадобилось домой. Мужа, видите ли, нужно ей кормить, как будто он маленький ребенок, сам взять не может!

Будь на месте Лены замужняя женщина, она бы ничуть не удивилась Надеждиной прыти. Любая замужняя женщина, за редким исключением, конечно, твердо знает, что кормить мужа по приходе его с работы – это неизбежное событие, от которого не отвертеться. Ибо мужчина приходит с работы всегда голодный, а оттого сердитый. И если немедленно не напихать его едой, он может быть социально опасен. От сытого же и сонного мужа хитростью и лаской можно добиться каких угодно уступок.

Лена никогда не была замужем, оттого и возмущалась поведением Надежды. Ей очень не хотелось откладывать расследование на завтра.

Лена несколько минут боролась с искушением, но рука сама потянулась к телефонной трубке.

Набрав номер, напечатанный на последней странице газеты, она услышала приветливый голос:

– Газета «Невский вестник»!

Лена спросила, как связаться с корреспондентом Уточкиным, и ее переключили на другой номер.

На этот раз трубку не снимали очень долго.

Наконец в динамике послышался шум, как будто Лена позвонила на вокзал или в среднюю школу во время большой перемены, и молодой запыхавшийся голос прокричал:

– Демидов!

– А могу я попросить Уточкина?

– Уточкина? – переспросил парень и, крикнув куда-то в пространство: – Коля! Ложкин! Это тебя! – с грохотом швырнул трубку на что-то железное.

Некоторое время никто не отвечал, и Лена слушала все тот же неумолкающий гул, наконец раздался новый голос, на этот раз хриплый и прокуренный:

– Алло, вы кого ждете?

– Уточкина.

– Коля Маслов! – крикнул хриплый. – Это тебя! – и трубка снова с грохотом упала.

Наконец послышался новый голос, высокий и резкий:

– Маслов у телефона.

– Но мне нужен не Маслов, а Уточкин! – проговорила Лена, окончательно теряя терпение.

– Но это тоже я, – недовольно ответил собеседник, – и если вас интересует Ложкин – это тоже я.

– Это что же – вы как Господь Бог едины в трех лицах? Или у вас просто тройная фамилия?

– Да нет, я пишу под несколькими псевдонимами, как большинство журналистов. Иначе в газете бесконечно повторялись бы одни и те же фамилии… короче, что вы хотели? У меня времени совсем нет!

– Заметка «Сиятельный Казанова» – ваша? – неожиданно спросила Лена, постаравшись вложить в голос как можно больше суровости.

– Какая? – переспросил журналист. – Думаете, я помню все свои материалы? Особенно по названиям!

Лене показалось, что голос журналиста стал напряженным и испуганным, и она продолжила с прежней строгостью:

– Это о профессоре, которого якобы застали с аспиранткой. Он еще выдвигал кандидатуру в городское собрание…

– Ах, это! – проговорил триединый корреспондент с деланым равнодушием, но Лена расслышала в его голосе тревогу. – Да это когда было! Я уже не помню всех обстоятельств дела… а что вам, собственно, нужно?

– Я хочу очистить доброе имя уважаемого человека! – сурово произнесла Лена.

– Эка спохватились! – Уточкин рассмеялся, но этот смех звучал очень ненатурально. – Сколько воды утекло, а вы вдруг вспомнили!

– Для справедливости нет срока давности, – неожиданно для себя выдала Лена прочитанную или услышанную где-то фразу.

– Ну от меня-то вы чего хотите?

– Я хочу, чтобы вы рассказали всю правду! Хочу поглядеть вам в глаза.

– Ой, ну я вас умоляю! – презрительно протянул журналист. – А больше вам ничего не нужно? Вы вообще кто такая?

– Лейтенант Синицына, – проговорила Лена по какому-то наитию, – и вам придется со мной поговорить!

Некоторое время в трубке молчали, наконец совершенно неузнаваемый голос произнес:

– Хорошо, приезжайте, я здесь до ночи…

Лена хотела спросить адрес, но в трубке уже звучали сигналы отбоя.

К счастью, адрес редакции она нашла на последней странице газеты, рядом с телефоном.

Через час Лена подходила к огромному серому зданию в центре города, в котором размещалась редакция газеты «Невский вестник».

Толкнув дверь, она все еще лихорадочно придумывала, как бы ей пройти через охрану, но единственный охранник, который имелся в поле зрения, была дряхлая старушка в меховой, несмотря на лето, безрукавке. Старушка с немыслимой скоростью работала спицами, создавая шерстяной носок примерно сорок восьмого размера, и одновременно препиралась с двумя грузчиками, которые тащили мимо нее металлический шкаф.

– Тута вот написано, – восклицала старуха, свободным концом спицы указывая в листок бумаги, – что картотека, а вы волокете шкаф!

– Бабка, да это ж и есть картотека! – внушал охраннице один из грузчиков. – Ты что ж, не видишь?

– Я, слава богу, еще не ослепла! – возражала темпераментная старуха, поправляя круглые очки. – Я вижу, что тута написано «картотека», а вы волокете натурально шкаф!

Не дожидаясь, чем закончится выяснение природы шкафа, Лена проскользнула за спинами грузчиков и взбежала по лестнице на два пролета.

Тут она застыла в растерянности, поскольку дальше лестница раздваивалась и обе ее половинки вели в совершенно разные стороны.

Вообще, здание газеты изнутри представляло собой настоящий лабиринт, переплетение бесчисленных лестниц и лесенок.

Лена схватила за плечо пробегавшего мимо невысокого жизнерадостного парня с тремя фотоаппаратами на груди и умоляющим голосом обратилась к нему:

– Помогите мне найти Николая Уточкина!

– Это кто? – парень остановился и участливо посмотрел на нее.

– Журналист, – ответила девушка.

– Тут все журналисты! Я, правда, фотокор… А в каком отделе он работает?

– Не знаю… – Лена пригорюнилась и на всякий случай добавила: – Он еще Ложкин и Маслов.

– Ах, Маслов! – По лицу фотографа пробежала тень. – Ну, тогда нам частично по пути. Он работает в отделе политики, это на третьем этаже… – и парень устремился вверх по правой лестнице.

Лена старалась не отставать, однако довольно скоро она окликнула своего проводника:

– Эй, ты же сказал, что он на третьем этаже, а мы, по-моему, уже поднимаемся на пятый!

– Не бери в голову, – отмахнулся фотограф, – тут такая планировка, что и старый сотрудник не сразу найдет нужную комнату, а свежему человеку – вообще гроб! Чтобы попасть на третий этаж, нужно сначала подняться на пятый, а потом спуститься на второй.

– Как это? – Лена пришла в замешательство.

– Ай, не бери в голову! Я же сказал, что нам почти по пути, так что иди за мной и запоминай дорогу, чтобы потом обратно вернуться!

Лена замолчала и послушно пошла за парнем.

Поднявшись на пятый этаж, они двинулись по длинному коридору, из окон которого был виден внутренний двор здания, украшенный изумительными водосточными трубами в форме драконов и других неизвестных науке животных.

– Здорово! – воскликнула Лена, догоняя своего проводника. – А что здесь раньше было?

– До революции этот дом принадлежал Марксу! – с явным удовольствием проговорил парень.

– Карлу Марксу? – поразилась Лена. – А я думала, он был бедный и жил в Германии…

– Да не тому Марксу, тундра! – фотограф расхохотался. – Однофамильцу его! Книгоиздатель был в России знаменитый, Маркс, вот ему этот дом и принадлежал! Всем хорош дом, только уж больно запутанная планировка! Тут чего только нет… даже привидения свои имеются! Вот на шестом этаже комната есть – она вообще много лет назад замурована, а кто-то в ней работает…

– Как это?

– Как работает? Обыкновенно! Машинка стучит и время от времени мат раздается!

Тут фотограф подошел к очередной лестнице и махнул рукой:

– Вот сюда спускайся, до третьего этажа, потом налево, там и будет лягушатник…

– Что? – переспросила Лена. – Какой лягушатник?

– А, увидишь, – отмахнулся фотограф и двинулся вперед по коридору, бросив через плечо, – короче, там твой Маслов сидит…

– Эй, постой! – окликнула Лена удаляющуюся спину. – А что он вообще из себя представляет?

– Скользкий тип, – отозвался парень, не оборачиваясь, – держи с ним ухо востро… ну, да ты сама увидишь…

Лена сбежала по лестнице до третьего этажа.

Несмотря на поздний час, в здании было шумно и многолюдно. Во все стороны пробегали с озабоченным видом молодые люди самого разного вида, которых объединяло только общее для всех выражение крайней занятости.

Свернув, как напутствовал ее разговорчивый фотограф, налево по коридору третьего этажа, Лена подошла к широко открытой двери, за которой находилась огромная комната. Она действительно сразу поняла, почему эту комнату называют лягушатником.

Видимо, прежде, при прежнем хозяине, однофамильце бородатого философа, в этой комнате была ванная. Во всяком случае, на стенах кое-где сохранилась старинная кафельная плитка, а потолок украшала замечательная тематическая роспись: поросшее осокой и камышами болото, по которому вышагивала с задумчивым видом красивая, изумительно выписанная цапля.

В бывшей ванной комнате стояло несколько изрядно потертых письменных столов, заваленных грудами разнообразных бумаг, номерами газет и прочей макулатурой, среди которой, как унылые ледоколы среди торосов, виднелись непременные компьютеры.

За двумя столами обнаружились и сотрудники – средних лет дядечка, лысый как колено, и рослый парень лет тридцати с безобразно всклокоченной пегой шевелюрой.

Причина его всклокоченности немедленно прояснилась: парень запустил в волосы пятерню, взлохматил их еще больше и жалобно воскликнул:

– Захарыч, наверно, у моего компьютера вирус!

– С чего ты это взял, Петенька? – отозвался мужик. – Ты же в Сеть не выходишь… где он мог вирус подцепить?

– Да? А чего он мне слово «инцидент» подчеркивает?

– А ты его, наверное, с ошибкой пишешь.

– Да я уже по-всякому пробовал – и через «е», и через «ы»…

– А ты через «и» попробуй, – невозмутимо посоветовал лысый.

– Ой, правда! – парень обрадовался и повернулся к двери: – Девушка, вы ко мне?

– Если вы – Н. Уточкин.

– Ну вот, – парень огорчился и по этому поводу снова разлохматил волосы, – как симпатичная девушка, так непременно к Кольке…

– А его что – нет? – разочарованно проговорила Лена. – Я ему звонила час назад, он говорил, что будет здесь до самой ночи…

– Будет, будет, куда он денется! В бухгалтерию небось побежал, надеется аванс выклянчить… вы посидите, девушка, ему все равно ничего не дадут, и он скоро вернется.

Лена уселась за свободный стол и затихла.

Журналисты лихо стучали по клавишам компьютеров.

– Захарыч! – снова застонал молодой парень через несколько минут. – Ну точно говорю – вирус у моего компьютера!

– Что он на этот раз подчеркивает? – осведомился лысый.

– Урегулировать! Я уж и так пробовал, и этак…

– У-ре-гу-ли-ро-вать! – по слогам произнес старший товарищ и грустно вздохнул: – Петенька, как же ты университет-то закончил?

– Как-как? – огрызнулся Петя. – Как все заканчивают! Молча! Ой, правда, так не подчеркивает!

На какое-то время в «лягушатнике» воцарилась тишина, нарушаемая только бойким стрекотом компьютерной клавиатуры.

Лена оглянулась на бравых представителей «второй древнейшей профессии». Лысый дядечка сосредоточенно читал на экране монитора какой-то, видимо увлекательный, текст, лохматый Петя упорно стучал по клавишам, время от времени на секунду приостанавливаясь, чтобы запустить пятерню в шевелюру. Обоим было явно не до нее.

Девушка осторожно, стараясь не шуметь, выдвинула верхний ящик рабочего стола.

Ничего интересного она не увидела, если не считать нескольких пачек презервативов, маленького кипятильника и пустой плоской бутылки из-под коньяка «Арагви».

Находки, конечно, характеризовали отсутствующего Уточкина, но никакой полезной информации Лена из них не извлекла.

Она задвинула ящик на место и выдвинула следующий.

Здесь она нашла еще несколько презервативов, черную книжку с названием «Словарь – справочник автора» и несколько бумажных лоскутков с неразборчивыми пометками.

Один из этих листков привлек ее внимание.

Лена достала его из ящика и всмотрелась в кривую, торопливо бегущую наискосок запись: «Ольга Теодоровна Сербина».

Ниже был записан номер телефона.

Лена поразилась такому совпадению.

Ту самую женщину, которую она пыталась найти в центре «Вариант», ту женщину, из-за которой она приехала в Петербург, женщину, которая памятным вечером в зимнем саду отеля «Кедровая падь» разговаривала с Виктором Черепахиным за час до его смерти, женщину, с которой Лену связывали болезненные воспоминания шестилетней давности, – ту женщину тоже звали Ольга Теодоровна. Она очень гордилась своим редким отчеством, считала его аристократическим и всегда подчеркивала, представляясь: «Не Федоровна, а Теодоровна, запомните, пожалуйста!»

Тем самым она выделяла себя из толпы, из массы, где тысячами суетятся вульгарные Федоровичи и Федоровны, а она, единственная в своем роде и неповторимая, не имеет к ним никакого отношения…

Правда, фамилия шесть лет назад у нее была другая. Шесть лет назад ее звали Ольга Ракитина.

Даже мысленно произнеся эту фамилию, Лена почувствовала, как земля завертелась под ней, а сердце забилось гулко и горячо. Она снова услышала ровный шум дождя за окном, почувствовала прикосновение сильных, горячих рук и пахнущих дождем волос… ее лицо запылало.

И тут в дверях «лягушатника» появился невысокий полноватый блондин с маленькими, глубоко посаженными глазками.

Лена торопливым инстинктивным движением спрятала в сумочку листок с именем и телефоном, незаметно коленом задвинула ящик стола и повернулась к вошедшему.

Разглядев его, Лена поняла, откуда взялась кличка Утконос, под которой журналист фигурировал в компьютере центра «Вариант»: у него действительно был вытянутый и расширявшийся к концу утиный нос, удивительно оправдывавший прозвище.

– Это вы – Николай Уточкин? – проговорила она как могла более официально.

– И Маслов, и Ложкин – тоже я. А это вы мне звонили? – отозвался тот, скользнув по ней взглядом.

Его взгляд, казалось, оставил на одежде девушки сальные пятна.

– Да, я, – Лена поднялась из-за стола, – я хотела задать вам несколько вопросов, касающихся вашей статьи…

– Да-да, – Николай осклабился, – как же, как же… «справедливость – мое ремесло»… только давайте поговорим не здесь, а то здесь уж очень шумно!

Лене не казалось, что в «лягушатнике» шумно, но она поняла, что Николай не хочет разговаривать при своих коллегах, и не стала спорить с ним.

Они вышли в коридор и направились к еще одной из бесчисленных лестниц.

– Тут у нас есть кафе, – проговорил журналист, с любопытством разглядывая Лену, – вот там мы и посидим.

Действительно, ниже этажом, несмотря на поздний час, работало небольшое кафе. Николай усадил Лену в самый угол, подошел к буфетчице, бойкой веселой тетке лет пятидесяти, и через минуту принес две чашечки отвратительного кофе и две больших рюмки соответствующего коньяка.

Лена с удивлением посмотрела на коньяк и твердо проговорила:

– Я на работе не пью.

– А я пью, – отозвался Николай с сальной улыбкой и одним махом осушил свою рюмку.

Затем он придвинулся ближе к Лене и профессионально-задушевным голосом осведомился:

– И кто же ты такая, интересно?

– Я же вам сказала – лейтенант Синицына, – ответила девушка без прежней уверенности, – и пожалуйста, обращайтесь ко мне на «вы».

– Тогда документик покажите, пожалуйста! – насмешливо проговорил журналист. – Или дома забыли документик? Девочка, кого ты хочешь обмануть? Да я старый газетный волк, я людей насквозь вижу! Что я, мента не узнаю? Мент, он и в юбке мент!

Лена на мгновение смешалась.

Николай повернулся к буфетчице и крикнул:

– Лерочка, сделай мне еще пятьдесят грамм!

Воспользовавшись этим мгновением, Лена выплеснула свой коньяк в стоявший рядом с ней аквариум.

Николай снова повернулся к ней, увидел пустую рюмку, и в его взгляде мелькнуло уважение.

– И даме тоже сделай! – крикнул он через плечо.

– Ну, так кто же ты такая, лапочка? – снова спросил он, понизив голос. – Колись по-быстрому! Дочка этого профессора?

– Как… как вы… как вы догадались? – Лена очень натурально изобразила удивление.

– Котик, – Николай улыбнулся снисходительно, – поживешь с мое… я ведь – газетчик, а это значит – и психолог, и детектив, и писатель, и все в одном, так сказать, флаконе…

«Ну, распустил хвост! – подумала Лена. – Так, глядишь, и что-нибудь полезное выболтает».

Вслух она сказала:

– Значит, у вас не только три имени, но и профессии тоже три?

– Гораздо больше, солнышко, гораздо больше! – промурлыкал Николай, положив ладонь ей на руку.

Лена осторожно высвободила руку из липких пальцев журналиста.

В это время, призывно виляя бедрами, к их столику подошла барменша и поставила на столешницу две полные рюмки.

– Спасибо, Лерочка! – Николай всем корпусом повернулся к тетке и увесисто шлепнул ее пониже спины. – Спасибо, цветок душистый прерий! Одна ты понимаешь ранимую душу журналиста!

– Уймись, ты, ранимая душа, – беззлобно усмехнулась тетка и вернулась к себе за стойку.

Воспользовавшись тем, что Николай отвлекся, Лена вылила вторую рюмку в аквариум и сделала вид, что пьет.

Журналист повернулся к ней и с уважением уставился на пустую рюмку в ее руке.

– А ты молодец, – проговорил он, – обогнала старого газетного волка… надо нагонять…

С этими словами он лихо опрокинул вторую рюмку. Глаза у него несколько затуманились.

– Чур, теперь я заказываю, – Лена встала и, старательно изображая несколько нетвердую походку, задевая столы и чуть не уронив подвернувшийся на пути стул, направилась к бару за следующей порцией горяченького.

Барменша взглянула на нее с любопытством, но ничего не сказала и налила коньяк.

Вернувшись к столу, Лена поставила коньяк перед журналистом и села, имитируя легкую степень опьянения.

– Ну что, зайчик, – заговорил Николай, подняв рюмку, – решила, говоришь, за папочку вступиться? Брось, дохлое дело! Тем более что выборы давно прошли… поезд ушел, ту-ту!

– Не в выборах дело! – возмущенно проговорила девушка. – Дело в его добром имени!

– Доброе имя! – Журналист оглушительно захохотал, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза. – Доброе имя! Да мы, котик ты мой пушистый, живем уже даже не в двадцатом, а в двадцать первом веке, а ты все еще мыслишь категориями девятнадцатого!

Лена, пользуясь тем, что Николай, увлеченный своими разглагольствованиями, не следит за ней, выплеснула в аквариум следующую рюмку. Ей показалось, что рыбки ведут себя как-то странно – плавают по синусоиде и постоянно натыкаются на прозрачные стенки.

– Доброе имя! – повторил корреспондент, отсмеявшись и проглотив свой коньяк. – Надо будет запомнить, ребятам расскажу – это ведь смешнее любого анекдота!

– У отца больное сердце! – с чувством проговорила Лена. – Он после вашей статьи тяжело болел!

– А с больным сердцем нечего лезть в политику, – назидательно проговорил Николай, – политика – это потяжелее, чем большой спорт! Требуется абсолютное здоровье, как у космонавта…

Язык бравого журналиста уже слегка заплетался. Чтобы закрепить и усилить достигнутый эффект, Лена принесла еще две рюмки и чуть не силой влила коньяк в Николая.

Неожиданно он рассмеялся:

– А она тоже хорошо пила… прямо как ты…

– Кто? – удивленно спросила девушка.

– Ну, она… та баба, которая… ух, шикарная телка! Не моего… блин… поля… ягода…

Он говорил уже с заметным трудом, и Лена подумала, не переборщила ли она с дозой алкоголя, но вдруг журналист оживился и снова повторил:

– Шикарная телка!

– Да про кого ты говоришь? – переспросила Лена.

– Тс-с! – Николай огляделся по сторонам и приложил палец к губам. – Она велела никому… ни одной живой душе не говорить, что эта статья заказная… про профессора, блин…

Неожиданно он уставился на Лену и выпучил глаза:

– Так это же про папашку твоего! Ну, блин, история!

– Расскажи, что за история? – тихо переспросила Лена, придвинувшись к журналисту. – И про какую женщину ты говоришь?

– Крутая баба! – повторил Николай.

– Ну что ты все одно и то же твердишь – крутая да шикарная! Имя-то у нее есть, у этой твоей крутой и шикарной?

– А как же! – Николай состроил обиженную гримасу. – И имя, и отчество… вот только я… забыл… – Он прижал пальцы к виску, и по его лицу пробежала судорога – видимо, с таким напряжением пытался он вспомнить забытое имя. – Отчество такое… особенное…

– Теодоровна? – подсказала Лена.

– Во-во! – журналист обрадовался. – Точно, вспомнил, Ольга Теодоровна! Надо же такого папочку заиметь! Нет чтобы просто, как у людей, – Федоровна… Только, говорит, никому, ни одной чтоб душе… – Николай испуганно прижал ладонь ко рту, – ну вот, а я тебе про нее рассказал… ну, тебе можно, ты человек не посторонний…

Вдруг глаза Николая расширились, он с изумлением смотрел на что-то у Лены за спиной.

Девушка обернулась и проследила за его взглядом.

Николай смотрел на аквариум.

На него действительно стоило посмотреть.

Одна рыбка явно решила покончить жизнь самоубийством. Она раз за разом разгонялась и выскакивала из воды, потом шлепалась обратно и начинала все сначала.

Еще одна золотистая рыбка на самом дне аквариума стояла на голове. Это выглядело особенно уморительно, потому что несчастная рыба не могла удержать равновесие и раскачивалась, как дерево на ветру.

Две крупные бархатистые темно-коричневые рыбы дрались из-за крошки корма, остервенело налетая друг на друга и стараясь нанести друг другу тяжелые увечья.

«Самая настоящая пьяная драка, – виновато подумала Лена, – что я сделала с бедными непьющими созданиями!»

– Во дают! – удивленно проговорил Николай. – Что это с ними? Ну прямо как люди! А может, это они перед землетрясением?

– Каким еще землетрясением? – на этот раз удивилась Лена.

– Ну, в этой, в Японии, лягушки и рыбы землетрясения предсказывают… как начинают беспокоиться – все, надо спасаться!