Хроники железных драконов (сборник) Суэнвик Майкл
Джейн повернулась и впервые по-настоящему заглянула мимо отвратительных розовых складочек съежившейся плоти в глубины глаз своей наставницы. В них затаились подавленность и дружелюбный отголосок разделенной вины. Как ни отвратительно, часть ее откликнулась на это с сочувствием.
– Спасибо, – проговорила она.
Сегодня на профессоре были темные очки с такими толстыми голубыми линзами, что они казались почти фиолетовыми. Она подвинула их на клюве, и глаза скрылись полностью.
– У меня для тебя хорошие новости. Тебе восстановят финансовую помощь.
– Почему?
– Так традиционно делается после Десятины. На самом деле срабатывает чисто экономический механизм. С резким сокращением спроса на университетские ресурсы средств оказывается достаточно. Непродолжительное время деньги текут рекой. В твоем случае это, разумеется, мелочь. Формальность. Но в личном деле она будет выглядеть внушительно.
– Почему формальность?
Профессор Немезида запустила руку во внутренний карман и извлекла конверт, зажатый между двумя железными когтями.
– Мой счастливый долг как твоего научного руководителя сообщить тебе, что твое заявление о творческом отпуске подписано. – Она извлекла документ, проверила печати и медленно перечитала про себя. Затем кивнула, спрятала бумагу в конверт и сунула обратно в карман. – Обычно творческие отпуска не предоставляются студентам. Чтобы помочь в твоем деле, мы ввели промежуточную степень по промышленной алхимии и назначили тебя – по результатам успешного прохождения программы – на преподавательскую должность. На редкость необычная ситуация. – Клюв приподнялся: профессор улыбалась. Мрачно сверкнули очки. – К счастью для тебя, администрация насквозь коррумпирована. В противном случае никто бы подобного не потерпел.
– Я не подавала на отпуск.
– Тебе и не надо было. Фата Инколоре подала от твоего имени. Бумажные процедуры завершены. Нам требуется лишь твое согласие.
– А кто эта фата Инколоре?
– Большой друг, я так понимаю, лорда Гальяганте, который сам является привилегированным спонсором широкого спектра университетской деятельности.
– А-а, – кивнула Джейн. – Начинаю понимать.
– Зайди ко мне в кабинет на этой неделе, и разберемся с бумагами. Выплата жалованья, разумеется, приостанавливается, пока ты не начнешь реально преподавать. Но ты получишь пособие на жилье и небольшую сумму на покрытие мелких расходов.
– Ну, – проговорила Джейн, – полагаю, я должна считать этот день счастливым.
С помощью стаканчика водки и четверти грамма гашиша Джейн удалось наконец задремать. Она проспала без сновидений большую часть следующего дня, проснувшись только на закате. Быстро переоделась и покинула комнату, чтобы никогда уже в нее не возвращаться. Она не стала паковать вещи: можно в любой момент за ними послать, если позже захочется что-нибудь сохранить. Настало время крупно побеседовать с Меланхтоном. Кое-что надо прояснить раз и навсегда.
Дракон убрался из подвалов Бельгарда, видимо, во время Десятины. Джейн это знала, хотя не понимала, откуда это знание. Это было нечто глубинное, просачивающееся изнутри. И она знала, что ей надо просто идти куда глаза глядят, и бесцельное блуждание приведет ее прямиком к дракону. Он гнездился в слепом пятне ее подсознания. Она чувствовала его за спиной, ее мысли постоянно возвращались к нему с упрямством языка, бередящего больной зуб.
Он снова принадлежал ей, как прежде. Теперь она знала, что им никогда не освободиться друг от друга в этом мире.
Дракона она обнаружила в Термаганте, на четырнадцатом этаже. Это был очень уж респектабельный квартал, и она еще в лифте поймала на себе несколько странных взглядов. Но ее это волновало мало.
Ноги сами остановились посреди тихого и сверхъестественно чистого коридора. Бронзовая табличка на одной из дверей гласила: «7332». Дверь открылась легким касанием.
Большие комнаты, бежевые стены. Следящее освещение создавало осязаемые уплотнения света на сияющих полах из твердого дерева. Через арку виднелась кухня, весь разделочный блок и встроенные приспособления. Все было свежепокрашено. Мебель отсутствовала.
– Ау?
Ответило лишь тусклое эхо.
Джейн позволила двери защелкнуться у себя за спиной. Она шагнула вперед, в предполагаемую гостиную. По логике, почти столь же обширное пространство за ней наверняка являлось хозяйской спальней. Гостья прошла сквозь резные двустворчатые двери. Там-то она и обнаружила дракона.
Меланхтон ждал, молча и угрюмо, стена черного железа, простиравшаяся за контуры комнаты. Она сообразила, что он, должно быть, заполняет собой весь этаж и часть следующего. Одно обустройство пространства для него должно было стать ужасно разрушительным. Организовать ремонт и наведение лоска в окружающих его помещениях, не привлекая при этом внимания отцов Города к своему присутствию, – трюк, потребовавший даже от дракона напряжения всей его хитрости.
Кабина открывалась в комнату – металлический круг в самом центре стены. Джейн залезла по ступенькам и дернула вниз задрайку люка. Он распахнулся перед ней.
– Никаких игр, – сказала она.
Внутри царили тепло и приглушенное освещение. Пилотское кресло ждало ее.
– Никакой лжи, никакого вздора, никаких уловок.
Она уселась в кресло, как делала бесчисленное множество раз до этого.
– Я пришла заключить с тобой сделку. Если будешь выпендриваться, я уйду.
Панорамное зрение сомкнулось вокруг нее. Все было черно.
– У тебя только один шанс, – проговорила она в бесконечную бездну.
Никакого ответа.
Пальцы сомкнулись на рукоятках. Это был критический момент. Резиновые подушечки казались сухими и твердыми. Она судорожно повернула их. Иглы ужалили ей запястья.
Темнота вокруг усилилась, обретя глубину и фактуру, коих ей недоставало прежде. В остальном ничего не произошло. Джейн выжидала. Теперь она стала достаточно взрослой и понимала, что на самом деле Меланхтон подобным образом с ней общается. Его молчание было красноречивее любых слов. Оно говорило ей о слабости и силе, о ее беспомощности перед лицом его власти. Оно свидетельствовало, что их чувства друг к другу не изменились.
Булькнул жидкий фреон, перекачиваемый из одной части дракона в другую.
Джейн поерзала в кресле. Кабина казалась до невозможности тесной. И запах железа повсюду. Она вздохнула, почесала плечо подбородком, и в панорамном обзоре вспыхнула световая искра. Она была бледной, как светлячок, и маленькой, как пылинка.
Звезда.
Без фанфар появилась вторая звезда, а затем четвертая, еще и еще, пока тьму не заполнили миллиарды солнц, сложенных в галактики и туманности, а эти узоры вплетались в еще более крупные структуры. Джейн, казалось, стояла где-то в стороне от Творения, бесстрастно наблюдая, как все ужимается до небытия. Или словно уносилась прочь от всего сущего на невообразимой скорости, и скорость эта все возрастала. Пока наконец и звезды, и сопутствующие им миры не растворились в единой конструкции, форму которой она была в состоянии охватить сознанием.
И тут Джейн узрела Вселенную целиком, все пространство и время, стянутые совокупностью сил притяжения в твердое тело в форме седла. Меланхтон прокрутил изображение по еще более высоким измерениям, так что Вселенная выворачивалась наизнанку, поглощая себя самое, вырастая в сложности от седла до девятимерной бабочки и наконец преобразовавшись в n-мерный зиккурат. Это была совокупность тщеты, ибо, кроме зиккурата, не было ничего. Он не имел ни наружного вида, ни чего-либо вовне. Внутри он не пустовал, но «снаружи» его не существовало и не могло существовать.
Завороженно наблюдая за лучезарными инволюциями, Джейн осознала, что перед ней разворачивается совершенная и точная модель ее жизни: она была заперта в нисходящем спиральном лабиринте, постоянно попадая в знакомые места, где никогда прежде не бывала, все время возвращаясь к дилеммам, приближение которых, оглядываясь назад, должна была предвидеть. Джейн скользила по сужающимся кругам, ее постоянно загоняли во все более жесткие рамки, и наконец однажды, свернув за последний угол, она окажется в конечном пункте инерции, где нет ни выбора, ни направления, ни будущего, ни выхода.
Ей стало ясно, как тщательно, как безжалостно она заперта в ловушку. Все испробованное – обман, сочувствие, бездействие, терпение, жестокость – неизбежно вело к поражению. Просто потому, что так устроен этот мир. Потому, что вся колода изначально меченая.
Звезды слились в единую плотность. Вселенная полыхала в глазах подменыша, словно чудовищная белая ракушка. Она не впервые глядела на эту фигуру. С тошнотворным спазмом откровения Джейн узнала ее и дала ей имя.
Она смотрела на Спиральный замок и впадала в отчаяние.
Меланхтон, судя по всему, только того и ждал, потому что теперь он соизволил прервать молчание.
– В Рифейских горах, – неожиданно мягким голосом заговорил он, – до сих пор водятся дикие тролли, их примитивные племена защищены от воздействия современной культуры, а принадлежащие им территории сохраняются как обширные заповедники. Это грубые существа, ведущие простую жизнь. Самцы являются воплощением свирепости, но восхитительный во всех прочих отношениях характер самок разбавлен необъяснимой любовью к красоте. Зная об этой слабости, охотники раскладывают вдоль горных троп лунные камни. Проходит день, неделя, и вот мимо топает ни о чем не подозревающая троллиха. Она замечает мерцание в пыли. Она останавливается. Она захвачена тонкими переливами цвета. Она хочет отвести взгляд, но не может. Ей отчаянно хочется схватить безделушку, но она боится приближаться к ней. Часы идут, и сила ее уменьшается. Она падает на колени перед лунным камнем. Она беспомощна, не способна отвести взгляд, даже когда слышит приближающиеся шаги охотников. От простого убийства этот спорт отличает тот факт, что существуют две внешне неразличимые породы троллей. Представительница одной породы умрет с прикованными к лунному камню взглядом. Но во второй любовь к красоте будет побеждена силой ненависти. Эта троллиха собственными пальцами вырвет себе глаза, лишь бы освободиться от тирании камня. Даже слепая, она могла бы удрать в лишенные света родные пещеры. Но она поступает иначе. Она неподвижно сидит на корточках, сколько потребуется, хоть несколько дней, поджидая того, кто поставил ловушку. Она сидит со знанием, что погибнет. И с решимостью забрать с собой по крайней мере одного из охотников. Вот почему никогда не следует приближаться к пойманной троллихе в одиночку, но всегда в компании друга. Друга, который не предполагает, что он немного медлительнее тебя самого.
Дракон надолго умолк. В кабине было зябко: вентиляция работала на слишком большую мощность.
– Пришло время выбирать, – наконец произнес он яростно, – к какой породе троллей ты принадлежишь?
– Ты правда можешь убить Богиню? – спросила Джейн.
– Ты глупый кусок мяса! Ты до сих пор не поняла? Нет никакой Богини!!!
– Нет! – крикнула Джейн. – Ты сам говорил…
– Я солгал, – отозвался дракон с пугающим самодовольством. – Все, с кем ты когда-либо имела дело, лгали тебе. Жизнь существует, и все живущие рождены страдать. Лучшие мгновения мимолетны и покупаются ценой изощренных мук. Все привязанности обрываются. Все любимые умирают. Всему, что ты ценишь, приходит конец. В таком прискорбном существовании смех – безумие, а радость – глупость. Должны ли мы принять, что все это происходит просто так, без всякой причины? Что некого винить, кроме нас самих, но принимать ответственность на себя бессмысленно, поскольку это не облегчит, не отсрочит и не притупит боли? Ничего подобного! Гораздо удобнее воздвигнуть соломенное чучело и все свалить на него. Одни преклоняются перед Богиней, другие проклинают ее поименно. Между этими двумя подходами нет ни малейшей разницы. Они цепляются за вымышленную фигуру Богини, потому что признать альтернативу невыносимо.
– Тогда что… почему… зачем я тебе нужна?
По лицу Джейн, к ее смятению, струились слезы.
«О, как Меланхтон, должно быть, наслаждается этим, – думала она. – Какое удовлетворение это должно ему доставлять».
– Ты играл со мной, давал обещания, пускался в черт знает какие махинации, чтобы привести меня сюда. Зачем? В чем смысл?
– Я хочу, чтобы ты помогла мне сокрушить Вселенную.
Джейн издала короткий горький смешок. Но Меланхтон не отозвался и никаким иным способом не выразил своего неудовольствия. По хребту пополз леденящий холод. Дракон говорил серьезно.
Она еле слышно спросила:
– Ты правда можешь это сделать?
Пылающее в темноте изображение морской раковины заслонила схема Спирального замка, линии головокружительно ныряли одна в другую, закладывая безумные виражи, всегда возвращаясь, чтобы сойтись в центральной точке.
– Вселенная построена на нестабильности. На точечном источнике слабости в начале времен, когда родилась материя. Одно-единственное трепетное мгновение, от которого исходит все остальное. Ребенок с рогаткой мог бы сбить эту точку. И именно на оси этого момента построена вся система. Потревожь его – и все рухнет.
Это выходило за пределы вообразимого, однако подключенная к драконьим сетям Джейн не могла сомневаться в его искренности.
– Что будет потом?
В железных глубинах включился двигатель. Кресло задрожало.
– Ты задаешь вопрос, на который нельзя ответить, не зная природы изначального хаоса, из которого восстало бытие. Может, Спиральный замок – это нечто вроде кристалла: разобьешь – и он погибнет навеки? Я предпочитаю верить именно в это. Или он как стоячий пруд, чью зеркальную поверхность можно взбаламутить, но которая неизбежно восстанавливается, когда стихают волны? Можешь верить в это, если хочешь. Можешь даже верить – почему нет? – что восстановленная Вселенная окажется лучше прежней. Мне, если я сумею отомстить, без разницы, что будет потом.
– А мы?
– Мы погибнем. – Непроизвольное повышение тона и едва заметное ускорение модуляций сказало Джейн, что она коснулась какого-то нечистого голода, родственного – но менее пристойного – жажде битвы. – Мы погибнем без всякой надежды на возрождение. Ты, я и все, кого мы знаем, прекратят свое существование. Миры, давшие нам жизнь, существа, сформировавшие нас, – все будут уничтожены. Их уничтожение будет настолько исчерпывающим, что даже их прошлое умрет вместе с ними. Мы взыскуем небытия, которое лежит за пределами смерти. Хотя пустынные века протянутся в бесконечность и даже дальше, некому будет помнить о нас, некому скорбеть. Наши радости, печали, битвы станут никогда не существовавшими. И если даже появится новая Вселенная, она ничего не будет знать о нас.
Нигилистическое видение дракона было столь всеобъемлющим, что поначалу Джейн утратила дар речи. Оно унизило ее, заставило почувствовать себя смехотворно мелкой, словно писк комара в опере. Медленно и постепенно Меланхтон отключил свои внешние чувства, оставив ее парить в бездне с забитыми тишиной ушами, ослепшими глазами, стиснутой параличом гортанью. Остался только голос дракона и, когда он умолк, отзвуки его голоса в тишине.
Далее – ничего.
– Ладно. – Джейн глубоко вздохнула. Она чувствовала себя холодной и твердой как камень. – Хорошо. Только при условии, что мы понимаем друг друга.
Глава 20
Два гнома, черный и красный, мрачно боролись на балконе. Тела их были скользкими от пота, а ножи блестели в свете прожекторов. Ступнями они взбивали облачка опилок, которыми посыпали плиты, чтобы впитывать кровь. Оба были обнажены.
Джейн наблюдала из сада, разбитого на крыше дома, поставив на перила бокал.
Гномы по-скорпионьи опасливо кружили один возле другого, высматривая брешь в обороне противника. Внезапно один оступился и упал. Это была невероятная оплошность для бойца его уровня. Второй сделал обманный выпад, будто хотел воспользоваться промахом соперника. Но когда первый провернулся на руке и выбросил ноги, чтобы сбить противника с ног, тот оказался уже недосягаем. Второй гном с воплем прыгнул. Первый сумел парировать его удар только ценой пальца. К счастью, не на рабочей руке.
Завсегдатаи вечеринок оккупировали балкон. Джейн не единственная наблюдала за поединком сверху, но у перил народу было немного. Все серьезные болельщики стремились подобраться почти вплотную, чтобы слышать рычание поединщиков, подойти достаточно близко, чтобы чуять их ярость и страх.
Отвратительный спорт. Джейн в принципе не могла понять его притягательности. Но зрители… она покусывала губу. Она обещала Меланхтону топливо; годится почти каждый из них. Кого бы выбрать?
Она потянулась за своим бокалом, когда крохотные волоски в основании шеи, на тыльной стороне рук и на внутренней стороне бедер зашевелились и поднялись торчком. Сродни электрическому потрескиванию, когда вдруг осознаешь, что вверх по ноге лезет тысяченожка. Приближался Гальяганте.
Джейн выждала, пока он подошел едва не вплотную, затем обернулась, как учили ее тренеры по флирту: губы приоткрыты и в то же время одна бровь едва заметно приподнята, а глаза расширены – выражение, которое кажется и чуть насмешливым, и вместе с тем вызывающим. В целом такое лицо говорило: «Посмотрим, что тут у нас».
На Гальяганте это не произвело впечатления.
– Тебе следует вращаться в обществе.
Берега искусственного ручейка усеивали факелы. С пылающими за спиной огнями он напоминал своих диких предков, привет из тех времен, когда его племя нельзя было призвать, не заплатив кровью в той или иной форме. Джейн откинулась на перила, изобразив безразличие.
Никогда не извиняйся. Это было первое, чему ее научили.
– Я вращаюсь. – Она подняла бокал и взглянула на него поверх края. – Вращаюсь и щеголяю костюмом. – Повернувшись, она села и положила ногу в высоком сапоге на перила, так, чтобы продемонстрировать черные кожаные шортики. – И, могу добавить – мы оба пользовались немалой популярностью.
Она наклонилась вперед, дабы ее жакет на молнии открыл воистину потрясающее декольте, являвшееся по большей части заслугой покроя: бюстье поднимало и стискивало груди так плотно, что, по ощущению хозяйки, они словно были выложены на полку.
– Вам нравится, что сделали с моей ложкой? – Она дразняще покачала талисман на цепочке.
Гальяганте взял ложку и рассмотрел ее с обеих сторон. Ручка была скручена мастерами-гномами в замысловатую спираль, дабы сделать ее аллегорическое значение более очевидным. На расплющенной головке красовалось рельефное изображение Богини: на аверсе сплошные сиськи и целлюлит, на реверсе – необъятные зад и тайна.
– Ты выглядишь карикатурно. – Он позволил ложке упасть обратно. – Это недостаточно хорошо.
– Я продавала бы себя с большим успехом, будь мне точно известно, в каком качестве вы собираетесь меня преподнести.
– Ты пока в стадии разработки. Конкретные детали не имеют значения.
– Но…
– Если ты не получишься, – сказал Гальяганте, – я отправлю тебя туда, откуда ты появилась. – Ударение на последних пяти словах было слишком явным, чтобы оказаться непреднамеренным. Он щелкнул пальцами и бросил через плечо: – Проводите ее. Проследите, пусть переходит от одной группы к другой.
И, словно закутавшаяся в туман гора, он избавил ее от своего присутствия.
– Фата Джаене, – произнес кто-то почтительным тоном.
Для слуг подбородок должен быть вздернут отчужденно, но не надменно. Слуги, гномы и кредиторы не бывают настолько важны, чтобы относиться к ним пренебрежительно. Встречайте их взгляд твердо. Отводите глаза прежде, чем закончите говорить. Не обращайтесь с ними по-дружески, если только у вас нет причин заставлять их смущенно сгорать от стыда.
Джейн обернулась, и у нее отвисла челюсть.
– Хорек Феррет!
– Мадам помнит меня. – Седой фей сдержанно улыбнулся и склонил голову. С закрытым ртом и опущенными глазами он выглядел совсем не опасным. – Я польщен.
Джейн столкнулась с ним лишь однажды, когда Феррет поймал ее на попытке магазинного воровства. Она помнила Хорька достаточно живо, и факт его сегодняшнего присутствия потревожил Джейн.
– Что вы здесь делаете?
– Лорд Гальяганте наводил о вас справки. В процессе чего обнаружил меня. Гальяганте нравятся умные вещи. Он предложил мне место на условиях, от которых я не мог отказаться. И вот я здесь. – Хорек предложил ей руку. – Вы знакомы с фатой Инколоре?
– Еще нет. Она возлюбленная Гальяганте, не так ли?
– Намного больше.
Дружелюбно болтая, он увлек ее в середину сада.
Фата Инколоре стояла у мелкого пруда, подсвеченного через окно на дне. Она оживленно беседовала с тремя тегами-интеллектуалами. Темные рыбы проносились над танцорами, мерцающими в зале уровнем ниже. Преломляемый водой свет подчеркивал ее отталкивающую модную бледность. Наряд фаты Инколоре заставил Джейн и вправду почувствовать себя какой-то карикатурой.
– В голубом – фата Жюиссанте, – прошептал ей на ухо Феррет, – первый кандидат на пост сенатора от Движения Левой Руки на ближайших выборах и еще более вероятный кандидат на замещение фаты Инколоре в привязанностях Гальяганте. Скоро ей предстоит выбор. Или одно, или другое – всего сразу не получить. Рядом с фатой Жюиссанте – лорд Корво. Корво – типичнейший представитель своего класса, чопорный, но скорый на гнев, стоит навлечь на себя его неудовольствие. Смейтесь всем его шуткам. Тощий в малиновом и шляпе с перьями – парвеню. Его игнорируйте.
Он выпустил руку Джейн и исчез.
Она приблизилась к группе. Все были увлечены спором, поэтому ее не заметили.
– Но, безусловно, фата Инколоре…
– Пыточные эксперименты над химерами, согласитесь, доказали…
– Невозможно, чтобы…
Фата Инколоре нетерпеливо затрясла головой.
– Все пытаются проводить аналогии между двумя мирами. Они – низший мир, а мы – высший. Мы – лодка, а они – якорь. Они – реальность, мы – мечта. Смешно. Миры являются просто двумя различными уровнями физического бытия. Наш существует за счет энергий более высокого порядка, нежели любые, имеющиеся в их мире. У них – то же самое, только с обратным знаком. Разделение абсолютное. Ничто из нашего мира не в состоянии существовать у них, и ничто из их мира – в нашем. Если вы сунете руку в нижний мир, ее разорвет с ужасающей яростью и каждый ее атом мгновенно превратится в энергию. Пройти Вратами Снов можно, да, но нельзя что-либо перенести из мира в мир.
– Но торговля детьми продолжается, – высказалась фата Жюиссанте. Лицо парвеню при этом осветилось внезапной самодовольной ухмылкой человека, упивающегося случайно высказанной непристойностью. – Для человека, отрицающего связи между мирами, вы делаете слишком уж стремительную прибыль на подменышах.
На пухлых, словно пчелой ужаленных, губах фаты Инколоре расцвела ярость. Брови взлетели, словно черное пламя. Но гнев, плясавший под ними, переплетался с весельем. Словно у хищника, который обнаружил, что загнан в угол врагом, которого совсем не уважает.
– В конечном итоге между мирами не существует физического обмена, и только это имеет значение. Подменыши – случай особый. Исключение, если хотите, которое… – Она подняла глаза. – А, новая игрушка нашего хозяина.
Все взгляды обратились на Джейн.
– Ой, пожалуйста. – Джейн скроила уязвленное лицо, хотя больше всего ее интересовала только что прерванная беседа. – Не игрушка. Скорее, помещение капитала.
– В чем же разница?
Парвеню обращался не к ней, но к ее сиськам, ее сапогам и мешанине цепочек, замочков и ключиков, которые, позванивая, болтались у Джейн на поясе.
Искоса взглянув на фату Жюиссанте, Джейн сказала:
– В моем случае это означает, что я могу рассчитывать, что Гальяганте серьезно подумает, прежде чем отделаться от меня.
Фата Инколоре фыркнула, а ее соперница слегка покраснела. Корво сурово откашлялся и шагнул между ними.
– Скажи мне, – обратился он к Джейн, и его серое лицо собралось в не внушающую доверия улыбку, – то, что рассказывают, правда? Про тебя и Гальяганте.
– Он поймал меня в своем буфете с охапкой серебра, – признала Джейн. – Не в таком наряде, разумеется, – это просто фантазия на тему. Но я была профессиональным вором, да. Так мы с Гальяганте и узнали о существовании друг друга.
– Я так понял, Гальяганте пишет сценарий для телевидения на основе твоих подвигов.
– Сериал, я слышал, – вставил парвеню.
– Полагаю, на самом деле Гальяганте подумывает дать мне адреса нескольких своих друзей, а затем поделить добычу.
Парвеню хохотал так, что с него упала шляпа. Даже Джейн пришлось отвернуться.
Между веселящимися гостями скользили официанты и кабальные дети, одетые для такого случая в фантастические костюмы – платья из цветочных лепестков, курточки из шмелиного меха, шали из лисьего винограда и желудевые колпачки. Некоторые носили на плече пушистые белые одуванчики. Другие держали грибы размерами с зонтик. Кто-то был занят обслуживанием гостей, остальные выполняли чисто декоративную задачу: прыгали и кружились в гротескном изображении детской игры. Лица у большинства были мрачны, словно у проводников душ в загробном мире.
Подошли девочка в юбке из лепестков ромашки и мальчик в трико с колючками, дублете и шапочке в виде головки чертополоха и принесли серебряное блюдо, на котором лежала освежеванная конская голова.
Фата Инколоре жестом велела поднести голову ей. Ножом и ложкой она ловко выковыряла глаза. Один положила на маленькую белую тарелочку.
– Это тебе.
Другой глаз она взяла двумя пальцами и отправила в рот. Щека вздулась бугром. Джейн с ужасом смотрела, как она его жует. Затем глянула на тарелку у себя в руке. Жуткий глаз безучастно смотрел вверх. Он невольно напомнил ей драконью басню про троллей и лунные камни-приманки. Она чувствовала себя в ловушке, будучи не в силах отвести взгляд.
– Позвольте мне.
Корво достал нож и с невероятной серьезностью стал нарезать глаз ломтиками. На тарелку хлынула стекловидная жидкость. Он наколол кружочек на кончик ножа.
– Как и ко многим другим деликатесам, вкус к этому вырабатывается постепенно. – Он наставил на нее нож. – Открой.
Джейн начала было качать головой, но, увидев выражение лица Корво, быстро передумала. Она открыла рот. Он положил туда кусочек.
– Неплохо, а?
Он был именно таким холодным и резиновым, каким она его себе представляла. Однако она не ожидала, что он окажется так остро приправлен. На глазах у нее выступили слезы.
– Чудесно, – выдохнула она.
– Значит, тебя восхищает, когда тебе кладут в рот новые вещи.
У парвеню был вид человека, довольного собственным остроумием. Обе дамы от него явно устали.
– Безусловно, не понимаю, что вы имеете в виду, – холодно произнесла Джейн.
– Несомненно, понимаешь.
– Извините. – Фата Жюиссанте оттерла этого надоеду в сторону. – Вот как это делается.
Она сняла перчатку и едва коснулась прохладной подушечкой пальца внутренней стороны запястья Джейн. По жилам хлынула жаркая вспышка желания, и Джейн шарахнулась, как лошадь от автомобиля. Живот напрягся, соски встали торчком. Неотрывно глядя в лицо эльфийской леди, она чувствовала себя открытой и уязвимой, и это ей совершенно не нравилось. Но против такого она была беспомощна. Пожелай эльфийка, она могла хоть сейчас отвести подменыша к себе в будуар. И все присутствующие это понимали.
– Хорошо, – выпалила Джейн. Не поднимая рук, она согнула пальцы, словно уличный боец, подманивающий фату поближе. – Раз тебе так хочется – давай. Прямо здесь, прямо сейчас. На полу. На глазах у твоих друзей.
Жюиссанте ощетинилась.
Долгое мгновение никто не шевелился. Затем фата Инколоре рассмеялась – и чары рассеялись.
– Теперь вы квиты, – сказала она. И продолжила не без приязни: – Но не пытайся лезть в политику, малышка. Это опасная игра, которая сломает тебя, если ты будешь недостаточно осмотрительна.
Она повернулась спиной. Группка слегка сместилась, и Джейн внезапно обнаружила, что стоит вне ее. Как и парвеню на противоположной стороне.
Она попыталась уйти, чтобы он не видел.
Парвеню поторопился догнать ее и подстроиться под ее шаг.
– Я пария, – горько сказал он. – Видела, как две эти фифы обращаются со мной?
– Говоря грубо и честно, – ответила Джейн, – нет.
– Это было прямое оскорбление! Эта сука Жюиссанте оборвала меня, когда я говорил. Она отодвинула меня – меня! – словно я никто. – Более доверительным тоном он обратился к ее грудям: – Мой род старинный, каким бы новым ни было наше богатство. Не слушай тех, кто утверждает, будто наша родословная вымышленная. Имя почти восстановлено, и меч наших предков откован вновь.
– Послушай, – сказала Джейн, – что именно я должна сделать, чтоб избавиться от тебя?
– Ну зачем ты так, не надо. – Ухмыляясь, он сорвал шляпу в вычурном, пародийном поклоне. – Дражайшая фата Джаене, я ваш паж, ваш сгорающий от любви обожатель, ваш верный раб.
– Милостивый государь. – На пути у них материализовался Феррет Хорек и поклонился обоим. – Не уверен, что имел удовольствие?..
Парвеню изумленно выпучил на него глаза.
– Аполлидон, – произнес он наконец.
– Очарован. – Феррет взял Джейн под руку. – Уверен, вы нас извините.
Лестница грациозно изгибалась из ночи в свет. Они спускались. С высоты высокое собрание казалось завихрениями цветочных лепестков на текучей воде. Скользя с уверенной легкостью, кутилы ненадолго соединялись в группки, медленно вращались, а затем кружение разносило их в стороны под еле уловимыми дуновениями ветра.
Вверх по ступеням спешил маленький водяной с подносом напитков. Джейн иссякла. Феррет взял у нее из руки бокал, выбросил его и подхватил пузырящуюся замену с подноса.
Ни капли алкоголя не коснулось губ Джейн в тот вечер. Такое количество высоких эльфов, собранных в одном месте, заставляло самый воздух головокружительно искриться от их волшебного присутствия. Она и так будто плавала в шампанском. И лопнула бы от единственного глотка.
– Ты, между прочим, прекрасно справилась, – заметил Хорек.
– Меня унижали.
– Этого следовало ожидать, когда состязаешься в остроумии с тремя небожителями. Тем не менее ты развлекла обеих дам и заставила Корво защищаться, хотя бы символически. Они являются потенциальными инвесторами, и тебе удалось привлечь их интерес.
– Сомневаюсь, чтобы Жюиссанте особенно веселилась.
– Определенно веселилась. В своем роде. – Сменив тему, Феррет поинтересовался: – Тебя уже представили Ракете?
– Нет.
– Восхитительный парень. Не обманывайся его именем – он не леший-полукровка. Он благородного происхождения, единокровный брат самой фаты Инколоре. Не будь он бастардом и метисом, мог бы рассчитывать на великий почет в Доме Инколоре. С ним стоит считаться.
– Как получилось, что у фаты Инколоре есть брат-метис?
– Он пилот дракона. – Феррет понизил голос. – Богатство Дома Инколоре базируется на торговле, ну, ты понимаешь, и имеется… наследственная слабость в этом направлении.
Они как шелк скользили сквозь толпу, провожатый нашептывал ей то имя, то титул, но в основном отметал гостей, как не представляющих для нее интереса.
Наконец он произнес:
– А вот и Ракета.
Пилот дракона был в парадной синей форме и стоял к ним спиной. Он непринужденно беседовал с троицей низших эльфов. Со спины он выглядел довольно привлекательно. Джейн покорил его рост, ягодицы, ширина плеч. Может, и он, подумалось ей. Да, он прекрасно подойдет.
Уловив едва заметное изменение в атмосфере, Ракета повернулся.
Взгляды их встретились. Глаза у него оказались зелено-серого переменчивого цвета гиперборейских морей. Умные, озорные глаза, не предвещавшие ничего, кроме неприятностей. Она знала его. Они никогда прежде не встречались, но все же он был знаком ей, как содержимое ее собственной сумочки.
Это снова был Пак, снова Питер, снова Задира. Внешность иная, на первый взгляд: волосы короче и более послушные, чем у любого из них, нос тоньше, черты правильнее. Он был выше и осанистее и отличался военной выправкой. Но внутри это был он, и никто другой. Он пылал в ее глазах, словно неоновая реклама. Она узнала бы его где угодно.
«Спокойно, не подавай виду».
Побежденного гнома несли сквозь толпу гостей на том же серебряном блюде, на котором раньше лежала освежеванная конская голова. Шестеро детей с трудом тащили его. Вокруг них теснились празднующие, стремясь обмакнуть побег остролиста в кровь побежденного – на счастье.
Со странной улыбкой на губах Ракета нерешительно шагнул в ее сторону.
– Исчезни, – приказала Джейн Феррету.
Тот от удивления коротко присвистнул, блеснув зубами, и вот Джейн уже проталкивается сквозь веселящуюся толпу, через жаркую давку тел на балкон, наружу.
Воздух был прохладен и свеж, от этого у нее в голове настала замечательная ясность. Два гнома в ливреях Гальяганте заканчивали уборку, подметая и вываливая последние совки опилок за перила. Они подхватили веники, коротко поклонились и ушли.
Джейн засмотрелась на громаду Великого Серого Города. Здания выглядели черными и таинственными, их огни казались посланием, которое невозможно было расшифровать, посланием на языке, которого Джейн никогда не знала. Она поставила было свой бокал на перила, затем импульсивно швырнула за ограждение. Кувыркаясь и мерцая, словно падающая звезда, он полетел вниз.
На балкон, как она то ли боялась, то ли надеялась, вышел Ракета.
– Кто ты? – спросил он. – Я тебя знаю. Но откуда?
Она наградила его насмешливым взглядом.
– Наверное, вам довелось слишком много выпить.
– Я знаю тебя, – настаивал он. – Твоя и моя судьба каким-то образом связаны. Если не в этой жизни, то в какой-то другой.
– Ваши предчувствия и фантазии ничего для меня не значат, сэр. Спокойной ночи.
– Я пилот дракона. Каждый день я имею дело с машинами, которые выжрали бы мою душу изнутри, дай я им такой шанс. Уверяю вас, мэм, я не подвержен пустым фантазиям.
– Ах! – Джейн не осталась глухой к хвастливости этого заявления. Управление драконами такое мужское занятие! Зажимать эти огромные черные железные машины между ногами, и – полный вперед. У девок точно соки потекут из всех дыр. – Вы один из тех господ, что зарабатывают на жизнь порабощением детей?
Ракета вспыхнул.
Читать бесплатно другие книги:
