Записки «лесника» Меркин Андрей

Хельсинки один

Прошло несколько лет. И я стал собирать документы на выезд в капстрану. Те же самые две инструкторши из ЦК профсоюзов включили меня в группу, дело осталось за малым – получить заверенную в райкоме характеристику.

Но в моём комбинате по ремонту квартир сменилось руководство. Василий Васильевич ушёл на повышение и стал генеральным директором.

С ним же ушла милейшая Ольга Ивановна, а я, мудак, не пошёл с ними – сколько меня не звали.

Хотел что-нибудь «высидеть» у себя, и «высидел» – на свою голову.

Нового директора звали тоже Василий Васильевич, и он также болел за «Спартак».

До комбината работал… начальником кладбища.

На этом сходство заканчивалось.

Никаких бумаг директор категорически не подписал. Все документы он складывал в ящик стола и запирал на ключ.

Курил новый директор сигареты «Столичные», причём сырые. В его кабинете всегда стоял сизый дым и полумрак, ничего не было видно.

Утром после страшного бодуна Василий Васильевич призывал секретаршу, алкоголичку Марину Павловну, и смандячив страшный кисляк на лице, кричал на весь комбинат:

– Марина Павловна! Чайку, чайку, чайку!!!

После этого он принимал документы на подпись, но тут же сбрасывал их в тумбу, даже списки на поощрения и квартальные премии.

Заканчивалось всё просто.

Он часто болел, тогда его кабинет вскрывали, ящик стола тоже, и исполняющий обязанности директора главный инженер подписывал всё без разбору.

Все резолюции Василий Васильевич писал только на «собаках».

«Собака» – это такой маленький листок бумаги, который скрепкой подкалывается в угол любого документа.

Любая резолюция была расплывчата и туманна, как лондонский смог.

– Прошу рассмотреть.

– Прошу переговорить.

– Прошу рассмотреть плюс переговорить.

– Прошу решить вопрос.

Таким образом, он страховал себя от любых возможных и невозможных проверок.

Бессмертное дело Полыхаева и живёт и процветает в наши дни.

Ильф и Петров – навсегда!

На место секретаря партийной организации он привёл свою племянницу, за что немедленно получил погонялово «дядя».

До того, как прийти в комбинат, она работала… воспитательницей в детском саду.

«Дядя» неукоснительно следовал заветам Ленина – управлять ремонтом квартир может каждая воспиталка садика или даже яслей.

Глядя на эту племянницу русская народная пословица «не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки», теряла всякий смысл, а это – очень тревожный звоночек.

И тут ударил колокол, звонил он не по Огарёву – Герцену, а по мне.

Старый пидарас «дядя» не стал подписывать мне характеристику, а пидарша-племянница – тем более.

Не говоря уже про секретаря месткома, перепуганного по жизни Бориса Давыдовича.

Но хуй вам по всей сраке, «дядина клика», подумал я – и прямиком отправился на приём к генеральному директору.

Василий Васильевич и Ольга Ивановна встретили меня, как родного.

Генеральный тут же набрал «дядю» и при мне стал говорить с ним по громкой связи.

– Ты, эта, давай, Андрюшке характеристику-то подпиши.

– Ага… и ещё, эта, назначь его исполняющим обязанности начальника отдела производства.

– Да я…

– Ты чё, меня не понял???

– Нет-нет – всё будет сделано.

На другой день все бумаги были подписаны, а я получил новое назначение, которое открывало большие перспективы в деле бытового обслуживания населения.

День отъезда из Шарика был радостным и весёлым.

Группа подобралась проверенная – одни коммуняки, кроме меня, и опять я самый младший по возрасту.

Тут же выяснилось, что только я сносно болтаю на английском – старший группы и комитетчик дали наказ – помогай всем и во всём.

Я с радостью согласился и стал грузить жопу в планер.

Там же познакомился с перепуганным мужичком предпенсионного возраста.

Одет он был странно и потаскано, в длинной куртке со смешными рукавами, как у Арлекина.

На фоне группы, одетой в «фирму», это был явный моветон.

Но все люди разные, особенно выделялась холёная барышня лет тридцати пяти, вся из себя кобылистая и жеманно-неприступная.

По прилёту, уже в отеле, нас расселили с эти мужичком в один номер. Там и познакомились поближе.

Его звали Дмитрий, а работал он Главным инженером одного крупного строительного треста.

Вот тут явление первое.

Хоп – из рукава смешной куртки достаются четыре литровых пузыря водки и 10 банок чёрной икры в стекле.

– Ни хуя себе!

Сам провёз только разрешённую норму этой шняги.

Через некоторое время к нам в номер вежливо постучали финские фарцовщики и всё это скупили, по вполне себе приличной цене в финских марках.

Вопрос с баблом был решён – теперь надо было его отбить.

Последние дни поездки жили в Хельсинки, перед заселением в отель «Хилтон» вызывают меня к себе комитетчик и старший группы и вручают крупную сумму в валюте, чтобы я купил на проспекте Маннергейма для всей группы двухкассетные магнитофоны – в простонародье «балалайки».

Одного меня не пустили, пошла вся группа – там я отбазарил хорошую цену, и сел проверять все маги – было много брака.

Всё проверил, а ещё договорился с хозяином магазина, чтобы аппаратуру нам подвезли прямо в аэропорт, чтобы не платить налог.

Вся группа в ахуе от такой радости, особенно кобылистая и жеманно-неприступная, которую звали Наталья.

Старший группы и комитетский обещают мне положительный «сюрприз».

Всю поездку я пытался безуспешно «пробить» Наталью на близость, но она была неприступна, как утёс.

Да и ваш покорный слуга, честно говоря, был слишком шибздиковат и мелок для такой шикарной дамы.

Но «человек предполагает, а Бог располагает», в чём я очень скоро убедился.

В отеле меня и Дмитрия отозвало в сторону наше руководство и под большим секретом, чтобы группа не буянила, вручило нам ключи…от люкса!

– Ну и «сюрприз», не обманул, комитетчик – только успел подумать, как…

Вот тут явление второе.

В шикарном двухкомнатном люксе оказалась ещё и двухместная сауна, которую мы оба, как нормальные советские люди, видели первый раз в жизни.

Вызвали портье, который быстро обучил, как пользоваться этим чудом финского прорыва.

А до кучи сообщил, что мини-бар входит в стоимость люкса, и мы можем пить это чудесное баночное пиво, есть эти солёные орешки, пить эти маленькие многочисленные бутылочки «мерзавчики».

На радостях мы с Дмитрием сделали десять подряд заходов в сауну, перемежая всё это опустошением мини-бара.

В промежутках разрабатывались коварные планы по соблазнению Натальи и её соседки по номеру, она тоже была не прочь «повеселиться» с главным инженером.

Вставило нас так, что мало не покажется. А всё по незнайке.

После десятого захода Дмитрий показывает какую-то надпись, мелко вырезанную прямо на второй полке.

Спартаковский ромб – и, как всегда – ««Спартак»-чемпион».

Меня слегка шатнуло, но глазёнки ещё больше сузились, а выражение лица стало квадратно-гнездовым.

Зовём портье – он сообщает:

– Не далее, как год назад в этом люксе проживала делегация «солидных господ» из Москвы.

Более он ничего не сказал, но окинул нас тревожным взглядом и как-то недобро сощурился.

Но значение мы этому не предали – и зря это сделали.

По ходу нас так развезло, что мы отрубились на кроватях и провалились в бездну.

И вот сквозь полусон-полуявь вижу, что прямо передо мной «соткался из жирного воздуха», как на Патриарших Прудах – но не Фагот…

Это был Спартак – собственной персоной знаменитый Кирк Дуглас, известный также как Иссур Данилович Демский.

Культовый фильм Стенли Кубрика «Спартак» я видел раз десять, поэтому без труда признал Гладиатора.

В левой руке щит и лёгкий дротик.

На щите надпись на русском:

– Смерть врагам!

Тут Данилович каа-аак замахнулся мечом… и чик прямо мне по голове.

И ещё метнул дротик, прямо в солнечное сплетение.

Меня подбросило на кровати метра на два и я вынырнул из небытия, мокрый, как мышь.

Холодный пот ручьями стекал на одеяло, надпись «Хилтон» хитро подмигнула и сделала мне «козу».

Вот тут явление третье.

Гляжу, а Дмитрий тоже сидит на кровати – щщи перекошены от страха, вокруг него всё мокро.

– Что это было?

– Ты тоже это видел? – говорю я…

– Откуда тут этот Спартак? – лопочет Дмитрий и в страхе начинает заглядывать под кровать.

Снова вызываем портье и рассказываем ему всю эту историю.

Он ничуть не удивился, а с лёгкой улыбкой поведал нам:

– В этом самом номере пару лет назад жил… Майкл Дуглас – уже тогда плотно подсевший на кокаин.

– Все видели, как к нему приезжал отец, и они сильно ругались.

– После одного скандала Данилович с криками и проклятьями выбежал из номера, на что сынок даже не среагировал.

– С тех самых пор всё и началось, – закончил портье…

– Что началось, – спросили мы.

Но и так было понятно – пить надо меньше. И париться в сауне тоже, ага.

Про Гладиатора оба решили стыдливо молчать, чтобы не прослыть сумасшедшими, даже в глазах друг друга.

Пришли в себя мы не скоро, смотрим – а время-то всего ничего, нет ещё и семи вечера.

То есть пить и париться мы начали ещё днём.

Ничего себе!

Тут мудрый и опытный Дмитрий говорит:

– Чтобы покорить девушку – надо её удивить.

– Иди, пригласи Наталью в сауну, а я так и быть, «займу» её подругу у неё в номере.

Когда Наталья увидела люкс с сауной, то изумилась не меньше чем я утром на заселенье.

Как опытный «банщик» включил сауну, камушки нагрелись,…и мы ушли париться.

– Остальное дело техники – как говорил Лёлик.

Всё у нас славно вышло, хоть и трусил я не по-детски – ещё бы, такая дама!

Уже вечером, одеваясь возле зеркала, Наталья спросила:

– А что это за штукатурка на полу?

Я посмотрел на пол и увидел белую, как снег штукатурку и лёгкий гладиаторский дротик, прямо у себя под кроватью.

Мне стало плохо, я упал в объятия Натальи.

На другое утро мы улетали в Москву, комитетчик не отходил от меня.

Пришлось его успокоить, что расставание с Родиной не входит в мои планы.

Это я, конечно, погорячился.

В следующий раз попал в Хельсинки только через двадцать лет.

Барахолка

Первая в стране барахолка открылась в Туле в начале восьмидесятых годов. Официально там можно было продавать только старые вещи.

Те, кто на свой страх и риск продавал новые тряпки, могли запросто получить срок за спекуляцию.

Местные менты никого не щадили и несколько знакомых из Москвы схлопотали срок по статье.

Но мы пошли не таким путём, следуя ленинским заветам.

Набирали на комиссию старых шмоток, где только можно и нельзя.

Набиралось несколько сумок и чемодан в придачу. Затем брали водителя с машиной и таких же, как я спекулянтов поношенным тряпьём и неудобоваримым хламом.

Продать там можно было абсолютно всё.

Уже с четырёх утра начинали ходить люди с фонариками, которые пытливо заглядывали в твои сумки и спрашивали:

– Чем порадуешь, мил человек?

А радовать было чем…

На многочисленных столах и полатях рынка были выложены живописные кучки… ржавых гвоздей и заскорузлых шурупов.

Рядом, как на выставке, лежали кучки из ношенных бюстгальтеров и стираных женских трусов «с начёсом».

Весь этот эксклюзивный товар, как ни странно, находил своего покупателя.

Подозрительного вида старьёвщики и старьевщицы сгружали всё это добро в свои бездонные сумки и растворялись в утреннем морозце, как английские приведения из старинных замков.

Казалось, что мир перевернулся, и такое гавно не может быть никому нужно.

Но нет!

Всё это уходило на благо дальнейшей переработки и всплывало частями в совершенно неожиданных вариантах ширпотреба и подпольной тогда ещё кооперации.

Но не трусами едиными и ржавыми гвоздями, дорогие друзья!

Ношеные джинсы и свитера, особенно с заграничными этикетками, сапоги женские, ботинки «прощай, молодость», шапки из бедных животных, потёртые на лбу и возле ушей – всё это было бомбовым товаром и долго не залёживалось на грязных деревянных столах.

Была лютая и холодная зима. Выехали на «Жигулях» первой модели, водитель Лёня был очень весел и блестел глазами.

Меня это насторожило. Вместе с нами ехали три девицы, которые забили машину под самую завязку, даже багажник на крыше еле вместил огромные чемоданы и коробки с вещами и товарами ширпотреба.

Всю дорогу Лёня прикладывался к бутылочке, а километрах в тридцати от

Тулы задремал за рулём. Машина встала и заглохла.

Бабы в истерике, я водить не умел и не умею до сих пор, женщины тем более.

Лёня пьян в жопу и храпит – редкостный еблан оказался.

Машина явно сломана.

Ночь, мороз, темень.

Выхожу на дорогу и начинаю тормозить проезжающие фуры.

Останавливается дальнобойщик, поднимает крышку капота и ставит диагноз:

– Слетел ремень вентилятора, но не порвался – его можно поставить на место.

– Срезало болт, который крепит вентилятор – болт называется «храповик», если завинтить его на место, то можно медленно доехать до Тулы.

– А там уже загонишь машину на сервис.

– Впрочем, подойдёт любой, похожий на «храповик» болт или большая гайка.

– Надо ловить другие машины, у меня ничего похожего нет, – и уезжает.

И вот, друзья, выхожу на дорогу и начинаю тормозить всё подряд.

Хорошо еще, что в валенках и тулупе – иначе пиздец здоровью.

Но ни у кого нет ни винтов, ни гаек.

Наконец повезло, один дальнобойщик открыл железный чемоданчик – там было много разных болтов, очень похожих на «храповик».

И вот я, у которого руки под хуй заточены по жизни, беру в руки инструмент и на лютом холоде и почти в темноте ставлю ремень на место и путём героических усилий наживляю этот ёбаный «храповик».

Осталось проверить, поедёт ли машина и проспался ли Лёня.

Вся эта эпопея заняла часа два, начало светать. Бабы и я выволакиваем Лёню из машины и макаем мордой в грязный придорожный снег.

Очухался, сукин сын!

Машина дрожит, пердит, дрыгается, и – о чудо – заводится, и мы медленно, но всё-таки доезжаем до барахолки, где уже полным ходом идёт торговля говном вселенского масштаба.

Лёня уезжает на сервис и к вечеру возвращается совершенно трезвым и с рабочим транспортом. Машина готова к обратному пробегу.

Мои попутчицы заявляют:

– Никаких денег ты, Лёня, не получишь – даже за бензин!

И грозятся разодрать ему в кровь всё его наглое лицо коренной национальности.

Торговля прошла успешно, продали почти всё.

На радостях покупаем пойло, и уже обратная картина – трезвый водитель везёт нас пьяных.

Чувствую себя героем автосервиса и спасителем несчастных женщин.

В качестве благодарности все три девицы предлагают «дать» мне чисто из благодарности, за их спасённые от лютого мороза женские прелести.

Благородно отказываюсь:

– Я не такой!

Хотя после водки в башке были разброд и шатания. Решил до конца играть роль спасителя.

Эх, зря я это сделал!

Больше такого случая не представилось, а девицы сказали:

– Ну и дурак!

Дед Мороз

На Новый год подрабатывал Дедом Морозом. Наши смежники, тоже из бытового обслуживания населения, набирали работников на праздники.