Записки «лесника» Меркин Андрей
– Поодиночке – это соски, чтобы до игры отсосали у судей и прочих проверяющих и нужных людей.
– Зарплата – по степени профессионализма сосания и градации заглота.
– Без них никак нельзя.
– Дают результат…
– Парами – это лесбиянки, у тех, что зарплата повыше – основа, она в основном лижет, в остатке – низ.
Их разбивать ну никак нельзя!
Ну и так далее…
Короче просил много денег, чтобы команду спонсировал Войченко.
Владимир Иванович футбол и лесбиянство не любил и денег не дал, больше я с женским футболом не сталкивался.
Вызов
Наступила заключительная пора перестройки-перестрелки. Летом 1989 года поехали с Войченко и жёнами отдыхать в Юрмалу. Жили в гостинице «Юрмала». По какой-то там профсоюзной путёвке. Тогда туда входило и питание в ресторане три раза. А сажали кушать за один и тот же столик.
И вот так получилось, что нас усадили за один столик с Цоем и его супругой. Он тогда уже был «звезда» в полный рост, а ваш покорный слуга, как и 20 лет спустя, никто и звать меня никак. Мы сильно стеснялись, но напрасно. Виктор был высокого роста, почти под два метра. Его спутница тоже высокая, худая и интересная женщина. За столом общались дежурными фразами:
– Приятного аппетита.
– Спасибо.
Цой был абсолютно без звездняка, простой и дружелюбный парень.
Через день после моего дня рождения “Спартак” играл с «Днепром». Как раз пришли ужинать.
В холле стоял телефон-автомат, и я раза три-четыре бегал звонить по коду в Москву, узнавал счёт.
“Спартак” выиграл, а жена успела рассказать Цою:
– Ненормальный и повёрнут на московском “Спартаке”.
Когда я вернулся радостный, то Виктор сказал:
– Хорошо, что у вас муж ненормальный, пусть даже от футбола.
– В жизни надо быть на чём-то помешанным в хорошем смысле этого слова.
Сам он футболом абсолютно не интересовался.
Воздух в Юрмале был замечательный, и мы часто гуляли с Владимиром Иванычем на свежем воздухе.
– Не пора ли тебе уехать? – вдруг спросил Войченко.
Мысль об эмиграции посещала меня давно, но как-то не мог придать ей окончательной формулировки.
– Где же взять вызов?
– Да и в Америку уже не пускают…
Войченко прищурился по-ленински, с хитринкой и сказал:
– Для начала поедешь в Израиль, а с вызовом я тебе помогу.
Когда вернулись в Москву, то он познакомил меня с одним очень интересным челом.
Он как раз собирался в Нью-Йорк по приглашению к родственникам.
Чела звали Ёся Загзун.
– Почти Иосиф Кобзон, – подумал я.
Ёся просто и непринуждённо поведал мне про изготовление вызовов русскими эмигрантами на Бруклине.
Настоящий израильский вызов от «Сохнута» получить было малореально, поэтому большинство уезжающих из страны сдавало в ОВИР точную его копию, сделанную мастерами русско-еврейской эмиграции США.
Цену он сложил немалую, но слово своё сдержал.
Не прошло и двух недель, как Загзун приехал в Штаты, а почтальон уже вручил мне заказное письмо.
В нём лежал новенький и пахнущий типографией вызов, со всеми печатями, подписями, заверениями нотариуса и написанный на иврите и английском одновременно.
Отдавать деньги, как было договорено, я поехал его старенькой маме.
Она долго охала и причитала, пересчитывала много раз, а на прощание пожелала:
– Зай гезунд унд махт парнос.
– Верх цинизма, – подумалось мне.
Ведь о Германии я тогда даже не мечтал.
Документы в ОВИР сдал без проблем и стал ждать разрешения на выезд.
Уезжали тогда все, ну, как все. Очень многие из моих знакомых, как сумасшедшие, валили из СССР.
Не было недели, чтобы кто-нибудь не уехал в Израиль на ПМЖ.
Планы у всех были грандиозные, а конечной точкой прибытия называлась вожделенная Америка.
Все хотели попасть именно туда, а Землю обетованную рассматривали исключительно как трамплин.
Шёл месяц за месяцем, я продолжал работать в кооперативе, но долгожданная открытка из ОВИРа так и не приходила.
Обычно процедура оформления занимала месяц, от силы два, но у меня прошло уже полгода.
Женщина-капитан, которая вела моё дело, только сокрушённо качала головой и говорила:
– Надо ждать.
Удалось уговорить её пойти в ресторан. Там за рюмкой чая и узнал кое-какие подробности.
Родители давно были на пенсии, но прежняя работа оставляла за ними какую-то непонятную завесу секретности.
И вот пока всё это не было проверено, не могло быть никакой речи о моём отъезде.
На мой вопрос:
– А нельзя ли это как-нибудь ускорить? – симпатичная капитанша отрицательно покачала головой.
Когда провожал её до дома, то было видно, что мы симпатизируем друг другу, если не сказать больше.
– Лучшее – враг хорошего, – подумал я и решил не искушать судьбу.
И оказался прав.
Открытка пришла ровно через неделю.
Настало время отказываться от гражданства СССР.
Удовольствие оказалось не из дешёвых. Отстояв огромную очередь, сдал в доход государства почти «косарь» и получил квитанцию.
С этой квитанцией отправился в ОВИР, где мне вручили зелёную бумажку под названием «полувиза».
В обмен на общегражданский паспорт, который пришлось сдать.
Теперь в эту зелёную бумажку требовалось получить транзитную венгерскую и въездную израильскую визы.
В Голландском посольстве – там находился израильский консулат, стояли огромные очереди.
Надо было отмечаться в каких-то списках и ходить на переклички, чтобы получить заветный номерок, который давал право на приём к консулу.
Но мир не без добрых людей. Возле очереди крутились сомнительного вида личности.
За некоторую сумму в рублях они готовы были решить все ваши проблемы.
Недолго думая, отдал личностям деньги, а взамен получил номерок «на завтра».
Приближался день отлёта из Шереметьева.
Сборы в дорогу были недолгими, и вот обменяв по курсу разрешённые сто пятьдесят долларов, я выдвигаюсь в сторону государственной границы.
Пограничник с добрым лицом Цербера буравит меня глазами – печать в «полувизу», и самолёт берёт курс на Будапешт.
Так я покинул Родину и начался путь эмиграции. Впереди было недолгое пребывание в Израиле, стремительный марш-бросок в Берлин.
Я смотрел в окно иллюминатора, Москва наклонилась на бок и сделала мне ручкой.
Наступали новые и, возможно, лучшие времена, которые нам обещал ещё Остап Бендер.
Где-то далеко остались Сокольники, Войченко, московский “Спартак” и вся жизнь в Советском Союзе.
Часть вторая
Записки «лесника»
Будапешт три
Автобус подогнали прямо к борту самолёта, там нас встречали автоматчики. Рядом суетился представитель «Сохнута» на пейсах и длинном лапсердаке.
Он натужно улыбался и предложил нам проехать к месту передислокации.
Замок, где мы разместились, тоже охранялся – боялись террористических актов.
Но всё-таки удалось выйти в город и пройтись по Будапешту.
Очень красиво, июнь месяц – тепло и солнечно.
Множество людей прогуливалось по центру, и никому их них не было дела до меня.
Всё это было очень тревожно и хотелось поскорее сесть в израильский самолёт и оказаться в Тель-Авиве.
Через плечо весела небольшая сумка, набитая икрой и сигарами. Всё добро удалось пронести через таможню в «Шереметьево».
Пока таможенник досматривал чемодан, Войченко ногой пропихнул сумку мимо него и стойки с досмотром.
Сумка сиротливо застряла на полупозиции зала, но я быстренько догнал её и бережно взял на руки.
Увидел витрину рыбного магазина, и, отбросив сомнения, открыл дверь.
Навстречу вышел хозяин, лицо его показалось знакомым.
На ломаном английском пытался что-то спросить, но тот вдруг на русском выпалил:
– Андрюшка!!!
Оказалось, что это бывший секретарь райкома того района Будапешта, где я лихо отплясывал чардаш с Марженкой Каня.
После бархатной Венгерской революции он забросил коммунизм и пролетарский интернационализм и пошёл работать в частный сектор.
Обеспечивать венгерский народ, и не только его, икоркой и прочими морскими деликатесами.
Встреча оказалась настолько радостной и неожиданной, что бывший отнюдь не сентиментальный коммунист чуть не прослезился.
– Вот что чардаш животворящий делает, – подумал я – и сгрузил ему на стол почти два десятка банок отборной белужьей чёрной икры в стекле.
Цену бывший секретарь дал отличную, да ещё вместо форинтов – в американских долларах.
Для полноты картины он также купил все кубинские сигары.
Деревянные коробки с табачными изделиями плавно перешли из рук эмигранта в руки братского – или уже нет? – венгерского народа.
На посошок мы выпили ещё по соточке и я вернулся в замок с автоматчиками.
Пейсатый «сохнутовец» радостно сообщил:
– Таки завтра утром мы вылетаем на историческую Родину!
Баксы хрустели, я храпел – Земля обетованная была всё ближе и ближе.
Помойки на дорогах
В аэропорту Бен Гуриона опять автоматчики. Да что же это такое! Проходим в зал ожидания, и начинается процедура оформления гражданства.
Причём по израильским законам это происходит прямо в здании аэровокзала.
Напротив меня сидит дядя с непроницаемым лицом. Говорит по-русски.
На лбу так и написано – «Моссад».
Беседа идёт долго – вопросов масса.
От вопроса «Вы в каком полку служили?» – до правильного ответа, как звали жену командира дивизии.
Серьёзные ребята, подумал я, а мужичок так и сверлил меня глазами.
Казалось ещё вот-вот, и он попросит снять меня штаны и проверит член на предмет обрезания крайней плоти.
Но пронесло…
Прошло почти семь часов и уже под вечер мне торжественно дают бумажку, где написан номер удостоверения личности.
Тот же дядя из «Моссада» поздравляет с получением израильского гражданства.
Затем сажают в такси, и машина везёт меня в сторону Тель-Авива.
По дороге начинают закрадываться первые сомнения.
Слишком много помоек по обеим сторонам дороги, слишком мало света.
Всё тускло и серо, обшарпанные здания и помойки – на всём пути следования.
Таксист оказался русским, чему я уже не удивился, и предложил ехать не в Тель-Авив, а в его пригород – Герцлию.
Поездку оплачивал «Сохнут» – я согласился, и таксист привёз меня в гостиницу.
Вместе с бумажкой о гражданстве выдали небольшую сумму наличными, да ещё и хозяйка гостиницы оказалась родственницей таксиста.
Утром она отвела меня на окраину города, где познакомила с симпатичным молодым человеком.
Нетрудно догадаться, что юноша также говорил по-русски. Мало того, он оказался хозяином небольшой однокомнатной квартиры, которую предложил сдать мне по сходной цене.
Сделку оформили у нотариуса, и ничего не понимая на иврите, подписал все бумаги.
Зря я это сделал!
Наивно полагая, что юноша сдаст мне квартиру в чистом виде, оглянулся по сторонам.
Но молодой человек исчез вместе с договором на квартиру.
Меня обступили соседи, они что-то громко говорили и сильно жестикулировали руками.
Кое-как убрав жильё, приступил к битве с огромными летающими тараканами.
Тараканы не сдавались и пришлось вызвать специальную службу.
Белая и вонючая жидкость заполнила всё помещение и из всех щелей полезли летающие твари.
Они лениво переваливались с бока на бок, я сгребал их в совок и уже полудохлых выкидывал на помойку.
Благо дело, возле моего дома их было целых три.
Три симпатичных и аккуратненьких помоечки издавали вонь и роились огромным количеством мух.
Жара
Надо было как-то и за что-то жить, и я начал искать работу. На курсы иврита идти не хотелось.
Соседи оказались люди простые и заботливые, и каждый вечер занимались со мной языком.
Иврит оказался не сложным и буквально через месяц я мог элементарно изъясниться, и даже что-то написать слева направо.
На работу же устроился ещё раньше.
Сосед принёс объявление – «Требуются помощники по ведению домашнего хозяйства».
Так я оказался в конторе благообразной бабули, которая зарабатывала бабло по нехитрой схеме.
По одному объявлению она искала уборщиков квартир, по – другому предлагала их небедным израильтянам.
Зарплата была хорошая, я быстро согласился.
Согласно кабальному договору, который мне перевели соседи, я должен был оплатить симпатичному молодому человеку квартиру на год вперёд.
Плюс ко всему стояла страшная жара. Её переносить было практически невозможно, не спасал ни душ несколько раз в день, ни мокрая простыня на ночь.
Но деньги были нужны очень сильно, буквально в первый же день пребывания в Израиле я понял, какую ошибку я совершил.
Надо было выбираться из этой жары, бежать от этих многочисленных помоек.
И я приступил к работе. Почти все дома или квартиры были не очень грязные, и уборка их пылесосом и специальными жидкостями не составляла большого труда.
Хозяева в основном были люди душевные, ещё и кормили от пуза и давали денег на проезд в общественном транспорте.
Но случались и исключения. Однажды попалась редкая сука, которая заставила ещё и убирать в саду, хотя это не предусматривалась устным договором.
Платить за это ввиду патологической жадности она тоже не захотела.
В саду я убрал, а пока её не было, позвонил с домашнего телефона в Москву.
Говорил очень долго, хозяйка вернулась нескоро и ничего не заметила.
Но не тут-то было, вечером раздаётся телефонный звонок у меня в квартире и начинается дикий крик:
– Ты «нагрузил» мой телефон на бешеную сумму!!!
– Сейчас я сделаю заяву в полицию, если ты не расплатишься!
Ага, сейчас.
Соседи меня заранее проинструктировали, как себя вести.
Ведь вся работа была по-чёрному, а в Израиле нет ничего страшнее налоговой инспекции.
Тогда я полушёпотом, на добротном иврите, заявляю сучке:
– Прямо сейчас я сдам тебя в налоговую, причём вместе с благообразной бабулей.
Телефон моментально отключился, я облегчённо вздохнул – меня распирало от чувства восстановленной справедливости и хоть и маленькой, но локальной победы.
Но это было только начало, конец был, как в сказках.
Буквально тут же звонит телефон и благообразная бабуля говорит:
– Предлагаю тихо и мирно загладить конфликт.
– Вместо этой уборки есть три роскошные квартиры рядом с домом, и на повышенных условиях оплаты.
Мгновенно соглашаюсь – теперь по утрам я занят целую рабочую неделю.
– Эх, если бы ещё не жара – то можно считать, что день прожит не зря.
Но жаркий воздух лезет во все углы квартиры, не даёт дышать.
Засыпаю весь в поту. Ночью снится сучка из дома с садом и благообразная бабуля.
Они начинают меня душить шлангом от пылесоса.
Кто-то трясёт за плечо. Двери на ночь нараспашку, засовов нет.
Это сосед.
Он улыбается и говорит:
– Нашёл тебе ещё одну работу!
Я продираю глаза, жара опять виснет на мне, хотя на дворе ещё раннее утро.
Ресторан
Приезжаю в огромную гостиницу – пять звёзд, тридцать этажей. Меня встречает начальник отдела кадров, сосед его предупредил.
– Есть место мойщика посуды на огромной кухне.
– Из минусов – небольшая, но белая зарплата.
– Из плюсов – еда высшей категории за счёт отеля плюс транспортировка вечером домой на специальном автобусе из гостиничного парка.
Немедленно соглашаюсь и подписываю договор. Мне выдают специальную карточку, которую надо прокатывать при приходе-уходе с работы.
На огромной кухне кого только нет, но я оказываюсь единственным, кто говорит по-русски.
Многочисленные арабы, вьетнамцы, югославы, поляки носят туда-сюда огромные кастрюли и бидоны.
Всё гремит и движется, повара в белых колпаках подбрасывают в руках сковородки с ручками.
Ручки у сковородок больше, чем хуй наперевес у легендарного мужика.
– Опять жара, – подумал я – на кухне было нечем дышать.
– Весь народ снуёт и движется, – какой хаос!
Прямо перед моим носом оказывается араб с наглой мордой – это мой новый начальник.
И тут же даёт мне задание:
– Надо вымыть несколько котлов и вынести мусор.
Выносить мусор иду с мелким вьетнамцем.
Бачок с отходами весит около ста килограммов и размером почти с меня.
Вьетнамца шатает в сторону, меня тоже. Таких бачков оказывается около десятка.