Красный холм Макгвайр Джейми

ГЛАВА 11

Здания вокруг дома Эндрю тонули во мраке и казались такими же покинутыми, как и все остальные. На пустынной улице не было ни души. Легкий наклон дороги перед домом показался мне неприступным склоном после той пробежки, которую я только что совершила. Я тяжело передвигала ногами и все же старалась ступать как можно тише, чтобы под подошвами не шуршал гравий. Кое-как я добрела до калитки, и та со скрипом подалась. Вскоре я уже стояла у задней двери. С того времени, как я ушла от Эндрю, мне не часто приходилось бывать тут.

После нашего развода двухэтажный коттедж в соседнем городке, где мы жили всей семьей, стал Эндрю не по карману, и он перебрался сюда, в бывший дуплекс. Не самое лучшее место во всех смыслах. Западная часть Андерсона по праву считалась криминальной, и облавы на наркодельцов здесь устраивали регулярно.

Развод вкупе с переездом сильно повлияли на моего бывшего супруга. По крайней мере, во время своих визитов вел он себя почти безукоризненно. Бесконечный ор прекратился. Вспышки гнева сменились редким проявлением недовольства и тяжелыми вздохами. Не знаю, что стало тому причиной — тоска по дочерям или мое отсутствие.

Поднявшись на две ступеньки, я постучала в окошко из оргстекла в верхней части двери. Тишина. Занавеска не давала разглядеть комнату. Я постучала снова, потом подергала ручку. Заперто.

Сердце билось так сильно, что вот-вот готово было выскочить из груди.

Я проверила все окна в доме, до которых смогла дотянуться. Заперто.

— Эндрю! Дженна! Холли! — забарабанила я по стеклу гостиной. — Это мама. Вы здесь?

В ответ ни звука.

Я припала ухом к окну. Ничего. У меня задрожали губы, на глаза навернулись слезы. Я прижималась к стеклу все сильнее, пока ухо не начало покалывать. Зажмурившись, я отчаянно молилась, чтобы кто-нибудь в доме ответил и рассеял мои страхи.

Все напрасно. Я отпрянула от окна и огляделась по сторонам. По щеке у меня скатилась слеза. Я потянулась стереть ее и нечаянно ударилась локтем о стекло. Потом размахнулась и врезала уже целенаправленно, вложив в удар всю горечь, боль и страх. Окно разлетелось вдребезги на удивление тихо. Осколки градом посыпались на подоконник, пол и на меня.

— Эндрю? — громким шепотом позвала я.

Перемахнув через подоконник, я обыскала дом, каждую комнату, каждый уголок. Что-то было не так. На полу не валялись куртки девочек, их ящики были плотно задвинуты, и ни одного рисунка Холли на столе! Значит, до дома они не доехали. Весть об эпидемии, должно быть, застала их прямо во время встречи с губернатором. Как знать, может, девочки сейчас вместе с ним в охраняемом убежище. Или Эндрю увез их от греха подальше. Они могли быть где угодно.

— Вот черт! — выругалась я в полный голос и вдруг завопила: — Вот че-е-ерт!!!

Схватив первое попавшееся кресло, я швырнула его через всю комнату, но не удержала равновесия и рухнула на колени.

— Нет, нет, — причитала я, свернувшись калачиком на полу.

Перед глазами стояли невинные, насмерть перепуганные мордашки дочерей, которые не знали, где сейчас мама, жива ли, и очень беспокоились за меня — в точности как я за них. Силы покинули меня окончательно. Неужели мне больше не суждено увидеть, как Дженна закатывает глаза, не услышать, как Холли перебивает меня? Как же мне хотелось, чтобы они оказались рядом, сказать им, что все будет хорошо! Только вместе мы могли выстоять. Жизнь без них не имела смысла. Я зарыдала, сотрясаясь всем телом, ничуть не заботясь, что кто-то услышит, а услышат наверняка — мои завывания были единственным звуком в этом богом забытом городишке.

— Простите меня, простите, — повторяла я, раздираемая чувством вины и отчаяния. Потом уткнулась носом в ковер, обхватив голову руками. Вскоре на меня навалилась чудовищная усталость. Рыдания стихли, и я провалилась в темноту. Она обступала со всех сторон, унося меня в пучину безмятежности и покоя…

Снаружи завыла сирена, предупреждая о торнадо. Странно. По радио ничего такого не передавали. На учебную тревогу не похоже. Если ее и проводили, то исключительно по четвергам, а сегодня… сегодня… Из головы совершенно вылетело, какой сегодня день.

Я посмотрела на ковер: чем ближе к стене, тем лучше сохранился. Ребенком я всегда замечала такие вещи, потому как больше времени проводила именно на полу: играла, смотрела телевизор или просто умирала от скуки. Не помню, когда в последний раз я рассматривала ковер под своими ногами. Но тот, на который я смотрела сейчас, не имел ко мне никакого отношения.

Глаза щипало от потекшей туши. Вспомнив причину своих слез, я подняла голову и быстро осмотрелась. Сирены надрывались вовсю. Может, сбой системы, а может… случилось самое страшное?

На четвереньках я добралась до парадной двери. Сирена не умолкала ни на минуту, оглашая пустынные улицы. В памяти всплыла церковь в Фэрвью. Я молилась, чтобы звук прекратился, иначе сюда со всей округи сбегутся шаркуны.

Распахнув внутреннюю деревянную дверь, я прижалась носом к стеклу наружной. От моего дыхания стекло запотевало, мешая смотреть. И тут на дорогу выскочила женщина и заметалась в предательском свете фонарей.

Немолодая, лет за пятьдесят, но главное — не из шаркунов! В ее взгляде застыл нечеловеческий ужас. Следом показались двое мужчин, один — с ребенком на руках, а после — женщина. Миновали освещенный квадрат и снова скрылись во мраке. Затем появились еще пятеро, а следом за ними — еще десяток людей. Я насчитала человек пятьдесят, когда заметила первого шаркуна. И то лишь потому, что он напал на свою жертву аккурат под уличным фонарем. За первым появились и другие. Крики слились в пронзительный вопль. Паника нарастала. Толпа была разношерстной, но явно шла с одной стороны. Возможно, из укрытия, где отсиживался и губернатор. Казалось, весь город спасался бегством. Напрасно мой взгляд рыскал в поисках Эндрю и девочек — толпа редела, а они так и не появились.

Понимая, что снова вот-вот заплачу, я разозлилась. Я злилась на себя, на собственную беспомощность, на то, что не в силах найти дочерей. Вскочив, я бросилась в спальню и распахнула шкаф, где Эндрю обычно хранил винтовку и свой девятимиллиметровый. Винтовку я не тронула на случай, если муж решит вернуться, схватила с полки рюкзак и набила его патронами. Я не держала в руках оружия с момента развода, — отчасти поэтому, отчасти из-за адреналина пальцы не слушались. Следом в рюкзак полетели несколько банок консервов. Открывалка осталась лежать в ящике стола, опять-таки в расчете на Эндрю, если он не успел сбежать из города. Из полезного еще обнаружилась пластиковая бутыль с водой.

В подвале мне посчастливилось найти фонарик, запас батареек, здоровенную отвертку и складной нож.

Сложив все это в рюкзак, я прихватила еще кое-что и направилась в гостиную. Поснимав со стен фотографии, встряхнула баллончик. Струя краски с шипением вырвалась наружу. Моя рука двигалась в такт одной мне слышимой мелодии, и вскоре на стене проступили огромные черные буквы:

Я подождала, пока краска немного высохнет. Оставалось надеяться, что девочки посреди этого ада вспомнят название ранчо доктора Хейза и покажут отцу дорогу. Если Эндрю был в той толпе, бегущей от городской ратуши, он непременно зайдет домой.

Отшвырнув баллончик, я снова выглянула через стеклянную дверь: по дороге неторопливо ковылял мертвец, привлеченный запахом добычи. Эндрю успел увезти дочерей до катастрофы, успел! Мне отчаянно хотелось верить, что так и было и что я приняла верное решение.

Закинув рюкзак за спину, я выскочила на улицу, в спешке забыв придержать стеклянную дверь. Створка предательски хлопнула. Кучка шаркунов моментально повернулась в мою сторону. Я сломя голову бросилась в сторону дома моих дедушки и бабушки. Мне казалось, я бежала еще быстрее, чем прежде, понимая, что вот-вот взойдет солнце и спрятаться будет негде.

— Зои, постарайся успокоиться, — повторил я. Дочка тяжело дышала, пытаясь осмыслить происходящее. В том числе прощание с тетей Джил. — Все будет хорошо, милая. Надо только найти надежное укрытие.

— Я думала, что церковь — это надежное укрытие.

— Там долго бы мы не продержались. Нам нужно безопасное место, подальше от города и от больных людей.

— Ты знаешь такое место, папочка?

Врать мне не хотелось.

— Нет, но узнаю. Не волнуйся.

Девочка выпрямилась на сиденье и стала смотреть в окно. На обочине показался зеленый пикап. Я разжал пальчики Зои и заслонил ей глаза свободной рукой. В этот момент стоящий у пикапа мужчина наставил винтовку на женщину, распластавшуюся посреди дороги в луже крови и рвоты. Алый ручеек тянулся из-под платья, словно у женщины случился выкидыш. Хотя я понимал, что причина не в этом. Кожа несчастной приобрела пепельно-серый оттенок, из глаз, ушей и носа лилась кровь.

Выпущенная из винтовки пуля попала ей в голову, но женщина даже не шелохнулась. Стрелок с отрешенным лицом бережно поднял тело, уложил в пикап и захлопнул дверцу.

Я убрал руку с лица Зои и покрепче обхватил руль.

— Ты пристегнулась? — спросил я.

— Да, папочка, — пробормотала она.

Мне захотелось обнять ее, успокоить, дать время привыкнуть к новой жизни, где мы теперь были вынуждены все время убегать и прятаться от кого-то, но время как раз поджимало. Если фильмы не врут, нас ждет бесконечная игра, в которой каждое мгновение может оказаться последним.

— Вот и умница, — улыбнулся я.

Небо на горизонте сделалось багровым — близился закат. Вокруг не было ни домов, ни сараев. Не знаю, стоило ли мне огорчаться из-за отсутствия ночлега или радоваться, что так на нас точно не нападут полчища зомби. По крайней мере, пока.

Зои перебирала подол сиреневого платья и тихонько что-то напевала себе под нос. Судя по всему, из Джастина Бибера. Я невольно улыбнулся. Радио молчало с тех пор, как мы бросились в бега. Услышим ли мы еще когда-нибудь музыку?

ГЛАВА 12

Через полчаса пути я увидел маленький указатель на сто двадцать третье шоссе. Узкая двухполосная дорога простиралась вплоть до Канзаса. Я вспомнил, как на нашей последней охоте Скитер рассказывал, что по пути отсюда до границы штата всего один городок, а остальное — сплошь луга и поля. Если повезет, можно наткнуться на заброшенную ферму и там заночевать. Если повезет вдвойне, ферма окажется не заброшенной и хозяева приютят нас на ночь.

Повинуясь какому-то инстинкту, я свернул на шоссе. Так или иначе, а нам с Зои нужно было ехать на север.

— Значит, мы не вернемся за моим домашним заданием? — уточнила Зои, пытаясь скрыть разочарование в голосе.

— Прости, милая, но это слишком опасно.

— А в школу мне завтра не нужно?

— Нет.

— Тебя не арестуют, если я не пойду в школу?

— Если все остальные тоже не пойдут, то нет.

Казалось, ответ девочку удовлетворил, но я-то знал: мысленно она готовит новый список вопросов и просто ждет удобного случая их задать. Перемены — это всегда тяжело. Особенно для детей, и особенно для детей вроде Зои, с рождения привыкших жить по правилам. Правила давали ощущение надежности, компенсировать которое сейчас было абсолютно нечем.

Зои качала головой в такт одной лишь ей слышной мелодии и изредка шмыгала носом.

— Ты не простыла?

Дочка оценила мою попытку завязать разговор.

— Вряд ли, я же всегда мою руки с мылом.

— Хорошо… — начал я и осекся, заметив что-то впереди.

Сначала я подумал, что это чья-то машина, но, присмотревшись, различил силуэты. Много ковыляющих силуэтов. Твари обступили автомобиль. Сигнализация продолжала надрываться, и казалось, мертвецов привлекал именно этот противный звук. Они отчаянно пытались прорваться в салон. Я не видел, были ли там пассажиры. Даже если и были, я не хотел об этом знать.

— Папочка…

— Держись, милая!

Я свернул с дороги и заехал в какой-то городок, чьи первые дома стояли совсем недалеко от шоссе. Я гнал быстрее, чем было положено, но я торопился обогнуть чудовищный затор и вернуться на шоссе. Скоро стемнеет, и мне совсем не улыбалось ночевать по соседству с кровожадными тварями. Однако каждый поворот выводил на очередную дорогу, ведущую на шоссе, или кучку мертвецов, семенящих на звук ревущей сигнализации.

Внезапно на приборной панели зажглась желтая лампочка, следом раздался тревожный писк. Сердце у меня упало. У нас заканчивался бензин, солнце садилось, и мы плутали по незнакомому городку, недостаточно безопасному, чтобы остановиться здесь на ночь. Впервые за все время я усомнился в правильности своего решения покинуть церковь.

Мы заехали в какой-то тупик, я дал по тормозам, и тут мне в глаза бросилась канистра с бензином, одиноко стоящая на крыльце домика. За ним на два квартала тянулась грунтовая дорога. Вокруг не было ни души — скорее всего, жители городка превратились в зомби и сейчас пировали там, на шоссе.

Я обернулся к дочери:

— Милая, нам нужно взять ту канистру и заправиться, чтобы ехать дальше.

— Дальше — это куда?

— Скоро вернусь, — пообещал я, проигнорировав последний вопрос. — Из машины не выходи. Поняла?

Зои кивнула. Оглядевшись по сторонам, я выбрался наружу и в три прыжка очутился на крыльце, молясь, чтобы в красной канистре и впрямь оказался бензин. Но стоило мне нагнуться и схватиться за ручку канистры, как дверь распахнулась и раздался звук взведенного курка.

Я испуганно зажмурился и скороговоркой выпалил:

— Пожалуйста, не стреляйте. Дочь увидит.

Мгновение спустя, понимая, что еще жив, я рискнул открыть глаза. В дверном проеме стоял потный грязный старик в мешковатом бело-голубом полосатом комбинезоне и целился в меня из винтовки.

— Значит, дочь смотрит, как отец ворует?

— Я не хотел, — пробормотал я, разгибаясь и поднимая руки вверх. — Просто у нас заканчивается бензин, скоро ночь и нам негде остановиться.

Старик сощурился, задумчиво поскреб седую щетину и наконец опустил ружье:

— Бери девочку и живо в дом. Только пошевеливайтесь, а то шляется тут парочка любителей человечины.

Первой моей мыслью было воспользоваться приглашением. С другой стороны, старик едва не отправил меня на тот свет. И тут из-за спины старика выглянула женщина, очень миниатюрная, с прической почти как у Зои.

— Господи, Уолтер! Дай этим несчастным зайти в дом.

— Так я ему и сказал проходить, а он стоит там как истукан.

— Ну так убери ружье-то, дурень, — укоризненно проговорила женщина и приветливо протянула руку. — Я Джой.

— Натан Оксфорд, а в машине моя дочь Зои. Приятно познакомиться.

— Это очень мило, сынок, — проворчал Уолтер, — но давай бери ребенка и иди в дом.

Я быстро сбежал с крыльца, вернулся к машине, заглушил мотор и помог Зои выбраться. Она видела, как Уолтер наставил на меня ружье, и тоже не была уверена, что нам стоит принять приглашение старика. Едва мы переступили порог, Уолтер запер дверь на все засовы.

Джой вытерла ладони о брюки и замерла посреди гостиной. Порядок тут царил идеальный, но ковру было лет тридцать, и попахивал он соответственно.

— Переночуем в подвале, — сообщила Джой. — Уолтер заколотит там дверь от греха подальше.

— А если они пролезут в дом? — тихо предположил я.

Уолтер взял ружье под мышку:

— Там внизу есть еда и питье. Джой сейчас принесет еще. На дом пока никто не покушался. Видать, на том конце города есть чего поинтересней.

— Там у машины орет сигнализация, они собрались вокруг.

Уолтер на секунду задумался:

— Видимо, идут на звук. Поэтому не шумим, авось пронесет. Двери я запер. Если не привлекать внимания, в окна они не полезут.

Меня слегка тревожило, что в случае чего в подвале мы будем как в западне, но это лучше, чем ничего.

Зои помогла Джой отнести продукты и воду в подвал, где уже стояла кушетка и два мягких кресла аккурат напротив огромной плазменной панели.

— Джой подарила на прошлое Рождество, — хохотнул Уолтер, указывая на телевизор. — Сейчас там одни помехи.

Мы с Зои устроились на кушетке в желтую и коричневую клетку, а Уолтер принялся заколачивать дверь широкой доской. Джой накрыла нас одеялом «привет, семидесятые», и в следующее мгновение дочка безмятежно посапывала в моих объятиях. Я не думал, что ей удастся заснуть в незнакомом месте, но она явно была сильно вымотана. Я прижался щекой к ее спутанным, давно не чесанным волосам, невольно думая о повседневных радостях, которых лишил нас этот кошмар. Даже такая будничная вещь, как расческа, казалась теперь неимоверной роскошью.

— Красавица она у тебя, — с улыбкой прошептала Джой, глядя на Зои. — Моя дочь Дарла живет в Мидленде. Бывали там? — (Я покачал головой.) — Мы как раз собирались к ней на выходные, — вздохнула Джой. — Собирались еще вчера, но черт меня дернул задержаться, чтобы полить цветы. Теперь из-за проклятых цветов я больше не увижу ни дочь, ни внуков.

— Увидите, — пообещал я.

— Вы так думаете? — спросила она с надеждой в голосе.

Я улыбнулся, поцеловал Зои в висок и откинулся на подушку:

— Спасибо, Джой. Спасибо вам огромное, что пустили переночевать.

— Вас никто не гонит. Живите, сколько хотите. — Женщина посмотрела на мужа, который все еще возился с дверью. — Неизвестно, когда все это закончится… и закончится ли вообще.

Я не почувствовала разницы, когда открыла глаза, — в алтаре было очень темно. Шорохи и стоны за окном прекратились. Брюс тоже не спал и смотрел прямо перед собой. Я выпрямилась и стала растирать затекшую спину. Потом тихо спросила его:

— Удалось поспать?

Брюс покачал головой, потом посмотрел на меня и улыбнулся:

— Подремал минут пять. Но я рад, что тебе удалось. — Он наклонился и впервые за последние сутки поцеловал меня. — Ты была молодцом. Не знал, что ты так хорошо водишь.

Я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Брюс прижал меня к себе. Конечно, он не качок, но жилистый, и я всегда таяла от его улыбки. Уже два месяца он не стригся, и темные волосы отросли сверх меры. Челка так и лезла в глаза, когда мы целовались. Надоедливую прядь он всегда убирал рукой, а не тряс башкой, как большинство сверстников.

«Как эпилептики», — презрительно фыркал в таких случаях Брюс. Мне тоже это не нравилось, но я была готова смириться даже с этим глупым жестом, лишь бы видеть его голубые глаза. Меня покорила не его обворожительная улыбка или покладистый характер, а именно глаза. Наверное, в них я влюбилась раньше, чем в самого Брюса.

Эшли и Купер сидели, крепко прижавшись друг к другу. Кардиган, белая тенниска и нежно-голубой шарф явно не спасали сестренку от холода, как и моя футболка с ветровкой. Парни, казалось, не мерзли совсем.

— Что это за шум? — насторожился Брюс, прислушиваясь.