Отвергнуть короля Чедвик Элизабет
– Хорошо, – чопорно ответил Длинный Меч. Вспомнив слова Иоанна насчет советов, он испытал неловкость. – Ваша невеста переедет во Фрамлингем?
– Не сейчас, – покачал головой Гуго. – У меня впереди еще несколько лет холостяцкой жизни.
– В таком случае наслаждайтесь ими… Но, полагаю, жена тоже доставит вам немало счастья. Эла не устает меня радовать.
Покончив с формальностями, Длинный Меч отошел от Гуго, чтобы осмотреть кобылу.
– Быстрая? – Он со знанием дела ощупал ее ноги.
– Очень, – кивнул Гуго. – На дистанции в милю обойдет любого рысака из здешних конюшен.
– Полагаете, она сможет обойти вороного де Браоза? – Длинный Меч кивнул в сторону свиты лорда Брамбера.
Конюх обихаживал могучего испанского жеребца с выгнутой шеей и широким крупом. Конь был молод и нетерпеливо перебирал ногами.
– Легко, – не без бравады ответил Гуго.
– Достаточно легко, чтобы на это поставить? – Длинный Меч ощутил знакомый прилив возбуждения, неизменно сопровождавший риск. Он представил, как сидит на серебристой кобыле, ощущая ее скорость и силу. Насколько он знал Гуго, тот еще не испытал лошадь и наполовину. Гуго замешкался. – Или это было пустое, ничем не подкрепленное хвастовство?
Голубые глаза Гуго сверкнули.
– Это не хвастовство.
– То есть вы согласны на скачки?
– Я…
Длинный Меч повернулся, когда его хлопнули по плечу, и увидел еще одного своего брата, Ральфа.
– Ха, вся семья в сборе! – Он поприветствовал новоприбывшего более сердечным объятием, нежели Гуго.
К Ральфу он относился гораздо лучше. Парень был моложе и не скрывал восхищения Уильямом. К тому же Ральф не унаследует графство в три раза большее, чем графство Длинного Меча.
Ральф засмеялся, пустив петуха:
– Нет, здесь только Уильям, Гуго, наш отец и я. Остальные в Норфолке. Мы помогали Гуго охотиться на волков в Сеттрингтоне.
– Кого-нибудь завалили?
– Волка и волчицу. Они образовали бы новую стаю, если бы мы их не прикончили. Я забрал себе шкуры.
– Они воняют! – Ноздри Длинного Меча раздулись.
– Уильям говорит то же самое.
Длинный Меч потер подбородок.
– Итак, – вернулся он к делу, – как, по-вашему, кобыла Гуго обойдет вороного де Браоза?
– Кто, Стрелка? – Юноша упер руки в боки. – Разумеется, обойдет. Она самая быстрая лошадь в Англии!
– В таком случае вы ничем не рискуете. – Длинный Меч повернулся к Гуго. – Что скажете? Одолжите ее мне?
– Давай, Гуго, соглашайся! – Серые глаза Ральфа горели от восторга.
– А как же охота? – попытался увильнуть Гуго.
– Разве у вас нет других лошадей? – нетерпеливо отмахнулся Длинный Меч.
Гуго с плохо скрываемой неприязнью протянул поводья:
– Поосторожнее с ней.
– Не волнуйтесь, я знаю лошадей, – снисходительно осклабился Длинный Меч. – Я научился ездить верхом раньше, чем ходить.
Он похлопал кобылу по шее и, вставив ногу в стремя, вскочил в седло. В груди его приятно потеплело, поскольку теперь он смотрел на Гуго сверху вниз – как и подобает, ведь он сын короля.
Уильям Длинный Меч отправил своего герольда бросить вызов и поставил пять марок на исход. Пари позабавило де Браоза, и он охотно согласился участвовать, хотя ввиду своего немалого веса и зрелых лет посадил в седло одного из оруженосцев.
– Должен признать, вы не страшитесь превосходящих сил, Длинный Меч, – хмыкнул де Браоз, дыхание вырывалось из его рта клубами пара.
Он хлопнул ладонью по мощной шее вороного, отчего конь вздрогнул и пошел боком.
Прибыл король – в плаще и сапогах, готовый к погоне. Прежде чем подойти к Длинному Мечу, он с интересом и презрением во взгляде понаблюдал за происходящим.
– Боюсь, конь де Браоза выиграет. – Король протянул Уильяму свой хлыст из плетеной черной кожи. – Без него у вас нет ни малейшего шанса.
Сердце Гуго бешено забилось.
– Сир, я никогда не бью своих лошадей, как и мой отец…
– И напрасно, – презрительно заметил Иоанн. – Лошади, собаки, женщины и епископы. Всем им время от времени не повредит немного кнута, чтобы быстрее пошевеливались. – Он махнул рукой Длинному Мечу. – Заставьте ее лететь, брат, потому что от милорда де Браоза пощады не жди.
Длинный Меч направил кобылу к воротам замка резким поворотом, от которого удила врезались ей в губы. Ральф вскочил на коня и последовал за братом быстрой рысью. Гуго проглотил повторное предупреждение, зная, что его сочтут сварливой бабой, и вместо этого рявкнул конюху, чтобы оседлал запасную лошадь. Ему пришлось отскочить в сторону, когда огромный вороной де Браоза раздвинул толпу. Пот пенился вокруг поводьев на его мощной шее. У Гуго засосало под ложечкой. Надо было оставить Стрелку в Сеттрингтоне или самому остаться дома. Гоняться за волками менее опасно.
В поле за воротами Миклгейт-Бар собралась толпа, и другие мужчины выставляли своих самых быстрых скакунов против главных соперников. Граф Дерби усадил оруженосца на поджарого гнедого, а еще один единокровный брат короля, Джеффри, архиепископ Йоркский, выставил молодого конюха на рыжем скакуне.
Гуго жевал щеку изнутри, пока отмеряли четыре фарлонга[2] и вбивали в землю деревянный кол, чтобы отметить точку поворота. Он хотел было заставить Длинного Меча спешиться и сесть на Стрелку самому, но все зашло слишком далеко, оставалось только смотреть и молиться. Ему не нравилось, что Стрелка шла боком, размахивая хвостом и перебирая копытами под Длинным Мечом. Кроме того, его тревожил азартный огонек в глазах единоутробного брата и его напряженное тело.
Гуго ненадолго отвлекся, увидев, что прибыл его отец в сопровождении нескольких слуг Биго.
– Что происходит? – Роджер указал подбородком на толкущихся людей и лошадей.
Сын объяснил ему. Выражение лица отца не изменилось, но Гуго почувствовал его неудовольствие.
– Мне следовало отказаться, – признал он.
– Следовало, – кивнул граф, – и в другой раз ты откажешься. Пусть это станет для тебя уроком. Уильям Длинный Меч всегда желает получить самое лучшее. Он обладает отвагой солдата и сердцем игрока, вот почему Ральф так его любит.
Всадники и лошади сгрудились у начала импровизированного круга, теперь их было восемь, лошади гарцевали и рвались в бой, всадники натягивали поводья, бросая друг на друга устрашающие взгляды. Вороной де Браоза лязгал зубами и кидался на всех, кто подходил слишком близко. Кто-то язвительно заметил, что конь весьма похож на сварливую жену де Браоза, разве что хуже объезжен. Над кобылой Гуго тоже подшучивали, отпуская замечания насчет ее необузданности. Длинный Меч засмеялся. Гуго растянул губы в улыбке, хотя ему никогда еще не было так невесело. Его замутило при виде того, как Длинный Меч хозяйским жестом тянет Стрелку за уши и хлопает по вспотевшей шее.
Кони толкались и гарцевали перед стартовой чертой, обозначенной на траве песком, которым посыпали пол в королевских покоях. Прибыл герольд с рогом и, поднеся его к губам, смачно дунул. Кони и люди перемахнули через черту, словно выпущенные из катапульты. Зрителей осыпали комья земли. Гуго следил за вздымающейся белой шкурой Стрелки и серебристым стягом ее хвоста. На мгновение ее обступило море гнедого, рыжего и вороного, но вскоре она вырвалась вперед, словно облачко, влекомое ветром.
– Он слишком сильно ее погоняет. – Гуго поднялся на цыпочки, когда лошади скрылись из виду. – Надо было задать темп. Стрелка надорвется!
Уловив напряжение в собственном голосе, Гуго собрался с духом, понимая, что за ним наблюдают. Наследник графства Норфолк не должен выказывать слабости перед равными, в особенности когда все обсуждают союз с Маршалом. Кто питает слабость к лошади, может оказаться слаб и в других областях.
Сквозь подошвы сапог Гуго чувствовал бешеный стук копыт. Ральф кричал пронзительным, словно лезвие ножа, голосом:
– Они вереди! Впереди! Давай, девочка, лети, словно ветер!
Стрелка действительно мчалась к финишу первой, но с каждым шагом вороной де Браоза настигал ее, как и гнедой архиепископа. Кобыла скакала во весь опор, но перестаралась в начале дистанции и теперь выбивалась из сил.
– Давай! – заорал Ральф, вскидывая кулаки в воздух. – Давай!
Стрелка прижимала уши к голове и боролась за каждый шаг, пока вороной обходил ее справа, а гнедой слева. Длина, половина длины, голова. Длинный Меч поднял руку и опустил хлыст, затем еще раз, и кобыла почти распласталась вдоль земли в последнем рывке, благодаря которому ее голова и плечи пересекли песчаную черту первыми. По инерции продолжая скакать, она споткнулась, пошатнулась и рухнула, перебирая ногами. Длинный Меч скатился в сторону и лежал, свернувшись клубком, пока другие лошади не прогрохотали мимо. С диким криком Гуго подбежал к кобыле и упал рядом с ней на колени. Из ее ноздрей бежали алые струйки, и хотя она еще дышала и пыталась подняться, он знал, что видит мертвую лошадь.
Длинный Меч, шатаясь, встал и с пепельно-бледным лицом побрел по истоптанной траве к умирающей кобыле.
– Иисусе! – выдохнул он и утер рот ладонью. – Господи Иисусе!
Гуго его не слышал. Он смотрел, как гаснет свет в глазах Стрелки, как ее попытки подняться на дрожащих ногах переходят в агонию. Жаркая кровь Стрелки стекала ему на колени. Склонившись над лошадью, Гуго положил ладонь ей на щеку и погладил хохолок на лбу.
Последний вздох слетел с ее губ, и ноги перестали дергаться. Кровь застыла в жилах Гуго. Вокруг толпились люди, смотрели, восклицали, привлеченные трагедией и зрелищем. Подошел Уильям де Браоз, поглядел, скривив губы, и сунул увесистый кошелек в руку Длинного Меча.
– Вам повезло, что черта не была проведена на десять ярдов дальше, – прорычал он. – Что толку иметь быструю лошадь, если она падает под вами замертво?
Еще раз презрительно глянув через плечо, он зашагал к своему вспотевшему скакуну.
Ярость пронзила Гуго, словно вспышка молнии. Шатаясь, он встал, подол его синей котты был перепачкан кровью Стрелки.
– Вы использовали хлыст, – задыхаясь от ярости, обвинил он Длинного Меча.
– Всего один раз. – Длинный Меч учащенно дышал, прижимая руку к ребрам. – Господь свидетель, она умерла, потому что была недостаточно крепкой, а не из-за того, что я ударил ее. Это могло случиться когда угодно. Лучше сейчас, чем в разгар охоты или на поле боя.
Эти оправдания лишили Гуго самообладания, и он схватил Длинного Меча за горло.
– Вы загнали ее до смерти! – всхлипнул он, голос его дрожал. – Ее кровь на ваших руках!
Но кровь была на его руках, забилась под ногти, окрасила складки на костяшках пальцев.
Отец оттащил Гуго от Длинного Меча, вклинившись между ними.
– Довольно! Хватит устраивать спектакль на потеху публике.
Длинный Меч сухо кивнул. Он был бледен и явно испытывал боль. Гуго обхватил себя руками, пытаясь укротить бешеную злобу.
– Я возмещу вам потерю, – пообещал Длинный Меч. – Куплю другого коня… на этот раз крепкого и со здоровыми легкими.
– Мне ничего от вас не надо! – оскалил зубы Гуго. – Я не взял бы у вас серебра, даже если бы голодал и нуждался. Эта лошадь была для меня дороже денег… Но вам этого не понять!
Длинный Меч промолчал, хотя по его лицу было ясно, что он считает Гуго сентиментальным глупцом, без меры привязавшимся к животному. Длинного Меча также возмутило, что его предложение было столь нелюбезным образом отвергнуто.
Прибыл король. Кто-то поднял хлыст, который Длинный Меч уронил, скатившись с загнанной лошади, и теперь Иоанн сжимал его в руке.
– Плохо дело, – покачал он головой. – Мои соболезнования, Биго. Ваша кобыла была очень быстрой, но скорость еще не все. – Он саркастично посмотрел на Роджера и Гуго. – Вам следует больше внимания уделять родословной и потомству.
– Сир, благодарю за заботу и совет, – невозмутимо ответил Роджер. – Не сомневайтесь, я приму его близко к сердцу. В любой родословной встречаются огрехи.
– Несомненно, милорд, – кисло улыбнулся Иоанн.
Он было направился прочь, но бросил через плечо взгляд на Длинного Меча:
– Можете воспользоваться моими покоями, пока меня нет, если вам нужно залечить свои раны.
– Благодарю, сир, но я присоединюсь к охоте, – покачал головой Длинный Меч.
– Как пожелаете. Ваше рвение достойно похвалы… хотя и безрассудно. – Иоанн легонько хлыстом похлопал Длинного Меча по плечу и удалился.
Когда король ушел, Длинный Меч протянул кошелек с пятью марками Роджеру, и тот не стал отказываться.
– Я сожалею о том, что случилось, – задыхаясь, произнес он, – но лошадь все равно бы пала рано или поздно.
– Вы это уже говорили, и я с вами согласен, – равнодушно ответил Роджер. Гуго промолчал, поскольку, в отличие от отца, вовсе не был согласен.
Длинный Меч с трудом поклонился и осторожно направился к своему скакуну. Ральф, который жадно наблюдал за стычкой со стороны, поспешно подвел лошадь к подставке. Когда Длинный Меч сел в седло и собрал поводья, лицо его было бледным и потным, но решительным.
Когда охота умчалась прочь, конюхи из дома Биго принесли веревки, чтобы оттащить кобылу. Гуго с отвращением разглядывал кошелек в руке отца.
– Это кровавые деньги. – Его кадык судорожно дергался. – Он отдал деньги за пари, которое стоило жизни моей кобыле, и считает, будто мы в расчете, но будьте уверены, сир, я никогда не дам ему больше ничего своего, клянусь в том до гробовой доски.
Глава 4
Кавершем, март 1204 года
Махелт бросила сквозь ресницы взгляд на своего будущего мужа, когда он надел на ее безымянный палец плетеное золотое колечко. Три месяца назад Гуго Биго держал ее за руку и танцевал с ней на рождественском пиру в Кентербери. Теперь его жест был частью церемонии, не менее обязывающей, чем свадьба. Поведение Гуго было торжественным, лишенным прежней легкомысленной живости. На этот раз Махелт полностью сознавала, что находится в обществе взрослого мужчины, с которым у нее нет ничего общего, кроме высокого положения и необходимости исполнить долг перед семьей.
Девочка сжала губы и постаралась подавить страх внутри. Ей не нужно переезжать к Гуго прямо сейчас. Это просто обещание на будущее. Надо только ответить на вопросы, а это не сложнее, чем запомнить последовательность шагов в танце. Махелт заставила себя взглянуть на жениха. Его глаза были голубыми, словно летнее море, и, встретившись со взглядом девочки, на мгновение блеснули весельем, напомнив ей о встрече на рождественском празднике. Успокоившись, Махелт улыбнулась в ответ и скромно опустила глаза, соблюдая приличия.
Из часовни Кавершема общество направилось в дом на пир в честь помолвки. Мать Гуго заключила Махелт в благоуханные объятия и представила всей семье. Отец Гуго лучился от удовольствия и напоминал петуха с распушенными перьями. Как всегда, на нем была великолепная шляпа, на этот раз красная, с закрученным плюмажем. Гуго тоже немного расслабился, когда формальности остались позади, но его поведение по отношению к Махелт оставалось учтивым и почтительным, и он не выказывал желания играть, как было на Рождество. Махелт держала глаза опущенными, как подобает будущей невесте, но дрыгала ногами под столом. Жаль, что нельзя подоткнуть юбку и умчаться во весь опор, просто чтобы выплеснуть избыток энергии!
Гуго предлагал ей самые лакомые кусочки, но Махелт была не голодна. Великий пост закончился, и деликатесы снова появились на столе, но девочка была слишком напряжена, чтобы отдать должное сочной молодой утке и ароматным ячменным зернам, приправленным кардамоном.
– Когда мы поженимся, я возьму вас покататься на лошади и покажу наши владения, – пообещал Гуго. – Как вам это понравится?
Махелт кивнула.
– У меня появилась новая лошадь, – осмелилась сказать она. – Ее зовут Янтарь.
Гуго сощурился, и Махелт подумала, что сказала или сделала что-то не то, но затем черты его лица разгладились, и он улыбнулся:
– О да, и очень хорошая. Я видел, как вы прибыли на ней, и счел вас прекрасной наездницей.
Его похвала наполнила девочку гордостью.
– Та белая кобыла, на которой вы ездили в Рождество, еще у вас?
Лицо Гуго вновь омрачилось.
– Нет, – ответил он, – но я скоро отправлюсь в Нормандию, чтобы перевезти в Англию наших племенных лошадей, и тогда выберу себе новую.
Махелт задрыгала ногами сильнее, разминая кусочек хлеба. Она решила не спрашивать, что случилось с кобылой. По лицу Гуго было ясно: он не хочет об этом говорить.
Ближе к концу пира прибыл оружейник с лезвиями мечей, которые заказал отец Махелт, и мужчины отправились их пробовать, оставив женщин вести свои беседы.
Троюродная сестра Махелт Эла воспользовалась случаем, чтобы восхититься обручальным кольцом.
– Оно прекрасно, – заметила она с улыбкой в серо-ореховых глазах.
Эла вышла замуж за единоутробного брата Гуго Уильяма Длинный Меч, когда ей было девять лет. Теперь ей исполнилось шестнадцать, и она оставалась скромной, но уверенной в себе молодой женщиной. Ее муж служил королю при дворе, но Эла охотно посетила помолвку.
Разглядывая кольцо, Махелт пыталась представить, каково быть женой, но это оказалось все равно что надеть слишком большое платье и выслушивать уверения, будто она до него дорастет.
– Ты знаешь, когда будет свадьба? – спросила Эла.
Махелт покачала головой:
– Через несколько лет, не раньше.
– Графиня Ида очень милая, – заверила ее Эла, бросив нежный взгляд на свекровь. – Она многому меня научила.
– Она мне нравится, – согласилась Махелт, хотя была уверена, что никто не сравнится с ее собственной матерью.
– А Гуго? Он тебе нравится? – Глаза Элы лукаво сверкнули. – Он красивый, правда?
Махелт покраснела и кивнула.
– И добрый, – добавила Эла. – В браке нет ничего важнее доброты… и уважения. Мой муж добр ко мне, и я предана ему всем сердцем. Жаль только, что они с Гуго недолюбливают друг друга. Я сожалею об этом, потому что они оба прекрасные люди, каждый по-своему, и вышли из одной утробы.
– Почему же они недолюбливают друг друга? – живо заинтересовалась Махелт.
– Мой Уилл не желает об этом говорить, – наморщила лоб Эла. – Он сердится, когда я завожу разговор на эту тему, и делает вид, будто ничего не случилось, но, по-моему, это как-то связано с семейными и имущественными делами.
Махелт нахмурилась, пытаясь понять слова Элы. Наверное, Длинный Меч испытывает неловкость в обществе Биго из-за своей незаконнорожденности, хотя, насколько она успела узнать характер Гуго, тот не мог быть жестоким или неприветливым со своим единоутробным братом только из-за этого. К тому же, как сын и брат короля, Длинный Меч вовсе не был обездолен.
– Мой муж как меж двух огней, – продолжила Эла. – Ему приходится нелегко, поскольку король ожидает, что он станет выкладывать ему подноготную Биго, а Биго надеются, что он поможет им снискать благосклонность короля. Уиллу нелегко всем угодить, не роняя своей чести и помня о долге.
Махелт кивнула. Это она понимала, поскольку ее отцу часто приходилось идти по тонкой грани между долгом семье и долгом королю. И все же это не объясняло вражды между Гуго и Длинным Мечом.
– Жена должна быть миротворицей, – заметила Эла. – Я стараюсь, как могу, но Уилл горд и упрям, а Гуго прячет истинные мысли за улыбкой.
Пока Махелт пыталась переварить все в своей голове, галопом прибыл гонец, спешился и направился прямо к ее отцу. Что бы ни сказал Уильям Маршал, все прекратили упражняться с мечами и с озабоченными лицами собрались вокруг него. У Махелт похолодело внутри. Гонцы были частыми гостями в Кавершеме. Более того, ее отец почти всегда находился в их обществе, но этот отыскал его в разгар празднества, а значит, новость не терпела отлагательства.
Когда мужчины разошлись, Махелт подбежала к Уиллу и схватила его за руку.
– Что случилось? – спросила она.
Брат взволнованно откинул темную челку со лба.
– Замок в Гайаре пал, – ответил он. – А значит, Руан беззащитен перед французами, потому что Гайар охранял подходы к реке. Теперь король точно потеряет Нормандию.
Махелт вспомнила высокие крепостные стены в Лонгвиле и бесконечные поля спелой темно-золотистой пшеницы, которые были с них видны.
– Это значит, что папа тоже потеряет свои земли? – спросила девочка.
– Может, и нет, – пожал плечами Уилл, – но дела плохи.
Глава 5
Монфике, Нормандия,
май 1204 года
Лежа на кровати, Гуго слушал пение птиц за окном. Звонкая трель дрозда в прохладном рассветном воздухе наполняла его грудь чувствами, которые угрожали перелиться через край, подобно птичьей песне. Поместье пробуждалось ото сна. Гуго слышал голоса, тихое ржание лошади, скрип колодезного ворота, поднимающего ведро. Вскоре ему тоже придется встать и присоединиться к общей суматохе. А когда солнце согреет весеннюю траву, это место станет для него лишь воспоминанием, воротить которое ему не суждено… если не случится чуда.
Гуго повернул голову на подушке, чтобы посмотреть на Николетту. Волосы девушки были темными, с красноватым отливом, словно вишни, а губы – мягкими и сладкими. Он мог целовать ее вечно. Прошлой ночью они оставили ставни открытыми и занимались любовью при свете звезд, памятуя, что, когда наступит утро, их пути навсегда разойдутся. Гуго знал, что был лишь одним из нескольких клиентов, включая епископа и богатого виноторговца, но между ним и Николеттой все равно существовала взаимная привязанность, выходившая за рамки оплаты оказанных ею услуг.
Словно почувствовав его испытующий взгляд, девушка открыла глаза и зевнула.
– Рассвело, – произнес Гуго. – Нам пора.
Он склонился над Николеттой, чтобы обнять еще один, последний раз, она обвила его шею руками и тесно прижалась.
Уличный шум становился все громче. Конюхи седлали лошадей. Женщина звала цыплят. Гуго неохотно отстранился и начал одеваться, унося на губах влажный отпечаток поцелуя. Николетта села, наблюдая за ним. Грудь прикрыта простыней, рубиновые волосы рассыпались по спине.
– Мне будет не хватать твоих визитов. – Она зевнула еще раз, словно кошка. – Возможно, когда король Англии и король Франции уладят свои разногласия, ты навестишь меня в Байё.
– Может быть… – Гуго знал, что этому не бывать.
Когда оба оделись, он преподнес девушке маленькую вышитую, с шелковыми шнурками сумочку на пояс. Сумочка была набита серебром и приятно увесиста. Это была плата, но преподнесенная скорее как дар.
Николетта поблагодарила его последним долгим поцелуем.
– Вспоминай обо мне иногда, – попросила она.
– Я буду вспоминать тебя намного чаще, – пообещал он. – Сложнее будет тебя забыть.
– Сперва да, мой Гуго. – Она погладила его по щеке и отстранилась. – Но время все сгладит, и свежая рана зарубцуется.
Он знал, что девушка права. Эти последние мгновения болезненно сладостны, но, когда связь будет оборвана, каждый пойдет своим путем.
Они вместе спустились во двор. Гуго подсадил Николетту на лошадь и мгновение постоял у седла, держа девушку за лодыжку. Затем разжал пальцы и отпустил ее, предоставив в сопровождение двух своих людей.
Николетта оглянулась только раз, и Гуго запомнил бледный овал ее лица и улыбку, разомкнувшую полные губы. Когда она вновь посмотрела на дорогу, он отвернулся и принялся усердно готовить отцовских лошадей к переходу до побережья. Гуго выбрал себе нового коня из табуна – четырехлетнего жеребца цвета полированного гагата. Эбен получил свое имя за цвет, и в его выпуклом носе и гордом изгибе шеи, с которой ниспадала черная грива, чувствовалась испанская кровь. Вчера Гуго ездил на нем по поместью, прощаясь с дорогими с детства местами и зная, что скоро явятся французы и захватят их земли, будут разводить здесь своих лошадей, давить яблоки и готовить сидр. На полях за фруктовыми садами он набрался смелости и пустил Эбена в галоп – во весь опор, распластавшись, ветер в лицо, плащ летит за плечами. Скача на Эбене, Гуго испытал чувство освобождения и понемногу начал забывать о погибшей Стрелке. Это в прошлом, надо жить и не повторять былых ошибок.
Весна в этом году выдалась ранней, и обочины уже зеленели, а дороги подсохли, но еще не пылили, когда Гуго в сопровождении сержантов и гуртовщиков гнал лошадей к берегу в трех милях от поместья. Юные братья Гуго скакали рядом, поскольку отец посчитал, что им не повредит сопровождать его. Они, разумеется, тянули лямку вместе со всеми и были весьма полезны. С несвойственным братьям тактом они прошлым вечером оставили Гуго одного, хотя их тычки и улыбки сегодня утром были весьма нескромными.
Ральф легким галопом скакал впереди, его шляпа была лихо заломлена на темных кудрях. Он вплел красную ленточку в хвост своего скакуна. Гуго покачал головой и невольно усмехнулся. Для Ральфа жизнь – одно большое приключение. Уильям присоединился к Гуго, лицо его казалось задумчивым и мрачным.
– Как, по-твоему, почему отец не захотел оставить кого-либо из нас в Нормандии? – спросил он. – Ральф или я мог бы принести клятву верности королю Франции и сохранить наши владения.
– Вы с Ральфом еще слишком молоды, чтобы управлять людьми… даже если Ральф считает иначе. – Гуго с раздражением указал на жизнерадостного младшего брата. – Местные земли дают хороших лошадей и сидр, но они капля в море по сравнению с нашими английскими владениями. Отец не станет разделять семью. Скорее он сплотит нас вокруг того, что мы точно сможем удержать и что не обойдется нам слишком дорого.
– Но Маршал не отступается, верно? Судя по новости, которую я слышал сегодня утром.
– Какой новости? – пристально взглянул на него Гуго.
– Пока мы завтракали, а ты был… занят другими делами, прибыл гистрион[3]. Он предлагал свои услуги, но, поскольку мы уезжали, отправился дальше.
– И? – Тон Гуго оставался резким.
– Ты в курсе, что Маршал встречался с королем Франции, чтобы попытаться заключить соглашение о мире?
– Это всем известно, – кивнул Гуго.
– Гистрион рассказал, что Маршал предложил королю Филиппу пятьсот марок за то, чтобы сохранить за собой нормандские земли еще на год, и Филипп согласился при условии, что по истечении этого срока Маршал либо откажется от владений, либо присягнет Франции… если Иоанн не вернет утерянное, разумеется.
Гуго обдумывал новость, наблюдая, как Ральф скачет вдоль вереницы лошадей. Земли Маршалов в Нормандии были намного обширнее земель Биго. На кону стояло больше чем несколько домов, садов и лошадей, а именно: Орбек, Лонгвиль, Бьенфе и все остальное. Королю Иоанну подобная новость придется не по вкусу. Сепаратные соглашения его баронов с королем Франции снились ему в ночных кошмарах.
– Надеюсь, нам ничего не грозит из-за твоей помолвки с дочерью Маршала, – мрачно произнес Уильям. – Не хватало только впутаться в раздоры, которые могут начаться.
– Наш отец слишком проницателен, чтобы допустить подобное, – отмахнулся Гуго, – да и Маршал не дурак и умеет беречь собственную шкуру. Как, по-твоему, почему он вообще решил выдать свою старшую дочь за меня?
– Потому что они с нашим отцом друзья и союзники, – пожал плечами Уильям. – Ему нужны союзы со всеми великими семьями страны, чтобы упрочить свое положение, и у него есть для этого сыновья и дочери.
– Да, – согласился Гуго, – но он также знает, что наш отец всегда идет прямым путем. Мы достаточно сильны, чтобы защитить его дочь. Восточная Англия сама размером с королевство и далека от суматошного двора. Мы можем жить как хотим, и никто нам не помешает.
– Если бы…
Гуго наклонил голову, признавая правоту Уильяма. Дорога впереди изрыта ямами, будь то дорога солдата или судьи, и каждому придется самому искать свой путь.
Глава 6
Кавершем, весна 1205 года
Уилл сложил руки на груди, с сердитым выражением лица наблюдая за сестрой.
– Я надеюсь, ты не собираешься это оставить?
Закатав рукава, обвязав талию льняным фартуком, Махелт усердно купала грязного, покрытого струпьями коричневого с белым терьера – с такой же ласковой основательностью она купала своих деревянных кукол, когда была маленькой. Пес в кадке дрожал и скулил, но не сопротивлялся. Время от времени он пытался лизнуть Махелт в лицо.
– Мама разрешила, – ответила она, не поднимая глаз. – Просто он грязный, и его нужно помыть.
– Если бы только грязный! – фыркнул Уилл. – Да у него не хватает передней лапы, или ты не заметила?
Махелт сердито посмотрела на брата:
– Отец Уолтер говорит, что, наверное, он попал в капкан, когда был щенком, но кто-то отрезал ему лапу и спас… как старого Адама.
Адамом звали одноногого кучера, который некогда был сержантом в войске ее отца. Он был ранен стрелой в икру и пережил ампутацию.
Священник нашел пса, когда тот рылся в поисках пищи в одном из амбаров после гастролей бродячих актеров. Вероятно, он принадлежал им. Пес был паршивым и кишел блохами, ребра натягивали его шкуру, словно зубья грабель. Но бойкое виляние хвостом и ясный умоляющий взгляд заставили священника изменить первоначальное намерение позвать стражника, чтобы тот прикончил животное, ударив тупым концом копья. Махелт, горевавшая по недавно погибшей певчей птичке, схватилась за соломинку и немедленно отдала свое сердце собаке.
– Он не сможет гоняться за добычей или разрывать лисьи норы, – заметил Уилл.
– Не все собаки охотятся. – Махелт вынула пса из кадки, изрядно намочив свое платье. – Он будет жить в моей комнате и лаять на незнакомцев.
Пес неистово встряхнулся, разбрызгав капли воды во все стороны. При этом он умудрился не упасть. Махелт захихикала, а Уилл с ругательствами отскочил.
– На месте Биго я бы отказался от этой части приданого, – с презрением заметил он.
– Гуго любит собак. – Махелт высокомерно взглянула на брата. – В любом случае мне еще рано замуж.
Прошло чуть больше года после ее помолвки, и жизнь вернулась в привычное русло. Девочка редко вспоминала, что вообще обручена. Она готовила себе приданое: вышитые подушки, простыни и одеяла, изысканные скатерти и салфетки и тому подобное, – но они не столько служили постоянным напоминанием о будущем, сколько были частью повседневной рутины. Кольцо Махелт хранила в сундучке и надевала по особенным случаям. Разговоры о свадьбе были все равно что сказка о чужом человеке. Она упоминала Гуго Биго в молитвах, но механически. Девочка знала его недостаточно хорошо, чтобы впустить в свои мысли, и не видела со времени помолвки, потому что он либо выполнял поручения отца, либо следовал за двором.
Уилл покачал головой, глядя на сестру и на пса, но все же присел на корточки и протянул руку, чтобы ее обнюхали и облизали. Потом достал из мешочка корку хлеба, которую приберег для своей лошади. Пес бешено завилял хвостом, и хлеб исчез в мгновение ока, хотя был принят с исключительной учтивостью и деликатностью.
– Отец Уолтер предлагает назвать его Трайпсом. – Махелт накрыла спину пса полотенцем и энергично растерла. – Он говорит, по-латыни это значит «три ноги».
– И «требуха» по-английски, – усмехнулся Уилл. – Вот что, я сплету ему ошейник и поводок из хвоста Эквуса. Хочешь?
Махелт вздернула подбородок:
– Значит, ты согласен его оставить?
– Разумеется, нет, – равнодушно пожал плечами Уилл, – но ты ведь все равно оставишь, я же знаю, какая ты упрямая.
Махелт перестала вытирать пса и крепко обняла брата. Часто она находила его невыносимо заносчивым, категоричным и настолько уверенным в своем мужском превосходстве, что хотелось его задушить. Но порой, как сейчас, он обнаруживал свою доброту и веселил ее. Кроме того, Уилл был ее старшим братом, и Махелт любила его.
– Скорей бы папа вернулся домой и увидел его, – сказала она. – Ты успеешь сплести ошейник?
– Возможно, – ответил Уилл. – Это зависит от того, что происходит в Портсмуте.
– В смысле? – Махелт прикрыла глаза от солнца, чтобы лучше видеть лицо брата.
– Король надумал пересечь Узкое море и вторгнуться в Нормандию. Бароны не хотят, чтобы он участвовал в подобной кампании, пока не обзаведется наследником. Многие к тому же говорят, что их не волнуют события, происходящие за пределами Англии. Наш отец считает, армия так и не выступит.
Махелт позавидовала, что брат участвует в политических дискуссиях, к которым девочек не допускали. Ее мозги не хуже… а то и лучше, ведь она не может выпутываться из неприятностей с помощью силы и вынуждена полагаться на смекалку. Мать Махелт всегда участвовала в дискуссиях, которые касались их земель, но мать – полновластная графиня, и отец с почтением относится к ней, отдавая должное ее титулу. Дочь, к сожалению, не обладала подобными привилегиями.
Читать бесплатно другие книги:
