Шерлок Холмс и Дело о крысе (сборник) Дэвис Дэвид
— Судя по её поведению, она, несомненно, и раньше имела дело с полицией, — негромко проговорил Холмс, когда мы поднялись на лестничную площадку. — У меня с самого начала возникли сомнения в добропорядочности этого заведения. Среди преступной братии тоже встречаются «достойные джентльмены».
Через несколько секунд мы уже стояли в шестом номере: там нас ждал колоссальный сюрприз. Вне всякого сомнения, это была та самая комната, где мы оставили накануне нашего приятеля, те же замызганные бурые обои, выцветшие бежевые занавески, тот же колченогий комод, шкаф, железная кровать; вот только мы не заметили ни следа того, что комната эта совсем недавно была обитаема. Кровать чисто и аккуратно застелена; ящики комода и шкаф пусты. Ни одежды, ни багажа, вообще никаких личных вещей.
Холмс вытащил лупу и принялся досконально обследовать комнату. Некоторое время он ползал по полу, осматривая ковёр, потом переключился на шкаф и комод. Я тоже оглядел комод в надежде отыскать там хоть какую-нибудь улику, однако, за исключением старой газеты, смотреть было не на что.
— Но не приснилось же нам всё это? Мы были здесь, у Стэмфорда, вчера вечером… что же такое творится? — озадаченно проговорил я.
Холмс, который как раз придирчиво изучал крошечную раковину, резко повернулся ко мне, и лицо его озарилось улыбкой:
— Занятная загадка, а? Я, разумеется, с готовностью подтверждаю, что вчерашний визит сюда нам не приснился и что в этой комнате до самого недавнего времени жил черноволосый человек — я обнаружил у сливного отверстия несколько волосков. Кроме того, газета вчерашняя, а мисс Сандерсон утверждает, что комната стоит пустой уже неделю. Вряд ли кто, кроме жильца, мог оставить в комнате, тем более в ящике комода, газету.
— Почему же они отрицают, что Стэмфорд здесь жил?
— Им заплатили. Ничего не объясняя. Таково моё предположение. Миссис Сандерсон и её милейшая дочь — особы слишком недалёкие, чтобы придумать всё это самостоятельно. Они лишь послушные марионетки, которыми управляет искусный кукловод. За всем этим стоит какая-то умная голова, Уотсон, какая-то сила, которой необходимо было, чтобы Стэмфорд молчал, потому что для неё он представлял угрозу.
— Какую именно?
Холмс пожал плечами.
— Не знаю, но теперь ясно, что нашего друга вовлекли в незаконные махинации. Помните, бумажник у него был набит купюрами? В больнице таких денег не заработаешь. Его кто-то нанял для грязной работы, которая по прошествии времени сделалась ему в тягость. Неумеренное употребление спиртного и непредсказуемое поведение представляли опасность для его нанимателя: у Стэмфорда мог в любой момент развязаться язык. Видимо, он знал какие-то тайны.
— Вы полагаете, его убили?
Холмс помрачнел.
— Нельзя полностью исключать эту возможность. Уотсон. У меня есть предчувствие, что исчезновение Стэмфорда — лишь крошечный фрагмент сложной головоломки, таящей в себе большую угрозу и как-то связанной с обезображенным трупом, который выловили из Темзы.
— Тогда необходимо допросить девушку и её мать. Они явно причастны ко всему этому, — сказал я.
Мой друг покачал головой.
— Это бессмысленно. Они ничего не знают. Если бы знали, их бы тут уже не было. Нет, им заплатили за то, чтобы они помалкивали о пребывании Стэмфорда в их пансионе, вот и всё. В ответ на все вопросы им совали деньги. Для меня совершенно очевидно, что в этой комнате сегодня побывали трое мужчин и здесь происходила некая борьба. Об этом, а также о том, что Стэмфорда увели силой, свидетельствуют вмятины на полу и надрывы на ковре рядом с кроватью. Он даже оставил нам улику. В одной из щелей в спинке кровати я отыскал вот это.
Он протянул мне спичечный коробок из ресторана Симпсона. В нём лежало несколько сломанных спичек.
Кроме зацепок, уже открывшихся моему другу, в комнате искать было нечего, и мы без промедления покинули её. Девица оставалась такой же неразговорчивой, однако я почувствовал, что наш уход принёс ей немалое облегчение. Дверь за нами захлопнулась с громким стуком. Когда мы дошли до конца Таннаклиф-роуд, Холмс внезапно потянул меня за рукав, и, шагнув с тротуара, мы укрылись за одним из росших вдоль улицы развесистых платанов.
— Смотрите! — хрипло прошептал мой друг; глаза его возбуждённо вспыхнули.
Я заметил, что возле тридцать второго номера остановился кэб, из него вылезла пухлая белокурая дама.
— Миссис Сандерсон, — шепнул Холмс. — Похоже, деньги так и жгли ей карман.
Мой друг явно имел в виду груду пакетов, завёрнутых в яркую бумагу, которые кучер передал даме. После этого она скрылась в доме.
— Тратит неправедно нажитое, — заметил я.
— Похоже, — кивнул мой друг. — Спешит воспользоваться деньгами, прежде чем их отберут. Её преступление — ерунда в сравнении с остальным, всего-то обычная ложь, однако это подтверждает, что наш друг Стэмфорд замешан в каком-то серьёзном и опасном деле, и если, как я подозреваю, оно тем или иным образом связано с убийством больного чумой, необходимо прояснить всё как можно быстрее — в интересах всех и каждого.
Глава четвёртая
Нежданная встреча
Нетрудно догадаться, что после этого мы отправились в Барт. Проходя через грандиозный портал знаменитой лечебницы, я невольно припомнил те времена, когда работал здесь, хотя многие подробности уже успели стереться из памяти. С тех пор как я покинул лечебницу и уехал в Индию, произошло столько разных событий, что воспоминания о моих первых шагах в медицине давно потускнели под спудом более ярких впечатлений о войне и прочих приключениях.
И всё же кое-что связанное с этой лечебницей навеки сохранится в реестре самых дорогих моих воспоминаний. Я имею в виду тот день, когда Стэмфорд привёл меня сюда и представил своему диковинному знакомцу, который искал компаньона, чтобы снять совместно удобную квартиру на Бейкер-стрит. Так я и познакомился с Шерлоком Холмсом, ставшим с тех пор неотъемлемой частью моей жизни. А значит, именно благодаря Стэмфорду мне выпала честь участвовать в удивительных приключениях этого замечательного человека, которого я с гордостью называю своим ближайшим другом. Хотя с тех пор прошло много лет, день нашей встречи я по-прежнему помню так, будто это было вчера.
Холмс осведомился у дежурного клерка о предполагаемом местонахождении Стэмфорда, и вскоре мы уже шагали по мрачным коридорам с рядами выкрашенных серой краской дверей, направляясь в хирургическое отделение. Возле распашной двери нам встретилась старшая сиделка, посмотревшая на нас не без подозрения. То была дама средних лет, довольно корпулентная; впрочем, её круглое лицо в обрамлении светлых шелковистых прядей, выбившихся из-под чепчика, ещё не утратило привлекательности, а яркие голубые глаза излучали смекалку и обаяние. Она была раза в два старше девицы Сандерсон, однако молодой жизнерадостности в её повадке угадывалось куда больше, чем у несчастного существа, с которым случай свёл нас в пансионе. Мой друг в простых словах объяснил цель нашего прихода. Сиделка смерила нас проницательным взглядом.
— А вы кто будете? — осведомилась она приятным голосом, выдававшим шотландское происхождение.
— Я — Шерлок Холмс, а это…
— Доктор Уотсон. — Сиделка опередила Холмса и порывисто шагнула ко мне — лицо её озаряла широкая улыбка. — Доктор Джон Хемиш Уотсон, раньше служили в Пятом Нортумберлендском стрелковом полку, в своё время курили корабельный табак и любили выпить бокал-другой бургундского за обедом, — объявила она, слегка постукивая меня пальцем по груди.
— Совершенно верно… — пробормотал я, ошарашенный такими познаниями.
— Вот я всё это выложила, а ты так меня и не признал, Джон. Знаю, больше двадцати лет прошло и я маленько располнела, но вряд ли так-то уж переменилась.
Я уставился на неё в изумлении, и с памяти точно слетела тонкая вуаль.
— Сестра Меллор! — воскликнул я. — Элис!
Улыбка её сделалась ещё шире.
— Она самая. Теперь в старших сиделках, — произнесла она не без гордости, а потом потянулась ко мне и чмокнула в щёку. — Славно опять повидаться после стольких-то лет. Я всегда сожалела, что мы потеряли друг друга из виду, когда ты уехал в Афганистан, на эту ужасную войну.
Холмс стоял рядом, в полном восторге от этой неожиданной встречи. Мы с Элис дружили, когда, окончив университет, я работал в Барте младшим врачом. Она была рядом, когда я делал первые шаги в медицине. Одного врачебного диплома маловато, когда имеешь дело с больными и умирающими. Путь от знания, приобретённого в аудиториях, к практическим навыкам всегда тяжёл. Сестра Элис Меллор помогла мне пройти обряд посвящения. Собственно говоря, многие наши тогдашние знакомцы полагали — или надеялись, — что между нами возникнут романтические отношения, однако я тогда был ещё робок, а за Элис ухаживал другой врач. Алек Каллахан — впоследствии я узнал, что они поженились.
Я взял и тепло пожал её руку.
— Понятия не имел, что ты по-прежнему тут работаешь. Думал, ты вернулась в Эдинбург.
— Мы так поначалу-то и решили, но Алеку предложили в Лондоне место консультанта, мы и остались. Я ушла с работы, когда родилась наша дочь Белла, а после смерти Алека опять вернулась в Барт. Прямо как домой возвратилась.
Я грустно покачал головой:
— Соболезную. Я не знал, что ты овдовела, Элис. Это, наверное, тяжело.
Она повела плечами; сияние её глаз на миг поугасло.
— Это случилось пять лет назад. У него развилась опухоль мозга. Он тяжело умирал, Джон, но вот время прошло, я свыклась и смирилась. У меня есть Белла, есть воспоминания, а у многих и того нет.
Я открыл было рот, чтобы рассказать о своей утрате, но как-то упустил момент.
Сделав шаг назад, она осмотрела меня с ног до головы.
— Ну, если не считать лёгкой седины, выглядишь ты почти так же, как когда ходил по этим палатам и трепетал от ужаса перед сэром Рэндольфом Доусоном, — проговорила она игриво. — Да перед ним трепетал весь младший персонал. Помнишь?
— Ещё бы. Грозный был человек. Блестящий, но грозный.
— Ну и, разумеется, о всех твоих приключениях я знаю из рассказов о ваших с Шерлоком Холмсом подвигах.
Когда она упомянула имя моего друга, мы оба внезапно вспомнили, что он тоже здесь. Пока мы говорили, восстанавливая связи с прошлым, Холмс хранил молчание, и на лице у него застыло отрешённое, отчасти даже зачарованное выражение. Теперь же он шагнул ближе и коротко поклонился.
— Я всегда рад встрече с любым из старых друзей Уотсона, — учтиво проговорил он.
— А уж я как рада с вами познакомиться, мистер Холмс.
Они пожали друг другу руки.
— А теперь я всё же перейду к цели нашего визита. Дело в том, что мы ведём одно расследование, и оно не терпит отлагательств.
— Расследование? Как интересно!
Холмс не ответил.
— Вам нужен доктор Стэмфорд?
Мы дружно кивнули.
Элис покачала головой.
— Он, сколько я помню, сегодня не дежурит. Однако, сказать по совести, джентльмены, мы тут в последнее время сильно о нём тревожимся.
— Почему? — спросил я.
Элис помолчала, будто её вынуждали сказать то, чего ей говорить не хотелось. Наморщила нос.
— Ничего конкретного, просто ведёт себя как-то странно.
— А в каком смысле странно? Я попрошу вас не упускать никаких подробностей, — мрачно проговорил Холмс.
Элис откровенно смутилась.
— Да уж не мне бы обо всём этом говорить, особенно здесь, в больнице. Я, наверное, и так уже слишком много сказала. Я ведь не знаю, почему именно вы спрашиваете, и уж всяко не хочу сказать ничего такого, что может навредить доктору Стэмфорду. Мы ведь с ним коллеги, да и работает он на моём отделении. Может быть, вам лучше переговорить с начальником доктора Стэмфорда?
— Хорошо, — согласился Холмс. — Мне понятны ваши сомнения.
— Благодарю. Пойдёмте со мной, я вас представлю доктору Карсуэлу. — Элис посмотрела на часы. — Он, верно, уже закончил утренний обход; вы, скорее всего, застанете его в кабинете.
Она привела нас к двери, располагавшейся в середине тускло освещённого коридора, на которой не было никакой таблички. Жестом попросила оставаться снаружи.
— Позвольте уж мне, — сказала она негромко. — Я войду первая, объясню, кто вы такие. Доктор Карсуэл бывает по временам… слегка несдержан.
Холмс с пониманием кивнул, и тогда Элис громко постучала по стеклу на двери. Последовала пауза, потом ей ответили.
— Войдите! — донёсся изнутри повелительный возглас.
Заговорщицки улыбнувшись нам, Элис вошла. Через некоторое время она появилась снова — её милое лицо слегка покраснело.
— Доктор Карсуэл чрезвычайно занят, однако обещал уделить вам несколько минут своего бесценного времени, — проговорила она, слегка задыхаясь и явно слово в слово цитируя доктора.
— Благодарю вас, — сказал Холмс, открывая дверь.
Я хотел было войти следом, но Элис чуть задержала меня и кое-что прошептала на ухо.
Кабинет доктора Карсуэла представлял собой типичную захламлённую, неопрятную берлогу, в каких обычно обретаются старшие врачи. Мне показалось, что в определённом смысле мало что изменилось, а уж тем паче улучшилось, с тех пор, как я здесь работал. Сам доктор сидел к нам спиною за крошечным письменным столом, заваленным грудой медицинских карточек. Когда я затворил за собой дверь, доктор поздоровался; лицо его озарилось улыбкой. Был он бледным человечком лет сорока, с лысой головой и тёмной, ухоженной бородкой. Сквозь очки в золотой оправе ярко блестели тёмные глаза, взгляд был прямым и пристальным.
— Шерлок Холмс, детектив? — поинтересовался он глубоким, ласковым голосом.
Мой друг отрывисто кивнул.
— Я доктор Саймон Карсуэл. Как я понял, вы ищете доктора Стэмфорда? Вероятно, вам уже сообщили, что сегодня и завтра у него выходные дни, а посему не могу вам сказать, где он может находиться. Надо думать, вы пытались отыскать его на квартире?
— Пытались. Он съехал, не оставив нового адреса.
Карсуэл, похоже, опешил.
— Понятно. Надо же как! Очень странно. — Он снял очки, провёл рукою по лбу. — Видите ли, Стэмфорд в последнее время вёл себя… несколько необычно. Вот что… мне известна ваша репутация, мистер Холмс, я знаю вас как порядочного человека, умеющего хранить тайны, так что вам, пожалуй, я могу сказать… Уже несколько месяцев доктор Стэмфорд вёл довольно рассеянную жизнь. У меня возникли подозрения, что он связался с дурной компанией. До меня доходили слухи о его походах в сомнительные клубы, пристрастии к азартным играм и к спиртному…
— Можете ли вы сказать, как он оплачивал это разгульное существование?
Карсуэл покачал головой.
— Пожалуй, нет… хотя… возможно, он распространял наркотики. У него имеется свободный доступ к больничным медикаментам, и, говоря по правде, я уже начал подозревать, что он и сам пристрастился к наркотикам.
— Но человек, которого вы описываете, совсем не похож на того Стэмфорда, которого я знал! — воскликнул я, хотя до меня тут же дошло, что сам я в последний раз видел своего друга распростёртым на постели и погруженным в пьяное бесчувствие.
— Наркотики, как известно, быстро изменяют личность. Это пристрастие способно погубить самый мощный интеллект. Однако, как я уже сказал, то были не более чем подозрения. Тем не менее я волновался как за Стэмфорда, так и за вверенных ему пациентов. А узнав от вас, что он съехал от миссис Сандерсон, я начинаю думать, не подвергается ли он опасности. Боюсь, он способен на самые необдуманные поступки.
— У вас есть какие-то доказательства его пристрастия к наркотикам? — осведомился Холмс.
Карсуэл покачал головой.
— Нет, разве что я замечал у него обычные признаки летаргии: расширенные зрачки, резкие перемены настроения…
— Но это равным образом может быть вызвано избытком спиртного или депрессией, — предположил я.
— Вы правы, доктор Уотсон. Простите, что выражаюсь столь туманно, но вам не хуже моего известно, что в нашем деле при постановке диагноза зачастую приходится опираться только на прошлый опыт и голые предположения.
— А в моём деле нужны неопровержимые факты, — решительно заявил Холмс. — Вы можете сообщить мне имена кого-то из тех, кто принадлежал к — «дурной компании», с которой, по вашим словам, связался Стэмфорд?
Карсуэл вновь покачал головой.
— Никаких имён Стэмфорд не упоминал. Собственно, он вообще редко заговаривал о своей жизни за пределами лечебницы. Я всего лишь сопоставил собственные наблюдения и сплетни, которые гуляют в ординаторской. — Он смолк и прищурился, как будто его внезапно осенило. — Я припоминаю… да… однажды, когда мы вместе находились в палате, ему принесли какую-то срочную записку. Прочитав её, он побелел как полотно и на несколько минут вышел. Я успел бросить взгляд на записку — она была накарябана крупными, кривыми прописными буквами.
— Вы не заметили подпись? — тут же спросил я.
— Нет, увы. Но я разглядел слова «мост мечтаний». Не знаю, усматриваете ли вы в них какой-либо смысл, мистер Холмс.
— Боюсь, что да, — отозвался мой друг. — Боюсь, что да.
— Да уж, — сказал я, когда мы вышли из кабинета Саймона Карсуэла. — Не очень нам повезло. Он совсем не стремился оказать нам помощь.
— Тем не менее оказал. А о том, насколько эта информация будет содействовать нашим изысканиям, я, пожалуй, выскажусь позднее.
— А что значат эти слова — «мост мечтаний»?
— А, я смотрю, ваша приятельница решила дождаться и выяснить, как ваши дела, — невозмутимо заметил мой друг, указывая на Элис Меллор, которая ждала на верхней площадке лестницы. — Я дам вам возможность побеседовать с ней, Уотсон, однако ни слова о том, что мы успели выяснить, и ни в коем не упоминайте про «мост мечтаний». Лучше поговорите про добрые старые времена, когда в усах у вас не было ни одного седого волоса. — Холмс остановился и сжал моё плечо. — Это не пустая болтовня. Сделайте именно так, как я сказал. Пригласите вашу приятельницу к нам на чашку чая завтра днём. А сейчас у меня есть дела. Ночью же нас ждёт тяжёлая и, возможно, опасная работа. Вечером увидимся на Бейкер-стрит.
Глава пятая
«Мост мечтаний»
— «Мост мечтаний» — это своеобразный клуб, созданный специально для тех членов нашего общества, которые предпочитают не самые достойные удовольствия: наркотики, продажных женщин и азартные игры.
В принципе, ни одно из них не возбраняется законом, однако все они лежат на грани с преступлением.
Сумерки успели сгуститься, на Бейкер-стрит зажгли газовые фонари, да и наши рожки уже светились, заливая гостиную тёплым желтоватым светом. Холмс занял своё любимое кресло у камина, завернулся в пурпурный халат и протянул длинные ноги к огню; упираясь носками в каминную решётку, он попыхивал старой, видавшей виды вересковой трубкой. Я сидел за обеденным столом, доедая ужин, — как раз настало время чашки чая и кекса с изюмом, который испекла по шотландскому рецепту миссис Хадсон.
— Если мысленно вернуться в прошлую ночь, — неспешно продолжал мой друг, — когда мы оставили Стэмфорда отсыпаться, я, как вы помните, заметил буквы, выведенные в пыли на тумбочке у кровати.
— Да, а я и забыл. «Барт».
— Вы решили, что речь идёт о лечебнице.
— Разумеется, — ответил я, поколебавшись. Было ясно: сейчас Холмс опровергнет моё предположение.
— Совершенно здравое предположение, — проговорил он. — Вчера вечером у меня не было ни малейших оснований думать что-то иное, вот только…
— Вот только… Всегда у вас эти «вот только», Холмс. Ну, и что на сей раз?
— Мне показалось, что слово, которое наш приятель явно нацарапал во хмелю или в помрачении, недописано. За буквой «т» тянулся хвост, из чего следовало, что он собирался написать что-то ещё.
— Вам впору взяться за новую монографию: «Анализ надписей в пыли».
— Не надо сарказма, Уотсон.
Я ухмыльнулся.
— Выходит, он хотел написать более длинное слово, и вы теперь знаете какое.
— Вот именно. После того, как я оставил вас в лечебнице наедине с вашей очаровательной приятельницей, я кое-что успел разузнать.
— Холмс…
— …Я выяснил, что «Мостом мечтаний» в настоящий момент заправляет некий Джосайя Бартон.
— Возможно, это совпадение.
— Возможно, но довольно странное совпадение, Уотсон. Вдумайтесь: Стэмфорд начинает вести разгульную жизнь. Его имя как-то связано с «Мостом мечтаний». Тамошнего управляющего зовут Бартон, и именно это имя наш друг в задумчивости пишет на слое пыли в своей комнате — выходит, оно постоянно крутится у него в голове. Не забудьте также, что Стэмфорд может быть косвенным образом связан с человеком, заражённым бубонной чумой. А теперь скажите: кто является переносчиком этого страшного заболевания?
— Крысы?
— А в «Мосте мечтаний», с лёгкой руки управляющего, в последнее время появилась новая забава — крысиные бои.
Волосы у меня на загривке встали дыбом от ужаса.
— Господи всемогущий! — воскликнул я.
Холмс бросил на меня суровый взгляд:
— Из отдельных нитей постепенно сплетается очень мрачный узор.
Поздним вечером того же дня мы оказались в окрестностях Мейфэра. На улицах было тихо, лишь время от времени навстречу нам попадался одинокий искатель развлечений в цилиндре. Холмс вёл меня глухими переулками мимо погруженных в сон богатых домов, пока мы не вышли к огромному особняку. Вход охранял крепыш в тёмной ливрее. При нашем приближении он шагнул навстречу, загородив собой дверь.
— Доброй ночи, джентльмены, — проговорил он низким голосом, безуспешно стараясь скрыть за ровной интонацией прорывавшуюся наружу природную агрессивность.
— Добрый вечер, Болдуин. Что, не на ринге сегодня?
— А вам какое дело? — прозвучал насторожённый ответ.
— Да уж не делайте вид, что не узнаёте меня! — Холмс скользящим движением отступил в сторону и выбросил вперёд правую руку, чиркнув кулаком по подбородку Болдуина. — Вы, любезный, по-прежнему запаздываете с защитой справа.
— Шерлок Холмс! — хрипло воскликнул страж, озарённый догадкой. — Боксёр-любитель! Да чтоб меня в нокаут, если это не он!
Холмс с улыбкой взглянул на меня.
— Мы с мистером Болдуином несколько раз состязались в благородном искусстве махания кулаками. То было, Уотсон, в мои молодые годы, ещё до того, как у меня появился дотошный биограф.
При этом воспоминании Болдуин с энтузиазмом закивал головой.
— У Хеннигана, в Ламбете. Мистер Холмс каждый раз меня побеждал, кроме того одного, когда я застал его врасплох.
— А нынче чего не боксируете? — вежливо поинтересовался я.
— Да так. Нынче тут крысиные бои. Эти тварюги теперь собирают больше публики, чем добрые честные бойцы. — Лицо громилы внезапно потемнело. — Эй, мистер Холмс, а вы тут не собираетесь какие штуки выкидывать? Потому как ежели я вас впущу, а вы там чего накуролесите, так мне потом не сносить головы.
Холмс покачал головой.
— У меня и в мыслях нет ничего такого, милейший Болдуин. Да и вообще, я тут только ради доктора Уотсона. Он так заинтересовался крысиными боями, что уговорил меня сопровождать его нынче на вечернее действо.
С этими словами мой друг всунул соверен в руку старого боксёра.
Болдуин потаращился на него немного, а потом толстые грубые пальцы сомкнулись поверх монеты, и он опустил соверен в карман.
— Ну, так вы мне пообещали без выкрутасов, — проговорил он и отворил дверь.
— Пообещали, — ответил, поклонившись, Холмс.
— А вы, кстати, пришли в самый подходящий вечер. У нас тут сегодня будут первоклассные крысы. Уж и прольётся кровь! — Болдуин расплылся в улыбке, обнажив ряд гнилых и обломанных зубов.
Не встретив иных препятствий, мы вошли в «Мост мечтаний» и оказались в ярко освещённом вестибюле — над головами у нас сияла хрустальная люстра. Вёрткий низкорослый человечек подскочил к нам сбоку. Одет он был в щегольский вечерний наряд, тёмные напомаженные волосы блестели как лайковая кожа. Он расплылся в пустой улыбке.
— Добрый вечер, джентльмены. Добро пожаловать в «Мост мечтаний». Меня зовут Джордж. За какими удовольствиями вы нынче пожаловали? Спешу сообщить, что Катарина вернулась в заведение и дожидается в Зале Орхидей…
— Мы пришли ради крысиных боёв, — отрывисто проговорил Холмс.
Человечек так и засиял.
— А, господа будут делать ставки? — Он осмотрел нас с ног до головы, будто мы были подозреваемыми в полицейской камере. — Нынче ожидается серьёзное дело. Нам доставили особых крыс. — Он вежливо кашлянул. — С вас по десять гиней, джентльмены.
Тут я в свою очередь поперхнулся и закашлялся. Холмс же с полнейшим безразличием вручил лакею мешочек с монетами. Тот замешкался, внимательно рассматривая содержимое. После чего опустил в карман плату за вход и повёл нас в дальнюю часть здания, в залу, которая, видимо, раньше служила оранжереей. Контраст между спокойным, величественным вестибюлем и этим помещением был разительным. Во-первых, тут было людно и шумно, а в воздухе плотным облаком висел сигарный дым. Большинство посетителей были в вечерних туалетах — богатые любители спорта, пришедшие сыграть в азартную игру; однако у стойки бара маячило несколько фигур другого толка — в грубых вельветовых костюмах из тех, что носят уличные торговцы. То были профессиональные собачники, и почти у каждого имелось при себе по псине. Некоторые бойцовые псы были привязаны к нижней перекладине барной стойки, другие спали у хозяев на руках, третьих ещё осматривали на предмет сломанных костей, заглядывали им в пасти, будто дантисты. Почти у всех животных имелись шрамы и следы укусов.
— Жаль выпускать его против крыс, — сказал один из собачников, поглаживая особо свирепого на вид бультерьера.
Джордж щёлкнул пальцами, и к нам подбежал ещё один лакей, одетый на тот же лад. Он запросто мог сойти за близнеца Джорджа.
— Эрик, проследи, чтобы джентльменам налили выпить и посадили на хорошие места.
Эрик кивнул и без единого слова повёл нас в центр залы, где находился «ринг» — арена метра три в диаметре, с деревянным бортиком на высоту локтя. Над ним с потолка свисала электрическая лампа, она заливала ярким светом выкрашенный белой краской пол арены. Наш проводник с привычной непринуждённостью протолкался вперёд и расчистил нам место у самого бортика. Мы успели скользнуть туда, прежде чем волна зрителей нахлынула снова и нас стиснули с обеих сторон. Через несколько секунд Эрик доставил нам бутылку шампанского и два бокала, за что выудил у Холмса ещё какую-то непомерную сумму.
Вскоре началось и само малоприятное действо. На возвышении в одном конце арены появился коренастый тип с длинными висячими усами — он представился Капитаном — и призвал всех к тишине.
— Джентльмены, прошу делать ставки на первый поединок вечера. На ринге Хват Тома Херика, — тут под громкие приветственные крики был поднят повыше крупный бультерьер, — способный одолеть двадцать пять крыс разом и никогда не терпевший поражений.
Новые вопли, а потом все принялись лихорадочно делать ставки, заключая пари как между собой, так и с местными букмекерами.
— Ужасный пример человеческого падения, — заметил я.
— Согласен. Но одновременно и поучительный. Из него явствует, что даже образование и богатство не спасает некоторых от естественного регресса. Природные утончённость и благородство никак не зависят от общественного положения и от воспитания. А помимо того, существует алчность.
Едва Холмс договорил, на арену бухнули огромную корзину. Капитан шагнул вперёд, погрузил руку, обтянутую плотной кожаной перчаткой, в копошащуюся тёмную массу и вытащил на свет первую жертву того вечера. Опять раздался восторженный гомон. Капитан одну за другой извлёк ещё двадцать четыре крысы. Он хватал их за хвосты и выталкивал на арену. Некоторые принимались бегать по крашеному полу, исследуя новое место. Кто-то из зрителей перегнулся через бортик и вылил на одну из перепуганных зверюг бокал шампанского. То были канализационные и водосточные крысы, от них исходил резкий запах, будто от нагретой сточной трубы. Многие зрители зажимали носы платками.
А потом присутствующие медленно начали скандировать. Поначалу это был лишь ропот, но громкость и напор постепенно нарастали: «Выпускайте пса! Выпускайте пса!» И вот наконец владелец собаки Том Херрик выпустил её на арену.
Через несколько секунд крысы в панике забегали кругами. Выдрессированная собака методично атаковала их по очереди, круша тельца безжалостными челюстями. Белый пол окрасила кровь, точно красная роса. Некоторые крысы пытались давать отпор; одна храбрая зверюга вцепилась псу в нос — её глаза-бусинки яростно блестели в электрическом свете. Собака отчаянно затрясла головой, однако крыса не разжимала челюстей. Осатанев, собака смяла её о бортик, оставив на нём кровавый след, будто от раздавленной клубничины.
Некоторые крысы сбились в тесную кучу, ища в общности защиту. Раздался крик: «Круши их!», и многие зрители дружно замахали над ареной платками.
— Это специально, чтобы разделить их, — прошептал Холмс мне на ухо. — Грызуны не выносят, когда в спину им дует холодный ветер.
Желаемый эффект действительно был достигнут, крысы рассыпались, будто тёмные перья разлетелись по всей арене, после чего Хват продолжил методичное истребление, нападая на каждую крысу в отдельности и перекусывая ей шею. Через некоторое время вся арена была усыпана дохлыми или издыхающими грызунами. В зале громко улюлюкали, обменивались монетами и банкнотами — выигранными и проигранными деньгами. Двое служителей подмели и вымыли арену; крыс поднимали за хвосты и кидали в огромный мешок.
Нам ещё трижды пришлось вынести это отвратительное действо, причём каждый раз число крыс на арене возрастало. Наконец один из псов, с подходящей кличкой Мясник, управился с сотней более почтенных сельских амбарных крыс, после чего Капитан объявил перерыв, а за ним — «великолепный главный поединок».
— Может, хватит? — спросил я резко. — Что-то мне не по душе эта гротескная жестокость.
Холмс глянул на меня с сочувствием.
— Мне тоже, Уотсон, но уходить сейчас просто глупо — ведь нам покажут гвоздь программы и явится тот самый джентльмен, ради которого мы сюда и пожаловали.
Он кивнул в сторону бара, и я увидел там Капитана. Тот увлечённо беседовал с рослым бритоголовым негром, у которого в правом ухе болталась большая оловянная серьга.
— Это, — сказал Холмс, — и есть Джосайя Бартон.
Минут через десять Капитан вернулся на ринг и призвал всех к тишине. В зале немедленно наступило молчание. Все присутствовавшие знали: настал самый захватывающий момент.
— Попрошу Эйба Чэпмена принести Бобби.
— Давай, давай! — раздалось из дальних пределов зала, и к рингу подошёл мясистый тип, неся над головой пса — так, чтобы все могли на него полюбоваться.
Бобби оказался могучей псиной неопределённой породы, помесью терьера и кого-то ещё. Он извивался в руках своего хозяина, заранее возбуждённый криками и запахом крови. В то же время усилиями четверых служителей на арену подняли большую проволочную клетку. Парусиновая накидка скрывала от глаз её обитателей, но лихорадочная возня и время от времени мелькавший в складках ткани бурый мех быстро заставили зрителей стихнуть.
Джосайя Бартон сменил Капитана на возвышении и, подняв руки, призвал всех к молчанию.
— Джентльмены! — объявил он густым, низким голосом, причём у него оказался чистый выговор образованного человека. — Сейчас вам предстанет совершенно удивительное зрелище. Перед вами выступит Бобби, непобедимый боец из Уоппинга. Бобби провёл тридцать семь боёв и уничтожил свыше двух тысяч крыс.
Зрители завопили, а владелец пса поднял его повыше, добиваясь ещё более бурной реакции.
Бартон терпеливо выждал, когда шум уляжется.
— Однако сегодняшние соперники Бобби не обычные грызуны. Их здесь всего двадцать, но они невероятно свирепы и очень крупны — грызуны-убийцы, специально доставленные сюда из голландской Юго-Восточной Азии. Джентльмены, прошу вас.
Эта просьба была обращена к четверым носильщикам, которые сдёрнули парусину, открыв взорам содержимое клетки. Зрители дружно ахнули от ужаса. Перед ними, теснясь и пихаясь в своём узилище, предстали крысы небывалых размеров. Каждая была примерно с молодого щенка. Но не только от их величины волосы на моём загривке встали дыбом; меня поразило их свирепое, демоническое обличие. Глаза у них были жуткие — круглые, маленькие, красные, а ещё у каждой из пасти торчало по два огромных жёлтых резца, которыми они постоянно скрипели от нетерпения. Владелец пса явно заколебался. Даже и сам пёс, похоже, немного опешил.
— Да начнётся битва! — тихо произнёс Бартон, обращаясь скорее к Эйбу Чэпмену, чем к толпе.
Чэпмен по-прежнему медлил и колебался, но тут загремел крик: «Выпускайте пса! Выпускайте пса!»
Чэпмен неохотно передал Бобби одному из служителей, остальные же трое торопливо покинули арену. Пёс на мгновение замер в нерешительности, глядя на огромных крыс, пищавших в запертой клетке. Потом их выпустили на свободу.
За этим последовало отвратительное, ужасающее зрелище. Под восторженные вопли толпы крысы, не выказывая ни страха, ни опасения, накинулись на пса, покрыв его своими мерзкими бурыми телами. Прошло несколько секунд, и пёс, скуля от боли, рухнул на арену. Кровь потоками лилась из рваных ран в содрогающемся теле и растекалась бесформенной алой лужей на белом полу. Не прошло и минуты, а кровопролитие уже завершилось.
Едва пёс испустил дух, крысы словно бы потеряли к нему всякий интерес и отправились разгуливать по арене. Некоторые попытались, безуспешно, выбраться наружу. Зрители инстинктивно отпрянули с омерзением и даже со страхом. Я посмотрел на одно из этих созданий: мощное тело было длиной не меньше фута. Крыса ответила мне злобным, презрительным взглядом ярко-красных глаз. Четверо служителей снова шагнули на арену и принялись длинными мётлами загонять грызунов обратно в клетку — концы мётел были обернуты толстой мешковиной. Почти все крысы, не протестуя, вернулись в клетку, но две-три попытались удрать, пришлось за ними гоняться.
Эйб Чэпмен стоял на коленях над искалеченным трупом пса, не скрывая своего горя. Тело его сотрясалось, он даже не пытался подавить рыдания.
— Ах, Бобби, — причитал он, — ах, Бобби, что же они с тобой сделали?
Он наклонился над своим питомцем, и тут одна из крыс прыгнула на него и впилась зубами в шею. Взревев от ужаса и неожиданности, Чэпмен вскочил на ноги — омерзительная тварь не разжимала хватки. Кто-то из служителей прыгнул вперёд и дёрнул крысу за хвост, оторвав от несчастного. Щёлкая окровавленными зубами, крыса извивалась и дёргалась, яростно пытаясь высвободиться. С огромным усилием служитель засунул её в тёмные недра клетки. Эйб Чэпмен рухнул на колени, пытаясь платком остановить кровь, хлеставшую из раны на горле. Подоспели другие собачники и увели его прочь.
— Ему нужна помощь врача, Холмс, — сказал я. — Наверное, мне следует предложить свои услуги.
— Нет, — непререкаемо ответил Холмс. — Пусть сами разбираются. У нас с вами тут сегодня дело поважнее.
Глава шестая
Читать бесплатно другие книги:
