Одесский юмор: Антология Коллектив авторов
Из одних дверей в другие по галерее мать-старуха и ее великовозрастный сын переносили какой-то предмет мебели. У них были свои дела. На то, что происходило внизу, они не обращали никакого внимания. «Заноси его углом вперед… Углом, говорю! А теперь на попа, на попа…» И опять Гоголь ничуть не пострадал. Напротив, реплики, подаваемые с галереи, лишь добавили реальности театральному действию во дворе, оттенив здоровым бытом печальный гоголевский текст…
‹…› Город Одесса в День смеха – идеальное место и время для весеннего фестиваля комедийных спектаклей. Собственно, в этом году мини-комедийный фестиваль уже состоялся. В рамках «Юморины» выступал Одесский театр миниатюр, в котором блистали писатель-юморист М. Жванецкий, актеры Р. Карцев и В. Ильченко; эстрадные артисты Москвы, Ленинграда, Киева оккупировали две главные площадки города – Дворец спорта и зал филармонии; очень интересный спектакль показал Театр веселых и находчивых по «Голубой книге» Михаила Зощенко, поставленный режиссером Олегом Сташкевичем… В общем, если уж в Одесском зоопарке устроили «Зооюморину», то «Теаюморина» в Одессу просто просится…
Журнал «Юность», № 8, 1976
Юрий Рост
Славик, поехали!
Самое трудное – начать. Начну с того, что поздним вечером Слава Харечко, собрав у нас все рубли и мелочь, отправился в гастроном на углу Дерибасовской покупать вольный арабский бальзам «Абу-Симбл». Общество ждало его возвращения, обсуждая события «Юморины».
Собственно, событий (в историческом смысле) не было. Как не бывает их в какой ни возьми области жизни. «Настоящим событием стал приход лихтера «Озерный-2» с грузом алтайского кругляка». На самом деле на Шелепихе пришвартовалась баржа с дровами, и матросы пошли с авоськами по магазинам. Событие рождается в словах устных или письменных и дальше существует отдельно от прихода баржи. Так вот мы, обсуждая, рождали события трех веселых дней в апрельской Одессе.
Евгений Ланской поставил «Записки сумасшедшего» во дворе дома номер восемь по спуску Жанны Лябурб. Сами смотрели, сами играли, сами радовались, когда жильцы, выйдя на внутренний балкон, вступали в дискуссию с Гоголем.
Купили у рыбаков в селе Маяки ванну раков и четырех лещей. Вернулись в Одессу – и выяснили, что денег на пиво не осталось. Отправили на Привоз очаровательную Клавдию Н. в белых джинсах и блузке. По демпинговым ценам она сбыла рыбу. Купили водку – и опять остались без пива. Тут появился Жванецкий, купил пива. За час выпили пиво и съели раков. Всех. Жванецкий был удивлен.
Посадили в старый, раскрашенный гуашью «Запорожец» двенадцать прелестных женщин. И ездили по Одессе в надежде, что нас остановит милиционер. Далее из милой консервной банки выползла дюжина барышень, и гаишник был готов платить сам, лишь бы его отпустили…
Рождались подробности, более правдоподобные, чем факты невероятной жизни. Все были веселы и раскованны, а между тем в подсознании, словно моль, которую надлежало бы, но не удается прихлопнуть, порхала мысль: ну где же Харечко? Точнее, где «Абу-Симбл»?
Дверь отворилась, и лучезарная, обаятельнейшая улыбка Славы осветила (так, кажется, надо писать) комнату.
– А бутылочка-то вдребезги!
Что бы сделали с тобой, со мной и со всеми остальными, кроме Славы Харечко? Убили бы друзья. Убили – и были бы оправданы. А тут:
– Как это было, Славик?
И дальше весь вечер шел спектакль о пути в магазин, об очереди, о продавщице, считавшей мелочь, об «Абу-Симбле» и Египте, об авоське, о кульминации: как куча алкашей с завистью прослеживала путь бутылки с прилавка в авоську, о том, как скользила бутылка до дна авоськи, как в дне нашлась дырка диаметром несколько больше, чем два радиуса «Абу-Симбла», и о том, как бутылка вывалилась из авоськи и, удерживаемая на манер телекинеза взглядами сочувствующих (да, сочувствующих – такое это было время), секунд пять висела в воздухе, и как Слава нагнулся, чтобы взять ее с воздуха, но допустил ошибку, не подставив ладонь под донышко, а пытаясь схватить бутылку за горлышко, а продавщица перед этим отпускала населению коровье масло руками, и горлышко оказалось скользким, о том, как «Абу-Симбл» выскользнул из харечкинской пятерни и несколько мгновений постоял на каменном полу, прежде чем развалиться на четыре (по частям света) осколка, о соболезнованиях, которые он принял, и о поминках бутылки, которые устроили в подворотне его новые друзья из магазина…
Дальше… Вечером мы вышли на улицу, и на углу Пушкинской и Дерибасовской нам с Харечко пришла хорошая идея: съехать на лыжах с Потемкинской лестницы. Ехать должен был Слава – у него и лыжи были, поскольку в Одессу он прилетел с Чегета. Вера, его жена, сочла этот аргумент недостаточным.
– А почему ты сам не поедешь? Славик, я тебе не разрешаю.
Веру – белокурую красавицу – Харечко взял из Одессы со всеми достоинствами. Она была добра, весела и хорошо готовила. Единственный недостаток Верунчика – наивность – делал ее легкой добычей для розыгрышей.
Однажды, переживая за судьбу Штирлица, она сидела с платком в руках (на случай переживаний) и следила, как небывалый разведчик ведет сложную игру с опытным провокатором, которого играл Лев Дуров. Этот дуровский герой заложил порядочного пастора и отправился гулять вдоль озера со Штирлицем. Штирлиц передал ему пачку немецких марок, а затем незаметно застрелил негодяя. Негодяй упал в воду и утонул.
– А деньги? Деньги?! Зачем он дал ему деньги перед этим?…
Итак, Верунчик не разрешила Славику ехать.
– Видишь ли, Вера, – сказал я, – мы с Харечко поспорили на двадцать пять рублей, что он не съедет с Потемкинской лестницы на лыжах. Давай четвертак – и мы забыли разговор.
– А если съедет?
– Тогда плачу я.
– А деньги у тебя есть?
– Есть, – соврал я.
– Надо ехать, Славка!
На следующий день у Дюка собралась толпа. Павел Верников (ныне профессор трех европейских консерваторий) позвал из школы имени Столярского скрипачей, чтобы играли грустное. Слава надел очки, взял палки и поехал.
Уточкин в начале века съехал с лестницы на мотоцикле. И мы вспоминаем это событие как геройство и лихость.
Харечко весело съехал на лыжах, что было много сложнее и опаснее, дегероизировав подвиг знаменитого летчика. Просто стало ясно, что это не поступок, а одна из симпатичных затей, без которых жизнь тускнеет и теряет цвет.
Славик ушел из нашего мира совсем молодым. Погиб в машине, которая ехала по ровному шоссе.
Это было уже давно. Мы, его друзья, заметили, что с ним ушла яркая и веселая краска. А легенды о песнях, остроумных проделках и розыгрышах одного из самых знаменитых капитанов того КВН продолжают обрастать небывалыми подробностями. Ну я-то как раз ничего не наврал…
Журнал «Магазин», № 3, 1992
Зиновий Гердт
Послушайте, граждане, дамы, мужчины…
- Послушайте, граждане, дамы, мужчины,
- Мы выложим свой аргумент:
- Какие быть могут еще Юморины
- В такой напряженный момент?!
- В то время как целый народ в Ламцедроне
- Военщине рвет потроха,
- Они в филармоньи сидят как на троне,
- И все им хи-хи да ха-ха.
- В погоне за мелким дешевым успехом,
- Не чувствуя всей глубины,
- Кой-кто кое-где предложили День смеха
- Устроить в масштабе страны.
- Но чтобы поставить Бобруйск иль Палангу
- С Одессой в сравнительный ряд,
- Для этого мало прикинуться шлангом,
- Как в Бонне порой говорят…
- И есть еще люди у нас на примете —
- Кой-кто, иногда, кое-где,
- Готовые петь и смеяться как дети
- В упорной борьбе и труде.
- И есть еще типы в Советском Союзе,
- Немало таких развелось, —
- Их даже любимец народа пан Зюзя
- Порою смешит не до слез.
- В Москве Юморинам не светятся сроки,
- Их нет, слава Богу, пока.
- Там юмор сочится пока Самотекой,
- Там нет, одним словом, толчка.
- А если вам хочется острого слова,
- Когда вам сатира нужна, —
- Ходите тогда на Бориса Брунова:
- Порядок, покой, тишина…
- Сидите у телеков и не моргая
- Зарю замыкайте зарей,
- И вам за прилежность Муслим Магомаев
- Махнет на прощанье ноздрей.
1 апреля 1976
Семен Лившин
Подвиг таксиста
Это случилось ночью. Точнее, днем. Люди мирно гуляли по Потемкинской лестнице в Одессе, ни о чем не подозревая. Вдруг из-за Дюка выскочил горбатый «Запорожец» и поехал вниз по лестнице.
Прохожие оцепенели. Фонтаны замолкли. В тишине было слышно, как бьется о карбюратор сердце водителя.
Его звали Ефим Выдомский. Он работал таксистом, но никогда никого не давил без причины. Выдомский любил справедливость и работал внештатным корреспондентом «Антилопы-Гну» – сатирического отдела «Вечерней Одессы». На гонорары за фельетоны он купил «Запорожец». И вот теперь ему предстояло совершить беспримерный подвиг во славу одесской «Юморины».
Вот уже пройдена половина лестницы. Машина кряхтела, но лезла вперед – в смысле вниз. А там, нехорошо улыбаясь, смельчака уже ждали работники ГАИ. Они хотели забрать у Выдомского права, а у «Запорожца» – бампер.
Однако восторженная толпа подхватила Фиму и понесла его на руках вместе с машиной.
И все-таки советская власть не простила храбрецу его дерзкой выходки. Начались придирки: почему, мол, поехал на красный свет, зачем, дескать, не дал сдачи с десяти копеек…
Тогда Ефим Выдомский сел на свой горбатый «Запорожец» и уехал в Америку. Теперь он трудится таксистом в Манхэттене.
Будете в Нью-Йорке – сядьте в его такси. Ефим Выдомский покажет вам такое, что не захочется выходить из машины. Некоторые сидят там до сих пор. Вот.
Георгий Голубенко, Леонид Сущенко, Валерий Хаит
Утро в одесском дворе
Сцена из пьесы «Старые дома»
Мария Ивановна – председатель домового совета. Пользуется во дворе огромным авторитетом, хотя совершенно этим не пользуется.
Захар Алексеевич – старый моряк. 60 лет отдал морю и уже почти столько же воспоминаниям.
Тимофей Кузьмич – старый сапожник. По совместительству немножко философ.
Эрнест Борисович – бывший актер. Боец культурного фронта в запасе.
Елизавета Семеновна – его жена и поклонница.
Лена Остапчук – женщина 35 лет. Просто жена и мать.
Сеня Остапчук – ее муж. Специальность – футболист.
Стасик Остапчук – их сын. В будущем гениальный скрипач. Пока же готов заниматься чем угодно, только не музыкой.
Андрей – сын Марии Ивановны.
Почтальон – лицо эпизодическое. Как и все почтальоны.
Лена. Стасик! Шесть часов! Все дети уже давно со скрипкой!
Стасик (из комнаты, недовольно). Ой!..
Лена. Никаких «ой»! Играй!.. Учти – я на базаре, но я все слышу!..
Звучат гаммы. Лена уходит. Выходит Захар Алексеевич.
Захар Алексеевич. Стасик, неужели тебе не надоела эта музыка?!
Стасик. Мама говорит, что быть скрипачом – это так красиво!
Захар Алексеевич. Лучше бы ты был дирижером, Стасик. Это не только красиво, но и не слышно… (Во двор входит почтальон. Стучит в окно. Открывается окно на противоположной стороне двора.) Кто там?!
Почтальон. Это Остапчук телеграмма. Есть у них кто-нибудь?
Захар Алексеевич. Она ушла на базар.
Почтальон. А вы не можете передать?
Захар Алексеевич. Ну, если я пойду на базар!..
Открывается еще одно окно.
Мария Ивановна (появляясь в окне). Захар Алексеевич, я вас очень прошу! Вы идете на базар, если увидите недорогую сливу, возьмите мне килограммов пятнадцать на варенье!..
Захар Алексеевич. Да никуда я не иду! Тут Лене телеграмма.
Открывается еще одно окно.
Эрнест Борисович (появляясь в окне). От Сени?! Что он пишет? Девушка, прочтите, я передам!
Почтальон (читает). «Ленок, мы в Бразилии. Чудная страна. Есть сандалии на Стасика. Думаю взять. Целую, Сеня».
Открывается еще одно окно.
Елизавета Семеновна. Нет, как вам нравится, он еще думает! Конечно, брать! Если не подойдут Стасику, я возьму себе… Девушка, какой там размер?
Почтальон. Я не знаю.
Елизавета Семеновна. Ну все равно. Скажите ему – пусть берет.
Почтальон. Ничего я не буду говорить! Вот – оставляю телеграмму и ухожу. (Уходит.)
Появляется сапожник Тимофей Кузьмич.
Тимофей Кузьмич. Доброе утро! Тут кто-то сандалии приносил?
Эрнест Борисович. Да нет. Это их Сеня видел где-то за границей.
Тимофей Кузьмич. А-а-а… Это, наверное, такие желтые с дырочками. Мне они не нравятся.
Елизавета Семеновна. А вы где их видели? У нас в магазине?!
Тимофей Кузьмич. Да нет, на руках. Ничего особенного.
Елизавета Семеновна. Ну, не знаю, как на руках, а на ноге они смотрятся прилично.
Сапожник начинает работать. Стучит молотком. Выходит Мария Ивановна.
Мария Ивановна. Тише! Тише!.. Вы мне Андрея разбудите!
Елизавета Семеновна. Он что, вчера поздно лег?
Мария Ивановна. Я даже не видела, когда он пришел!
Захар Алексеевич. Я видел. Он пришел в семь минут седьмого.
Мария Ивановна. Да?! Ну и как она выглядит?
Захар Алексеевич. Откуда я знаю? Что я, за ними следил? Прошел два квартала, устал и вернулся… Черненькая такая…
Елизавета Семеновна. Черненькая?… Неужели опять Лора?!
Мария Ивановна. О чем вы говорите! С Лорой у нас давно покончено!
Эрнест Борисович. Может быть, Зоя?
Захар Алексеевич. Нет, что я, Зою не знаю?! По-моему, это какая-то новенькая.
Мария Ивановна. Только новенькой нам не хватало!.. Захар Алексеевич, скажите откровенно: какого вы о ней мнения?
Захар Алексеевич. Ну, если говорить откровенно…
Появляется Андрей. Захар Алексеевич его не видит, а все видят и очень боятся, как бы Захар Алексеевич в его присутствии чего-нибудь об этой девушке вдруг случайно не сказал. Мешают.
Елизавета Семеновна. Безобразие!.. Нам опять отключили воду!..
Тимофей Кузьмич. Отключили? А что же это я целую ночь вычерпывал?!
Эрнест Борисович. Это у нас холодильник тает!.. Света тоже нет!
Тимофей Кузьмич (указывая на балкон, на котором стоит Андрей). При чем здесь свет?! Посмотрите на этот балкон! Им разве можно пользоваться?! Такие балконы падают как бутерброд – человеком вниз!
Мария Ивановна. Они ругают дом… Как будто он виноват в том, что он старый!.. Ну хорошо, я пойду в жэк требовать ремонта. Мне опять скажут: «Ждите своей очереди. Нам сейчас не до старых домов, мы не успеваем ремонтировать новые!..»
Андрей. Доброе утро, мама! Ты чем-то расстроена?
Мария Ивановна. Андрей, ты от нас что-то скрываешь!
Андрей. Мама, ну что можно скрыть в нашем доме?!
Мария Ивановна. Кто эта девушка?
Андрей. Какая девушка?
Мария Ивановна. С которой Захар Алексеевич встретился сегодня ночью!
Андрей. Наверно, девушка Захара Алексеевича?!
Мария Ивановна. Перестань!.. Когда ты нам ее покажешь?!
Андрей. Никогда!
Мария Ивановна. Хорошо! Маме можешь ее не показывать! Но самым близким тебе людям – соседям?! Тебя что, уже не интересует их мнение?!
Андрей. Их мнение уже ничего не изменит! Я на ней женюсь!
Мария Ивановна. Послушайте, что он говорит!!!
Елизавета Семеновна. Подождите! Может быть, ребенок не хотел! Может быть, его научили хулиганы!
Тимофей Кузьмич. Что теперь кричать? Видимо, мы что-то упустили в его воспитании…
Елизавета Семеновна. Бедная Мария Ивановна! Разве он понимает, что лучше мамы он себе никого не найдет?!
Эрнест Борисович. Бедный Андрей! Ему скоро тридцать. Мальчику в этом возрасте уже пора любить не только маму.
Елизавета Семеновна. Да-да, Эрнест! Ты как всегда прав! Мы должны немедленно найти ему невесту!
Эрнест Борисович. Мы?! А почему бы не сделать это тебе самой?
Елизавета Семеновна. А что?… Вот я знала здесь одну… Красавица!.. Она бы Андрею действительно подошла!..
Эрнест Борисович. Так в чем же дело?
Елизавета Семеновна. Дело в том, что я не знаю, жива ли она еще…
Появляется Лена с сумками, она вернулась с базара.
Лена. Что случилось? Почему Стасик не играет?!
Елизавета Семеновна. Лена, ты как раз вовремя. Здесь такое творится!
Лена. Он сломал руку? Скрипку?! Что он сломал?!
Елизавета Семеновна. При чем здесь Стасик? Наш Андрей только что чуть-чуть не женился!
Лена. Как! Не подождав, пока я вернусь с базара?! Стасик, почему ты не играешь?!
Стасик. Я тоже хочу посмотреть на невесту Андрея!
Лена. Тебе еще рано смотреть на такие вещи!
Эрнест Борисович. Лена, тебе телеграмма!
Лена. Боже мой, что с Сеней?!
Захар Алексеевич. Не волнуйся, мы все читали. Что с Сеней – неизвестно, но из Бразилии прислали его сандалии…
Лена. Ой, мне нехорошо!.. (Падает в обморок.)
Тимофей Кузьмич. Лена, успокойся! Ничего с твоим Сеней не произошло! Просто в Бразилии выбросили сандалии на Стасика. Так он спрашивает, брать или не брать!..
Лена. Его волнуют сандалии! Как будто они могут заменить ребенку отца!.. И вообще, разве он отец?! Он футболист! Вечно в разъездах! Ну скажите, какой пример может брать ребенок с отца, которого видит один раз в месяц по телевизору, и то в трусах?!
Елизавета Семеновна. Лена, главное, чтобы муж не пил! А там в трусах он или в телевизоре – какая разница?!
Лена. Елизавета Семеновна! Я вам так с Эрнестом Борисовичем завидую! Вы всегда вместе, а я еще молодая и всегда одна!..
Стасик. Мама, а я?!
Лена. Играй, это тебя не касается!
Елизавета Семеновна. Лена, мой Эрнест тоже был вечно занят. Он был руководящим работником. Тридцать лет руководил драмкружком!.. Что делать! Искусство забирает у человека всю жизнь!..
Лена. А футбол – всю молодость!..
Найдено в капустнике
Хроника Гало-театра
На занавесе самого знаменитого в России театра нарисована чайка. Мы решили не отставать и создали свой театр, на занавесе которого тоже птица. Точнее – птичка. А еще точнее – галочка. Эта эмблема означает только одно: все, что ни делается в этом театре, делается исключительно для нее. То есть для «галочки»…
Предлагаем вниманию читателей хронику жизни этого культурного учреждения…
В свое время большие споры вызвал проект здания для Гало-театра. Вариант зрительного зала на 50 мест был отвергнут по причине чрезмерной камерности. На 5 тысяч – по причине чрезмерной масштабности. Наконец остановились на варианте здания вообще без зрительного зала. Он, во-первых, решал проблему зрителя (нет зрителя – нет проблем!), а во-вторых – проблему сохранения казенного имущества: кресел (на складе) и занавеса (не нужно гонять туда-сюда!).
Однако по трезвом размышлении (на следующее утро) пришли к выводу о преждевременности столь смелых начинаний и решили оставить в театре несколько мест (в том числе и спальных).
Известно, что все театры начинаются с вешалки. Но в Гало-театре все-таки большим уважением пользуется Главный режиссер.
Это видный из себя теоретик и практик гало-культуры, который вот уже многие годы, как бы отвечая на книгу К. С. Станиславского «Моя жизнь в искусстве», втайне пишет свою под названием «Одним искусством не проживешь!».
Предлагаем вашему вниманию некоторые главы из этого труда.
…Думаю, что актерам все же следует выходить кланяться не после окончания спектакля, а перед его началом. Да, мы знаем, что в старину представление артистов, сопровождавшееся овацией, происходило в конце спектакля. Но поскольку сегодня у нас уже нет уверенности, что все присутствующие в зале дождутся этого момента, предлагаю начинать именно с него.
К тому же бурная овация в наши дни, как известно, уже мало связана с тем, что происходит непосредственно на сцене, и является скорее данью доброй традиции, первоначальный смысл которой становится все более и более непонятным.
Овация же в начале спектакля представляется нам значительно более разумной, поскольку полный сил зритель, еще не утомленный увиденным, может отдаться этому ритуалу с гораздо большим энтузиазмом, столь характерным для наших дней…
Много лет размышлял о том, как бороться на театре с котами. И действительно: как бы ни рекомендована была пьеса, как бы ни гениален был замысел режиссера, как бы ни эпохален был спектакль, – стоит выйти на сцену какому-нибудь коту, как все это тут же, извините, летит ему под хвост. Ибо переиграть на сцене кота, а тем более кошку практически невозможно!..
Где же выход?
А вот.
Дабы избежать появления на сцене кота или кошки, привлекающих к себе, как известно, все внимание зрителя, предлагаю во время спектакля постоянно держать на сцене собаку…
А теперь разрешите представить вам Директора Гало-театра. Это бывший крупный хозяйственник средней руки, брошенный на культуру в связи с острой необходимостью улучшения работы на предприятии, которым он прежде руководил.
Первое время Директор присматривался к новому участку работы, пытаясь найти черты, отличающие его от старого. Но не нашел. Вот случай из его повседневной деятельности…
Кабинет директора театра. За столом директор. Врывается посетитель с чемоданом.
Посетитель. Вы директор театра?
Директор. Я.
Посетитель. Очень приятно! Значит, я к вам!
Директор. Слушаю вас. Что вам нужно?
Посетитель. Значит, мне нужно… (Смотрит бумаги.) Трубы стальные диаметром сто миллиметров, которые вы выпускаете.
Директор. Мы выпускаем?
Посетитель. Да. Две тонны.
Директор. О чем вы говорите? У нас театр!
Посетитель. Я знаю.
Директор. Мы выпускаем спектакли!
Посетитель (скептически). Я видел…
Директор. При чем же здесь трубы?
Посетитель. Как при чем?! Вы играете спектакль «Труба зовет!»?
Директор. Играем. Ну и что?
Посетитель. А вот рецензия… На вас написана? (Дает газету.)
Директор (читает). «Большая победа мастеров сцены»… (С гордостью.) О нас!
Посетитель. Вы дальше, дальше читайте! Вот здесь! (Показывает.)
Директор (читает). «…Артистам театра удалось так реалистично показать процесс производства труб, что вполне естественным завершением спектакля является выпуск их прямо на сцене, причем отличного качества и в широком ассортименте».
Посетитель. Вот за этими трубами я и приехал! Подпишите, а?… (Дает бумаги.)
Директор. Да поймите! У нас областной драматический театр!
Посетитель. Ну и что?
Директор. А то, что в первую очередь мы обязаны обеспечивать трубами нашу область!..
Посетитель (умоляюще). Но войдите в мое положение! Я так намучился! Я ехал в такую даль! Я ночевал на вокзалах! Я смотрел ваши спектакли!..
Директор. А вы войдите в мое! Мы играем эту пьесу всего два раза в месяц, а заявок на трубы – вот, целая кипа!..
Посетитель. Так играйте чаще!
Директор. Хм-м… Вы что же, милейший, думаете, наш театр только трубы выпускает?… Вот репертуар, пожалуйста: пьеса о строительстве – значит, дай бетон! На сельскохозяйственную тематику – это вообще давай и давай! И тут вы со своими трубами! Нет их у меня!..
Посетитель. Но поймите!..
Раздается телефонный звонок.
Директор. Извините! (Снимает трубку.) Слушаю вас!..
Высвечивается площадка, на которой стоит человек в комбинезоне и в каске с телефонной трубкой в руке.
Человек. Але!.. Сцена беспокоит!
Директор. Ты, Николай Федорович? Ну что там у тебя?!
Читать бесплатно другие книги:
