Второе признание (сборник) Стаут Рекс
Мамаша потянула сына за руку, и они бочком двинулись к дивану и присели. Сол сунул пистолет в карман и устроился в кресле.
– Вы нас напугали, Алекс, – сказала мамаша. – Вот и все. От ужаса я вас сначала не узнала.
Ни одному мужчине никогда не пришло бы в голову прибегать к подобным уловкам. Она пыталась вернуть нас во времена первого знакомства, когда я был всего лишь гостем в ее доме.
Но я не пошел у нее на поводу.
– Меня зовут Арчи. Вы что, забыли? А вы меня так отделали, что теперь и родная мать не узнает. Для испуганного человека вы что-то слишком бурно отреагировали. – Я придвинул к себе кресло и сел. – Как вы сюда вошли?
– Открыли дверь ключом!
– А ключ откуда?
– Ну, мы… У нас был…
– А вы как вошли? – поинтересовался Джимми.
– Этим вы ничего не добьетесь, – покачал я головой. – Думаю, вам известно, что ваш отец отказался от услуг мистера Вулфа. Теперь мы работаем на другого клиента – одного из деловых партнеров мистера Рони. Желаете проверить? А может, хотите обратиться в полицию? Вряд ли. Так откуда у вас ключ?
– Не ваше собачье дело!
– Я же вам сказала, – обиженно произнесла мамаша, – у нас был ключ.
Попытки разговаривать с женщинами на языке логики я оставил в тот день, когда окончил школу, поэтому тут же сменил тему.
– У нас есть выбор, – уведомил я их. – Я могу позвонить в участок и вызвать сюда пару полицейских, мужчину и женщину, чтобы они обыскали вас и выяснили, что вам здесь было надо, но это займет некоторое время, к тому же поднимется шумиха. Можно поступить иначе: вы сами нам все расскажете. Кстати, вы, кажется, не знакомы с моим другом и коллегой мистером Солом Пензером? Он перед вами. И еще: вы что, никогда не бывали в кино? Почему вы не надели перчатки? Теперь здесь повсюду ваши отпечатки. Так вот, вы сами нам расскажете, где достали ключ и зачем сюда явились, – только правду! Для вас предпочтительнее второе, по той причине, что мы не будем вас обыскивать, так как знаем, что вы ничего не нашли.
Они переглянулись.
– Можно внести предложение? – спросил Сол.
– Валяй!
– Вдруг они хотят, чтобы мы позвонили мистеру Сперлингу и спросили у него…
– Нет! – взвизгнула мамаша.
– Премного обязан, – поблагодарил я Сола. – Ты мне напомнил о мистере Вулфе. – И я снова обратился к ним: – Теперь нам будет проще. Так где вы взяли ключ?
– У Рони, – угрюмо пробурчал Джимми.
– Когда он вам его дал?
– Уже давно. Это было…
– Многообещающее начало, – подхватил я. – Он хранил или вы думали, что хранил, у себя какую-то вещь, вызывавшую у вас такое вожделение, что не успел он отдать концы, как вы вдвоем тут же явились за ней. Самое интересное, что когда-то давно он отдал вам ключ от квартиры, чтобы вы могли заглядывать сюда в его отсутствие. Нас с мистером Пензером эта версия не устраивает. Давайте другую.
Они снова обменялись взглядами.
– Почему бы вам не попробовать вот эту, – предложил я. – Вы позаимствовали ключ у своей младшей сестры, и…
– Ах ты, мразь! – прорычал Джимми, вставая и делая шаг в мою сторону. – Да, я не выстрелил, но клянусь Богом…
– Алекс, зачем вы так? – запротестовала мамаша.
– Тогда предложите нам что-нибудь получше. – Я уперся ногами в пол, чтобы, в случае если Джимми бросится на меня, быстро встать, но он так и не вскочил. – Что бы там ни было, помните: мы всегда можем справиться у мистера Сперлинга.
– Не можете!
– Это еще почему?
– Потому что ему ничего не известно! Я как раз собиралась рассказать вам всю правду. Мы уговорили дворника одолжить нам ключ.
– Уговорили? И во сколько вам это обошлось?
– Я предложила… Я дала ему сто долларов. Когда мы выйдем, он будет ждать внизу, в вестибюле, чтобы посмотреть, не прихватили ли мы чего.
– Превосходная сделка! – похвалил я. – А если он вздумает вас обыскать? Сол, тебе не кажется, что с ним надо поговорить?
– Кажется.
– Тогда веди его сюда. Пусть поднимается.
Сол вышел. Пока мы втроем дожидались, мамаша внезапно спросила:
– Алекс, лицо болит?
Я выбирал из трех блестящих ответов, но в итоге остановился на четвертом – самом кратком:
– Да.
Когда входная дверь снова открылась, я встал, решив, что с приходом дворника, особенно если он окажется здоровяком, соотношение сил станет двое на двое, и это не считая мамаши. Но, увидев его, я сразу сел обратно. Бедняга едва тянул на борца второго полусреднего веса, из Маделин можно было выкроить двоих таких, как он; ко всему прочему дворник не осмеливался оторвать взгляд от пола.
– Его зовут Том Феннер, – сообщил Сол. – Пришлось силой тащить его сюда.
Я посмотрел на него, а он – на мои ботинки.
– Послушайте, – сказал я ему, – мы вас надолго не задержим. Я представляю делового партнера мистера Рони. Насколько мне известно, эти люди ничего тут не натворили и не собираются. Я не люблю без крайней надобности причинять людям неприятности. Просто покажите мне те сто долларов, которые они вам дали.
– Хорошенькое дело! Да я в глаза не видал никаких денег! – пропищал Феннер. – Зачем это им давать мне сотню долларов?
– Чтобы взамен получить ключ от этой квартиры. Валяйте, показывайте.
– Да не давал я им никакого ключа. Я тут работаю и несу за ключи ответственность.
– Перестаньте лгать! – взвился Джимми.
– Вот он, пожалуйста, – подала голос мамаша, доставая ключ. – Видите, это доказательство!
– Дайте-ка сюда. – Феннер сделал шаг вперед. – Позвольте мне на него взглянуть.
Я перехватил его руку и дернул к себе:
– Чего тянуть кота за хвост? Даже если ты не робкого десятка, мы втроем быстренько тебя скрутим, а леди посмотрит у тебя в карманах. Не трать наше время и силы, приятель. Может, деньги тебе подкинули, пока ты не видел.
Он так упорствовал и храбрился, что, перед тем как сдаться, даже позволил себе поднять взгляд до уровня моих колен, но не выдержал и снова опустил глаза, сунул руку в карман своих брюк и вытащил оттуда тугой сверток из нескольких купюр. Я взял у него сверток и развернул: одна пятидесятидолларовая банкнота, две двадцатки и одна десятка. Я возвратил деньги Феннеру. Тут он в первый и последний раз поднял взгляд и, до глубины души пораженный, посмотрел прямо мне в глаза.
– Бери и проваливай, – велел я ему. – Я просто хотел проверить. Погоди-ка. – Я подошел к мамаше, взял у нее ключ и передал ему. – В следующий раз, перед тем как отдать кому-нибудь ключ, позвони мне. Я сам запру дверь, когда буду уходить.
В ответ он только промолчал. Несчастный болван не догадался даже спросить мое имя.
После его ухода мы с Солом снова сели.
– Видите, – благодушно заметил я, – когда вы не врете, все в порядке. Теперь мы знаем, как вы вошли. Следующий вопрос: что вам здесь понадобилось?
Наученная горьким опытом, мамаша уже была наготове.
– Помните, – ответила она, – мой муж считал, что Луис – коммунист? – (Я ответил, что помню.) – Ну вот, мы до сих пор так считаем. Я имею в виду после того, что мистер Вулф сказал нам в понедельник днем. Мы по-прежнему в этом убеждены.
– Кто это – «мы»?
– Мой сын и я. Мы это обсудили и мнения своего не изменили. Сегодня, когда муж сказал нам, что мистер Вулф не верит признанию Уэбстера и что дело, возможно, еще не закончено, мы подумали: что, если нам прийти сюда, найти какое-нибудь доказательство того, что Луис – коммунист, и показать его мистеру Вулфу? Это могло бы все упростить.
– Это могло бы все упростить, – сказал я, – потому что, если бы он оказался коммунистом, мистеру Вулфу было бы уже наплевать, кто и за что его угрохал? Так?
– Разумеется. Разве вы сами не понимаете?
– Как тебе такая версия? – спросил я у Сола.
– Бред! – с чувством ответил он.
Я кивнул и повернулся к Джимми:
– Теперь ваша очередь объяснять. У вашей матери так странно устроены мозги, что ей это дается с трудом. Ну, чем вы нас попотчуете?
Джимми по-прежнему смотрел волком. Его взгляд был устремлен прямо на меня.
– Думаю, – хмуро проговорил он, – я был кретином, что заявился сюда.
– Хорошо. Что дальше?
– Думаю, вам удалось припереть нас к стенке, черт бы вас побрал!
– Дальше?
– Думаю, придется рассказать вам правду. Если мы этого не…
– Джимми! – Мамаша вцепилась ему в руку. – Джимми!
Он упрямо продолжал:
– Если мы этого не сделаем, вам бог весть что может взбрести в голову. Вы уже приплели сюда мою сестру, намекнув, будто у нее был ключ от квартиры. Я с удовольствием заткнул бы вам глотку – может, в один прекрасный день я так и поступлю, – но сейчас мы должны рассказать вам всю правду. Что поделаешь, Гвен тоже замешана. Она написала ему несколько писем – не того рода, что вы могли подумать, а мы с матерью каким-то образом узнали о них и испугались, как бы они не всплыли наружу. Вот и пришли сюда, чтобы забрать их.
Мамаша выпустила его руку и торжествующе посмотрела на меня.
– Вот и все! – воскликнула она. – Письма как письма, ничего плохого в них нет, но они очень личные. Понимаете?
Я бы на месте Джимми ее придушил. Он выдал нам довольно правдоподобную версию, но, когда она буквально остолбенела, узнав, что сын собирается сказать правду, а потом, услышав, что именно он рассказал, мигом пришла в себя, оставалось только поражаться, как таких дур земля носит. Однако ее торжество я встретил с ледяным лицом. По глазам Джимми было видно, что из этого фрукта вряд ли выжмешь что-то еще, а коль так, следовало сделать вид, что я проглотил их ложь. Поэтому я немедленно оттаял и сочувственно улыбнулся.
– А сколько всего было писем? – поинтересовался я у Джимми.
– Точно не знаю. Около дюжины.
– Я понимаю, – кивнул я, – почему вы не хотите, чтобы они тут болтались, вне зависимости от их содержания. Но либо Рони их уничтожил, либо они где-то в другом месте. Здесь вы их не найдете. Мы с мистером Пензером искали кое-какие бумаги – они не имеют никакого отношения ни к вам, ни к вашей сестре, – а уж мы-то искать умеем. Когда вы явились, мы как раз закончили обыск, и можете мне поверить, здесь нет ни одного письма вашей сестры, не говоря о дюжине. Если хотите, могу выдать вам справку об этом.
– Вы могли их не заметить, – возразил Джимми.
– Это вы могли, – поправил я его, – а мы – нет.
– А ваши бумаги нашлись?
– Нет.
– Что в них?
– О, они нужны, чтобы уладить некоторые формальности.
– Вы говорили, они не имеют отношения к… к моей семье?
– Ни малейшего, насколько я знаю. – Я встал. – Думаю, здесь больше делать нечего. Нам всем придется уйти несолоно хлебавши. Могу только добавить, что мистер Сперлинг больше не наш клиент, и раз уж вам кажется, что не стоит его беспокоить, так тому и быть.
– Алекс, это очень мило с вашей стороны! – обрадовалась мамаша. Она встала и подошла, чтобы поближе меня рассмотреть. – Ваше лицо… Мне очень жаль!
– Пустяки, – ответил я. – Я сам виноват. До свадьбы заживет. – Я обернулся. – Тебе ведь не нужен этот пистолет, а, Сол?
Сол вытащил из кармана пистолет, вытряхнул на ладонь патроны, подошел к Джимми и вернул ему его собственность.
– Не понимаю, – начала мамаша, – почему бы нам не остаться и не поискать еще, чтобы убедиться, что писем здесь точно нет?
– Да перестань ты! – грубо ответил Джимми.
Они ушли.
Мы с Солом вскоре последовали за ними. Когда мы спускались в лифте, он спросил:
– Ты хоть словечку поверил?
– Нет. А ты?
– Как бы не так. Еле сдерживался, чтобы себя не выдать.
– Считаешь, надо было с ними еще чуток повозиться?
– Расшевелить его нам было нечем, – покачал он головой. – Видел его глаза? А челюсти стиснутые видел?
Перед уходом я еще раз заскочил в ванную, чтобы взглянуть на лицо. Видок у меня был тот еще. Но кровь успела засохнуть, а против того, чтобы на меня глазели – особенно хорошенькие девчонки от восемнадцати до тридцати, – я не возражал; к тому же в этом районе у меня было еще одно дело. Сол отправился со мной – существовала некоторая вероятность, что он мне понадобится. Ходить с ним по городу было ужасно интересно, ведь я знал, что присутствую при необычайном действе. Со стороны казалось – идет обычный человек, но я был искренне убежден, что, покажи ему через месяц любого из встречных прохожих и спроси, видел ли он когда-нибудь этого человека, через пять секунд, не больше, Сол ответит: «Да, всего один раз, в среду, двадцать второго июня, на Мэдисон-авеню между Тридцать девятой и Сороковой улицей». Мне было до него далеко.
В конечном итоге Сол так и не понадобился. Справившись со списком учреждений на стене мраморного вестибюля, мы выяснили, что контора фирмы «Мерфи, Кирфот и Рони» находится на двадцать восьмом этаже, и сели в скоростной лифт. Контора – ряд помещений, окнами выходивших на Мэдисон-авеню, – напоминала большой гудящий улей. С первого взгляда стало ясно, что намеченную тактику придется пересмотреть, так как я ожидал увидеть совсем другую картину. Я сообщил секретарше, солидной и строгой особе, давно перешагнувшей тот возраст, который меня интересовал, что хочу поговорить с кем-нибудь из руководства, назвал свое имя и опустился рядом с Солом на кожаный диван, где до моей перебывали миллионы задниц. Вскоре появилась еще одна солидная особа – прямо-таки родная сестра секретарши, только еще старше, – и отвела меня в угловую комнату с четырьмя большими двойными окнами.
Широкоплечий великан с седыми волосами и глубоко посаженными голубыми глазами, восседавший за гигантским письменным столом, до которого даже столу Вулфа было далеко, встал и пожал мне руку.
– Арчи Гудвин? – радушно пророкотал он, словно ждал этой встречи много лет. – Вы от Ниро Вулфа? Отлично! Присаживайтесь. Меня зовут Алоизиус Мерфи. Чем могу помочь?
Я почувствовал себя настоящей знаменитостью, поскольку назвал секретарше свое имя, не упомянув Вулфа.
– Не знаю, – ответил я. – Боюсь, ничем.
– И все же я постараюсь. – Он выдвинул ящик стола. – Угощайтесь сигарой.
– Нет, спасибо. Мистер Вулф заинтересовался гибелью вашего младшего партнера Луиса Рони.
– Я уже понял. – Его приветливое улыбающееся лицо мгновенно затуманила приличествующая случаю скорбь. – Блистательная карьера, столь резко оборвавшаяся в самом начале расцвета! Так сказать, сломанный цветок, не успевший толком распуститься!
Мне на память пришел Конфуций, но я не стал развивать эту тему.
– Чертовски жаль! – согласился я. – У мистера Вулфа появилась версия, что от нас пытаются утаить правду.
– Как же, слышал. Весьма любопытная версия.
– Ну да, и сейчас он ее проверяет. Сдается мне, с вами можно быть откровенным. Он предположил, что на работе у Рони могут храниться какие-нибудь бумаги или еще что-нибудь, способное пролить свет на это дело. На поиски отрядили меня. Если бы вся контора состояла, скажем, из пары комнат, в одной из которых сидит стенографистка, я бы припер ее к стенке, может, пустил бы в дело веревку и кляп, а если бы здесь обнаружился сейф, то и иголки под ногти позагонял бы, чтобы узнать шифр, – и вся недолга. Я привел с собой помощника, но теперь даже не знаю – нам и двоим не управиться…
Тут мне пришлось замолчать, потому что Мерфи так хохотал, что едва ли мог меня слышать. Можно было подумать, что я Боб Хоуп[4], которому наконец удалось отпустить неизбитую шутку. Дав ему всласть насмеяться, я скромно заметил:
– Право, я этого не заслуживаю.
Он наконец перестал грохотать, но все еще посмеивался.
– Жаль, что мы не встретились раньше, – заявил он. – Я много потерял. Вот что я вам скажу, Арчи, и передайте это Вулфу: если вам что-то понадобится, можете на нас рассчитывать – на всех, без исключения. – Он сделал широкий жест рукой. – Будьте как дома. Вам не придется загонять иголки под ногти. Секретарша Луиса сама вам все покажет и расскажет. И мы тоже. Мы приложим все усилия, чтобы помочь вам докопаться до правды. Кто это расцарапал вам лицо?
Этот тип действовал мне на нервы. Он так радовался нашему знакомству и так усердно навязывал свою помощь, что мне потребовалось целых пять минут, чтобы вырваться на волю и убраться подальше от этой комнаты.
Я галопом понесся обратно в приемную, кивком поманил за собой Сола и, как только мы вышли из конторы, заметил:
– Не того партнера прихлопнули. По сравнению с Алоизиусом Мерфи Рони был сама честность.
Глава 16
В общем и целом снимки вышли что надо. Поскольку Вулф велел мне заказать по четыре отпечатка с каждого кадра, получилась целая кипа фотографий. Когда тем же вечером после ужина мы с Солом сидели в кабинете, просматривая и сортируя их, у меня сложилось впечатление, будто на них одна сплошная Маделин. Я не припоминал, чтобы так часто нацеливал на нее объектив. Большая часть этих снимков не попала в стопку, предназначавшуюся для Вулфа. В ней было три отличных изображения Рони (анфас, в три четверти и в профиль), а также фотокопия его партбилета, которой можно было по праву гордиться. Один этот снимок мог открыть передо мной двери журнала «Лайф». Уэбстер Кейн, в отличие от Пола Эмерсона, оказался нефотогеничен. Я обратил на это внимание Вулфа, когда подошел к его столу, чтобы отдать подборку. Он хмыкнул. Я поинтересовался, готов ли он выслушать мой отчет о событиях этого дня, а Вулф ответил, что сначала займется фотографиями.
В том, что мой отчет отложили, была и вина Пола Эмерсона. Мы с Солом вернулись домой вскоре после того, как пробило шесть, однако распорядок дня Вулфа был серьезно нарушен катастрофой в оранжерее, поэтому он спустился вниз только в 18:28. Войдя в кабинет, он включил радио, настроился на радиостанцию Питтсбурга, подошел к своему столу и сел, поджав губы.
Закончилась реклама, прозвучало вступление, затем раздался ехидный баритон Эмерсона:
В этот прекрасный июньский денек совсем не хочется сообщать о том, что преподаватели университетов опять взялись за старое… С другой стороны, они и не прекращали. В общем, на их постоянство можно положиться. Вчера вечером в Бостоне один из профессоров произнес речь, и если у вас после оплаты счетов за прошлую неделю остались хоть какие-нибудь деньги, советую спрятать их под матрас. Он хочет, чтобы мы не только кормили и одевали всех подряд, но и обучали…
Моя учеба частично заключалась в том, чтобы, пока вещает Эмерсон, наблюдать за лицом Вулфа. Губы его все поджимались и поджимались, пока не превратились в тонкую, едва приметную линию, а щеки постепенно вздувались и бугрились, напоминая рельефную карту местности. Когда напряжение доходило до определенной точки, он на секунду приоткрывал рот, и все начиналось по новой. Я упражнялся в наблюдательности, пытаясь точно угадать момент, когда он откроет рот.
Затем Эмерсон атаковал еще одну из своих излюбленных мишеней:
…Эта горстка политиков-дилетантов, именующих себя всемирными федералистами, желает, чтобы мы отказались от единственного, что у нас еще осталось: права самим решать, что нам делать. Они полагают, что было бы неплохо заставить нас выпрашивать у недоумков и уродцев всего мира позволения каждый раз, когда нам нужно будет передвинуть мебель или даже оставить ее на прежнем месте…
Вулф раскрыл рот на три секунды позже, чем я предвидел. Все равно почти в яблочко, ведь точно рассчитать момент непросто. Эмерсон еще немного поразглагольствовал на эту тему, а затем начал плавно закругляться. Он всегда завершал свои выступления язвительным выпадом против очередной своей жертвы, которая посмела ненадолго высунуться из толпы.
Итак, дорогие друзья и сограждане, у нас в Нью-Йорке, где в силу вынужденной необходимости проживаю и я, снова заявляет о себе некий так называемый гений. Быть может, вы слышали об этом фантастическом толстяке, который носит славное американское имя Ниро Вулф. Прямо перед эфиром в нашу студию пришло сообщение для прессы, распространенное адвокатской фирмой с Манхэттена, которая недавно лишилась одного из партнеров – некого Луиса Рони, скончавшегося в ночь на понедельник в результате дорожно-транспортного происшествия. Власти провели тщательное и добросовестное расследование. Доказано, что это был несчастный случай, установлен личность виновного. У следствия не осталось никаких вопросов, нет их и у общественности, то есть у вас, уважаемые слушатели.
Однако этот так называемый гений, как обычно, знает куда больше, чем все мы, вместе взятые. Поскольку прискорбный инцидент имел место на землях, принадлежащих нашему выдающемуся соотечественнику – человеку, которого я имею честь называть своим другом и великим американцем, – вышеупомянутый гений не мог упустить счастливую возможность урвать немного дешевой славы. В сообщении, распространенном адвокатской фирмой, утверждается, что Ниро Вулф намерен выяснить истинную подоплеку гибели Рони. Каково, а?! Как вам такие дерзкие выпады против правоохранительной системы? И это в нашей свободной стране! Если хотите знать мое мнение, то лично я считаю, что мы, американцы, прекрасно обойдемся и без гениев.
Между нашими четвероногими собратьями есть одно животное, которое не желает добывать пропитание честным трудом. Белка собирает желуди, хищник выслеживает добычу. Лишь это существо рыщет по лесам, горам и степям в поисках горя и страданий. Похвальный образ жизни, ничего не скажешь! Отличная диета – пожирать несчастных! Какое счастье, что падальщики встречаются только среди четвероногих!
Наверное, дорогие друзья и сограждане, мне следует извиниться за то, что я отступил от темы, углубившись в естественно-научную сферу. Всего хорошего, и до встречи у радиоприемников через десять дней. С завтрашнего дня и до конца отпуска я уступаю свое место Роберту Берру. Сегодня мне пришлось приехать в город, и я не устоял перед искушением явиться в студию, чтобы побеседовать с радиослушателями. Спонсор передачи – мистер Грисуолд.
После этого чей-то задушевный жизнерадостный голос – полная противоположность ехидному баритону Эмерсона – начал вещать о вкладе Корпорации континентальных шахт в величие Америки. Я встал, подошел к приемнику и выключил его.
– Хорошо хоть он правильно произнес ваше имя, – заметил я, обращаясь к Вулфу. – Это ж надо! Не поленился прервать отпуск, чтобы приехать на радио и разрекламировать вас на всю страну. Может, написать ему благодарственное письмо?
Ответа не последовало. Очевидно, соваться с нашим отчетом сейчас тоже не стоило, и я умолк. А позже, после обеда, как я уже говорил, Вулф планировал просмотреть фотоснимки.
Они ему так понравились, что он чуть было не предложил мне уйти из детективов и заняться фотографией. В подборке, которую я положил ему на стол, было тридцать восемь различных кадров. Девять он забраковал, шесть убрал в верхний ящик стола, а оставшиеся двадцать три попросил отдать ему в четырех экземплярах. Пока мы с Солом собирали пачку, я заметил, что явных фаворитов у Вулфа не было. На этих снимках были представлены все члены семьи и гости; разумеется, фигурировал и партбилет. Затем все следовало подписать с обратной стороны и разложить по отдельным конвертам, также подписанным. Вулф обмотал готовую пачку резинкой и тоже сунул в верхний ящик стола.
Тем временем мой отчет снова был отложен, на этот раз из-за прихода доктора Волмера. Доктор, как и всегда, когда он являлся вечером, согласился на предложение Вулфа распить по бутылочке пива. Дождавшись, когда Фриц принесет пиво, и промочив горло, он начал свой рассказ. В Уайт-Плейнсе, сообщил доктор, его приняли без лишних эмоций, по-деловому; созвонившись с Вулфом, помощник окружного прокурора проводил его в морг. Что же касается сути дела, то он располагает лишь догадками. Основной удар пришелся на пятое ребро, единственное повреждение на голове Рони – кровоподтек над правым ухом. Под машиной, судя по следам, оставшимся на бедрах и ногах, оказалась нижняя часть тела, следовательно, голова и плечи избежали соприкосновения с колесами. Возможно, что кровоподтек на голове появился в результате падения на гравийную аллею, но столь же вероятно, что еще до наезда Рони оглушили ударом по голове. В последнем случае его не могли ударить заостренным предметом или орудием с ограниченной травмирующей поверхностью, вроде молотка или гаечного ключа, исключались и предметы с ровной поверхностью, например бейсбольная бита. Орудие было тупым, шероховатым и тяжелым.
– Клюшка для гольфа? – нахмурился Вулф.
– Вряд ли.
– Теннисная ракетка?
– Недостаточно тяжелая.
– Кусок железной трубы?
– Нет. Слишком гладкий.
– Ветка дерева с сучками и побегами?
– Вот эта идеально подошла бы, если только она достаточно тяжелая. – Волмер глотнул пива. – Учтите, что у меня при себе была лишь лупа. Чтобы найти доказательства, надо изучать волосы и кожу головы под микроскопом. Я предложил сделать это помощнику прокурора, но он не выказал ни малейшего энтузиазма. Если бы у меня была возможность отщипнуть кусочек кожи и взять его домой… но он с меня глаз не спускал. Теперь уже поздно, скоро похороны.
– На черепе была трещина?
– Нет. Череп цел. По-видимому, медицинский эксперт тоже задавал себе этот вопрос. Скальп надрезали, отогнули, а затем возвратили на место.
– Значит, перед тем, как Рони угодил под машину, его, возможно, сбили с ног?
– Не просто «возможно». Я могу поклясться, что ему нанесли удар по голове, быть может, когда он еще стоял на ногах, насколько позволяет судить проведенный мной осмотр.
– Проклятье! – проворчал Вулф. – А я-то надеялся упростить дело, заставив этих ребят немного поработать. Вы сделали, что могли, доктор, я вам очень признателен. – Он повернул голову. – Сол, насколько я понимаю, Арчи недавно отдал тебе на хранение кое-какие деньги?
– Да, сэр.
– Они сейчас при тебе?
– Да, сэр.
– Пожалуйста, передай их доктору Волмеру.
Сол достал из кармана конверт, вынул из него несколько сложенных купюр, подошел к Волмеру и вручил ему деньги.
Доктор растерялся.
– За что? – спросил он Вулфа.
– За сегодняшнюю работу, сэр. Надеюсь, этого хватит.
– Но… Я пошлю вам счет. Как обычно.
– Разумеется, как вам будет угодно. Однако, прошу вас, поверьте моему слову: правильнее всего оплатить ваш труд, направленный на то, чтобы выяснить правду о гибели Рони, именно этими деньгами. Считайте это моей причудой, нисколько вас не оскорбляющей. Так этого хватит?
Волмер расправил купюры и быстро прикинул сумму:
– Здесь слишком много.
– Эти деньги ваши. Так надо.
Доктор убрал деньги в карман.
– Спасибо. Сплошные тайны. – Он поднял свой бокал с пивом. – Сейчас допью, Арчи, и посмотрю, что с вашим лицом. Видимо, сегодня вы перешли кому-то дорогу.
Я попытался отшутиться.
Когда он ушел, мне наконец-то удалось доложить о наших с Солом приключениях. Вулф откинулся на спинку кресла и молча выслушал меня, ни разу не перебив. В середине моего повествования в сопровождении Фрица явились Фред Даркин и Орри Кэтер. Я жестом попросил их сесть и продолжил рассказ. Когда я объяснил, почему не стал придираться к сомнительной истории о письмах, которые Гвен якобы писала Рони, хотя мамаша слишком явно уцепилась за нее, Вулф одобрительно кивнул, а когда я растолковал, почему ушел из конторы «Мерфи, Кирфот и Рони», не попытавшись проверить даже содержимое корзины для бумаг, он снова кивнул. Я люблю работать с Вулфом, не в последнюю очередь потому, что он никогда не сетует, если я поступаю по-своему, без оглядки на него. Он знает, на что я способен, и никогда не ждет от меня чего-то выходящего за рамки моих талантов, но зато уж в этих рамках спрашивает по полной.
Заканчивая рассказ, я добавил:
– Разрешите внести предложение: почему бы не поручить одному из парней выяснить, где Алоизиус Мерфи находился в понедельник около девяти тридцати вечера? С удовольствием возьмусь за это сам. Спорю на что угодно, он типичный D и коммунист в придачу. Если и не он лично отправил Рони на тот свет, идея точно принадлежала ему. Вам надо с ним встретиться.
– Во всяком случае, день прошел не зря, – хмыкнул Вулф. – Вы не нашли партбилет…
– Ага, я так и думал, что вы это скажете.
– …Но зато столкнулись с миссис Сперлинг и ее сыном. Почему ты так уверен, что он выдумал насчет писем?
– Вы же слышали мой рассказ, – пожал я плечами.
– А ты, Сол?
– Я согласен с Арчи, сэр.
– Тогда понятно. – Вулф вздохнул. – Ну и влипли же мы. – Он посмотрел на Фреда и Орри. – Подойдите-ка ближе. Мне надо вам кое-что сказать.
Фред и Орри подошли вместе, но каждый своим манером. Фред был несколько крупнее Орри. Когда он что-то делал – ходил, говорил, брал в руки вещи, – казалось, что он непременно споткнется, замешкается, оплошает, но этого никогда не случалось, а в слежке ему, если не считать Сола, вообще не было равных, и это было для меня совершенно непостижимо. Если Фред двигался как медведь, то Орри скорее походил на кота. Сильной стороной Орри было умение разговаривать с людьми. Нет, он не лез к ним в душу; в сущности, расспрашивать и допытываться он не умел. Зато умел смотреть так, что люди чувствовали, что сами должны ему все рассказать.
Вулф окинул всех четверых взглядом и сказал:
– Как я уже говорил, мы серьезно влипли. Человек, которого мы выслеживали, погиб, скорее всего, убит. Это был преступник и подлец, и я ничего ему не должен. Но в силу обстоятельств, о которых я предпочитаю умолчать, я обязан установить, кто и зачем лишил его жизни, и, если это действительно было убийство, получить неопровержимые доказательства. Убийцей может оказаться человек, который, исходя из общечеловеческих принципов, заслуживает жизни не меньше, чем мистер Рони заслуживал смерти. Ничего не поделаешь; он должен быть найден. Но вот нужно ли его разоблачать, не знаю. В свое время я отвечу на этот вопрос, однако время это настанет только тогда, когда я взгляну в лицо убийце. – Вулф подался вперед. – Почему я говорю об этом? Потому, что мне понадобится ваша помощь, но приму я ее только на своих условиях. Если вы согласитесь работать на меня и мы отыщем того, кого должны, то есть убийцу, и добудем необходимые доказательства, то один из вас либо вы все, возможно, узнаете все, что знаю я, во всяком случае будете знать достаточно, чтобы приобрести право наравне со мной решать, что делать с убийцей. Именно это меня и не устраивает. Я оставляю данное право исключительно за собой. Я один стану решать, нужно ли разоблачать убийцу, и если решу, что не нужно, вам придется с этим согласиться. Если же вы согласитесь, то будете обязаны не говорить и не делать ничего такого, что будет противоречить моему решению. Вам придется держать рот на замке, а эта ноша не из легких. Итак, пока мы не зашли слишком далеко, я даю вам шанс остаться в стороне. – Вулф нажал на кнопку на своем письменном столе. – Пожалуй, выпью пива, пока вы размышляете. А вы желаете чего-нибудь?
Поскольку это было первое наше совместное совещание за долгое время, я решил, что все должно быть честь по чести, и отправился на кухню помогать Фрицу. Ничего особенного: бурбон с содовой для Сола, джин с тоником для нас с Орри, пиво для Фреда Даркина и Вулфа. Вообще-то, Фред предпочитал неразбавленный виски, но мне ни разу не удалось втолковать ему, что он обидит Вулфа, если откажется от предложенного пива. Так что мы все наслаждались своими любимыми напитками, Фреду же пришлось потягивать, по его собственному выражению, помои.
Поскольку предполагалось, что ребята будут размышлять над предложением, они усердно делали вид, будто изо всех сил напрягают мозги, а я тихонько знакомил Вулфа с второстепенными подробностями сегодняшних событий, такими как бутылка шотландского виски, запертая в шкатулке у Рони. Наконец Сол, который ненавидел тянуть кота за хвост, не выдержал. Он поднял свой наполовину опустевший стакан, одним махом осушил его, поставил на место и обратился к Вулфу:
– Касательно того, о чем вы говорили. Если хотите, чтобы я работал по этому делу, все, что мне требуется, – это чтобы заплатили. Что нарою – все будет ваше. Меня не нужно лишний раз предупреждать, чтобы я держал рот на замке.
– Я знаю, – кивнул Вулф, – ты умеешь молчать, Сол. Как и все здесь присутствующие. Но на этот раз у вас в руках, возможно, окажется улика, с помощью которой, если пустить ее в ход, можно будет доказать вину убийцы. Однако существует вероятность, что ее так и не пустят в ход. Это надо будет пережить.
– Да, сэр. Я справлюсь. Если вы сумеете, я тоже смогу.
– Какого черта! – выпалил Фред. – Что-то я не врубаюсь. Вы что, думаете, мы с полицией в ладушки играем, что ли?
– Дело не в этом, – раздраженно ответил Орри. – Он знает, какого мы мнения о копах. Может, тебе незнакомо слово «совесть»?
– Первый раз слышу. Просвети-ка меня.
– Не могу. Я слишком умен, чтобы иметь совесть, а ты чересчур примитивен.
– Значит, никаких проблем.
– Конечно никаких. – Орри поднял стакан. – За преступление, мистер Вулф! Никаких проблем. – Он выпил.
Вулф налил себе пива.
– Что ж, – заявил он, – теперь вы знаете, в чем загвоздка. Возможно, описанная мной ситуация никогда не возникнет, тем не менее ее надо было оговорить. Идем дальше. Дело может затянуться на несколько недель, разве только нам повезет. То, что мистер Сперлинг ухитрился выудить это проклятое признание не у какой-нибудь мелкой сошки вроде шофера или слуги, а у человека с положением, крайне осложняет дело. Есть одна лазейка, но по этому поводу я проконсультируюсь у специалиста. Ни один из вас тут не поможет. Тем временем надо посмотреть, что можно выяснить прямо сейчас. Арчи, расскажи Фреду о людях, которые работают в поместье. Обо всех.
Я выполнил приказание, напечатав все фамилии на отдельном листке. Если бы я ездил в Стоуни-Акрес исключительно развлекаться, то нипочем не сумел бы предоставить Фреду полный список, от дворецкого до третьего помощника садовника, но в понедельник ночью и на следующее утро я не сидел сложа руки и потому был неплохо информирован. Пока я кратко рассказывал Фреду о каждом из них, он делал в списке пометки.
– Вас кто-нибудь особенно интересует? – спросил Фред у Вулфа.
– Нет. В поместье не суйся. Начни в Чаппакуа, в деревне, везде, где можно что-нибудь нащупать. Нам известно, что в субботу вечером кто-то из находящихся в доме подсыпал в выпивку мистеру Рони снотворное. Мы предполагаем, что этот кто-то так сильно желал ему смерти, что попытался приблизить развязку. Когда в тесной компании оказывается человек, обуреваемый столь сильными чувствами, слуги непременно что-нибудь услышат или увидят. Вот все, что я могу тебе сказать.
– Под каким предлогом ехать в Чаппакуа?