Любовь и другие иностранные слова Маккэн Эрин

Глава 13

Весь наш со Стефаном май уходит на подготовку к экзаменам, курсовые работы и финальные соревнования по бегу и бейсболу. Ни моя, ни его команда не занимают призовых мест, но любые школьники, участвующие в государственных состязаниях, все равно отвлекают всех от летаргического состояния, которое под конец года охватывает даже учителей.

К третьей неделе мая мы уже все устали и бродим по слегка притихшим коридорам, пытаясь разлепить глаза.

Тишина мне нравится.

Мы со Стефаном почти каждый вечер говорим по телефону. Несколько раз я ходила к нему в гости на ужин, и мы играли в компьютерные игры. Получается у меня ужасно, и Стефан не может скрыть улыбку всякий раз, когда наносит мне сокрушительное поражение. У меня он не был с самого выпускного, мы оба слишком заняты. И о возможной любви мы больше не говорили: находятся другие темы.

Я задала ему почти все тридцать семь вопросов, предназначавшихся для Джоффа.

Перед тем как спросить его про слово типи, я выбираю вот какой вопрос: «Тебе в руки попадает волшебное зелье, которое навеки вылечит всех людей от рака, если его выпьет кто-то, кого ты любишь. Но этот человек сразу умрет. Ты дашь ему зелье или нет?»

– Крутой вопрос, – говорит он мне, стоя у моего шкафчика. – Мне надо подумать.

Он думает всю ночь, а утром встречает меня на том же месте. Занятия в Кэпе закончились две недели назад, но я ранняя пташка, а потому прихожу в школу пораньше: помогаю моему бывшему учителю испанского проставлять оценки. А Стью просто спит допоздна.

Сегодня последняя пятница мая, последняя пятница учебного года, и в коридорах стало еще тише и даже мрачнее, чем обычно: идет затяжной дождь, такой трусливый, что ему не хватает смелости на гром или молнию, или хоть на что-нибудь поинтереснее собственно дождя.

Вваливается Эмми Ньюэлл, отлепляя от лица тысячи мокрых прядей.

– Забыла зонт? – спрашивает ее Стефан.

– Пф-ф-ф, – она проходит мимо, и Стефан хохочет.

Я убираю зонт в чехол и вешаю его в свой шкафчик.

– Итак, волшебное зелье, которое победит рак, если я попрошу любимого человека его выпить, – говорит Стефан и улыбается мне с непривычной многозначительностью. Мне кажется, я краснею – во всяком случае, мне становится жарко, – но стараюсь не думать об этом.

– Я бы не смог так поступить с тем, кого люблю.

– А знаешь, что было бы еще любопытнее? Что, если бы ты дал зелье любимому человеку, а он бы не умер, потому что это значит, что ты его и не любишь по-настоящему?

– Ну, что ж, я вполне уверен в своих чувствах к одному человеку, а потому в твоем шкафчике и нет зелья.

Мы украдкой целуемся, а потом идем в классную комнату. Интересно, каково бы мне было, если бы я была уверена в своих чувствах к нему? Не уверена, что смогла бы испробовать на нем зелье. С другой стороны, иметь возможность вылечить рак и не воспользоваться ею? Какой кошмар.

Стефан с ангельским терпением и великой непринужденностью ждет, пока я пойму, как отношусь к нему. Сегодняшним дождливым вечером он приходит к нам на ужин, но сначала ему приходится осмотреть папину коллекцию медицинских древностей, называет пулевые щипцы времен Гражданской войны «крутыми» и раз за разом раскрывает их и закрывает.

Его внимание привлекают синие и бурые стеклянные бутылки с истрепанными желтыми этикетками. Прославленная микстура Шаффнера от инфлюэнцы, Кровеочистительное средство доктора Бикнелля, Инжирный сироп Дуда для излечения констипации, безопасный для младенцев и взрослых в любых состояниях.

– Шарлатанство, – с полубезумной улыбкой объявляет мой отец.

– Так Джози говорит.

– Стефан, а ты догадываешься, что общего у всех этих лекарств?

Он трясет головой, и папа говорит:

– Героин.

– Да не может быть!

И папа кратко излагает нам леденящую кровь историю лечебных средств.

Стефан потом сказал мне, что, когда у него будет собака, он назовет ее Шарлатанством.

– И еще у меня будет кот по кличке Противоправный, – добавляет он.

Позже, когда дом затихает и выключают верхний свет, мы сидим со Стефаном в гостиной и целуемся, а потом еще немного целуемся. На губах остается приятное и мягкое ощущение, но в желудке у меня творится что-то странное. Как и в голове, когда я начинаю размышлять, что это такое: не боль, не тошнота, но какое-то смутное беспокойство внутри.

В итоге я отодвигаюсь от Стефана на диване и шучу – почти шучу, – что мне не хватает воздуха.

Чтобы закончить вечер и отослать Стефана домой, я привожу в качестве аргументов ранний подъем и долгую езду. Я сдала экзамены раньше остальных и завтра на месяц уезжаю в Мичиган, за четыре дня до официального окончания учебы. Я совсем не буду скучать по хаосу, которым наполнились коридоры: мальчишки орут друг другу «да!» и «круто!», все обнимаются целыми кучами, пол завален выпавшими из шкафчиков вещами.

Каждое лето с самого моего рождения родители на месяц снимали какой-нибудь дом на озере Мичиган в городке под названием Голландия. Основали его выходцы из Нидерландов, и среди них были чудовищно светловолосые предки дяди Кена и тети Пэт. Именно они познакомили моих сухопутных родителей с этим водным местом.

В городе Голландия находится колледж под названием Хоуп, чудовищно светловолосый двойник нашего Кэпа. Прошлым летом я взяла там курс по общемировой политике, а этим летом уже записалась на июнь на Экологию Нашей Изменяющейся Планеты. Учеба начинается в понедельник и продлится четыре недели. Я с нетерпением жду начала занятий, хотя название они могли бы выбрать и получше. Мне нравится, что каждый год путешествие идет по одному и тому же сценарию и что колледж, который может дать мне баллы по точным наукам, так хорошо вписывается в нашу размеренную жизнь даже вдали от дома.

– Поверить не могу, что тебя не будет здесь целый месяц, – говорит Стефан на пороге нашего дома, и я рассказываю ему про Стью, который уехал на два месяца: археологические раскопки в Кроу-Каньон, Колорадо.

– Я рад, что ты не поехала с ним. Месяц и то выдержать будет сложно. Не знаю, что бы я сделал, если бы ты уехала на восемь недель. Я правда буду скучать.

– И я буду скучать, – отвечаю я и добавляю, не подумав, что это прозвучит очень серьезно: – Обещаю, что там я подумаю о нас и скажу тебе, что чувствую, когда вернусь.

– Хорошо. Ты-то вроде про меня и так знаешь.

– Хм-м-м, – отвечаю я, улыбаясь: я знаю, что он примет это за «да», хотя на языке «Джози» это значит «Пока что мне совсем не хочется говорить, что я думаю. Мне нужно время, чтобы во всем разобраться».

Я пока не получила временных водительских прав. А зачем стараться, если я могу куда угодно добраться пешком или попросить Стью или кого-нибудь еще из друзей подвезти меня? Когда мне не надо вести машину, я могу предаваться своим мыслям, которых не заглушает даже идеальный голос Денниса ДеЯнга в наушниках. Я пообещала Стефану, что подумаю о нем. До Голландии шесть часов езды, и, сидя в одиночестве на заднем сиденье, я обнаруживаю, что не могу думать ни о чем другом. И все же я не прихожу ни к какому выводу, кроме того, что диаметр папиной лысины со временем увеличивается.

Я продолжаю думать о Стефане, о сладких поцелуях и о тошноте в желудке всю дорогу до летнего дома, где, к счастью, ничего с прошлого года не изменилось: все то же белое здание с до блеска отполированными стенами и полами из тополя, мягкой мебелью в сине-белых тонах и огромным крыльцом. От крыльца к пляжу ведут тридцать две ступени. Мне ни разу не удавалось пройти по ним, не подцепив занозу. А в шлепанцах я вечно падаю.

Два дня я размышляю о своих чувствах к Стефану, прерываясь лишь на лекции по Экологии Нашей Меняющейся Планеты. Я бросаю этот курс после первого же дня. Приходится. У нашего лектора над верхней губой нависают капельки пота, и он говорит «патамушта» вместо потому что. К перемене я уже не слышу ничего, кроме этого слова, и оно доводит меня до белого каления.

В учебном отделе я перезаписываюсь на курс физиологии спорта: он тоже зачтется мне в Кэпе. Когда я рассказываю об этом папе за ужином, его это крайне забавляет.

– Может, расспросишь учителя про удержание равновесия и координацию? Заодно станешь учебным пособием для группы.

– Я не настолько неловкая, – протестую я и через два дня, оступившись на последней ступеньке крыльца, плюхаюсь на песок. И пребываю в тучном настроении, вдыхая аромат чужих носков.

– Вот молодец! – говорит папа, переступая через меня.

– Это все шлепанцы.

Деннис ДеЯнг помог бы мне встать. И Стефан, наверное, тоже.

Стефан – мне, 9:45

Только что услышал в машине Come sail away – подумал о тебе

Стефан – мне, 9:53

Загружаю Come sail away в плейлист – длинная такая песня, оказывается

Стефан – мне, 10:17

Скучаю – мои смс до тебя доходят?

Я сижу на физиологии спорта. Сегодня среда, третий день занятий. Я жду переменки, отвечаю Стефану. Пишу, что здесь учителя такие же, как в школе: во время уроков телефоны надо выключать.

Сегодня я впервые использую наше фирменное вечернее прощание:

Я – Стефану, 22:32

Думаю о тебе. Спокойной ночи.

Стефан – мне, 22:33

Я тоже. Спокночи.

Следующим вечером:

Я – Стефану, 22:32

Думаю о тебе. Спокойной ночи.

Стефан – мне, 22:33

Я тоже. Спокночи.

Следующим вечером:

Я – Стефану, 22:32

Думаю о тебе. Спокойной ночи.

Стефан – мне, 22:33

Я тоже спокночи.

Следующим вечером:

Я – Стефану, 22:32

Думаю о тебе. Спокойной ночи.

Стью – мне, 22:33

ДА ЛАДНО?

– Ох, блин, – кошусь я на телефон.

Я – Стью, 22:34

Не на ту кнопку нажала. Это Стефану.

Стью – мне, 22:35

Тили-тили-тесто…

Я – Стью, 22:36

Тесто сидит в одиночестве на пляже и пытается все обдумать.

Стью – мне, 22:36

Ты одна на пляже? Сейчас же 22:30.

Я – Стью, 22:37

Нет, я уже легла.

Стью – мне, 22:37

А почему сказала, что на пляже?

Я – Стью, 22:38

А почему ты сказал про тесто????

Стью – мне, 22:38

Это же ты замесила его со Стефаном.

Я – Стью, 22:39

Спокойной ночи, Стью.

Стью – мне, 22:39

Спокойной ночи, Джози.

Тесто или пляж. Должно же быть какое-то решение.

Глава 14

Я пошла на пляж нарочно, чтобы влюбиться.

Конечно, это правда лишь отчасти. Но из того, что я читала в романах, можно сделать вывод, что влюбляться на пляже проще и приятней, чем в бакалее или в торговом центре. Пока что я не замечаю, чтобы стало как-то проще. Всякий раз, когда я думаю о том, как скажу Стефану «Я тебя люблю», все во мне кричит, что это ложь. Я хочу сказать эти слова, но не могу. Вот не могу – и все тут.

Я наблюдаю за Россом и Мэгги, которые приехали на выходные, и вижу, как им друг с другом спокойно и хорошо. Он то и дело поднимает взгляд от книги. Она пытается сдержать улыбку, но не может. Я смотрю на родителей, когда они гуляют по пляжу, смеются, пихают друг друга локтями, задирают головы к небу. У меня со Стефаном нет того, что есть у Росса и Мэгги, что есть у моих родителей: глубокой личной связи, общего языка. Я умею говорить на языке Стефана, и мне даже нравится, но все равно этому надо было учиться. А ему приходится и того сложней. Учитывая это обстоятельство, я, видимо, не смогу признаться ему в любви.

Кейт и Джофф точно не говорят на одном языке. Ну, либо я этого не вижу. Они приехали на этой неделе, и у меня есть целых пять дней и вечеров для наблюдений. Я смотрю на них издалека. Он не отрывается от книг и постоянно говорит ей что-нибудь вроде «Тебе, возможно, будет это интересно» или «Мне кажется, тебе понравится эта формулировка». А потом он зачитывает что-нибудь вслух, будто ей пять лет. Если повезет, она даже поможет ему листать страницы.

Когда они не обсуждают работу и планы на свадьбу, Кейт бегает купаться, разбрызгивая вокруг себя воду с визгом и хохотом. Джофф сопровождает ее, но радуется скорее за нее, чем вместе с ней.

Выйдя из воды, они словно соревнуются, кто быстрее высушит волосы полотенцем. Побеждает Кейт. Я хихикаю с крыльца, наблюдая, как Джофф корчится и извивается, когда сестра намазывает его солнцезащитным кремом. Когда приходит его черед помогать, он особо не торопится, то есть ну вот совсем не торопится. Прикасается к Кейт так, словно она хрустальная (собственно, так и есть, насколько я могу судить), а потом осматривает ее со всех сторон и объявляет, что дело сделано. И снова читает ей вслух, пока она смотрит на озеро.

– Возможно ли, – спрашиваю я у папы, который сидит рядом со мной на крыльце, читая вчерашний выпуск «Вестника Голландии», – что Джофф – это такой Распутин, который загипнотизировал Кейт и заставил ее поверить, что она в него влюблена?

– Нет, – говорит он, не отрывая глаз от газеты.

– А я все-таки узнаю, почему ее к нему тянет.

– Да уж не сомневаюсь.

Четыре недели пролетают слишком быстро, и вот мы снова дома, в милом сердцу, хоть и безводном, Бексли. Сегодня четвертое июля, и я лежу на кровати Стью, уставившись в потолок и не видя ничего, кроме его неизмеримой пустоты.

– Должен же быть другой способ, помягче, сказать ему, что я вряд ли смогу в него влюбиться, – говорю я, и Софи вздыхает в восьмой, наверное, раз. Я уже сбилась со счета.

– Нет, такого способа нет. Просто скажи: «Я в тебя не влюблена». Так будет лучше, поверь.

– Но Стефан спрашивал меня не об этом. Он спросил, смогу ли я когда-нибудь полюбить его, и мне кажется, что не смогу. – Я приподнимаюсь на локтях. – Без обид, но тут мне нужен совет Стью.

– Мои советы лучше. Я всегда бросаю парней. А Стью часто оказывается пострадавшей стороной.

– Я хочу узнать и его точку зрения.

– Ну что ж, – она садится и надевает ботинки. – Можешь позвонить ему.

– Сеть плохо ловит.

– Или написать смс.

– Он получит его только вечером.

– …Или подождать месяц, пока он не вернется.

– Я не могу ждать месяц. Я даже двух часов не могу ждать.

Софи поворачивается ко мне. Она улыбается, но улыбка выходит грустная.

– Просто скажи Стефану, что не влюблена в него, но он тебе очень нравится и ты хочешь, чтобы вы остались друзьями.

– Но ты же не дружишь ни с одним из бывших.

– Ага, – смеется она. – Это никогда не срабатывает, но звучит-то отлично.

Она встает.

– Джози, просто пойди и скажи ему, а потом возвращайся. Я буду ждать.

Она уходит. Я откидываюсь на кровать Стью и достаю из кармана телефон.

Я – Стью, 03:47

Сейчас помощи от тебя никакой, а на потолке у тебя трещина. Я скажу дяде Кену, чтобы ее замазали. Не благодари.

Сегодня утром был парад. Я его пропустила: мы с родителями вернулись два дня назад. Так устали с дороги, да еще и вещи пришлось распаковывать, поэтому решили не идти смотреть салют, который был в центре вчера, а в Бексли будет сегодня вечером. Именно так я отговариваюсь, когда Стефан приглашает меня на оба события. Но вечно оттягивать момент нельзя: посоветовавшись с Софи (разговор получился кратким и бестолковым), я направляюсь к его дому.

Мы неловко обнимаемся при встрече (я очень рада, что в комнате сидит его маленькая сестренка), а потом идем на крыльцо. Он поддразнивает меня, что я совсем не загорела. Я читаю ему лекцию о раке кожи и описываю, подкрепляя рассказ жестами, как дважды в день наносила солнцезащитный крем широкого спектра применения.

– Я так скучал по тебе, – говорит он. – Ты подумала о том, о чем мы договаривались?

– День и ночь думала.

– И? – спрашивает он, придвигаясь для поцелуя, но я отклоняюсь в сторону и кладу руку ему на грудь. Этот жест понятен на любом языке мира.

– Ты мне очень нравишься, Стефан.

– Нравлюсь? Ты меня не любишь.

– Не люблю, – признаюсь я. У меня вырывается долгий печальный вздох. – Прости. Мне кажется, что я не чувствую к тебе любви и вряд ли почувствую в будущем. Но ты мне все равно очень нравишься. Отсутствие любви никак на это не влияет.

– Это другое.

– Нет, то же самое, – говорю я. – Ты мне нравишься ничуть не меньше, чем раньше. И я не говорю, что не хочу быть с тобой.

– На самом деле, я не понимаю, как мы сможем быть вместе. И прежде чем ты докажешь мне, что можем, – он грустно улыбается мне, – разреши спросить кое-что. Ты бы захотела быть с человеком, который только что сказал, что не сможет тебя полюбить?

– Но это же не все! Я же говорю, что ты мне нравишься. Очень нравишься.

Теперь по лицу Стефана видно, что ему не только грустно, но и больно. Я начинаю лихорадочно перечислять все его чудесные качества, и слова льются из меня, как во время того злосчастного первого бала.

– …и ты пишешь такие смешные и интересные штуки на Facebook, и у тебя такая красивая улыбка, и мне ужасно жаль, что сейчас она исчезла из-за меня, и… – Список продолжается, он включает в себя умение танцевать, доброту и его способности к спорту. – И ты хороший друг. Правда, очень хороший. Для меня даже больше, чем друг. Мне кажется, это ценно, и я не хочу это терять. Я не хочу терять человека, который мне ближе, чем друг. Я не хочу терять тебя.

– Прости, но мне кажется, – у него на глазах выступают слезы. И у меня тоже. – Мне кажется, ты уже потеряла. – Он прокашливается. Встает. – Мне пора.

Он заходит в дом и закрывает за собой дверь. И я иду к себе сквозь горячую и влажную пелену горя и всю дорогу всхлипываю Софи в трубку. У задней двери она прижимает меня к груди, и я рыдаю ей в плечо. Когда я отступаю на шаг, она тоже плачет. Я не успеваю спросить, в чем дело, и она объясняет сама: «Мне просто плохо, потому что тебе так плохо».

Я сижу в шезлонге у нас во дворе, прижав колени к груди и опустив на них голову. Вокруг темно, лишь лампы из гостиной бросают на меня свой слабый свет. Через несколько минут над верхушками деревьев к юго-востоку я увижу фейерверки и услышу приглушенный гул самых громких пушек.

Кейт приоткрывает дверь, проскальзывает наружу и садится в изножье моего шезлонга.

– Ты как?

– Все хорошо, – отвечаю я, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Мне грустно, но все в порядке.

– Жалко, что ты грустишь.

Она ждет подробностей, и ждать ей приходится недолго.

– И он удалил меня из друзей на Facebook, – говорю я под конец и с громким всхлипом опускаю голову на руки.

– Джози, – говорит Кейт, мягко сжимая мне колено. – Все наладится.

– Знаю, – бормочу я себе в руку. – Но сейчас мне очень плохо.

– А что самое плохое?

– Не знаю.

– А я знаю, – говорит Джофф. Я так поражена, что поднимаю взгляд. Да, так и есть: материализовался рядом с Кейт. И на колене у меня не ее рука, а его! Я медленно отползаю повыше.

– Сложно терять друзей, – говорит он, и, э-э-э-э, мне приходится с ним согласиться. Я киваю. – Особенно когда у тебя их не так уж и много.

– Что, простите? – почти ору я.

– Ну, Джофф, – нервно смеется Кейт.

– Я просто хотел сказать…

– У меня есть друзья, – я вытираю лицо ладонями.

– Да, конечно. Я просто имел в виду, что…