Нихт капитулирен! Алек Сэй
— Скажешь тоже, Ханно! — вспыхнула та. — Он на меня ровным счетом никакого внимания не обращает. Мы и обменялись-то за два дня всего парой фраз.
— Вот это-то меня и убеждает, — ухмыльнулся ее кузен. — Так-то он балабол, вроде меня, а как рядом с тобой оказывается, сразу дар речи теряет. И глаза такие становятся, с поволокой…
— Балбес! — Аделинде легонько стукнула Йогана по лбу. — Послал же Бог братца.
— Бог бы такого не послал, — парировал тот. — А что, у парня нет никаких шансов?
— Ханно, ты меня смущаешь. Кто ж задает девушкам такие вопросы?
— Например – любящие родственники, — глубокомысленно заметил Йоган.
— Любящие родственники разогнали б от Карла этих вертихвосток, а не спрашивали бы всякие глупости, — насмешливо фыркнула Аделинде.
— Понял, не дурак, — довольно улыбнулся Арндт. — Разрешите исполнять, фройлян Альке?
Через пару минут, когда Карл освободился от партнерши, Йоган потребовал от него, чтоб «непотопляемый рейхсминистр» научил его «вот этому вот трюку… Вот э… Тьфу, пропасть, да как ты его делаешь-то?», причем немедленно и прямо сейчас.
Обучение не заняло много времени – Йоган сдался почти моментально, после чего шепнул другу:
— Следующей кузину пригласи, — и встретив его недоуменный взгляд, досадливо поморщился. — Ты ей понравился, дубина стоеросовая.
— Ну… — Карл явно растерялся. — А… Как же так? Вы же с ней вроде…
— Что?
— Ну… Вы же с ней, вроде, вместе.
— Ты что, идиот? — опешил Йоган. — Она ж моя сестра.
— Так… С троюродными вроде можно… Встречаться.
— Вот мы и встречаемся. Когда я в гости захожу, — прошипел Арндт. — А если под «встречаемся» ты подразумеваешь то, о чем я подумал, то можешь идти к черту. Извращенец.
— Извини, — Карл покраснел. — Я думал, что вы пара, вот и не хотел мешать.
— Благодетель, тоже мне… — возвел Йоган очи горе. — Познакомлю я тебя со своей девушкой, чтоб не сомневался, познакомлю. В Киль вернемся, и познакомлю.
— Ого! Так ваше сердце несвободно, герр Арндт? — Геббельс бросил взгляд на девиц, которых они сопровождали на каток. — Бедные фройлян, они так на тебя рассчитывали.
Ответить Йоган не успел (а очень хотелось) — оба молодых человека приблизились к своим спутникам.
— Что, не по зубам наука? — беззлобно усмехнулся Курт Гудериан.
— Сами попробуйте, фенрих![21] — огрызнулся Йоган. — Это вам не на танках кататься.
Младший сын Гейнца Гудериана добродушно рассмеялся.
— Аделинде, не… Не составите мне пару? — чуть запнувшись спросил Карл у кузины своего однокашника.
— С удовольствием, — улыбнулась та, и подала ему руку.
Первые полминуты они катались молча – Геббельс никак не мог придумать, с чего начать разговор, так что Аделинде пришлось брать инициативу в свои руки.
— А вы слышали, Карл, фрау Рифеншталь начала съемку нового фильма, «Сквозь время на авто». Говорят, что фантастического. Интересно, правда? Она ведь никогда не снимала фильмов этого жанра.
— Ну, человеку искусства надо пробовать себя в разных жанрах, — с готовностью поддержал разговор юноша. — Кто знает, может быть фантастические фильмы, это то, что принесет ей наивысшую славу.
— Ну, славы-то ей и так хватает, — заливисто рассмеялась Аделинде. — Вы ведь наверняка видели ее картины, и не одну?
— Честно говоря – понятия не имею! — улыбнулся Карл. — В училище нам демонстрировали только обучающие фильмы, а что я видел или не видел до своего предпоследнего купания в Балтийском море – просто понятия не имею.
— Предпоследнего? — изумилась девушка.
— Ах да, Йоган же так вам и не рассказал эту историю про пятерых непотопляемых кадетов… — слегка смутился Геббельс.
— Тогда я требую рассказа от вас, Карл, — Аделинде шутливо погрозила ему пальчиком. — И немедля.
— О, Боже, опять мне позориться! — вздохнул молодой человек. — Хорошо, слушайте. Надумали господа Вермаут, Арндт и Райс проверить, умею ли я обращаться с парусом…
Следующие несколько минут были посвящены рассказу о утоплении «богоспасаемого корыта», причем к концу Геббельс разошелся, и начал изображать происходившее в лицах. Аделинде весело смеялась (юноша сумел представить это происшествие как забавный пустячок), что мешало ей держаться на коньках. Трудно это, когда тебя всю аж распирает от хохота, так что молодые люди остановились у бортика.
— Вот так, фройлян, учитесь, — прокомментировал ситуацию Курт, который уже был помолвлен, а потому мишенью при стрельбе глазками не являлся. — Молчала, ничего не делала, и р-р-раз, в дамках.
Ответы, по смыслу своему, варьировались от «не больно-то хотелось» до «это мы еще посмотрим».
— Вот такой вот синематограф, — закончил свой рассказ Карл, как-то незаметно для себя перешедший в беседе с Аделинде на «ты». — А ты говоришь, фантастика. Вот она где, фантастика.
— Да уж, — улыбнулась девушка. — А знаешь, в твоем предыдущем купании есть некоторый плюс.
— Не может быть. Какой же?
— Подумай сам, ты можешь заново открывать для себя любимые книги, мелодии, фильмы, наконец. Непременно посети синематограф на каникулах, предпочтительно не один раз, и чем раньше – тем лучше. Вот после катка сразу и иди.
Намек был более чем прозрачен, и Карлу не оставалось ничего иного, как пригласить с собой на это мероприятие Аделинде, которая милостиво согласилась его сопровождать. Йоган, парни и не растерявшие пыл к охоте за шкурой Геббельса девицы в этот день решили составить им компанию, однако в последующие дни от них (кроме Арндта, свято блюдущего интересы кузины) удалось избавиться. Впрочем, Карл и не думал просить Йогана не ходить с ними на сеансы – отношения не дошли еще даже до цветочно-конфетной стадии, так что посредник в таком щекотливом деле, как ухаживание за девушкой, казался Геббельсу совсем не лишним.
— Ну что, пошли? — Йоган накинул шинель. — И впрямь немудрено опоздать. Поспешать придется.
Гуадалахара, вход в ратушу
Лейтенант Лопес последний раз затянулся сигаретой, щелчком отправил окурок в полет, и отклеившись от выщербленной пулями и осколками стены ратуши, направился к своему танку. В здании, вход в которое он был оставлен охранять (и где он стрельнул сигарету у полноватого пехотного гауптмана), вовсю хозяйничали немцы и итальянцы.
Забравшись на башню, спускаться внутрь он не стал – просто наклонился над люком и устало поинтересовался у водителя:
— Что там слышно по рации, Манолито?
— Последних защитничков прижали к Хенаресу, — отозвался тот. — Переправиться они не могут, похоже будут сдаваться скоро.
— Ну и слава Богу, — вздохнул лейтенант. — Умаялся я что-то.
— Еще бы! — хмыкнул водитель. — Шесть дней из нашей жестянки не вылезали.
Изначально наступление планировали на двадцать третье декабря, но в штабе в очередной раз что-то переиграли, и началось оно аж на целую неделю позже, двадцать девятого. В районе местечка Алгора сосредоточились достаточно серьезные силы: четыре немецких и два итальянских пехотных батальона, разведрота PSW 222, две дюжины немецких Pz IIA и двадцать пять переданных немцами Франко Pz IA с испанскими экипажами. Артподдержку осуществляли аж три батареи 149-и, 105-и и 75-и миллиметровых орудий.
Первоначально перед наступающими стояла задача овладеть городком Алгора, что было не так уж и легко. В нескольких километрах от него горы подступали почти вплотную к реке Дульче, а прямо за выходом из этого «бутылочного горлышка» расположились позиции двух пехотных батальонов республиканцев, прикрытых окопавшейся в самой Алгоре батареей 75-и миллиметровых гаубиц. Еще один республиканский батальон расположился к юго-западу от них, на случай если франкисты попытаются перевалить через горы. Получасовая артподготовка началась в 04:35, а затем танкисты и пехота получили приказ атаковать противника. Поддержки с воздуха, увы, не было.
В первой, самой тяжелой атаке Лопес не участвовал – испанским танкам элементарно не хватило места в «горлышке», — однако в бинокль он отлично видел все происходящее. Взрывы на позициях врага, рушащиеся здания и пожары в Алгоре, яростную атаку немцев из «Дроне», вялый и рассредоточенный огонь по ним из окопов…
Увы, республиканские артиллеристы, захваченные врасплох артобстрелом, уничтожены не были и намеревались драться. Впоследствии удалось выяснить, что обстрел уничтожил или вывел из строя порядка сорока процентов вражеских пушек, однако оставшихся оказалось достаточно, чтобы притормозить атаку сторонников Франко, уже практически прорвавших центр обороняющихся. В неверной предрассветной серости, когда уже не темно, но еще не светло, Лопес разглядел, как среди атакующих, один за другим, начали вспухать столбы из земли, огня и стали, как падали убитые и раненые пехотинцы, как разлетелся от прямого попадания гаубичного снаряда немецкий танк. Да и огонь бронебойных ружей, и тявканье парочки противотанковых пушек стали более уверенными.
— Какого черта мы тут торчим? — процедил он сквозь зубы и окинул взглядом загородившие дорогу автомобили. — Вечно у нас бардак с выдвижением!
Первая атака не увенчалась успехом. Немцы отошли, испанским танкистам расчистили дорогу, а гаубицы вновь начали ровнять с землей позиции республиканцев и Алгору. На этот раз артподготовка была немного длиннее, но уже без четверти восемь атака возобновилась вновь. На сей раз противопоставить франкистам республиканцы практически ничего не смогли – потери от артобстрела достигли критического уровня, так что танки и бронеавтомобили легко миновали их разрушенные позиции и ворвались в Алгору (вернее в то, что от нее осталось), чтобы гусеницами раздавить остатки артиллерии. Прислуга стремительно разбегалась от орудий, и только одна пушка попыталась бить по атакующим прямой наводкой. В танк, правда, не попали, а вот стену чудом уцелевшей под обстрелом церкви разворотили. Второго выстрела расчету сделать не дали, выкосив пулеметным огнем.
Пехота тем временем прижала к берегу остатки сопротивлявшихся и вынудила их капитулировать. Перемахнувшие через горы итальянцы и свежий немецкий батальон, вышедший во фланг республиканскому резерву, в коротком сорокаминутном бою разгромили противника, отогнали на юг, к реке Аламинос, где и добили. Сдаваться те не желали, да макаронники, честно говоря, не особо-то и стремились брать пленных.
В то время, пока еще шел первый штурм Алгоры, гораздо дальше к северо-западу, три батальона легионеров и батарея 65-и миллиметровых гаубиц совершали марш на стоящий при слиянии Дульче и Канамареса поселок Ядраку. Разведчики своевременно смогли обнаружить вражеские секреты и взять языка, сообщившего, что в поселении засел пехотный батальон противника. Наступавшие по восточному берегу батальон и батарея стремительно выдвинулись на позиции. Артиллеристы дали пару залпов по первой линии обороны, после чего легионеры завязали с противником перестрелку, а снаряды некоторое время рвались в центре Ядраку.
Тем временем шедшие по западному берегу Канамареса батальоны стремительным рывком овладели мостами к поселку, сбив вражеские пикеты, и ударили обороняющимся в тыл. После яростного, но скоротечного боя уцелевшие республиканцы, во главе с командиром батальона, почли за благо капитулировать. Почти сразу после этого высланные на юг, к местечку Мирларо, разъезды возвратились с тревожными вестями: сам городишко, а, соответственно и перевал, оказались под контролем республиканских солдат, уже поднятых по тревоге из-за донесшихся до них звуков боя. Просто чудом оказалось то, что они не пришли на помощь своим товарищам в Ядраку, расположенном буквально в паре километров, и не ударили в тыл штурмующим поселок легионерам.
Быстро переформировавшись и оставив раненых, все три батальона стремительным маршем выдвинулись на Мирларо, намереваясь, после артподготовки, атаковать его с трех сторон – в лоб и с предгорий на флангах, однако тут франкистов ожидал пренеприятнейший сюрприз: за позициями противника расположилась батарея 75-и миллиметровых орудий, устроившая по-настоящему горячую встречу атакующим. Впрочем, прикрыть защитников сразу с трех направлений десяток орудий был просто не в состоянии, так что победа вновь досталась легионерам, хотя и гораздо большей кровью, чем при штурме Ядраку.
Овладев перевалом, изрядно потрепанные батальоны двинулись на запад-юго-запад по северному берегу реки Бадиель, к переправе на Торе дель Бурго, стоящего у впадения Бадиэль в Хенарес. Примерно в это же время, то есть уже ближе к вечеру, выдвижение по южному берегу реки начала и группировка овладевшая Алгорой (и уменьшившаяся на батальон итальянцев, отправившийся на юг, занимать Аламинос, Хонтанарес и Киенафуэнтос). Во второй половине следующего дня, механизированная группировка достигла города Ториджа, расположившегося в узкой горной долине между течениями рек Унгриа, Бадиэль и Хенарес.
Шедшая в авангарде разведрота PSW 222 приблизилась к окраинам Ториджа уже метров на семьсот, когда, взрыкивая моторами, из-за ближайших домов появились республиканские танки Т-26, тотчас же открывшие огонь из пушек. Восьмимиллиметровая броня PSW 222 и против бронебойных пуль-то защиты толком не давала, а поразить танки советского производства с дистанции более чем двести метров их вооружение могло лишь теоретически, так что разведчики резво бросились в разные стороны, оставив на подступах к городу три подбитые машины. Еще одну, уже на дистанции в полтора километра, республиканцы поразили метким выстрелом, однако ее удалось отбуксировать и, впоследствии, починить.
Подошедшие следом танкисты атаковать Ториджа не решились – неизвестно было точно, сколько машин имеет противник, и не поставил ли минные поля. Немецкие Pz IIA и PSW 222 остались контролировать дорогу на Алгору, опасаясь контратаки республиканцев, а испанские Pz IA выдвинулись на юго-восточное направление от Ториджа, перекрывая путь на Брихуэга и Арчилла. У страха глаза велики – город обороняло всего десять Т-26 и два взвода милиции.
За вечер и ночь подтянулась артиллеристы, пехота и ремонтники. Последние до самого утра провозились с отладкой и ремонтом бронетехники.
Рассвет ознаменовался ураганным огнем гаубиц по Ториджа. Командир республиканцев благоразумно счел, что оставаться в этом аду не стоит, однако, не в полной мере представляя себе силы противника, вместо отступления скомандовал атаку. К несчастью для его подчиненных, франкисты предполагали и такой вариант развития, и встретили Т-26 нападением из засады, а ударившие в тыл Pz IA довершили разгром. Размен фигур в этой нешахматной партии получился из соотношения 10 к 8, из которых (восьми) одну единицу составил бронеавтомобиль и четыре – испанские танки.
В то время, когда дело при Ториджа подходило к своему логическому завершению, маршировавшие всю ночь легионеры вышли к мосту через Бадиэль. К их удивлению, он не только не был взорван – он не был даже заминирован, а в самом Торе дель Бурго, к тяжелому штурму которого они уже морально приготовились, не оказалось ни одного вражеского солдата. Командование обеих наступающих групп решило дать передохнуть своим солдатам (да и новый год, все ж таки), так что выступление в сторону Гуадалахары состоялось только утром первого января. К вечеру этого же дня произошло соединение наступающих в виду местечка Тарасена – последнего препятствия на пути к славной своими средневековыми храмами Гуадалахаре.
Тарасена – поселение некрупное, но расположилось для атакующих крайне неудачно. С запада от него нес свои воды Хенарес, а с востока подступал горный массив, тот самый, что не давал атаковать с юга Ториджа. Именно тут, в еще одном «бутылочном горлышке», республиканцы и создали эшелонированную линию обороны из шести батальонов пехоты, их полевых орудий и батареи 155-и миллиметровых гаубиц. Конечно, у наступающих был решающий перевес в тяжелой артиллерии (изрядно расстрелявшей боеприпасы в предыдущих боях), но защитники буквально зубами вцепились в эту землю, и все атаки первого и второго января оканчивались неудачей. Неудачным был и налет немецкой авиации – у республиканцев оказалось несколько истребителей «Рата», вынудивших бомбардировщики сбросить свой груз раньше времени и спасаться бегством. Лишь ближе к вечеру второго числа, когда с востока, от Киенафуэнтоса, подошел и переправился через Унгриа, противнику в тыл, батальон итальянской пехоты, республиканцев удалось потеснить и утвердить красно-желто-красный флаг на руинах Тарасены.
Третьего января начались бои за окраины Гуадалахары, где ее защитники попытались закрепиться. Потратив последние заряды гаубиц и потеряв несколько танков, к ночи их удалось оттеснить из северо-восточной и восточной частей города. Бои за город продолжались всю ночь и половину следующего дня, обе стороны понесли серьезные потери, однако уже к полудню судьба города была окончательно решена – немногих уцелевших защитников выбили в его западную часть и прижали к реке. Гуадалахара пала.
Республиканскому правительству теперь необходимо было отзывать для защиты столицы часть войск из Каталонии, где в это время шли основные бои – этой операцией Франко открыл себе дорогу на Мадрид. Открыл, в основном, руками союзников.
Москва, Кремль
— Польская сторона желала бы проведения границы по Даугаве, — заметил Риббентроп. — Это вполне логичное требование, если учесть то обстоятельство, что они согласны передать Германии Мемель. Польше нужен нормальный выход к морю, а протяженность побережья Литвы, остающаяся после удовлетворения Польшей наших требований, будет не так велика. Скорее даже, совсем мала.
— Это совершенно неприемлемое предложение, — отрицательно покачал головой Литвинов. — Латвия, если мы правильно поняли суть ваших предложений, переходит в сферу интересов Советского Союза, а поляки требуют фактического разделения ее пополам. Мы настаиваем на том, что Рижский залив должен полностью и без каких-либо оговорок считаться нашей зоной влияния.
Максим Максимович быстро глянул на Молотова, получил утвердительный кивок с его стороны, после чего продолжил.
— Конечно, мы можем удовлетворить притязания Польши, уступив им часть побережья на юге Латвии, но не в таком объеме. Кроме того, польская сторона должна понимать, что в случае конфликта с СССР форсирование Даугавы не станет такой уж большой проблемой для РККА.
— Германии хотелось бы избежать конфликтов в окрестностях ее восточных границ, — дипломатично заметил Йоахим фон Риббентроп.
— СССР также не желает конфликтов в районе своей западной границы, — парировал Максим Максимович.
В переводе с дипломатического языка этот диалог означал ни что иное как: «Мы не позволим вам напасть на Польшу». «А мы – вам».
Переговоры между немецкой и советской делегациями продолжались уже пять часов.
— Товарищ Литвинов рассуждает умозрительно, — вмешался в беседу Молотов. — Совершенно понятно, что президент Мощицкий руководствовался скорее военными, нежели политическими резонами. Однако Советское Правительство в моем лице заверяет вас, что никаких военных действий против Польши мы не планируем, и не намерены планировать в будущем. Да, у нас имеются некоторые территориальные претензии к Польше, однако они не настолько значительны, чтобы решать их военным путем.
— Миролюбие Советского Союза общеизвестно, — кивнул Риббентроп, припомнив, как русские надавали по шее японцам у озера Хасан.
— Господин министр должен понимать, что дипломатию Польши очень хорошо описывает пословица «аппетит приходит во время еды», — дождавшись, пока Пауль Шмидт, личный переводчик Риббентропа, сможет передать этот его пассаж своему начальнику, Литвинов продолжил мысль. — Если сегодня, на предварительном согласовании позиций, мы удовлетворим их требования, то завтра поляки захотят получить и остров Сааремаа.
— Видимо, — улыбнулся фон дер Шуленбург, — господин Мощицкий знаком с другой русской пословицей: «проси вдвое больше, получишь столько, сколько желал».
— И все же, хотелось бы, в первом приближении, уточнить, о каком именно участке побережья Латвии, передаваемом Польше, может идти речь? — продолжил гнуть свою линию Риббентроп.
Молотов взял карандаш, подошел к висящей на стене карте Европы, и аккуратно отчеркнул прибрежный кусок латвийского побережья, проведя будущую границу по реке Вента.
— Примерно вот так, — произнес он. — В первом приближении.
Риббентроп задумчиво побарабанил пальцами по столешнице.
— Президент Мощицкий не уполномочивал меня вести переговоры от его лица, но, полагаю, немецкая дипломатия сможет убедить его довольствоваться этим предложением.
— Ну вот и славно, — ответил Молотов. — Господа, предлагаю сегодня сделать перерыв, а завтра подробнее обсудить вопросы с Буковиной, Финляндией и черноморскими проливами.
Берлин, Вильгельмштрассе, 77
— Ты что, совсем не отдыхал, Йозеф? — Гитлер смотрел на осунувшееся лицо своего «министра правды». — Или отпраздновал Рождество и Новый Год с особым размахом?
— Какое там, отпраздновал… — Йозеф Пауль устало махнул рукой. — С этой «программой культурно-исторического рывка» даже выспаться удавалось раз в две недели. Однако, — тут Геббельс довольно улыбнулся, — все готово.
— Знаю я, почему ты не высыпался, — добродушно усмехнулся фюрер. — Небось опять лично отбирал актрис на главные женские роли. И не оправдывайся, лучше по делу давай.
— По делу, так по делу. Хотя я, между прочим, примерный семьянин и отец.
— Ну-ну, — усмехнулся Гитлер. — Ладно, я не твой исповедник, чтоб ты мне в грехах каялся. Рассказывай, что у нас хорошего.
— Хорошего у нас следующее: стартовало три музыкальных проекта – остальная музыка никак не подходит для граждан Третьего Рейха. Ну, разве что Linkin Park… Этот вопрос пока изучается. Конкретно запущено: «Rammschtein», «Nachtwunsch» и «Berliner hotel»… От ссылок на Токио мы решили отказаться – мало ли как у нас потом разовьются отношения с Японией.
— Это правильно, — кивнул рейхсфюрер. — Надеюсь, внешний вид у солиста «Berliner hotel» будет не как у прототипа?
— Да мне самому чуть с сердцем плохо не стало, когда я узнал, что это мальчик! — усмехнулся Геббельс. Не так уж он и преувеличил, поскольку его реакцией на крупный план Билла Каулица (была у Карла в мобильнике пара клипов Tokio Hotel) являлись слова «Страшноватая девочка, честно говоря». — Нет, конечно. Немного расхлябанности и вольности в одежде, ведь песни-то молодежные, — но в меру, строго в меру, и со стилизацией под фельдграу, — а так все вполне прилично. Два концерта они уже дали, а сегодня, без десяти двенадцать, запускаем их первую песню на радио.
— Непременно послушаю, — сказал Гитлер и сделал пометку в своем дневнике. — Что по фильмам?
— По фильмам… — рейхсминистр пошуршал бумагами. — Пересказ их моим однофамильцем, конечно, убог, но мы подключили лучших фантастов и сценаристов Германии, и, в качестве приятного дополнения, получили семь новых фантастических романов разных направлений. Писатели меня умоляли познакомить их с автором идей.
— И что ты? — усмехнулся фюрер. — Пообещал знакомство?
— Нет, я сказал, что рейхсканцлеру некогда встречаться с ними, — иронично заметил Геббельс. — И что он уступает все права на идеи им.
— Так ты сказал им, что это мои фантазии? — расхохотался Гитлер. — И, конечно же, проследил за тем, чтобы слухи об этом распространились?
— Как можно? — обиделся Йозеф Пауль. — Конечно же, проследил. На данный момент готовы десять сценариев: «Сверхлюди Х», «Сквозь время на авто», «Батман», «Йозеф Бонн, агент 007» и «Войны среди звезд», все шесть частей… С «Войнами», конечно, пришлось перевернуть все с ног на голову, да имена изрядно исправить с названиями. Зато «Марш империи» случайно услышал полковник фон Штокгаузен, и теперь при каждой встрече требует, чтоб я отдал ему эту мелодию для гимна его полка «Великая Германия».
— Я бы разрешил – пускай у людей будут правильные ассоциации при звуках этого марша, — задумчиво произнес Гитлер. — Что вы там наисправляли-то, кроме того, что «хорошие», это Империя, а «плохие» – Республика?
Краткое изложение хитовых фильмов конца двадцатого и начала двадцать первого веков он читал, и «Star wars» произвели на него неизгладимое впечатление. Более того, ознакомившись с карандашными набросками основных имперских и повстанческих машин, выполненных Карлом (который рисовал, прямо надо сказать, не ахти), фюрер выбрал время и лично нарисовал акварельные эскизы имперского Star Destroer`а, TIE-файтера и фрегата Nebulon-B, который тоже решено было сделать имперским кораблем. А вот «Звезду Смерти» наоборот, сбагрили войскам Республики, дизайн судов и истребителей которой был доверен фирме «Шиффсверфт Блом унд Фосс». Руководство компании несколько ошалело от предложения разработать макеты «игрушечных космических корабликов» для кино, но согласие дало. Инженерно-конструкторский же состав подошел к решению задачи с энтузиазмом и фантазией, выдав такое, что увидь результат Джордж Лукас – тут же скончался бы от разлития желчи и острого приступа зависти. X-wing в исполнении главного конструктора BV, Рихарда Фогта, получился ну очень оригинальным.
— Имена и названия, само собой, германизировали, — пожал плечами Геббельс. — Рыцарей Джедаев переименовали, а то название какое-то… На «юде» похоже. Сделали их Махтриттерами. Убрали любые намеки на компьютеры. Вейдера искалечили при аварийной посадке пассажирского лайнера, чтобы его маска и протезы выглядели погероичнее… Ну и так, по мелочам.
— Ладно, пришли мне копию сценария, я почитаю на досуге, — сказал Гитлер. — Все?
— Да не совсем. Во-первых, «Сквозь время на авто» уже снимается, за постановку взялась сама Рифеншталь, и требует, чтоб «Йозефа Бонна» никому не отдавали, а придержали для нее. Во-вторых, по фильмам решено выпустить сувениры, игрушки и настольные игры, а также озвучивать их на нескольких языках – чтобы устроить показ и продажу сопутствующих товаров сразу по всему миру. Фрик, когда увидал предполагаемые доходы, расцвел словно куст розы. В-третьих, по приключениям «Йозефа Бонна», «Сверхлюдей Х» и «Батмана» решено выпустить также комиксы, сразу в немецком и английском вариантах. Тоже обещает быть прибыльным делом.
— В-четвертых есть? — поинтересовался фюрер.
— Есть. Мы профинансировали съемки в Голливуде фильма «Техасская резня мясницким топором». Пускай янки превращаются в тупых ублюдков побыстрее. В день премьеры фильма показ его на территории Германии мы запретим, а это будет картине лучшей рекламой.
— Ты хорошо поработал, Йозеф, — Адольф Гитлер вздохнул. — Но у меня будет к тебе еще одна просьба. СД удалось склонить к сотрудничеству этого Эйнштейна, сейчас он прибыл в Швейцарию, где и займется работой. Поищи у него в генеалогическом древе хоть капельку арийской крови. Необходимо, чтобы он был видным немецким, а не видным еврейским ученым. Ты меня понимаешь?
— Конечно. Вопрос престижа нации.
— Вот именно. И предоставь мне список особо отличившихся по программе культурно-исторического рывка. Надо будет наградить.
— Уже готов, — улыбнулся Геббельс и протянул листок с именами, фамилиями и званиями. — Там нет только одного человека, который сделал едва ли не столько же, сколько все остальные.
— И почему же его там нет? — удивился Гитлер.
— Потому, что он не из моего ведомства. Вертер Франк, следователь гестапо. Именно ему было поручено допросить моего однофамильца о содержании самых известных и кассовых фильмов его эпохи, и работу свою Франк выполнил мастерски. Правда сразу после этого уехал на воды, нервы лечить, где до сих пор и пребывает.
Последний фильм, о котором оберштурмфюреру рассказал Карл-Вильгельм Геббельс, назывался «Горбатая гора».
Москва, Кремль
— Да, позиция Германии по этому вопросу неизменна, — кивнул Риббентроп. — Финляндия, Латвия и Эстония остаются в сфере интересов Советского Союза, и Германия не намерена держать в этих странах своих войск. Также Германия не имеет ничего общего с антисоветскими эскападами этих держав, а использует все свое влияние в строго противоположном направлении. Мы считаем проблему многовекового сотрудничества между нашими странами решающей. Это сотрудничество уже принесло России большие выгоды, а в будущем даст такие, что обсуждаемые сегодня вопросы покажутся незначительными. Следовательно, нет никакого повода делать из финского, латвийского и эстонского вопросов какую-то проблему. Вообще, если смотреть на вещи реально, между Германией и Советским Союзом никаких разногласий нет, поэтому, чем продолжать чисто теоретическую дискуссию, лучше обратиться к действительно важным проблемам.
— Господин министр, — ответил Литвинов, — вы выдвинули сегодня ряд вопросов, касающихся не только Европы, но и других регионов. Нам же хотелось бы обсудить сначала более близкую для Европы проблему Турции. Советский Союз, как черноморская держава, связан с рядом других государств, и в этом отношении также имеется ряд невыясненных вопросов. Упомянутое вами ранее намерение Италии и Германии предоставить гарантии Румынии не может вызвать с нашей стороны удовольствия. Такие гарантии, особенно подкрепленные дислоцированными в этой стране войсками стран-гарантов, направлены, если можно так грубо выразиться, против интересов Советской России.
— На определенное время это необходимо, а потому наш отказ от намерения предоставить гарантии Румынии невозможен.
— Это, — заметил Молотов, — затрагивает интересы Советского Союза как черноморской державы. Как наверняка известно германской стороне, черноморские проливы исторически являются воротами агрессии западных стран, таких как Англия и Франция, против России, примером чему могут служить и Крымская война, и интервенция во время войны гражданской. Таким образом, из соображений безопасности, отношения Советского Союза с другими черноморскими странами имеют очень большое значение. В данной связи у советской стороны имеется вопрос: какова будет реакция Германии, если мы предоставим Болгарии гарантии, аналогичные тем, что Германия и Италия предоставляют Румынии? Наш вопрос не означает, что мы собираемся предоставить их немедленно, не достигнув в этом вопросе единства с Германией, и, возможно, Италией.
— Что касается вопроса о проливах, — ответил Йоахим фон Риббентроп, — Фюрер пересмотрел этот пункт, и имеет в виду пересмотр заключенного в Монтре соглашения о них в пользу Советского Союза. Италия в этом вопросе также занимает к вам благожелательную позицию.
— И все же хотелось бы прояснить вопрос с предоставлением гарантий Болгарии, — отмолчаться по этому вопросу Литвинов коллеге позволить не собирался. — Мы хотели бы особо подчеркнуть, что Советский Союз никоим образом не намерен вмешиваться во внутренние порядки этой страны. Они не будут изменены ни на йоту.
— Что касается вопроса о гарантиях Румынии, то вы должны понимать – эти гарантии являются единственной возможностью побудить Румынию без борьбы передать Бессарабию России. Кроме того, Румыния, ввиду своих нефтяных источников, представляет абсолютный интерес для Германии и Италии. Наконец, инициатива предоставления гарантий исходит от румынского правительства, которое само просит Германию взять на себя защиту нефтяного района с воздуха и на суше, так как Греция настроена пробритански, и Румыния не сможет чувствовать себя вполне в безопасности от воздушного нападения англичан, в случае эскалации конфликта из-за Абиссинии. Кроме того, Франция является также недружественной Италии державой, а Англия – ее союзник. Безусловно, Германия не потерпит нападения на кого-либо из своих союзников, однако после урегулирования конфликтной ситуации между Францией, Англией и Италией все германские солдаты будут из Румынии выведены. Отвечая же на ваш вопрос относительно германской точки зрения на русские гарантии Болгарии, я должен заявить: если эти гарантии будут даны на тех же условиях, что и итало-германские гарантии Румынии, то сразу встанет вопрос – а просила ли сама Болгария о таких гарантиях? Германской стороне ничего о такой просьбе Болгарии неизвестно. Кроме того, прежде чем оформить нашу позицию по этому вопросу, нам необходимо выяснить позицию Италии. Решающий же вопрос состоит в том, считает ли Советская Россия, что пересмотр заключенного в Монтре соглашения даст достаточную гарантию соблюдения ее интересов на Черном море.
— В этом вопросе мы имеем только одну цель. Советский Союз хочет обезопасить себя от нападения через проливы и желает урегулировать этот вопрос с Турцией. При этом, — Максим Максимович выразительно поглядел на Риббентропа, — предоставление Болгарии гарантий с нашей стороны значительно облегчило бы положение. Как черноморская держава Советский Союз имеет право на безопасность такого рода, и мы думаем достигнуть в этом деле взаимопонимания с Турцией.
— Это примерно отвечало бы ходу мыслей фюрера, согласно которому через Дарданеллы могли бы свободно проходить только русские военные корабли, а для других военных кораблей пролив был бы закрыт, — заметил фон дер Шуленбург.
— Советский Союз хотел бы создать гарантию от нападения на Черном море через проливы не только на бумаге, но и на деле, — попытался дожать немецкую делегацию Литвинов. — Мы считаем, что смогли бы достигнуть договоренности по этому поводу с Турцией. В данной связи я снова вынужден вернуться к вопросу о советских гарантиях Болгарии и повторить, что внутренний режим страны затронут не будет. Этот вопрос относится к германской политике в целом: какую позицию заняла бы Германия насчет этих гарантий с нашей стороны?
— А я снова должен спросить: просила Болгария о гарантиях? — немецкий министр иностранных дел тоже съел на переговорах не одну свору собак. — В любом случае, прежде чем отвечать по существу, нам необходимо выяснить точку зрения дуче на этот вопрос.
— Господин министр, мы не требуем от вас сейчас никакого окончательного решения, — заметил в свою очередь Молотов. — Речь идет исключительно о предварительном обмене мнениями.
— Германия никоим образом не может занимать никакой позиции, пока не согласует ее с Италией, — отрезал Риббентроп. — Мы заинтересованы тут только во вторую очередь. Как великая дунайская держава, Германия заинтересована только в самом Дунае, а не в выходе из Дуная в Черное море. Если бы Рейх нуждался в каких-либо трениях с Россией, ему не нужен был бы для этого вопрос о проливах. Подводя итог всему вышесказанному я хочу сказать, что возможности обеспечить интересы СССР, как черноморской державы будут внимательнейшим образом нами изучены. И вообще, мы считаем, что дальнейшие пожелания России относительно ее будущего положения в мире должны быть приняты во внимание. Для Советской России сейчас возник целый ряд больших новых вопросов, и как могучее государство, она не может стоять в стороне от крупных вопросов в Европе и Азии. Так, например, мы предполагаем грядущее потепление отношений между Советским Союзом и Японией. Что же касается японо-китайских отношений, совместную задачу России и Германии мы видим в их урегулировании. Однако, надо обеспечить Китаю почетный выход из войны.
В Токио в это время была глубокая ночь, но уже через десять часов после этих слов посол Отт должен был предложить японскому Министру Армии Итагаки Сэйсиро рассмотреть вопрос о приобретении у Германии партии легких танков Pz I и Pz II. Генерал Итагаки ответит, что склонен к положительному решению в вопросе о закупке немецких танков.
Окрестности Баден-Бадена
— Иду-иду, — Эльза Франк поспешила к двери снятого ими коттеджа. — Одну секунду, сейчас открою.
В Швейцарию они с мужем и детьми отправились еще в начале декабря, когда Вертер неожиданно получил длительный отпуск. Последние две недели перед этим знаменательным событием супруг приходил домой очень поздно и в сильно подавленном настроении. Нет, Эльза все понимала, служба у мужа такая, что врагу не пожелаешь. К тому же он ни разу, как бы тяжело и плохо ему ни было, не сорвал раздражение на ней или малышах. Но как же иногда ей хотелось нормальной жизни, когда муж приходит с работы в одно и то же время, когда не надо каждый раз гадать, задержался он на службе, или его убили враги Рейха. Когда муж просто улыбается, когда она строит планы на будущее, а не выдает сардоническую усмешку при словах «давай через пару лет…»
Стук в дверь повторился – настойчивый стук, уверенный. Так может стучать только человек, который точно знает – он в этот дом имеет право войти, и помешать ему в этом может только Бог. Так стучит хозяин, забывший ключи, или представитель власти, наделенный соответствующими полномочиями.
— Иду-иду, — вновь выкрикнула фрау Франк и распахнула дверь. — Чем могу быть полезна?
На пороге стоял молодой человек в форме СС, держащий в руке пакет с гербовыми печатями.
«Вот и кончился отдых», печально подумала Эльза, «А Вертер все такой же нервный и невеселый».
— Роттенфюрер Курт, — козырнул тот. — Оберштурмфюрер Франк проживает здесь?
— Да, проходите, герр Курт, — женщина посторонилась, пропуская курьера внутрь. — Я сейчас позову его. Присаживайтесь, прошу вас. Я распоряжусь приготовить вам кофе.
— Благодарю, — молодой человек снял фуражку и положил ее на стол.
Вертер спустился в гостиную буквально через минуту после того, как Эльза послала за ним горничную. Спустился стремительно, как и полагает офицеру, которого призывает долг, однако без того обычного огонька в глазах, который жена всегда замечала у него, стоило прибыть гонцу с документами или вызовом на очередное срочное задание. Потухшим был его взгляд. Потухшим и усталым.
— Хайль Гитлер! — Курт вытянулся по струнке и вскинул руку в приветствии.
— Хайль Гитлер, — ответное приветствие Франка было вялым и апатичным.
— Вам срочный пакет, герр оберштурмфюрер, — молодой человек вручил пухлый конверт Франку.
— Что там? — поинтересовался тот.
— Не могу знать.
— Тебе поручают новое дело? — спросила Эльза.
Тот внимательно поглядел на конверт и нахмурился.
— Не похоже. «Оберштурмфюреру Вертеру Мартину Франку. Срочно. Лично в руки». А вот надписи «Секретно» нет, — он криво усмехнулся. — Может быть, это запоздавший подарок на рождество от начальства?
— Прошу прощения, пакет не из гестапо, а из Рейхсканцелярии, — произнес Курт.
— Вот как? — удивился Франк. — Тогда я вообще ничего не понимаю.
Оберштурмфюрер вскрыл пакет и извлек из него два сложенных вдвое листа бумаги и обитую алым бархатом коробочку. Первым делом он открыл ее, после чего издал неопределенный хекающий звук.
— Что такое, дорогой? — взволновалась Эльза. — Какие-то неприятности?
— Да я бы не сказал… — задумчиво ответил Франк, доставая из футляра круглый значок с золотым ободком. Курт, все еще стоящий по струнке, разглядев что держит в руках получатель пакета, радостно гаркнул:
— Позвольте поздравить вас с награждением, оберштурмфюрер! — Спасибо, роттенфюрер, спасибо… — все так же задумчиво произнес Вертер Франк, посмотрел на оборотную сторону кругляша и присвистнул. — АГ. Награждение по личному усмотрению фюрера.
Он аккуратно положил кругляш на стол, так что теперь и жена смогла увидеть Золотой партийный знак НСДАП, и взялся за бумаги.
— Так, это наградной лист, а это… Боже мой!
На втором листе было выведено всего несколько рукописных строк, стоивших, пожалуй, поболе только что полученного «Золотого фазана».
«Уважаемый герр Франк.
Как мне сообщил д-р Геббельс, именно Вашим усилиям мы должны быть благодарны за полученные сюжеты для киностудии UFA. Думаю, что как человек, обладающий доступом к материалам дела, вам не составляет труда представить всю важность проделанной Вами работы, для меня же, в свою очередь, не подлежит сомнению проявленный вами высочайший профессионализм. Надеюсь, этот скромный знак признательности со стороны НСДАП, и моей лично, послужит на пользу вашей истерзанной нервной системе. Желаю Вам скорейшего выздоровления и возвращения на службу – Германии нужны такие офицеры как Вы.
С наилучшими пожеланиями,
Адольф Гитлер»
Вертер Франк аккуратно сложил записку пополам и убрал ее во внутренний карман.
— Скажите, Курт, вы на машине?
— Так точно.
— И отсюда едете на вокзал?
— Так точно.
— Дождитесь меня, мы едем вместе, — оберштурмфюрер повернулся к жене. — Дорогая, меня срочно вызывают в Берлин.
В глазах Франка зажглись столь знакомые его жене азартные огоньки.
Между Берлином и Килем, вагон № 5, купе 9
«Всему на свете приходит конец, но особенно неприятно, когда конец приходит отдыху», флегматично подумал Карл, наблюдая за проплывающим за окном пейзажем. Короткий зимний отпуск кадетов закончился, и молодые люди возвращались в Киль.
— Чего пригорюнился? — спросил Йоган, отрываясь от газеты. — Вы с кузиной распрощались каких-то пару часов назад, а ты уже тоскуешь?
— Она писать обещала, — расплылся в улыбке Геббельс.
— Мммм, а дело-то, похоже, пахнет свадебными колоколами, — не удержался от подначки Арндт.
— А с чьей подачи, а? — насмешливо фыркнул юноша. — Потрясающая наглость у этих свах. Надо будет намекнуть Мёдору, что тебе теперь положено сиреневый платок с формой носить.
— Мне? Да ни в коем случае, — усмехнулся Йоган. — Сам втрескался, а теперь валишь с больной головы на здоровую.
— Ах, на здоровую? — Карл насмешливо прищурился глядя на друга. — А кто утверждал, что его девушка в Киле ждет?
— Ну ладно, с больной на больную, — отпарировал Арндт. — Но валишь.
— Признавайся, поганец, кто она? — требовательно спросил Карл. — Который день мурыжишь мою, да – больную голову, а не рассказываешь.
— Вот прям до меня тебе эти дни было, — хмыкнул Йоган. — Дочь профессора Биберкопфа, Марита.
— Что? Ты крутишь шашни с дочерью математика?!!
— Ну, почему шашни? — молодой человек смутился, — А может у нас все серьезно?
— Ты – и серьезно. Это новый анекдот такой? — хмыкнул Карл. — И не надо отгораживаться от меня газетой, как будто там пишут что-то до жути важное и интересное.
Выхватив у друга «Дер Ангриф», он хотел добавить что-то еще, но неожиданно замолчал, вчитываясь в статью своего высокопоставленного однофамильца.
— Читаешь, что ты такого опять наврал германскому народу? — хмыкнул Арндт.
— Угу. — кивнул Геббельс, не отрываясь от чтения, — Именно.
По прочтении статьи он потер лоб и нахмурился.
— Как-то неправильно это все, не так как-то…
«Дер Ангриф», 13 января 1939 г.
«Величие германского народа не позволяет ему ущемлять права национальных меньшинств Германии. Такое поведение было бы просто недостойно представителей арийской расы, поскольку является проявлением слабости. Однако могучий германский дух, особенно теперь, в период его возрождения и подъема, чужд страхов и фобий в отношении других народов. Мы сильны, у нас нет внешних врагов, и нам просто некого бояться.
НСДАП, как выразитель воли германского народа, упорно и последовательно борется за очищение великой немецкой культуры от привнесенных извне влияний. Это наша взвешенная и последовательная позиция, верность которой определяется всей логикой исторического развития Германии. Мы – великий народ, и нет ничего удивительного в том, что мы хотим слушать нашу, а не чью-либо иную, музыку, смотреть наши фильмы, жить по нашим, немецким, законам. Это здравый и логичный подход для любого народа, что бы по этому поводу не утверждали международные плутократы, для которых нет ничего святого, кроме Золотого Тельца.
Мы ответственно заявляем: каждый народ должен жить на своей, исторически принадлежащей ему, территории. Территории, принадлежащей ему по праву. Для нас такой территорией является Рейх, населенный немецким населением, говорящем на одном языке, имеющем общий исторический корень, единые культуру и моральные ценности. Также и другие народы должны проживать в естественном ареале своего обитания. Западные плутократы часто утверждают, что в Германии нарушаются права еврейского населения, что жители неарийского происхождения подвергаются гонениям. Это наглая и беспардонная ложь, призванная очернить фюрера, НСДАП и весь народ Великой Германии.
Да, мы желаем, чтобы это была наша страна, для нашего народа, и это вполне понятное желание. Любой здравомыслящий человек в любой стране желает такого же для себя и инстинктивно борется с чужим влиянием. Что касается так называемых нарушенных прав еврейского населения, то разве это Германия не позволяет создать евреям свое государство, где они смогли бы жить по своим законам и правилам? «Нет», говорим мы. Германия прилагает все мыслимые и немыслимые усилия на дипломатическом поприще для того, чтобы евреи, насильно изгнанные некогда со своей родины, смогли возвратиться в Землю Обетованную и основать там свое государство. Фюрер делает все возможное, дабы евреи, так и не ставшие никогда «своими» для Европы, получили свою малую толику Азии. Мы уверены, что все люди доброй воли, должны объединиться в этом стремлении!
Конечно, мы не призываем Великобританию отказаться от своих позиций в исторической Иудее. Молодое еврейское государство, когда оно будет организовано, несомненно будет нуждаться в помощи и поддержке этой великой державы, так что еще в течение многих и многих лет англичанам придется нести груз протекционизма. Однако, мы полагаем, что вся Лига Наций, весь цивилизованный мир окажут им в этом посильную помощь.
Фюрер уверен, и все честные члены НСДАП разделяют его уверенность в том, что вопрос о создании еврейского государства назрел и откладывать его более невозможно. Необходимо окончательно решить еврейский вопрос в Европе, и единственный приемлемый для этого путь – дать евреям построить свою государственность, свою страну, там, где она исторически и располагалось.
Хайль Гитлер!
Д-р Геббельс».