Нихт капитулирен! Алек Сэй

— Господин капитан, на левом фланге появились три неопознанных танка. Очень неопознанных, и наши пушки их не пробивают!

До штаба донеслись звуки отдаленной стрельбы из 37-и миллиметровых пушек.

Москва, ГАБТУ РККА

29 декабря 1939 г., девять утра

— …Таким образом, все три машины вверенного мне взвода показали высочайшие показатели в ходе боев, — комиссия внимательно слушала доклад Бохайского о проведенных полевых испытаниях. — Что касается общего минуса машин – им является их большой вес, что значительно затрудняет их применение на заболоченной местности. Все три машины неоднократно вязли в болотах так, что без помощи тягачей их вытащить было невозможно. Однако, применение их в не болотистой и слабо заболоченной местности проходило вполне успешно, с максимальным эффектом. Из существенных преимуществ танков СМК и БХ… прошу прощения, Т-100…

— А почему вы назвали танк Т-100 такой аббревиатурой? — поинтересовался Ворошилов.

— Дело в том, что его испытывал экипаж капитана Вилко, — несколько стушевался подполковник. — Ему стало несколько обидно, что у его машины, в отличие от двух других, нет собственного имени, вот он и назвал его, в неофициальном порядке, «Борец за свободу украинского народа Богдан Хмельницкий». Ну а мы сократили до просто «Богдан Хмельницкий» или БХ.

— А шо? — хмыкнул Кулик. — Мне нравится.

Григорий Иванович, как известно, был родом из-под Полтавы.

— Вы продолжайте, товарищ Бохайский, — предложил нарком среднего машиностроения Малышев. — Насчет названия мы поняли.

— Так вот, из существенных преимуществ танков Т-100 и СМК можно выделить их возможность ведения одновременного огня в диаметрально противоположном направлении и большую, относительно танка КВ, огневую мощь – за счет большего числа орудий. Однако, преимущество в огневой мощи я бы определил как не особо значительное. По крайней мере ДОТы все три танка подавляли с одинаковым успехом или неуспехом. Также следует отметить, что управление многобашенными танками, в отличие от танка КВ, сильно затруднено, так как командир танка физически не может контролировать несколько направлений огня одновременно. Этот недостаток был присущ Т-28 и Т-35, и в танках Т-100 и СМК сохранился так же, что сводит их преимущества практически на нет. Танк КВ, в свою очередь, обладая меньшими габаритами за счет однобашенной компоновки, является менее удобной целью для вражеской артиллерии, лучше управляется командиром и экипажем, а, следовательно, является и более эффективной боевой единицей. У меня все, товарищи.

В этот же день танк КВ был принят на вооружение РККА.

Варшава, перекресток Аллеи Ерозолимской и ул. Популярная

24 января 1940 г., около полудня

За то, чтобы оказаться сейчас в этом ни чем непримечательном кафе, имея при себе хотя бы «наган» – а лучше ППД или еще какой «Томми-ган», — любой агент варшавской резидентуры СССР не задумываясь отдал бы руку. Только не ту, с которой привык стрелять, конечно. И хотя любой нормальный разведчик, в отличие от киношного Йозефа Бонна, берется за оружие лишь в случае провала, а в обычное время с собой и перочинный-то нож вряд ли возьмет, предпочитая действовать чужими руками, именно сейчас отступление от правил могло быть совершенно оправданным.

Однако, советских разведчиков в кафе не оказалось, так что четыре хорошо одетых мужчины могли не только не опасаться за свою жизнь (в том числе и благодаря нескольким, замаскированным под обычных посетителей, охранникам), но и спокойно поговорить, попутно воздав должное талантам шеф-повара.

Опытный глаз легко бы опознал в двух из собеседников уроженцев солнечного Кавказа – совсем опытный даже определил бы армянина и грузина. Еще в одном признал бы тюрка, каковым этот крымский татарин и являлся, а вот четвертый мужчина имел совершенно обыкновенную славянскую внешность, так что определить, поляк он, украинец, или клятiй кацап и москаль, было невозможно. Как любая нормальная столица, Варшава по своему национальному составу являлась филиалом Вавилона в момент столпотворения, так что даже гораздо более пестрая компания не привлекла бы пристального внимания. И уж конечно, никого национальный состав беседующих не удивил бы в организации «Прометей», высшими функционерами которой они все являлись.

Вскормленная польскими спецслужбами, эта международная организация объединяла в себе эмигрантов из Российской Империи и СССР, ставящих целью независимость своих малых родин от Москвы, а также борьбу с Советской властью в самой РСФСР. В идеале же все они видели Россию расчлененной на различные этнические, и не только, государства, дабы никогда уже русский медведь не смог подмять их под свою пяту.

Понять поляков, взлелеявших эту гидру, по-человечески, конечно, можно. Пережив три раздела своей родины, полуторавековое российское господство, кровавые подавления шляхецких восстаний, они вряд ли могли испытывать теплые чувства к братьям-славянам. К тому же, имея с востока могучий, бурно развивающийся Советский Союз, не скрывающий территориальные претензии к Речи Посполитой, трудно чувствовать себя спокойно. Нынешние генералы – это вам, увы, не Пилсудский, земля ему пухом…

Вот и приходилось сравнительно слабым, в военном отношении, полякам разжигать национальную рознь в СССР, подбивать к выступлениям чеченцев, грузин, армян, украинцев… Мало ли в Союзе национальностей? Да и тех, кого обидела Советская власть всегда найти можно, а молодежь всегда падка на красивые истории о былом величии своего народа. Только надо показать пальцем на того, кто в утрате этого величия, пусть и сто раз мнимого, виноват, да снабдить оружием и офицерами.

Вот и указывали, и снабжали, и группы забрасывали – все делали, лишь бы русским было не до взглядов за пределы своих границ.

Впрочем, к услугам «Прометея» прибегали не только потомки князя Ляха.

— Господа, — Драстамат Камаян обвел своих собеседников взглядом, — нынче вечером со мной встретился личный представитель французского командующего Гамелена.

— Думаю, что выражу мнение всех присутствующих, — Султан Гирей указал на молчащих Шалму Алквагелидзе и Степана Бандеру, — если скажу, что это довольно интересная новость. Что от нас понадобилось Франции?

— Даладье и Чемберлена не устраивает советское бряцанье оружием в Финляндии. Из Лиги Наций СССР уже турнули, оружие они финнам поставляют, планируют и войсками помочь.

— Не надо заходить настолько издалека, — поморщился Бандера. — Мы тут неглупые люди, это все понятно. Что хотят от нас?

— Ну что от нас могут хотеть? — невесело усмехнулся Алквагалидзе. — Понятно, что. Сколько дают оружия, денег, откуда заброска, какие условия?

— Деньги… — Камаян что-то написал на салфетке и подвинул ее собеседникам. — Вот где-то так. В оружии мы практически не ограничены. Заброска через Турцию и Польшу. Судя по всему, через эти направления и будут наноситься удары по СССР.

— Не рассказывайте сказок, — фыркнул Гирей. — Ни Мощицкий, ни Инёню еще не сошли с ума. Даже если наши дела будут идти сверх всякого ожидания, на вторжение они не решатся.

— Сами, конечно, нет, — согласился Драстамат Камаян. — А вот совместно с англичанами, французами, и, скорее всего, немцами – почему бы и нет?

— Насколько это точно? — Бандера даже немного подался вперед, вперив взгляд в армянина.

— Из сказанного можно было сделать именно такие выводы, — уклончиво ответил Камаян. — И, сразу должен вас обрадовать. Наши… Союзники планируют создание независимого украинского государства, а не включение Советской Украины в состав Польши. По крайней мере, большей ее части. Это то, что мне заявили прямо и однозначно. Крыму, Грузии и Армении также предоставят статус суверенных держав. Насчет остальных наших коллег… Тут торг уместен.

Окрестности Харькова, танкопарк 14-й ттбр

26 февраля 1940 г., девять утра

— Узнаешь, Максим Александрович? — Бохайский кивнул на прибывшие ночью новые машины.

Только что вернувшийся из увольнения Хальсен хмыкнул.

— Где-то встречал. А почему к нам, а не в Финляндию?

— А пес его знает, — подполковник пожал плечами. — Наверное, там штурмовать уже нечего. Или путаница какая в штабе случилась. Отдали распоряжение, мол, «в первую очередь вооружить новейшими машинами батальон подполковника Бохайского Е Мэ, как имеющий опыт использования подобных машин», а про то, что после испытаний нас обратно на харьковщину отправили, как-то позабыли. Всяко бывает.

Егор Михайлович задумчиво поглядел на ряд новеньких, припорошенных идущим снежком, КВ.

— Одно точно знаю – прислали их именно в наш батальон, даже приказ наркома об этом имеется, так что шиш их у нас кто отожмет.

За углом послышался лязг траков, и на стоянку выехал еще один КВ. Прогромыхав мимо старлея и комбата он занял свое место на стоянке, замер, после чего из танка появился испачканный в машинном масле, но довольный донельзя, Вилко.

— Где ж я так нагрешил-то, а? — громко вопросил подполковник. — Слушай, Арсений Тарасович, вот у всех комиссары как комиссары, у одного меня все не как у людей.

— Это почему? — батальонный комиссар продолжал счастливо улыбаться во все свои тридцать природных и два металлических зуба.

— Ну как почему? — удивленно произнес Бохайский. — Комиссары в частях чем занимаются? Правильно, политкультурагитпросветом среди рядового, сержантского и командирского состава, ни бельмеса при этом не разбираясь в военном деле, но лезя командовать поперед командира части. А ты? Тьфу, смотреть тошно. Два Боевых Красных знамени и Орден Сухэ-Батора, не говоря уже про медали, боевое ранение (в последние дни боев при Халхин-Голе Вилко действительно получил небольшое ранение от осколка брони собственного танка), танки сам и водить, и чинить умеешь наконец – ну позорище просто, а не комиссар!

— Хе-хе, — мерзким голосом произнес капитан. — Это ты Лхагвасурэну расскажи. Тот вообще своих бойцов лично в кавалерийскую атаку на японские окопы водил. И, что характерно, выбил противника с позиций.

— Монголы, дикие люди! — пожал плечами Макс. — Дети природы. И лошадей он чинить не умеет – факт.

— А ты, старлей, вообще помолчи, — изобразил строгость комиссар. — На него уже представление на капитана в штаб ушло, а он все не женат.

— Так, тамаду никак найти не могу для свадьбы, — развел руками Хальсен.

— А я тебе на что? Вон, и товарищ подполковник говорит, что мое дело языком чесать.

— За который, товарищ капитан, тебя никто сейчас не тянул, — усмехнулся комбат. — Максим Александрович с Марлен Генриховной заявление уже, честь по чести, подали, и свадьба у них о следующем месяце. Ну, если опять какой войны не случиться.

Пролив Каттегат, борт патрульного корабля «Хвалроссен»

02 марта 1940 г., около одиннадцати утра

— Ни черта себе! — ошарашено выдохнул кто-то из матросов, глядя на втягивающийся в пролив караван, под прикрытием англо-французской эскадры. Миг, и на палубе оказались все свободные от вахты, дабы поглазеть на невиданное зрелище.

Посмотреть датчанам действительно было на что – огромное количество морских транспортов и грузовиков, выделенные Францией и Англией для доставки сил в Финляндию, покрыли, казалось, всю поверхность моря, а дымы из труб заволокли небеса, настолько густо, что, мнилось, его и нету совсем. И вокруг этой новой Великой Армады, перевозящей полста тысяч солдат и офицеров (ровно треть от запланированного к отправке, причем высадка последней трети, в апреле-мае, планировалась в Польше) множество могучих боевых кораблей: юркие эсминцы и лидеры, легкие крейсера «Глуар», «Марсельез», «Дюгэ Труэн», «Леандр», «Перт», «Сидней», «Галатея», «Саутгемптон», «Эдинбург», линейный монитор «Эребус», линкор «Нельсон», линейные крейсера «Реноун», «Дюкень», «Кольбер» и целых два авианосца – французский «Беарн» и британский «Фьюриес».

— Хана русским! — прокомментировал боцман Свенельдсон. — Хорошо, что не нам.

Окрестности о. Готланд, борт U-61

02 марта 1940 г., полдень

Конец февраля и почти весь март были назначены экипажу Карла для стажировки на субмаринах. Это и было причиной того, что нынче он болтался в трюме «эмсмановской»[42] лодки тип II. Погода стремительно ухудшалась, субмарину начало болтать, брызги от волн долетали уже до вершины рубки, где в настоящий момент торчал юноша, и Карл очень надеялся, что штатный сеанс радиосвязи пройдет поскорее. Тогда лодка погрузиться, а под водой, оно сухо, тепло и не трясет от каждой волны.

— Капитан, радиограмма с базы, — в люке появилось встревоженное лицо Арндта.

Последние несколько месяцев друзья встречались, в основном, вне занятий. Карл и Отто перевелись к навигаторам, а Йоган заявил, что механика – это его семейное дело, и остался верен дизелям и электромоторам субмарин. Фредди Райс же, и вовсе, пошел в торпедисты.

И, однако ж, при распределении на практику приятелям выпал счастливый билет на одну лодку (счастливый билет носил погоны гауптбоцмана, но парни об этом не имели ни малейшего представления).

Командир принял листок с радиограммой, прочел и нахмурился.

— Если не везет, так вдребезги! — задумчиво произнес он. — Почти боевая операция, а у меня вместо второго штурмана и второго механика фенрихи.

Карл не обиделся, поскольку был с капитаном совершенно согласен. Заглянув в радиограмму через его плечо он успел прочесть ее текст:

«Всем. Англо-французский конвой с войсками вошел в Балтику через пролив. Предположительно движется в порты Турку и Хельсинки. Выдвинуться навстречу, совершать скрытное сопровождение до особых распоряжений. По обнаружению конвоя – доложить при первой возможности. При обнаружении эскортом действия на усмотрение командиров. Сеансы связи только при отсутствии опасности обнаружения, в 24:00. Запасная частота без изменений. Рёзинг».

— Рулевой, курс 195! — приказал капитан-лейтенант Мёле. — Верхнюю палубу приготовить к погружению!

Покуда матросы разряжали и снимали спаренный пулемет, убирали флагшток, закрепляли все, что можно и нужно закрепить, закрывали отверстия на верхней палубе, идущая на самом малом ходу субмарина совершила поворот и легла на заданный курс.

— Верхняя палуба готова к погружению! — отрапортовал первый вахтенный офицер.

— Геббельс, а вы почему еще тут? — удивленно воззрился на Карла командир. — Штурману, курс прокладывать, кто будет помогать?

Едва молодой человек спустился внутрь, как пришел приказ увеличить ход до десяти узлов, так что Карл мог радоваться – при таком ходе и таком волнении на море, стоящих на мостике офицеров окатывало уже не брызгами, а натуральными волнами, так что дождевики от промокания не спасали.

— …До жути наш тогдашний капитан любил охоту, — донесся до него голос Занге, одного из матросов, рассказывающего очередную байку, на которые он был неистощим. — Везде с собой ружье таскал. И вот, всплываем мы как-то у Кольского полуострова – как раз к русским, в порт Teplen`kiy шли, — а на берегу, над обрывом, стоит красавец-олень, и глядит в открытое море. Кэпа аж затрясло. Ну, ему быстро винтовку притаскивают, экипаж на палубу высыпал поглядеть, попадет или нет. И вот прицелился он, все дыхание затаили, и – бабах! Олень летит в море. А за ним, туда же, сани с мужиком.

— Ха-ха-ха! — Приготовиться к погружению! — раздался приказ Мёле, и Карл, остановившийся дослушать историю, поспешил к штурману.

Субмарина должна была уйти незаметно, так, чтобы ее курс не смогли отследить датские летчики. А то Бог их, этих датчан, знает. Вдруг сообщат французам или англичанам?

А на военно-морских базах Германии в это время ревели тревожные сирены, собирая экипажи на корабли. Флот готовился к выходу в море.

Таллин, штаб Балтийского флота

02 марта 1940 г., около двух часов дня (время берлинское)

— Товарищ Трибуц? — раздался в телефонной трубке хрипящий, от помех на линии, голос.

— Слушаю Вас, товарищ Кузнецов! — ответил командующий Балтийским флотом.

— Готовьте тяжелые силы флота к выходу в море для боевой операции, Владимир Филиппович. Англичане и французы вторглись на Балтику. Все суда под их флагами, находящиеся в наших портах или территориальных водах немедленно задержать. Силам подводного флота готовиться к неограниченной подводной войне.

Окрестности Харькова, танкопарк 14-й ттбр

02 марта 1940 г., половина третьего часа дня (время берлинское)

Вилко вели в танкопарк всем командирским составом батальона. Вернувшийся из поездки в штаб округа, куда его носило по каким-то своим комиссарским делам, Арсений Тарасович на КПП был радостно схвачен ухмыляющимися красными командирами, на глаза ему был повязан шарф, а на уши повешена лапша о ждущем его сюрпризе.

— Надеюсь, сюрприз хоть приятный? — пробурчал ведомый под руки Вилко.

— Более чем! — заверил его Бохайский. — Не знаю, конечно, понравится тебе или нет, но, по идее должно бы.

— Ой, и не люблю же я, Егор Михайлович, когда ты так начинаешь разговаривать, — пробормотал батальонный комиссар. — Обычно заканчивается это первостатейной гадостью.

— Гадостью? Я? Да как я могу? — возмутился комбат.

— Можешь-можешь! — заверил его капитан. — На своей шкуре проверял.

— Нет, вы посмотрите какая сволочь! — хмыкнул Бохайский. — Все пришли. Сымай повязку.

Арсений Тарасович Вилко повязку снял, поглядел на стоящие перед ним четыре бронированные машины, задумчиво потер подбородок, и хмыкнул.

— Интересная компоновка. И, позволь узнать, Егор Михайлович, шо це такэ?

— Это? Это, понимаешь, четвертая рота батальона. Новейшие машины – самоходные артиллерийские установки на основе твоего любимого танка Т-100, со стопятидесятидвухмиллиметровыми орудиями МЛ-20, носовым и двумя бортовыми пулеметами. «Богдан Хмельницкий» называются. Прислали с приказом о присвоении тебе очередного воинского звания – майор, — и назначением на должность командира роты, с сохранением должности батальонного комиссара. Так что изволь принимать роту под командование.

— Это кто ж порадел-то так?

— А есть такие товарищи Ворошилов и Кулик, — хмыкнул Бохайский. — Почитай, первый раз в жизни договорились без ссоры. И о том, какое имя машине дать, и о том, кого над ними командиром поставить. Так когда ты, говоришь, за звание проставляться будешь?

Москва, Кремль

02 марта 1940 г., три часа дня (время берлинское)

— Согласно агентурным данным, концентрация бомбардировочной авиации в Сирии завершена. Караван с войсками продолжает проход через пролив Каттегат, а это пятьдесят тысяч свежих штыков, артиллерия и танки для финнов. Не говоря уже о том, что эскорт каравана по мощи равен всему нашему Балтфлоту. — Берия помолчал. — Коба, с Финляндией надо начинать переговоры о мире, иначе большая война со всей Европой будет неизбежна. Едва только погибнет хоть один английский или французский солдат, как общественное мнение этих стран, пока еще настроенное против войны, изменится кардинально, и Великобритания с Францией обрушаться на нас всей своей мощью.

— Англия и Франция, это еще нэ вся Европа, — задумчиво ответил Сталин.

— Гитлеру я не верю, — покачал головой Лаврентий Павлович. — Он, покуда всем было не до него, покуда в Лиге Наций дружно осуждали нас и снабжали оружием Маннергейма, под шумок поделил Чехословакию на пару с венграми и ляхами, а сейчас концентрирует войска у польских границ. Не для того же, чтоб воевать с Мощицким он это делает? Нет, Коба, я почти убежден, что он готовится ударить по нам вместе с поляками. Они, кстати, объявили мобилизацию.

— Ми тоже концентрируем войска на западных границах и ведем призыв резервистов, но ведь это не значит, что ми хотим ударить по Германии вместе с Польшей. Ты чересчур пессимистично настроен по отношению к будущему, Лаврэнтий. Доложи лучше, что сделано для обороны кавказских нефтяных месторождений и нефтеперерабатывающей промышленности.

Екатерининская гавань, штаб БПЛ СФ

02 марта 1940 г., половина пятого дня (время берлинское)

— Капитан 1-го ранга Виноградов у телефона! — доложил командир бригады подводных лодок Северного флота. По этому аппарату ему могло позвонить только начальство.

— Здравствуйте, Петр Ильич, — раздался в трубке голос с выраженным кавказским акцентом. — Товарищ Сталин вас беспокоит.

Кап-один, под недоуменными взглядами присутствующих в его кабинете офицеров, поднялся со стула с побелевшим лицом, машинально принимая стойку «говорю с большим начальством» и застегивая верхнюю пуговицу.

— Ви, наверное, уже в курсе, — продолжил меж тем Вождь, — что англо-французская буржуазия решила побряцать оружием перед лицом советского народа, и отправила свой экспедиционный корпус в Финляндию.

— Так точно, товарищ Сталин, — теперь пришло время взбледнуть и остальным офицерам. — Как раз сейчас провожу совещание со штабом и командирами дивизионов, вырабатываем план противодействия англо-французским силам в случае начала военных действий, для подачи в штаб Северного флота.

— Оперативно работаете, товарищ Виноградов, — похвалил каперанга Сталин. По-голосу чувствовалось, что он и впрямь доволен. — И какие имеются соображения?

— Соображение одно, товарищ Сталин, — ответил Виноградов. — Выводить бригаду на британские морские коммуникации. Сейчас обсуждаем детали операции.

— Это возможно? — поинтересовался Иосиф Виссарионович. — Я имею в виду – технически.

— Так точно, — ответил Виноградов. — Подводные корабли трех из четырех дивизионов способны достигать британского побережья, а это десять из шестнадцати субмарин бригады. Конечно, придется вывести плавбазы за Нордкин, однако четвертый дивизион и эсминцы Северного флота способны их защитить, в случае обнаружения противником.

— А скажите, товарищ Виноградов, сколько времени потребуется вашей бригаде для начала такой операции, если война с западными империалистами все же начнется? Когда ви, например, сможете рапортовать о первых успехах советских подводников?

Каперанг бросил взгляд на настенные часы.

— Полчаса, — коротко ответил он, и мысленно застонал. Дернул черт за язык, называется… За самоуправство в советском флоте гладят против шерстки.

— Вот как? — удивился Сталин. — Ви хотите сказать, что в зоне досягаемости кораблей вашей бригады находятся британские или французские корабли, вышедшие из Мурманска, или держащие курс на него?

— Не совсем так, Иосиф Виссарионович, — Виноградов выдохнул, и решил идти до конца. — В настоящее время в районе Оркнейских островов находятся две субмарины Северного флота: Д-3 «Красногвардеец» и Щ-421. Для их обеспечения к вест-норд-весту от мыса Нордкин выдвинута плавбаза «Двина». Кроме того, в Северном море заканчивает ходовые испытания К-1, также приписанная к моей бригаде.

— И что же, товарищ Головко об этом знает? — мягко поинтересовался Сталин.

— О К-1 знает, об остальных – пока нет, — отчеканил Виноградов, уже представляя, как его забирают сотрудники НКВД.

В трубке послышался легкий смешок.

— Но ведь ви ему доложите об этом, Петр Ильич?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Это хорошо, товарищ Виноградов. Командующий флотом обязан знать, где в настоящее время находятся его корабли. Это его прямая обязанность. А скажите, связь с этими подводными лодками имеется?

— Так точно, — кап-один вновь бросил взгляд на часы. — Плановый сеанс связи через двадцать пять минут.

— Тогда знаете что, Петр Ильич? Ви попросите их командиров, от моего имени, завтра, часов так с трех дня, начать прерывать английское морское сообщение. И остальные свои корабли готовьте к походам. А если необходимость в этом отпадет, я вам завтра, до трех часов, перезвоню. Вам понятно задание?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Ну, тогда до свидания, товарищ контр-адмирал.

— Я ж не контр-адмирал… — ошарашено произнес Виноградов, опуская трубку.

— Да нет, Петр Ильич, — произнес командир первого дивизиона, Гаджиев. — Думаю, уже контр-адмирал. Не может же товарищ Сталин в таком ошибаться. Верно я говорю, товарищи?

Сирия, французская авиабаза Раяк

03 марта 1940 г., четыре часа утра (время местное)

«Фарман-221» капитана Жака-Мориса Люка резвым зайчиком пробежался по взлетной полосе, подпрыгнул, и неторопливо, как обожравшийся селезень, начал набирать высоту. Следом за ним тотчас же стартовал еще один бомбардировщик, с полным боезапасом. Начиналась операция «Бакинская нефть».

Сам Люка никакой особенной неприязни к русским не испытывал, как и какой-то горячей привязанности к финнам. Ну воюют они себе, и Бог с ними – его это не касается. Коммунисты? И что? Была у него в Марселе одна коммунисточка, так она… Впрочем, джентльмены о таких вещах не распространяются.

Однако, как человек военный, как офицер, он обязан был выполнить приказ, а потому его машина, как и еще четырнадцать таких же, взяла курс на одиннадцать часов. «Фарманы» шли бомбить Одессу. Не испытывая ненависти к будущему врагу, не испытывал он и угрызений совести. С какой, спрашивается, стати? Кто-то улицы метет, кто-то роды принимает, а его работа – бомбы сбрасывать, куда укажут. Ну а то, что там внизу люди… Извините, граждане, вам не повезло – ваш лидер поссорился с Францией. А почему поссорился, так какое ему, капитану Люка, дело? Он не политик, он военный.

Действительно, идея о проведении операции «Кавказская нефть», или, как ее называли участвующие в ней англичане, «МА-6», принадлежала не военным, а политикам. Едва стала ясна неизбежность войны между Финляндией и СССР, Эдуар Даладье, в записке предназначенной для сведения членам правящего кабинета, предложил двум высшим военным чинам – начальнику генштаба сухопутных войск армейскому генералу Морису Гамелену и начальнику морского генштаба адмиралу Жану Дарлану продумать и изложить соображения о «предполагаемой операции по вторжению в Россию с целью уничтожения нефтяных источников».[43] Даладье имел в виду три возможных варианта действий: перехват в Черном море нефтеналивных судов, прямое вторжение на Кавказ или поддержка освободительного движения кавказских мусульманских народностей.

Несмотря на англо-советские экономические контакты, идея Даладье была активно поддержана и Великобританией, после чего Генеральные штабы обеих держав принялись за разработку плана совместной операции.

Конечно, борьба с коммунизмом, в большинстве западных держав, из национального спорта еще не превратилась в манию, однако изрядная доля доводов за проведение «Кавказской нефти» числилась именно по этой статье. Были и иные причины.

Восставшая из версальского пепла Германия, из страны стремительно превращалась в державу, вынуждая считаться с собой. Растущая мощь Рейхсвера, а затем Вермахта, а также Люфтваффе и Кригсмарине не то чтобы пугали, но заставляли испытывать определенное опасение. Кровь же войны – топливо – производилась из нефти. «Германия предстанет перед фактом прекращения поступления нефти с Востока и вынуждена будет довольствоваться тем, что она получает из скандинавских и балканских стран», написал в своей докладной записке председателю Совета Министров Гамелен. Конечно, поставки из Советского Союза покрывали только около десяти процентов потребностей Германии, но ведь нефтепромыслы и захватить можно. А отдавать такой жирный куш, как нефтеносные месторождения Кавказа Гитлеру, это чревато боком.

Да и растущая мощь СССР, надававшего по шеям не самой худшей в мире Японской Императорской армии, наводила на размышления о идее Мировой Революции. Может, конечно, русские и впрямь от нее отказались, но лучше было перестраховаться. Ну и война с финнами, разумеется. Нужен же формальный повод для развязывании агрессии против суверенного государства или, по крайней мере, превращения северокавказского региона в очаг вооруженного мятежа.

«Военные действия против нефтяных районов Кавказа должны быть направлены против основных, наиболее важных центров нефтяной промышленности. Это – центры добычи, хранения и вывоза нефти, сосредоточенные в трех пунктах: Баку, Грозный, Батуми…» – указывал все в той же докладной Гамелен. Он считал, что такая операция представляет «большой интерес для союзников», поскольку «поставит Советы в критическое положение, так как для обеспечения горючим советских моторизованных частей и сельскохозяйственной техники Москве нужна почти вся добываемая сейчас нефть».

Конечно же, командование рассматривало не один вариант атаки. «Воздушное нападение на Баку и Грозный должно быть проведено либо с территории Турции (район Диярбакыр – Ван – Эрзурум), либо с территории Ирана, либо с территории Сирии и Ирака (Джизре и район Мосула)», предполагал Гамелен. В результате решено было «заточить» операцию «под Сирию». А чего б и нет? Французская подмандатная территория, где ВВС belle France не обязаны отчитываться ни перед кем, куда они летают, откуда, как часто, и кто еще приземляется на их аэродромах.

Несомненно, штабисты, разрабатывавшие план, были оптимистами. На разрушение Баку отводилось 15 дней, Грозного – 12, Батуми – всего 1,5 дня. Они считали, что «в течение первых 6 дней будет уничтожено от 30 до 35 процентов всех нефтеочистительных заводов Кавказа и портовых сооружений… Для проведения операции будет использовано от 90 до 100 самолетов в составе шести французских групп и трех британских эскадрилий. Французские группы… будут укомплектованы двумя группами «фарманов-221» и четырьмя группами «гленн-мартинов», оборудованных дополнительными резервуарами для горючего; за каждый вылет они смогут сбросить в общей сложности максимум 70 тонн бомб на сотню нефтеочистительных заводов».

Англичане, правда, пытались оттянуть начало операции, перенести ее на май-июнь, но когда стало ясно, что Финляндия вот-вот сдастся, уступили настойчивому требованию Франции начинать операцию как можно скорее. Для того, хотя бы, чтобы отправленные к финнам подкрепления не гибли зря. Расчет, конечно же, был еще и на то, что Красная Армия, ведущая бои на севере, будет деморализована известием о страшном разгроме на юге.

Ничего этого Жак-Морис Люка, разумеется, не знал. Что-то предполагал, о чем-то, возможно, догадывался, где-то что-то краем уха слыхал, но ему, человеку совершенно аполитичному, все это было совсем не интересно.

В настоящее время ему было интересно только одно: сдержат ли турки свое обещание сохранить нейтралитет, и беспрепятственно пропустить его авиагруппу – за остальные группы пускай головы болят у их пилотов, — через свое воздушное пространство, потому как пристроившиеся по краям строя, едва только «Фарманы» пересекли границу, PZL P.24C турецких ВВС заставляли нервничать.

Однако время шло, горы внизу сменило побережье, а затем и волны Черного моря. Турки качнули крыльями – не то желали удачи, не то выражали радость от того, что гости в их воздушном пространстве наконец-то покидают турецкие пределы, — и легли на обратный курс. Под крыльями бомбардировочной авиагруппы потянулись долгие мили морского пространства. За время перелета над морем штурманы трижды давали поправку на курс и вывели машины французских ВВС точно к цели. В лучах яркого утреннего солнца капитану Люка были прекрасно видны и город, и полный кораблей порт, и черные точки летящих от Одессы советских истребителей. Через несколько минут в воздухе стало очень жарко.

Люка, в отличие от большинства своих товарищей, все же смог прорваться и сквозь истребители, и сквозь плотный огонь зениток, и поразить своими бомбами нефтеналивное судно, однако вернуться домой ему было не суждено. Едва бомбы рухнули вниз, снаряды зениток раскололи его «Фарман-221», и он, огненными обломками, рухнул в порт. Простите, капитан, вам не повезло. Ваш лидер поссорился с СССР.

Из радиообращения Председателя СНК В. М. Молотова к советскому народу.

«Сегодня, в шесть часов утра, не предъявляя никаких претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, военно-воздушные силы империалистических Франции и Великобритании, нарушив воздушное пространство независимой Турецкой Республики, нанесли удар по городам Баку, Грозный, Батуми и Одесса…

…потери среди защитников и мирного населения этих городов оказались незначительны, однако же за каждую каплю крови советских граждан…

…благодаря мужеству, бдительности и высокой боевой подготовке советских летчиков и зенитчиков было уничтожено более пятидесяти самолетов агрессоров, вынудив остальные трусливо бежать, поджав хвосты…

…весь прогрессивный мир, все прогрессивное человечество, единым фронтом выступили против этого вопиющего попрания всех международных норм. Ноты протеста Франции и Великобритании уже направили Португалия, Испания, Норвегия, Болгария, Венгрия и даже Румыния. Даже королевская Румыния, отбросив политические разногласия с СССР, заявила о полной и безоговорочной поддержке Советскому Союзу и объявила о начале всеобщей мобилизации…

…эта наглая провокация империалистов не останется безнаказанной. Кровь погибших вопиет к возмездию! Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!».

Из приказа Главкома ВВС РККА от 08 января 1940 г.

…Дальнебомбардировочным авиаполкам Закавказского и Одесского военных округов приступить к изучению Ближневосточного ТВД, обратив особое внимание на следующие объекты: Александрия, Бейрут, Хайфа, Александрета, Порт-Саид, Никосия, Ларнака, Фамагуста, Алеппо, Суэцкий канал, Стамбул, Измир, Синоп, Самсун, Трапезонд, Мудания, Смирна, Галлиполи, Анкара, Кырыкале, проливы Босфор и Дарданеллы.

Командирам полков, сохраняя строгую секретность, проработать возможные маршруты, бомбовую нагрузку и провести по 2 учебных полета над своей территорией с дальностью и навигационными условиями, соответствующими Ближневосточному ТВД, включая бомбометание и воздушные бои с встречающими истребителями.

Северное море

03 марта 1940 г., три часа десять минут дня (время московское)

Сейнер «Вайт Стар» вытянул сети, и в трюм посыпалась бьющаяся, отливающая серебром на чешуе, рыба. Улов был богатый, и шкипер мог быть доволен.

— Забрасывай, парни! Забрасывай, пока косяк не ушел, — поторапливал он матросов, не зная, что следующим уловом будет он сам.

В полусотне метров от сейнера, в пузырьках воздуха от продуваемого балласта, на поверхность выскочила чудо-юдо рыба «Красногвардеец».

— Это что за хрень? — изумился шкипер.

— Эй, на сейнере, рыбалка кончилась, — донесся до него голос, с ярко выраженным славянским акцентом, из громкоговорителя субмарины. — Садитесь по шлюпкам и уматывайте. Сейчас мы вас топить будем.

Сирия, французская авиабаза Раяк

03 марта 1940 г., четыре часа дня (время местное)

Главнокомандующий французскими войсками в Восточном Средиземноморье армейский генерал Максим Вейган, незаконный отпрыск Шарлотты Бельгийской и Альфреда ван дер Смиссенса, мрачно взирал на деловитую возню механиков через окно штаба. Радоваться, и впрямь, было нечему. «Тридцать две машины. — тоскливо подумал генерал. — Тридцать две. Не полста, конечно, как о том на весь мир трубит Serpe i Molotov, но тоже до чертиков. Огромные, просто ужасные потери. И ладно, был бы с них толк! Никто и не ожидал, что бомбардировка советских нефтеносных районов и портов будет легкой прогулкой – что-то русские наверняка подозревали, но такого разгрома не ждал никто. Проклятые коммунисты даже не дали толком зайти бомбардировщикам на цель. Сначала встретили в воздухе, но это полбеды. И-15 и И-16, быть может, и не такая уж и рухлядь, но плотный строй бомбардировщиков вскрыть Stalineskie Sokoly не сумели. А вот та плотность зенитного огня, та эшелонированость средств ПВО, которую продемонстрировали русские, оказалась настолько неприятным сюрпризом, что к целям бомбометания удалось прорваться всего десяти бомбовозам, причем возвратилось из этих героев только семь».

Вейган закурил и вернулся к своему столу. Из Парижа и Лондона требовали повторных налетов на СССР, и плевать было политиканам, что более половины вернувшихся машин нуждаются в серьезном ремонте. Генерал покачал головой и невесело усмехнулся. «Я ведь предлагал перебросить больше машин и прикрыть бомбардировщики истребителями с турецких аэродромов. Но нет, им надо было побыстрее, им некогда было с Инёню договариваться. И что теперь? Операция «Бакинская нефть», можно считать, провалилась из-за этих столичных торопыг. А всех собак, конечно же, повесят на меня».

Рим, Палаццо дель Квиринале

03 марта 1940 г., четыре часа дня

Король Италии и Албании, Император Абиссинии, Виктор Эммануил III задумчиво вертел между ладонями чашечку с почти остывшим кофе.

— Скажите, Бенито, — наконец вымолвил он, — отчего наш МИД занял в сложившейся ситуации столь неопределенную позицию? Неужели вы ожидаете, когда свою позицию озвучит Германия?

— Разумеется, нет, Ваше Величество! — ответил дуче. — Однако прежде чем мы определим наш курс в изменившихся условиях, необходимо понять, насколько далеко готовы зайти Франция и Англия в противостоянии с СССР. Да и действия Советов тоже представляют интерес. Если они объявят войну Турции, чтобы добраться до Ближнего Востока, нам волей-неволей придется выступить против них, чтобы взять под свой контроль черноморские проливы.

— Да, — задумчиво ответил Виктор Эммануил, — в Средиземном море и так хватает боевых кораблей, советские вымпелы тут не нужны.

— Я тоже так считаю, Ваше Величество, — сказал Муссолини. — К тому же необходимо понять серьезность намерений англо-французов. Если этот их авиаудар и посылка экспедиционных сил в Финляндию означает настоящую, полномасштабную войну, это одно. А если это всего лишь фикция? Вспомните, государь – мы предлагали защитить от немцев Австрию – и что? Ничего, кроме пустой демагогии с их стороны. Мы предлагали совместную защиту Чехословакии, и опять, кроме болтовни с их стороны, ничего не дождались. Что нам оставалось, кроме заключения «Железного пакта»? Да, Гитлер, конечно, недоумок, но он недоумок деятельный, а Даладье и Чемберлен просто трусливые ничтожества. Да и дружба с немцами уже принесла свои плоды. Сказать по чести, никогда бы не подумал, что в Ливии есть нефть. А они ее разыскали.

— И навязали нам совместную ее разработку, — вздохнул король. — Впрочем, лучше половина от добычи нефти, нежели совсем нисколько, тут вы правы. Меня настораживает иное. Зачем Гитлер стягивает войска к польским границам? Зачем это делают коммунисты я понимаю – Польша союзник Франции, и свои войска те вполне могут высадить и там. Но Гитлер…

— Тут возможны два варианта, — ответил дуче. — Либо Гитлер окончательно сошел с ума и намерен вторгнуться в Речь Посполитую – а это автоматически означает войну Германии с англо-французским альянсом, либо он намерен наступать вместе с поляками. Не оттого ли и был нанесен воздушный удар по советским нефтяным месторождениям?

— Чтобы СССР не мог оказать достойного сопротивления немцам и полякам?

— И чтобы нефть не досталась немцам, — ответил Муссолини. — В любом случае, Чиано вылетел в Берлин для консультаций с Риббентропом. Какие-никакие, но немцы наши союзники.

— А вы не рассматриваете вариант поддержки Гитлером СССР? — Виктор Эммануил наконец поставил чашечку на столик.

— Это крайне маловероятно, Ваше Величество, — покачал головой дуче. — Гитлер, безусловно, сумасшедший. Даже бесноватый. Но не настолько.

— И все же? Какова будет наша позиция при таком варианте?

Москва, Наркомат Иностранных Дел

04 марта 1940 г., десять часов утра (время местное)

— Здравствуйте, товарищ Народный Комиссар, — вежливо поприветствовал Литвинова японский посол Того, входя в кабинет.

— Кониси-ва, Сигэнори-сан! — устало улыбнулся гостю Максим Максимович, и указав на небольшой столик у стены, за которым стояло два кресла, добавил. — Прошу присаживаться, господин посол.

Когда и хозяин кабинета, и его гость, сели, наркоминдел требовательно поглядел на японского посла.

— Вы просили о встрече, — произнес он.

— Верно, товарищ Ритвинов, — в японском языке, как известно, отсутствует буква «л», и даже проведший долгое время в Москве Того Сигэнори, не избавился от привычки заменять ее в разговорах на букву «р». — Японское правитерьство присраро мне новые инструкции в связи со вчерашним… Инцидентом на Черном море и Кавказе.

«Присраро – это нельзя точнее и выразить. Присрать вы нам всегда горазды», — подумал Литвинов, изображая неподдельную заинтересованность. Видимо, на лице Максима Максимовича отразилась какая-то тень его истинных мыслей, поскольку посол поспешил вспомнить летние события.

— Нет нужды вспоминать о прискорбных разнограсиях, приведших к сторкновению у Номон-Хана наших вериких стран. Как это говорят у вас: «Кто старое помянет, тому граз вон».

«А кто забудет – тому два», — мысленно закончил пословицу Литвинов, но Того, судя по всему, продолжения не знал.

— Тэнно Сёва искренне верит, что те прискорбные события не смогут омрачить дарьнейшие взаимоотношения между нашими державами, товарищ Народный Комиссар. Вместе с тем, тэнно возмущен вероромным нападением на СССР и спешит заверить советское правитерьство, что Япония готова оказать вашей стране рюбую разумную поддержку в борьбе с агрессорами.

— Заверьте Его Императорское Величество в нашем всемерном почтении, и передайте ему нашу искреннюю благодарность за теплые слова, — кивнул Максим Максимович, едва удержавший челюсть от падения. Такой поворот в японской внешней политике был удивительнее давешнего немецкого миролюбия.

Еще сильнее он бы удивился, если б узнал, что во время прошедшего вчера, поздно вечером, совещания кабинета министров Японии, император Хирохито нарушил старинный протокол, и напрямую обратился к своим министрам с требованием прямо изложить военные планы. Премьер-министр Коноэ, первым отошедший от изумления по поводу попрания традиции императорского молчания, смог убедить Хирохито пообщаться с Министром Армии и Министром Флота, а также их офицерами, отдельно.

В воспоследовавшей беседе генералитет, жаждущий смыть с мундиров хасанский и халхин-гольский позор, настаивал на поддержке франко-британцев и войне с СССР. Моряки же, напротив, предлагали выступить с Советами единым фронтом. Финал спору положил барон Хара Ёсимити, президент Императорского совета и представитель императора, произнесший: «Выступив против Англии и Франции мы можем получить и честь, и добычу. Выступив вместе с ними, мы получим только честь, а, зная этих западных варваров и их повадки, еще и долги, скорее всего».

Хирохито потребовал от своего кабинета установить максимально возможные дружеские отношения с СССР, и более не вспоминать о войне с ним. Присутствовавший при этом глава ВМС Японии, адмирал Осами Нагано, чрезвычайно опытный бывший военно-морской министр, позднее записал в своем дневнике: «я никогда не видел, чтобы император делал выговор в таком тоне, его лицо покраснело и он почти кричал».

— Наскорько мы понимаем, — меж тем продолжал вещать Того, — первейшим доказатерьством наших дружеских намерений в отношении Советского Союза будет стабиризация обстановки вокруг вашей страны, в связи с чем просим СССР быть посредником в установрении мира между Японией и Китаем. Соответствующую просьбу тэнно направит в брижайшие дни, есри это принципиарьно возможно.

«Вот те раз», подумал Литвинов.

— Также мы предрагаем штабам Японского Императорского и Советского Тихоокеанского фротов выработать пран совместных действий, на сручай вступрения Японии в войну.

«А вот те два…»

Балтийское море, борт U-61

05 марта 1940 г., ноль часов пять минут

Геббельса разбудили сигнал боевой тревоги, громкие команды офицеров и топот матросских ботинок по палубе.

— Что случилось? — ухватил он несущегося мимо Йогана.

— Быстро, быстро, всем занять места согласно боевого расписания! — разнесся голос старпома.

— Война, Карл! Мы вступили в войну! — выдохнул Арндт, и как был, полуодетым, рванул в двигательный отсек.

Часть III. Drang nach…

Военщина продолжает предаваться оргиям разрушения и убийства. С каждым днем огромная пирамида из принесенных в жертву человеческих жизней все наглее вздымает свою окровавленную вершину…

Бенито Муссолини

Да, оборонительная линия существовала, но у нее отсутствовала глубина. Эту позицию народ и назвал «линией Маннергейма». Ее прочность явилась результатом стойкости и мужества наших солдат, а никак не результатом крепости сооружений.

Карл Густав Маннергейм, «Мемуары»

Балтийское море, борт U-61

08 марта 1940 г., около полудня

Идущая в надводном положении субмарина споро рассекала штевнем волны, а все офицеры, кроме Арндта, на которого оставили двигательный отсек, и Геббельса, у которого уже не первый день жутко болела голова, вышли на смотровой мостик, выглядывая в бинокли вражеские суда. Погода на Балтийском море, наконец-то начала нормализовываться, чего никак нельзя было сказать о бушующей уже четыре дня буре в дипломатических кругах всего мира, да и в умах обывателей тоже. Германия вступила в войну, да как вступила! Этакого кунштюка от Гитлера вряд ли кто ожидал.

Казалось бы, все шло так, как намечали лидеры Франции и Великобритании. Флот с войсками, надежно прикрытый боевыми кораблями и авиацией с «Беарна» и «Фьюриес», шел в Финляндию, так что поражение ей, от осрамившейся в Зимней Войне РККА, теперь не грозило, а перехватить конвой силами надводных кораблей СССР было бы для Балтфлота славной, но все же смертью. Турки пропустили бомбардировщики союзников через свое воздушное пространство для нанесения удара, и хотя успех налета был далек от запланированного – пострадали, в основном, жилые районы, когда бомбовозы спешно сбрасывали свой груз, чтобы выйти из-под зенитного огня и атак истребителей – определенных результатов летуны все же добились. Оставалось только этот успех закрепить, нанести еще несколько мощных ударов, для чего готовились дополнительные воздушные эскадры. Да и Средиземноморский флот Великобритании, если бы Турция позволила ему спокойно пройти через проливы, вполне мог поддержать операцию «Бакинская нефть» не только артиллерией и крейсерством, но и истребителями со штурмовиками авианосцев «Глориес» и «Аргус». Кроме того, группы прометеевцев, засланные заблаговременно, спровоцировали ряд выступлений против Советской власти в кавказском регионе.

Первый звонок – еще не похоронный набат планам, но все же сигнальчик о необходимости «урезать осетра», — поступил из Турции. Инёню категорически отказался повторно пропускать бомбардировщики через свою территорию (не говоря уж о флоте через проливы), заявив, что помочь оказать давление на атаковавший Финляндию СССР, это завсегда пожалуйста, а вот участвовать в большой войне, на это он согласия не давал.

В Париже и Лондоне на это пожали плечами – мол, дело хозяйское, была бы честь предложена, — и четвертого марта, в пять часов утра (правда, вполне с объявлением войны), сконцентрированные для атаки Кавказа войска вступили в Турцию, двигаясь на Элязыг и Искандерун. На сей раз воздушное превосходство было за союзниками, чьи бомбардировщики и штурмовики были надежно прикрыты истребительной авиацией, и даже героический пример приемной дочери Кемаля Ататюрка, Сабихи Гёкчен, лично сбившей в первый день войны три самолета франко-британских воздушных сил, не смог ничего изменить. За два дня войны из шестисот шестидесяти самолетов ВВС Турции боеспособными осталось всего двести два, причем большая их часть была уничтожена на аэродромах.

Сконцентрированные на границе с СССР (а ну как Сталин решит, что Инёню просто запамятовал войну объявлять, и предпримет контратаку?) и для защиты Босфора и Дарданелл войска Турецкой Республики никак не успевали развернуться для противостояния наступающим – при постоянных авианалетах на пути сообщения-то, немудрено, — так что движение на Анкару выходило легкой прогулкой.

Казалось, ну что страшного? Ну потопила турецкая субмарина «Саладирай» легкий крейсер «Ковентри», так старичку давно на слом пора было. А так, через недельку (максимум) турки сдадутся и можно будет со спокойной душой заняться СССР по ранее разработанным планам. А то что болгары, югославы и румыны объявили о начале мобилизации, так и пускай. Боятся – значит уважают. Ну шалят у берегов Шотландии несколько русских подводных лодок – так за ними из портов уже выдвигаются охотники. Все развивается вполне хорошо.

И вот тут Гитлер поступил, с точки зрения союзников, просто по-свински. Вместо того, чтобы выделить в эскорт для балтийского каравана еще несколько судов и продолжить концентрацию сил на восточных рубежах, он выступил с резкой речью, осуждающей агрессоров, их вторжение в Турцию и (о, подлец!) заявил о недопустимости присутствия в Балтийском море крупных военных соединений стран небалтийского региона. Причем немедленно послал минзаги блокировать Каттегат, а к вечеру все того же четвертого марта попросту объявил Англии и Франции войну.

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Каждый мужчина имеет право на маленькое приключение, но женщинам этого не понять…...
В этом мире многое сложилось иначе, чем в нашем. Неизменной осталась только ненависть и зависть неко...
Алекс Шан-Гирей, писатель первой величины, решает, что должен снова вернуть себя и обрести свободу. ...
«Любовь между друзьями детства похожа на изможденную лошадь, навьюченную старыми воспоминаниями…» – ...
Любая девушка, выросшая в хорошей семье, рано или поздно убеждается: «книжные» представления о дейст...
Как они любили друг друга! Но безжалостное время порой убивает даже самую горячую страсть… Сын Ник б...