Тупое орудие Хейер Джорджетт
– Именно так, – ответил Бадд, оживляясь. – Если бы мистер Флетчер раскрыл мне секрет раньше, ничего бы не произошло. Не могло бы произойти.
– Вместо того чтобы купить десять тысяч акций, как вам было указано, вы решили сыграть в собственную игру.
– Но иногда же надо рискнуть, – взмолился Бадд. – Вы сами знаете, как это бывает! Я не хотел сделать ничего плохого.
Ханнасайд игнорировал это крайне неубедительное заявление.
– Вы купили и продали и снова купили и продали, и вся прибыль осела в ваших карманах. Вы ведь так поступили? Телеграфная лента зарегистрировала изменение курса, но Флетчер не мог знать, чем именно вы занимаетесь. И» он открыл вам секрет – я верю этой части вашего рассказа, – а у вас на руках была всего одна тысяча акций из десяти тысяч, которые вы должны были купить, а цены на них упорно росли. Так было на самом деле?
– Вы… вам самому надо играть на бирже, мистер Ханнасайд, – тоскливо проговорил Бадд. – Удивительно, как вы все раскусили.
– И в вечер убийства вы поехали рассказывать мистеру Флетчеру сказку о том, почему у вас нет нужного количества акций?
Бадд кивнул.
– Так оно и было. Не повезло мне, мистер Ханнасайд. Не спорю, я поступил глупо, но…
– Я думаю, мистер Флетчер очень рассердился?
– Рассердился. Я его не осуждаю. Я его понимаю. Но что он мог поделать – он же не мог объявить об этом во всеуслышание. Он бы не стал этого делать. Понимаете? Он не мог допустить, чтобы люди узнали, что он через третье лицо скупает «Хакстон Индастриз». У вас нет ничего против меня, мистер Ханнасайд. Вы будете жалеть, если сделаете что-нибудь необдуманное. Мое вам слово!
Он все время с опаской глядел на Хайнасайда, капли пота проступили на его лбу. Когда он понял, что его, по всей вероятности, не арестуют, он шумно с облегчением вздохнул и отер лицо большим шелковым платком.
Ханнасайд удалился; теперь его интересовало финансовое положение Невила Флетчера.
Прибыв утром в Марли, сержант Хемингуэй застал констебля Гласса в обычном для него состоянии мрачного недовольства. У самого сержанта настроение было отменное, отчего он даже обратил внимание на унылый вид подчиненного.
– Что с вами? – осведомился он. – Рези в животе или еще где-нибудь?
– У меня все в порядке, сержант, – ответил Гласс. – Я пользуюсь прекрасным здоровьем.
– Если у вас такой вид, когда вы чем-то пользуетесь, надеюсь, что никогда не увижу вас, когда вам чего-то недостает, – сказал сержант. – Вы когда-нибудь улыбаетесь? Я уж не говорю, смеетесь – просто улыбаетесь!
– Сетование лучше смеха, – твердо отчеканил Гласс. – Потому что при печали лица сердце делается лучше.
– Если вы говорите о моем сердце, вы ошибаетесь! – мгновенно парировал сержант.
– У меня нет причины для радости, – сказал Гласс. – Я в тревогах, меня гнетут грехи, я скорблю весь день.
– Ну-ка давайте начистоту! – взмолился сержант. – У вас действительно есть о чем скорбеть или это ваш способ времяпрепровождения?
– Я вижу, как по причине смерти одного человека грех громоздится на грех. Я вижу, как нечист и растлен человек, пьющий беззаконие, как воду.
– Знаете, когда я приехал сюда, я чувствовал себя превосходно, – сказал сержант, усилием воли сдерживая себя. – Солнышко светит, птички поют, дело становится интересным. Но если я еще послушаю вас» у меня начнутся кошмары, а это не нужно ни вам, ни мне. Лучше забудьте о беззаконии и думайте о деле, которым вы предположительно заняты.
– Именно оно у меня на уме, – сказал Гласс. – Грешник убит, но его смерть обнажает сокрытые грехи. Никто из причастных к этому делу не может сказать: «На мне нет вины, на мне нет ни пятнышка».
– Величайшая мысль этого дня! – сказал сержант. – Конечно, никто не может сказать, что на нем ни пятнышка? А чего бы вы хотели? Знаете, ваша беда в том, что вы принимаете все слишком близко к сердцу. И какое вам дело до пятнышек на других людях? Я, может, меньше вашего знаю Библию, но как насчет сучка в глазу ближнего твоего?
– Вы правы, – сказал Гласс. – Вы справедливо осудили меня. Я исполнен грехом.
– Ладно, не огорчайтесь из-за этого, – посоветовал сержант. – Перейдемте к делу. У вас ничего нового?
– Я ни о чем не знаю.
– Пойдемте со мной в «Грейстоунз». Я сам хочу поискать это тупое орудие.
– Его там нет.
– Это вы так считаете. А что это я слышал от суперинтенданта, будто молодой Невил подсунул нам хорошее массивное пресс-папье?
Гласс нахмурился.
– Мерзость пред Господом – коварное сердце, – холодно проговорил он. – Невил Флетчер предан суете. Он ничтожный человек.
– Что вы о нем знаете? – осведомился сержант. – Все или ничего?
– Я полагаю, что он безбожник и не верует в Слово. Другого зла в нем я не вижу.
– А что скажете о Нортах?
– Говорят, что он честный человек, и я верю, что он такой. Она говорит лживым языком, но не она нанесла удар, поразивший Эрнеста Флетчера.
– Нет, если только у нее не оказалось под руками кувалды, – согласился сержант. – Я уверен, что, когда мы найдем Чарли Карпентера, он скажет нам, кто убил Флетчера. Вы ведь слыхали о нем?
– Слышал, но мало что понял. Что известно об этом Карпентере?
– Мелкий уголовник. Сидел в тюрьме, вышел с год назад. Мы обнаружили отпечатки его пальцев на столе покойного Эрнеста.
Гласс нахмурился.
– Как такой человек может быть вовлечен в это дело? Истинно, путь наш темен.
– Не так темен, как вы думаете, – откликнулся сержант. – Карпентер путался с одной из девиц покойного Эрнеста. Вы попали в точку, когда сострили про красотку на фотографии, что конец их горек, как полынь. Это была Энджела Энджел, которая покончила с собой шестнадцать месяцев назад. По-видимому, ей не захотелось жить, когда покойный Эрнест ее бросил – если предположить, что именно он был ее другом, а это почти наверняка так. Дурочка, конечно, но все равно, как не пожалеть бедняжку?
– Душа прегрешающая должна умереть, – резко сказал Гласс. – Считаете, что Карпентер убил Эрнеста Флерчера?
– Этого мы не можем понять. И не сможем, пока не заполучим его. На первый взгляд, конечно же, это он, но с другой стороны, это как-то не согласуется с тем, что мы про него знаем. Я думаю, что Чарли, используя смерть Энджелы, собирался подоить покойного Эрнеста.
– Это возможно. Но тогда он не стал бы убивать Флетчера.
– Вы бы не стали убивать, дружок, но, когда бы вы видели столько убийств, сколько я, вы бы поняли: чем неправдоподобнее выглядит дело, тем скорее оно оказывается фактом. Но я не спорю, в ваших словах есть смысл. Что до шефа, он считает, что Карпентер мог видеть настоящего убийцу.
– Как это возможно? – Гласс обратил на сержанта леденящий взгляд. – Почему же он до сих пор молчит?
– Это понятно. Он не из тех, кто побежит в полицию. Хотя бы потому, что ему придется объяснить, зачем он приехал в «Грейстоунз».
– Истинно так. Его жилище известно вам?
– Если б вы говорили на простом английском, мы бы ладили лучше, – заметил сержант. – Нет, оно нам неизвестно, но надеюсь, скоро будет известно. А пока что мы постараемся все узнать о друге Норта. – Он заметил вопрос в глазах Гласса и прибавил: – Вы ведь не знаете о пьесе-загадке? По раскладке шефа, миссис Норт решила, что человек, которого она видела в саду, был Норт. Что ей остается делать, как не изменить показания? Лживые уста – точный ее портрет.
– Почему она так решила?
– Потому что оказалось, что у него на это время нет алиби. Шеф сейчас его обрабатывает. Еще этот Балд. Тоже хорошая штучка, или я не я.
Тем временем они подошли к Трейстоунз «. У парадного входа Гласс неожиданно произнес:
– Вот придет день, пылающий, как печь; тогда все надменные и поступающие нечестиво будут как солома!
– Может, так оно и будет, дружок, только вы до этого не доживете, так что не стоит об этом думать! – съязвил сержант. – Теперь ваш черед потрудиться. Дворецкий ведь ваш друг?
– Я с ним знаком. Я не зову его другом, ибо у меня мало друзей.
– Вы меня изумляете! – сказал сержант. – Все же то, что вы с ним знакомы, уже хорошо. Пойдите и побеседуйте с ним – не спеша, по-приятельски, обо всем понемногу.
– Нерадивая душа будет терпеть голод.
– Ну, не из-за нерадения с дворецким. И жажды не будет терпеть, – возразил сержант.
– Гибель вымышляет язык твой; как изощренная бритва, он у тебя коварный, – сказал ему Гласс. – Симмонс – честный человек, он избрал путь Света.
– Поэтому-то я и препоручаю его вам, – сказал сержант. – И хватит перечить! Разговорите дворецкого и посмотрите, что, из него можно выудить.
Через полчаса размышления сержанта, разглядывавшего одну из шпалер на ограде в конце сада, были прерваны появлением Невила Флетчера и мисс Дру.
– О, да здесь сержант! – воскликнул Невил. – Он милый человек, Салли, он тебе понравится.
Сержант оглянулся с дурным предчувствием. Монокль в глазу мисс Дру подтвердил его опасения. Хотя он не ждал от нее добра, но, будучи вежливым человеком, пожелал ей доброго утра.
– Вы ищете орудие убийства, – сказала мисс Дру. – Я тоже об этом немало думала.
– Я тоже. Я даже внес предложение, – сказал Невил. – Но Малахия сказал, чтобы я побоялся Бога и не грешил.
Губы сержанта дрогнули, но он сдержался и проговорил:
– Насколько могу судить, вы сами напрашивались на такой совет, сэр.
– Да, но он мне также предписал поразмыслить в сердце моем на ложе моем и утешиться, что, по-моему, неразумно в три часа пополудни.
– Хорошо бы написать этюд о Малахии, – заявила мисс Дру. – Очевидно, это очень интересный случай, с психологической точки зрения. Хорошо бы подвергнуть его психоанализу.
– Вы совершенно правы, мисс, – согласился сержант, глядя на нее почти с симпатией. – Десять к одному – выяснится, что все его нынешние бзики упираются в какую-нибудь детскую травму.
– Стукнулся головой? – спросил Невил.
– Ну нет, очевидно, что-то внешне банальное, что подействовало на его подсознание, – сказала Салли.
– Боже милостивый! – сказал Невил с деланным восхищением. – Да у него нет подсознания!
– Тут вы ошибаетесь, сэр. – Сержант не мог выдержать столь ужасного утверждения. – Подсознание есть у всех.
– Давайте-ка присядем и все обсудим, – в Невиле сразу вспыхнул интерес. – Я вижу, вы будете на стороне мисс Дру, но, хотя я практически ничего в этом не смыслю, ум у меня изворотливый, и я убежден, что сумею опровергнуть все ваши доводы. У нас будет прелестная дискуссия, верно?
– Несомненно, сэр, – ответил сержант. – Только я здесь не для того, чтобы спорить с вами. Я не могу понапрасну переводить время.
– Это было бы вдвое полезнее, чем глядеть на эту сломанную ветку, – сказал Невил. – Спор со мной стимулирует работу ума, что до этой ветки, которая выглядит некой уликой, то она – западня для опрометчивых.
Сержант посмотрел на него, прищурившись:
– Неужели, сэр? Может, вы скажете, как она сломалась?
– Конечно, скажу, но это не так интересно. Вы уверены, что не было бы лучше, если…
– Для меня это было бы очень интересно, – возразил сержант.
– Вы ошибаетесь, – сказал Невил. – Вам кажется, что кто-то, перелезая через ограду, поставил ногу на эту шпалеру, так ведь? Вы ужасно умный, – продолжил Невил, – потому что именно так и было.
– Так и было? – Сержант смотрел на него с предельным недоверием. – Вы что, собираетесь острить, сэр?
– Нет, я не смею. Может быть, вы не поверите, но я вас боюсь. Пусть моя беспечность вас не обманывает: это маска, призванная скрывать внутреннее замешательство.
– Могу этому поверить, – мрачно сказал сержант. – Но я бы хотел услышать еще про эту ветку. Кто перелезал через ограду?
– Я! – сказал Невил с ангельской, улыбкой.
– Когда?
– В тот вечер, когда убили дядю. – Он полюбовался выражением лица сержанта и продолжил: – Я вижу, вы ждете подвоха, и, конечно, если вы думаете об убийстве, здесь есть подвох. Я перелез через ограду, когда все, включая полицейского, помещенного в прихожей, полагали, что я заснул. Да, и я вылез из окна моей спальни. Я вам покажу.
– Зачем? – спросил сержант.
– В прихожей же был полицейский, – подмигнул ему Невил. – Я не хотел, чтобы он знал, что я ухожу. Он бы подумал черт знает что – то же, что думаете вы сейчас, что показывает, какие нечистые помыслы у полицейских. Да-да, я ни в чем не виновен. Мне просто надо было уйти и посовещаться с сообщницей.
– Вы… Послушайте, сэр!
– Ну вот, ввязался; у тебя разум хорька, Невил, – не выдержала Салли.
– Не груби, драгоценная моя: сержант тоже не сладкоречив, однако ему неприятно, когда юные женщины говорят гадости.
– Я бы хотел, чтобы вы не морочили мне голову, – взмолился сержант, – и рассказали, как все было на самом деле!
– Еще бы! – сочувственно откликнулся Невил. – И так как вы мне нравитесь, я расскажу вам. Я уходил тайком, чтобы рассказать миссис Норт, что моего дядю убили.
У сержанта отвалилась челюсть.
– Вы уходили рассказать… Но скажите мне, почему?
– Ну, очевидно, ей это было нужно знать, потому что у нее были нелепые финансовые отношения с дядей Эрни, – объяснил Невил.
– Так вы знали о них, сэр?
– Да, разве это еще не понятно? Я был ее сообщником.
– И ни к черту не годным! – в сердцах выпалила Салли.
– Ей не следовало вынуждать меня к этому. Не диво, что вы поражены, сержант. Вы абсолютно правы, это было совсем не по мне. Тем не менее я попытался заставить дядю вернуть расписки. Это и имел в виду Симмонс, когда сказал вам, что слышал, как перед ужином дядя послал меня к черту. – Он помолчал, наблюдая сержанта сквозь свои длинные ресницы. – Знаете, вы ужасно сообразительный, – сообщил он. – Я вижу, вы еще не перестали думать, что это дает мне мотив для убийства, как ваш ум уже уловил главный изъян этой теории. Дело в том, что я все равно не получил бы эти расписки, если бы убил дядю. Я, конечно, не пробовал, но я совершенно уверен, что не смог бы открыть сейф. Мисс Дру могла бы – по крайней мере, она говорит, что могла бы, но я заметил, что, когда доходит до дела, она всегда малость не готова. Это самое неприятное в женщинах: у них ничего не задерживается в голове. Если бы ее преступные записи были при ней, она могла бы приготовить весьма страшное вещество, которое она называет супом, и взорвать с его помощью сейф. Только не думайте, что я поощрял ее, потому что, хотя я, может быть, и кажусь женственным, на деле я не таков, и меня мутит от той первобытной дикости, которая свойственна женщинам.
Сержант выслушал этот поразительный монолог с неподдельным интересом и продолжил свое:
– А почему, сэр, вы считали, что миссис Норт так важно узнать, что ваш дядя мертв?
– Ну конечно же это было важно, – терпеливо пояснил Невил. – Вы же не могли не обнаружить эти расписки, и если вы не считаете, что их присутствие в дядином сейфе так уж компрометирует, то какого черта вашему суперинтенданту понадобилось с пристрастием допрашивать бедную девочку?
Изумленный сержант уставился на него, не в состоянии найти подходящий ответ, от которого его избавила мрачная сентенция констебля Гласса:
– Что хвалишься злодейством, сильный?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сержант вздрогнул, ибо не слышал, как его подчиненный подошел по лужайке, однако Невил оказался на высоте и без минуты раздумий выпалил Глассу:
– Разве я море или кит, что Ты поставил надо мною стражу?
Этот вопрос, заданный тоном страдальческого недоумения, ошеломил Гласса и пробудил в сержанте симпатию к Невилу.
– Дьявол в своих целях тоже может цитировать Библию, – бесстрастно заметила мисс Дру. – Все равно, это очень удачная цитата. Откуда ты ее выкопал?
– Из Иова, – ответил Невил. – Я нашел еще несколько удачных цитаток, к сожалению, их не произнесешь при дамах.
– Кто так презирает Слово, погибнет, – возвестил оправившийся от шока Гласс.
– Довольно! – приказал сержант. – Гласс, ступайте и подождите меня у крыльца! – Когда констебль удалился, он снова обратился к Невилу: – Итак, сэр, вы рассказали мне все, как было, но возникает вопрос, почему вы не рассказали этого раньше?
– А вы не замечали шпалеру, – ответил Невил.
– Вероятно, было бы лучше для вас, если бы вы рассказали о своих действиях в вечер убийства, не ожидая, когда вас спросят, – с некоторой суровостью посоветовал сержант:
– Нет, что вы! Если бы я сразу разлился соловьем, вы сочли бы это подозрительным, – сказал Невил.
Подумав, сержант про себя решил, что Невил прав, тем не менее вслух он заметил, что самое разумное – не пытаться умничать с полицией.
– Может, вы и правы, – ответил Невил, – но ваш суперинтендант говорил, что ничего хорошего не выйдет из моей дружбы с прессой, а вышло очень даже много хорошего. Моя фотография – в газетах!
– Неужели? – Сержанту не удалось скрыть веселья. – Не хотите же вы сказать, что они напечатали всю эту чепуху о международном шпионаже?
– Нет, – с сожалением ответил Невил. – Этого не было, но один из этих веселых парней поверил, что я слуга.
Салли весело хохотнула:
– Невил, это ты сам им сказал? Дай взглянуть на твое интервью!
– С радостью, если сержант отложит мой арест на десять минут.
– Вы прекрасно знаете, сэр, что мне не за что вас арестовывать, – сказал сержант.
– Но разве вам не хотелось бы? – пробормотал Невил.
– Не надо так говорить, – посоветовал сержант.
К его облегчению, Невил последовал совету и, взяв под руку Салли, зашагал с ней к дому. Когда они удалились на безопасное расстояние, она сказала:
– Ты наболтал больше, чем я ожидала.
– Я его отвлекал.
– Уповаю на то, что ты не сказал слишком много.
– Я тоже, – согласился Невил. – Одно утешение, что мы скоро узнаем. Как поживает героиня пьесы?
– Если ты имеешь в виду Хелен…
– Именно ее, дорогая, но если на тебя находит приступ сестринской любви, иди домой и не утомляй меня глупостями.
– Боже, как я тебя ненавижу! – воскликнула Салли.
– Ну, ты в этом не одинока, – утешил ее Невил. – И в самом деле, я становлюсь ужасно непопулярным. У тети Люси при виде меня гусиная кожа.
– Неудивительно. Я должна сказать…
– Что тебя вынуждает? – осведомился Невил.
– Да заткнись же! И кому сказать, что низко фотографироваться в роли лакея. Мисс Флетчер хватает неприятностей и без твоих фокусов.
– Неправда, – возразил он. – Моя бедная тетя стала слезливой, а от этого никакой радости ни ей, ни мне. Я осторожно подсунул ей газету с моим рассказом, и это развлекло ее. Возмущаться бессмысленно, но лучше возмущаться, чем без толку горевать. Как Хелен?
– С ней все в порядке, – сдержанно проговорила Салли.
Сонный, проницательный взгляд был ей ответом.
– Ага, атмосфера несколько напряженная? Я удивился, чего ты вдруг сюда заявилась.
– Дело совсем не в этом. Я хотела взглянуть еще раз на место действия. Кроме того, я подумала, что не худо испариться на какое-то время. Джон уезжает в город только после ленча.
– Только не говори мне, что они там милуются! – недоверчиво проговорил Невил.
– Не буду. – Она хохотнула. – Но есть шанс, что дело идет к этому. Если бы только Джон не был такой… такой идиотски неприступный!
– Ох, эти сильные мужчины! Да, скажи-ка! Если окажется, что это Джон убил Эрни, мы будем его выгораживать или не будем?
Она ничего не ответила, но, когда они дошли до распахнутых в сад дверей гостиной, выдернула свою руку и резко сказала:
– Невил, ты способен говорить правду?
– Ты только что слышала, как я говорил правду сержанту.
– Я не о том. Я хочу знать, ты влюблен в Хелен?
– Боже, дай мне силы! – взмолился Невил. – Дайте мне стул – рюмку бренди – тазик! Роман в описании Салли Дру! Скажи мне, кто-нибудь действительно читает твои сочинения?
– Замечательно, – сказала Салли, критически оглядывая его. – Но ты довольно хороший актер, а я не могу избавиться от мысли, что ты согласился вырвать расписки у Эрни. До сих пор я что-то не видела, чтобы ты вон из кожи лез, стараясь помочь кому-нибудь.
– Конечно, любимая, и поверь, больше никогда не увидишь. Да я и не лез вон из кожи. Ее с меня сдирали. Только не говори, что ты вбила эту отвратительную мысль в голову Джону!
– Ничего я ему не вбивала, но не удивлюсь, если эта мысль сама пришла к нему. Может, я ошибаюсь, но в одном я уверена – он все время в высшей степени сдержан, чтобы не сказать скован.
– Будешь сдержан, если тебя вот-вот схватят за убийство.
Монокль выпал из ее глаза:
– Невил, ты думаешь, есть такая опасность?
– Конечно, думаю. Больше того, я сомневаюсь, что вторая версия похождений Хелен в тот роковой вечер так поможет Джону, как она, без сомнения, надеется.
– Да, – решительно сказала Салли. – Я того же мнения. Если бы она только не раскрывала рта… Кстати, Джон ничего не знает о ее второй беседе с суперинтендантом, так что не выдавай ее!
– Как просто было бы жить без друзей! Господи, да для блага всех слабоумных…
– Потому что он обязательно спросит, зачем она возвращалась в кабинет, и тогда все раскроется. Ей придется рассказать про расписки.
– Давай напишем Джону анонимное письмо и расскажем всю историю, – предложил Невил. – Это было бы милосердно по отношению к ним обоим, а я не против милосердия, если оно мне ничего не стоит.
– Когда он приехал, я чуть не рассказала ему сама, – вздохнула Салли. – Только Хелен так боялась, что он узнает, и я промолчала. А с тех пор… Я ничего не знаю! Может, она и права. Я не понимаю Джона. Невил, почему он приехал домой?
– Любовь моя, откуда в тебе уверенность, что я умею разгадывать головоломки?
– Он не думает, что у нее был роман с Эрни. Очевидно, он ей прямо сказал.
– Чудно, приятно знать, что он не разделяет мнение большинства.
– А что, люди так думают? – Она пронзительно взглянула на него. – Ну-ка выкладывай!
– Люди такие испорченные, – пробормотал Невил.
– И что, идут разговоры? Вовсю?
– О нет! Так, легкие разговорчики от скуки.
С минуту она молча хмурилась, а потом сказала:
– Скверно. Это быстро выйдет наружу, и мотив Джону обеспечен. Если бы он только знал… К черту, он бы не побежал домой только для того, чтобы стукнуть Эрни по голове! Это архаично.
Невил предложил ей сигарету и закурил сам.
– Если бы ты постаралась, ты могла бы смастерить из этого правдоподобную книжку, – сказал он. – Когда Джон находился в Берлине, до него дошли отголоски слухов…
– Почему в Берлине? – перебила она.
– Не могу сказать. Ты сама должна сочинить несколько интригующих объяснений. Он срочно вернулся, чтобы выяснить отношения с Эрни…
– Я не вижу Джона выясняющим отношения.
– Конечно, любимая: если бы ты видела Джона выясняющим отношения, ты сама была бы в числе подозреваемых.
– Да я хочу сказать…
– Мы знаем, знаем! Пусть будет по-твоему! Он приехал домой, чтобы предъявить ультиматум. Эрни окончательно допек его, и он не раздумывая бабахнул его по голове.
– Несколько упущений, – сказала Салли. – Почему он вошел через садовую калитку, если у него не было готового плана?
– Вход через парадное, возвещенный дворецким, создает ненужную огласку. Сплетни среди слуг, возможность столкнуться с тетей Люси. Масса ответов.
– Хорошо. Куда он дел орудие убийства?
– Вопрос несправедливый. Он не относится к одному Джону. Кто бы ни убил Эрни, он избавился от орудия с таким искусством, что придал делу необыкновенную загадочность.
– Очень мило, – сказала Салли. – Значит, ты читаешь мои книги. Но позволь заметить, что я не верю в то, что убийц посещает внезапнее озарение. Чтобы преступник повел себя остроумно и изобретательно, мне требуется несколько часов напряженного обдумывания.
– Мысль человека, обостренная страхом…
– Вздор! – сказала Салли, стряхивая пепел с сигареты. – По моим наблюдениям, под влиянием страха мысль входит в крутой штопор. Нет, благодарю: эта теория мне ничуть не импонирует. Насколько я понимаю, есть только один человек, у которого были время, причина и возможность убить Эрни и сколько угодно шансов избавиться от орудия убийства.
Он встретил ее взгляд дрожащей улыбкой и поднял руку:
– Ну нет. «Рука моя, как девушка, чиста, и нет на ней кровавых пятен»[9].
– Гром аплодисментов с галерки. Только цитаты ничего не доказывают. Ты имел возможность сделать это, Невил.
– Но стоит ли задерживаться на мне? Может быть, это сделала тетя Люси – какой-нибудь своей булавой. Она размахивает ими достаточно энергично.
– Не говори глупостей. Зачем это ей?
– Бог знает. Если она тебе не подходит, что скажешь о Симмонсе?
– Опять же, зачем?
– И опять, Бог знает. Почему ты хочешь, чтобы решал я? Думай сама!
– Я не вижу особого смысла выдумывать фантастические поводы для мисс Флетчер или Симмонса, когда прямо под носом у меня ты с мотивом, которого не надо изобретать?