Жемчуг богов Юрьев Сергей
Лет через десять руководство Движения за Свободу и Независимость решило поправить финансовое положение организации, и в Вальпо просочилась группа коммандос лейтенанта Рауса. Операция по изъятию финансовых средств заняла считанные минуты и наделала много шума. Когда грузовик с денежными мешками мчался по улицам Вальпо, здание банка лежало в руинах, по всему городу выли бестолковые сирены, а консул, ведавший коллегией национальных финансов, громко хохотал в телефонную трубку, когда ему докладывали о происшествии.
Вскрыли мешки только к вечеру следующего дня, когда погоня безнадежно отстала. Ночью вертолет, прилетевший за деньгами, снижался у побережья, и костер, на который ориентировался пилот, угрюмые коммандос подкармливали ассигнациями. Но один из нескольких сотен мешочков с деньгами лейтенант Раус оставил себе на память… Теперь такая банкнота стала безнадежной мечтой нумизмата, а с автографом генерала Рауса обладала поистине магическими свойствами.
Ближе к полудню Вико уже бросил машину, в миле от Удоросо, возле нагромождения обгоревших автомобилей, сваленных у обочины. Судя по всему, свалка была свежая, она еще хранила душный запах паленой резины. Еще через час рейсовый автобус (два фунта или семь тысяч песетос за стоячее место) вез его в сторону Вальпо.
Через каждые пятьдесят миль возле дороги высилась статуя, изображающая заносчивого юношу с простертой вперед рукой. Бронзовая ладонь была обращена вниз, и юноша как бы гладил по темечку любого, кто встанет перед ним на колени. Возле каждого изваяния автобус останавливался, и граждане пассажиры с непроницаемыми лицами выходили на поклон, а заодно и перекурить.
— …нет, это все бредятина. Скоро все кончится…
— …а мне даже нравится, все-таки живое божество…
— …говорят, у нас теперь империя. По радио сказали после утренней Славы…
— …главное, чтобы пиво не подорожало…
— …может, хоть он на мятежников управу найдет…
— …а у меня огород есть, а родственников за границей нет, значит, я самый, что ни на есть гражданин…
Обрывки фраз складывались в странную картину. Люди по разному воспринимали явление пришельца, но практически все были уверены, что это всерьез и надолго, что надо приспосабливаться, и кто знает, может быть, все не так уж плохо…
— Теща моя на рынок за чесноком поехала. Ну, приспичило ей на машине за чесноком… Так как раз попала в самую мясорубку. Машину вот только жалко, всего семь лет проездил… Так я что говорю: это он и пролетал, который повелитель, император Недремлющий. У меня брат троюродный возле электростанции живет, так нету ее больше, электростанции-то, половина Вальпо без света сидит… Так что лучше не артачиться. Сказано кланяться — будем кланяться, сказано петь — будем петь. Зато все ясно… — Парень в точно таком же костюме, как у Вико, испуганно замолк, почувствовав, что кто-то смотрит ему в затылок. Он оглянулся, но Вико уже спрашивал, который час, у симпатичной особы средних лет.
Автобус был древний, явно из списанного армейского имущества, и быстрее тридцати миль в час не разгонялся даже там, где на дороге не было крупных колдобин. Счастливые обладатели сидячих мест дремали, не обращая внимания на тряску. Джунгли, обступавшие дорогу первые пять часов пути, сменились лысыми холмами, воздух слегка посвежел…
…трясло не автобус, трясло дорогу. Надо было остановиться, потому что за поворотом ничего не было, но не было и самого поворота. Шоссе летело по прямой, пренебрегая сопротивлением воздуха, и по нему катились волны — длинные, покатые асфальтовые волны. Вико высунулся из окна, чтобы посмотреть, какой формы у автобуса колеса, но выяснилось, что колес нет совсем, зато вровень с задним бампером бежит репортер «Эвери-TV» из программы «Свежачок».
— Дженти Гресс! Прокомментируйте, пожалуйста, последние события в Сиаре! Правда ли, что вас соблазнила дочь Сезара дю Гальмаро?! — Репортер хищно облизнулся и сунул ему под нос микрофон. Захотелось шмякнуть наглеца лицом об асфальт, а потом популярно объяснить, кто здесь задает вопросы, но общественным мнением, в отличие от сопротивления воздуха, пренебрегать не стоило.
— Мы держим ситуацию под контролем, а значит, гражданам Конфедерации не о чем беспокоиться. Это наша работа, и ничто не помешает нам выполнить ее быстро, качественно, профессионально… — Еще десяток стандартных фраз, и репортер, схватившись за горло, падает на колени, хрипит и безнадежно отстает.
Теперь можно расслабиться и, не спеша, подумать о том, что скрывается за поворотом, которого нет. До выяснения данного вопроса общение с прессой нежелательно…
За бортом вновь раздался топот. На этот раз бежали два офицера связи, причем один — совершенно бесшумно.
— Дженти Гресс! Дженти Индо просил вас утвердить план спецоперации по спасению Лизы Денди!
Вико, не глядя, расписался на подсунутой ему бумажке, и господа офицеры растворились в воздухе.
— Все-таки вы на редкость самоуверенный тип! — За рулем сидела Лола, и от нее пахло мумием. — Вы ведь сами себе не сможете толком объяснить, зачем было ввязываться в эту авантюру. На это есть агентурная сеть и спецподразделения, а вам сидеть бы в Центральном Офисе и время от времени накручивать хвосты подчиненным.
Автобус вновь подпрыгнул и слегка замедлил ход — у обочины стоял оркестр президентской гвардии, исполняющий гимн Конфедерации. Лола, бросив руль, дирижировала, пока музыканты вместе с музыкой не исчезли в тумане.
— Вот и ответ! — начал Вико свою гневную отповедь. — Я как гражданин Конфедерации, отбросив все сомнения…
— Да бросьте вы! — Лола прервала его решительно, но благодушно. — Все дело в том, что, во-первых, вы просто привыкли добиваться своего, а во-вторых, привыкли к тому, что одно ваше слово может привести в движение огромные ресурсы. Это привычка, не более. Вам кажется, что, действуя в одиночку, можно добиться желаемого результата столь же легко и уверенно. С одной стороны, это заблуждение может стоить вам жизни, а с другой, вполне может способствовать успеху.
Государственный гимн преследовал их по пятам, а за поворотом, по-прежнему, ничего не было…
— Всем выйти из автобуса! Досмотр, проверка документов.
Вико все-таки заснул, привалившись к тюкам, сложенным возле кабины водителя. Автобус стоял возле стелы, установленной в честь борцов за независимость. Каменная баба, Родина-мать, поднимала кверху сложенные лодочкой ладони, в которых, по идее, должен был гореть вечный огонь. Но огонь не горел из-за режима экономии энергоресурсов, а площадку и караульное помещение освещало несколько тусклых фонарей. Напротив Родины-матери возвышалась свежая статуя нового божества, такая же, как и везде, только на бронзовой поверхности в темноте были видны редкие сполохи бледного багрового пламени.
Пассажиры покидали автобус и становились в одну шеренгу, независимо от роста, пола и возраста. Вико оказался между парнем, недавно потерявшим тещу и автомобиль, и девицей легкого поведения, ехавшей в Вальпо на заработки. Худосочный капрал роздал всем по листу бумаги с текстом, и вскоре, по команде, грянул нестройный хор. Слава, если ее не повторять десяток раз подряд, оказалась довольно короткой, а повторять команды не поступило. Вместо этого два солдата вытащили на улицу стол, а офицер, усевшись за него и разложив канцелярские принадлежности, обратился ко всем с краткой речью:
— С сегодняшнего дня мы с вами живем не в Республике Сиар. С сегодняшнего дня мы с вами — подданные императрицы Сиара Тессы Первой, Заступницы. Всем сдать старые документы и получить новые. Имперское удостоверение личности заполните сами, все печати уже стоят…
259-я зарубка на Лампе, вечер
— Исса, только Исса. У нас, если не могут ответить на вопрос, так и говорят: Исса его знает. — Безымянная расположилась на ковре в ногах у Еги-Хранительницы, сидящей в своем кресле. Казалось, что она и впрямь уверовала в то, что Сандра и есть та самая древняя богиня…
— Расскажи об Иссе. — Сандра старалась быть немногословной, как и полагалось высшему существу.
— Об Иссе может поведать лишь сам Исса. Все остальное — легенды.
— Расскажи легенды.
Однажды Оден-Судия, Веол-Воитель и Ега-Хранительница возвращались с охоты, неся в свой чертог богатую добычу. Но когда они приблизились к хрустальным воротам, на их пути оказался человек, стоящий на коленях. «О, Могучие, — обратился он к богам, — никто не сравнится с вами в силе и мудрости, но если моя мольба достигнет ваших высоких ушей и будет исполнена, ваша доброта встанет вровень с вашей мудростью и силой». «Этот дерзкий человек сомневается в нашей доброте! — возмутился Веол-Воитель и вынул из колчана молнию. — Он достоин смерти от моей руки!». «Ты вправе его убить, — согласилась с ним Ега, — но ведь и я вправе его выслушать». «Если ты, Веол, убьешь его, Ега не сможет его выслушать, — заметил Оден-Судия, — но если Ега его выслушает, ничто не помешает его смерти». Боги согласились с Оденом, и человеку было позволено говорить.
«Мы, смертные, вкушаем плоды земли, которые нам дозволено вкушать, мы охотимся на зверей и птиц, чтобы утолить свой голод. Но вы, Могучие, удачливее людей в охоте. Ваши стрелы не знают промаха, ваши сети не бывают пусты. Скоро последний зверь станет вашей добычей, и тогда людей настигнет голодная смерть, а вам, Могучим, останется великая печаль. И уже некому будет вознести мольбу или принести жертву».
Ега выслушала человека, а Веол убил его, потому что исполнению воли богов не могли воспрепятствовать даже сами боги. Но когда они вновь собирались покинуть свой чертог, Оден гнал перед собой Винторогую Лань, Серого Лиса и Косматого Иссу. «Вот на кого мы отныне будем охотиться, — сказал Оден прочим богам. — Они рождены в нашем чертоге, а значит, за его порогом их нельзя убить так, чтобы они не появились снова. Смертным останется их пища, а нам останется наша игра!»
Прошли века, явился Родонагрон, древние боги покинули мир, но Винторогая Лань, Лис, которого с некоторых пор стали называть Седым, и Исса, прозванный Пожирателем Людей, остались, и теперь бессмертные порой охотятся на них, коротая отпущенную им вечность…
— Ты видела их? — Сандра покинула кресло и присела на корточках рядом с Безымянной.
— Седой Лис и Винторогая Лань не покидают Велизора, и нам, Видящим, путь туда закрыт. А тех, кто видел Иссу, больше нет в живых. Вчера пришла весть из Притвора, что Исса появился в Бертолийских горах, и уже многие гонцы, несущие вести из Ирольна, стали его добычей…
Безымянная смотрела на Сандру с какой-то неясной тревогой. Нет, она, конечно, волновалась не за Егу-Хранительницу, скорее всего, ее беспокоили намерения богини. Вертикальная складка над переносицей на ее совсем еще юном лице смотрелась, как что-то совершенно чужеродное, и по ней медленно стекала тяжелая капелька пота. Ее глаза с бликами от Лампы в черных провалах зрачков, казалось, способны были вместить всю ту вечность, которую Сандре предстояло прожить в этом тесном и почти безрадостном мире…
— Глядя на тебя, Хранительница, я начинаю понимать, почему древние боги покинули мир… — Безымянная посмотрела в окно, за которым висела низкая Сели, и попыталась подняться.
Сандра взяла ее за руку, но тут же отпустила. Запястье оказалось холодным, почти ледяным, а от ее дыхания исходил жар. Безымянную явно настигла какая-то болезнь, и было удивительно, как она могла во время их беседы скрывать свое состояние.
— Почему ты не сказала мне?
— Видящие не должны обращаться с просьбами к бессмертным. Нельзя, чтобы мы были чем-то обязаны… Отвечая на вопросы, мы не можем лгать, но мы можем и не отвечать… А если вопрос задал бессмертный, которому мы чем-то обязаны, нельзя не ответить… Нельзя. Мне нужно вернуться… Если приложить горячий лоб к холодному камню… Мне нужно передать… Братья… — У нее начинался бред, она уже не видела Сандры, сидящей рядом.
Распахнулась дверь, и на пороге возник Гет. Он держался обеими руками за дверные косяки, и было видно, что ноги уже почти не держат его.
— Мор пришел в дома… — Он говорил с трудом, и было видно, сколько сил стоило ему подняться по лестнице. — Это Родонагрон… Он мстит за свою боль…
Лампа, стоящая на столе, вспыхнула яростным светом, на мгновение волны теплого пламени поглотили все окружающее пространство, обратились в искрящиеся облака, нависшие над долиной и над соседними склонами. А потом множество крохотных искр разлетелось по окрестностям, неся исцеление каждому, кого они коснулись.
— Я ни о чем не просила тебя, Хранительница. — Безымянная оправилась первой и уже успела подняться.
— Да, ты меня ни о чем не просила, Безымянная… — согласилась с ней Сандра.
Гет, который так и не позволил себе упасть, сделал несколько шагов к обессиленной богине, еще не совсем поверив в свое исцеление. Он склонился перед ней, желая что-то сказать, но не посмел. Лишь снова оказавшись в дверях, он оглянулся и, сделав над собой усилие, произнес:
— Вот поэтому басилея Эленга почти никогда не покидает Велизора. Владыка Родонагрон знает, что не сможет уничтожить ее саму… Но он может убить тех, кто ей дорог, и разбудить ее боль.
Гет ушел, ушла и Безымянная. Через некоторое время послышались приветственные крики толпы, собравшейся у ограды. Горяне пришли возблагодарить Егу-Хранительницу за избавление от мора, который успел взять лишь немногих…
Лопо… А где Лопо? Еще вчера Чуткий Олень сообщил ей, что Лоподапал покинул усадьбу и направился на север, не сказав, когда вернется, и что ему там надо… Ей захотелось, чтобы он немедленно вернулся. Ощущение одиночества стало на мгновение почти нестерпимым, но только на мгновение. Пусть она не богиня, но ее воля должна исполняться, даже если это кому-нибудь не нравится…
Лопо влетел в окно, сокрушив по пути раму и усыпав ковер осколками стекла.
— Что? Встань передо мной, как лист перед травой? — Он сидел в кресле, вдавленный в него недавним ускорением, и смотрел на Сандру, как на врага номер один.
— Я просто за тебя беспокоилась, — постаралась оправдаться она, подумав, что не будь она богиней, положил бы он ее на колено попой кверху и всыпал бы за беспокойство так, что мало не покажется.
— Эх, не будь ты богиней…
— Знаю. — Она вдруг развеселилась. Все-таки, в ее положении были и положительные стороны. — Родонагрон прилетал разборки устраивать, вот я и подумала…
— Индюк тоже думал! — Лопо уже осознал, что гнев его неуместен, но легче от этого не становилось. — Переодень меня, а заодно и помой.
Вопрос, кто в доме хозяин, уже давно натолкнулся на неразрешимые противоречия и был отложен, видимо, навсегда, но когда Лопо чувствовал, что может покомандовать, то непременно такой возможностью пользовался, кадровый военный все-таки…
Кресло под ним превратилось в корыто, и Лопо с ужасом заметил, что оно повторяет форму ванны для купания младенцев, но как только он открыл рот, чтобы выразить свое крайнее недовольство, сверху обрушились потоки воды, уже смешанной с мыльной пеной. Экзекуция продолжалась всего несколько секунд, и когда он вновь ощутил себя сидящим в том же кресле, одетым в полосатую пижаму и обутым в мягкие домашние тапочки, устраивать акцию протеста было уже поздно.
— С легким паром, любимый… — Сандра ему подмигнула и придвинулась поближе вместе со своим креслом. — Я, правда, волновалась… И мне непонятно, почему ты опять вздумал летать. Сам же знаешь, что так от тебя скоро ничего не останется…
— Скоро — это понятие относительное. Я тут недавно допросил с пристрастием Чуткого Оленя, так он мне и выложил, что те ребята, которые с Эленгой пришли, еще лет триста-четыреста не теряли формы, хоть и летали напропалую. А мне и сотни лет хватит, если не выберемся отсюда…
— А как же я? — Внезапный приступ тоски накатил и схлынул, оставив соленый привкус во рту.
— За сотню лет тебе все на этом свете надоест, в том числе и мое присутствие… — Ему вовсе не хотелось, чтобы это пророчество сбылось, но куда деваться от неизбежности…
— Я вовсе не хочу проторчать здесь вечность. И ты это прекрасно знаешь.
Он знал. А еще он знал, что может ожидать его там, по другую сторону Источника… Но военный трибунал представлялся ему теперь чем-то близким, родным и, главное, понятным. Именно на такую судьбу он когда-то и рассчитывал.
— И я не хочу здесь оставаться не только потому, что мне здесь надоело или может надоесть… Ты ведь знаешь, что Родонагрон отправил кого-то за Источник. А если местные ребята, оказавшись там, имеют ту же силу, что я получила здесь? Ты представляешь, что там сейчас творится?!
Некоторое время они молчали, глядя друг на друга, пока не услышали, что в дверь кто-то скребется и поскуливает. Бимбо надоело ждать и просить разрешения войти. Хозяйке было плохо, и он должен быть рядом. Он навалился на дверь, пролетел мимо озадаченного друга хозяйки, успев даже недовольно рыкнуть на него, и через мгновение лежал у ее ног, положив голову на лапы.
— Иногда мне кажется, что если я буду знать тебя лучше, чем сейчас, я смогу сделать так, чтобы ты остался собой. Вот Бимбо… Он мне просто приснился вместе с этим домом и садом. А ведь он настоящий. Почти… — Сандра рассеяно выхватила из воздуха дымящуюся сигарету, но Бимбо посмотрел на нее неодобрительно, и она тут же смяла ее в хрустальной пепельнице.
— Ладно… Давай я доложу о результатах своей самовольной отлучки. — Лопо нашел в себе силы улыбнуться. — Есть новости.
Он поманил к себе пальцем сваленную на ковре пятнистую униформу, из которой Сандра вытряхнула его перед водными процедурами. Форма не пожелала реагировать на зов, и ему пришлось подойти к ней самому. Из поясной сумки он достал скомканное сине-зеленое полотнище, перечеркнутое косым белым крестом.
— Что это? — удивилась Сандра. Находка действительно выглядела очень странно.
— Это флаг с парусника. Правда, половину своего корабля команда уже пустила на дрова.
— Откуда здесь парусник?!
— Тебе же объясняли, что, попав сюда, ты раздвинула границы. И за пределами мир жил своей жизнью — безо всяких там бессмертных. Этим ребятам не повезло, они угодили в царство Сандры, и пока ты здесь, им тоже дорожка обратно заказана…
ОТРАЖЕНИЕ ПЯТОЕ
Надежды больше не было. Холод и цинга уже скосили почти половину команды, и двадцать шесть холмиков, сложенных из прибрежной гальки, укрывали их тела. Остальные с трудом передвигались по береговой полосе в надежде добыть зазевавшегося тюленя.
— Капитан, может быть, стоит заранее приготовить ямы, — предложил боцман Сарго, глядя вслед матросам, уходящим на охоту.
— Незачем. Плохая примета. — Капитан Марлаани, обросший клочковатой бородой, поднял воротник своего тулупа на верблюжьем меху и втянул голову в плечи. — Если они пойдут обратно с добычей, то не смогут тащить на себе мертвецов.
Побережье Харварлаора с давних пор считалось нечистым местом, и мало кто рисковал приближаться к нему, но Танваалронг посулил сказочную плату, и лишь гораздо позже стало ясно, что он оплатил собственную смерть. Его легкие оказались слабы для морозного и сырого воздуха этих мест, и он умер одним из первых. Ему еще повезло… Если бы он смог пережить хотя бы десяток матросов, смерть его была бы более долгой и мучительной… Харварлаор, место, где сходит с ума магнитная стрелка, а выпущенные из пушек ядра порой возвращаются, словно изогнутый винтом кривой метательный нож. Харварлаор, этот проклятый остров, сыграл с ними злую шутку, подпустив «Эрдосского Тигра» к своим берегам, а потом отрезав обратный путь. От «Тигра» теперь остался лишь скелет — все остальное пошло на дрова. Но все равно, прогреть голую узкую расселину между двумя скалами, где они по ночам скрывались от ветра, было невозможно… Двадцать шесть человек погибло, остальные истощены и лишились половины зубов, так что, даже если сегодня будет добыт тюлень, отварное мясо придется резать на мелкие кусочки и глотать их целиком.
— Капитан! — Боцман схватил его за плечо и слегка потряс. — Капитан. У нас еще осталось два непочатых бочонка рому. Есть идея, капитан… Нам все равно подыхать, так давайте сделаем это весело и с удовольствием!
— Ну? — Предложение, на первый взгляд, показалось интересным.
— Там на брата получается по три ковша. Хватит, чтобы всем упиться вдрызг. Запалим останки «Тигра», погреемся, выпьем, поорем и отрубимся большой дружной кучей. Никто и не заметит, как замерзнет!
Капитан задумался, одновременно пытаясь перекрыть ледяному ветру путь под воротник. Если надежды на спасение нет, то это, пожалуй, действительно лучший выход. Он не мог заподозрить боцмана Сарго в малодушии или слабости только за то, что тот первым понял простую вещь: если судьба уподобилась чугунному заду, не стоит ей противиться, если не знаешь как…
— Парни вернутся с охоты, тогда решим. — Торопиться было незачем, особенно туда, откуда уже не выбраться.
Некоторое время тишину нарушал лишь унылый вой ветра и шелест гальки в волнах прибоя. Сегодня волны заползали на берег особенно далеко, а некоторые накатывались на могилу Танваалронга, которая высилась ближе других к воде. Танваалронг… В таком немощном теле был скрыт могучий дух и неистребимая жажда понять то, что не поддается пониманию. Аристократ до мозга костей, хотя кого сейчас интересует аристократизм… Сейчас за деньги можно выкупить у любого отпрыска знатных родов всех его предков оптом и в розницу, и не слишком дорого обойдется. Но Танваалронг — совсем другое дело… Его замок в Панэрдоссе продолжает блистать роскошью, а все потому, что предки вовремя поймали ветер перемен и, подобно состоятельным простолюдинам, начали вкладывать деньги в мануфактуры и торговлю. Но, увы, ни знатность, ни богатство не стоят ни гроша, когда человек остается наедине со стихиями и с той чертовщиной, которая творится в этом проклятом месте…
— Капитан! — Теперь из-за спины был слышен голос второго штурмана. — Флаг пропал!
Марлаани оглянулся на остов корабля, выбросившегося на берег, словно раненый кит. Мачты по-прежнему гордо подпирали низкое серое небо, но сине-зеленого знамени Эрдосса и впрямь не было на месте.
— Ветром сорвало. — Капитан был склонен искать всему естественное объяснение.
— Да нет! Я сам крепил к фалу, — возразил второй шкипер, переминаясь с ноги на ногу. — Да и фал на месте. Я еще вчера заметил, но уже темно было. Думал — почудилось…
— Боцман!
— Я!
— Проверь-ка — в бочонках рому не убавилось?
— Нет, я только что смотрел.
— Странно.
Вновь наступило тягостное молчание. Молчание обреченных. Хорошо, когда обреченные находят в себе силы молчать…
— Где саквояж Танваалронга? — Капитан вдруг подумал о том, что там могут оказаться записи, которые подскажут, как отсюда выбраться. Нелепая, но все-таки надежда.
— Валяется в общей куче. — Второй шкипер был хозяйственным человеком и даже сейчас, когда смерть дышала в затылок, мог сказать, что где лежит. — Думайте, что хотите, а флаг кто-то на портянки порезал, не иначе…
— Найду — вздерну, — пообещал капитан, прекрасно понимая, что тем самым только облегчит смерть осквернителю национальной святыни.
Показалось, что на мгновение солнце нашло лазейку в плотных облаках. Одинокий луч пробежал по свинцовым волнам и прибрежным скалам. Капитан Марлаани поднял глаза к небу и тут же начал их протирать, желая, чтобы наваждение немедленно сгинуло. Вдоль берега, рассекая морозный воздух, на малой высоте летела срамная девка в исподнем и держала на вытянутой руке пылающий светильник.
— Чур, меня! — запричитал за спиной второй шкипер. — Уйди от глаз моих, от ушей моих, от рук, от ног моих. Сгинь-пропади, сгинь-пропади, сгинь-пропади!
Стало ясно, что видение не ему одному мозолит глаза, а двум психам не может привидеться одно и то же.
— Эй, шкипер, что ты видишь?
— Бабу с фонарем, — без запинки ответил шкипер и продолжил: — Сгинь-пропади, сгинь…
Теперь она не летела, а просто шла по берегу по колено в прибое. Марлаани стало вдвойне холодней от одного вида того, как ледяные волны омывают ее загорелые ноги. Может, ее светильник греет — вон, как полыхает… Она помахала им рукой и исчезла.
— А-а-а-а-а-а! — Второй шкипер оказался очень впечатлительным человеком. Он свалился бы, разбив себе голову о камни, оглушенный собственным криком, если бы боцман не оказался начеку.
Рядом со скелетом корабля стоял дом, неказистый, но просторный, а из двух печных труб валил густой дым, какой бывает только при горении черного ломкого камня. Капитан и боцман сделали несколько осторожных шагов навстречу новому диву, но вскоре оба ощутили то, что заставило их двигаться быстрее. Из распахнутого окна вытекал пар, а вместе с ним доносились запахи свежеиспеченного хлеба и жареного мяса…
ГЛАВА 6
"Честно говоря, мне страшно. Кто мог подумать, что эти крохотные серебристые песчинки, которых встречается всего несколько штук на несколько десятков тонн просеянной породы, могут таить в себе такую угрозу. И это не простой страх перед неизвестностью — мы уже многое знаем, хотя многое не поддается объяснению. Видимо, Поул Каппит что-то чувствовал, что-то интуитивно предвидел, когда назвал это вещество тартаррином в честь Тартарра, мифического Пекла древних ахаев. Впрочем, это НЕЧТО даже веществом можно назвать довольно условно — у него есть масса, объем, ему можно придать форму, но оно не состоит из атомов, как полагается добропорядочной материи. Это даже не плазма и не скопище элементарных частиц, непонятным образом сохраняющих стабильность.
Мы, так и не поняв природы ЭТОГО, применили привычные методы исследования, воздействуя на объект жесткими излучениями, помещая его в электромагнитные поля и химически активные среды, не обнаруживая никакой ответной реакции. В конце концов, на восьмой год исследований, когда уже проблема начала казаться философской загадкой, которая останется в наследство грядущим поколениям, пошла энергия. Обыкновенная электрическая — один конец стержня — плюс, другой — минус. Получилась крохотная электрическая батарейка колоссальной мощности. Не буду писать, каким образом нам удалось достигнуть такого результата — это комплексное воздействие с очень сложными параметрами, требующее большой точности. Могу лишь сказать, что сейчас наш лабораторный центр мог бы обеспечивать примерно одну двадцатую часть мирового производства электроэнергии, имея всего четыре десятка активированных стержней.
С завтрашнего дня нас почему-то переводят на режим особой секретности со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая просмотр всей частной корреспонденции. Я тороплюсь отправить это письмо сегодня с вечерним гидропланом, и поэтому вынужден писать кратко.
Понимаешь, старик, мне кажется, что к концу третьего года безупречной работы со стержнями начало происходить что-то странное, и мне сейчас просто страшно оставаться рядом с ними на этом проклятом острове. Только за вчерашний день их выходная мощность увеличилась втрое и продолжает расти. Такое впечатление, что мы все эти годы высиживали яйца, и вот-вот должны вылупиться птенцы или змееныши, которые стремительно вырастут и пожрут своих наседок.
Если вдруг до тебя дойдут слухи, что здесь, у нас, произошло что-то ужасное, передай мое письмо Моне, она сейчас главный редактор службы новостей 12-го канала. Наверняка, ребята из Департамента, случись что, постараются скрыть большую часть фактов, а мне страшно не только за себя. Я бы бросил все и сорвался отсюда, но вот уже больше месяца, как отменены все отпуска и запрещены даже посещения Пента-Сомбреро, где есть единственное на весь архипелаг приличное казино".
Элви Макси, старший лаборант Исследовательского Центра N23/12 ДБ КЭ, письмо двоюродному брату, Олло Макси. Отправлено с о. Ши-Бунда 12 сентября 2973 г.
«Саламинда жаждал странствия, но ему трудно было расставаться со своей хижиной. Когда он встретил старость, ураган разметал его жилище и сделал его свободным».
«Притчи народов мира» стр. 357, Равенни — 2966 г.
Э. Н., 15 день, 19 ч. 30 м.
Потолок был мокрым, и с него капало. Откуда там бралась вода, было совершенно непонятно, поскольку сезон дождей ощутимо запаздывал, а помещение было явно не подвальным, хотя и достаточно мрачным. Все, как в фильмах о жизни в недоразвитых странах, пребывающих в средневековой дикости и далеких от идеалов демократии — стены из грубо отесанных каменных блоков, крохотное окошко под потолком, несколько охапок сена в углу, деревянная параша — в другом. Обстановку разнообразили лишь три салонных стула, принесенных из приемной начальника тюрьмы. Шпионы — это вам не уголовники какие-нибудь…
— Доктор, как вы думаете, почему нас всех держат в одной камере? — Тика делал вид, что спокоен, как будто уже не первый раз гостил в сиарской тюрьме. — Доктор, я задал вопрос и надеюсь услышать ответ.
Лола сидела на стуле, обитом зеленым гобеленом, и, казалось, была целиком погружена в свой внутренний мир.
— Доктор!
— Тика, вы мне мешаете сосредоточиться. — Она даже головы не повернула в его сторону. — Я думаю, что буду врать на завтрашнем допросе, а вы могли бы говорить потише, здесь прекрасная акустика.
— Доктор, почему они держат нас в одной камере? — Тика повторил вопрос громким шепотом, в основном, чтобы позлить старушку.
— Хотите одиночества — дайте по морде надзирателю. Правда, там, в номерах «люкс», говорят, воды по колено. — Лола совсем не разозлилась, а в голосе ее звучала нескрываемая издевка.
Тика звучно плюнул на пол и с размаху повалился на сено. Такое невнимание к собственной персоне трудно было пережить. Хотелось или повеситься, или напиться, но ни веревки, ни спиртных напитков в пределах досягаемости не было. Но самым прискорбным было вовсе не это. Еще недавно он владел тайной, которая могла открыть для него любые двери, и мать-Конфедерация, шепни он ей на ушко такое дело, приняла бы и обласкала своего блудного сына. А все оттого, что мозги заклинило… От него хотели правды, а он не успел за отпущенные двадцать секунд придумать ничего такого, что удовлетворило бы палача, и было похоже на ту самую правду. Пришлось колоться, а то маленькие изящные щипчики были уже занесены… Бр-р-р-р! А тайна-то, всего ничего — четыре слова: у ватахов есть… Ни Зеро, ни доктор, ни Савел, мир праху его, — никто не обратил внимания на набалдашник посоха вождя-шамана-императора, долбаного Мартина… И только Тика заметил, что не серебро это было и не платина… Раз пять или шесть ему доводилось видеть тартарриновые стержни, но он сразу узнал тот характерный голубоватый блеск, который так и норовит оторваться от поверхности металла. Значит под землями ватахов — залежи тартаррина, и от него получает заряд бодрости вся их, так называемая, магия, мастерство иллюзий, залог неуязвимости. Обладание тайной подогревало надежду на светлое будущее, но все кончилось так же внезапно, как и началось. Щипчики в руках мосластого хунна лишь несколько раз щелкнули возле уха, а все, что могло за этим последовать, дорисовало богатое воображение.
В замке загремели ключи, взвизгнули ржавые петли. Дежурный надзиратель, судя по всему, был человеком вовсе не злым. По крайней мере, Зеро, влетевший в камеру головой вперед, воткнулся в сено, а не в каменную стенку.
— Что новенького, дженти Зеро? — спросила Лола, не меняя позы.
— Спрашивали, как пройти к резиденции Седуватахучепанипарду. — Зеро перевернулся с живота на спину. — Чем дальше, тем меньше я понимаю, чего они от нас добиваются.
— Добиваются… — словно эхо повторила Лола. — Судя по всему, они как-то приручили нашего гостя. Или им кажется, что приручили. Не зря они допытывались о расположении баз мятежников. Хотят растоптать их чудесной силой пришельца, или как его там… Но интерес к ватахам… Может быть, Тика наболтал чего-нибудь?
— А что я мог им сказать?! — немедленно возмутился Тика. — Мы все видели одно и то же! Доктор, оставьте ваши дурацкие подозрения. Что, крайнего нашли?! Ну, уж нет, я за всех отдуваться не намерен. Зеро, ну скажи ей, пусть оставит меня в покое, а то, чуть что — и сразу Тика!
— Тика… — вновь отозвалось эхо, и Лола при этом не раскрывала рта. — Тика… Скоро, очень скоро придет время насладиться покоем…
Тика умолк на полуслове и замер с открытым ртом. В этот миг сквозь решетку на пол упал солнечный луч, и Лола достала из кармана хрустальный брелок, который не отобрали при обыске, видимо, не сочтя его ни ценным, ни колюще-режущим предметом. Солнечные блики засверкали на его гранях, а голос продолжал звучать, вкрадчивый и уверенный одновременно…
— Веки наполняются тяжестью… Глаза закрываются… По телу расходится приятное тепло… Вам никогда еще не было так хорошо и спокойно…
Тика заснул, так и не сменив позы. Он продолжал сидеть, только руки обмякли и ладонями вверх упали на колени.
— Доктор, и зачем вы это сделали? — Зеро беспокоило не состояние Тики, а то, что в любой момент он сам может оказаться в таком же положении.
— Сначала я хотела, чтобы он замолчал. Просто замолчал… — Она подошла вплотную к жертве гипноза и подтолкнула его челюсть так, чтобы рот закрылся. — Но теперь надо пользоваться ситуацией… Он мне все расскажет, даже то, чего не знает…
Лицо ее приобрело хищное выражение, в глазах появился холодный блеск.
— Дженти Тика, вы меня слышите? — Вопрос был чисто ритуальный — Лола прекрасно знала, что он слышит.
— Да.
— Как вы себя чувствуете, дженти Тика?
— Хорошо.
— Что вы видите, дженти Тика?
— Я стою на вершине, и ни одна зараза не может меня достать.
— Как вы достигли вершины, дженти Тика?
— Я отобрал у Мартина посох.
— Может быть, хватит… — осторожно вмешался Зеро, озадаченный тем, как легко доктор загнала Тику в глубокий транс. Зеро, не вмешивайтесь! — оборвала его Лола плотоядным шепотом. — Должны же мы знать, что у него на уме.
У Зеро мелькнула мысль о том, что неплохо бы выяснить, что на уме у Лолы, но он не высказал ее вслух, а просто отошел в сторону, насколько позволяли габариты камеры.
Между Лолой и Тикой, тем временем, завязалась оживленная беседа.
— Зачем тебе посох Седуватахучепанипарду?
— В нем сила! В нем такая сила, что может спасти мир, а может и погубить его. Сила эта стоит денег, но никакие деньги не стоят этой силы… Я бы и продавать не стал, если бы это все было моим. Чужими вещами торговать выгодно: ничего не вкладываешь, а денежки идут. Главное, чтобы никто не пронюхал раньше времени…
— Кто может это купить?
— А кто знает, что с этим делать, тот и купил бы. Нам всем повезло, что ватахи так и остались в первобытной дикости и сами не знают, чем владеют. А их земля бесценна, потому что в ней то, что дорого и Конфедерации, и Гардарике, и ромеям… Но император Хунну, Сяо Цу хрен знает который, не моргнув, отдаст полцарства, потому что у него этого нет, а те, у кого этого нет, все скоро окажутся в глубокой заднице…
— Что такое «это»?
— Это… — Тика вдруг громко захохотал, и Лола даже забеспокоилась, не примчатся ли надзиратели, удивленные странными звуками. — Это… Никто не допер — один Тика догадался! Вот, например, в Гардарике… Там тоже есть такое дикое племя — алтаки называются… Та же магия, та же мистика, и поклоняются они птице Феникс… Не Красный Беркут, но тоже с перьями. А на Бандоро-Ико… Рокосов выкурили с плато Ичунга когда? Только в конце прошлого века. И тут магия замешана! У колонистов крыша едет, и они истребляют друг друга, думая, что бьют краснокожих. А чем кончилось? И там и здесь что откопали? То-то и оно! А на ватахов — ноль внимания… О! — Тика постучал пальцем себе по лбу. — Если знаешь, где лежит, значит, вещь почти твоя! Да, кстати, что это значит? А это ничего не значит… Эй, щипцы не надо! Не надо щипцы! Хрен косоглазый! А-а-а-а-а-а! — Тику пробила крупная дрожь, он повалился на бок и начал кататься по каменному полу.
— Зеро, держите его! — Лола отскочила в сторону, и отгородилась стулом от обезумевшего пациента. А когда Зеро навалился на него сверху, оглушительно гаркнула: — Спать!!!
Тика немедленно обмяк, но Зеро так и продолжал прижимать его к полу, пока не убедился, что тот действительно уснул.
— Я сделала ошибку. Что-то заставило его подумать, будто он на допросе. А что делать… — Доктор Гобит прислушалась к дыханию пациента. — Часов через пять проснется бодрым и отдохнувшим. Только перетащите его на мягкое.
— Забота о пациенте? — Зеро захотелось ее придушить, но он решил пока не принимать это желание всерьез.
— Зеро, только не надо пытаться меня убедить, будто у вас есть теплые чувства к этому болтуну и прохвосту.
Зеро не стал пытаться. Да и не успел бы.
За дверью раздались размеренные хлопки. Дверь со скрежетом отворилась, и на пороге обнаружился совершенно лысый старичок в стильном сером костюме. Он аплодировал и улыбался, он смотрел на Лолу с восхищением, а два надзирателя за его спиной держали наготове дубинки и пистолеты.
— Браво, доктор, браво… — Посетитель, не переставая аплодировать, вошел в камеру. — Я, пожалуй, выгоню взашей почтенного Сань-Ло, если вы согласитесь занять его должность. Жалованье, конечно, небольшое по эверийским меркам, но у нас скромные возможности, а у вас, боюсь, нет выбора.
— Вы неплохо говорите по-эверийски, — сделала ему комплимент Лола. На всякий случай.
— О-о! У меня была эверийская бабушка, а сам я во времена незабвенного президента Уэсты был атташе по культуре в Бонди-Хоме. Славное было времечко… — Он осторожно присел на свободный стул. — Ничего, что я без приглашения?
— Это мы у вас в гостях, — заметила Лола.
— Да, я ведь забыл представиться… Салазар де Карпелитто. Я тут, знаете ли, отвечаю за национальную безопасность. Дело хлопотное, особенно в последнее время, а выгоды никакой. Но что поделаешь — работа есть работа. Итак, доктор Гобит, если не ошибаюсь… — Старичок демонстративно не замечал Зеро, сидящего на корточках возле Тики. — По поводу места Сань-Ло я, конечно, пошутил, но вчера я внимательно изучил ваше досье… Да-да, у нас на вас есть досье, причем, довольно подробное… Мы посоветовались со знающими людьми и сочли, что вы можете быть полезны законному правительству Сиара, а заодно, и всему остальному человечеству. И это отнюдь не преувеличение…
— Дженти Салазар, — прервала его Лола. — Я думаю, если у вас ко мне что-то серьезное, то нам лучше поговорить без свидетелей.
— Об этом можете не беспокоиться, — заверил ее консул. — Мои парни не понимают ни слова, дженти Тика, насколько я могу судить, спит сном праведника, а дженти Зеро уже ничего никому не расскажет. Итак! Мы готовы предоставить вам работу по специальности, причем, в случае успеха, наша благодарность будет безгранична в пределах разумного. Вы только что продемонстрировали свои способности, а ведь достичь такого успеха без соответствующего оборудования и предварительной обработки клиента чертовски трудно. Да, доктор, в моем ведомстве ведутся исследования, подобные вашим, но, конечно, мы продвинулись не так далеко. Так вот: вам будут созданы все условия для работы, а пациент — всего один. Но какой! Правда, мы пока не нашли способа до него добраться, но скоро найдем, очень скоро…
Э. Н., 15 день 22 ч. 22 м.
Лола, конечно, на все согласилась, и, возможно, даже не без удовольствия. Она ушла вместе с мерзким старикашкой, даже не оглянувшись на бывших сокамерников. Удивляться этому не стоило — наоборот, Зеро показалось бы странным, если бы она отказалась или начала капризничать и ставить условия. Значит, каждый выбирается самостоятельно… Ай да Лола! Ай да доктор медицины! Мышь белая!
Значит, дженти Зеро уже ничего никому не расскажет… Шуточки у вас, господин консул… Шуточки… Теперь в любой момент можно было ожидать, что в камеру вломятся бравые ребята с удавками, и прощай, молодость. Захотелось напоследок пнуть Тику, который продолжал мирно посапывать на каменном полу, еще не зная об очередной перемене судьбы. Кстати, о здоровом сне… Спящего, наверное, задушить гораздо проще, и все происходит более быстро и безболезненно. В таком случае, лучшее, что он может сделать — это завалиться рядом с Тикой и постараться уснуть. Уснуть! И видеть сны… И знать, что так расстанешься навек с томлением души и зудом плоти. Во чреве жизни — это ли не цель? Тьфу на вас!
Зеро повалился на сено (а может быть, это была солома), уверенный в том, что уснуть все равно не удастся…
На плече сидел Красный Беркут собственной персоной. Птица была тяжеленная, и временами расправляла крылья, видимо, для того, чтобы не потерять равновесия. В такие моменты красные перья лезли в глаза и закрывали весь вид. А посмотреть было на что. Дорога под ногами была под стать ватахскому шоссе, только новенькая, и никаких тебе джунглей. Вокруг были мирные пашни, мельницы, черепичные крыши. Черно-бурые коровки позвякивали бубенцами, не обращая никакого внимания ни на Зеро, облаченного в серый балахон пилигрима, ни на легендарную птицу, которая здесь должна была повергнуть в изумление даже скотину. Кстати, здесь — это где?
Синий указатель сообщал, что до Ромы 10 000 000 фунтов КЭ и ни пенсом меньше, а другой, точно такой же, направлял свою стрелку в противоположную сторону. Значит, куда ни двигай, всюду одно и то же… Значит, выхода нет, и даже за его отсутствие надо платить. Эх, Беркут, Беркут, толку от тебя по четвергам…
Идти дальше не хотелось, но стоило замедлить шаг, как Беркут сдавливал когтями плечо, разевал клюв и угрожающе шипел прямо в ухо.
Спокойно, птичка, спокойно… Никто и не думает отклоняться от намеченного маршрута, если не возникнут непредвиденные обстоятельства. Обстоятельства! Где вы?
Мирные пастбища как-то незаметно перетекли в раскаленную пустыню, а на горизонте замаячил воздушный замок. Указатели парами стояли через каждую сотню шагов, но обозначенное на них расстояние в фунтах не уменьшалось и не увеличивалось. С каждым шагом нарастало ощущение неправильности всего, что происходит вокруг. В конце концов, все дороги и так ведут в Рому, но все остальные, кроме этой, туда приводят…
Чьи-то следы тянулись по склону бархана и скрывались за его гребнем. Не давая птице опомниться, Зеро бросился туда, пока ветер не заровнял отпечатки босых ступней, но тут же провалился по колено, и Красный беркут, вонзив когти в его плечо, поднялся в небо. Внезапный приступ ужаса не позволил посмотреть вниз, и только боль мешала страху овладеть всем его существом.
— Отпусти!!!
Когти тотчас же разжались. Беркут не успел подняться слишком высоко, и Зеро лишь воткнулся по пояс в песок. Оказалось, что Беркуту лишь надо было сказать, чтобы отстал… Давно надо было. Свобода! Иди куда хочешь!
Он попытался сделать шаг, но сухая трясина уже намертво держала его в своих объятиях, и с каждым движением он проваливался все глубже и глубже…
— …же ты, наконец! Эй, проснись! — Тика тряс его за плечо, держа свободной рукой керосиновый фонарь, единственный, кроме стульев, предмет роскоши в этой камере. — Зеро! Там что-то твориться. Слышишь?
Сначала надо было проснуться, а потом уже прислушиваться, но автоматная очередь, раскатившаяся эхом по коридорам, вернула его к действительности.
— Вот. Уже совсем рядом.
— Ну и что? — Реальность все-таки выглядела более привлекательной, чем недавний сон, и Зеро резким движением принял сидячее положение. — Пусть стреляют. Мы-то здесь при чем…
Перестрелка приближалась стремительно, и вскоре стали слышны отрывистые команды, вопли раненых и топот. А потом дверь в камеру слетела с петель и с грохотом повалилась на пол, пропуская вовнутрь облако едкого дыма. Четверо в пятнистых комбинезонах и черных масках с прорезями для глаз ворвались в помещение, подхватили узников под руки и, чуть ли не волоком, потащили с собой по коридорам, винтовым лестницам, пиная прутья от разбитых решеток и спотыкаясь о неподвижные тела надзирателей.
Э. Н., 16 день, 9 ч. 17 м.
— Повелитель, твои подданные уже сыты! — Тесса повторяла это уже не первый раз, но Недремлющий, казалось, не слышал ее, продолжая медленно ходить по периметру кронверка Твердыни, выбрасывая вниз из своих бездонных горстей желтоватую кашицу, пахнущую жареными орехами и кислым молоком.
Каждое утро несколько бульдозеров с ревом сгребали плоды трудов пришельца, а потом десятка три большегрузных самосвалов развозили все это по свиноводческим фермам. Оставлять горы рассыпчатой кашицы возле стен Твердыни было нельзя — во-первых, через трое суток она скисала, распространяя на несколько миль с подветренной стороны запах тухлятины, а во-вторых, Недремлющий мог обидеться на то, что неблагодарные смертные не принимают его даров, и начать в гневе рушить города и строить дворцы. Ломать у него получалось гораздо лучше, чем строить, и теперь все свое время, свободное от «кормления» народа и сна, он пытался довести до ума возведенное им сооружение — рихтовал кривые стены, наращивал башенки, замазывал взглядом возникающие то там, то здесь трещины…
— Повелитель!
— Молчи. — Коротко и ясно. Пришелец вообще был немногословен, и рот открывал, в основном, для приема пищи. Стол в трапезной был теперь накрыт постоянно, а кухня при ресторане Консулата перешла на трехсменный режим работы. Недремлющий нашел себе развлечение — он дегустировал новые яства, и это отвлекало его от активных действий по дальнейшему уничтожению врагов бессмертного владыки, который все равно далеко.
Но покорное население он упорно продолжал кормить манной, считая это одной из главных своих обязанностей как наместника Родонагрона-бессмертного в царстве с варварским названием Сиар.
— Пить! — приказал он кому-то невидимому, и тут же в его руке возник слегка скособоченный бронзовый кубок до краев наполненный густым красным вином.
Он наливал себе после каждого обхода, и терпкая жидкость просто вливалась в его бездонную гортань, в которой по-прежнему не было языка. Когда Недремлющий пел Славу или что-то говорил, его рот не утруждал себя артикуляцией, он просто открывался и исторгал звуки.
— Повелитель! — Обращаться в третий раз было рискованно, но проклятый истукан мог удалиться, так ни слова и не сказав. — Повелитель, твои рабы полны усердия, а воины — храбрости, но если они будут чаще видеть тебя и больше знать о твоих свершениях, их усердие и храбрость удесятерятся…
Недремлющий слушал, продолжая методично бросать горсти кашицы в проемы между зубьями кронверка, и казалось, что он вновь, в который уже раз, не слышит ее.
— …и пусть каждый пятый погибнет, зато уцелевшие будут соблюдать ритуалы с большим рвением. Здесь много людей, и среди них много лишних. Надо искоренить даже память о прежних владыках, тех, что плавали по водам в железном дворце…
Она замолкла на полуслове, ощутив на себе взгляд пришельца. Недремлющий бросил свое занятие и неподвижно смотрел на нее. Смотрел так, что у нее все похолодело внутри, особенно когда по его надбровным дугам пробежали искорки. Сейчас он сдерживал багровый огонь, который разгорался в нем вслед за гневом, страхом, болью, смятением. Казалось, еще несколько мгновений, и по Вальпо прокатится еще одна волна разрушений, а от нее, Тессы-Заступницы, императрицы Сиара, не останется и мокрого места…
— Повелитель! Ты слишком велик! Здесь нет ничего такого, что было бы достойно твоего гнева. — Главное — не сорваться на крик, главное — не напугать всемогущего собеседника. Вспышка гнева должна либо погаснуть, либо…
— Мое величие ничтожно перед величием Родонагрона-бессмертного. — Он отвернулся о Тессы и поклонился стоящей рядом статуе владыки.
Читать бесплатно другие книги:
