Проклятые огнем Баштовая Ксения

Часть 2

Весенняя распутица еще не прошла, когда в Бирикену ранним утром неторопливо въехал одинокий всадник на вороном коне. Ссутулившись, в темном плаще, он походил на нахохлившегося ворона, лишь пряди светлых волос, виднеющиеся из-под низко надвинутого капюшона, чуть портили это впечатление.

Будь на то воля Винтара, он бы уехал из Лундера еще полгода назад, как только из Селинт была изгнана саламандра, – ледяному колдуну было совершенно невмоготу смотреть на влюбленную парочку: от одного взгляда на них в голове начинали биться два единственных воспоминания, оставшихся от прошлой жизни, и хотелось буквально волком выть. Но сперва пришлось прожить месяц в замке, чтоб убедиться, что осталась именно та Селинт, которая была безопасна, потом потерпеть еще несколько недель, чтоб удостовериться, что саламандра изгнана. Потом зарядили осенние дожди, затем ударили морозы… Короче, как только сошел снег, Кенниг при первой же возможности уехал из Лундера. И как удачно вышло, что именно в эти дни чуть подморозило почву, так что можно было не опасаться, что конь завязнет в размокшей земле и потеряет подковы. Сколько здесь было везения, а сколько – ледяной магии, колдун предпочитал не распространяться.

Первоначально маг не имел никакой цели путешествия – лишь бы вырваться из замка, лишь бы перестать видеть эти счастливые лица… Но примерно через пару дней мужчина вдруг понял, что все, что он сейчас хочет, – это найти себя. Понять, что произошло десять лет назад, вспомнить ту Аурунд, которой когда-то клялся в любви.

Те два воспоминания, что застряли в памяти, упрямо намекали о Бирикене, о ней же упоминал и Сьер, других ориентиров у мужчины не было, а потому ледяной колдун направился туда, куда его гнала тоска по прошлому.

Тут, правда, была небольшая опасность… Или не совсем небольшая… Брун, в котором когда-то находилась резиденция Аурунд, находился в опасной близости от Бирикены. А значит, очень многие из тех, кто сейчас жил в городе, вполне могли опознать «брата» ведьмы в лицо. И вряд ли бы его приняли с распростертыми объятьями. Пришлось отращивать усы и бородку. Не особо хорошая маскировка, но хоть как-то могла помочь.

Единственное, что радовало, – бумаги можно было спокойно оставлять на свое имя: колдун точно помнил, что во времена жизни в Бруне имени он своего особо никому не называл, а значит, можно было не опасаться, что кого-то заинтересует Винтар Кенниг.

Капюшон на лицо, как оказалось, можно было не натягивать. Одинокий заспанный стражник скользнул равнодушным взглядом по выписанным лорд-манором Ругеи бумагам, даже не удосужившись вчитаться в имя раннего гостя, и протянул руку за платой за въезд в город. Блеснула в воздухе монета в один крейцер – четыре пфенига за посещение города – это, конечно, явный перебор, но не спорить же, в конце концов, а то вообще не пустят… Нет, конечно, оставалось подозрение, что платить надо меньше и разницу стражник заберет себе, но Кенниг сейчас находился не в том положении, чтоб высказывать вслух свое недовольство. А то начнешь требовать показать тебе приказ рата о расценках за въезд в город, а тут внезапно обнаружится какой-нибудь старый знакомый… А в том, чтобы отбиваться с помощью ледяной магии от всей стражи города, уж точно нет ничего интересного. Как, впрочем, и в том, чтобы удирать по улицам города, спасаясь от грозящего костра.

Покосившись на виднеющийся на горизонте остов разрушенного пять – почти шесть – лет назад Бруна, ледяной маг пустил коня шагом, и Уголек, недовольно фыркая, медленно вошел в южные ворота Бирикены. Черная кошка, сидящая рядом со сторожкой, проводила путешественника насмешливым взглядом.

Если Кенниг и надеялся, что уже по приезде всплывут какие-то воспоминания, то он ошибся. Площадь за воротами была совершенно незнакома. Какие-то здания, булыжная мостовая, спешащие по своим делам люди – ничего такого, за что могла зацепиться память…

Для начала нужно было где-нибудь остановиться.

Особо выбирать было не из чего: из Лундера колдун уехал, почти не взяв с собой денег, – нет, конечно, кое-какие сбережения у него были, но поездка скорее походила на побег, а потому вся наличность сейчас ограничивалась тридцатью крейцерами, а на половину гульдена, как ни крути, особо не разгуляешься. Особенно если учесть, что крейцер из имеющейся суммы уже был потрачен. Так что сейчас Винтар ехал по улицам Бирикены, подбирая недорогую гостиницу, в которой можно было бы остановиться хотя бы на неделю, располагая теми средствами, что сейчас были у него в наличности. Ну а то, что выбирать приходилось между ужасным обслуживанием и отвратительным, понятно даже идиоту. Еще бы! За такие-то деньги!

После часового блуждания была наконец обнаружена таверна, хозяин которой сдавал комнаты на втором этаже за символическую плату в один пфенниг за день. Даже названия этого питейного заведения было не установить – вывеска над дверью, некогда расписанная красками, облупилась и рассохлась, являя миру отдельные дощечки. Располагай Винтар хотя бы чуть большей суммой, и он бы несомненно нашел другое место для ночевки: по комнате нагло и вольготно передвигались тараканы (именно передвигались, а не бегали, – было видно невооруженным взглядом, что они считают именно себя хозяевами жизни и не собираются скрываться из-за каких-то там людишек), из разбитого окна дуло, разбухшая дверь с трудом открывалась, замка на ней не было вовсе, простыня на кровати была черна от клопов, а в самом номере дико воняло плесенью. Впрочем, сейчас, как уже говорилось, выбирать было не из чего.

Расплатившись с хозяином за неделю вперед и с трудом закрыв за ним дверь – отсутствие замка особо не расстраивает, когда у тебя нет денег и нечего воровать, – колдун приступил к обустройству своего жилья. Пара пассов – и замороженные клопы градом посыпались на пол. От тараканов это, кстати, тоже помогло. Можно было, конечно, еще поставить ледяные затычки на каждую щель в комнате, чтоб не поналезли новые, но маг побоялся, что это привлечет ненужное внимание.

Есть пока не хотелось, да и денег особых не было, а потому Винтар попросту завалился на кровать – как был, не раздеваясь, – и, заложив руки за голову, уставился взглядом в потолок, пытаясь выцарапать из своей памяти хоть что-то, что могло подсказать, как найти себя.

Картинка складывалась удручающая.

Итак, что он знает о себе точно? Имя. Винтар Кенниг. По происхождению явно фрисское. На дертонжское, аламанское, иберанское либо гэрулское совершенно не похоже. Значит, он родом откуда-то отсюда… Причем вариантов может быть много. Бери любое из пяти лорд-манорств, и будешь до старости искать, откуда ты родом.

В любом случае двенадцать лет назад он купил дом именно в Бирикене. Не поехал в столицу, не отправился к пограничью, а выбрал почему-то именно Ругею. Вероятно, на это были причины.

В том небольшом воспоминании говорилось именно о том, что дом был куплен. Куплен совсем недавно. И куплен на окраине города. Если не обнаружится ничего более точного, придется обойти вдоль городской стены, может, хоть что-то знакомое в глаза бросится.

При этом дом был куплен, а не, например, арендован. Неизвестно, какие именно правила вводят местные законы, но как ни крути, налоги за покупку кто-то должен был заплатить. Или продавец, или покупатель. Если покупатель – обнаружить адрес дома проще. Если, конечно, такие сведения сохранились после правления Аурунд. Вывод: надо будет наведаться в местный рат, узнать, что говорит о податях и налогах «Ругейское зерцало». Понятно, конечно, что проще было разобраться с местными обычаями еще в Лундере, но задним умом все мы крепки…

Следующее. Он точно помнит, что был обвенчан именем Единого. Конечно, шансов, что свадьба проходила именно в Бирикене, мало, но пройти по Храмам, порыться в храмово-приходских книгах стоит. С чем Тот, Кто Всегда Рядом, не шутит? Тем более, что пролистывать надо очень небольшой отрезок времени: в том воспоминании, что сохранилось, говорилось о трехлетнем юбилее. Дождь должен был пойти на следующий день, в праздник святого… Кровь Единого, в чей же праздник?!

Винтар зажмурился, сдавил голову ладонями, пытаясь поймать ускользающее воспоминание. «– Так что вам надо? – Чтобы в день святого Маркела дождь пошел!..»

Точно! День святого Маркела. Четвертое сентября. Двенадцать с половиной лет назад… Можно считать, тринадцать – уже два месяца как новый год пошел. Значит, этот разговор произошел третьего сентября тысяча четыреста девяносто четвертого года. Минус еще три года. Третье сентября тысяча четыреста девяносто первого. Можно еще предположить, что он хотел поздравить чуть раньше – потому что он сейчас не вспомнит даже под угрозой смертной казни, говорил ли он, что юбилей именно «сегодня», – и тогда смотреть надо примерно с двадцать шестого августа… Правда, еще надо будет уточнить у храмовников, какие дни выпадают, когда по обычаю нельзя венчаться, но это уже мелочи.

Так… За что еще можно зацепиться?

Они на что-то жили, значит, он что-то зарабатывал. Воспоминания четко указывают на то, что его работа была связана с его даром. Ну, или талантом, смотря как называть. Работать можно только под руководством гильдии. Значит, опять-таки необходимо обратиться в ратушу, чтоб выяснить, под крылом какого цеха он мог спокойно жить в Бирикене.

Все? Или еще что-то?

Есть еще одна маленькая зацепка. Сьер утверждал, что ледяной колдун – дворянин. Значит, можно порыться по генеалогическим спискам Ругеи – если они, конечно, есть в бирикенской общественной библиотеке или в той же самой ратуше – и выяснить все, что возможно, о дворянской фамилии Кенниг. Если такая существует.

Итак, что у нас получается? Ратуша, опять ратуша, снова ратуша, улицы города, храмы и библиотеки. Да уж, фронт поиска просто огромен. Главное только, чтобы он на самом деле был Винтаром Кеннигом, а не жил на тот момент под другим именем… А, нет, об этом можно не беспокоиться. Сьер, когда пришел заказывать дождь, обращался к нему именно по фамилии Кенниг. Ну, хоть одной головной болью меньше.

Колдун устало потер рукою лоб и замер, уставившись на собственное запястье. Знак Единого. Его ставят при выезде из Фрисии, но только на дертонжской границе – тамошним жителям не нужны одержимые. Вывод? Он зачем-то выезжал за границу. Зачем? Что он забыл в Дертонге?!

Похоже, вопросов больше, чем ответов.

Интересно, а на пограничных заставах сохраняются списки выезжающих?

Ответа на этот вопрос, естественно, не было. Но зато появилась какая-то неприятная заноза в рассудке. Что-то было не так, какая-то мысль все царапала сознание и никак не хотела ловиться за хвост…

Выезжающих! Кровь Единого!

Уголек!

Вскочив с кровати, ледяной колдун рванулся к двери. Чудом не поскользнувшись на грязной лестнице, мужчина вылетел на улицу и, ловя на себе удивленные взгляды, поспешил на задний двор. В конюшню он успел как раз вовремя: в разгромленном деннике вжался в угол мальчишка-конюх, а вороной Уголек, взвившись на дыбы, уже через мгновение мог раскроить ему череп подкованными копытами…

Винтар повис на поводьях, оттаскивая коня от мальчишки. Успокоить жеребца удалось не сразу: тот хрипло ржал и, фыркая, поводил налитыми кровью глазами.

Наконец конь замер, и Кенниг, успокаивающе похлопывая его по холке, зло спросил у мальчишки, который даже не попытался встать – так и сидел на грязной соломе, переводя испуганный взгляд с нервно всхрапывающего коня на его мрачного хозяина:

– Что ты здесь забыл?! – Вопрос был совершенно идиотский. И конюх понимал это так же хорошо, как и ледяной колдун.

Хлюпнув носом, мальчишка провел рукою по лицу, размазывая по щеке грязь:

– Я… Конюх я… Почистить его хотел, после дороги… – И правда, рядом с ногой незадачливого помощника валялась разбитая копытом взбесившегося жеребца скребница. – А потом напоить, накормить…

Винтар сжал зубы. А что тут скажешь? Сам виноват. Вспомнил бы сразу, что нельзя никого подпускать к коню, – было бы проще… И ведь самое смешное – до недавнего времени был уверен, что то, что он сам ухаживал за жеребцом, – простая прихоть, а сейчас вдруг вспомнил, вдруг понял, что нельзя, никого нельзя подпускать к вороному, нельзя поить обычной водой, нельзя кормить с остальными лошадьми. Почему?! Единый его знает. А самое противное, Кенниг был уверен: если он вдруг узнает причину – будет только хуже.

– Его не надо чистить. За ним не надо ухаживать. Его не надо кормить. Все понятно?

Мальчишка вытер рукавом нос:

– Это моя работа. Не буду выполнять – хозяин ругаться будет… Лишит платы, я даже поесть себе не куплю.

И еще так выразительно потер пальцы левой руки.

Винтар скривился, но выбора у него конечно же не было. Порывшись в кошельке, мужчина вытащил, не глядя, самую мелкую монету и бросил ее под ноги юному шантажисту:

– Я здесь на неделю. Будем считать, что ты уже все выполнил.

Можно, конечно, плюнуть на мальчишку. Пусть попытается напоить Уголька, а если тот его затопчет – туда и дорога малолетнему нахалу… Но почему-то в душе гнездилась уверенность, что если кто-то чужой напоит вороного, первым, кто пожалеет об этом, будет сам колдун.

В любом случае следовало действительно почистить коня, покормить его, напоить… И если с первыми двумя пунктами списка вопросов не возникло, то с третьим все оказалось намного сложнее.

В голове поселилась упрямая уверенность, что Уголька нельзя поить обычной водой. А если, как в Лундере, создавать водяные шары – это может привлечь нездоровое внимание… И сколько после этого он сможет заморозить стражников, прежде чем его все-таки поймают и потащат на казнь?

Впрочем, после некоторых раздумий маг все-таки нашел выход: притащил пустое ведро, накренившись набок, притворяясь, что оно полное, тяжелое, оглянулся по сторонам, убеждаясь, что за ним никто не следит, а потом уронил в посудину пару водяных шаров с ладони. Для начала Угольку должно было хватить.

Обед самого Кеннига состоял из ломтя черствого хлеба и куска вареного мяса – судя по всему, вчерашнего. На большее у колдуна попросту не хватило бы денег, учитывая, что нужно было хоть как-то продержаться неделю. Что он будет делать, когда истечет этот срок и закончатся все деньги, Винтар предпочитал не думать.

Для начала маг направился в обход храмов. Как удалось выяснить, всего их в Бирикене было четыре. И, по закону подлости, располагались они в разных концах города. Нет, конечно, надеяться, что все соборы могли скопиться в одном квартале, было бы глупо – в конце концов, не будешь же бежать за священником через все поселение, – но колдун все-таки лелеял эту тайную надежду.

Пришлось выводить из конюшни Уголька и отправляться в путь.

В трех храмах не было ничего – все приходские книги были сожжены пять лет назад по приказу ведьмы. Священники с болью в голосе рассказывали, как ландскнехты врывались в дома Единого, как разрушались священные киоты, как разграблялась золотая утварь, как летели в пламя ценные рукописи. Винтар, скорчив скорбное лицо, молча кивал в ответ на прочувствованные речи священнослужителей.

В последний храм мужчина уже даже ехать не хотел – слишком хорошо знал, что вновь услышит печальную историю о злобных огненных колдунах, о кровожадной ведьме, о брате ее, идущем по правую руку от нее, с мечом, созданным изо льда… Не хотел, но поехал. Поехал, прежде всего, чтобы быть уверенным: он сделал все что мог, и совесть теперь не будет грызть по ночам, утверждая, что он что-то пропустил.

– Мне очень жаль, – вздохнул одетый в долгополую алую фелонь священник, и Винтар продолжил про себя: «Все документы были уничтожены десять лет назад». – Все документы были уничтожены десять лет назад… но…

Но?! Какое здесь может быть «но»?

– Но, возможно, я все-таки смогу тебе помочь, сын мой, – как ни в чем не бывало продолжил посланник Единого. – На улице Зеленых Огней живет отец Рабангер Гирш, он три года назад сложил с себя сан… Во время правления ведьмы именно он служил в нашем храме, и, возможно, у него что-то и сохранилось…

– Откуда?! Если все уничтожено?

– Понимаешь, сын мой, записи в храмовых книгах не пишутся сразу начистую, всегда есть черновики… Может, что-то и сохранилось… Они, конечно, подлежат уничтожению сразу после переписывания сведений начистую, но… Таково требование Храма, а человек слаб и не всегда делает то, что требуется… – Священник благостно сцепил пальцы на груди. – Попробуй обратиться к отцу Рабангеру.

Кажется, забрезжил лучик надежды. Конечно, вероятность того, что венчание проходило именно в этом храме, очень мала, но ледяному колдуну уже было нечего терять.

– И… Как его найти?

– Приедешь на улицу Зеленого Огня, сын мой, – начал рассказывать священнослужитель, – номер дома я не помню, поэтому станешь спиной к триумфальной арке Линдгара Красивого. По правую руку увидишь дом, расписанный изображениями битвы Единого с Тем, Кто Всегда Рядом. Ты его сразу заметишь, сын мой, там алые образы на сером фоне. В том доме и живет отец Рабангер.

– Спасибо, отче, – обронил колдун и развернулся, собираясь уходить.

Крепкая рука, покрытая старыми шрамами, – священник явно пришел в лоно Храма, пройдя очень долгую дорогу, – вцепилась ему в рукав.

– Подожди, сын мой… Твое спасибо – это слишком много… Десяти крейцеров будет в самый раз.

Дверь в доме, расписанном образами с битвами Единого, открылась сразу после стука: можно подумать, что отец Рабангер стоял у входа и только и ждал гостя. А может, ему успели сообщить из Храма, что скоро прибудет кто-то, пытающийся найти прошлое в старинных архивах? Кто этих храмовников знает, говорят, они умеют многое из того, на что не способны простецы… Открыл дверь сам отец Рабангер, который, судя по возрасту, мог застать правление деда нынешнего правителя Фрисии – Эрихинбальда II Смелого: на грудь бывшего священника опускалась седая борода, а лицо походило на печеную картошку. Странно, конечно, Храм хорошо обеспечивает священников – как бывших, так и нынешних. Уж экономку-то старик мог себе позволить нанять. Хотя, может, у нее сегодня был выходной?

– Да пребудет с тобой Единый. Что привело ко мне? – Кажется, несмотря на сложение сана, хозяин дома так и не научился обращаться на «вы». Винтару вдруг показалось, что бывший священнослужитель и к королю на «ты» мог обратиться.

– Здравия вам, отче, – хрипло начал колдун. Под пронзительным взглядом карих глаз пожилого священника он почему-то чувствовал себя неуютно. Вдобавок в глубине души гнездилось упрямое чувство, что все происходящее с ним сейчас уже когда-то было… Он уже был на этой улице Зеленых Огней, он так же стоял перед дверью дома, раскрашенного алыми красками, он так же неуютно чувствовал себя, заводя разговор с тем, кто стоял на пороге… А может, так оно действительно и было?

– Не обращайся ко мне так, сын мой… – прервали его на полуслове. – Я сложил свой сан в силу возраста, и лишь сила Знака Единого осталась со мной. Лучше скажи, что привело тебя ко мне?

– Меня послал к вам настоятель Храма Единого, отец Исанбальд.

– Исанбальд?

– Он настоятель того храма, где вы служили во время правления ведьмы.

– А, это возле Северных ворот? На улице Кровавых Слез? – понятливо заулыбался отец Рабангер.

Название улицы Винтару ничего не говорило, но для того, чтобы его не сочли совсем уж идиотом, колдун кивнул в ответ.

– Проходи, сын мой… Разговаривать на улице – дарить слова Тому, Кто Рядом… – Старичок посторонился, пуская гостя внутрь дома.

Из холла Винтара провели в коридор, а затем запустили в небольшую приемную – отставной священнослужитель не бедствовал, – усадили в мягкое кресло. Сам отец Рабангер уселся за стол напротив, откинулся на спинку глубокого мягкого кресла.

– Итак, что привело тебя ко мне, сын мой? Какие вести ты принес от отца Исанбальда?

Винтар панически оглянулся по сторонам: на него вновь навалилось дикое чувство, что он все это видел: и эти стены, украшенные шпалерами с изображением единорогов – символом Единого, и заставленные книгами шкафы, и покрытые дорогой дертонжской тканью кресла, и даже чернильницу на столе в виде трех расположенных рядком домиков.

– Он… просто сказал, что вы можете мне помочь, – начал Винтар, медленно подбирая слова, – заготовленная речь мигом вылетела из головы.

– Чем же? – поинтересовался священник, поглаживая окладистую бороду.

– Вы служили в том храме, где сейчас служит отец Исанбальд, во времена правления ведьмы. Я понимаю, все храмовые книги сгорели или были уничтожены, но мне нужны сведения об одном венчании, прошедшем больше десяти лет назад. Вы можете мне помочь?

– Венчание… – задумчиво протянул бывший священник, подхватил со стола тяжелый кувшин, украшенный чеканкой, и кивнул в сторону бокалов, стоящих на отдельном столике: – Подай их мне, сын мой… Я бы предложил тебе обед, но я пощусь – мои экономка и кухарка взяли сегодня отгул.

Винтар послушно выполнил просьбу. По крайней мере, догадка насчет экономки оказалась верной.

Из сосуда потек густой темно-синий настой. Второй бокал протянули гостю:

– Угощайся, сын мой.

Колдун принял напиток из рук священника, поднес к губам, принюхался. Алкоголем не пахло. Впрочем, запах вообще был незнаком: что-то сладкое, слегка пряное…

– Что это?

Отец Рабангер отхлебнул из своего бокала:

– Березовый сок с кровью сильфов.

Кенниг, наконец отважившийся сделать глоток, поперхнулся и закашлялся:

– Простите?!

– Сильфы. Воздушные стихиали… Не правда ли, интересный вкус?

– А разве Храм не запрещает употреблять чью бы то ни было кровь?!

– Я лишен сана, сын мой… Да и запрет распространяется лишь на созданий Единого, а все стихиали происходят из того мира, что недоступен людям…

– А ничего, что некоторые стихиали могут иметь человеческий облик? – Откуда он это знает?! Как у стихийного духа может быть человеческий облик?! Ответов на этот вопрос не было, а язык без костей все продолжал молоть чушь: – Если пьется их кровь, это не попахивает каннибализмом?

Мягкая улыбка:

– Разве они имеют разум? Даже если саламандра или сильфида похожа на человека, разума у нее не больше, чем у кошки или ящерицы.

Винтар мог бы поспорить о неразумности – по крайней мере, внутри что-то возражало против полной неразумности стихийных духов, – но, вполне понимая, что в этом случае он вряд ли получит ответ на свой вопрос, промолчал. Лишь отставил свой бокал.

– Не нравится напиток, сын мой? – склонил голову набок отец Рабангер.

– Я… Не люблю стихии, отче. Во всех их проявлениях.

– Понимаю, – кивнули в ответ. И на этот раз даже не стали его поправлять. – Так что там насчет венчания?

– Я хотел бы узнать, может, вы проводили этот обряд?

– Ты говоришь о десяти годах… Прошло много времени, сын мой, мне тяжело вспомнить всех, чьи жизни я связал именем Единого. – Священник вновь отхлебнул из своего бокала, на бледных губах остались синие потеки, а по седой бороде побежала тонкая струйка.

Винтара аж передернуло. Но пока что этот старый… – эпитетов, кто именно старый, было очень много, и не все они были приличными, но маг попытался остаться в рамках вежливости, – этот старый священник был единственной ниточкой, ведущей в прошлое. А тут еще и это навязчивое дежа вю…

– Может, есть способ помочь вам вспомнить?

– Может, и есть, – кивнули ему в ответ. – О ком ты хочешь узнать? И почему?

– Я… – тут уже Кенниг вспомнил заранее подготовленную легенду. – Во времена правления ведьмы я потерял своего старого друга. Я слышал, что он жил где-то здесь, в Бирикене. Знаю, что он был женат. Возможно, обвенчался тут же.

– Когда примерно это было?

Винтар уже хотел выпалить: «С двадцать шестого августа по третье сентября тысяча четыреста девяносто первого года», но понял, что столь точное знание дат не согласуется с «давно потерянным другом», и сделал вид, что задумался:

– Ну… Он говорил, что венчался в конце лета – начале осени…

– В каком году?

– В начале девяностых, отче.

– Самое главное, сын мой… Как его звали?

– Винтар Кенниг.

Мужчине показалось или пальцы старика, сжимавшие тонкую ножку кованого бокала, ощутимо дрогнули? Впрочем, на лице священника по-прежнему оставалась ласковая и всепрощающая улыбка:

– Винтар Кенниг… Громкое имя…

– Простите? Вы… Что-то знаете о нем?

Колдун и сам прекрасно понимал, что сейчас он идет по тонкому льду: что, если отец Рабангер сейчас, не переставая улыбаться, заявит: «Конечно, знаю! Это брат ведьмы! Один из тех, кто участвовал в уничтожении Бирикены десять лет назад! Именно он превратил половину наших ратманов в ледяные статуи, а когда глава рата все-таки отказался идти под руку ведьме, зарубил того мечом!» И самое интересное – все сказанное будет правдой…

Вот весело тогда будет… Причем совсем не Винтару.

Но священник завел речь совсем о другом:

– Нет, что ты, сын мой… Может, я и слышал это имя при венчании, но сейчас оно мне ничего не говорит. Просто само имя… Винтар Кенниг… Зимний Король… Интересное сочетание имени и фамилии.

Честно говоря, сам колдун об этом никогда не задумывался. Раньше, при жизни Аурунд, было не до этого, потом, уже после ее смерти, мужчина пытался вычеркнуть те прошедшие пять лет из своей жизни, забыть, как страшный сон… А сейчас вдруг вспомнил о своих способностях, о своей стихии, и, честно говоря, малость оторопел. Слишком уж странное совпадение было…

Старик молча следил за лицом гостя, крутя в узловатых пальцах бокал. Так и не дождался ответа и продолжил речь:

– Я посмотрю, может, я действительно смогу вспомнить что-нибудь о нем – есть много способов подстегнуть воспоминания. – Винтар невесело усмехнулся: ему б кто помог. – Но все они стоят дорого.

Вот и подошли к самому главному:

– Сколько?

– Половину гульдена.

После всех трат у колдуна оставалось шестнадцать с лишним крейцеров. Где взять еще четырнадцать, чтоб расплатиться с отцом Рабангером, – Тому, Кто всегда Рядом, известно. Впрочем, священнику об этом знать не обязательно.

– И когда я узнаю нужные мне сведения?

– Ну… Если расплатишься сегодня, сын мой, через неделю сможешь все узнать.

Как бы еще выжить эту неделю.

И где взять четырнадцать крейцеров.

– Знаете, отче, сумма очень большая. Я отдам ее вам, а через неделю вы мне скажете, что ничего не смогли узнать. А на самом деле выяснится, что вы даже не пытались вспомнить.

В карих глазах священника мелькнуло какое-то непонятное чувство. Но понять, что же он увидел, колдун так и не смог.

– Понимаю, сын мой, – печально вздохнул отец Гирш. – После всех тех бед, что перенес Храм во времена правления ведьмы, вера к нему и его представителям падает… Ты можешь заплатить половину. А еще половину оплатишь, когда я расскажу тебе, что нашел о твоем друге.

Эта идея Кеннигу нравилась гораздо больше.

Высыпав на ладонь все содержимое кошелька и забросив обратно пару лишних монет, маг протянул деньги:

– Возьмите, отче. И простите мне мое недоверие.

Старик к деньгам не притронулся. Чуть качнул головой:

– Положи на стол, сын мой… И пойдем, я провожу тебя к выходу.

Так вежливо Винтара, на его памяти, еще не выгоняли.

Открыв дверь и увидев привязанного к коновязи Уголька, отец Рабангер несколько мгновений изучал его восторженным взглядом, а потом ласково поинтересовался:

– Красавец, настоящий красавец. Не продашь его, сын мой?

– Друзья не продаются, – буркнул Винтар раньше, чем сам понял, что сказал.

Священник вздохнул:

– Ну что ж, сын мой, тогда возвращайся через неделю… Иди и ничего не бойся, я расскажу все, что помню. Приходи через неделю. – И, осенив колдуна Знаком Единого, он начал закрывать дверь. Короткий толчок воздуха ударил мага в грудь, и одновременно коротко и хлестко пришло воспоминание. Старое, забытое и пытающееся вновь уйти в пучины беспамятства.

Двенадцать лет назад

Знак Единого гулко толкнулся в сердце. Винтар вздрогнул и поспешно опустил взгляд, чувствуя, что сейчас, когда все мысли заняты только Аурунд, а никак не словами о Едином, он недостоин благословения.

Священник словно уловил его беспокойство. Шагнул вперед, остановился в нескольких шагах от водяного колдуна:

– Что гнетет тебя, сын мой?

Винтар вскинул глаза: отец Рабангер испытующе смотрел на него. Окладистая седая борода опускалась на грудь, а в карих глазах священника светилась искренняя тревога.

– Простите меня, отче, но мои мысли сейчас совсем не на службе. – Та, хвала Единому, закончилась несколько минут назад, и сейчас было время поговорить со священником, не боясь, что кто-то его отвлечет.

– Я вижу это, сын мой, потому и спрашиваю… Что гнетет тебя?

– Жена заболела, – выдохнул мужчина.

– Я не видел ее на последних службах, – кивнул священник.

Винтар скривился:

– У нее… слабость какая-то, дурнота, перед глазами черно… Звали лекаря, тот не говорит ничего. Я надеялся, что хоть на службе… Знаете, бывают же чудеса, когда после искренней молитвы люди выздоравливают… Но я даже молиться сейчас не могу.

Отец Рабангер понятливо закивал. А потом вдруг вздрогнул:

– Подожди, сын мой… Есть у меня одна мысль… Не уходи никуда.

И священник, оставив замершего у входа в Храм мужчину, ушел с поспешностью, похвальной даже для более молодого человека.

Вернулся он всего через несколько минут, протянул на ладони тяжелый круглый кулон с изображением Знака Единого на одной стороне: