Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник) Дэвис Дэвид
– Он безумен, – промолвил я, вслушиваясь в звуки шагов, доносившиеся до нас с лестницы.
– Боюсь, все далеко не так просто, Уотсон, – отозвался Холмс и задумчиво воззрился на каминную решетку, за которой алели угли.
Глава первая
Визит инспектора
Как вы помните, многие – я в том числе – нередко утверждали, что гений частного сыска Шерлок Холмс выступал неизменным защитником закона и порядка. Однако, оглядываясь назад, я вынужден признать, что подобное утверждение справедливо лишь отчасти. Преступление как таковое действительно завораживало Холмса, но, когда дело доходило до расследования, мой друг проявлял крайнюю избирательность. Не раз и не два я был свидетелем того, как Холмс, невзирая на все уговоры и мольбы, отказывался взяться за то или иное дело исключительно потому, что ему оно представлялось слишком простым, а значит, скучным. Моего друга занимали только головоломные преступления. Как бы ни нравилась Холмсу работа детектива сама по себе, она непременно должна была обещать что-то необычное. В противном случае расследование не представляло для Холмса никакого интереса.
Весной 1896 года Холмс достаточно долго сидел без дела и потому ежедневно внимательно изучал газеты, надеясь, что ему подвернется какая-нибудь увлекательная шарада в его вкусе. Каждое утро, надеясь чем-нибудь занять его деятельный ум, я пытался привлечь его внимание то к одному, то к другому преступлению, способному, с моей точки зрения, увлечь моего друга.
– Уотсон, – всякий раз пренебрежительно морщился Холмс, – те дела, которые представляются вам загадочными и, по вашему мнению, могут оказаться для меня крепкими орешками, на самом деле таковыми не являются. «Музыкант театра-варьете найден задушенным в гримерной». Ну что тут интересного? Обычная зависть. Не сомневаюсь, это дело расщелкает за день даже Скотленд-Ярд.
– А вот эту статью вы видели? Об убийстве знаменитого археолога, сэра Джорджа Фавершема?
Холмс извлек изо рта трубку.
– Что-нибудь украли из его фамильного особняка? – поинтересовался он, немного помолчав.
– Ничего особо ценного.
– Тогда это ерунда, – фыркнул он, – обычная попытка кражи, закончившаяся убийством.
– Сдаюсь! – воскликнул я, отшвырнув газету. – Ничем вам не угодишь!
– Хоть в этом мы с вами сходимся, – вяло улыбнулся Холмс.
Взгляд моего друга скользнул к ящику комода, в котором, как я знал, он хранил сафьяновый футляр со шприцом.
– И это тоже не выход, – резко произнес я.
На мгновение Холмс показался мне удивленным, а потом его лицо расплылось в мечтательной улыбке. Он понял, что я решил сыграть в его игру и читаю его мысли. Осознание этого так развеселило моего друга, что он расхохотался. Я засмеялся вместе с ним. Мы были столь поглощены весельем, что не сразу услышали стук в дверь нашей гостиной.
Мгновение спустя гость неуверенно открыл ее, и мы увидели, что на пороге стоит инспектор Хардкасл из Скотленд-Ярда. Холмсу уже доводилось сотрудничать с ним в расследовании нескольких дел.
Хардкасл, угрюмый малый родом из Йоркшира, в полицейской работе главный упор делал на систематический подход и тщательность в расследовании. Наш смех привел его в полнейшее замешательство.
– Если, джентльмены, я побеспокоил вас в неподходящий момент… – неуверенно начал он, подозревая, что, быть может, является причиной нашего веселья.
– Отнюдь, Хардкасл, отнюдь, – воскликнул мой друг, все еще фыркая от смеха, – я всегда рад, когда меня навещают коллеги, стоящие на страже закона. – Он показал инспектору на стул. – Присаживайтесь, друг мой, и пусть наше поведение вас не обескураживает. Уже много недель я бездельничаю, лишая ум столь необходимой ему гимнастики. Я, право, рад вас видеть – и буду рад вдвойне, если у вас есть для меня дело.
Инспектор, неуверенно взглянув на нас, опустился на стул. Хардкасл был высоким плотным мужчиной с вытянутым лицом, сломанным носом и большими серыми печальными глазами. Он помадил свои черные волосы, отчего казалось, будто их приклеили к черепу. Крепко вцепившись огромными лапищами в котелок, инспектор неуклюже устроился на крае стула напротив нас и замер.
– Так у вас есть для нас дело? – с апатией в голосе произнес Холмс. Настроение моего друга менялось быстро.
– Думаю, кое-что может вас заинтересовать, – ответил Хардкасл, все еще пытавшийся восстановить душевное равновесие.
– Надеюсь, об этом пока не успели написать в газетах, – заметил Холмс, раскуривая трубку от уголька, который он взял в камине. – Вы ведь не о деле музыканта, удавленного в театре-варьете?
– Разумеется, нет, – с возмущением перебил инспектор. – Этим делом занимается Кингсли. Я бы поставил на то, что убийца – Роланд Райли. Его называют «ирландским мерзавцем с золотым голосом».
– Уверен, что вы правы. Я слышал, с ним в подпитии случаются приступы ярости. Музыканты, богема… Там даже мелкие обиды и зависть могут толкнуть на чудовищное злодеяние. Удивляюсь, как только варьете не превращаются каждый вечер в бойню?
Хардкасл озадаченно посмотрел на моего друга, пытаясь понять, говорит ли тот серьезно или шутит.
– Впрочем, довольно об этом, – промолвил Холмс, несколько раз взмахнув ладонью на манер дирижера, желающего, чтобы оркестр ускорил темп. – С чем же вы пожаловали к нам?
– С ограблением. Британского музея.
– И это все? – разочарованно простонал Холмс, откидываясь на спинку кресла.
– Нет, не все.
– Очень на это надеюсь. И что же похитили злоумышленники? Средневековые горшки? А может, какую-нибудь дребедень, принадлежавшую Генриху Восьмому?
– Минуту терпения, до этого я еще доберусь. Работали профессионалы. Их было двое.
– Откуда вы знаете?
– Все очень просто, мистер Холмс, – просиял инспектор, – злоумышленники имели неосторожность оставить после себя улики. Неподалеку от места преступления мы обнаружили две пары отпечатков ботинок. Спешу сообщить, предупреждая ваш вопрос, что никому другому, кроме как преступникам, эти отпечатки принадлежать не могут: после закрытия музея полы моют.
– Ладно, Хардкасл, сдаюсь, пусть будет по-вашему: двое злоумышленников так двое. – Холмс поднял руки.
– Насколько я понимаю, один из этих двоих был взломщиком, а второй – экспертом.
– Экспертом? – переспросил я.
– Да, доктор Уотсон. Кто бы то ни был, он знал, за чем шел. В распоряжении преступников оказался целый музей с богатейшими коллекциями, однако украли они одну-единственную вещь.
– И что же это была за вещь? – Холмс подался вперед. В его глазах мелькнула заинтересованность.
– Некий папирус. Кажется, свиток…
– А-а-а… из Египетского зала.
– Да, именно. Того самого, что набит под завязку мумиями, статуями с собачьими головами и прочими подобными штуковинами.
– Ну да, – кивнул Холмс, подхватывая, – в зале масса золотых безделушек и прочих крайне дорогих предметов, которые было бы куда проще сбыть, чем какой-то папирус, причем сбыть по весьма значительной цене.
– Именно так, мистер Холмс.
– Что ж, Уотсон, какие будут соображения?
– Злоумышленник – коллекционер, желавший получить папирус для своего частного собрания.
– Весьма решительный, не стесняющийся в средствах коллекционер, – просиял мой друг.
– Куда более решительный, чем вы можете себе представить, – промолвил Хардкасл. – Он решителен настолько, что готов убивать ради достижения цели.
– И кого он убил?
– Ночного сторожа.
– И как он его убил?
– Выстрелил в голову. В упор.
– Вот как?
– Именно.
– Карманный короткоствольный пистолет.
– Откуда вы знаете? – изумился я.
Вместо ответа Хардкасл, порывшись в кармане, извлек бархатный мешочек, перевязанный бечевкой. Распутав ее, он вывалил содержимое перед Холмсом на столик. Нашим взглядам предстал небольшой пистолет, сверкавший серебром в отсветах плясавшего в камине пламени.
– Убийца выронил его при попытке скрыться.
– Как неосторожно с его стороны, – заметил Холмс, взяв с каминной полки длинную глиняную трубку. Подцепив ею пистолет за спусковую скобу, он поднял его и принялся рассматривать. – Дорогое оружие… гравированное серебро… куплен недавно… – бормотал Холмс, скорее адресуясь не к нам, а к себе.
– Я помню, мистер Холмс, что вы разработали собственную систему снятия отпечатков пальцев, – с готовностью произнес Хардкасл. – Именно благодаря ей вам удалось изловить Фу Вона. Однако думается мне, что на этом пистолете никаких отпечатков вы не найдете.
– Разумеется, – кивнул Холмс, – преступник был в перчатках. – Обнюхав оружие с рукояткой, изысканно отделанной кожей, мой друг принялся разглядывать ствол. – Пистолет однозарядный. Это не оружие грабителей и воров… по крайней мере тех, с кем нам доводилось сталкиваться раньше. Вы согласны, Уотсон?
– Дамский пистолет, – фыркнул я.
– Но убивает наповал.
Холмс подошел с пистолетом к окну, извлек из комода увеличительное стекло и принялся рассматривать оружие уже через него. Прошло достаточно много времени, прежде чем мой друг наконец вернулся обратно в свое кресло. Сунув пистолет в бархатный мешок, он протянул его инспектору.
– Что-нибудь обнаружили, мистер Холмс?
– Крайне мало, – покачал головой мой друг, поджав губы. – Владелец данного пистолета – молодой человек, блондин, любит дорогие вещи, отличается определенной экстравагантностью, высокомерен и крайне самонадеян. Также возможно, что он не совсем психически здоров.
– Во имя всего святого, каким образом вы обо всем этом догадались? – Глаза инспектора расширились от изумления.
– На спусковой скобе я обнаружил светлый волос, который и указал мне на цвет волос и возраст. От кожаной рукояти все еще исходит едва заметный аромат мужской туалетной воды. Со всей очевидностью можно заключить, что владелец взялся за пистолет, когда его пальцы были все еще влажными от парфюма, который и впитался в тисненую кожу. В силу того, что запах чувствуется и сейчас, можно прийти к выводу, что туалетная вода отменного качества и стоит не менее пятидесяти шиллингов за флакон. Это указывает как на любовь владельца оружия к дорогим вещам, так и на его экстравагантность. Тот факт, что пистолет однозарядный, говорит о крайней самоуверенности и высокомерии преступника, полагавшего, что ему вполне хватит одного выстрела. А то, что, готовясь к ограблению, преступник надушился, наводит на мысль, что он воспринимает убийство как дело весьма заурядное, а значит, страдает психическим расстройством.
– Невероятно, – пробормотал Хардкасл.
Мне было не очень понятно, чему он удивляется: способности Холмса извлечь такое множество сведений о преступнике из краткого осмотра оружия или же психическому складу преступника, нарисованному моим другом.
– Эти сведения могут пригодиться нам впоследствии, когда в расследовании преступления наметятся определенные подвижки. Пока же от них мало толку. Я полагаю, куда больше мы сможем узнать, если вы скажете нам, что именно пропало из музея.
Слова моего друга не произвели на Хардкасла особого впечатления.
– Как я уже упомянул, мистер Холмс, преступники украли какой-то старый папирус, покрытый древними письменами.
– Иероглифами, – подсказал я.
– Именно это я и хотел сказать, доктор, – отозвался Хардкасл и с недовольным видом добавил: – Должен признаться, мне куда привычнее расследовать обычные кражи, скажем драгоценностей, или, допустим, заурядные убийства.
– И вам, инспектор, потребовалось двое суток, чтобы понять, что вы крепко сели с этим делом на мель. – Глаза Холмса озорно сверкнули. – Не пытайтесь спорить со мной, инспектор. Судя по следам пороха на стволе, из пистолета стреляли два-три дня назад. Кроме того, глубина морщин на вашем лбу выдает, что вы в последнее время много хмурились, как будто вас что-то сильно беспокоило, причем уже несколько дней. Дней, а не часов. Сейчас утро, на календаре понедельник. Я бы предположил, что музей ограбили в пятницу поздно вечером. Я прав?
Хардкасл мрачно кивнул.
– Но при этом в газетах о преступлении не появилось ни слова, – заметил я.
– Происшедшее удалось сохранить в тайне от журналистов, – пояснил Хардкасл. – Нам нужно время, чтобы допросить всех перекупщиков, специализирующихся на редкостях подобного рода, прежде чем в прессе поднимется крик.
– Вы имеете в виду Моррисона, по кличке Пыльный, и подобных ему?
– Именно так, мистер Холмс, – кивнул инспектор, – мы перерыли всё – и результат нулевой. Мы в тупике.
– А насколько ценен пропавший документ? – спросил я.
– Сложно сказать, – пожал плечами Хардкасл. – По мне, доктор, он и гроша ломаного не стоит, но для специалиста, знающего толк в подобных вещах, он бесценен. – Вдруг полицейский подался вперед, и его лицо исказилось, словно от приступа зубной боли. – Честно говоря, мистер Холмс, я не знаю, что делать. Я очень надеюсь, что хотя бы вы сможете пролить свет на это дело.
– С огромным удовольствием, Хардкасл, – отозвался Холмс, искоса посмотрев на меня. – Вы прекрасно знаете, что я всегда рад помочь полиции.
Инспектор просиял и с явным облегчением вздохнул.
– Превосходно, – промолвил он. – У дома ждет кэб. Если вы будете столь любезны, мы можем прямо сейчас отправиться в Британский музей. Куратор египетского отдела сэр Чарльз Паджеттер расскажет вам об этом несчастном папирусе все, что вы захотите узнать.
– Замечательно, – воскликнул Холмс, скидывая халат. – Уотсон, вы с нами?
– Разумеется.
– Тогда, друг мой, надевайте пальто, хватайте шляпу и трость. Нас ждет Британский музей!
Глава вторая
Лекция сэра Чарльза
– Некогда, разумеется, я был завсегдатаем Британского музея. В молодости, только перебравшись в Лондон, я снимал квартиру на Монтегю-стрит и часто приходил в музей заниматься в читальном зале. Помимо прекрасной библиотеки меня привлекало то, что здесь было тепло, и всем этим я мог наслаждаться совершенно бесплатно, – произнес Шерлок Холмс, когда мы с ним и Хардкаслом миновали главные ворота музея и подошли ко входу, который сторожили восемь массивных ионических колонн.
Хардкасл сразу же увлек нас к кабинету сэра Чарльза Паджеттера, который находился в закрытой для посетителей части музея. Прежде чем пропустить нас в святая святых, строгий охранник с густыми моржовыми усами долго изучал служебное удостоверение инспектора. Миновав целый ряд узких, тихих и плохо освещенных коридоров, мы оказались перед дверью, на которой поблескивала табличка с именем хранителя египетской коллекции.
Хардкасл громко постучал. После короткой паузы из-за двери раздался резкий голос, который с нотками раздражения произнес:
– Войдите.
Переступив порог, мы оказались в светлой просторной комнате с одним незанавешенным окном, выходившим на северо-западное крыло музея. Она была уставлена шкафами, битком забитыми книгами, а пол завален бумагами и тетрадями. Сэр Чарльз, склонившись над огромным дубовым письменным столом, изучал через лупу какую-то древнюю карту. Он даже не потрудился хотя бы на мгновение оторвать от нее взор, чтобы взглянуть на нас.
Подобная реакция на наше появление заставила Холмса громко захлопнуть дверь. Это отвлекло ученого, и, что-то раздраженно проворчав, он воззрился на нас. Сэр Чарльз оказался человеком небольшого роста. Его голубые глазки ярко поблескивали за стеклами очков в металлической опрае. Он был совершенно лыс, не считая рыжего с проседью венчика спутанных волос, росших на висках и затылке.
– А, это вы инспектор Хорнкасл, – произнес он. Когда ученый увидел нас, его глаза сузились.
– Меня зовут Хардкасл, сэр, – уточнил инспектор.
– Ну да, конечно. – Сэр Чарльз ткнул увеличительным стеклом в нашу сторону. – Вы что, хотите сказать, что наконец задержали преступников?
Хардкасл, не уловив ироничных ноток в голосе ученого, пришел в некоторое смятение.
– Нет, сэр. Это мистер Шерлок Холмс и его компаньон доктор Уотсон.
Услышав имя моего друга, сэр Чарльз отложил увеличительное стекло, вышел из-за стола и с жаром кинулся жать ему руку.
– Так вы и есть Шерлок Холмс? Надеюсь, вы пришли оказать нам помощь?
– Я сделаю все, что в моих силах.
Сэр Чарльз, задумчиво кивая, пожал руку и мне:
– Конечно же, конечно. Именно так и надо жить. Мы приходим в этот мир с миссией – каждый со своей. Она может быть сложной или простой, вести к славе или оставлять в безвестности. Главный наш долг – выполнить свою миссию наилучшим образом. Я прав, инспектор?
Хардкасл кивнул и переступил с ноги на ногу. Времени на философские рассуждения у него не было, особенно учитывая тот факт, что преступление еще только предстояло раскрыть.
– Мистеру Холмсу хотелось бы побольше узнать о краже, – без обиняков промолвил он.
– Да, разумеется. И чем же я могу быть полезен?
– Прежде чем строить версии, на основании которых мы составим план дальнейших действий, мне надо больше узнать о похищенном документе, – пояснил Холмс.
– Понимаю. Что ж, джентльмены, присаживайтесь… пожалуй, для этого вам придется переложить кое-какие бумаги… Да, сюда. Вот незадача… Похоже, инспектор, на вас не хватает стула.
– Ничего страшного, сэр, я могу и постоять, – отозвался Хардкасл.
Сэр Чарльз уселся за стол, и теперь ученого едва было видно из-за него. Хранитель коллекции снял очки и принялся протирать стекла огромным носовым платком синего цвета.
– Как вы понимаете, джентльмены, – начал он, – я еще не совсем пришел в себя после утраты свитка. Он был крайне, крайне редок, даже уникален. Впрочем, позвольте мне начать с самого начала. – Сэр Чарльз водрузил очки обратно на нос и откинулся на спинку стула. – В тысяча восемьсот семьдесят первом году два британских археолога, сэр Джордж Фавершем и сэр Алистер Эндрюс, раскопали в Верхнем Египте одну гробницу. В ней они обнаружили сорок мумий. Большинство из них лежали разбросанными по гробнице и находились в разной стадии разложения. Часть мумий, перенесенных туда из других захоронений, была спрятана в потайной вертикальной галерее. Одну мумию в импровизированном саркофаге обнаружили в шахте, расположенной под прямым углом к галерее. К чему такие сложности? Специально для того, чтобы ее не нашли расхитители гробниц. Так вот, выяснилось, что эта мумия принадлежала царице Хентави. На момент смерти ей было всего двадцать один год. Мы знаем, что она являлась супругой Смендеса, первого фараона двадцать первой династии. Верховный жрец, который служил ему, носил имя Сетаф. Он занимался черной магией и слыл воплощением Осириса, царя загробного мира. Согласно легенде, Смендес, удрученный кончиной своей молодой жены, умолял Сетафа силой магии вернуть ей жизнь. Как вы понимаете, египтяне верили в существование загробного мира. По их верованиям, душа, прежде чем приобрести благополучие в посмертии, должна была преодолеть ряд опасностей потустороннего мира.
– И только после этого она могла обрести покой в Полях Иалу.
– Да, мистер Холмс, в Полях Иалу, что значит «поля камыша» – своеобразный эквивалент нашего рая. Поэтому в ходе погребального обряда покойного готовили к путешествию до этих полей. Клали рядом с ним особые предметы, которые могли ему пригодиться в дороге. В число этих предметов входила и «Книга мертвых» – листки папируса с магическими текстами и рисунками, если хотите, заклятиями, которые, по убеждению древних египтян, должны были помочь усопшему избежать опасностей загробного мира и благополучно добраться до Полей Иалу.
Так вот, Смендес не желал, чтобы Хентави отправлялась в это путешествие. Он хотел видеть ее живой, чтобы она делила с ним радости земного существования. Он уговорил или, скорее, заставил Сетафа написать новую «Книгу мертвых» с заклинаниями, которые, по сути, должны были победить смерть. – Ученый замолчал и позволил себе улыбнуться. – Не самая простая задача. Впрочем, как я уже упоминал, Сетаф занимался черной магией, а кроме того, на его стороне был Осирис, так что он сумел выполнить повеление фараона. Однако ту новую «Книгу мертвых» так и не пустили в ход. Боги, узнав о том, что секрет вечной жизни раскрыт, запретили пользоваться этими заклинаниями. Сетафу приказали уничтожить «Книгу», но, вместо того чтобы подчиниться, он спрятал ее, вне всякого сомнения рассчитывая воспользоваться ею, когда придет его срок. К несчастью, смерть настигла Сетафа прежде, чем он смог прибегнуть к заклятиям. Исполняя приказания, отданные им заранее, храмовые жрецы похоронили его в тайном месте, а вместе с ним – все его вещи и свитки. В том числе и новую «Книгу мертвых». Сетаф был человеком изобретательным, и он искренне верил, что нашел заклятия, способные одолеть смерть. Несмотря на то что боги запретили ими пользоваться, он не желал, чтобы его тайна сгинула вместе с ним. Поэтому он оставил зашифрованное послание с описанием пути к его гробнице, в которой хранится «Книга мертвых». Это послание способен понять только человек крайне умный, не менее умный, чем сам Сетаф. И описание того, как добраться до его гробницы, он поместил в саркофаг своей госпожи и повелительницы – царицы Хентави. Заполучить «Книгу мертвых», написанную Сетафом, – заветная мечта любого египтолога. Ее так и не отыскали, хотя на нее ссылаются многие древние авторы, а значит, можно предположить, что она действительно существует.
– Значит, украли не Сетафову «Книгу мертвых»? – уточнил я.
– Нет, – покачал головой сэр Чарльз. – Открыв саркофаг Хентави, археологи обнаружили, что мумия великолепно сохранилась. В полоски из полотна, которыми при бальзамировании обматывали тело царицы, был вложен папирус. Именно его и похитили на прошлой неделе злоумышленники.
– И что там, в этом папирусе? – поинтересовался Холмс, слушавший ученого с каменным лицом.
– Это очень странный документ. Он написан особым шифром, который разработал Сетаф. Мало того, что жрец намеренно исказил иероглифы, которыми пользовались во времена двадцать первой династии, – он вдобавок придумал и новые, свои собственные. Единственное, что мы можем утверждать наверняка, так это то, что документ составлен лично Сетафом. На нем стоит его подпись и личный знак – половинка скарабея. Насколько можно судить, в папирусе объясняется, как именно добраться до его гробницы и где она находится.
– То есть это нечто вроде карты? – спросил я.
– Сильно упрощая, доктор, да, – улыбнулся мне сэр Чарльз. – Кое-что из написанного можно в общих чертах понять. Сетаф излагает свои взгляды на жизнь, клянется в верности Смендесу и Хентави, упоминает Осириса. Но в целом смысл документа остается загадкой.
– Равно как и местоположение гробницы Сетафа, – добавил Холмс.
– Да.
– Ну что ж, вот вам и мотив. Преступник, укравший документ, желает узнать, где погребен жрец.
– В таком случае вор крайне самонадеян, – пожал плечами сэр Чарльз. – Ни археологи, обнаружившие папирус, ни выдающиеся египтологи, работавшие с ним позднее, так и не сумели его перевести.
– И когда была предпринята последняя попытка подобного рода?
– За эту работу уже довольно давно никто не брался. Думаю, вот уже лет десять как. Если вам это представляется важным, я уточню.
– Да, это может быть важным, – задумчиво протянул Холмс. – Давайте на секунду предположим, что ворам, похитившим папирус, удалось расшифровать его и понять, где находится гробница Сетафа. Что они в результате получат, после всех этих невероятных хлопот?
– С материальной точки зрения крайне мало. Сетаф все-таки был всего-навсего верховным жрецом. Несколько золотых украшений, разные предметы культа, а кроме этого – больше ничего. – Тут сэр Чарльз замолчал и, подавшись вперед, закончил шепотом: – Ну и, конечно же, им в руки попадет «Книга мертвых», написанная Сетафом.
Глава третья
Место преступления
– После преступления нам удалось закрыть на день Египетский зал для публики. Посетителям сказали, что у нас проходит инвентаризация. Если бы мы держали экспозицию закрытой дольше, репортеры наверняка бы заподозрили что-нибудь неладное, – пояснил сэр Чарльз Паджеттер.
Мы замерли на пороге Египетского зала, по которому бродило полдюжины посетителей, разглядывавших экспонаты. Зал был поделен на три отдела, в каждом из которых стояли стеклянные выставочные стенды. В некоторых из них темнели мумии. В других были представлены различные предметы изумительной красоты, покрытые замысловатой резьбой, – наследие великой цивилизации, существовавшей в незапамятные времена. Над нашими головами вдоль стен высились барельефы с изображением сцен из жизни Древнего Египта. Они ярко освещались недавно установленными здесь электрическими лампами.
– Почему вас так беспокоит, что известие о краже просочится в газеты? – спросил я.
– Поймите, доктор, ни один музей в мире не захочет признать, что утратил одно из своих сокровищ. Во-первых, это отпугнет меценатов и благотворителей, а во-вторых, послужит сигналом для преступников, которые решат, что обворовать Британский музей проще простого.
– Мы тоже были не заинтересованы в газетной шумихе, – добавил инспектор.
– И как злоумышленники проникли в зал, Хардкасл?
В ответ полицейский показал на потолок. Задрав головы, мы увидели в нем три больших квадратных окна, служивших главными источниками света в зале.
– Преступники открыли одно из окон и сбросили вниз веревку. Так они проникли внутрь, так же и выбрались наружу. Покидая музей, они имели неосторожность обронить веревку. Мы обнаружили ее у стенда Хентави.
Холмс внимательно осмотрел потолочные окна, после чего перевел взгляд на сэра Чарльза:
– И где этот стенд?
– Прошу за мной, джентльмены, – пригласил ученый, двинувшись по центральному проходу. Преодолев половину зала, он замер у стоявшего особняком стенда. – Царица Хентави, – провозгласил он, сделав величественный жест рукой.
Должен признаться, когда я взглянул на останки молодой женщины, жившей больше трех тысяч лет назад, по моей спине прошел неприятный холодок. Покрытое густым красочным слоем лицо царицы, напоминавшее маску, великолепно сохранилось. Сходство с маской усиливали глаза из эбонита, вставленные в пустые глазницы. Они неподвижно взирали на нас из-за стекла. Череп мумии покрывал парик со свалявшимися густыми волосами, отчего Хентави напоминала Медузу Горгону. Тело царицы окутывали истлевшие коричневые пелены.
– Разве она не прекрасна? – спросил нас, сияя, сэр Чарльз.
– Должен признать, – с серьезным видом произнес Холмс, – что она не вполне соответствует моим представлениям о красоте.
Мой друг согнулся и, буквально прижавшись носом к стеклу, принялся обходить стенд по кругу, то и дело застывая на месте. Через некоторое время он выпрямился и, показав пальцем на бедро мумии, поинтересовался:
– Папирус хранился здесь?
– Да, мистер Холмс… Вы весьма проницательны, но как вы догадались? – сэр Чарльз открыл от изумления рот.
– Достаточно очевидно, что повреждения бинтов на этом участке относительно недавние: надорванные края светлее. Кроме того, из всех стекол стенда вы заменили только это. Замазка еще свежая. Мне представляется очевидным, что злоумышленники знали, где именно искать папирус.
– Вероятно, – тихо добавил я, – именно звук разбитого стекла потревожил сторожа. Он поспешил сюда и был убит.
– Нет, доктор, – печально покачал головой сэр Чарльз, – сторожа убили в отведенном ему служебном помещении.
– Как? – изумленно воскликнул я, кинув взгляд на Холмса.
Он был потрясен не меньше меня.
– Хардкасл, почему вы мне об этом не сказали? – резко спросил он.
– Ну… – замялся покрасневший инспектор, явно ошеломленный гневом Холмса. – Мне показалось, что эта деталь не так уж и важна…
Холмс с брезгливым видом прикрыл глаза и насмешливо фыркнул:
– Она крайне важна. Она не только сообщает нам дополнительные сведения о злоумышленниках, но и указывает на то, как именно было совершено преступление.
Мы все замерли, потрясенные словами Холмса. На какое-то время повисло молчание, которое нарушил сэр Чарльз.
– Занятно, весьма занятно, – промолвил ученый, глаза которого за стеклами очков расширились от волнения. – Не могли бы вы объясниться?
– Сперва, если позволите, мне хотелось бы осмотреть ту комнату.
– Конечно, – кивнул сэр Чарльз, – следуйте за мной.
Комната сторожа, о которой шла речь, представляла собой тесное помещение, забитое разной мебелью. Особенно выделялся среди нее массивный стол, уставленный кружками и разными принадлежностями для приготовления чая. Войдя, мы обнаружили в комнате круглолицего румяного молодого человека, который сидел на видавшем виды резном кресле и, положив ноги на стол, читал газету «Скачки». Увидев нас, он тут же вскочил из-за стола и застыл в ожидании.
– Извиняйте, сэр Чарльз, – проквакал он, залившись краской. Молодой человек говорил на лондонском просторечии, кокни. – Я ж не знал, сэр, что вы придете. У меня сейчас перерыв. Чаи вот гоняю. – Поняв, что газета все еще у него в руках, юноша быстро скомкал ее и попытался спрятать за спиной.
– Ничего страшного, Дженкинс, – раздвинул губы в едва заметной улыбке ученый, – я сюда не с проверкой. Эти джентльмены расследуют кражу свитка Хентави и убийство Дейвентри. Они хотят осмотреть комнату, в которой он был убит. – Египтолог повернулся к Холмсу: – Дженкинс работает у нас дневным сторожем. Он охраняет это крыло музея, – пояснил он. – Мы еще не нашли замены Дейвентри, так что его обязанности сейчас выполняет другой ночной сторож.
Холмс кивнул и сделал шаг вперед.
– Скажите, Дженкинс, это вы обнаружили тело? – обратился он к сторожу.
– Э-э-э… Да, сэр. В субботу с утречка. Я… пришел в восемь, как обычно. Поначалу все было шито-крыто… А потом я зашел внутрь. Я нашел его тута, на коврике. – Молодой человек ткнул пальцем вниз, и мы все вперили взгляды в пол, где совершенно очевидно совсем недавно лежал ковер, оставивший светлый прямоугольный след на темных досках. – Крови было немного – только запекшееся пятно на голове. – Сторож на мгновение побледнел, после чего сумел выдавить из себя улыбку. – Старина Сэмми, то бишь мистер Дейвентри, в общем, старина Сэмми… Он был славным малым… Мы с ним каждое утро чаи гоняли да языки чесали, а потом он шел домой…
– И о чем вы говорили? О скачках? Выбирали, на кого лучше поставить? – спросил Холмс.
– Д-да, сэр. – Дженкинс испуганно зашуршал газетой за спиной и с опаской посмотрел на сэра Чарльза.
– Вам не о чем беспокоиться, – успокоил юношу Холмс. – Хоть я лично и считаю азартные игры безрассудством, они не запрещены законом. У меня у самого есть друг, львиная доля доходов которого составляют выигрыши со скачек. Итак?
– Врать не буду, мы любили потрепаться о скачках. Мы часто делали ставки, но у меня жена, а старина Сэмми сам по себе… Я опасался много ставить, а вот он…
– А он ставил много.
– Да, сэр.
– И много проигрывал.
Карие глаза моего друга впились в побледневшее лицо молодого человека, который снова с опаской покосился на сэра Чарльза.
– Знаете что, Дженкинс, – не терпящим возражений тоном продолжил Холмс, – осмелюсь предположить, что ваш друг был по уши в долгах. Я прав?
Юноша замялся.
– Дженкинс, отвечайте, – бросил сэр Чарльз сторожу, вперившему взгляд в пол. – Мы хотим знать правду. Что бы ни натворил Дейвентри, его проступки не имеют никакого отношения к вам.
– Ну… – протянул Дженкинс. Решив прочистить горло, молодой человек закашлялся. – Ежели хотите правду… Сэмми крепко сел на мель. Стращал меня рассказами… Как на него кредиторы страх наводили, говорили, что с ним сделают, коли он не вернет деньги… Расскаже бывало, а потом хохочет, что-нибудь, говорит, подвернется, выкручусь как-нибудь…
– Выкрутился, – мрачно промолвил Холмс.
– Секундочку, мистер Холмс. Неужели вы ведете к тому, что преступление совершили головорезы, являвшиеся кредиторами покойного? – недоверчиво произнес Хардкасл.
В ответ Холмс лишь покачал головой.
– Скажите, Дженкинс, где Дейвентри хранил личные вещи?
– Тута. В шкафчике, сэр. У нас у каждого было по шкафчику. – Юноша ткнул пальцем в угол комнаты, где стояли, прислонившись друг к другу, словно пьяницы, два высоких ржавых металлических шкафа.
– И который из них принадлежал Дейвентри? – спросил Холмс, приблизившись к ним.
Дженкинс показал, и Холмс повернул рукоять.
– Закрыто. После убийства его открывали? – Холмс обратился с этим вопросом к Хардкаслу, и все присутствующие в комнате устремили взгляды на инспектора.
Полицейский, насколько ему позволяли изумление и чувство неловкости, как можно более небрежно пожал плечами:
– Никто к этому шкафу даже пальцем не притронулся. Какое это имеет отношение к краже… или убийству…
– Где ключ? – оборвал его Холмс.
– Думаю, в Скотленд-Ярде, как и все остальные вещи, найденные у Дейвентри.
Холмс возмущенно фыркнул и, порывшись в кармане жилетки, извлек маленький перочинный ножик.
– Ну, коли ключа нет, придется довольствоваться импровизированным набором взломщика. – С этими словами мой друг сунул острие ножа в дверную щель, там, где крепился замок. – Знания… помноженные на физическую силу…. и дело в шляпе… – пропыхтел он.
Меньше чем через минуту раздался вибрирующий лязг, и дверь шкафа распахнулась.
– Вуаля! – воскликнул Холмс.