Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник) Дэвис Дэвид
Холмс улыбнулся сдержанной улыбкой и потрепал меня по плечу.
– Добрый старый Уотсон, – тихо вымолвил он.
Не тратя больше слов, мы подошли к большим дубовым дверям Баскервиль-холла. Дверь была не заперта. Войдя в темный молчаливый дом, мы с Холмсом вновь оказались в очень высоком холле с массивными балками. Наши шаги, хотя и тихие, казалось, отдавались эхом по всему зданию. Холмс легкой кошачьей поступью подошел к столу в центре зала, взял небольшой канделябр и зажег его. Зал осветился тусклым мерцающим светом. Мы рассматривали высокие узкие окна с витражными стеклами, дубовые панели, голову оленя, гербы и старинное оружие, развешенное по стенам, – все мрачное и тусклое в бледном свете свечей.
Пока мы осматривались по сторонам, до нашего слуха донесся какой-то звук. Это был плач женщины – приглушенные, сдавленные рыдания человека, сердце которого разрывается от неизбывной печали. Казалось, эти звуки исходят от самих стен, словно они – составная часть печальной истории этого дома. Холмс жестом указал на галерею менестрелей, которую нам предстояло обследовать. Из пальто он извлек пистолет и, держа его в одной руке, а канделябр в другой, стал подниматься вверх по правой лестнице к прямоугольной галерее с перилами, опоясывающей верхнюю часть холла. Там мы остановились и стали прислушиваться к беспокойным стенаниям плачущей женщины. Казалось, они исходят из комнаты, находящейся слева от нас по коридору. Подтверждая мое впечатление, Холмс указал в этом направлении.
Мы крадучись шли вдоль узкого коридора. При свете свечи наши тени плясали вокруг нас, словно бы сами по себе, потеряв связь с нашими телами и по какому-то дьявольскому наущению сделавшись им чуждыми.
Неотвязные рыдания становились громче. Мы остановились у четвертой спальни. Не оставалось сомнения, что жалобные звуки исходят из этой комнаты. Когда Холмс, поставив канделябр на пол, медленно открыл дверь, я почувствовал, как на лбу у меня проступает холодная испарина.
Комната освещалась небольшим камином. На кровати вниз лицом лежала женщина и рыдала в подушку. С губ ее слетали горестные вздохи, а тело сотрясалось от рыданий. Через миг она почувствовала наше присутствие и повернула к нам заплаканное лицо, украдкой разглядывая нас в тусклом свете и пытаясь понять, кто пришел. Это было лицо Кэтрин Хантер.
Когда она узнала нас, ее печальные, затуманенные глаза вспыхнули от радости и горестное выражение уступило место надежде. Она живо спрыгнула с кровати и бросилась к нам.
– О мистер Холмс, доктор Уотсон! Слава богу, вы пришли, – воскликнула она. – Вы не можете себе представить… не можете представить. – Печально покачав головой, она вновь разрыдалась. – Слава богу, вы пришли, – повторила она, падая в мои объятия.
Я тоже молча благодарил Создателя за то, что мы прибыли вовремя и успеем спасти эту молодую невинную душу от злых чар Дракулы. Прижав ее к груди, я нежно похлопывал ее по спине.
– Все самое ужасное позади, – сказал я. – Не надо больше плакать.
– Постараюсь, – глядя на меня трогательными влажными глазами, проговорила она.
– Слава богу, она спасена, – сказал я, поворачиваясь к Холмсу, который стоял не двигаясь и в упор глядя на девушку.
– Вы ведь не позволите больше этому дьяволу приблизиться ко мне? – заглядывая мне в глаза, заклинала она.
Я понимал, что она имеет в виду графа, но запретил себе думать о тех ужасных унижениях, которым он ее подверг. Она приникла ближе ко мне, касаясь заплаканным лицом моего лица. В тот момент что-то в ее поведении стало меня настораживать. Я напрягся, чувствуя на шее ее горячее дыхание. Этот сладковато-тошнотворный запах встречался мне и прежде. Я почувствовал приближение опасности, но было уже слишком поздно. Не успев оттолкнуть девушку, я ощутил, как меня касаются ее губы, а потом мне в кожу впились ее острые клыки. Закричав от отвращения, я попытался оттолкнуть ее от себя, но она упорно не отпускала меня.
Холмс бросился вперед и, схватив девушку за волосы, оттащил ее в сторону. Пошатываясь, она ушла в темный угол комнаты. Я тоже нетвердо стоял на ногах, сознание было затуманено. В страхе я коснулся шеи. Тонкая струйка крови стекала за воротник. К счастью, девушка только поцарапала кожу, не добравшись до яремной вены.
Девушка скорчилась в углу, как дикий зверь в клетке, огрызаясь и шипя.
– Господи, – воскликнул я, зажимая рану на шее и осознав вдруг весь ужас ситуации, – мы опоздали!
– Верно, – мрачно согласился Холмс. – Дракула завладел мисс Кэтрин Хантер. Несмотря на этот замечательный спектакль, рассчитанный на то, чтобы усыпить нашу бдительность, она теперь одна из восставших из мертвых.
Девушка засмеялась странным булькающим смехом, отчего у меня зашевелились волосы на затылке.
– Я принадлежу ему. – Она растянула губы в улыбке, обнажив клыки. – Я его невеста. – Зашипев, она, как дикая кошка, стала когтить воздух, а потом двинулась к нам. – Вы пришли спасти меня, а кто спасет вас?
Ее темные глаза излучали гипнотическую силу. Она протянула к Холмсу длинные белые руки.
– Нет! Оставь их! Они нужны повелителю! – раздался у нас за спиной внезапный властный окрик, остановивший девушку.
Обернувшись, мы увидели в дверном проеме фигуру карлика, наполовину скрытую тенью.
Он вошел в комнату на коротких кряжистых ногах. Голова у него была лысой, а нижняя часть лица покрыта густыми черными волосами, почти скрывавшими толстые красные губы. Он уставился на нас недобрыми голубыми глазами, выдававшими злой умысел. Это был, вероятно, Мейнстер, слуга графа, который организовал его доставку на эти берега. У меня в голове промелькнула мысль, что он действительно весьма подходящий помощник для Дракулы из смертных, ибо его физическое уродство соответствует духовному уродству его хозяина. В пухлых, как у ребенка, руках он держал мощную винтовку.
Отвратительно ухмыльнувшись, он заговорил вновь.
– Мой повелитель ожидает вас, – отрывисто произнес он с заметным акцентом. Через мгновенье нелепая ухмылка исчезла. – Вниз, – приказал он голосом, исходящим из зарослей темных волос, фактически скрывающих рот.
Он двинул винтовкой, указывая, что мы должны идти первыми.
Мы медленно прошли тем же путем в холл, а карлик с девушкой последовали за нами. Я увидел, что Холмсу удалось незаметно сунуть пистолет в карман пальто.
– Что нам делать? – напряженным шепотом спросил я.
– Подождем, – последовал краткий ответ.
Оказавшись в холле, карлик заговорил снова.
– Столовая! – пролаял он, тыча мне в спину винтовкой.
Девушка бежала впереди нас и, весело захихикав, распахнула дверь.
Столовая представляла собой темную удлиненную комнату, обшитую дубовыми панелями и украшенную портретами предков Баскервилей, взирающих на живых с безмятежным самодовольством, в то время как призраки этих давно умерших людей витали в этом доме. В обществе этих молчаливых призраков находился еще один персонаж из загробной жизни – граф Дракула. Он стоял неподвижно, как изваяние, повернувшись спиной к пылающему огню, потрескивающему в камине. Лицо его было как маска смерти, но глаза неистово горели. При нашем появлении его твердые презрительные губы медленно раздвинулись в сардонической улыбке.
– Что ж, джентльмены, я почти перестал надеяться, что вы пожалуете, – вкрадчиво произнес он. – Я так рад оказать вам гостеприимство в моем временном пристанище.
Голос звучал мелодично, но очарование притворной обходительности таило в себе угрозу.
Высунув из складок плаща длинную тонкую руку, он поманил костлявым пальцем девушку, которая проскользнула мимо нас и с радостным вздохом заняла место подле графа.
– Вы явились как раз вовремя, чтобы провозгласить тост за мою новую невесту.
Его губы раздвинулись в коварной ухмылке, обнажив клыки. Перед нами стоял улыбающийся проклятый злодей, которого описал нам Ван Хельсинг, но было нечто такое в графе Дракуле, что не передать никакими, самыми выразительными словами. То была аура абсолютного зла, исходящая от этой твари – именно твари. Восстав из мертвых и отрицая смертность, он лишил себя права называться человеком.
Быстрым неистовым движением он откинул плащ и распахнул перед рубашки, обнажив под ней белую, как алебастр, плоть. Нежно приподняв голову девушки одной рукой, он провел острым ногтем указательного пальца другой руки поперек своей груди, оставляя на ней глубокие следы и вскрывая вену. Вдоль раны сначала проступили, а затем начали сочиться из нее темные капли крови.
– Давай, дорогая, пей.
С нелепой нежностью он прижал лицо девушки к своей груди, положив ей правую руку на затылок, а она принялась жадно пить текущую из раны кровь.
Я почувствовал приступ тошноты, остолбенев на месте при виде этого отвратительного и унизительного спектакля. У Дракулы был невозмутимый решительный вид, на губах его играла злорадная улыбка, а девушка, лепеча что-то от удовольствия, пила его кровь.
Это была сцена из Бедлама.
– Теперь мы одно целое, любимая, – проговорил он, и голос его разнесся по слабо освещенной комнате. – Плоть от плоти моей, кровь от крови моей. Наш союз скреплен кровью, а кровь – это жизнь.
Он на миг замолчал, а затем без предупреждения оттолкнул голову девушки от своей груди. С ее губ стекала кровь, капая на пол.
– Благодарю тебя, мой повелитель, – в экстазе вскричала она.
С затуманенными от наслаждения глазами она облизывала губы, пытаясь впитать как можно больше жизненной силы.
После этой непотребной демонстрации своей власти Дракула с ликованием воззрился на нас.
– Свершилось. Она моя, – просто произнес он.
Мое отвращение сменилось яростью, но кипевшая во мне ярость была бессильной. Это существо играло с нами, дразнило нас своим могуществом, и мы ничего не могли с этим поделать. Я взглянул на Холмса, но ничего не смог прочесть на его напряженном застывшем лице. Можно было только догадываться, о чем он думает, стоя лицом к лицу со своим самым грозным противником.
– В этих краях я получил все, что желал, – говорил Дракула, поглаживая волосы девушки. – Пора отправляться на новые пастбища вместе с моей невестой. Мейнстер организовал нашу отправку в Лондон, а оттуда – кто знает, где я продолжу свою деятельность? Видите ли, джентльмены, я совершаю крестовый поход. Я покинул дом в горах Трансильвании ради миссии – распространить культ восставших из мертвых. Я намереваюсь путешествовать по свету, создавая колонии мне подобных, с тем чтобы легион восставших из мертвых разрастался и в конечном счете стал властвовать над всем сущим.
Мы с Холмсом стояли в молчании, слушая, как Дракула упоенно предается своим безумным мечтаниям.
– Однако перед отъездом я намерен разделаться с вами, Шерлок Холмс, и вашим настырным помощником. В последнее время вы нарушаете мои планы. Вы уничтожили трех моих агентов, включая и новообращенного Стэплтона. Так что вполне справедливо будет уничтожить и вас тоже.
Его лицо исказилось в ужасной гримасе, а в свете пламени камина блеснули злобные клыки.
– Так приятно принимать вас здесь, – продолжал он, вновь переходя на любезный тон, от которого мурашки шли по телу. Радушным жестом он протянул вперед руки, но затем, сжав кулаки, поднес их к лицу. – У меня редко бывает возможность разговаривать с врагами. Подобные встречи неизменно кратки и проходят без слов. Вы достойный противник, Шерлок Холмс. Вы мудры для человека, не прожившего до конца даже одной жизни. За многие годы и столетия я впервые встречаюсь с равным себе по уму.
Холмс сдержанно поклонился и впервые обратился к графу. Он говорил непринужденно, но я-то знал, что эта легкость дается ему непросто. Я знал также, что, когда он говорит в такой манере, то наверняка можно ждать подвоха. Его слова вселили в меня надежду. Может быть, подумал я, интеллектуальные достоинства моего друга смогут противостоять черной злобе Дракулы.
– Благодарю за комплимент, граф, – промолвил Холмс. – Могу я ответить вам тем же, сказав, что за всю свою короткую жизнь, которую я посвятил борьбе со злом и несправедливостью, я никогда не встречал противника столь злобного, порочного или… столь жалкого, как вы.
Торжествующая улыбка слетела с губ Дракулы.
– Жалкого? – воскликнул он, и его рокочущий голос заполнил высокое помещение. – Жалкого? – повторил он с сумрачным выражением лица.
Теперь пришел черед Холмса улыбаться.
– Некогда благородный и удачливый воин вынужден влачить существование обыкновенного преступника, таиться в тени, бояться солнечных лучей и, чтобы поддержать это подобие жизни, пить кровь смертных. Вы заявляете о бессмертии, граф Дракула, но какую же высокую цену приходится вам платить за это убогое существование. Мне действительно вас жаль.
Когда Холмс произнес последнюю фразу, глаза графа неистово запылали, а ноздри затрепетали от гнева.
– Как вы смеете жалеть меня! – делая шаг к моему другу, прорычал он.
Но тут же остановился на полпути, быстро совладав с гневом и разразившись неискренним смехом.
– Шерлок Холмс, – ледяным высокомерным тоном произнес он, – я – граф Влад Тепеш Дракула. Я командовал великими армиями за сотни лет до вашего рождения и прожил столетия. Я победил смерть с помощью роскошного эликсира жизни, который пью свободно, когда только пожелаю. Еще долго после того, как вы будете гнить в земле, я по-прежнему буду здесь править ночью – повелитель восставших из мертвых. Приберегите вашу жалость для себя, Шерлок Холмс.
– И все-таки вы меня боитесь, – тихо молвил Холмс.
– Я? Боюсь вас?
Граф насмешливо фыркнул.
– Тогда зачем меня убивать?
– Потому что вы расстраиваете мои планы. Я уничтожу вас, как уничтожают надоедливое насекомое.
– Значит, вы меня не боитесь?
– Нет такого смертного, которого бы я боялся.
Быстрым проворным движением Холмс извлек из складок пальто пистолет и нацелил его в сердце Дракулы.
– Вы по-прежнему меня не боитесь? – холодно спросил он.
Карлик поднял винтовку и направил ее на Холмса, но Дракула остановил его.
– Не надо, Мейнстер, – отрывисто произнес он, а затем вновь обратил внимание на Холмса. – Вы рассчитываете уничтожить меня с помощью этой жалкой человеческой игрушки? Вы меня разочаровали, Шерлок Холмс. Я ожидал, что вы будете лучше оснащены для встречи с тем, кто сидит по левую руку от дьявола. Вы угрожаете мне простым пистолетом? – Он издал гортанный смешок. – Вы увидите, что я неуязвим для такого жалкого оружия.
– Признаюсь, что в этом деле недооценил вас, граф. Ну а теперь мы поменялись ролями.
Голос Холмса оставался спокойным и уверенным, и я вдруг понял почему. Я тоже недооценил своего друга, полагая, что он станет угрожать Дракуле обыкновенной пулей. Мне вспомнился наш обед с Ван Хельсингом, когда профессор произнес такие слова: «Серебряная пуля, пущенная прямо в сердце, уничтожит вампира».
Холмс взвел курок пистолета, и в тот же миг Дракула, почуяв реальную опасность, отступил, выставив вперед руку для защиты. Холмс выстрелил, но я сразу догадался, что пуля не достигнет цели. Каким-то необъяснимым чутьем наш противник понял, что пистолет представляет для него угрозу, и быстро метнулся в сторону.
На долю секунды мне показалось, что выстрел совсем не задел Дракулу, но тот с воплем схватился за левую руку. Кровь текла из ладони – именно туда попала пуля моего друга.
Казалось, в следующие несколько мгновений произошло много всяких вещей. Мы, как персонажи «живой картины», вдруг ожили, начав двигаться как заведенные. Как только прозвучал выстрел, Мейнстер вновь поднял винтовку. Поскольку он сосредоточил внимание на Холмсе, я сумел вытащить револьвер и без колебаний всадил две пули в его тело. Обыкновенные пули легко расправились с карликом.
Между тем граф, пошатываясь, ходил взад-вперед на нетвердых ногах, воя, как раненый зверь, и сжимая поврежденную руку. Девушка поскуливала рядом, отчаянно пытаясь обнять его. Эти попытки становились более настойчивыми, и Дракула повернулся к ней с гневным воплем.
– Пошла прочь! – прорычал он, выплевывая слова ей в лицо.
Эта резкая отповедь заставила девушку истерически разрыдаться. Она бросилась на колени и прижалась к графу еще крепче. По ее щекам струились слезы. Подняв взгляд на Дракулу, она умоляла его позволить ей остаться рядом.
Зарычав от ярости, он схватил девушку здоровой рукой и отшвырнул от себя. И такова была сила этого броска, что девушка ударилась о стену около камина. Послышался резкий звук от удара головы о каменную кладку, и, к своему ужасу, я увидел, как она, потеряв сознание, свалилась вбок, прямо в камин. Когда она рухнула на горящие поленья, на нее жадно набросились прожорливое желтое пламя, и сразу вспыхнуло ее платье. Боль привела девушку в чувство, и, задыхаясь от ужаса, она отчаянно пыталась выбраться из огня. Я поспешил на помощь к девушке, но, вспомнив, в кого она превратилась, остановил себя. Я в оцепенении смотрел, как она, широко раскрыв глаза, беспомощно корчится от боли, а пламя охватывает все ее тело. Слабые крики девушки потонули в реве и шипении пламени, и безжалостный огонь поглотил ее.
Самое жуткое воспоминание об этой скорой и ужасной кремации – когда огонь погас, я увидел, как из пепла выглядывает ее почерневший череп в отвратительном смертельном оскале. При виде этой сцены я испытал лишь боль, вспоминая хрупкое создание, с которым познакомился в академии, – молодую невинную девушку, зараженную порочным вампиризмом.
Пока я, как завороженный, наблюдал за ужасающей кончиной Кэтрин Хантер, граф Дракула ходил по залу, прижав к себе раненую руку, которая постепенно становилась темно-фиолетовой.
Холмс с настороженной улыбкой наблюдал за графом с безопасного расстояния.
– Чистота пули начинает распространяться, – предостерег он. – Скоро рука отсохнет и разложится. Постепенно все ваше тело будет охвачено добродетелью.
– Черт бы вас побрал, Шерлок Холмс! – прокричал вампир, черты которого исказились от страха.
После чего он, спотыкаясь, вышел из комнаты.
Мы прошли вслед за ним в холл, где он остановился, в отчаянье глядя по сторонам. Из раны все еще сочилась темная кровь. Вдруг его взгляд упал на пару средневековых секир, висевших на стене, и он направился к ним. Испытывая омерзение, я догадался, что он собирается делать.
– Нам следует его остановить! – прокричал я.
– Нет! – воскликнул Холмс. – Несмотря на рану, он гораздо сильнее нас обоих.
Итак, мы, беспомощные зрители, оцепенев от ужаса, смотрели, как Дракула выдернул одну из секир со стены и, не колеблясь, с силой опустил ее на запястье, отсекая раненую кисть.
Немного потоптавшись на нетвердых ногах, он издал сдавленный стон, который перешел в раскатистый каркающий смех. Затем он отодвинул от себя кровоточащий обрубок. Итак, ему удалось предотвратить распространение чистоты серебряной пули на другие части тела.
Отрубленная кисть сильно дернулась, а потом медленно почернела, съежилась и высохла у нас на глазах. Плоть исчезла с костей, которые, в свою очередь, рассыпались в прах. Прошло несколько секунд, и от отрубленной кисти осталась лишь маленькая горстка серого пепла.
Размахивая секирой, Дракула повернулся к нам лицом. В глазах его вновь зажегся победный огонек.
– Будьте вы прокляты, Шерлок Холмс, – молвил он, со страшной силой метнув секиру в моего друга.
Удар был точным, и, если бы Холмс в последнюю секунду резко не отпрянул в сторону, то попал бы в цель. Тем не менее удар пригвоздил к дубовой панели часть его пальто. Я бросился на помощь к другу, но он без труда выдернул оружие из стены и освободился. Обернувшись, мы увидели пустой холл и распахнутую входную дверь.
– Пошли, Уотсон. Начинается последний акт драмы. Дракула сбежал. Он направится в одно из своих убежищ на пустоши. Необходимо выследить его, а на рассвете мы сможем навсегда разделаться с этим злодеем. Если сейчас мы потеряем его след, все наши усилия окажутся напрасными.
Глава двадцать четвертая
Еще одна жертва вересковой пустоши
Мы выскочили из замка вовремя, чтобы увидеть, как граф с развевающимся за спиной плащом убегает по темной аллее. Мы помчались за ним, но, добежав до ворот, он исчез из виду.
– Где он? – задыхаясь, спросил я, тщетно вглядываясь в темноту.
– Смотрите! – воскликнул Холмс, указывая на четкие следы Дракулы на снегу.
Свернув с дороги, они пересекали белую холмистую пустошь в направлении Черного Столба.
– Пошли, Уотсон. Нельзя упустить его, – настойчиво повторил Холмс.
И мы вновь отправились в погоню за нашим нечестивым противником.
Я последовал за другом, и вскоре мы уже шли по колено во влажном снегу. Мы продвигались медленно и с большим трудом, поскольку от снега намокла наша одежда и обувь и холод сковал ноги. Постепенно мы вышли на более возвышенное место, где снег лежал наносами, и оставались участки почти без снега, что помогало нашему продвижению вперед. Теперь небо посветлело, и я с некоторым удивлением догадался, что наше приключение длилось почти всю ночь и скоро над пустошью рассветет.
Мы добрались до места, не занесенного снегом, – засыпанный камнями овражек, по краям которого образовались две вздымающиеся стены снега. Здесь следы Дракулы терялись. Холмс вскочил на валун, вглядываясь в туманную пустошь.
– В какую сторону? В какую сторону? – нетерпеливо спрашивал он себя самого, вытягивая голову и всматриваясь в сумрак. – А, вот он! – воскликнул Холмс через некоторое время, указывая на запад. Я успел мельком увидеть темный силуэт, исчезающий за горизонтом. – Он направляется к Виксен-хайтс, по ту сторону трясины. Окажись он там, и он для нас потерян.
Когда мы поднялись на следующий пригорок, снег снова стал глубоким. Опустив головы, мы устремились вперед. Следы Дракулы появились вновь, и по ним стало легче идти. К тому же небо постепенно светлело. Небо медленно окрашивалось розовыми оттенками утра, заливая пустошь розоватым светом.
Потом мы увидели под собой далеко впереди Дракулу, который казался темным пятном на пустоши. Похоже, он сильно сбавил темп, словно вместе с темнотой убывала и его сила.
Совершив невероятный рывок и намного опередив меня, Холмс помчался вниз в сторону Дракулы. Я никогда прежде не видел, чтобы он так бегал. Казалось, его длинные ноги едва касаются земли, и через несколько минут он настиг свою добычу. Сердце у меня замерло, когда я увидел, что Холмс прыгнул на вампира. Последовала короткая борьба, и оба они упали на землю, не разжимая хватку. Подбежав ближе, я увидел, что Дракула высвободился и начал карабкаться на скалистый уступ. Холмс прыгнул вслед за ним. Они стояли друг против друга, вырисовываясь темными силуэтами на бледном небе. Холмс нагнул голову и, нацелившись на графа, боднул его в грудь. Дракула вскрикнул от неожиданности и попятился к краю скалы. Казалось, он на несколько мгновений завис там, а потом свалился с гребня и пропал из поля моего зрения.
Когда я, бросившись вперед, обежал вокруг скалы, моим глазам предстала сцена, которую я никогда не забуду. Дракула, пролетев футов пятьдесят, упал в страшную Гримпенскую трясину. Зловонная тина уже засасывала его в роковую глубину, и попытки выбраться приводили лишь к тому, что он увязал еще глубже. Вскоре он уже был по пояс в трясине и, дико размахивая руками, в страхе выкрикивал непонятные слова на своем родном языке. У него за спиной распростерся наподобие крыльев черный плащ, и он напоминал какое-то гигантское насекомое, которое в панике изворачивается, чтобы вырваться из вязкой трясины.
Ко мне подошел Холмс, и мы осторожно приблизились к месту происшествия. При нашем появлении Дракула повернулся к нам с выражением отчаяния на лице.
– Помогите. Умоляю, помогите, – упрашивал он.
Несмотря на все то, что я знал об этом демоническом существе, я не мог не почувствовать к нему жалость, видя страдание в его глазах, когда с ужасной неотвратимостью трясина затягивала его все глубже.
Холмс наблюдал за происходящим в молчанье.
Небо продолжало светлеть, и на горизонте показалась кромка восходящего солнца, посылая на пустошь первые лучи.
– Нет! – вопил граф, продолжая яростно биться в зеленой тине.
Чтобы защититься от солнечного света, он прикрывал глаза кровоточащей культей. Казалось, Природа мстит этому существу, которое столь долго нарушало ее законы. Затопляя пустошь золотистым светом, над Черным Столбом встало солнце, как новенький соверен. Когда разрушительные лучи коснулись его извивающегося тела, вампир пронзительно закричал от боли.
А затем на наших глазах этот выходец из могилы начал разлагаться. Вся эта сцена напоминала видения одурманенного наркотиками человека. Омерзительный процесс начался с того, что плоть на лице потемнела, высохла и отвалилась от костей. Это сопровождалось обильным выделением из глазниц желтоватой жидкости, а вскоре глаза выпали из глазниц. Рот тоже изрыгал эту отвратительную желчь, и вскоре в лице невозможно стало узнать что-либо человеческое.
Торс, видимый над поверхностью трясины, съежился и рассыпался в прах. Разлагающийся остов вампира полностью распался, и от него осталась лишь тошнотворная темно-зеленая жидкая масса, которую медленно поглотила Гримпенская трясина.
Несколько мгновений мы стояли, вглядываясь в спокойную поверхность болота и лишившись дара речи от увиденного, – это обманутые столетия взимали свою пошлину с древнего тела графа Дракулы.
Холмс первым прервал молчание.
– Миру больше не будет досаждать это самое злобное из всех существ, – спокойно произнес он.
Солнечные лучи раннего утра придали его усталым чертам бронзовый оттенок.
Вдруг с той стороны пустоши послышался протяжный и низкий горестный вой. Этот завораживающий вопль заставил нас повернуться в направлении Черного Столба. Мы увидели, как силуэтом на фоне солнца вырисовывается огромная фигура лающей собаки.
Вид этой собаки пробрал меня до костей.
– Господи! – воскликнул я.
Холмс бросил на меня проницательный взгляд.
– Оплакивает смерть родственной души.
Я вновь повернулся к Черному Столбу, но темный силуэт пропал.
Глава двадцать пятая
Размышления о прошлом
После нашего возвращения на Бейкер-стрит Холмс почти сразу погрузился в другое дело. Эта тайна, в высшей степени заурядная по сравнению с нашими недавними приключениями, касалась исчезновения из дома леди Ровены Дербанд драгоценного камня «Звезда Кришнапура». Тем не менее это дело занимало моего друга почти всю неделю, не оставляя времени для размышлений о смерти Кэтрин Хантер, в которой он себя винил. Но во время нашего возвращения в Лондон только мысль об этом и занимала его ум. Он сидел, закутавшись в пальто, и угрюмо уставившись в окно вагона.
– Я в ответе за ее гибель, – время от времени бормотал он.
Я не переставал уверять его в обратном, а также в том, что он сделал все возможное для ее спасения, но он никак не мог успокоиться или заняться обсуждением других аспектов этого расследования.
Смерть девушки столь же сильно подействовала и на Гарднера. Хотя я понимал, что он приготовился услышать самое худшее, но, когда ему сообщили о кончине Кэтрин Хантер, с лица его сошла краска, а пальцы с побелевшими костяшками вцепились в подлокотники кресла. Холмс сообщал ему, что, несмотря на наши усилия, нам не удалось вырвать ее из когтей опасной болезни, которую она подхватила, и для предупреждения угрозы заражения мы были вынуждены кремировать труп. Он уверил Гарднера в том, что теперь заболевание искоренили и последствий не будет. В ответ встревоженный директор лишь уставился на Холмса тусклым отсутствующим взглядом. Смерть Кэтрин Хантер явилась последним ударом из тех, что за последние месяцы сыпались на голову Гарднера. Он считал себя конченым человеком, жизнь которого обратилась в руины. Теперь все, к чему он стремился – организация академии, завоевание ею хорошей репутации, – представлялось ему бессмысленным. Все это усугубляло чувство вины, испытанное Холмсом. Как я ни старался, но не мог изменить его мнения на этот счет.
Прибыв на Бейкер-стрит, мы застали на пороге разгневанного инспектора Лестрейда.
– Где вы были последние несколько дней? – негодующе спросил он, с такой силой сжимая шляпу-котелок, что я испугался, как бы он не порвал край.
– За городом, – последовал лаконичный ответ Холмса.
– Ваше остроумие неуместно! – прокричал Лестрейд. – Я требую от вас объяснения, мистер Холмс. Я хочу знать, что произошло в ту ночь, когда вы посетили полицейский морг.
– Почти ничего, – устало ответил Холмс.
Лестрейд выпучил глаза, лицо его запылало от гнева, однако Холмсу удалось успокоить его терпеливой улыбкой и словами извинения.
– Простите мне мою небрежность, Лестрейд, – молвил он, – но в течение нескольких ночей я почти не знал сна, а усталость делает меня немного легкомысленным. По правде говоря, я не меньше вашего озадачен странными происшествиями в морге. Я склонен считать, что мы были жертвами какого-то надувательства или чего-то в этом роде. Дальнейшее расследование завело меня в тупик, и я впервые в жизни должен признать, что совершенно сбит с толку.
Сообщая все это Лестрейду, Холмс хранил важное и унылое выражение лица.
Признание Холмсом своего поражения вызвало у сыщика из Скотленд-Ярда самодовольную улыбку.
– Бог мой, – с ноткой сарказма произнес Лестрейд, выпячивая грудь. – Никогда бы не подумал, что дождусь того дня, когда знаменитый сыщик признает свое поражение. Я считал, не существует проблем, не подвластных вашему дедуктивному методу.
– И я так считал, – печально откликнулся Холмс.
– Не расстраивайтесь, мистер Холмс, – с ухмылкой произнес Лестрейд. – В конце концов, вы – всего лишь человек.
Нахлобучив котелок на голову, он сочувственно похлопал моего друга по плечу и ушел.
– Вот простая душа, Уотсон, – молвил Холмс после ухода Лестрейда. – Мысль о моем поражении легко возобладала над другими сторонами дела Селии Лидгейт. Полагаю, мы больше о нем не услышим.
Вид у него был бледный и осунувшийся. На усталых чертах отпечаталось напряжение последних нескольких дней. Поев горячего супа, говядины и пикулей, он провел остаток дня в постели.
В тот же вечер Холмс получил срочный вызов от леди Дербанд по поводу украденного камня. Все еще чувствуя себя усталым, но будучи не в силах противиться искушению, он отправился в ее особняк на Парк-лейн. В этот раз я не стал сопровождать Холмса, оставшись у камина и перебирая в памяти подробности нашего совместного недавнего приключения.
Расследование Холмсом дела леди Дербанд потребовало его отъезда из Лондона на несколько дней, и поэтому, когда появился профессор Ван Хельсинг, чтобы послушать отчет Холмса о деле Дракулы, его в городе не было. Хотя я был в состоянии обрисовать нашему коллеге дело в целом, но не располагал достаточной информацией для исчерпывающего отчета. Ван Хельсинг, довольный исходом дела, был, естественно, разочарован тем, что не смог обсудить это дело в подробностях. Я договорился, что он поужинает с нами в конце недели, в канун Рождества, когда мой друг сможет рассказать ему обо всех событиях, приведших к гибели графа Дракулы.
Ко времени наступления кануна Рождества погода в Лондоне резко изменилась. За день до этого прошел сильный снег, и теперь столица лежала скованная льдом и занесенная снегом по самые окна. Дома мы поддерживали камин горящим, а на улицах яростно завывал ветер, принося новые снежные шквалы. Холмс успешно завершил дело Дербанд, и его настроение заметно улучшилось. Он только что вернулся из Дувра, где отыскал алмаз и арестовал преступника, брата-близнеца лакея леди Дербанд.
Точно в полвосьмого прибыл Ван Хельсинг, и, обменявшись рождественскими поздравлениями, мы принялись за роскошное угощение, приготовленное для нас миссис Хадсон. Пока мы поглощали традиционную рождественскую снедь, было не до разговоров, но после еды, когда мы уселись вокруг стола, потягивая послеобеденный ликер, Ван Хельсинг настойчиво попросил Холмса рассказать о расследовании по делу Дракулы.
– Как мы выяснили потом, – начал Холмс, – граф Дракула, укрываясь много лет подряд в подвалах своего замка и наведываясь в соседние карпатские деревни за кровью девушек, решил наконец покинуть свое родовое гнездо, чтобы, наподобие чумы, распространить по свету культ восставших из мертвых. Наша страна оказалась его первой остановкой в ходе этого нечестивого крестового похода. Однако, прибыв в Лондон, он понял, что действовать в таком большом городе ему будет слишком опасно. Поэтому он отправился в отдаленные местности Дартмура, где, как ему казалось, он сможет исполнить свой план, не встретив препятствий и не будучи обнаруженным. Мейнстер, его помощник из смертных, организовал доставку в Гримпен ящиков с природной трансильванской землей. В одном из этих ящиков было, разумеется, тело графа Дракулы. Именно в Гримпене Дракула привлек на свою сторону Коллинза. Ему нужен был человек, хорошо знающий эту местность, который мог бы снабжать его информацией и обеспечить укрытие. Коллинз как врач был выбран не случайно, ибо не только имел доступ к запасам крови, но и мог бы скрывать свидетельства нападений Дракулы. При лечении жертв графа Коллинз имел возможность отводить подозрения в вампиризме и в то же время информировать своего хозяина о состоянии жертвы и предупреждать его об опасности.
– Как удалось склонить Коллинза содействовать Дракуле? – спросил я.
– Он был достаточно слабовольным человеком и легко подпал под влияние незаурядных гипнотических способностей графа.
– Обычно в подобных случаях помощнику дается обещание обрести бессмертие за свои услуги, – заметил Ван Хельсинг.
Я кивнул, вспомнив, что Коллинз говорил о таком обещании.
– Несомненно, Коллинз рассказал Дракуле об академии в Кумб-Трейси, – продолжал Холмс. – После первого визита туда граф выбрал в качестве будущей невесты Виолетту Маркэм и стал навещать ее по ночам, чтобы пить кровь. Возможно, вы помните, Уотсон, что Коллинз приехал в академию в тот самый день, когда она почувствовала недомогание, – а другую медицинскую помощь просто не успели найти.
– Тем не менее, несмотря на протесты Коллинза, девицу Маркэм все же перевезли домой в Лондон, и она оказалась вне пределов досягаемости Дракулы.
– Где она превратилась в Призрачную леди, которую мы встретили на Хэмпстедской пустоши, – пробормотал Ван Хельсинг себе под нос, словно проясняя для себя ситуацию.
– Ее отъезд, вероятно, разозлил графа, – сказал я.
– Верно, – откликнулся Холмс. – Ее увезли прямо у него из-под носа, но он не собирался последовать за ней в Лондон, поэтому выбрал себе в невесты другую воспитанницу Гарднера – Кэтрин Хантер.
– А тем временем Коллинз с помощью Мейнстера припрятал в округе гробы Дракулы. Сам же Дракула переместился в центр своей паутины – Баскервиль-холл.
– А теперь скажите, Холмс, как вы догадались, что Дракула находится в поместье Баскервилей?
– Мне сказал об этом Стэплтон.
– Что!
– Не напрямик, разумеется. Я знал, что, раз Стэплтон считал меня мертвым, он обратит внимание на Баскервиль-холл. Помните, он ведь полагал себя его законным владельцем. Если припомните, после получения в академии его второго конверта с предупреждением я предположил, что скорее мы последовали за Стэплтоном в Дартмур, чем наоборот.
Я кивнул.
– Оставив меня в горящем здании, он был так уверен в моей смерти, что забрал свои вещи с Макколи-стрит и сел на ранний утренний поезд в Дартмур, приехав туда, по сути дела, на день раньше нас.
– А как насчет того предупреждения, что мы получили на следующее утро после пожара? Наверняка он не стал бы посылать его, знай он, что вы мертвы.
– Если помните, тот конверт, в отличие от другого, был без адреса. Это потому, что он предназначался вам.
– Мне? – пролепетал я.
– Это было предупреждение вам не мстить за мою смерть. Я рассказывал Стэплтону о принятой нами символике паука и мухи, и его извращенный ум увидел в дохлой мухе угрозу, которую вы распознаете.
– В таком случае он недооценил меня, думая, что подобный жест остановит меня в действиях.
Холмс тепло улыбнулся мне.
– Приехав в Кумб-Трейси, Стэплтон нашел себе временное убежище, тем временем разнюхивая положение вещей. Вероятно, в одной из таких вылазок он и увидел меня. – Холмс хохотнул. – Представляю себе, как он был неприятно удивлен, вновь увидев меня – человека, которого он ненавидел больше всего на свете, человека, которого считал умершим.
– Отсюда предупреждение в академии.
– Да. Он не смог удержаться от искушения и дал мне знать, что снова у меня на хвосте. Однако для Стэплтона дела приняли дурной оборот. К этому времени он был сильно раздосадован тем, что я выжил, поэтому совсем потерял самообладание и утратил связь с реальностью. Я знал – стоит ему обнаружить, что Баскервиль-холл пустует, и он, скорей всего, вломится туда и завладеет им, осуществляя безумную мечту стать хозяином поместья Баскервилей.
– Но ненадолго, а – Холмс? – заметил Ван Хельсинг. – Дракула не допустил бы в свое святилище другого хозяина.
– Совершенно верно. Дракула, обнаружив незваного гостя, не стал тратить времени даром и приобщил его к культу восставших из мертвых. В погребе Коллинза мы с Уотсоном наткнулись именно на Стэплтона в обличье вампира. Тогда-то я и понял, где прячется граф, – в убежище Стэплтона, Баскервиль-холле.
– Теперь понятно, Холмс, – сказал я, – но почему Дракула попросту не убил Стэплтона?
– Нужно помнить, Уотсон, что Дракула, несмотря на свое животное существование, был хитрым и умным существом. Он видел в Стэплтоне своего последователя. Завоевав душу Кэтрин Хантер, он намеревался отправиться с ней на новые пастбища, оставив Стэплтона рыскать в поисках крови по девонширской сельской местности, где тот вовлекал бы новых адептов в этот нечестивый культ. Таким жутким способом Стэплтон осуществил бы свои дикие амбиции и стал повелителем вересковых пустошей.
– Если это так, то зачем он был заколочен в гробу?
– Потому что Дракула не хотел, чтобы Стэплтон мешал ему. В этой округе места хватало лишь для одного действующего вампира, и Дракула постарался, чтобы это был он сам. Без сомнения, Коллинзу было велено освободить Стэплтона, как только граф с невестой уедут. Фактически он в конечном итоге освободился бы самостоятельно – так велика была его жажда крови.
– Если бы я преждевременно его не освободил, – добавил я.
– Силы небесные, что произошло? – воскликнул Ван Хельсинг.
Холмс пересказал наше жуткое приключение в погребе, когда Холмс обезглавил нашего давнего противника пилой.
– Вот еще над чем я ломаю голову, – сказал я, когда он закончил. – Почему, зная, что мы его выслеживаем, Дракула не побеспокоился о своей безопасности и не покинул эту местность?
– Возможно, я смогу ответить на ваш вопрос, доктор Уотсон, – молвил Ван Хельсинг. – Дракула был трансильванским дворянином и обладал гордостью дворянина, которую унес с собой в могилу. Он, конечно, не потерпел бы, чтобы его планы нарушило вмешательство обыкновенного смертного. Ваше присутствие его и раздражало, и бросало ему вызов. Одну невесту уже вырвали из его когтей, и он не собирался терять другую.
– Вот тут он и совершил роковую ошибку – недооценил противника.