Хоккей. Родоначальники и новички Тарасов Анатолий
Для Тарасова было крайне важно ликвидировать это большущее отставание в силовой борьбе. Параллельно шла речь и о психологическом воздействии на всю команду, ведь если наших игроков будут постоянно бить, не получая достойного ответа, победить нам будет невозможно.
Я был на том знаменательном матче ЦСКА с канадским клубом в Калинине, о котором Анатолий Владимирович так подробно и правдиво рассказывает в книге. Помню, как он попросил моего коллегу, сотрудника кафедры хоккея инфизкульта Льва Гусева: «Ты у нас судья международной категории. Так вот у меня к тебе большущая просьба: свистни два раза – в начале матча и в конце матча. А в остальном мы разберемся с канадцами сами».
Я даже предположу следующее. В Калинине уже советские хоккеисты дали острастку канадцам, да еще какую! И канадцы запомнили этот урок, усвоили, что русские могут дать сдачи, и, возможно, отомстили потом, когда нашему Виталию Давыдову в следующем турне по Канаде сломали челюсть…
Бытует мнение о том, что, дескать, Тарасов страшно гонял хоккеистов по предмету «физика» – атлетизм, скоростная выносливость, ловкость… – давая им немыслимые нагрузки. Упражнения придумывал зачастую сложные, сами занятия проходили в высоком темпе, эмоционально; он внимательно следил, чтобы не переборщить с тренировочными объемами. Однако разговоры о тарасовских перегрузках ничего общего с действительностью не имеют. Анатолий Владимирович прежде всего разрабатывал тактику игры – под нее нужны были технически богато оснащенные спортсмены, – а для этого они должны были обладать целым комплексом физических качеств. Вот какая логическая цепочка выстраивалась. Но и это еще не все. Стержнем всей работы Тарасова являлась психологическая готовность хоккеиста и команды в целом решать самые сложные задачи на пути к самой высокой цели. Поэтому на любой тренировке при выполнении любого упражнения именно психология воспитывалась в первую очередь. Но делалось это незаметно, как бы исподволь.
Как-то давным-давно, более четверти века назад, зашел у нас спор с канадскими и американскими тренерами о тактической идее хоккея. Мы к тому времени уже научились побеждать заокеанские команды. Пока любительские. Но подбирались и к профессионалам. Во всяком случае, рождалась уверенность, что и их одолеем.
Мы внимательно изучали профессионалов. Замечали в их действиях, в тактических решениях, психологических контрапунктах игры элементы циркачества, излишнего, на публику, артистизма, что лишает действия команды очень важного – рациональной целесообразности. А без этого в матче с равным соперником вряд ли добьешься успеха.
В чем, в каких приемах профессионалы позволяли себе излишества? Поднимаю свои записи той поры.
Защитник. Отобрав шайбу, подолгу ее держит, а то и сам начинает атаку. Нападающий. Прокатывается с шайбой через всю среднюю зону, а войдя в зону соперника, картинным ударом издалека под острым углом бросает ее по воротам. Много, очень много обводки на своей половине поля, в том числе поперек поля, а то и назад, в сторону своих ворот. Передачи ударами по шайбе – прием эффектный, но тактически малоэффективный…
Подумалось тогда: пусть канадские игроки продолжают сохранять свое стремление с оглядкой на зрителя выполнять многие технические приемы, а также применять тактические решения. Им такой хоккей нравится, пусть они его и исповедуют, совершенствуют. Но было и такое опасение: это не может не понравиться и нашим хоккеистам, важно удержать их от соблазна обезьянничать. Ничего наносного, считали мы, не должно попасть в наш хоккей – спортивный, рациональный, где кратчайшим расстоянием между двумя точками – воротами – может быть лишь прямая.
Так же, как недавно велись споры – вступать нашим баскетболистам в схватку с американскими профессионалами из НБА или нет, – в те далекие годы шли дискуссии вокруг таких встреч в хоккее. Но была тогда и еще одна сложность: существовал закон – кто из хоккеистов хоть раз сыграл с профессионалами, тот сам получает формально этот статус, а значит, принимать участие в Олимпийских играх права уже не имеет.
Но мы знали, что, по-видимому, вслед за нами с канадскими профессионалами захотят сыграть и чехословацкие, а возможно, и шведские сборные, так что все главные европейские претенденты на олимпийское «золото» будут находиться в равных условиях. К тому же нам представлялось вполне возможным создание новой, достаточно сильной сборной.
Мы очень рассчитывали на энтузиазм молодых тренеров и спортсменов, которым откроется заманчивая перспектива участвовать в зимней Олимпиаде.
Руководители нашего спорта в то время не могли взять на себя такую ответственность – разрешить нам встретиться с профессионалами. Следовало обратиться в правительство. И такая возможность однажды представилась. В доме приемов на Ленинских горах в Москве правительство давало банкет в честь победителей зимних Олимпийских игр 1964 года в Инсбруке. В одну из пауз мы с Юрием Гагариным (а я попросил его о содействии) подошли к столу президиума. Вначале изложили суть дела Л. И. Брежневу – он в то время занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, а затем направились к Н. С. Хрущеву. Он обнял Ю. Гагарина, поздоровался со мной и, узнав о нашей просьбе, подозвал Брежнева и тут же дал санкцию на наш матч с профессионалами. Поблагодарив Ю. Гагарина, я сразу разыскал руководившего тогда спортом Ю. Машина и доложил о только что принятом решении.
Рассказал все в деталях и своему другу Аркадию Чернышеву. Мы вместе с нашими женами подняли тост за новую веху в нашей хоккейной жизни. Тогда мы думали, что, коль скоро нам разрешено сделать вызов канадским профессионалам, матчи не за горами. Но мы оказались плохими провидцами. Понадобились долгие годы для того, чтобы такие встречи стали явью.
А тем временем началась неторопливая переписка с руководителями НХЛ. Нашему представителю в Международной лиге хоккея Андрею Старовойтову давались многочисленные поручения по организации этих встреч. Следовало договориться и о финансовых условиях, и о правилах судейства, и о месте проведения встреч, количестве матчей. Руководство НХЛ почему-то не пылало желанием ускорить дела и на наши нетерпеливые запросы отвечало молчанием.
Было это в середине 60-х годов. Наши хоккеисты побеждали соперников и в товарищеских, и в официальных матчах – на всех турнирах с участием как сборной, так и клубов.
Не то канадцам хотелось еще раз внимательней присмотреться к нам, не то президенту НХЛ господину Кемпбеллу не позволяли снизойти до матчей с советскими хоккеистами его политические взгляды.
Международная обстановка тех лет была напряженной, громоздились торосы «холодной войны». Возможно, руководители НХЛ ждали потепления международного климата, а может, были какие-то другие причины откладывать встречу с советским хоккеем. Мы, тренеры, встречаясь за океаном с коллегами, с журналистами, говорили, что готовы к матчам с профессионалами. А нас продолжали запугивать. И крупными поражениями, и более того, однажды нам сказали: в некоторых матчах вам попросту некем будет заменять своих игроков, канадские профессионалы на такое, мол, способны… Но мы уже вполуха слушали эти побасенки. Они на нас не действовали. Мы стали опытнее и знали себе цену.
Однажды, когда мы совершали очередное турне по Канаде и США, получили приглашение профессионального клуба «Торонто Мейпл Лифс» провести три матча с хоккеистами этой команды. Тут же собрав хоккеистов, мы спросили их: «Как поступим?» Они были единогласны: «Играть!»
Находились мы тогда в городе Колорадо-Спрингс, истекали последние дни 1969 года. Наша команда была в ту пору как никогда сильна и хорошо сбалансирована. Мы попросили руководителя нашей делегации немедля связаться с Москвой, а позже сожалели, что не сделали это сами. Он, этот руководитель, был карьеристом, всего боялся и в Москву не позвонил. А нам соврал, что в Москве, мол, «против» – нас ждут дома, там свой календарь, его ломать нельзя и тому подобное. Так мы упустили шанс уже тогда «скрестить шпаги» с одной из лучших профессиональных команд.
Мы, естественно, не ждали у моря погоды, не сидели сложа руки. Много и упорно тренировались – но уже целенаправленно, с ориентиром на встречу с профессионалами.
Кратко о том, в чем была суть таких тренировок.
Поначалу встал вопрос: развивать или исправлять? Развивать достоинства хоккеистов, в первую очередь те, что игрокам подарены природой, или – исправлять их слабости, такие, к примеру, как невысокий уровень техники. Решено было действовать на два фронта: развивать сильные стороны хоккеистов, одновременно поднимать их технический уровень, исправляя по ходу дела и другие огрехи. Выбор средств не был затруднительным. Мы, тренеры, верили в чудодейственность атлетизма – этого ускорителя мастерства.
Налегли на совершенствование главных качеств – силы, ловкости, быстроты. В программу занятий включили много имитационных упражнений, где игрок, к примеру, занимаясь со штангой, выполнял сложные гимнастические, акробатические упражнения. Или преодолевал различные препятствия (со штангой!), играл в футбол или хоккей. С большим интересом приняли хоккеисты такой подход к тренировкам по атлетизму. А как смотрелись такие тренировки! На наши занятия приходили сотни зрителей.
Как-то прибыл в Москву представитель одного из американских журналов. Он проявил большой интерес к хоккею, к нашей армейской команде ЦСКА. Ему была предоставлена полная свобода для знакомства с игроками. На протяжении недели он присутствовал на всех тренировках, приезжал на загородную базу команды, беседовал со многими игроками, с некоторыми играл в теннис. Словом, оказался весьма любознательным человеком. Особый интерес он проявил к силовым упражнениям. Как-то мне говорил, что он впервые увидел, чтобы со штангой бегали, прыгали и играли в футбол. Ему понравился придуманный нами футбол-баскетбол на замкнутой площадке.
Он был немало удивлен, когда спортсмены в ходе тренировки вдруг вступали друг с другом в рукопашный бой с элементами бокса, борьбы, болевых захватов.
Тренировки наши по содержанию были разноплановы и разнообразны, отличались сложностью упражнений и высоким темпом. Так что американский журналист едва успевал перезаряжать свой фотоаппарат. Попробовал он даже потренироваться с ребятами, но хватило его лишь на десять-двенадцать минут несложной разминки. Он выдохся, и врачу команды Алексею Васильеву пришлось приводить его в порядок.
Мы договорились с господином, что вопросы мне он задаст напоследок. И вот наступил день прощания. По окончании тренировки команды я предложил гостю сыграть в теннис, а беседу провести затем в необычной обстановке – в русской бане. Он с радостью согласился. Мы поехали в Селезневские бани, где обычно наша команда парилась. Для нас это был своего рода восстановительный центр. Там, кстати, проходили и наши встречи с болельщиками.
И вот банщик отводит нам отдельный уголок, и я прошу поддать пару по «высшему разряду». Замочил дубовые веники в холодной воде, развел в шайке мыло и попросил переводчика Сергея позвать американского друга. Он вошел в парную в плавках, что-то весело напевая. Я ему помахал рукой, приглашая к себе на полок. Поднялся он на три-четыре ступеньки, сразу как-то присел и бросился назад.
В ту минуту мне было его искренне жаль. Не испытал он всей прелести русской бани. Не ощутил неповторимых запахов хвои, дуба, пряностей, которые обычно добавляют для аромата в кипяток. Его тело не ощутило прикосновения мягких дубовых листьев, так хорошо воздействующих на кожу, на настроение. Не получилась, к сожалению, и наша беседа. Лишь мельком он мог видеть нас, распаренных, огненно-красных, как вареные раки, выбегающих на минутку из парильни…
Через несколько месяцев я получил три номера журнала, на страницах которого наш друг добросовестно, с помощью многочисленных фотографий, рассказывал о наших тренировках. А завершила репортаж репродукция шестнадцатикопеечного билета в баню, где автору так и не удалось попариться.
Наши занятия атлетизмом дополнялись длительными и нелегкими тренировками на льду. У армейской команды в то время уже был тренировочный каток. Мы получили возможность проводить на льду куда больше времени – до трех с половиной часов в день.
В кропотливом деле совершенствования хоккейного мастерства, развития у игроков команды тактической гибкости тренеру спешить не надо. Важно повозиться как следует с каждым игроком, не упустить существенных деталей, вовремя внести коррективы в действия хоккеиста. Признаться, я любил такую неторопливую вдумчивую работу. Она вызывалась тогда и еще одним обстоятельством. Мы, тренеры, еще и сами не всегда знали, что надо делать в первую очередь. В ходе тренировок мы имели возможность постоянно быть рядом с игроками, наблюдать за ними, вникая во все детали усвоения ими того или иного двигательного навыка, хорошо чувствовали настроение спортсменов. Мы и сами овладевали глубинами своей профессии. Учили своих парней играть в хоккей и учились у хоккея сами.
На льду изо дня в день мы шлифовали быстрые – в одно касание – передачи. Были звенья, умевшие при ограниченном маневре, выступая втроем против двух защитников, держать шайбу в течение нескольких минут. Такой навык, мы знали, в будущем пригодится – канадцы опасны, владея шайбой, а вот потеряв ее, чувствуют себя неуверенно, ведут отбор не всегда расчетливо.
Они украшают хоккей
У нас в команде всегда были асы обводки, такие форварды, как Всеволод Бобров, Василий Трофимов, Александр Альметов, Вениамин Александров, Борис Майоров, Владимир Викулов, Александр Мальцев. Но мы опасались, что, «попав в лапы» жестких канадских игроков, они спасуют. И наши тревоги были не напрасны. Мы предполагали, что в момент обводки соперника тот предложит страстное мужское единоборство. И здесь высокая техника, скорость маневра могут не обеспечить успех атакующему. Не только потому, что разрушать всегда легче, чем создавать. Удивительное умение канадцев отделять игрока от шайбы бывает чревато и травмой – не просто синяком, но и, что опаснее, травмой психологической. Все это наши игроки уже ощущали в единоборствах с любителями, а что будет, когда они столкнутся с куда более мощными профессионалами?
И вот мы придумывали новые сложные упражнения для обводки, атаки ворот. Выполнять эти упражнения игрокам было непросто еще и потому, что им отпускался жесткий лимит времени. Не допускались никакие проволочки. Так, уже в те годы родилась идея полной занятости хоккеистов на площадке, исключающей всякие паузы. А в связи с этим, считали мы, игроки разных амплуа обязаны уметь уверенно выполнять любые технические приемы. И подкатываться к сопернику, и вести с ним единоборство, и отбирать шайбу, не говоря уже о пасе, обводке, завершающих бросках… И все это делать очень и очень быстро!
Просматриваю записи тех лет. Немало жалоб от хоккеистов на трудности, которые они испытывают в результате той «спешки», которую мы, тренеры, им навязали. Причем жалуются игроки творческие, не плаксивые, волевые. Что им ответить? Быть может, мы в самой основе своих требований допускаем перегибы и ошибки?
Когда тренер предлагает игрокам что-либо новое, более сложное, он должен уметь предугадывать, какой может быть реакция хоккеистов, и заранее готовить ответ на эту реакцию. В данном случае можно было бы долго объяснять, в чем суть замысла, провести даже с участием всей команды нечто вроде творческого совещания, но мы, тренеры, поступили иначе. Вам неудобно, сложно? Это нас, тренеров, не интересует. Главное то, что если вы овладеете этими новыми приемами, то намного сложнее будет действовать против вас профессионалам. Хотите успешно сразиться с ними? Идите на лед и совершенствуйте свое мастерство.
Так, довольно круто, мы доводили до игроков нашу тренерскую волю. Совершенно ясно, что это подкреплялось и нашим тренерским фанатизмом. Мы каждый день были рядом с игроками. И проявляли упорства не меньше, чем они, и пота столько же проливали. Мы самозабвенно, каждодневно трудились, и хоккеисты это видели, чувствовали.
В те годы в тактику игры были привнесены новые законы, решения. Они предписывали, например, защитнику выполнять первый пас лишь в сторону средней зоны, причем делать это без задержки. Защитники обязаны были также поддерживать атаку в глубину. Что касается звеньев нападающих, то им предлагалось проходить среднюю зону с помощью паса диагонально-продольной направленности – такие передачи убыстряют развитие атаки. Были четко обозначены требования первой атаки с хода и при непременном движении игрока на ворота, а также повторных атак. Стали браться на учет добивания и помехи вратарю.
Естественно, все это подвергалось анализу не только в количественных, но и качественных измерениях. И что интересно, эти данные в ходе матча фиксировали сами же игроки. Конечно, мы могли привлечь людей из числа общественности, которые с удовольствием добывали бы для нас эти сведения, но мы считали, что игроки таким образом лучше поймут существо наших требований, а поэтому доверяли вести «арифметику матча» хоккеистам, свободным от игры.
Не надо путать тактические схемы, к которым имеют пристрастие некоторые коллеги, с теми игровыми законами, что устанавливаются в команде. Разумеется, законы эти могут усложняться, а подчас и меняться. К примеру, был у нас такой неписаный закон: на участке, где происходит борьба за шайбу, должен находиться игрок, который предлагал бы себя. Он, этот закон, долгие годы действовал, пока соперник не нашел противоядия – густо «посеянную» позиционную оборону. И этот тактический «постулат» стал малоэффективен при игре на флангах, на второстепенных игровых позициях. Значит, сегодня он должен быть дополнен иным тактическим законом – яркой индивидуальной игрой со спариванием соперника на флангах, пасом в ходе обводки с предложением себя на главных голевых позициях.
Что касается тактических схем, то знакомство с ними не повредит игроку. Но если идет натаскивание хоккеистов на схему, если на каждом занятии заставлять игроков действовать так и никак иначе, то польза будет мизерна. Возможно, обернется это и вредом – спортсмен утратит творческое отношение к игре.
Уметь ценить время важно в любой области деятельности. Но в спорте цена времени особая, повышенная. Физическими упражнениями можно заниматься регулярно всю жизнь. А вот в спорте для демонстрации высоких достижений отпущены небольшие сроки – какой-нибудь десяток, плюс-минус пара-тройка лет. Лишь отдельные феномены способны показывать высокие результаты более продолжительное время. В хоккее такими спортсменами, свыше десятилетия радовавшими зрителей своим мастерством, были Александр Рагулин, Вячеслав Старшинов, Владислав Третьяк, Анатолий Фирсов, Вячеслав Фетисов, Владимир Крутов. Среди канадских долгожителей хоккея такие замечательные игроки, как Горди Хоу, Бобби Халл, Жак Плант, и многие-многие другие. Есть все основания хорошо и долго играть и у Уэйна Гретцки.
И все же – с сожалением это повторяю – жизнь в спорте коротка. И каждому большому спортсмену хочется в отпущенный ему срок побольше сделать для спорта, для хоккея, для себя. Продлить то счастливое время, когда игрок «купается в своей звездности», сознавая, что его знают, «на него» идут зрители на стадион, о нем говорят, пишут… Еще никогда популярность не портила настроение ни одному из спортсменов. Лишь недалекие люди бесценным этим временем не дорожат.
Все это должны помнить и учитывать мы, тренеры. В те далекие годы в обойме нашей команды был полный комплект именно таких хоккеистов – самоотверженных, преданных спорту, игре, стремившихся оставить добрую по себе память в истории советского хоккея. Мы это обстоятельство учитывали и… спешили. Спешили скрестить клюшки с профессионалами.
Для того чтобы подогреть интерес к задуманным матчам (а стало быть, и ускорить их проведение), решено было выпустить книгу. Она была адресована любителям хоккея в Канаде, а также специалистам этой игры. Книга «Путь к Олимпу», выпущенная в 1969 году издательством АПН на английском языке, кратко рассказывала о пути, пройденном советским хоккеем. Автор (им был я) сделал попытку сравнить советский хоккей с канадским профессиональным хоккеем по четырем основным компонентам игры – атлетизму, мастерству, тактическим построениям и волевой стойкости. По итогам анализа без каких-либо колебаний автор сделал вывод, что победа должна прийти к советским хоккеистам. Конечно, не в одной встрече, а в серии, где молодая советская хоккейная школа не уступит канадской, имеющей вековые традиции.
Сейчас, когда минуло более 20 лет, когда встречи советских хоккеистов с профессионалами имеют уже свою историю, вновь и вновь перечитывая ту давнюю свою книгу, пытаюсь найти, в чем же я ошибся.
Что ж, не скрою, ошибки, просчеты были. Например, в те годы, когда в расцвете сил находился Жак Плант, мне казалось, что наши вратари уступают канадским. Но я допустил просчет, оценивая главным образом мастерство вратарей без учета тех условий, в которых голкиперам предстояло действовать. Во время проведения одного чемпионата мира я встретился с великолепным канадским вратарем Кеном Драйденом, в то время уже журналистом. Кстати, скромность, интеллигентность Кена наверняка помогли ему в освоении новой профессии, эти качества всегда нравились мне у людей, пишущих о спорте. Так вот, я тогда задал ему вопрос, который интересовал меня давно.
В Канаде, как известно, очень много хороших вратарей. Защищая ворота своих клубов в чемпионатах НХЛ, они действуют умело, нередко выручают свои команды, а вот во встречах с советской сборной играют не так надежно. В чем тут дело?
Кен согласился с тем, что перепады в игре стражей ворот канадского хоккея действительно существуют, и объяснил это явление так: «Выступая в свое время против советских команд, и я чувствовал себя не в своей тарелке. Ваши звенья очень своеобразно ведут игру у ворот. Они как бы не спешат их атаковать, подолгу перепасовывают шайбу и таким образом маскируют миг завершения атаки. И бросок по воротам, если он точен, часто застает канадских вратарей врасплох. В нашем хоккее, – продолжал Драйден, – атака развивается проще, хотя зрителем, возможно, она воспринимается как острая и мощная».
И что любопытно, это суждение знаменитого канадского вратаря почти полностью совпало с ощущениями того спортсмена, кто в первой серии игр с канадскими профессионалами защищал ворота советской команды. Вот что рассказывал мне Владислав Третьяк о самой первой встрече со сборной звезд НХЛ, сыгранной 2 сентября 1972 года в Монреале.
«Первая же вихревая атака канадцев на тридцатой секунде матча закончилась голом в мои ворота. Шайбу забросил Фил Эспозито. А в начале седьмой минуты игры Пол Хендерсон удвоил счет. Было от чего растеряться. Но подъехали ребята, подбодрили. Я прочел в их глазах многое. И сразу успокоился, стал анализировать – читать атаки канадцев. Они оказались не так уж трудно разгадываемыми. Игрок, прорывавшийся в нашу зону с шайбой, как правило, и наносит удар. Главное – вовремя выкатиться из ворот и увидеть вылет шайбы из-под клюшки соперника. Это наблюдение, а также крепкие нервы помогли мне овладеть собой, парировать многочисленные броски канадских хоккеистов», – так заключил свой рассказ о первом своем «экзамене» у профессиональных асов наш знаменитый вратарь.
Тот матч, как известно, закончился победой наших спортсменов – 7:3. И весомый вклад в эту первую победу над профессионалами внес Владислав Третьяк.
Итак, о первой моей ошибке читатель уже узнал. Бывают в жизни просчеты и приятные, этот – из их числа. Впрочем, такого же рода оказалась и еще одна моя ошибка. Она заключалась в том, что в книге «Путь к Олимпу» я поставил знак равенства, оценивая бойцовские качества наших и канадских хоккеистов. К тому времени мне довелось посмотреть немало матчей профессионалов, и никогда ни один игрок не выпадал из бешеного ритма игры. Не видел я, чтобы кто-либо спасовал, уклонился от борьбы, не старался изо всех сил. Поэтому, взвешивая боеспособность канадских профессионалов, я уравнял чаши весов, оговорив, правда, что дисциплина у советских хоккеистов выше.
Оказалось, и здесь я был неточен. Конечно же, я знал, что высокий боевой дух игроков профессиональных клубов постоянно стимулируется и параграфом договора, и немалыми долларовыми инъекциями. Но вот в 1981 году, присутствуя на финальном матче Кубка Канады, где наши сражались с профессионалами и победили их 8:1, я стал свидетелем того, как в третьем периоде – кроме двух капитанов, Ги Лефлера и Лэрри Робинсона, – все остальные игроки канадской команды попросту опустили руки. Наши хоккеисты на протяжении всей игры действовали в вихревом темпе, удивительно тактически согласованно. И у многих профессионалов в ряде игровых отрезков просто «кончилось горючее» – не доставало сил для достойного сопротивления. Не помог и тот высокий стимул, о котором я упоминал: в раздевалке канадской команды лежали заготовленные конверты с солидными суммами – наградой за победу. На сей раз стимул был бессилен. Значит, выше, куда выше оказалось высокое сознание долга наших игроков в таком простом и, конечно, важном элементе хоккея, как старание спортсмена.
Не знаю доподлинно, какое впечатление произвела в 70-х годах моя книга на специалистов, на общественность. Позже друзья за океаном рассказывали мне, что она немало разозлила причастных к хоккею должностных лиц. Книга выдержала много изданий. Когда же в начале 80-х годов, будучи в Канаде, я увидел новое, удобного формата издание книги, то попросил своих друзей позвонить в Торонто в издательство с просьбой, чтобы мне прислали пару ее экземпляров. Я стоял рядом с телефонным аппаратом и слышал ответ: «Пусть автор присылает доллары – книгу мы вышлем». Вот ведь как получается: повсюду безотказно действует всемогущий доллар. Везде. Кроме хоккея. Здесь его возможности, полагаю, все-таки ограниченны.
В нашем сложном, противоречивом мире даже люди честные, справедливые, стремящиеся жить в мире и дружбе, все равно находятся подчас в сетях подозрительности. Мы, советские тренеры и спортсмены, конечно же, мечтали сразиться с профессионалами, чтобы одолеть и их. Но разве спортивная победа, достигнутая в равной и честной борьбе, способна принести ущерб, урон людям?
Долгие годы непререкаемыми авторитетами в мире хоккея были канадцы. Теперь рядом с ними стали русские. Разве это плохо для развития спорта, дружбы людей планеты? Скорей, наоборот. Чем сильнее, зрелищней хоккей в исполнении лучших мастеров, тем скорей многие и многие страны будут стремиться по-серьезному развивать эту игру у себя. С кого брать пример? Есть разные школы хоккея – на любой вкус. Так нет, кому-то не понравилось. Не по душе пришлась перспектива встреч советских и канадских хоккеистов. Встреч на самом высоком спортивном уровне.
Может, руководителям НХЛ мерещился какой-то подвох с нашей стороны? Нас, советских тренеров, и в хоккейных кулуарах, и в открытой прессе кто-то называл чудаками, кто-то видел в нас авантюристов, людей, явно преувеличивающих свои возможности. И лишь немногие встретили наши устремления благожелательно. Чудаками нас считали не только иностранцы, находились и наши. От добра добра не ищут, говорили они. Зачем, мол, такой риск? Сильнейшие среди любителей, советские хоккеисты каждый год привозят с хоккейных чемпионатов «все золото мира». Раззадорите канадских профессионалов на свою шею…
Мы, разумеется, понимали, что представляют собой канадские профессионалы. Знали, что, участвуя в розыгрыше Кубка Стэнли, они не только сколачивают себе капиталы, но и дарят зрителям захватывающее зрелище. Да, встречаясь лишь друг с другом, команды НХЛ как бы варятся в собственном соку. Календарь НХЛ, согласно которому шесть высококлассных клубов по 14 раз за сезон встречаются с одним и тем же соперником, таит в себе и некоторую ограниченность тактических сюжетов. Но внутренне мы понимали, что в техническом отношении они все же сильнее нас.
Здесь блистали тогда такие великие, неповторимые мастера хоккея, как Жан Беливо, Жак Плант, Бобби Халл, Фрэнк Маховлич, Бобби Орр, Стен Микита, Горди Хоу, Жан-Клод Трамбле и многие другие. Хоккейные представления, своего рода спектакли, растягивались на долгие счастливые месяцы. И вот эти традиции, этот хоккейный ритуал кто-то собрался нарушить. Сразиться с соперником, таящим в себе какую-то непонятную силу, распознать которую можно лишь в хоккейном сражении? Неизвестно, чем это кончится. Эта непредсказуемость встреч с новым соперником не могла не волновать ни болельщиков, ни хоккеистов, ни руководителей НХЛ. Мы это понимали.
Мы, тренеры сборной, всегда помнили аксиому: «Сильные клубы – сильная сборная». Понимали, что доверие к тренерам клубов должно окрылять их. Сборная нуждалась в мастерах со своим «фамильным» игровым почерком. Это касалось не только конкретных игроков, но и целых звеньев. Такие наши команды, как ЦСКА, московские «Динамо» и «Спартак», были представлены в сборной монолитными тройками нападающих. Все они играли по «нотам», составленным тренерами их клубов, что, впрочем, вовсе не означало, что наставникам сборной не надо было работать с игроками из этих клубов.
Если наблюдать матчи профессионалов глазами зрителя, то покажется, что все у них получается здорово. Без устали носятся хоккеисты по льду. Пасы, как правило, точны, финты эффективны, броски по воротам мощны и точны. А какая жажда борьбы! Хоккеисты не играют – бьются на льду за победу.
Но если на матчи профессионалов взглянуть и оком профессиональным, и именно по этой высокой мерке сравнить с нашим хоккеем, то, учтя волевой настрой, дисциплинированность советских хоккеистов, их тяготение (при ярких индивидуальных качествах!) к командной игре, не такими уж грозными и непобедимыми покажутся клубы НХЛ. А если к тому же и кое-что нам изменить в действиях нашей команды, усилить их…
В ту пору в канадском хоккее, помимо, пожалуй, Бобби Орра и Карла Бревера, не было защитников, нацеленных на атаку. Большинство придерживалось позиционных принципов игры. Отбор шайбы канадцы стремились вести спаренно: один из игроков буквально врезался в соперника, блокируя его, а партнер подхватывал шайбу и развивал атаку. А если попытаться нарушить годами наигранные схемы соперника? Незаметно, например, отсечь форвардов от защитников – тогда они не будут поспевать согласованно действовать, оказывая друг другу помощь и в атаке, и в обороне. И оказалось на деле, что сделать это не так уж сложно.
Сумма скоростного маневра у наших звеньев была примерно в полтора раза выше. Проявляя больше активности в действиях без шайбы, мы стремились одним выстрелом как бы двух зайцев убить – создавать условия для быстротечного паса и нагнетать темповую, темпераментную и разноплановую игру. Все это не должно было понравиться будущим нашим соперникам. Вряд ли смогли бы они при этом применять на протяжении всего матча их излюбленную и очень опасную для наших ворот тактику силового давления, спаренный отбор шайбы и многие другие тактические уловки.
И начали мы, как дома строят, – по кирпичику. Взялись за перестройку игры защитников. Они у нас были приучены действовать активно. Это хорошо, говорили мы им, что вы умеете поддерживать атаку форвардов, участвовать в розыгрыше шайбы в зоне соперника и завершать атаку. Но теперь, дорогие наши богатыри, ваша квалификация будет оцениваться и по такому очень важному навыку: умению отобрать шайбу и быстро – очень быстро и точно – ее отдавать. Не просто сохранить темп, а – ускорить организацию длинной контратаки. И это значит, что вам надо научиться выдавать шайбу своему форварду в направлении средней зоны, и не просто выдавать, а – посылать шайбу удобно, туда, куда просит нападающий с учетом внезапности его маневра. Кто из защитников не воспримет этой тактической перестройки, кто не овладеет мастерством первого паса, тот будет списан в тираж. Так решительно заявили мы своим игрокам. Классические образцы игры по-новому демонстрировали защитники Александр Рагулин, Эдуард Иванов, Валерий Васильев и другие.
Потребовалась корректировка и действий нападающих. Надо было облегчить участь защитников, предвидеть, что им придется действовать и один на один, а то и один сразу против двух канадских форвардов. Следовало лишить атаку канадцев стройности, единого скоростного порыва. Для этого на рубеже своей синей линии важно было создавать силовой заслон – тогда канадцы, для того чтобы войти к нам в зону, будут вынуждены пробрасывать в нее шайбу. В этом случае один из наших защитников (тот, что ближе к воротам) сможет, несколько упреждая события, готовиться к перехвату шайбы и организации контратаки – длинным и быстрым пасом в направлении средней зоны на ход атакующему звену. Быстро переключившись от обороны к атаке, мы застигнем врасплох канадских защитников. Они будут действовать в невыгодном для себя маневре противохода, да к тому же и в одиночестве. Ведь нападающие не сумеют успеть возвратиться в оборону и реально помочь защитникам. На поле часто станут возникать ситуации, когда наше звено нападающих будет выкатываться против двух канадских защитников.
В те времена, рисуя «чертеж игры», мы были убеждены, что такое решение сможет сразу давать ощутимый результат. Но в жизни все оказалось сложней.
Новые идеи мы, разумеется, не прятали под сукно до встреч с профессионалами, использовали их во встречах с канадскими любителями. Но срабатывали они лишь в первой фазе, когда мы оборонялись или организовывали контратаку. А вот имея при развитии атаки лишнего форварда, нужного эффекта не добивались. Обыграть двух защитников наши звенья никак не могли – ни пасом, ни обводкой. Два удивительно спокойных защитника с чувством собственного достоинства откатывались к воротам спиной вперед, помахивая при этом клюшкой, словно рапирами, как бы приглашая форвардов к ближнему бою. И когда звено нападающих сближалось с воротами, канадцы атаковали центрового форварда, а у фланговых нападающих к этому моменту шансы поразить цель были уже минимальными. Угол обстрела был слишком острым, и у штанги находился вратарь.
Наш замысел, согласно которому скорость атаки в зоне соперника должна возрастать, нуждался в корректировке. На тренировках вместе с ведущими игроками своих клубов мы стали проигрывать различные варианты завершающих фаз атаки. Нашли простое, но, как нам тогда казалось, мудрое решение. Нападающий, владеющий шайбой, войдя в зону соперника по центру, сбрасывает скорость или совершает маневр вправо-влево. Один из его партнеров с фланга устремляется за спину защитника, готовясь получить шайбу для атаки ворот с ходу. У защитников сразу возникают при этом непредвиденные трудности. Ведь нужно, согласитесь, опекать нашего форварда, находящегося рядом с вратарем. Значит, другой защитник вынужден действовать против двух нападающих, которые могут применить и быстрый пас, и обводку. Да и броски их опасны, так как перед вратарем маячит форвард, готовый создать помеху, подправить, добить шайбу.
Но главной и, пожалуй, самой трудной из стоящих перед нами проблем было воспитание хоккеистов боевых и дисциплинированных, с развитым игровым мышлением и культурой, готовых ради успеха коллектива биться с первой до последней секунды матча. И не только матча, а и во время рабочих буден, где закладываются основы успеха, выковывается мастерство, рождается уверенность спортсменов в себе, где игроки и тренер становятся единомышленниками.
Мы обрели реальную готовность к матчам с профессионалами. А они все откладывались и откладывались. Но зато мы стали куда увереннее обыгрывать лучшие любительские клубы Канады, сборную этой страны. Однажды во время турне по Канаде и США мы сыграли одиннадцать матчей и выиграли все до единого. Это было в январе 1969 года. Такие уверенные победы над канадцами позволяли нам заканчивать с триумфом чемпионаты мира и Европы, олимпийские турниры.
Известно, что мы с Аркадием Чернышевым проработали в сборной бок о бок десять лет кряду и все официальные соревнования завершали победой. Добившись успеха на Олимпийских играх 1972 года в Саппоро, мы передали сборную новым тренерам – Всеволоду Боброву и Николаю Пучкову. Делая это, мы попросили новых коллег, чтобы они не ворошили звенья, повезли в Прагу на очередной чемпионат мира все тот же непобедимый состав.
От победы в Саппоро до первого матча в Праге команду отделяли лишь пятьдесят три дня. Но новые тренеры поступили по-своему. На мой взгляд, нелогично. Они не включили (а мы не понимали почему) в состав Анатолия Фирсова. А внутри команды сделали серьезные перестановки, отказались от новой системы игры с двумя хавбеками, вот уже несколько лет кряду дававшей очень хороший результат. И, к огорчению любителей хоккея, в Праге команда впервые за много лет оступилась. Этот чемпионат выиграли хозяева турнира – игроки сборной Чехословакии.
Не знаю, чем руководствовались боссы канадских профессионалов, но согласие на проведение серии двусторонних матчей ими было дано сразу после нашего неудачного выступления в Праге.
Когда мы с Чернышевым узнали о реальности этих матчей, то нам, конечно же, взгрустнулось. Все же это была наша сборная. Долгие годы готовили мы ее к сражению с профессионалами. В качестве тренеров сборной мы «не дожили» до матчей считаные месяцы. В марте мы передали сборную своим коллегам, а второго сентября в Монреале состоялась первая встреча советских и профессиональных хоккеистов. Мы с Аркадием Ивановичем рассчитывали, что руководители Спорткомитета обратятся к нам за помощью. Но этого не последовало. К тому времени куратором сборной стал один из зампредов Спорткомитета, человек энергичный, но и не бескорыстный, он был не прочь извлечь из хоккейных побед пользу и для себя. И он знал также, что мы с Чернышевым этого не потерпим.
Сейчас, когда с той поры прошло много лет, друзья меня упрекают: «Вам надо было возвращать себе сборную». Легко сказать… Тогда сделать это не позволяло многое. Да и гордость протестовала. Мы ушли со спокойной совестью, непобежденными и, пожалуй, впервые в истории советского спорта – по собственному желанию.
Смущали и такие два обстоятельства. Первое: а как быть с теми, кто поставлен у руля? Создать единый тренерский коллектив тогда не представилось возможным. Слишком уж разными были у нас взгляды на средства и методы спортивной борьбы, на тренировочный процесс и, главное, на отношения с игроками. И второе: мы побаивались, что получим отказ. Когда мы узнали, что самые большие авторитетные игроки поднимали вопрос о возвращении нас в сборную, а им достаточно неделикатно затыкали рты, то поняли, что следует смириться и ждать этих эпохальных встреч. Хотя, признаться, трудно было свыкнуться с тем, что придем мы на матч в роли зрителей. По ночам мне даже снились эпизоды предстоящих игр. А наяву я не раз устраивал себе проверки, «сражаясь» с профессионалами на игровой доске с контурами хоккейного поля, передвигая на ней фишки, обозначающие «своих» и канадских игроков.
А теперь, читатель, подведем некоторые итоги встреч с канадцами.
На уровне сборных сыграно 112 матчей. СССР – 76 побед, Канада – 26, ничьих – 10. Победы в турнирах: СССР – 30, Канада – 9.
Поучительны итоги встреч двух советских команд – ЦСКА и рижского «Динамо» – с клубами НХЛ на рубеже 1988–1989 годов. Известно, что два наших клуба за двенадцать дней провели четырнадцать матчей с разными профессиональными командами. Кому сложнее было добиваться успеха: советским хоккеистам или канадским и американским профессионалам?
Хозяева действовали на своих (с привычными габаритами) катках, в окружении своих доброжелательных зрителей. Хотя встречи эти проходили в режиме чемпионата НХЛ, клубам не создавались какие-либо особые условия для подготовки к матчам с советскими командами, но, как говорится, в гостях хорошо, а дома всегда лучше. Однако главную сложность для наших клубов вижу в другом. Они играют на виду у заокеанских тренеров и специалистов. И те имеют возможность изучать тактические особенности советских команд, средства и методы борьбы звеньев, в том числе и ведущих, быстро вносить коррективы в действия своих игроков. Были у наших тренеров, хоккеистов и другие, куда более сложные заботы.
Это лишь с высоты птичьего полета многим кажется, что все канадские клубы действуют примерно одинаково. Это далеко не так. У каждого клуба свои традиции, свои выдающиеся игроки со свойственной лишь им одним манерой игры. А главное – каждый тренер клуба по-своему понимает хоккей, у каждого свои взгляды на то, как строить действия звеньев, добиваться успеха. А наши тренеры и хоккеисты, перелетая из города в город, не имеют времени узнать важные подробности об игре соперников, не говоря уж о том, чтобы хоть разок увидеть их в деле.
Результат этого турне известен. ЦСКА победил в четырех матчах, одну встречу свел вничью и дважды потерпел поражение. Неплохой результат. На счету динамовцев Риги лишь две победы, четыре поражения и один ничейный результат. Особенно неприятно оступилась команда в городе Ванкувере, проиграв хозяевам со счетом 1:6.
Я хорошо знаю этот канадский клуб, не раз видел его в игре и убежден, что нашим лучшим командам профессионалы по плечу. Почему же столь разительные итоги выступлений наших двух клубов в этом турне? Конечно, все дело в классе звеньев, игроков. Имею в виду и подбор хоккеистов, и их сочетание, и игровую культуру. Хоккеисты ЦСКА были в этом на порядок выше рижан.
Под культурой подразумеваю осмысленность тактических действий звеньев. Быстрая контратака, диагональный и продольный пасы, скрытная игра в средней зоне на впереди катящегося, скоростное и почти одновременное проникновение трех форвардов в зону соперника, поддерживаемое из глубины поля защитниками. Форварды одержимы стремлением с хода, не давая сопернику опомниться, провести атаку ворот и столь же остро повторить атаку. Сочетание индивидуальных и коллективных и, что очень важно, эффективных средств игры.
Моментами создается впечатление, что армейские хоккеисты могут действовать и вслепую, до того уверенно они владеют шайбой и ею распоряжаются, причем скрытно от соперника. Особенно – ударное звено Ларионова. Каждый игрок в этой связке индивидуально неповторим, но понимание хоккея – единое. Цементируют это звено и дружба спортсменов, и высокая требовательность каждого игрока к себе и товарищам, а также высокая сознательность, чувство ответственности перед коллективом. Все хоккеисты в достаточной степени самолюбивы, каждый уже давно сам себе тренер – все это помогает им умело готовиться к матчам, от сезона к сезону наращивая свое мастерство, повышая класс звена. И хотя в том турне пятерка Ларионова не во всех матчах действовала результативней других звеньев, ее присутствие на площадке, дающее возможность молодым хоккеистам учиться у асов, ощущать их поддержку, поднимало боеспособность команды в целом.
Многих достоинств команды ЦСКА не хватало рижанам, хотя для первого столь сложного турне их результат следует признать не таким уж плохим.
Ну, а что же профессиональные клубы? Смотрели мы эти захватывающие поединки, где соперники хоть и действовали по единым правилам, но… как бы играли в разный хоккей. Профессионалы – в свойственной им манере, где первенствовали сила, бесстрашие, напор, желание игроков подержать у себя шайбу, демонстрируя яркое техническое умение. Но мне показалось, что редко кто из них беспокоился о тактической целесообразности своих действий. Нельзя, конечно, сказать, что каждый играл для себя, был эгоистичен, но было бы преувеличением утверждать, будто каждый хоккеист желал успеха партнеру.
Все же стремление лично отличиться довлеет у профессиональных игроков над командными действиями. Отсюда и малая выразительность тактических построений, не доставляющих сопернику неудобств. Привлекательность такого хоккея для зрителей не снижается, в длинном календаре НХЛ все матчи смотрятся захватывающе, собирая большие аудитории. А вот спортивные результаты профессиональных клубов страдают, не могут не страдать.
Однако увидели мы и ростки нового у профессиональных игроков. Они стали чаще и качественнее применять передачи. Некоторые защитники, отобрав шайбу, стремятся ею быстро и точно распорядиться. Отдельные клубы куда ответственнее стали относиться к удалению своих игроков. Игру в неравных составах начали вести специально скомпонованными и специально обученными звеньями.
Понравилась и игра ведущих звеньев, пользующихся сменой ритма – как при общем маневре звена, так и в действиях отдельных игроков. Давайте вспомним, как команда «Бостон Брюинс» в матче с ЦСКА, проигрывая 1:5, в последние двенадцать минут встречи сумела забросить три шайбы. Армейцы были буквально ошарашены мощной атакой профессионалов, и лишь чудо не позволило сопернику сравнять результат.
Пусть не думает читатель, что автор стремится кого-то поучать. Я профессиональный тренер и обязан не только «фотографировать» хоккейные баталии, но и делать выводы, извлекая из уроков пользу для себя и для хоккея. Дело иностранных тренеров и специалистов создавать свой хоккей, соответствующий их пониманию этой игры. Пусть сами решают, что брать у соперника, что отвергать, как использовать увиденное…
Но хочу сказать, что во всем этом вижу и трудность, и особую привлекательность тренерской профессии. Создать из средней команды способный побеждать коллектив, мотивы игры которого по душе и каждому хоккеисту, и сердцам зрителей – это ли не самая привлекательная задача для тренера? У такого тренера – умельца, новатора, – как у художника, своя мастерская, свои краски, манера «письма». И именно такой тренер вместе с игроками способен подарить зрителю красочное, захватывающее зрелище.
Мы, тренеры, как, впрочем, и люди других профессий, бываем, как гласит русская поговорка, крепки задним умом. Конечно, немало было досадных осечек, особенно в последние годы. Объяснения же нашими тренерами причин этих неудач часто звучали неубедительно. Сыграли плохо отдельные защитники? Ты, тренер, включал в команду именно их, а не других. Вяло провели игроки первый период? Ты, тренер, целиком отвечаешь и за настрой спортсменов в течение всего матча. Это твоя прямая обязанность. Слабо сыграла команда в численном неравенстве? Виноваты не хоккеисты, а ты, тренер, не прививший им навыка такой игры, не создавший звена, которое особенно умело проводило бы эти важные минуты матча. Приходилось слышать и такие оправдания тренеров сборной: хоккеистов, мол, выбила из седла жестокость канадских игроков. А ты, наставник? Неужто рассчитывал на галантность соперника? Неужто не знал его игровой нрав?
Наконец, многие поражения объясняли тем, что ушел Владислав Третьяк. Об этом стоит, пожалуй, поговорить более подробно.
Как продлить игроку спортивную жизнь – достойная тема для диссертации любого тренера. Но что-то такие работы не попадались мне на глаза.
Я уже говорил о том, что талантливый атлет живет в большом спорте дольше рядовых спортсменов-тружеников, сохраняя рациональность двигательного навыка, творческое восприятие игры. Он, как правило, умеет разумно тренироваться и готовиться к матчам. Таким и был в тридцатилетнем возрасте Владислав Третьяк.
В Канаде, особенно в прошлые годы, много было выдающихся «хоккейных долгожителей». Вспоминаю, как в Москву приехала сборная профессионалов ВХА с легендарным Горди Хоу. В одном звене с ветераном играли два его сына – Марк и Марти. В той же команде выступал и не менее знаменитый Бобби Халл – хоть и помоложе, чем Горди Хоу, но тоже хоккеист в возрасте. Несмотря на это, он забросил тогда больше всех шайб. Чуть позже у меня состоялся с ним сложный и, наверное, не совсем приятный для него разговор.
Я давно знаю Бобби Халла. Видел его в деле, когда Бобби было двадцать лет и он начал играть за команду Чикаго. Он как-то сразу запал мне в душу. Когда я видел его на льду, мне казалось, что он не играет – творит. Не выпячивая собственного «я», он идеально руководил партнерами.
Как игрок он соответствовал моим тренерским вкусам и по маневренности больше всех из канадцев приближался к нашим игрокам. В его действиях, в манере кататься было чуть от балетной пластики. А на лице всегда сияла такая милая глазу зрителя улыбка. Шайба от его клюшки летела – был ли это пас или бросок по воротам – с поразительной точностью: отклонение составляло не более дюйма. Передачи всегда были очень удобны для партнеров – шайба посылалась и вовремя, и с нужной силой.
Нравилось мне и рыцарство этого спортсмена. По-видимому, он считал обязательным для настоящего хоккеиста обилие шрамов на лице: у него их было несколько десятков – своего рода визитная карточка отважного хоккейного бойца. У Бобби Халла была этакая особо надежная хоккейная посадка, что помогало ему в любых столкновениях сохранять устойчивость, – он красиво и легко нес свое туловище с широко развернутыми плечами и гордо поставленной головой. Не было, пожалуй, в канадском хоккее игрока, который бы столь же красиво и в то же время предельно экономно действовал в разных фазах игры.
Халл не был быстр. При солидном весе (около 87 кг) и при росте 178 см он не владел высокой стартовой скоростью. Но никто не смел сказать, что он медлителен. Халл поспевал всюду, мог догнать любого соперника и навязать ему единоборство, а в атаке – опередить любого. Сказывалась высочайшая техника маневра, где, как известно, экономность движений играет не последнюю роль.
Бобби Халл был результативным игроком. За время игр в НХЛ он забросил 610 шайб (не считая матчей Кубка Стэнли), сделал 560 голевых передач. И сегодня его имя в первых строках той таблицы, где отражены «достижения всех времен» профессионального хоккея.
У этого хоккеиста, помимо всего прочего, был удивительный дар предвидения. Он легко «читал» хоккей и знал, как может развиваться атака, куда последуют передачи, прострелы. А в моменты наивысшей кульминации перед воротами он, кажется, забывал обо всем на свете – его пытались сбить с ног, хватали за руки, били, провоцировали на драку, а он хладнокровно, не обращая никакого внимания на выходки соперников, делал свое дело. Пасовал, обводил, поддерживал атаку и как-то по-особому просто и логично завершал ее.
Ближе познакомился я с Бобби Халлом, когда в Советском Союзе решили издать его книгу, а мне предложили написать предисловие к ней. Кстати, книга эта таила в себе массу полезных советов, особенно молодым любителям хоккея, написана была хорошо, доступно, искренне. В этой своей книге «Моя игра – хоккей» Бобби Халл однажды сказал: «Хотя хоккей командная игра, в которой резко выступает индивидуальное мастерство, КОЛЛЕКТИВИЗМ в нем имеет решающее значение». Этот игрок, пожалуй, первым из числа профессионалов провозгласил приоритет коллективных действий, хотя, как сам он говорил, «тяжело «делить» с кем-либо каждый забитый гол».
Откуда-то он узнал, что у меня дома – своеобразный хоккейный музей. В своем рабочем кабинете храню коллекцию наград. Тут и правительственные, и спортивные – различные кубки, памятные призы, стена увешана вымпелами. А самое дорогое для меня богатство – клюшки выдающихся игроков мирового хоккея. Они огромным букетом красуются в углу в специально приспособленных корзинах. Во время своего последнего визита в Москву Халл вручил мне клюшку с автографом.
Он, как мне показалось, и на этот раз остался доволен своей игрой. Но все же спросил мое мнение о ней. Я ответил, что сыграл он лучше других – команда Канады выступила тогда в Москве не слишком удачно. «Но, – предупредил я Бобби, – не обижайся на меня. Я ведь тренер, а потому немного мясник, должен «рубить сплеча», говорить не только приятное, но и горькую правду». И посоветовал великому хоккеисту Бобби Халлу повесить коньки на гвоздь. Не каждому понравится такое. «Но ты же сам сказал, что я сыграл здесь лучше других!» – чуть не с обидой в голосе воскликнул мой собеседник. Тогда я достал свой блокнот и показал ему цифры. Во время игры Бобби пробежал по льду около четырех километров, а наш игрок Борис Михайлов – более десяти. И Бобби все стало ясно.
Но мы чуть отвлеклись от разговора о Третьяке. Рассказ о спортивных долгожителях Канады мне понадобился вовсе не для того, чтобы упрекнуть Владислава за его ранний уход из спорта. Просто полагаю, что читателю интересны такие примеры долгого и верного служения хоккею. Их, впрочем, немало не только в канадском хоккее, но и у нас. Выдающийся защитник Николай Сологубов играл – и как играл! – до тридцати девяти лет. Другой олимпийский чемпион и чемпион мира нападающий Виктор Якушев сражался за свой родной клуб «Локомотив», когда ему было уже за сорок. Все это в который раз свидетельствует о долговечности таланта.
Конечно, можно и искусственно продлить жизнь игрока в хоккее. Тренер как бы мирится с падением быстроты действий, боевитости спортсмена и оставляет его в звене, руководствуясь подчас тем соображением, что опытный ас поддержит молодых партнеров, передаст им то, что знает и умеет сам. Но куда лучше сделать это много раньше, когда ветеран, как говорится, в соку. Тогда же образец для подражания будет подлинным, без скидок на возраст, да и команда от такого сочетания страдать не будет. Скорее наоборот.
Теперь конкретно о Третьяке. Никто не заметил спада в его игре. Даже придирчивые специалисты. Более того, во многих матчах сезона 1984 года он становился палочкой-выручалочкой и для своего клуба ЦСКА, и для сборной. Однако роль вратаря в хоккее – не одни лишь радости. Попробуйте поставить себя на место человека, в которого ежедневно десятки, сотни раз швыряют – сильно, неожиданно, коварно – плотный, как резиновая пуля, каучуковый диск. И летит он подчас со скоростью свыше 140 километров в час. А вратарь обязан не уклоняться от этого жалящего полета, а, наоборот, подставлять под разящий бросок не только клюшку, но и тело, и руку, отбивать шайбу стоя, лежа, в падении, вступать в жесткое единоборство с форвардами. Словом, как говорят в шутку сами вратари: «Мы стоим под градом летящих булыжников без права увернуться».
Трудна и очень ответственна миссия вратаря. Владислав Третьяк исполнял эту роль по-настоящему – серьезно, умело, профессионально, требовательно по отношению к себе. С шестнадцати лет был он приобщен к команде мастеров ЦСКА, а вскоре стал чемпионом Европы, выступив в составе юношеской сборной. В течение пятнадцати лет Владислав бессменно занимал ответственный пост в воротах и клуба, и сборной, сражаясь вместе с товарищами всегда лишь за победу. И в том, что он – по просьбе жены, родителей, близких ему людей – решил завершить свою спортивную вратарскую карьеру, ничего предосудительного нет. Жена, дети, родственники захотели чаще видеть отца, сына, мужа дома, в кругу семьи, вместе ходить в театр, в гости… Все это естественно, нормально.
Так, значит, правильно поступил Третьяк, подав в отставку? Я считаю, нет. Чья же тогда здесь вина, ошибка? Полагаю, и самого Третьяка, и его тренера.
Вратарь, конечно, должен был понимать, что еще нужен команде, хоккею. Ведь выдающийся спортсмен не может принадлежать одному лишь себе. В его становление как игрока немало усилий, опыта, знаний вложили и тренеры, и товарищи по команде. К вершинам хоккейного искусства, к заслуженной славе шел он вместе с ними. В спортивной команде, как в пирамиде, все взаимосвязано. Вынь один кубик – рассыпятся и другие. Разве вправе выдающийся игрок уйти из хоккея, не посоветовавшись с теми, с кем рядом оттачивал свое мастерство, закалял характер, сражался на льду?
Полагаю, что и тренер, если в команде у него такой хоккеист, да еще в критическом возрасте, коль есть еще в нем нужда, мог бы заинтересовать спортсмена новыми тренировками, новыми возможностями.
Убежден, останься Третьяк в сборной хоть на несколько лет, она не знала бы поражений и спали бы наши любители хоккея куда спокойней.
В моей тренерской практике был подобный случай, когда я уговорил нужного команде ЦСКА игрока еще на год остаться в хоккее. Речь идет об Александре Альметове – знаменитом хоккеисте 60-х годов, форварде творческом, тонком тактике, владевшем и классической обводкой накоротке, и хитрющим точным пасом. Я понимал, уйдет он – померкнет игра великих фланговых игроков Константина Локтева и Вениамина Александрова. Это было неизбежно. И я попросил Александра подождать с уходом. Поиграть еще годик. Убедил и его красивую жену, чтобы потерпела, позволила Александру еще послужить хоккею. Она со мной согласилась.
С уходом ветерана, игрока из тех, что зовут ключевыми, тренер обычно меняет тактику игры звена. И если говорить о Третьяке, то после того, как он покинул лед, следовало – хотя бы на первых порах – творчески перестроить оборону. Усилить ее надежность. Этого не было сделано, и наша сборная стала пропускать много шайб «сверх нормы».
Выбор тактики, разработка стратегии находятся в прямой связи не только с общим классом команды, но и с уровнем мастерства игроков отдельных амплуа. Может ли трио нападающих рассчитывать на успех, на полноценную атаку, если только один защитник в звене надежен в отборе шайбы? Это будет выглядеть лишь авантюрой. Такая, с позволения сказать, атака рискнет обернуться неудачей – соперник, отобрав шайбу, может наказать команду, направив свои действия против неумелого защитника.
Проблема возраста спортсмена имеет и еще одну сторону. Умеет ли атлет следить за собой, за своим физическим состоянием, здоровьем? Разумеется, физическая культура, спорт закаляют человека. Это аксиома, если речь идет об умеренных нагрузках. А вот спорт на профессиональном уровне с его физическими и нервными перегрузками – благотворен ли он для здоровья? Это, как говорится, еще бабушка надвое сказала. Многое зависит от самого спортсмена, его общей культуры. Но и от природы-матушки, от запаса прочности организма.
Трехразовые объемные, концентрированные тренировки, особо сложные в подготовительном периоде, не каждому хоккеисту по плечу. Сердечно-сосудистая система, легкие должны привыкнуть, по-научному – адаптироваться к большим нагрузкам. Во время выполнения некоторых упражнений пульс спортсмена учащается до 200–220 ударов в минуту. Важно и другое. Готовность организма за какой-нибудь десяток секунд восстановиться, набраться новых сил, чтобы вновь включиться «в работу» на больших оборотах.
Часто встречаюсь с хоккейными ветеранами и некоторых не сразу узнаю. Пополнели, обрюзгли. Причина, кажется, ясна. Не сумел бывший хоккеист уберечься от соблазнов жизни, разумно перейти с ледовой площадки на иное поле деятельности. Не учел всех нюансов такой перестройки. Тренировался, как вол, не жалея себя, сытно ел, восполняя затраты организма ежедневными 5–6 тысячами калорий. Перешел на иной ритм жизни – позабыл о необходимости физических нагрузок, не снизил ни объема, ни калорийности питания, а самое главное – перестал соблюдать спортивный режим, что долгие годы был для него законом. Увы, спортивная медицина пока скупа на рекомендации тем, кто покидает большой спорт. Особые претензии врачам команд мастеров. Они, как правило, совсем перестают интересоваться теми спортсменами, кто по возрасту покидает команду.
Мы, тренеры, всегда учитывали более высокий возрастной ценз канадских профессионалов. С одной стороны, мы отдавали должное их опыту, здоровому самолюбию, постоянному стремлению поддерживать на высоком уровне свое реноме. Рядом с ветеранами и молодые хоккеисты чувствуют себя уверенней. Но знали мы и другое. Опытные канадцы уступают нашим игрокам не только в скорости маневра, но и в быстроте действий.
Одна из книг о выдающемся игроке советского хоккея была названа «Три скорости Валерия Харламова». Почему? Да потому, что в действиях Валерия на площадке удивительно гармонично – и будто соревнуясь друг с другом – проявлялись и быстрота маневра, и факирская ловкость в обращении с шайбой, и молниеносность хоккейной мысли. Все это поднимало его игру до сказочного мастерства, до искусства.
И хотя, как я уже сказал, мы сознавали, что за плечами канадских спортсменов огромный опыт, однако всегда стремились воспитать у своих хоккеистов чувство собственного достоинства, умение в любых сложных ситуациях постоять за себя, за честь коллектива. Игроки разных поколений знали, что мы не потерпим в составе команды спортсмена, который спасует перед соперником. Это также немаловажный для тренера фактор, входящий в его задачу умело готовить игроков. Полагаю, что советским спортсменам всегда было легче, чем хоккеистам других команд, переносить предстартовое волнение, или, как говорят сами игроки, «мандраж». Потому что игрок ощущает за собой коллектив, готовый его поддержать, а если надо, и выручить.
Но тренеры знают и то, что у хоккеиста, если он в возрасте, все получается, когда действует он в привычной для себя манере, в среднем темпе, когда инициативой владеет именно он. Тогда почти нет у него технических огрехов, все замыслы удаются, и играет он с настроением. Но…
Осенью 1970 года команда ЦСКА прибыла поездом в Хельсинки на пару товарищеских матчей с местными хоккеистами. В ту пору играющим тренером в клубе ХИФК был Карл Бревер. И хотя ему тогда далеко перевалило за тридцать, выглядел он поджарым и на льду был достаточно резв, демонстрируя высокое мастерство, которому у него учились и финские защитники, и тренеры.
Придя однажды на нашу тренировку, Бревер попросил разрешения принять в ней участие. По матчам венского чемпионата он был знаком со многими советскими игроками, и всем им было радостно «поработать» на льду с самим Карлом Бревером. Я объяснил гостю содержание урока и сказал, что он, выполняя различные упражнения и участвуя в двухсторонней игре, будет действовать в составе звена Анатолия Фирсова, где передними нападающими сыграют Владимир Викулов и Валерий Харламов, хавбеками – Фирсов и он, Карл Бревер, а вместе с центральным защитником Александром Рагулиным они составят «боевую пятерку». Кратко пояснил новую для него роль и высказал две просьбы. Первая – при двухсторонней игре находиться на дистанции не более семи-восьми метров от передних нападающих. Вторая – отобрав шайбу у соперника, отдавать ее партнеру по звену максимум на втором шаге. Он как будто понял меня и с радостью воспринял новую для себя роль.
Разминку он провел блестяще, выглядел достойно в игровых упражнениях, а вот в двухсторонней игре с заданием справиться не сумел. Не то что не ладился у него быстрый пас после отбора шайбы – техника у него была высочайшая, – он просто не понимал, почему ему не разрешают поиграть с шайбой после столь трудно выигранного им единоборства. Но самое главное – он уже с первых отрезков игры не поспевал за нападающими. Хоть он и крепко старался, у него не оказалось для этого ни запаса физических сил, ни скорости.
Мне не хотелось снимать его с тренировки: все же для меня, как и для моих ребят, он был великим игроком. И я как мог поддерживал его, давая возможность подольше отдохнуть на скамейке. Но все равно наша высокотемповая, челночная – от одних ворот к другим – игра пришлась не то что не по вкусу, а просто оказалась и не совсем понятна, и трудна. Не хватило ему «горючего».
Не только этот случай, но и многие, многие матчи профессиональных клубов, которые доводилось наблюдать, убеждали в том, что высокий темп во встречах с заокеанскими хоккеистами будет, возможно, нашим главным козырем. Конечно, говоря о высоком темпе, мы имели в виду не только скоростной маневр хоккеистов, но и быстроту, направленность вперед по диагонали передач при контратаке и развитии атаки. А также мгновенный переход от обороны к наступлению и наоборот. Интенсивную и постоянную занятость игроков. И, наконец, пусть на первый взгляд это покажется не столь существенным, наше преимущество в стартовой скорости.
Это, последнее, было очевидно не только нам, но и соперникам. Уже во время первого посещения Канады наши форварды Николай Хлыстов и Владимир Елизаров, как отмечали специалисты, побили все рекорды скорости на малых отрезках в средней зоне. Да и мы, наблюдая канадских профессионалов в деле, присутствуя на их тренировках, отмечали, что не особенно быстро они стартуют. Это явилось для нас своего рода неожиданностью, и – втайне – была она нам приятна. Но как-то не укладывалось в голове, что в заокеанском сверхконтактном хоккее, где, вступая в единоборство, надо или опережать соперника, или догонять его, стартуя с места, маловато внимания уделяется стартовой скорости. Знали мы также и то, что с возрастом хоккеист в первую очередь утрачивает быстроту во всех ее проявлениях.
Но не думайте, читатель, что, зная слабости соперника, так уж легко ими воспользоваться. Ты, предположим, предлагаешь ему играть в высоком темпе. Соперник находит контрмеры – а это мы и замечаем в последние годы в действиях канадских команд, – проводит, скажем, замену своих игроков на площадке значительно чаще, через двадцать пять – тридцать секунд. Причем не останавливая игры. И превосходство наше в темпе сведено на нет, почти не ощутимо. Так было, кстати, и в финале розыгрыша Кубка Канады в 1987 году. Так было и в Москве в конце того же года – во встрече советских и канадских хоккеистов в турнире «Приз «Известий». Подобную же картину мы наблюдали и в первый день 1988 года в матче молодежных сборных СССР и Канады. Если и было превосходство советских хоккеистов в темпе, то до того незначительное, что глазом не улавливалось.
Как тут быть? Не является ли преимущество темпа таковым лишь в теории? Как будто аксиома: более скоростная и выносливая команда должна побеждать. Но на практике часто получается иначе.
Был в Ленинграде на рубеже 50-х годов форвард Василий Федоров. Это был мощный игрок, с отличным дриблингом, он мог без устали кататься по свободному участку площадки, подолгу держа шайбу. Мы, помню, сначала гонялись за ним отчаянно, но отобрать шайбу у Федорова было делом почти невозможным. И мы махнули на него рукой. Вот и катался он по площадке с шайбой большими кругами, а мы наблюдали за ним и ждали, когда же он устанет или отдаст шайбу партнеру – лишь тогда включались в игру. Кому-то на трибунах, возможно, казалось, что Федоров сильный, темповой игрок. Он в самом деле носился по полю, и если играл, то играл для себя, а не на пользу партнерам, команде. Высокий темп действий игрока в хоккее – это нечто совсем другое, более сложное.
Против какой команды трудно играть? Если в ней целый «косяк» выдающихся игроков. Когда они в ударе, то и решают успех. Выдающихся игроков трудно – некем и нечем – сдержать, локализовать. А если такая команда еще и хорошо сыграна, физически крепка, дружна, боевита? Умеет действовать в высоком темпе, да таком, с каким не справится ни один, даже самый сильный и опытный, соперник? Давайте попробуем оценить такую игру с позиций именно соперника.
Во имя чего мы, тренеры, придумываем новые тактические построения, подбираем к каждому матчу психологические ключи? Чтобы заставить соперника решать непростые задачи, лишить его инициативы, веры в успех.
Скоростные действия одного игрока, виртуоза клюшки, конечно же, опасны. Пример тому – наш форвард Владимир Крутов. В обычной игре справиться с ним, действуя один на один, никто не способен. Но вот соперник спускает на него «овчарку» – выпускает на лед игрока, который опекает, преследует нападающего по пятам. А если и у него ничего не получается, на помощь отряжают и второго хоккеиста, и уже при спаренном отборе шайбы опекуны достигают цели.
Ну, а если в звене вместе с Крутовым выступают еще Сергей Макаров, Игорь Ларионов – игроки очень разные, творчески мыслящие на поле, хоккеисты выдающиеся? Можно представить, как осложнится сразу жизнь соперника. Тем более что у этого армейского трио столь же прекрасные партнеры-защитники – Алексей Касатонов и Вячеслав Фетисов – игроки мощные, крылатые. И все эти очень разные по манере игры хоккеисты едины в творческом восприятии хоккея. Вот почему эта пятерка на протяжении столь долгого времени не имела себе равных не только в нашем хоккее.
Мой краткий рассказ о выдающемся армейском звене носит самый общий характер и понадобился мне для того, чтобы использовать в качестве иллюстрации к утверждению: сильный игрок, если он одинок, «в поле не воин». Важно, чтобы действия каждого отдельного хоккеиста помогали партнерам, усиливая и их игру, и всего звена. Слитность скоростного маневра, единство замысла и действий – вот что поставит в тупик любого соперника.
Да, одновременный маневр, скоростной маневр сразу всех игроков команды для соперника опасен и особо неприятен. Но есть в хоккее и такое понятие, как смена скоростного ритма. И любой быстрый маневр игроки совершают, двигаясь не равномерно, а в «рваном» ритме. Происходит своего рода скоростной взрыв. Игроки свое «оружие» – скорость – держат до поры до времени как бы в секрете, а затем все разом пускают его в ход, что всегда застигает соперника врасплох. Он попадает в цейтнот и не может принять верного решения для того, чтобы перехватить передачу, отобрать шайбу, четко опекать атакующих. Обороне соперника трудно, подчас невозможно предотвратить такую мощную, скоростную атаку всей командой.
Что касается игры пятерок североамериканских команд, то в те годы – и это, пусть в меньшей степени, заметно и сейчас – действия нападающих и защитников не были столь слитными, различались по ритму. Если нападающие играли шустро, энергично, покрывая большие пространства льда, то защитники маневрировали более экономно. Помогая атаке, они не спеша, словно нехотя, пересекали среднюю линию поля, а в зоне соперника, как правило, не рисковали, не ввязывались в борьбу, не открывались для получения передачи и откатывались назад в тот же миг, когда партнеры теряли шайбу.
Сейчас канадцы играют полными и сыгранными пятерками, а прежде в составах профессиональных команд было иногда всего две пары защитников. Поэтому в те времена у нас и возникла мысль: нужно стремиться максимально нагружать канадских защитников, не давая им ни секунды передышки. Энергично бороться с ними на флангах в их зоне, мгновенно покидать ее в случае срыва атаки, приобретая таким образом лишних игроков в обороне, а при контратаке действовать большими силами, развивать максимальную скорость. Все это, естественно, дополнялось в нашем воображении быстрой распасовкой шайбы.
Эта тактика, впрочем, не раз срабатывала в матчах против канадских любителей и, несомненно, должна была дать эффект и во встречах с профессионалами. Во всяком случае, мы, тренеры, на это рассчитывали.
Справедливости ради должен отметить, что нам легче было готовиться к встречам с профессионалами, чем им к матчам с нами. Мы все свои замыслы проверяли на канадских любителях. Причем без всякой робости. И, пожиная плоды, имели возможность делать выводы, корректировать свою игру. Профессионалы такой возможности не имели. К тому же страдали они высокомерием. Не знаю, как специалисты, но большинство канадских журналистов внушали игрокам и тренерам НХЛ, что русские, мол, слабы, что любая команда лиги не только легко их обыграет, но и наголову разобьет.
Как-то в Торонто состоялся у меня разговор с Фрэнком Маховличем. Игрок это был умный, солидный, высокотехничный, на редкость аккуратный. На мой вопрос: «Если состоятся, наконец, матчи профессионалов с советскими хоккеистами, как они могут завершиться?» он ответил примерно следующее: «Эти игры будут интересны, возможно упорны, но все же мы победим». И, как бы извиняясь за то, что он безоговорочно предрекает успех своей команде, Фрэнк задал мне встречный вопрос: «А в какое время года будут проходить эти матчи?»
Это, конечно, имело немаловажное значение. И для нас, и для канадцев. За океаном период предсезонья очень короток, и профессиональные хоккеисты вкатываются в свой чемпионат еще «сырыми». В первых матчах НХЛ у хоккеистов идет своего рода раскачка. Наилучшей спортивной формы они достигают вскоре после Нового года. К этому сроку и «подбивается» лучший состав, выясняется, «кто есть кто» в турнирной таблице, апогея достигает реклама, а также конкуренция в чемпионате НХЛ.
Полагаю, что самоуверенность канадцев, внушивших себе, что они легко расправятся с нашей сборной, сыграла с ними злую шутку. О первом матче советских хоккеистов с профессионалами, который состоялся 2 сентября 1972 года, мне подробно, во всех деталях, рассказывал Владислав Третьяк и другие игроки, да и видеозапись этой встречи видел я много раз. Это был матч с сюжетом спортивной драмы. Уже на седьмой минуте наши проигрывали 0:2, а матч закончился с неприятным для канадцев счетом 7:3. Так вот, когда в игре произошел перелом и шайба раз за разом стала влетать в ворота канадского вратаря Кена Драйдена, то опытные и как будто не нуждающиеся в подсказках асы хоккея попросту растерялись. Принимали порой ошибочные решения. Да и зритель, не ожидавший такой метаморфозы, в считаные минуты поменял милость на гнев и, не желая мириться с поражением своих кумиров, принялся награждать их обидными словечками, выражая свое неудовольствие и досаду. Вывод? Не следует никому, в том числе и журналистам, работающим на многомиллионную аудиторию, выдавать желаемое за действительное.
Сегодня матчи советских хоккеистов с канадскими и американскими профессионалами стали делом привычным. Теперь главное желание многомиллионной аудитории любителей игры – создать стабильный календарь таких встреч, которые проводились бы на равных условиях как за океаном, так и у нас в стране.
Глава III
Красота и мощь канадского хоккея
Повсеместно, где бы ни играли в хоккей, он нравится зрителю. Не может не нравиться. Хоккей с его динамикой, скоростью, сменой ритмов так созвучен нашей бурной, деятельной жизни! Хоккей славит ловкость, силу, сообразительность, мужество, рыцарство. Не может не нравиться, не притягивать зрителя к хоккею то, что совершают на льду спортсмены. Мне даже кажется, что многие чуть завидуют – пусть тайно, не говоря об этом вслух, – тем, кто на залитой светом арене творит волшебство игры, олицетворяя мастерство и удаль.
За долгую жизнь побывал я почти во всех странах Европы, во многих хоккейных центрах азиатского континента и, конечно, за океаном, там, где родился хоккей. Как президент клуба «Золотая шайба», исколесил Россию, побывав во многих городах Урала, Сибири, Дальнего Востока, хорошо знаю Украину, Белоруссию, республики Прибалтики. По хоккейным делам выезжал даже в Южную Грузию, где проводил показательные тренировки и семинары по хоккею, и убеждался: повсюду обожают самую динамичную, самую боевую, самую азартную игру нашего века. У этой игры не может быть ни хулителей, ни конкурентов – настолько она по душе людям в разных концах планеты. И все-таки…
И все-таки самый красочный, самый насыщенный и полнокровный хоккей – в Канаде.
Осенью 1987 года меня уговорили слетать на один из островов побережья Канады. И жителей там немного – всего-то два десятка тысяч, и промышленности особой нет. Зато два закрытых катка с искусственным льдом – светлых, чистых, уютных. При них – спортивные залы, где, как только туда попадаешь, так и хочется побегать, поиграть, порезвиться. Есть на острове бассейны и другие (открытые и под крышей) спортивные сооружения, которые всегда к услугам и детей, и взрослых. Идешь по улице и замечаешь, что чуть ли не каждый мальчишка несет на плече клюшку, на которую повешен хоккейный баул.
А как здорово – страстно, умело – мальчишки там тренируются! И не только взрослые ребята, но и пяти-шестилетние малыши. Но особенно мне понравились родители этих ребят. Они многое знают о хоккее, однако стремятся узнать еще больше. Семья прямо-таки живет интересами сына – юного хоккеиста. Мне даже рассказывали, что если в канадской семье рождается девочка, то родители не всегда ей так же рады, как парню. Когда на свет появляется мальчик, считается, что родился будущий хоккеист. Дело, конечно, не в меркантильном расчете с прицелом на будущие высокие заработки спортивной звезды, на славу и яркую жизнь, которые светят парню. Главное, думаю, в любви к хоккею.
Знаю, вызову жгучую зависть у наших ребят, но не могу не сказать о том, что проблема хоккейной формы, защитного снаряжения в Канаде, на мой взгляд, решена на десятки лет вперед. Красиво сработанные ботинки с коньками, клюшки, разноцветные шлемы, перчатки, щитки – все это в магазинах в изобилии, на любой вкус и любого размера. «Ноу проблем!» – как говорят канадцы. И хочется верить, что со временем такой достаток придет и на наши спортивные прилавки.
Хоккей в Канаде обладает мощной организационной структурой, не обойден ни один уголок страны. Повсеместно проводятся – и проводятся умело! – различные многокруговые соревнования для хоккеистов разного возраста, различного уровня подготовки. И у каждой команды – своя форма, эмблема, свой тренер, свой менеджер и свой врач. В каждой школе не одна – несколько команд, которыми руководят школьные спортивные организаторы.
Матчи умело афишируются. На стадионах люди ведут себя просто, свободно, никто и ничто их не стесняет. Зрители отдыхают, наслаждаются хоккеем. На небольших закрытых катках есть, как правило, и сидячие, и стоячие места. Не всегда они отапливаются, на трибунах прохладно. Но, как утверждают врачи, это даже полезно и для зрителей, и для игроков. И каким бы крохотным ни был каток – пусть на 500-1000 зрителей, – обязательно действует буфет, стоят автоматы со свежими бутербродами, кофе, фруктовыми напитками, где можно быстро, без всякой толчеи и проволочек, перекусить, утолить жажду. Для забавы стоят в фойе и безобидные игральные автоматы.
К официальным матчам выпускается на хорошей бумаге красочно и со вкусом оформленная брошюра, где содержится масса самых разнообразных сведений о командах и игроках. Диву даешься, когда и кто успевает все это делать! А сам хоккейный матч напоминает спектакль в хорошем театре, настолько велика культура проведения таких зрелищ. Дело поставлено так, что «ноу проблем».
Хоккей в Канаде боготворят, его оберегают, о нем заботятся. Твердую финансовую основу, широкую массовость имеет любительский хоккей, студенческие команды. Но я не буду отступать от намеченной темы и стану говорить о хоккее профессиональном.
У профессионального клуба один или несколько хозяев, достаточно богатых людей. Они вкладывают капитал во все, что связано с жизнеобеспечением профессиональной хоккейной команды клуба. Доходы, разумеется, находятся в прямой связи с популярностью клуба, его конкретными успехами в текущем сезоне, однако ничто не пускается на самотек.
Стать членами клуба могут и любители хоккея. Для этого им нужно внести в клубную кассу определенный взнос, получая взамен ряд привилегий. Они всегда могут приобрести билеты на любой матч и посетить закрытый ресторан клуба, расположенный, как правило, под одной из трибун арены, где выступает команда.
В ресторан этот приятно войти. Здесь уютно. На стенах – старые хоккейные афиши в рамках, фотографии и живописные картины с изображением хоккейных баталий. Большие экраны нескольких телевизоров, установленных в разных концах зала, позволяют сидящим за столиками, не вертя головой, просматривать видеозаписи предыдущих встреч играющих сегодня команд.
До начала матча и по его окончании здесь, в зале ресторана, проводятся пресс-конференции. Перед журналистами и любителями игры выступают тренеры клубов, ведущие игроки.
Меня пригласили в такой ресторан в Ванкувере. Посреди зала, вмещающего до двухсот человек, на большом овальном столе высились горы закусок, салатов, свежих овощей, фруктов. В стороне сверкали кастрюли с горячими супами, вторыми блюдами. Такой «шведский стол» позволяет каждому не спеша и на свой вкус заправиться перед игрой. Можно заказать и пиво, и спиртное – никого такая просьба не удивит. Две-три аккуратно одетые официантки, неизменно улыбающиеся, маневрируя между столиками, успевают ответить на любой вопрос и быстро, с радостью выполнить любую просьбу.
Но – еще одно отступление. Однажды, в середине 60-х годов, известный футболист Руперт Сагасти, прибывший в СССР на пароходе вместе с другими испанскими детьми, а впоследствии один из лучших педагогов кафедры футбола Центрального института физкультуры (не так давно он вернулся на родину, в Испанию), познакомил меня с Долорес Ибаррури, в то время председателем Коммунистической партии Испании. Мы сидели в гостях у нее за большим столом, пили сухое вино, закусывали испанскими яствами. Я рассказывал друзьям из страны, о которой так много слышал с детства, о нашем хоккее, о том, как добились мы быстрого взлета игры у нас в стране, как шли к победам на международной арене.
Хозяйка, красивая, в летах, женщина, внимательно меня слушала, а затем с жаром принялась рассказывать мне о корриде. И тут я узнал, что единоборство человека с быком – а это и было в моем представлении корридой – лишь финал праздника. Сам же он начинается с утра, с пробуждения человека, семейных торжеств, чинного завтрака, облачения в праздничные одежды, неспешной прогулки по городу… И уже после этого сотни, тысячи празднично настроенных людей появляются на арене, где проходит коррида.
Так и в Канаде. Хотя на поле встречаются две команды и в спортивном действе непосредственно участвует от силы полсотни человек, тысячи и тысячи любителей хоккея с утра готовятся к этому событию. Мне даже кажется, что каждый канадский знаток игры совершает в этот день своего рода священный ритуал, он знает, куда он пойдет, с кем встретится, поговорит о предстоящей игре.
При каждом клубе создан музей спортивной славы. В день матча там полно посетителей. А рядом – хоккейный магазин, где можно купить все, что душе угодно, любой хоккейный сувенир: майки и кепи с эмблемой клуба, шайбы, вымпелы, значки, клюшки большие и маленькие. Под трибунами спортивного дворца – настоящая ярмарка, где все это продается в огромном изобилии.
Клуб старается создать все условия для работы прессы. Его руководители понимают, что от журналистов во многом зависит популярность хоккея, клуба в городе, в провинции, в стране. В одном из холлов установлены пишущие машинки, телевизоры, телефоны. За час до игры в пресс-центр приезжает кухня. Но журналистам больше интересна другая пища – перед игрой их обильно снабжают листками с самой разной информацией о встречающихся сегодня командах, игроках, судьях.
Все это важно для хоккея, для его популярности и престижа. И все это просто организовать. Нужны, конечно, внимание и кое-какие затраты. Но затраты эти окупаются с лихвой.
Клуб «Ванкувер Кэнакс» в последние годы выступает неудачно, плетется в хвосте турнирной таблицы, часто даже не попадая в турнир Кубка Стэнли. А доходы его не падают. На каждом матче трибуны дворца, где выступает команда у себя дома, заполняются, как правило, на восемьдесят процентов, а это 12–13 тысяч зрителей, хотя билет, надо заметить, стоит недешево. А если учесть доходы от телетрансляций, продажи сувениров, от различных услуг, оказанных посетителям, то легко согласиться с тем, что хоккей в Канаде – дело беспроигрышное.
А сам матч! Праздничное сверкание льда. Яркие, почти карнавальные одеяния хоккеистов. Да и сами зрители пришли сюда словно на праздник, не видно на трибунах людей в мятых сорочках, одетых неряшливо, кое-как. У бортиков тренеры – в костюмах, при галстуках – как будто собрались на светский прием. За спинами игроков, сидящих на скамейке, непременно цепочка полиции. И эти одеты щеголевато. Они не только охраняют команду, но и сами отчаянно болеют «за своих». Однажды, это было лет десять назад в монреальском «Форуме», мне захотелось во время игры побыть рядом с тренером местной команды Скотти Боумэном. Я пристроился сбоку, но тут же был задержан полицейским. Он должен был выдворить меня отсюда, но был настолько захвачен игрой, что не мог оторвать взгляда от площадки. Так я и досмотрел период в объятиях дюжего полицейского.
Во время игры предусмотрены паузы. Это необходимо, чтобы телевидение, транслирующее матч, успело прокрутить ролики рекламы. Дело это, по-видимому, очень выгодное. Говорят, за показ рекламы в ходе хоккейной трансляции конкуренция не меньше, чем за победу на льду.
В пятнадцатиминутных антрактах между периодами публике тоже скучать не приходится. Быстро подновляется лед, и на арену выкатываются пяти-семилетние хоккеисты. Гордые оказанной честью, они демонстрируют все, чему научились в хоккейной школе. Попадаются среди них и забияки, которых под соответствующее шутливое музыкальное сопровождение удаляют с площадки. Проводятся также в перерывах различные эстафеты, состязания по бросанию шайбы в цель. Проходят они забавно.
Но, конечно, вовсе не это притягивает зрителей на хоккейный стадион. В каждом клубе свои выдающиеся игроки, звезды, кумиры. Они становятся как бы символом команды, воплощением ее лучших черт. Поклонники «Монреаль Канадиенс» долгие годы шли смотреть на игру Мориса Ришара и Жака Беливо, в Чикаго ходили на Бобби Халла, в Детройте – на Горди Хоу, в Филадельфии – на Бобби Кларка. Сегодня в Лос-Анджелесе боготворят Уэйна Гретцки, в Питтсбурге – Марио Лемье. Зрители по обе стороны океана в главном схожи. И наши болельщики валили на стадион, чтобы увидеть Всеволода Боброва, Александра Альметова, Анатолия Фирсова, Вячеслава Старшинова, Бориса Майорова, позже шли на Александра Мальцева, Александра Якушева, Валерия Харламова, Валерия Васильева, Владислава Третьяка, а сегодня идут на Сергея Макарова, Вячеслава Фетисова, Владимира Крутова. Мастерство этих хоккеистов, их преданность игре и родному клубу никого не оставят равнодушным.
Говорят, сердце не камень. Но покорять сердца зрителей, вызывать восхищение и чувство благодарности – это подвластно лишь большому спортивному таланту.
У меня сохранились кадры кинохроники, запечатлевшие наши первые хоккейные матчи. Над восточной трибуной стадиона «Динамо» пар стоял от дыхания тысяч зрителей, мужчин и женщин, пришедших в мороз на хоккейный матч. Шел первый послевоенный год, люди одевались плохо, укутывались, как могли, платками и шарфами, ноги прятали в валенки, бурки, а те, у кого их не было, прежде чем натянуть на ногу ботинок или сапог, обертывали ее, чтобы теплее было, старой газетой. Валил снег, трещал мороз, свирепствовал ветер, а люди шли на хоккей.
Помнится, в Новосибирске наша команда проводила матч на местном стадионе «Спартак» в 35-градусную стужу. По случаю мороза играли в шесть периодов. Через каждые десять минут команды уходили в раздевалку греться. А вот зрителям – их было несколько тысяч – отогреваться было негде. Но когда спустя некоторое время по окончании матча мы выходили из раздевалки, выяснилось, что десятки людей продолжали стоять на холоде, ожидая нас, чтобы поблагодарить за игру, пожать руки, попросить автограф, хотя какие автографы в такой морозище – и чернила, и паста мгновенно замерзали! Помнится, я сказал тогда группе особенно уж легко, на мой взгляд, одетых молодых людей: «Идите домой, погрейтесь!» А они в ответ: «Ничего, ради хоккея можно и померзнуть маленько». А ведь на морозе, почти без движения, эти люди находились уже более трех часов!
Вот какие преданные, беззаветные болельщики были у нашего хоккея в пору его становления. И обрел он такую притягательную силу еще и потому, что утверждали новую игру на наших ледовых аренах яркие, выдающиеся игроки.
Как лучше использовать выдающегося игрока в команде? Мой опыт свидетельствует о том, что надо стремиться создать такое звено, где рядом со звездой выступали бы и незаурядные партнеры, образуя мощный творческий ансамбль. Иной принцип исповедуют в профессиональном хоккее. Хоккейная звезда здесь, как правило, окружена заботой хоккеистов-работяг, цель которых – обслужить лидера.
На первый взгляд это разумно. Для успеха команды особенно важно, чтобы в полную силу сыграли, до конца раскрыв свои возможности, именно одаренные игроки. Но у системы, при которой в звене все играют на лидера, немало и слабостей. Если, к примеру, соперникам удастся ограничить действия звезды? Тогда неизбежно сникнет игра партнеров, упадет мощь звена.
В том, что именно так и происходит, я не раз убеждался, знакомясь с многими отчетами канадских журналистов о матчах профессионалов. Как правило, причины неудачи той или иной команды видят они в слабой игре «героев». То звезда была не в ударе, то ее сумели «закрыть» соперники, то ведущий игрок вел себя капризно, не проявлял активности. Так что игра команды в этой ситуации зависит не от тренера, не он играет роль первой скрипки в хоккейном концерте. При таком «раскладе» не его талант, знания и воля управляют командой, а каприз звезды.
Кажется, мне удалось понять Скотти Боумэна, канадского тренера, долгие годы связанного с клубом «Монреаль Канадиенс». Мы с ним много беседовали, порой спорили, утверждая каждый свое видение и понимание хоккея. Спорили и у него в кабинете, и в раздевалке «Форума», и у хоккейного бортика после тренировки. Много раз наблюдал я его и в деле, его манеру вести себя с хоккеистами, руководить командой во время матча. Считаю, что в конце 70-х годов он был самой сильной фигурой среди тренеров профессионального хоккея.
Он всегда темпераментно, умело проводил тренировки. Относился к хоккеистам заинтересованно, неравнодушно. Помню, на одной из тренировок он самого Ги Лафлёра заставлял завершать атаку так, как это представлялось необходимым ему, тренеру. Мне показалось, что отношения тренера со звездой в эти минуты натянулись до предела. Тем более что Лафлёр в тот год был назван лучшим спортсменом Канады и США, знал себе цену. И я подумал тогда о Скотти Боумэне: молодец, тренер. Не гнет колени перед звездой, требует от него выполнения своих замыслов.
Конечно, такие независимые, смелые решения тренера не всегда в чести у начальства, у самих спортсменов. Возможно, именно по этой причине Боумэну не раз приходилось досрочно оставлять свой тренерский пост.
Но вернемся к проблеме компоновки звеньев. Люблю тренировку. И своей команды, и соперников. Наблюдая, как готовятся к матчам хоккеисты, можно многое подметить, узнать, выяснить для себя. Попутно возникают догадки, рождаются мысли, идеи.
Наблюдаю тренировку канадской сборной. Вижу на льду звено: Марсель Дионн – Уэйн Гретцки – Бобби Кларк. Тренер решил объединить сразу трех грозных форвардов из разных клубов. Я тогда же записал себе в блокнот: ничего не получится. И как в воду глядел. Канадцы неудачно выступили в чемпионате, заняв лишь третье место. А звено звезд ничем себя, по сути, не проявило.
Совершенно не хочу умалять достоинства трех этих хоккеистов. Они старались, как могли. И каждый представлял собой немалую силу. Но как звено они не состоялись. Почему? Давайте порассуждаем.
Выступая в составах своих клубов, они за долгие годы привыкли к тому, что им подыгрывали, на них трудились партнеры. А тут, оказавшись в одной упряжке, они должны были волей-неволей ассистировать друг другу, подчиняясь интересам коллективной игры. В этой ситуации справиться с задачей смог только Гретцки, который в детстве получил навыки коллективных действий.
Нет, далеко не каждый может умело играть на партнера. И речь идет не только о точном и своевременном пасе, что само по себе искусство. Это лишь внешнее проявление коллективных усилий. Куда сложнее внутреннее единство звена, чувство локтя, сыгранность, основанная на уважении к партнеру, доброжелательном к нему отношении. Не верил я, что эти канадские звезды, особенно Кларк, сумеют ради успеха команды «заниматься благотворительностью», делить мастерство, свою славу с кем-то еще, подчинить свою индивидуальность интересам команды. Они привыкли к другому. К тому, что интересы команды в том и состоят, чтобы как можно ярче блистала на поле звезда.
В нашем хоккее издавна принят иной подход к созданию звеньев.
Правда, звенья, где выступали Всеволод Бобров и Алексей Гурышев (центрфорвард команды «Крылья Советов» и сборной страны), были скомпонованы по тому же образцу: партнеры не играли, а лишь подыгрывали звезде. Когда же я, уже полностью убежденный в необходимости по-новому строить игровые связи хоккеистов в звене, сознательно пошел на ломку стереотипов, то встретил непонимание, сопротивление, даже обиду со стороны лидеров: вы что же, меня равняете с таким-то. Ну и играйте сами.
Впрочем, в правоте своей укрепила меня и жизнь. В тройке Алексея Гурышева справа действовал трудолюбивый Михаил Бычков, слева – очень техничный, удивительно ловкий Николай Хлыстов. Так вот, когда закончил выступать маленький да удаленький Николай, сразу померкла и игра выдающегося, по тем представлениям, хоккеиста Алексея Гурышева.
Много лет спустя мне довелось столкнуться с совершенно иным отношением хоккейной звезды к своей роли в звене.
Из детской хоккейной школы ЦСКА мы пригласили в команду мастеров двух шестнадцатилетних хоккеистов – Владимира Викулова и Виктора Полупанова. В детских командах вместе с этими ребятами играл на левом краю их сверстник Виктор Ерёмин. Он выглядел, пожалуй, даже предпочтительней. Техничный хоккеист, он умел для своего возраста очень многое: и соперника обвести, и отдать быстрый скрытный пас партнеру, и поразить ворота точным броском. Однако был замкнут, эгоистичен. Тренерам спортшколы «раскачать» его не удалось. Поэтому я и пригласил для стажировки в ЦСКА только Владимира и Виктора (Полупанова).