Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу Деркач Сергей

Секунда – и я оказался в полной темноте. Позади остались шум и суета. Теперь я должен был довериться своему носу, мозгу и инстинктам. А что мне подсказывают эти помощники? Нора пока пуста. Крота и десяток червей в расчет не берем. Выход, несомненно, есть, потому как потянуло слабеньким сквознячком с наружи, а нос сумел идентифицировать едва уловимый запах дыма, конского навоза, чего-то кисломолочного, возможно, кумыса. Ну, чего застыл, Леня? Шевели, шевели лапами, не то замерзнешь.

Я быстро, но осторожно поспешил по узкой норе. Здесь можно было только ползти, но ползти быстро. Так, крот, а ну, вали отсюда. Да не буду я тебя есть, дался ты мне. Фу, обгадился. Все, не шипи, подожду, подожду, иди уже в свою нору. Противный какой крот попался. Нужно осторожно миновать это место, а то потом долго отмываться придется.

Лапа начала побаливать сильнее. Да уж, нагрузка не шуточная. Я-то думал, что назад придется больше крыльями работать, а тут такая оказия. Ничего, до выхода не так уж и далеко, вот, искра яркая появилась впереди, да сквознячок усилился. Я бы не назвал его свежим, от татарского войска тянуло еще тем амбре. Посмотрел бы я на вас, если бы вы провели в походах хотя бы год, а они, похоже, рождались и умирали в седле.

Вот он, выход. Мне еще повезло, что полз я днем. Ночью, возможно, пришлось бы драться с хозяевами лаза. Чужак, как-никак.

Я залег в нескольких сантиметрах от выхода. Нужно отдышаться, отдохнуть, осмотреться. Я пощупал лапой шею. Порядок, послание на месте. Что там у нас по курсу?

У стены было столпотворение. Я видел тысячи ног, которые топтались в нескольких шагах от меня. Время от времени падали тела, их тут же оттаскивали, если они мешали, на место павших становились живые. Что-то больно ляпнуло в лоб. Смола. Если бы не шерсть – ожог был бы, а так отделался только легким испугом.

Рог затрубил как-то неожиданно, перекрывая шум боя. Ага, татары отступают, значит, штурм отбит. Теперь внимание! Не упусти момент, Леня.

Стартовал я даже неожиданно для самого себя. Осаждающие еще не успели добраться до своего лагеря, а мои лапы несли меня по усеянному трупами полю. Вдруг глаза засекли знакомые очертания, и мозг мгновенно дал сигнал тормознуть. Раненая лапа отозвалась резкой болью от экстренного маневра, но я почти не обратил на нее внимания. На плоском указательном камне, который теперь покосился и почти лежал на боку, была четко выбита руна Треба. Вот он, знак. Значит, не зря все же Митник привел нас сюда.

Неожиданно повалил густой снег, похолодало резко, словно кто-то выбросил в атмосферу мегатонну льда. Черт, про Ледницу в этой суматохе я как-то совсем позабыл. Быстрее к своим!

Метель закружила нешуточная. В такой пелене заблудиться – раз плюнуть. Ветер дул со всех сторон, запахи перемешались, как коктейль в микшере, так что разобрать, где свои, а где враги, было не так и просто. Если бы не звериная интуиция и инстинкты, даже не знаю, чем бы все дело закончилось.

Лагерь я проскочил незаметно для врага. Татары старались упрятаться, кто где: кто в юртах, кто в шатрах, а кто под попонами конскими. Костры ветер разметал, как капризный ребенок старые игрушки. Искры какое-то время летали вперемешку со снегом, но быстро угасли. Борясь с неистовым ветром, я пробрался к лесу и вздохнул с облегчением: пронесло. Найти бы еще Паляныцю с манатками.

Это оказалось тоже не так просто. Я просочился из осажденного города совсем не там, откуда стартовал. Пришлось в метели полагаться на глаз да слух. В общем, проплутав около часа, я, наконец, вышел на своего командира. Тот стойко, согласно устава, переносил все тяготы и лишения воинской службы, прислонившись к стволу крепкой ели. На лице, обдуваемом сильным ветром, была написана тревога и сомнение. Ну да, погодка-то теперь нелетная. Я подобрался вплотную и потерся боком о Васин берц. Увидав меня, тот едва не въехал мне носком по ребрам, сдержав ногу в последний миг. Очевидно, заметил послание.

– Ну, наконец-то, – Вася присел, обнял меня за шею. – Я уж думал: все, сорвалась операция. Давай, перевоплощайся быстрее.

Я помотал головой, потрогал лапой грамотку.

– А-а, понял, – Паляныця начал отвязывать ее. – Боишься быть задушенным. Все, давай. Нет, погоди.

Он быстро снял повязку, кивнул, мол, давай.

Боль, холод, ветер… В таких экстремальных условиях перевоплощение превращалось не просто в пытку, а в изысканное издевательство. Ох, как же хорошо, что ткань камуфляжа поддерживает постоянную, оптимальную температуру для тела! Тонкие иголки холода, пронизавшие кожу, постепенно уступали место теплой волне, прокатившейся от шеи до пят. Надеюсь, воспаление мне все же не грозит.

– Здорово, – проговорил, наконец, я, надевая поверх доспехов цепочку со звездой. – Не ждал в таком виде?

– Я уже вообще тебя не ждал, – признался Вася, пожимая мне руку. – Идем, времени нет.

Я сделал шаг и застонал сквозь зубы. Рана была слишком свежей, разболелась не на шутку.

Вася, не говоря ни слова, подхватил меня и поволок к лагерю. Я едва успевал передвигать ногами, чтобы хоть как-то помочь ему.

– Ох и разгулялась Ледница, – чтобы не молчать, сказал сержант.

– Думаешь, ее проделки? – поддержал я разговор, а самому хотелось сцепить зубы и молчать.

– А чьи еще? Я, конечно, не гидрометцентр, но тут и к гадалке не ходи. Разве не чувствуешь мороза в воздухе?

– Есть малехо.

– Ну, рассказывай.

– Да тут и рассказывать нечего, – я коротко описал свои похождения.

Из-за метели воевода Василий выделил нам шалаш. Вася передал меня прямо в лапы Горыныча. Это сейчас я уже знаю некоторые особенности его анатомии, а тогда было невдомек, откуда он доставал аптечку. Да разве это было важным? Заика только подсмеивался, но мне плевать было, лишь бы боль поскорее унялась. Горыныч ввел лекарства, воин темника аккуратно зашил рану, наложил повязку.

– Ну, как все прошло? – Заика подсел ближе.

– Нормально, – а что я еще мог сказать?

– Это по дороге туда или назад? – друг кивнул на рану.

– Туда. Стрелами.

– Вот же ж снайперы чертовы!

– Да ладно. Могло быть и хуже.

Вовчик ничего не ответил, только сжал плечо крепко. Воин черниговский принес горячий душистый отвар с медом, я прихлебывал его, Заика молча наблюдал за мной. По глазам было видно, что он испытывает большое облегчение. Могу только представить, что чувствовал друг, пока я находился на задании. И, главное, уходил как-то впопыхах, не попрощались, даже слова не сказали друг другу. Может, поэтому взгляд немного виноватый?

– Да не парься ты, – я толкнул друга кулаком в плечо. – Все путем.

– Впервые жалею, что такая способность только тебе досталась, – признался он. – Вдвоем намного легче было бы.

– Не факт, – вмешался Горыныч. В шатер он, естественно, не помещался, но две головы из трех умудрился просунуть. – Иногда двое не пройдут там, где один пролезет.

– Я заметил. Ты лучше расскажи, как тебя тут приняли? Этот момент я как-то выпустил из виду.

– Ну как, – замялся немного змей. – Радушно, почти с хлебом-солью.

– Ага, – усмехнулся Заика. – Только вместо хлеба копьями угостили и стрелами присолили. Калиныч парнем горячим оказался, ждать нас не стал, самолично явился, без приглашения, так что гостеприимство получилось радушным, я бы даже сказал пламенным. Темник черниговский сгоряча зажженными стрелами приказал палить, потому что обычные наше авиакрыло не брали. Знаешь, нервная система у аборигенов все же не железная, а тут еще змеюшка наш ни с того, ни с сего решил характер показать. В общем, суматоха еще та поднялась, так что пока мы с Васей всех угомонили да по углам развели, про тебя как-то забыли.

– Ну, как вы тут? – Вася решительно подвинул голову Горыныча, зашел внутрь вместе с воеводой.

– Живем, командир, – доложился я. – Чайку хочешь?

– Потом. Ну, от лица объединенного командования объявляю тебе благодарность.

Мне бы встать, только высота не позволяла, поэтому я только привстал, отрапортовал:

– Служу народу Украины, – и снова уселся на чурку, которая служила табуретом.

– Лихо, вой, лихо, – воевода хлопнул меня по плечу, от чего часть отвара оказалась на земле. – Я уж и не чаял, что добром дело свершится. Мыслил: бахвалы, походють краем да назад повернут, мол, неможливо пробиться. Ан, нет! Да еще весточку возвернули. Златом бы тебя одарить, да нет злата. Вот, носи во здравие, – с этими словами Василий снял с пальца перстень, протянул мне. – Дар за службу ратную.

Ничего себе здесь медальки раздают! Я посмотрел на Васю, мол, что делать? Тот только кивнул.

– Аль мал золотник? – по-своему расценил мои сомнения темник. – Уж извини. В Чернигов вернемся – достойно награжу.

– Нет-нет, все нормально, – я поспешил принять награду. – Ничего больше не надо.

– Ну, как знаешь.

– Мы чего пришли, парни, – Вася подсел возле меня. – План согласован, ночью выступаем. Наша задача: двое идут с авангардом, завязывают бой. Один с Калинычем наносит авиаудар. Есть вопросы, предложения?

– Я больше Леньку одного не оставлю, – решительно сказал Заика. – Хватит, и так столько глупостей натворил за короткое время.

– Ну, вот и решили. Теперь отдыхать. Как стемнеет – начнем.

Воевода вышел, а Паляныця попросил Горыныча:

– Слушай, не в службу, а в дружбу: принеси рюкзаки, а? Заправиться не помешает, а то негоже в драку лезть, когда желудок бурчит.

– Это мы сейчас, – змей мгновенно испарился.

– А снежок-то закончился, – констатировал Заика, выглядывая наружу.

– Да уж, теплее стало, – согласился Паляныця. – О, вот и тылы поспели. Ты реактивный, Калиныч?

– Так тут рядом совсем, – правая голова вместе с лапой просунулась внутрь. – Можно, мы тут посижу?

– А то! Есть будешь?

– Не, мы сыт.

– Ну, смотри.

Пока Вася сервировал стол, я озвучил одну мысль:

– Нужно бы разведку провести перед боем, желательно воздушную.

– Думаешь, один такой умный? – усмехнулся Паляныця. – Немного стемнеет – и полетим.

– Кто летит? – поинтересовался Заика.

– А вот с Василием и полетим. Хочет темник сам все видеть, своими глазами, чтобы потом непоняток не случилось.

Ели молча. Горыныч поторчал немного возле нас, а потом отвалил, сказал, что хочет крылья поразмять перед вылетом. Вася только кивнул, мол, разомнись, не помешает.

– Только осторожно, на глаза местным не показывайся, – посоветовал сержант. – А то потеряем эффект внезапности.

То ли я так проголодался, то ли сухпай был другого производства, только ел я с наслаждением, будто до того неделю на строгой диете сидел.

Едва мы собрали пустую посуду и приготовили ее к утилизации, как лагерем прокатилась волна тревоги.

Вася выглянул, а потом выскочил наружу. Мы с Заикой рванули за ним, пытаясь на ходу сообразить, что к чему. Нога стрельнула болью. Черт!

Черниговцы во главе с воеводой задрали головы вверх, некоторые держали луки наизготовку. Паляныця даже рюкзак выпустил, сказал коротко:

– Приземлится – бошку оторву, сварю, жрать заставлю.

Я глянул вверх. Наш бравый змей собрал вокруг себя целую стаю стервятников и теперь проводил неравный воздушный бой. Ну, а как иначе? Весной особенно голодно: рацион скудный, мелкий зверь еще спит и витаминов не хватает. А тут как бы подарок такой от людей – война, море трупов и все такое, можно попировать всласть, и на тебе: является наглец трехголовый. Мозгов-то что у птицы, что у змея, гляжу – одинаково. И если первые восприняли Горыныча только как опасного соперника – мне ли не знать! – то второй мог бы и догадаться, что летать стоило в другом месте, дабы не привлекать к себе ненужное внимание.

А Горынычу тем временем было ой как несладко. Несмотря на внушительные габариты, природную броню и наличие живого огня, стервятники брали количеством. Ну да, гуртом оно, как говорится, и батьку легче к миру склонить. Птицы яростно атаковали со всех сторон, норовили ударить по глазам, добраться до незащищенных броней участков тела. Голод – не тетка, смелости добавляет. Но нужно отдать змею должное: отбивался он мужественно, упорно, только это было все равно, что драться с роем пчел.

– Долу, долу лети! – крикнул воевода Василий. – Долу!!!

Змей, похоже, даже не расслышал, продолжал крутить карусель. Лучники нерешительно мялись на месте, ожидая команду.

– Стреляй! – крикнул Вася.

– Змея стрелим, – возразил воевода.

– Ничего ему не сделается. У него броня, что у танка.

Темник не понял, о чем речь, но отмашку дал. Тут же в небо устремилось несколько десятков стрел. Несколько разбилось о чешую, прежде чем Горыныч, наконец, сообразил, что к чему. Он мгновенно спикировал, стал кружить у нас над головами, подставляя под выстрелы врага. Десяток стервятников оказался на земле, прежде чем птицы оставили нашего крылатого друга и убрались восвояси. Несколько, самых наглых, еще около минуты висели над полем боя, но и они вскоре убрались.

Горыныч зашел на посадку аккуратно, не зацепив ни одного дерева. Вася тут же подскочил к нему, на ходу выговаривая за разгильдяйство. Змей только отмахнулся, переворачивая на ходу одну поверженную тушку за другой, пока не нашел искомое.

– Зря ругаешься, Василий, – протянул он добычу. – Гляди, какого сокола сбить удалось!

Паляныця осмотрел мертвую птицу, снял с лапы записку, развернул.

– Кто-то может прочесть? – обратился сержант к воям.

Воевода принял пергамент, пробежал его глазами, усмехнулся:

– Ай да змей, вот удружил!

– Можно поконкретнее? – спросил Заика, придвигаясь вплотную.

– Татарово послание. Кадан и Бури, тумэнбаши Батыевы, пишут, дабы ожидаша их поутру, недалече уже. И ведут оне с собой десять тумэнов, и машины осадны, и стенобитны. Аще бают, будто обоз ведут.

– Не понял?

Мне, если честно, тоже было не все ясно.

– Насколько я разобрался, завтра подойдут к Батыю подкрепления в составе ста тысяч активных штыков, осадные и стенобитные машины, обоз, – объяснил Паляныця. – Ведут все это войско два темника, то есть генерала, Кадан и Бури.

– Тумэн – это десять тысяч? – уточнил я.

– Ну да. Похоже, план нужно корректировать. Идем, воевода, думу думать будем.

– Ну, колись, Калиныч, как гонца распознал? – Заика хлопнул его по лапе.

– Так ведь стервятники не нашинские, – змей, несколько разочарованный такой скромной оценкой Паляныци, ответил охотно, благо вои с интересом обступили нас. – Степные птахи, с ордой прилетели в поисках поживы.

– Это же сколько километров они так отмахали! – удивился я.

– Да уж немало. Мы, как взлетел, увидел, что стервятники меж собой драку затеяли, одного скопом лупят.

– Знакомая картина, – я поневоле потянулся к раненой ноге, которая, кстати, уже почти не болела.

– Негоже всем на одного. Ну, вступился, а как узрел, что за птах это – тут и добил его, наземь кинул. А дальше завертелось. Благо вои вовремя заметили да прикрыли стрелами.

– Молодец, Калиныч. Мы уж думали, ты по головотяпству махач затеял, а оно вон как вышло.

Тем временем черниговцы мертвых птиц подобрали, принялись общипывать.

– Они это есть будут? – не поверил своим глазам Заика. – Мерзость какая.

– Мясо, конечно, жестковатое, но на безрыбье, как говорится, не до жиру, – объяснил Горыныч.

– Нужно поспать хоть чуток, – предложил я. – Ночка, чувствую, будет еще та.

Мы вернулись в шалаш, легли на еловые ветки, которыми был устелен пол, прижались друг к другу. Особой прохлады я не чувствовал, но лучше перестраховаться.

Заснул я не сразу. Слышал, как о чем-то спорят Заика с Горынычем, а потом потихоньку вырубился.

Проснулся от того, что кто-то дергал меня за плечо. В шалаше было довольно темно.

– Просыпайся, не то все самое интересное проспишь, – посоветовал Паляныця. – Скоро выступаем.

На свежем воздухе мерцал свет не то костров, не то факелов. Заики рядом не было, уже подался куда-то. Я выполз наружу, осмотрелся. Свет десятков факелов разрезал темень ночи. Вои готовили лошадей к бою, проверяли снаряжение, комплектовали колчаны. Рядом с шалашом, у костра, сидели вои, правили клинки. Я подсел, с интересом следил за ними. Один из них несколько раз взглянул на меня, потом спросил:

– Почто меч не точишь? Аль вострый?

Я только пожал плечами. Мечом, кроме как возле харчевни да здесь, в лесу, пользоваться не пришлось, а потому больше оружие из ножен не вынималось.

– Дай узреть? – вой протянул свою руку.

После некоторых колебаний я все же отдал клинок. Вой взял клинок, внимательно осмотрел его, подтянул к себе толстую ветку, которую притащили сюда в качестве топлива, резко взмахнул мечом. Кусок древесины с треском отвалился.

– Попробуй ты, – он вернул мне оружие.

Ну рубанул, ну отрубил. Что дальше?

– Мой испытай, – вой передал мне свой клинок.

Взмахнул. Промахнулся, что ли? Ветка как лежала целиком, так и продолжала лежать. Что за фигня?

– Видал? – вой слегка ткнул ветку ногой, она распалась на две половины. Остальные вои одобрительно загудели. – То-то же. Ежели твой меч в порядок привесть, он лепше мого будет.

– Как? – тут же спросил я.

– Оселком, – вой показал камень, которым сглаживал щербины и неровности клинка. – Ежели не сгладить опосля боя – сломаешь при первом выпаде. Твой меч – хорош, славный клинок, давно таких не видывал, токмо ухода да ласки требует, как женка молодая. Доставай оселок, разом править будем.

Я замялся. Вой посмотрел на меня внимательно, полез в свою котомку, которая лежала у его ног, покопался, достал еще один камень:

– Чай, утерял свой, да то не беда. Бери в дар.

– Спасибо, – я принял подарок, начал неумело сглаживать лезвие.

Вои посмотрели на меня с усмешкой, неодобрительно покачали головой.

– Что же ты за вой, коли такой малости не умеешь? – вздохнул мой новый знакомец. – Аль ратному делу не обучен, а латы в поле надыбал?

Его товарищи засмеялись. За такую насмешку можно было бы и обидеться, только смеялись парни как-то незлобиво. Правы они, как ни крути: коль вышел на бой, то и будь готов весь.

– Обучи, – попросил я.

– Гляди и делай, как я, – посоветовал вой.

Дело оказалось нехитрым. Вскоре у меня получалось не хуже, чем у моего учителя. Вои теперь усмехались одобрительно, иногда вмешивались в процесс обучения, давая дельные советы.

– Готовность номер два, – Заика подошел к костру. – Паляныця приказал, так что давай, сворачивай мастерскую.

– А чем ты врага бьешь, коль мечом слабо владеешь? – спросил вой, глядя, как я прячу подарок в рюкзак, а меч – в ножны.

Я огляделся в поисках достойной мишени. Заика ухмыльнулся, взял первый попавшийся щит, отнес его на несколько десятков шагов, повесил на ветку, но так, чтобы костер освещал мишень.

Я достал пистолет, надел очки, активировал прицел, сделал два выстрела. От резких хлопков люди переполошились не меньше коней, так что пришлось успокаивать и тех, и других. Прибежал Вася, сделал нам с Заикой выговор не разбираясь, приказал больше не палить без толку.

Едва все поутихло, Вовчик приволок щит. Вои уже смотрели на меня с изрядной долей страха. Похоже, до них все дошло.

– Ну, как? – Заика довольно продемонстрировал щит, в центре которого сияли две аккуратные дырки. – Красиво?

Вои с некоторой опаской приняли щит, один даже отошел к дереву, обследовал его, а когда вернулся, в его глазах сияло восхищение моим оружием.

Я тем временем разобрал пистолет, быстро его почистил, собрал.

– Дай, – попросил вой, подаривший мне оселок.

Пришлось поступиться своими принципами, вынуть обойму и отдать оружие. В конце концов, он-то мне свой меч дал без колебаний!

Вой повертел в руках непонятный предмет, потом вернул.

– Как? Покажи.

Я не успел ответить. Раздалась команда:

– По коням!

Лагерь сразу же превратился в разворошенный муравейник, где в хаосе суеты просматривалась четкая система. Каждый знал свое место и быстро занимал его.

Нам подвели двух оседланных коней.

– Я же никогда не ездил, – пробормотал Заика.

– Дело нехитрое, – отозвался вой, придерживавший животных. – Научишься.

– Вот что, парни, – Паляныця вынырнул неожиданно, как чертик из коробки. – Идете впереди, но осторожно. Как только достигнете лагеря, открывайте огонь, это должно посеять панику. Прорывайтесь к воротам, образовывайте коридор. Черниговцы идут за вами, прикрывают фланги. Патроны постарайтесь растянуть на весь бой. Эх, жаль, гранат больше нет, как бы они теперь кстати пришлись!

– Да уж, знать бы, где упадешь, – согласился я. – А ты смотри, сверху нас не зацепи.

– Кстати. По новому плану мы не все идем на Козельск. Часть дружины уходит навстречу резервам противника. Мы с Горынычем в начале боя поможем вам, а потом уж вы сами.

– Погоди, погоди, – Заика, уже сидя в седле, встрепенулся. – Как же так? А…

– Приказ не обсуждается. Встречаемся на рассвете у меченой ели, как условились. Если до восхода солнца мы с Горынычем не вернемся – ждете Митника и уходите с ним.

– Татары будут шарить вокруг.

– Не будут, – я, наконец, забрался в седло. Неудобно, стремно, высоко. При падении можно шею свернуть. – Им не до нас будет.

– Это почему?

– Козельск с землей ровнять будут, а это дело небыстрое, да и затратное в человеческих ресурсах.

Раздалась приглушенная команда выступать.

– Ну, парни, с Богом, – Паляныця пожал нам руки, заторопился к змею, на спину которого уже грузили какие-то тюки.

– Как бы наш Горыныч крылья не склеил, – тревожно проговорил Заика.

– Не склеит, – ответил я уверенно, а у самого сердце сжалось от тревожного предчувствия. Что-то пошло не так. Беда где-то притаилась.

Новый приказ заставил выбросить из головы все левые мысли. Как же идти в бой, если я в седле второй раз в жизни? Про первый даже вспоминать не хочется, настолько это было больно и унизительно. Может, потом как-нибудь расскажу, но не сейчас уж точно.

Нас пропустили в голову колонны, которую возглавил воевода Василий. Он даже в темноте смог рассмотреть, что как всадники мы совсем не очень, поэтому посоветовал поводья не выпускать из рук.

– Кони добрые, покладистые, – сообщил он. – Из боя, ежели что, вынесут. Вы токмо шуму поболе давайте, а мы уж подсобим.

Копыта вои заранее обмотали кусками ткани и шкур, поэтому лошади шли практически бесшумно. Разъезд, посланный воеводой, до самого города ни одного поста татарского не обнаружили. Что ж, проспали нас, похоже, враги, если только какую-нибудь пакость не задумали.

Темник понемногу пришпорил своего коня. Мы с Заикой старались не отставать. Ветер, насыщенный влагой и весенним теплом, дул в лицо. Все будет хорошо, повторял я себе, все будет хорошо.

Расстояние между лесом и лагерем мы преодолели быстро и бесшумно. Впереди вырастали костры лагеря, освещавшие шатры, юрты, осадные машины и редких бодрствующих воинов. Одни бродили по улочкам, образованным шатрами, другие чистили оружие.

Кони постепенно разгонялись до сумасшедшей скорости. В другой раз я бы уже, наверное, орал благим матом от страха, только не сейчас. Меня вдруг охватил кураж, задор, удаль – называйте, как хотите, только я вдруг почувствовал себя всесильным, всемогущим, богатырем, способным перевернуть планету без всякого рычага.

Один из татар вдруг оставил свое занятие, встал, начал вглядываться во тьму, а потом поднял крик. Давай, давай! Только поздно ты спохватился, браток. Я на ходу выхватил пистолет и пальнул в его сторону. Конь подо мной дернулся, но продолжал бежать. Попасть я, конечно, не попал, а вот напугал конкретно. Вишь, упал, супостат, как подкошенный, продолжая блажить.

В воздухе засвистели стрелы, мелькнула крылатая тень, в землю ударило три струи огня. Ага, вот и авиация. Мы смерчем ворвались в лагерь. Из шатров выскакивали сонные враги, на ходу пытались разобраться, кто где, только все без толку. Мы с Заикой палили по мишеням, не снижая скорости. Воевода скакал впереди, несколько воев черниговских прикрывали нас с флангов, круша татар мечами. Эх, удаль молодецкая! Так их, други, рази, бей, секи!

Горыныч в несколько заходов расчистил коридор, по которому из города нам навстречу хлынула рать защитников Козельска. Вася в стороне сбросил что-то с воздуха, вызвав несколько очагов пожара. Не знаю, что это было, только горело оно знатно. Татары кричали от боли и страха, разбегаясь в панике кто в поле, кто под мечи русичей. Пару раз еще огонь ударил в землю, и тень растворилась в ночи. Наверное, ушел выполнять свою основную задачу.

Тем временем рати соединились, начали расширять коридор по флангам. Воевода Василий стоял в центре, отдавая распоряжения. Нас он держал при себе.

– Много патронов истратил? – разгоряченный боем Заика подъехал, на ходу меняя обойму.

– Не знаю, – ответил я, разряжая пистолет. – О, еще один остался. Это у тебя какая обойма?

– Третья. А у тебя?

– Похоже, первая. Сейчас проверю.

Точно, первая. Три другие все еще находились в карманах.

– Слабак, – прокомментировал Вован.

– Ты бы поэкономил патроны, – посоветовал я. – Здесь складов боеприпасов нет, пополнить БК неоткуда.

– Ну да! – весело ответил друг. Мои слова, похоже, на него совсем никак не подействовали.

Тем временем мимо нас быстро проезжали груженые телеги. Воины, мужчины, подростки, женщины, кто покрепче, бежали рядом, подгоняя домашнюю скотину. Дети и старики ехали вместе с нехитрым скарбом. Все было организовано на удивление четко и слаженно.

– Шустрее, шустрее, люди добрые, – подгоняли горожан воины.

Шум боя, еще недавно удалявшийся, начал потихоньку приближаться. Или мне только кажется? Нет, не кажется. Татары, оклемавшись после первого шока, начали понемногу теснить русичей, используя численное превосходство. Команды, отдаваемые Василием, становились резче, тревога в голосе – явственней.

А телеги все шли из города и шли. Казалось, не будет им конца.

– Расходимся по флангам, – приказал я Заике, когда бой приблизился настолько, что две стрелы прицельно попали в мои доспехи, не причинив им, впрочем, никакого вреда. – Патроны экономь.

– Сделаем, – весело ответил тот.

Я рванул на коне вперед. Ну, это, конечно, громко сказано – рванул. Так, поспешил. Животное, кажется, лучше меня понимало, что нужно делать, потому что слушалось с полудвижения поводов. В моей голове даже мелькнула мысль: а не мысленных ли команд слушается конь?

Переступая через остатки шатров, мы быстро вышли на линию обороны. Вои отступали шаг за шагом, нанося противнику существенный урон, но и сами несли потери. В мерцающем свете пожарищ было видно, как падают на землю всадники, как редеют их ряды. Впереди образовалась брешь, в которую вот-вот хлынут орды, и тогда пуповину коридора перережут. Я подстегнул коня, выровнялся с линией обороны. Вовремя, нужно заметить. Несколько стрел, высекая искры, скользнули по шлему и доспехам, в голове от ударов неприятно зашумело. Из темноты на меня с криком и визгом вырвалось не меньше десятка ордынцев. Не-ет, парни, отсутствие в моих руках меча еще не означает, что я лох. Ловите гостинцы! Я опустил на глаза очки, одним движением активировал прицел и открыл огонь. Если бы еще конь подо мной не вертелся, вообще красота была бы. Но животное, не приученное к выстрелам, крутилось, пыталось встать на дыбы, ржало от страха. В общем, ситуация была еще та. С одой стороны – татары, которые, хоть и отступали, а некоторые даже падали, сраженные пулями, но все же не бежали в панике. С другой – конь, которому моя пальба и вовсе не улыбалась. Мне едва хватало ловкости хоть как-то сдерживать животное и самому держаться в седле. А, может, ну его? Я соскочил на землю. Конь тут же растворился в огненной темени. Ну да, так намного лучше. Ну-ка, кто теперь против меня?

Мне удалось закрыть брешь, постепенно, шаг за шагом, оттесняя противника, который ничего не мог поделать с моими доспехами и не имел спасения от пуль. Ни кольчуга, ни щит, ни шлем не спасали хозяина от невидимой смерти.

Раздался прерывистый зов рога.

– Взад, взад вертай, – закричало сразу несколько воев справа и слева.

В свете пожара я видел, как они умело развернули своих коней, забросили щиты за спины и резво бросились назад. По ходу, зря я со своего скакуна слез. Придется нозями отступать.

Не успел я развернуться, как что-то теплое и мягкое коснулось моей щеки, а лицо обдало паром. Конь топтался рядом, словно и не убегал никуда. О как! Ну, спасибо, вороной, не ожидал!

Я как мог быстро запрыгнул в седло, конь с места стрелой рванул вперед, едва не выбросив меня на усеянную обломками и телами землю. Несколько стрел тренькнули о доспехи. Зачем так обижаться, граждане татары? В следующий раз пересечемся.

Меня уже ждали. Колонна подвод скрылась в ночи, вои отступали по свободному пока коридору, Василий, Заика и еще десяток всадников отстреливались на все стороны.

– Тебя только к Кощею за смертью посылать! – крикнул Вован, перезаряжаясь. – Я уже думал: все, в плену дружок.

– Чушь не неси, да? – мне тоже было приятно видеть своего друга живым и невредимым. – Радио для чего изобрели?

– Уходим! – приказал темник. Рог тут же прерывисто затрубил.