Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу Деркач Сергей
Кавалькада с места рванула в поле подальше от города. По пути к нам присоединялись вои прикрытия, боевого охранения. Противник, лишенный пока конницы и частично деморализованный, отстал, потерялся в разгромленном лагере.
– Вырвались, – вздохнул с облегчением Заика, едва шум и пожар остались далеко за спиной. – А славно мы повоевали, а, Летун? Пистолеты ничего себе.
– Да уж, всыпали мы им, – согласился я. – Воевода, все ушли?
– Сдается, все, – ответил в темноте Василий. – Мерцов токмо не вывезли, а так все.
– Слава Богу. Потери большие?
– Не уразумел?
– Многих воев побили?
– Не сочли аще.
– Что он сказал? – переспросил Заика.
– Не считали еще, – перевел я.
Какое-то время ехали молча. Запал боя уступал место реакции организма. Меня начинало понемногу трясти, но не от холода, который не ощущался. Перед глазами то и дело мелькали картинки схватки, я начинал понимать, как порой близко смерть подступала ко мне, иногда замахивалась косой. Что спасало меня от стрел, копий и мечей? Удача? Возможно, Ангелы-хранители? Дай им, Боженька, здоровья. Если бы не конек мой вороной – не ехать мне сейчас по полю. Я потрепал по гриве своего скакуна. И ему спасибо.
– Час вам, – сказал воевода. – Огня!
В стороне ярко вспыхнули раз, другой искры, зажглась лучина. Воевода жестом подозвал нас, указал рукой направление на едва видимую зарю:
– Вам туда. Десятский ваш глаголел, дабы ожидаша вы его до света, токмо думаю, дольше ждать надобно. Спаси вас Бог за дела ваши ратные.
Я хотел было спрыгнуть на землю, но Василий остановил меня:
– Коней возьмите с собой. Ежели летеша надумаете, коней просто отпустиша, оне сами путь-дорогу сыщут. Прощайте, коль что не так.
Мы пожали друг другу руки. Вои кивнули нам, на том и расстались.
– Теперь бы с дороги не сбиться, – проворчал Заика, когда черниговцы растворились в ночи.
Я посмотрел на небо. Казалось бы, бой и отступление заняли всего полчаса, а на горизонте уже пробивается розовая полоса. Как время иногда быстро бежит!
– Не заблудимся, – я уверенно тряхнул поводьями. – Но, родимый, неси меня по полю всем ветрам навстречу.
Заика пытался что-то громко обсуждать, только я шикнул на него, мол, враг рядом. Дальше ехали молча. Я все время держал курс на разгорающуюся зарю. Вскоре на ее фоне показалось дерево, словно разрубленное пополам огромным топором. Ага, вот она, сосна, Перуном меченная. В сумраке еще трудно было разобрать, где мы находимся, но чутье подсказывало, до места встречи осталось не так и много. По ходу я задумался над одной вещью. Почти во всех источниках указывалось, что город и все его жители героически погибли, а осада держалась семь недель, но в одной статье, не упомню, правда, у кого, указывалось, что осада длилась всего неделю. В результате удачного удара извне дружиной черниговской и осажденным гарнизоном изнутри, блокада была прорвана, большая часть жителей отошла к Чернигову. Враг потерял более семи тысяч убитыми, потери же русичей составили около трехсот воинов. Потому, мол, Батый и не оставил от Козельска камня на камне, назвал злым городом. Я тогда еще посмеялся над статьей, а теперь вот вижу: зря. Найти бы ее, снова перечитать.
– Никак Горыныч наш возвращается, – воскликнул Заика, прервав мои размышления.
И точно. В свете разгорающегося дня я увидел, как змей заходит на посадку, неся в лапах что-то объемное. Вот он подлетел к земле, завис на какое-то время, бережно опустил ношу, приземлился рядом, склонил все три головы к земле. Сердце сжалось на секунду, но Заика с гиком припустился, как мог быстро, навстречу своим. Я поспешил следом, удивляясь, куда подделся Вася. Заика уже не стеснялся, кричал и балагурил во всю глотку.
К Горынычу мы подскочили вместе. Змей крыльями прикрыл клочок земли перед собой, так что снаружи торчала только голова Митника, который не пойми откуда нарисовался.
– Здорово, авиация! – Заика соскочил с коня, подбежал к змею. – Как вылазка прошла? Много намолотили? А мы вот классно повоевали. Знаешь, как татары разбегались? Зайцы так не бегают по полю.
Я слушал друга, а сам смотрел то на кислого Горыныча, который упорно отворачивал от нас все свои три головы, то на склоненного Митника. Догадка кольнула душу, усилила тревогу, посеяла пустоту, только не мог я ни поверить в нее, ни осознать. Ком в горле не давал дышать, говорить. С трудом проглотив его, я сдавленным голосом спросил:
– Вася где?
Заика заткнулся на полуслове, когда Горыныч сложил крылья.
Мои колени подкосились, захотелось взвыть зверем.
Вася лежал на земле бледный, как стенка, из пробитой шеи стекала на окровавленный снег едва живая струйка крови. У виска, там, где шлем не прикрывал голову, алым на серой коже выделялся шрам в виде стрелки, указывающей вверх. Треба взяла свою жертву.
ГЛАВА 25
– Аптечку! – закричал Заика, пытаясь сотрясти змея.
– Поздно, – прошептала средняя голова. – Мы поздно заметил, кровопотеря оказалась невосполнима.
– Не ври, аспид! Доставай аптечку! Ну же, быстро!
– Змей правду глаголет, – поддержал Горыныча Митник.
– Что? – Заика смотрел на нас безумными глазами и не мог поверить.
– Да уймись ты! – мне пришлось конкретно тряхнуть друга, чтобы тот пришел в себя. – Митник, что можно сделать?
– Ты ведаешь, что, – ответил дед. – Токмо на сей раз времечка у нас зело мало, его почти нет.
– Идем.
– Я с вами, – Заика, начал приходить в себя.
– И нас не забудьте, – потребовал змей.
Митник сурово обвел нас взглядом, словно прикидывал: а выдержим ли?
– Время не ждет, – напомнил я нетерпеливо. – Идем же.
– Добро, – сдался, наконец, дед. – Токмо путь будет нелегок, не всяк сдюжит.
Он взмахнул рукой, пространство пошло трещиной, которая расширялась с каждой секундой.
– Идем, что ли, – Митник первым ступил в открывшийся проход.
Мир, в который мы явились, был не серым. Это был мир темени, тумана, гроз. Здесь небо было черным, солнце – кровавым, земля сияла фосфором, создавая иллюзию призрачности, трава и деревья больше походили на колышущиеся кости какого-то неизвестного животного. Ветер, дувший со всех сторон, был насыщен запахами разложения и смерти. И все это было покрыто абсолютной тишиной.
– Где мы? – спросил тихо Заика.
– Преддверие Нави, – так же тихо пояснил Горыныч. – Мы никогда еще не заходил так далеко, как сейчас, и…
Митник повернулся к нам. Его лицо было покрыто черными морщинами, как боевой раскраской спецназа, в глазах горел адский огонь, одежда, кожа, мышцы и внутренности превратились в легкую кисею, обнажая белые, фосфорицирующие кости. Я впервые содрогнулся от страха, глядя на этого человека. Впервые пришло понимание, что Смерть имеет свой, неповторимый образ, который ни с чем не спутаешь.
– Здесь принято молчать, – голос Митника был скрипучим, неприятным. Он проникал в каждую клетку, заставлял скукожиться, сделаться маленьким, незаметным, лишь бы избежать этого пронзительного взгляда из ада. – Делайте все, что скажу, и не могите даже в мыслях ослушаться, иначе… – он хрипло рассмеялся, – о возвращении в Явь можете забыть навечно.
Заика быстро перекрестился несколько раз. Я человек не особо верующий, но и моя рука трижды сотворила крестное знамение.
– Истинно творите, – Митник удовлетворенно кивнул. – Сила духа – вот главный проводник. А Бог – Он един для всех. Верьте, и дастся вам по вере вашей. Ступайте за мной, ни на что не отвлекайтесь, не озирайтесь, не оглядывайтесь. С демонами царства Нави не разговаривайте.
Я шел сразу за Митником, стараясь не смотреть на живой скелет, движущийся впереди. Его длинные до плеч седые волосы спадали на лопатки, дед шел уверенно, его походка стала пружинистой, словно он со старта сбросил полвека.
– Зачем мы здесь? – продолжал говорить Митник на ходу, будто предупреждение о молчании касается только нас. – Ибо друг ваш уже в Нави. Вои с поля брани идут особым путем, путем воев, минуя Смородину, и Навь у них своя, не с родни простому люду. Ее зачастую называют Валгаллой, раем воинским…
Усилившийся ветер безмолвно заглушил, унес его слова в вечность. Видно, не все разрешено даже Митнику.
Краем глаза уловил какое-то движение, повернул голову, втянул ее в плечи, рука потянулась перекреститься. Прекрасная дева, облаченная в золотые доспехи, ехала верхом на коне в сопровождение целого эскадрона всадников. Они смеялись, радовались, пели какие-то песни, а сами… Латы, все в дырах, стрелах, трещинах, порезах, у многих лица иссечены, тела покалечены, кровь, как краска, разлитая художником-неряхой, покрывала тела и лица. Но они смеялись, радовались, пели песни. Странно было слышать в этой стране вечной тишины их голоса. Иногда то сзади, то сбоку проскакивали странные существа, больше похожие на псов размером с теленка, с огромными клыками, язвами, порывающими все их мускулистое тело, истекающие зловонным гноем. Они хватали одного или двух воинов, разрывали на куски и исчезали, чтобы через некоторое время снова повторить свои маневры. Дева видела происходящее, но не реагировала никак, словно все так и было задумано.
Едва кавалькада пронеслась мимо, а злобные твари растворились в темени, я снова услышал голос Митника:
– …валькирия. Ведет своих воев в рай. Вишь, возрадовались, возрадовались волкулаки поживе-то свежей. Поделом. В Валгаллу дойдут токмо достойные. Остальные сгинут в геене огненной.
Тропа, пролегающая меж деревьев и трав, расширилась, превратилась в тореный путь, на котором как-то вдруг начали появляться воины. Он возникали из ничего, словно призраки, на ровном месте, тут же объединялись в колонны, шли дальше строем. Странное это было войско. В кровавом свете огромного солнца плечом к плечу в одном строю шли русичи, татары, половцы, викинги, рыцари, словно и не они вовсе несколько минут назад бились друг с другом. Волкулаки, возникая из воздуха, хватали некоторых и тут же пропадали, чтобы возникнуть снова где-то впереди.
Мы вышли на широкую дорогу, смешались с одинокими воями. Один из них поравнялся со мной. Наши взгляды встретились. Какой молодой парнишка, подумал я. Даже усы еще не выросли. Тело, гибкое, как лоза, было все же довольно хилым в сравнении с бывалыми мужами. Глубокая рана в плече, кровь на латах, и милая просящая детская улыбка на лице. Я отвернулся. Не могу я помочь тебе, парень, мне бы друга вытащить из Валгаллы, ты уж извини.
Парень отстал. А через минуту зазвенела сталь, ветер донес тихое эхо нескольких выстрелов. Я резко обернулся. Заика стоял между пареньком и волкулаком, не давая зверю приблизиться к мальчишке. Пули, выпущенные из ствола, вонзились в крепкие гнойные мышцы и застряли там, не причинив монстру ровным счетом никаких увечий. Такое оружие его не возьмет!
– Меч! – крикнул я, но даже сам не смог расслышать собственного голоса, словно кричал во сне. Дернулся было назад, да Митник крепко ухватился своими костлявыми пальцами за мою руку, не пустил:
– Сие его выбор. Нам надобно далее торопиться.
– Как же так? – спросил я, и снова ни слова не услышал.
Мальчишка прятался за спиной Заики, иногда выглядывал, пока второй монстр в прыжке не попытался достать его. Вован понял, что от пистолета толку – как с козла молока, быстро сменил его на меч. Клинок на волкулаков оказал неизгладимое впечатление. Они опасливо отступили на несколько шагов, а потом один в прыжке попытался все же дотянуться до парнишки. Лапа даже сорвала шлем-шишак с молодой головы, но меч рассек тело монстра, которое тут же растеклось гнойными лужами и впиталось в черную землю. Звери на мгновение отступили, Заика тоже сделал несколько шагов назад, сходя с дороги. Волкулаков стало больше, они начали окружать моего друга и незнакомого паренька-воина, по плечам которого рассыпались волной длинные русые волосы.
– Вовка, назад, назад! – дернулся я, но крепкая рука парализовала меня на месте. – Горыныч, чего же ты стоишь? Не стой, помоги!
Змей меня не слышал. Одна его голова упрямо смотрела вперед, две другие наблюдали за схваткой, как завороженные, а тело топало вперед, с каждым шагом отдаляясь от моего друга.
Мне даже было все равно, что парнишка, за которого вступился Вован, оказался девушкой. Уж не знаю, за каким лешим ее понесло в битву, только теперь ни ей, ни Заике до Валгаллы не добраться. Едва они оба отступили с дороги, монстры бросились на них со всех сторон, в темени что-то блеснуло, затрещало, запахло почему-то полевыми цветами, и все просто исчезли, испарились.
Все, нет больше Вовки. Мысль пронеслась в голове, опустошая и без того израненную потерями душу. Вася погиб, Заику и девчонку уволокли волкулаки, Горыныч даже не дернулся на помощь.
Я резко оттолкнул руку, сковывающую меня, поднял лицо к кровавому солнцу. Слезы, набежавшие на глаза, потекли по щекам. Рядом кто-то заржал, двинул меня в плечо так, что я едва удержался на ногах. Рослый пожилой русич, иссеченный так, что было непонятно, как его тело еще не распалось на куски, подмигнул, сказал просто:
– Ты верь, сыну, и все свершится. Слезами в битве не поможешь.
Он снова засмеялся, от чего из раны в животе вывалились кишки. Засмеялся, и бодро так зашагал вперед. Чем сильнее он отдалялся, тем быстрее наступала регенерация. Прямо на моих глазах почти отсеченная рука начала срастаться, страшная дыра в спине затянулась, глубокая рана в шее превратилась в тонкую полосу шрама.
Простые слова сказал вой, но от души. Они заставили собраться, родили в душе здоровую злость. Я вдруг понял сердцем, не мозгом: пока дышу, пока не вытащу друзей – не успокоюсь. Сначала Паляныцю, потом Заику. Я сделаю это, даже если придется небо и землю поменять местами.
Митник снова ухватил меня за руку и поволок за собой. Горыныч уже отдалился от нас, и мне показалось, что крылья его стали прозрачнее.
– Времени почти нет, – сказал дед так тихо, что я едва сумел его расслышать. – Не место туточки живым. Вона, даже аспид в Навь переходит. Спешно идти надобно, спешно.
Горыныча мы догнали уже через несколько минут. Ветер, поднявший в воздух несколько веток, швырнул их в змея, и они свободно пролетели сквозь сложенные крылья. Калиныч даже не обратил на это внимания. Он уже еле передвигал лапами, сквозь которые просвещалась трава.
– Нельзя останавливаться, – упредил мой немой вопрос Митник. – Ежели поспеем, то и аспида спасем.
Я не совсем понял, о чем речь, только стал поспешать. Оглянулся на прощанье. Горыныч с трудом поднял переднюю лапу, левая голова кивнула в последний раз и исчезла, пропала без следа.
Мы ускорились. Митник обгонял отряд за отрядом, я старался не отставать. В какой-то момент стал понимать, что ноги мои тяжелеют, словно кто-то с каждым шагом привешивал на них по гирьке. Рука, зажатая костями деда-скелета, таяла почти на глазах. В душу змеей заползала апатия, хотелось наплевать на все, лечь, уснуть, набраться сил, чтобы потом, может быть, снова продолжить путь.
Возле Митника материализовалось белое пятно, начало принимать четкие очертания человеческой фигуры в белом длинном плаще с капюшоном, закрывавшем голову и половину лица. В костлявой, как у Митника, руке неизвестный сжимал длинную косу с отточенным, сияющим кровавым отблеском солнца, лезвием.
– Не припозднилась? – спросила неизвестная спутница.
– Рановато ты пожаловала, – Митник ответил походя, но в голосе, вместе с тревогой, чувствовалось осуждение. – Не всегда ты – благо.
– Ну, раньше ли, позже – все они со мной прогуляются, как и вои, в Валгаллу спешащие. А ты, гляжу, тоже туда поспешаешь? Так ты, вроде, не вой. Какие такие у тебя там дела?
– Воя одного вернуть, до срока ушел.
– Это вряд ли, – в голосе незнакомки звучала насмешка. – Я не ошибаюсь.
– Вестимо, не ошибаешься, токмо и мы не с пустыми руками идем.
– Ох, Митник, я ж плату несоразмерную потребую.
– А мы уж постараемся.
Неизвестная растаяла так же внезапно, как и явилась. Я посмотрел вперед. В сотне метров от нас в клубах черного тумана появилась высокая башня, сияющая золотом. Странно было видеть это сияние в кровавой тьме. Я только потом понял, что сияло не сама башня, а мир за ней. Там в лазурном небе плыли серебристые облака, по-настоящему шумел ветер, курлыкали журавли, унося на своих спинах каждого воина, переступившего порог ворот.
Мы подошли к самому входу, две прекрасные девы в драгоценных латах преградили нам путь.
– Зачем пожаловали? – грубовато спросила одна из них.
– Митник смиренно просит валькирий отпустить из царства Валгаллы воя по имени Василий Паляныця, что обитал в Пограничье, – дед сложил руки на груди. Его тело, освещенное ярким потусторонним светом, приняло привычные очертания. – На него возложена великая миссия, и он должен исполнить ее до конца.
– Он пал в бою, благородная Херфьетур, – продолжал Митник, – но урок свой не выполнил, потому, согласно уложениям Творца от Сотворения Миров, дабы не скитался вой вечно меж Мирами призраком бесплотным, сперва урок свой исполнить должен.
– Но он уже здесь, – возразила вторая валькирия.
– Мист-воительница, должно быть, запамятовала, что до суда великого Одина-Велеса, он и будет находиться в чертогах отца своего. Но суд будет скорым, и тогда…
– Да, да, знаю, – нетерпеливо перебила Херфьетур. – За ошибку валькирии будут нести наказание. Только и Митник, должно быть, забыл, что нужен выкуп за погибшего, и внести его должен воин сильный духом, чистый душой и великий сердцем.
– Он перед вами, – Митник отступил в сторону, представляя меня.
Мне бы возгордиться от его слов, только силы почти оставили меня. Я даже не смотрел на свои конечности, потому что сквозь них без труда видел золотую бруковку дороги.
– И что же с него можно взять? – ухмыльнулась Мист. – Сдается мне, сестра, что этого воя вскоре мы и без всякого выкупа пропустим в Асгард.
– Я могу отдать вот это, – проговорил я, последним усилием воли снимая с шеи звезду. – Это все, что имею, но дороже вы ничего ни в одном из Миров не найдете. Меняю друга на звезду.
Золотой луч смешался с лучом кровавого солнца, отразился от фрагмента Ключа и ударил мне по глазам, ослепив, заставив закрыть слезящиеся веки.
– Он велик сердцем, – раздался удивленный шепот.
Я открыл глаза. Свет, отразившись от звезды, покрыл меня и Митника тонкой аурой. Рука моя снова была вполне живой, материальной, я чувствовал необычайную силу в теле, я опять мог небо притянуть к земле и перемешать их.
– Сестра, труби вызов, – приказала Херфьетур.
Мист поднесла к своим коралловым губам ослепительно белый рог, инкрустированный серебром, мелодично загудела. Поднялся вихрь, пронзая небо, раздвигая облака, открывая моему взору прекрасный город, сотканный из белоснежного мрамора, инкрустированный, как изысканное украшение, драгоценными каменьями, серебром и золотом. Едва коснувшись его, смерч начал опускаться, а потом совсем исчез, оставив после себя Васю, держащего в руке драгоценный кубок.
– Ленька? – Паляныця удивился, но в следующее мгновение отбросил сосуд и бросился ко мне, крича на ходу: – Ленька! Летун! Мертвый!
– Не так быстро, – между мной и Паляныцей возникла знакомая фигура в белом одеянии. – Это я привела его в Валгаллу, и только я – последняя инстанция.
А выражается тетя вполне современно, подумал я и вздохнул. Даже здесь процветает бюрократия и самолюбие. Впрочем, со своим уставом… Чтобы побыстрее разрешить вопрос, я спросил:
– Кто вы и что я должен делать?
– Кто я? Меня знают все Миры и почитают, мое имя произносится со страхом и уважением, меня призывают и умоляют об отсрочке, меня…
– Пожалуйста, покороче, если можно, – прервал я незнакомку, закутанную в плащ. – Мне еще Горыныча и Заику вытаскивать нужно.
– Я, – женщина откинула капюшон, обнажая голый череп и ослепительную улыбку, – Смерть. Жизнь твоего друга я задешево не отдам.
– Так, значит? – я вынул меч, на что Смерть только рассмеялась. В ее руке блеснула коса.
– Он чист душей, – сказала Мист, переглянувшись с сестрой.
– Думаешь, этой зубочисткой сможешь справиться с великой Косой? Наивный мальчишка.
– Погоди, – послышался сбоку чей-то мелодичный женский голос.
Я обернулся. За моей спиной стоял призрак Горыныча, а рядом с ним – Заика и неизвестная, но очень милая женщина, одетая в длинную вышитую белоснежную сорочку и венком из полевых цветов на голове.
– Великая Берегиня, – Митник склонился в поклоне.
– Отойди, Макош, – потребовала Смерть. – Этот поединок не твой.
– Не мой, – согласилась женщина. – Но я имею право оказать помощь смертному, дабы уравнять шансы. Лови! – Макош выдернула из венка странный цветок и бросила мне.
Не спрашивайте, как он превратился в двойную косу, не отвечу. Просто в момент поймал новое оружие, которым мне еще не приходилось драться. Смерть оскалилась и бросилась в атаку.
Это уже потом мне рассказали, что проходящие мимо вои сгрудились, образовав вокруг нас нечто вроде живого ринга, в первых рядах которого находились мои друзья, Змей, валькирии, Митник и Макош.
Мне же было не до этого. Атака Смерти была поистине смертоносна. Ее коса наносила удар за ударом, так что я с трудом парировал их, да и то далеко не всегда. Доспехи спасали, а то даже и не знаю, как быстро бы все закончилось.
Порезы были неглубокими и не очень болезненными, но с каждым из них вскрикивал Заика и Горыныч. Ага, понятно. Истеку кровью я – погибнут все. Отступая, я присматривался к врагу. Нет, ее манера вести бой безупречна, тут надо что-то другое придумать, и поскорее. Но что? В драке не очень-то мозги работают.
Я получал удар за ударом, отступал, поскальзывался на своей крови, наносил редкие ответные удары и снова отступал. В один миг мы поравнялись с Заикой. Глаза друга смотрели на меня с надеждой и болью. Этот взгляд вдруг поднял в моей душе такую бурю чувств, что на миг в глазах даже потемнело. А вот фиг тебе! Не дам я, Косая, убить друзей, не с твоим счастьем.
– Будем жить, ребята, – прошептал я раз, второй, третий, повторяя эти три слова, как заклинание, вкладывая при этом в удары всю свою оставшуюся силу, уже не обращая внимание на потоки крови. – Будем Жить!
Я рвался вперед, я махал двойной косой, полученной от Макоши, направо и налево, то попадая в цель, чаще промахиваясь, но наступал, наваливался на врага остатками своих сил, щедро разбрызгивая вокруг рубиновые капли. За Васю, за Вовку, за Калиныча, за девушку, Заикой спасенную, за меня. И по барабану, что немеют руки и ноги от кровопотери, что в глазах двоится. Не отдам! Никого не отдам! Слышишь, Косая? Никого!
И дрогнула Смерть, и испугалась, и отступила. И сломалась ее коса, срезавшись о мое оружие, разлетелась, как хрупкое зеркало, отразив в себе мириады солнечных зайчиков. И рассыпалась прахом вдруг Смерть, словно и не было его никогда.
– Смертью Смерть попрал, – послышалось со всех сторон.
Тяжело дыша, я остановился. Жизнь вытекала из меня тонкими ручейками. Нужно зашить раны, нужно… В голове туманится, живые и мертвые плывут перед глазами.
– Аптечку, Горыныч, – прошептал я непослушными губами, упал на колени, закрыл глаза. Мое оружие вдруг уменьшилось, легло на ладонь. Земля мягко приняла меня на свои плечи, и была она мягче перины, теплее купели. Захотелось вдруг полететь далеко-далеко.
– Аптечка не поможет, – сказала Макош. – Открой очи, воин, посмотри на меня.
Я повиновался. Надо мной склонилось улыбающееся лицо мамы. Она гладила меня ладонью по щеке, продолжала говорить голосом Берегини:
– Только тебе решать, каков твой дальнейший путь. Взгляни на свою длань, воин, и решай.
Я снова повиновался. Зеленым изумрудом на ладони сверкала руна Берегиня. От нее веяло тишиной вечного Покоя и великой силой Жизни.
– Решай же, – Макош отошла в сторону.
– Будем Жить, ребята, – прошептал я и закрыл глаза.
На мое лицо упала снежинки: первая, вторая, третья, начали таять, впитываться в кожу.
– Он чист душой, ему не нужно злато, – сказала Херфьетур.
– Он велик сердцем, ему дружба дороже жизни, – произнесла Мист.
– Он силен духом, от него бежала даже Смерть, – голоса валькирий звучал в унисон.
Вдруг все затихло. Я не слышал ни голосов, ни ветра, ни тяжелой поступи воинов, идущих в Валгаллу. Смерть все же достала меня? Проверь, открой глаза.
Открыл.
ГЛАВА 26
Здесь не было ни неба, ни земли. Чистое пространство, не обремененное ландшафтом, растительностью, каньонами, горами и оврагам. Я лежал на белой плоской поверхности, которая плавала в бесконечной многомерности.
Передо мной в кресле сидел Митник, одетый, впрочем, в шикарную белую тунику. Рядом с ним стояла Макош, нежно положа одну руку ему на плечо. Ее розовая туника гармонировала с одеждами Митника. Какая красивая пара, подумал я. Они подходят друг другу, как никто в мире. Уж не знаю, почему, только эти два существа были единым целым. Спросите, как определил? По взглядам, по жестам, по касаниям. А еще мне подсказала внутренняя уверенность: именно так должны выглядеть суженные. Две половинки единого целого.
– Вставай, вставай, Леонид, – улыбнулся Митник.
Он на глазах молодел, его морщины разглаживались, седина превращалась в русые пряди, мышцы наливались силой. Через минуту передо мной сидел совершенно незнакомый мне молодой, сильный мужчина лет тридцати пяти.
– Не ожидал? – спросил проводник душ.
– Ничего не понимаю, – пробормотал я. – Меня все-таки убили?
– И это говорит тот, кто смертью Смерть попрал? – рассмеялся Митник, взглянув на Макош. Весело так рассмеялся, беззаботно, как мальчишка. – Ты выбрал Жизнь, и этот выбор не смогу изменить даже я.
– А кто ты? – я сел, потом встал на ноги, осмотрел себя. Ни одной раны, ни одного повреждения брони. Приснилось мне все, что ли?
– Меня называют по-разному: Бог, Аллах, Всевышний, но больше нравится имя Творец. А внешность Митника я выбрал для того, чтобы не ввергать тебя в шок с первой же секунды разговора, ибо поговорить нам есть о чем.
Сказать, что у меня пропал дар речи – значит не сказать ничего. После всего, через что нам с парнями пришлось пройти, удивить меня практически невозможно, но повстречаться с самим Творцом? О таком никто и мечтать не посмел бы.
Я не знал, как мне себя вести, поэтому просто стал на одно колено, преклонил голову.
– Да ладно, – Творец жестом остановил меня. – Оставим условности. Перед отцом своим ты же не становишься на колени? Вот и передо мной не стоит, ведь вы все – мои дети, – Он посмотрел на Макош, поправился: – Наши дети, так что давай поговорим по-семейному. Хочешь задать несколько вопросов?
– Но ведь Вы уже знаете их? – пролепетал я как ребенок.
– Конечно, знаю. Время разбрасывать камни прошло, наступает время их собирать. Не стесняйся.
– Да-да, время не ждет, – вдруг заторопился я, понимая, что у такого занятого человека, или существа, или… в общем, для него время очень дорого.
– Ты о чем? – засмеялся открыто Творец. – У меня в запасе целая Вечность.
– Ну да, ну да, – действительно, фигню какую-то сморозил. – Значит, Вы – не Митник? – опять фигня. Что я за болван!
– Нет, конечно.
– А где Митник? Что с ним?
– Смотри.
Он сделал легкое движение рукой, в пространстве появилось окно экрана, на котором молодой чернобровый Митник стоял перед вратами Китежа, а навстречу ему гордо шла красивая девушка в вышитом сарафане. Ее длинная русая коса была убрана под атласную ленту. Девушка подошла к Митнику, остановилась в шаге от него, что-то проговорила. Митник ответил, поклонился низко, коснулся рукой земли. Слов я не слышал, но вот слезы на лицах видел отчетливо. О чем шел разговор – можно было только догадываться. Девушка поклонилась в ответ, взяла Митника за руку и повела в город. Прохожие больше не сторонились его, приветствовали, как давнего знакомого.
Экран погас, растворился в пространстве.
– Вот так как-то, – сказал Творец. – Это меня Берегиня надоумила, умничка моя.
Макош наклонилась к Нему, поцеловала в висок.
– Выходит, он искупил свой долг?
– С лихвой. В тот миг, когда без колебаний повел вас в преддверие Нави, а ведь являться там ему категорически запрещено, не его парафия. Ты, конечно же, обратил внимание на метаморфозы, с ним происходящие?
Я вспомнил, в кого превратился Митник, едва мы оказались под кровавым солнцем, содрогнулся.
– Он знал, что обратной дороги ему не будет, что ждет его вечность в пламени адском, но пошел, не задумываясь пошел. За людей, незнакомых, неведомых, душу свою решил положить. Такое не забывается.
– И кто теперь вместо него?
– Хочешь, ты будешь?
Я замотал головой. Нет уж, спасибо большое, такая честь не для меня.
– Знаю, не по Сеньке шапка. Ну да ладно. Урок свой вы выполнили, так что…
– Погодите, секундочку. Как это выполнили? – я на минуту забылся, с кем разговариваю, потому тон мой был еще тот, ну, а вы бы как отреагировали? – Мы только половину рун собрали, да маршрут не весь прошли, Ледницу не остановили.
– Что руны, что маршрут? Не для этого я эту игру затеял.
– Как это? – я даже сжал виски руками, пытаясь осмыслить происходящее.
Что же это получается? Значит, все было только игрой Творца? А мы, выходит, пешки?
– Вижу, обиделся, – усмехнулся Творец. Берегиня гладила его по руке, словно успокаивала. – Зря. А ведь мне пришлось потрудиться, отобрать троих самых лучших из молодых воев, чтобы создать из них крепкую команду, способную небо прижать к земле, настоящую звезду сорвать с неба, Смерть победить, ради незнакомых людей собой пожертвовать.
– Так уж и лучших, – пробормотал я.
– Думаешь, зря я всех троих столько жизней людских лепил, проводил через испытания, ковал и закалял характеры, дарил способности, а потом свел вместе, помог поступить в школу под команду самого Робокопа? Ведомо ли тебе, что все, кто там обучался, не с первого раза поступали, а многие даже не с третьего?
Я кивнул. А то! Нашу троицу называли счастливчиками, не иначе. Мы и держались вместе, хотя Паляныця, как командир отделения, все же соблюдал некоторую дистанцию.
– Выходит, Робокоп в курсе, – больше утверждал, чем спрашивал я.
– И Робокоп, и Василиса, – ответил Творец. – Красивая пара получится, под стать нам, правда, Мать? – он снова погладил Макош по руке. – В общем, все было так и задумано. Теперь вы подчиняетесь только им, и никому более.
– Значит, Василиса Ивановна заведомо подкинула Горынычу информацию про Книгу? Она знала, что мы найдем в подвале?
– Само собой. А что касается рун, так вот они, – Творец щедрой дланью рассыпал в пространстве руны, которые засияли, засветились, запылали в воздухе. – Держи.
Знаки подлетели ко мне, закружились, превратились в луч, который вонзился через глаза в мозг и остался там навсегда. Внутренним взором я видел, как они кометами летают меж нейронов, касаются их, заставляют звенеть, словно струны одного большого, сложного инструмента, открывают потайные клади разума, выпуская на волю их содержимое. Во мне вдруг проснулись такие способности, иметь которые имел право только Бог. Я чувствовал – нет, знал наверняка – что отныне смогу летать без крыльев, читать мысли, видеть сквозь предметы, могу… Да много еще чего. Откуда, спросите вы? А откуда вы знаете, как ходить или плавать, или дышать, или слышать? Вот то-то же и со мной произошло. Знал – и все тут.
– Мне нужна была команда людей, которая сможет выполнять самые невероятные задания, вот зачем все это, – продолжал Творец. – Вы достойно прошли испытание. Ждет теперь вас работа интересная и необычная. А Калиныча возьмете в подмогу. Только книг много не давайте читать, а то он потом сам с собой такие дебаты устраивает, что хоть всех святых выноси, – Он засмеялся.
– Но ЗАЧЕМ ВСЕ?
Творец загадочно переглянулся с Берегиней, нежно сжал ее руку, сказал просто:
– Видишь ли, хочу сделать небольшую реконструкцию. Застава в Пограничье не всегда справляется со своей задачей. Пришла пора создать при ней отряд быстрого реагирования, который был бы способен выполнять сложные задачи во всех трех Мирах. Вот вы втроем и станете его основой. Считаю, что экзамен вы сдали на «отлично».
Обалдеть!
– Вижу, удивлен, – прочитал мои мысли Творец. – Сам Творец занимается мелкими делами, кто поверит? Но в том-то и дело, что нет мелких дел. Я во все вникаю, везде присутствую. Где явно, где тайно. Работа у нас, Творцов, такая. Понял, отрок?
Я кивнул.
– Вот и отлично, – обрадовался Творец. – А теперь осталось только закончить начатое. Да, совсем забыл. Чтобы запечатать темницу, ключа не достаточно. Нужно ответить на вопрос.
– Какой?
– Что такое жизнь? Это же не трудно, не так ли?