Это смертное тело Джордж Элизабет
— Это так важно для вас?
— Ди, — страстно сказала Барбара, — я даже выразить не могу, насколько это важно.
Игра в прятки с помощником комиссара закончилась. Джуди Макинтош позвонила Изабелле с самого утра — к тому же прямо на мобильник — и ясно высказала пожелание сэра Дэвида Хильера. Временно исполняющая обязанности суперинтенданта должна явиться в кабинет сэра Дэвида, как только она окажется на Виктория-стрит.
Чтобы быть уверенной в том, что Изабелла поняла, просьбу повторили. Когда Ардери вошла в свой кабинет, просьба эта была выражена лично Доротеей Харриман, процокавшей во владения Изабеллы на пятидюймовых каблуках, каковые неминуемо обрекут ее в старости на ортопедическую операцию.
— Он сказал, что вам нужно явиться к нему немедленно, — извиняющимся тоном объяснила Доротея. — Может, сначала принести вам кофе, исполняющая обязанности суперинтенданта Ардери? Обычно я этого не делаю, — добавила она, словно желая очертить круг своих обязанностей, — но сейчас еще рано, и вам, возможно, хочется взбодриться? Поскольку помощник комиссара может слишком давить…
Взбодриться ей помог бы не кофе, но по этому пути Изабелла идти не собиралась. Она отказалась от предложения, положила свои вещи в стол и пошла в офис Хильера, в корпус «Тауэр». Там ее встретила Джуди Макинтош и сразу направила в кабинет помощника комиссара. Она предупредила Изабеллу, что к ним присоединится и глава пресс-бюро.
Эта новость Изабеллу не порадовала. Она означала дополнительные осложнения в работе. А дополнительные осложнения означали, что положение Изабеллы стало еще более шатким, чем в предыдущий день.
Хильер в эту минуту заканчивал телефонный разговор.
— Я попрошу вас подождать несколько часов, пока я тут не разберусь… Это не займет… Просто нужно кое-что прояснить, и я хочу… Конечно, вы узнаете первым… Если вы думаете, что подобные звонки мне нравятся… Да-да. Хорошо.
С этими словами он повесил трубку и указал на один из двух стульев, что стояли перед его столом. Изабелла села, и Хильер тоже уселся. Начало не сулило ничего хорошего.
— Для вас самое время рассказать мне все, что вам уже известно. Подумайте, прежде чем отвечать.
Изабелла сдвинула брови. На столе помощника комиссара она увидела газету, лежащую первой полосой вниз, и предположила, что пресса раскопала что-то такое, о чем Изабелла пока не доложила Хильеру и Дикону, либо что-то такое, чего Изабелла не знала прежде и не знает теперь. Надо было с утра просмотреть газеты, хотя бы для того, чтобы подготовиться. Но она этого не сделала, даже телевизор не включала и обзор новостей не слушала.
— Я не вполне понимаю, что вы имеете в виду, сэр, — ответила Изабелла, тут же сообразив, что это он и хочет от нее услышать, потому что это ставит его в более выгодное положение.
Она стала ждать, что последует дальше. Наверняка Хильер выдержит драматическую паузу и перевернет газету. Так все и произошло. Изабелла тотчас увидела, что упреждающая пресс-конференция Скотленд-Ярда, призванная укоротить язык Зейнаб Борн, со своей задачей не справилась. Зейнаб Борн сообщила прессе то, о чем Изабелла не сказала ни Хильеру, ни Дикону, а именно о том, что Юкио Мацумото давно страдает параноидальной шизофренией. По словам адвоката, Скотленд-Ярд сознательно придержал эту информацию, что является «очевидной и постыдной попыткой сокрытия фактов, за которую должна нести ответственность столичная полиция».
Не было необходимости читать всю статью, чтобы понять: миссис Борн обвинила следователей в том, что они, зная о психическом состоянии Юкио Мацумото, о котором при встрече им рассказал брат скрипача, тем не менее стали его преследовать. Полиция не просто гналась за человеком по оживленной Шафтсбери-авеню, что можно было бы извинить несчастливыми, но необратимыми обстоятельствами, вызванными попыткой человека избежать разговора с безоружными полицейскими; нет, они устроили погоню за напуганным психически больным человеком, застигнутым в момент приступа болезни, хотя брат больного, всемирно известный виолончелист Хиро Мацумото, предупредил полицию о возможных последствиях.
Изабелла обдумала свои доводы. Хотя у нее вспотели ладони, она не собиралась вытирать руки о юбку. Если она это сделает, Хильер заметит, что руки ее к тому же трясутся. Изабелла заставила себя расслабиться. Ей необходимо продемонстрировать силу, доказать, что ее не запугают разные газетенки, как не запугают и адвокаты, и пресс-конференции, и сам Хильер. Она отважно посмотрела на помощника комиссара.
— Тот факт, что Юкио Мацумото — психически больной человек, вряд ли имеет значение, сэр.
Лицо Хильера порозовело. Изабелла продолжила, прежде чем он успел что-то сказать:
— Психическое состояние Мацумото не имело значения, когда он пытался избежать наших вопросов, а сейчас значит еще меньше.
Кожа Хильера порозовела еще больше.
Изабелла ринулась в бой. Она постаралась, чтобы голос ее звучал уверенно и холодно. Холодность будет означать, что она не боится несогласия помощника комиссара с ее оценкой ситуации, что она верит в свой подход к расследованию и будет стоять на этом.
— Как только Мацумото будет готов к свидетельскому опознанию, мы устроим ему проверку. Свидетельница видела его поблизости от места преступления. С помощью этой свидетельницы был создан фоторобот, опознанный братом Мацумото. У Мацумото, как вам известно, было найдено орудие убийства и запачканная кровью одежда. Возможно, вам еще неизвестно, что в руке жертвы были зажаты два волоска, принадлежащие, по заключению криминалистов, восточному человеку. Когда проведут анализ ДНК, будет доказана принадлежность этих волос Мацумото. Он был знаком с жертвой, она жила в том же доме, что и он. Известно, что он за ней следил. А потому, сэр, страдает он душевным заболеванием или нет, неважно. Я не стала упоминать об этом, когда встречалась с вами и мистером Диконом, потому что в свете того, что нам известно об этом человеке, его психическое заболевание — о котором мы знаем только со слов брата и адвоката брата — большого значения не имеет. Это просто еще одна подробность, которая свидетельствует против него. Он не первый невылеченный психический больной, совершивший убийство во время приступа, и, к несчастью, не последний.
Изабелла уселась поудобнее, подалась вперед и положила руки на стол Хильера, показывая тем самым, что она ему ровня и что они совместно расследуют дело.
— Итак, это то, что я рекомендую, — сказала она. — Скептицизм.
Хильер ответил не сразу. Сердце у Изабеллы сильно стучало, оно прямо-таки грохотало. Хильер сразу заметил бы, как бьется пульс на ее висках, если бы у нее была другая прическа. Впрочем, возможно, он видит пульсирующую жилку у нее на шее. Но шеи, кажется, тоже не видно, и пока Изабелла молчит, ожидая его реакции, тем самым она доказывает ему уверенность в своих действиях. Просто нужно смотреть ему в глаза. Глаза у него были ледяными и бездушными, и до сих пор она этого не замечала.
— Скептицизм, — повторил Хильер.
Зазвонил его телефон. Он схватил трубку, послушал с минуту.
— Попросите его не класть трубку. Я здесь почти закончил. — Хильер повернулся к Изабелле. — Продолжайте.
— Что именно? — Она произнесла эти слова так, словно предполагала, что он следил за ходом ее мыслей, и теперь не понимает, чего еще от нее требуют.
Хильер слегка раздул ноздри, как будто принюхиваясь. Без сомнения, в поисках жертвы. Однако Изабелла держалась твердо.
— Я хочу знать ваше мнение, суперинтендант Ардери. Как вы намерены разыграть вашу карту?
— Надо выразить удивление тем, что психическое состояние человека — каким бы оно ни было печальным — может ставиться превыше безопасности общества. Наши офицеры пришли в условленное место невооруженными. Человек, о котором идет речь, ударился в панику по причинам, которых мы пока не знаем. В нашем распоряжении имелись вещественные доказательства…
— Большая их часть была собрана после несчастного случая, — заметил Хильер.
— Это, разумеется, не по существу.
— А что по существу?
— По существу следующее: мы обнаружили человека, который, как говорится, «может помочь нам в расследовании». А ищем мы — позвольте вам напомнить — человека, совершившего убийство невинной женщины в городском парке, и если этот джентльмен способен нам помочь, то мы требуем, чтобы он это сделал. Пресса заполнит пробелы. Последнее, что их заинтересует, — это последовательность событий. Вещдоки — это вещдоки. Все захотят узнать, что они собой представляют, людям не важно, когда мы их нашли. И даже если они разнюхают, что мы обнаружили их после несчастного случая на Шафтсбери-авеню, главное — это убийство в парке и наша уверенность в том, что мы защищаем общество от вооруженного сумасшедшего, а не ходим вокруг него на цыпочках, пока Вельзевул что-то нашептывает ему на ухо.
Хильер задумался. Изабелла внимательно посмотрела на помощника комиссара. Интересно, подумала она рассеянно, за что он получил рыцарское звание. Странно, что кому-то в его положении воздают такую честь, какую обычно оказывают людям высшего круга. То, что Хильера сделали рыцарем, говорило не столько о его героическом служении обществу, сколько о близком знакомстве с людьми из высшего общества, а главное, об умении пользоваться их содействием. Этого человека нельзя сердить. Ну и хорошо. Она не станет этого делать.
— Вы хитры, Изабелла. Я обратил внимание на то, как вам удалось повернуть разговор в вашу пользу.
— Я не сомневалась, что вы это заметите, — ответила Изабелла. — Такой человек, как вы, не поднимется на столь высокий пост, если не будет видеть того, что творится возле него. Я это понимаю и восхищаюсь этим. Вы — политическое животное, сэр. Но и я такая же.
— Вы тоже?
— Да.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга оценивающим взглядом. В этом взгляде было нечто сексуальное, и Изабелла позволила себе вообразить секс с Дэвидом Хильером. Она представила совершенно другую их схватку на ее кровати. Ей показалось, что и он представил похожую картину. Совершенно уверившись в этом, Изабелла опустила глаза.
— Думаю, сэр, в приемной вас дожидается мистер Дикон. Может, вы хотите, чтобы я присутствовала при вашей встрече?
Хильер не отвечал, пока она не подняла глаза.
— Это необязательно, — медленно произнес он.
Изабелла поднялась.
— Тогда я вернусь к работе. Если захотите меня, — она выбрала этот глагол намеренно, — то у миссис Макинтош есть номер моего мобильника. Как, наверное, и у вас?
— Да, — сказал Хильер. — Мы еще поговорим.
Глава 25
Изабелла прошла прямиком в дамскую комнату. Единственной проблемой было то, что, отправляясь к Хильеру, она не догадалась прихватить с собой сумку и сейчас осталась без подкрепления. Пришлось довольствоваться тем, что оказалось доступным, то есть водой из-под крана. Это вряд ли было действенным средством для излечения, тем не менее Изабелла им воспользовалась: умыла лицо и руки, смочила запястья.
Немного придя в себя, она покинула «Башню» и вернулась в свой кабинет. По дороге она услышала, как ее зовет Доротея Харриман — по неизвестной причине секретарша неспособна была обращаться к ней покороче и упорно величала ее исполняющей обязанности суперинтенданта Ардери, — но проигнорировала это. Она закрыла дверь своего кабинета и подошла к столу, на котором оставила свою сумку. Открыв ее, Изабелла заметила на дисплее своего мобильника три сообщения. Это она тоже проигнорировала. Вытаскивая одну из авиационных бутылочек, Изабелла так торопилась, что уронила ее на пол. Она встала на колени, нашарила под столом бутылочку и, не поднимаясь с колен, осушила ее содержимое. Этого, конечно же, было недостаточно. Изабелла вытряхнула из сумки на пол все, что там было, нашла еще одну бутылочку, выпила и стала искать третью. Она это заслужила! Ей удалось пережить встречу, которую по всем законам пережить ей было нельзя. К тому же она избежала встречи со Стивенсоном Диконом, главой пресс-бюро из Управления по связям с общественностью. Изабелла выдвинула аргументы в свою защиту и выиграла, пусть даже временно. И поскольку это временно, ей — черт возьми! — нужно выпить, она это заслужила, и если кто-нибудь встанет между ней и преисподней, кто не понимает…
— Исполняющая обязанности суперинтенданта Ардери?
Изабелла повернулась к двери. Она, конечно же, знала, кто там стоит. Чего она не знала, так это сколько времени стоит там секретарша и что успела увидеть.
— Вы всегда входите в кабинет без стука? — рявкнула Изабелла.
Доротея Харриман изумленно посмотрела на нее.
— Я стучала. Дважды.
— А разве я вам ответила?
— Нет. Но я…
— Значит, вам не следовало входить. Вы это понимаете? Если вы когда-нибудь еще раз так сделаете…
Изабелла услышала свой голос. К ее ужасу, звучал он сварливо. Сообразив, что до сих пор держит в руке третью бутылочку, она спрятала ее в кулаке и выдохнула.
— Из больницы Святого Фомы звонил детектив инспектор Хейл, — сказала Харриман вежливым, официальным тоном. Она, как и всегда, показала себя истинным профессионалом, и Изабелла почувствовала себя мерзавкой. — Прошу прощения за то, что беспокою, — продолжила Харриман, — но он дважды звонил. Я сказала ему, что вы у помощника комиссара, но он настаивал, говорил, что это срочно, что вам нужно знать, и просил передать вам, как только вы вернетесь в кабинет. Он сказал, что звонил вам на мобильник, но безуспешно…
— Я оставила его здесь, в сумке. Что случилось? — спросила Изабелла.
— Юкио Мацумото пришел в сознание. Детектив-инспектор сказал, что вас нужно известить об этом, как только вы вернетесь.
Первым человеком, которого Изабелла увидела, подъехав к больнице, был Филипп Хейл, и она по ошибке предположила, что он вышел встретить ее. Но как оказалось, он направлялся в Ярд, сделав вывод — совершенно взбесивший Изабеллу, — что полностью выполнил ее приказ: оставался в больнице, пока их главный подозреваемый не пришел в сознание, после чего немедленно позвонил и предупредил ее. Хейл сказал Изабелле, что поставил возле дверей палаты Мацумото двух констеблей, а сейчас он спешит в оперативный штаб, чтобы продолжить исследование, над которым работал вместе со своими констеблями…
— Инспектор Хейл, — прервала его Изабелла. — Это я говорю вам, что надо делать, а не вы мне. Вам это ясно?
— Что? — нахмурился Хейл.
— Что вы имеете в виду под вашим «что»? Вы ведь неглупый человек. Во всяком случае, не кажетесь таким. Или вы все-таки глупы?
— Послушайте, шеф, я…
— Вы были в больнице, и вы останетесь здесь до следующего распоряжения. Вы будете находиться возле дверей палаты Мацумото. Будете стоять там или сидеть, это меня не интересует. Если понадобится, будете держать пациента за руку. Но чего вы не будете делать, так это уходить по собственному желанию и ставить вместо себя констеблей. Пока вам не дадут другой приказ, вы будете оставаться здесь. Вам понятно?
— Со всем уважением, шеф, это не лучшее использование моего времени.
— Позвольте кое-что вам сказать, Филипп. В настоящий момент мы находимся здесь из-за вашего решения захватить Мацумото, хотя вам было приказано держаться от него подальше.
— Все было не так.
— А теперь, — продолжила Изабелла, — несмотря на приказ оставаться в больнице, вы самовольно решили заняться другим делом. Так, Филипп?
Он переступил с ноги на ногу.
— Отчасти это так.
— А что в другой части?
— Я не собирался его захватывать в Ковент-Гардене, шеф. Я ни слова не сказал этому человеку. Возможно, я слишком близко подошел к нему. Возможно, я… Но я не…
— Вам было приказано приблизиться к нему? Подойти к этому человеку очень близко? Дышать с ним одним воздухом? Думаю, нет. Вам было приказано найти его, сообщить об этом и не выпускать его из виду. Другими словами, вам было приказано держать дистанцию, а вы этого не сделали. А сейчас мы там, где мы есть, потому что вы приняли решение, которого не имели права принимать. Вот и теперь вы поступаете точно так же. Отправляйтесь назад, к дверям палаты Мацумото, и оставайтесь там, пока не услышите от меня другого распоряжения. Вы меня поняли?
У Хейла задергалась челюсть. Он молчал.
— Инспектор! — рявкнула Изабелла. — Я задала вам вопрос!
— Как вам будет угодно, шеф, — ответил он наконец.
Изабелла направилась к входу, и Хейл последовал за ней на расстоянии нескольких шагов. Изабелле было непонятно, почему подчиненные ей сотрудники хотят действовать по собственному разумению. Должно быть, ее предшественник, Малькольм Уэбберли, разбаловал всех, включая и Томаса Линли. Им нужна дисциплина, но сейчас, когда на нее свалилось все сразу, делать это невероятно трудно. Перемены назрели, думала она, в этом нет никакого сомнения.
Едва Изабелла вместе со своей тенью Хейлом подошла к дверям, как к больнице подъехало такси. Из машины вышел Хиро Мацумото и какая-то женщина. Слава богу, это была не его адвокат, а японка приблизительно одного с ним возраста. Еще одна Мацумото, подумала Изабелла, должно быть Миёси, флейтистка из Филадельфии.
Изабелла оказалась права. Она остановилась и указала Хейлу большим пальцем на входную дверь, а сама подождала, пока Мацумото расплатится за такси. Японец представил Изабеллу своей сестре. Он сказал, что Миёси накануне прилетела из Америки. Она еще не видела Юкио, но сегодня утром им звонили врачи брата…
— Да, — подтвердила Изабелла. — Он пришел в сознание. И я должна поговорить с ним, мистер Мацумото.
— Только при его адвокате, — вмешалась Миёси Мацумото, и тон ее голоса был не таким, как у брата. Очевидно, она долго прожила в Америке и знала, что адвокат — непременное условие при общении с полицией. — Хиро, немедленно вызови миссис Борн, — распорядилась она и обратилась к Изабелле: — А вы в палату не войдете. Я не хочу видеть вас возле Юкио.
Изабелла почувствовала иронию ситуации: с ней говорили точно так, как она только что общалась с Хейлом, обвиняя его в бегстве Юкио Мацумото.
— Миссис Мацумото, я знаю, вы расстроены…
— Вы не ошиблись.
— …и я не стану спорить, что ситуация неприятная.
— Вы ее так называете?
— Но я хочу, чтобы вы поняли…
— Отойдите от меня. — Миёси Мацумото оттолкнула Изабеллу и направилась к входу. — Хиро, вызови адвоката. Вызови кого-нибудь. Не дай ей сюда войти.
Миёси вошла в здание, а Изабелла осталась на улице вместе с Хиро Мацумото. Он стоял, скрестив на груди руки, и смотрел в землю.
— Вмешайтесь, пожалуйста, — сказала ему Изабелла. Похоже, он призадумался над ее просьбой, и у Изабеллы мелькнула было надежда, но японец ее разочаровал:
— Этого я не могу сделать. Я чувствую то же, что и Миёси.
— А именно?
Хиро Мацумото поднял голову. Его глаза мрачно смотрели на Изабеллу из-за блестящих стекол очков.
— Ответственность.
— Вы же в этом не виноваты.
— Я виноват не в том, что случилось, — возразил он, — а в том, чего не случилось.
Он кивнул Изабелле и пошел к двери. Сначала Изабелла шагала позади него, а потом поравнялась с виолончелистом. Они вошли в больницу и направились к палате Юкио Мацумото.
— Никто не ожидал этого, — сказала Изабелла. — Мой подчиненный заверил меня, что он не приближался к вашему брату. По его словам, Юкио увидел или услышал что-то, а возможно, почувствовал — мы не можем знать, что это было, — но только он вдруг бросился бежать. Как вы сами сказали…
— Суперинтендант, я не это имел в виду.
Мацумото замолчал. Мимо них шли люди, посетители, они несли цветы и шары своим близким. Служащие больницы следовали по своим делам из одного коридора в другой. Над их головами из репродуктора звучал голос: в операционную просили зайти доктора Мэри Линкольн; позади них два санитара попросили посторониться: они везли на каталке пациента. Мацумото прислушивался и присматривался к обстановке, прежде чем продолжить свою мысль.
— За долгие годы мы с Миёси делали для Юкио все, что могли, но этого оказалось недостаточно. Мы занимались собственными карьерами, и нам легче было дать ему волю, чтобы самим полностью отдаться музыке. Юкио нам в этом помешал бы… — Хиро покачал головой. — Как мы могли так отстраниться, Миёси и я? А теперь это. Как мы могли так низко пасть? Мне очень стыдно.
— Вам нечего стыдиться, — возразила Изабелла. — Если он болен, как вы говорите, если он не принимает лекарств и состояние его психики вынуждает его сделать что-то, то вы не несете за него никакой ответственности.
Хиро дошел до лифта и вызвал кабину. Двери открылись, он молча вошел, и Изабелла последовала за ним.
— Вы опять не поняли меня, суперинтендант, — сказал он тихо. — Мой брат не убивал эту бедную женщину. Можно объяснить все: кровь на нем и на… этой штуке, которую вы нашли в его комнате…
— Тогда, ради бога, позвольте мне услышать от него объяснение. Пусть скажет, что он сделал, что ему известно и что случилось на самом деле. Вы можете при этом присутствовать, возле его кровати. Ваша сестра тоже может быть рядом. На мне нет формы. Он не узнает, кто я такая, и вы ему не скажете, если думаете, что он испугается. Можете говорить с ним по-японски, если ему от этого будет легче.
— Юкио прекрасно говорит по-английски, суперинтендант.
— Тогда говорите с ним по-английски. Или по-японски. Или на том и другом языке. Мне все равно. Пусть он ни в чем не виновен, как вы утверждаете, но поскольку он был на кладбище, то, возможно, что-то видел и это поможет нам найти убийцу Джемаймы Хастингс.
Они доехали до нужного этажа, и двери лифта открылись. В коридоре Изабелла в последний раз остановила Мацумото. Она произнесла его имя с таким отчаянием в голосе, что сама услышала это. И когда он серьезно посмотрел на нее, она продолжила:
— Сейчас для нас очень важно время. Мы не можем ждать, когда приедет Зейнаб Борн. Если дождемся, то мы с вами отлично знаем, что она не позволит мне говорить с Юкио. А это значит, что если он ни в чем не виноват и лишь находился на кладбище, когда на Джемайму Хастингс было совершено нападение, то он может и сам оказаться в опасности. Убийца узнает его, ведь в каждой газете написано, что Юкио находился на кладбище в момент преступления.
В этот момент Изабелла чувствовала не просто отчаяние. Она готова была говорить что угодно, и ей было неважно, что она говорит и верят ли ее словам, потому что единственное, что имело для нее значение, — это склонить виолончелиста на свою сторону.
Она ждала и молилась. Зазвонил ее мобильник, но она его проигнорировала.
— Я поговорю с Миёси, — сказал наконец Хиро Мацумото и пошел к сестре.
Барбара обнаружила у Доротеи Харриман скрытые таланты. Она всегда думала, что у секретаря отдела — с ее-то внешностью и манерами — нет трудностей в воздействии на мужчин, и это, конечно же, было правдой. Однако Барбара и не подозревала, сколько времени Харриман тратит на изучение своих жертв, дабы пробудить в них желание сделать то, чего она от них хочет.
Через полтора часа Доротея пришла к Барбаре с трепещущим в руке бумажным листочком. Это был «их человек» из Министерства внутренних дел, девушка, снимавшая квартиру вместе с сестрой мужчины, по-прежнему пребывавшего под воздействием чар Доротеи. Она была маленьким винтиком в хорошо смазанной министерской машине. Звали ее Стефани Томпсон-Смайт, и («Это редкая удача», — выдохнула Доротея) она встречалась с человеком, у которого был доступ к кодам или ключам, то есть волшебным словам, открывавшим досье любого полицейского.
— Я вынуждена была рассказать ей о деле, — призналась Доротея.
Барбара видела, что секретарша окрылена своим успехом и жаждет рассказать об этом, а потому сочла, что она в долгу у Доротеи, и стала внимательно слушать ее, дожидаясь, пока листок не окажется у нее в руках.
— Она, конечно же, знала об этом. Она ведь читает газеты. И я сказала ей — вынуждена была немного солгать, — что след ведет в министерство. Она, конечно же, подумала, что преступник где-то у них и его защищает высокопоставленное лицо. Что это кто-то вроде Джека Потрошителя. Я сказала, что мы будем счастливы любой помощи с ее стороны, и поклялась, что ее имя останется неизвестно, а она совершит героический поступок, если поможет нам хотя бы в какой-то мелочи. Мне показалось, что ей это понравилось.
— Коварная. — Барбара указала на бумажный листок, который Доротея по-прежнему не выпускала из пальцев.
— Она пообещала позвонить бойфренду и сделала это. Вы встретитесь возле «Суфражист скролл» через… — Доротея взглянула на свои часики, которые, как и все у нее, были тонкими и золотыми, — через двадцать минут.
В голосе секретарши звучало торжество: первое ее путешествие в мир шпионов и преступников увенчалось успехом. Доротея наконец-то отдала Барбаре бумажный листок с номером мобильного телефона бойфренда девушки. Это, сказала она, на всякий случай, если встреча почему-либо не состоится.
— Вы просто чудо! — воскликнула Барбара.
— Я всегда стараюсь хорошо исполнять порученное мне дело, — покраснела Доротея.
— Вы делаете все не просто хорошо, а превосходно. Я сейчас же туда отправлюсь. Если кто-то станет спрашивать, я выполняю важное задание для суперинтенданта.
— А вдруг она сама спросит? Она поехала в больницу Святого Фомы и скоро вернется.
— Придумайте что-нибудь, — попросила Барбара.
Она схватила свою неприличную сумку и отправилась на встречу с потенциальным шпионом из Министерства внутренних дел.
«Суфражист скролл» находился неподалеку, на равном расстоянии как от министерства, так и от Скотленд-Ярда. Памятник, получивший свое название от феминистского движения начала двадцатого века, стоял на северо-западном углу зеленой лужайки на пересечении Бродвея и Виктория-стрит. Дорога туда пешком заняла у Барбары пять минут, включая ожидание лифта в корпусе «Виктория», так что она успела вдоволь подкрепить себя никотином и продумать план действий, когда к ней, держась за руки, подошли два человека. Они старались выглядеть влюбленной парочкой и делали вид, что гуляют по лужайке в обеденный перерыв.
Это были Стефани Томпсон-Смайт — Стеф Ти-Эс, так она представила себя — и Норман Райт, чья тонкая переносица говорила об узкородственных браках его предков. Таким носом, подумала Барбара, можно спокойно хлеб нарезать.
Норман и Стефани Ти-Эс оглянулись по сторонам, словно агенты из МИ-5.
— Говори ты, — сказала Стефани своему молодому человеку, — а я буду следить.
Она удалилась на скамью, находившуюся на некотором расстоянии от Барбары и Райта. Барбара решила, что это хорошая идея. Чем меньше людей привлечено к этому, тем лучше.
— Что вы думаете о памятнике? — спросил ее Норман.
Он внимательно смотрел на «Суфражист скролл» и говорил, едва шевеля губами. Из этого Барбара сделала вывод, что им придется разыгрывать поклонников миссис Панкхерст[73] и ее последовательниц. Что ж, она согласна. Барбара обошла памятник, посмотрела на него, пробормотала Норману надлежащие слова, надеясь извлечь из нового знакомства — каким бы коротким оно ни было — то, что ей было нужно.
— Его зовут Уайтинг, — сказала она. — Закари Уайтинг. Мне нужны подробности. В его досье должно быть что-то, что кажется обычным, однако таковым не является.
Норман кивнул. Он потянул себя за нос, и Барбара похолодела, испугавшись, что Райт нанесет ущерб столь деликатной черте своего лица.
— Стало быть, вам нужно все? — задумчиво проговорил он. — Это будет непросто. Если я пошлю это онлайн, то оставлю след.
— Мы будем действовать по старинке, — сказала Барбара. — Осторожно, дедовскими способами.
Норман тупо уставился на нее. Неудивительно: дитя электронного века. Он прищурился, обдумывая сказанное Барбарой.
— По старинке? — переспросил он.
— Фотокопия.
— А! — протянул он. — А если нечего будет копировать? Большая часть документов хранится в компьютере.
— Тогда на принтере. На чужом принтере. И на чужом компьютере. Есть ведь способы, Норман. Выберите какой-нибудь. Мы с вами говорим о жизни и смерти. О женском трупе в Стоук-Ньюингтоне и о чем-то прогнившем…
— …в датском королевстве, — подхватил Норман. — Да, понимаю.
Барбара не поняла, о чем, черт возьми, он толкует, но, к счастью, до нее дошло раньше, чем она выставила себя дурой, спросив, какое отношение Дания имеет к компьютерным махинациям.
— А! Очень хорошо. Прекрасно. Запомните: то, что кажется обыкновенным, может оказаться не совсем обыкновенным. Этот человек сумел пробиться на должность старшего суперинтенданта в Хэмпшире, поэтому нам нельзя наткнуться на дымящийся пистолет.
— Надо действовать осторожно. Да. Конечно.
— Итак? — спросила его Барбара.
Норман сказал, что посмотрит, что можно сделать. Понадобится ли им пароль? Возможно, сигнал? Способ передачи Барбаре без звонка в Скотленд-Ярд, что у него есть информация? А если он сделает копию, то куда ее положить?
Очевидно, он начитался Джона Ле Карре, подумала Барбара и решила ему подыграть. Заговорщицким голосом она сказала, что встреча состоится возле банкомата у банка «Барклай» на Виктория-стрит. Он позвонит ей на мобильник и скажет: «Выпьем сегодня, детка?», и она поймет, что он имеет в виду встречу в указанном месте. Она встанет за ним, пока он будет получать из банкомата деньги или, по крайней мере, притворится, что делает это, а он оставит свою информацию на банкомате. Она заберет ее вместе с деньгами, которые получит в автомате. Не слишком изощренная система, учитывая, что повсюду понатыканы камеры наблюдения, отслеживающие каждое движение, но тут уж ничего не поделаешь.
— Хорошо, — сказал Норман и взял у нее номер мобильника.
На этом они расстались.
Барбара сказала в его удаляющуюся спину:
— Поскорее, Норман.
— Жизнь или смерть, — ответил Норман.
Господи, подумала она, чего не сделаешь для того, чтобы поймать убийцу.
Вернувшись в оперативный штаб, она заметила, что все взволнованы, и вызвано это сообщением из криминалистической лаборатории. Кровь на желтой рубашке, обнаруженной в мусорном контейнере, действительно принадлежит Джемайме Хастингс. Что ж, подумала Барбара, они ведь так и предполагали.
Хейверс подошла к стендам с информацией, с фотографиями, именами и графиками. Вернувшись из Хэмпшира, она еще как следует их не разглядела. Среди других фотографий был хороший снимок желтой рубашки. Барбара подумала, что рубашка может ей что-то подсказать. Интересно, как выглядит Уайтинг в желтом?
Но в конечном счете вовсе не рубашка привлекла ее внимание, а совсем другая фотография. Барбара уставилась на снимок, запечатлевший орудие убийства. Рядом с ним лежала линейка, чтобы можно было представить его размер.
Увидев орудие, Барбара быстро обернулась, отыскивая глазами Нкату. В этот момент он взглянул на нее из другого конца комнаты, где стоял, прижимая к уху телефон. Должно быть, он заметил выражение лица Барбары, потому что сказал несколько слов в трубку, закончил разговор и подошел к стенду.
— Уинни…
Она указала на снимок. Ей не потребовалось добавлять что-то еще. Нката присвистнул, и Барбара поняла, что он подумал то же, что и она. Единственный вопрос: пришел ли он к тому же заключению, что и она.
— Мы должны вернуться в Хэмпшир, — заявила она.
— Барб… — начал было он.
— Не спорь.
— Барб, нас же вызвали сюда. Мы с тобой не можем распоряжаться.
— Позвони ей тогда. На мобильник.
— Мы можем позвонить туда. Скажем копам…
— Позвонить куда? В Хэмпшир? Уайтингу? Уинни, да ты что? Ты думаешь, что говоришь?
Он посмотрел на снимок с орудием убийства и на фотографию желтой рубашки. Барбара знала, что он беспокоится о последствиях того, что она ему предлагает. В его колебаниях Барбара получила ответ на вопрос о том, какой линии поведения он будет придерживаться. Уинни всегда был послушен. Барбара не могла его в этом винить. Ее же карьера была так запятнана, что еще несколько черных отметин вряд ли будут иметь значение. У Нкаты все было иначе.
— Хорошо. Я позвоню шефу. А потом поеду. Это единственный путь.
К своему облегчению, Изабелла Ардери обнаружила, что Хиро Мацумото имеет на сестру некоторое влияние. Поговорив в палате с братом, Миёси Мацумото вышла в коридор и дала Изабелле разрешение на разговор с Юкио. Но если младшего брата расстроят вопросы Изабеллы или само ее присутствие, то беседа немедленно прекратится. И решать, насколько серьезно это «расстройство», будет она, а не Изабелла.
Выбора у Изабеллы не было, ей пришлось согласиться на условия Миёси. Она вынула из сумки мобильник и отключила его. Изабелла не допускала внешних помех, которые могли бы взволновать скрипача.
Голова Юкио была перевязана, к телу подключены провода от разных приборов и капельница. Но он был в сознании и, кажется, рад тому, что рядом с ним его родственники. Хиро уселся возле кровати и положил руку на плечо брату. Миёси сидела с другой стороны кровати. Она по-матерински оправляла воротник больничного халата Юкио и тонкое одеяло, которым его укрыли.
— Можете поговорить, пока здесь нет миссис Борн, — сказала она, с подозрением взглянув на Изабеллу.
Ардери поняла, что брат и сестра пришли к компромиссу. Хиро согласился позвонить адвокату, а сестра, в свою очередь, отвела Изабелле несколько минут на разговор с Юкио.
— Очень хорошо, — ответила Ардери и посмотрела на скрипача.
Он был мельче, чем показался ей во время погони, и выглядел намного более уязвимым, чем она ожидала.
— Мистер Мацумото… Юкио, я — детектив-суперинтендант Ардери. Я хочу поговорить с вами, но вам не нужно волноваться. То, о чем мы будем говорить здесь, в этой комнате, не будет записываться ни на пленку, ни на бумагу. Ваши брат и сестра находятся рядом с вами, чтобы я вас не расстроила. Будьте уверены, расстраивать вас я ни в коем случае не хочу. Вы меня понимаете?
Юкио кивнул, хотя взгляд его сначала перелетел на брата. Между ними, заметила Изабелла, было лишь слабое сходство. Хотя Хиро Мацумото и был старше, но выглядел гораздо моложе брата.
— Когда я зашла в вашу квартиру на Чаринг-Кросс-роуд, я увидела в раковине железное орудие, заостренное с одного конца. На нем была кровь. Выяснилось, что кровь принадлежит женщине по имени Джемайма Хастингс. Вы знаете, как к вам попало это орудие, Юкио?
Юкио поначалу молчал. Интересно, заговорит ли он вообще, подумала Изабелла. Ей еще не доводилось общаться с параноидальным шизофреником, поэтому она не знала, чего от него ожидать.
Когда Юкио наконец заговорил, он указал на свою шею примерно в том месте, в каком была рана у Джемаймы Хастингс.
— Я его у нее вытащил.
— Орудие? — уточнила Изабелла. — Вы вытащили орудие из шеи Джемаймы?
— Порвал, — сказал он.
— Орудие порвало ей кожу? Рана стала больше? Вы это хотите сказать? — Это и в самом деле соответствовало виду тела.
— Не вкладывайте в его уста то, что хотите от него услышать, — резко сказала Миёси Мацумото. — Если вы собираетесь задавать моему брату вопросы, то он должен отвечать на них по-своему.
— Фонтан жизни поднялся вверх так же, как тогда, когда Господь приказал Моисею ударить по камню. Из этого камня пойдет вода и утолит их жажду. Вода — это река, и река превращается в кровь.
— Кровь Джемаймы? — спросила Изабелла. — Кровь забрызгала вам одежду, когда вы вытащили орудие?
— Она была повсюду. — Он закрыл глаза.
— Довольно, — сказала его сестра.
«Вы с ума сошли?» — чуть было не вырвалось у Изабеллы, но это был не тот вопрос, который можно задавать сестре параноидального шизофреника. Изабелла практически ничего не услышала от этого человека, во всяком случае, ни одного слова, пригодного для произнесения в суде. Или для того, чтобы подтвердить предъявленные ему обвинения. Ее бы осмеяли, если бы она попробовала.
— Почему вы оказались в тот день на кладбище? — спросила она.
Глаза Юкио по-прежнему были закрыты. Бог знает что он видел за закрытыми веками.
— Это был выбор, который они мне дали. Охранять или воевать. Я решил охранять, но они ждали от меня чего-то другого.