Жизнь и цель собаки Кэмерон Брюс

12

Человек с моста покатал нас на машине.

– Мы из-за тебя обыскали весь штат Мичиган, сынок, – сказал он. Итан опустил глаза, и я почувствовал его грусть и стыд – и еще чуть-чуть страх.

Мы подъехали к большому дому. Стоило нам остановиться, как Папа открыл дверцу машины, и они с Мамой бросились обнимать Итана; Бабушка с Дедушкой тоже были тут и радовались, хотя не было никакого собачьего угощенья. Мальчика посадили в кресло с колесиками, какой-то человек повез его в дом; перед тем, как исчезнуть из виду, Итан обернулся и помахал мне, а я подумал, что все будет хорошо. Очень тревожно было расставаться с моим мальчиком.

Потом Дедушка повез меня на машине – я снова был собакой переднего сиденья. Мы поехали в место, где ему в окно подали вкусно пахнущий пакет, и Дедушка кормил меня прямо в машине, протягивая горячие бутерброды. Один он съел сам.

– Только Бабушке не рассказывай, – сказал он.

Очутившись дома, я поразился, что Флер стоит на обычном месте в загоне и вяло смотрит на меня. Я лаял на нее из окна машины, пока Дедушка не велел прекратить.

Мальчика не было только одну ночь. Впервые, с тех пор как мы встретились, я должен был спать без него; я вышагивал по коридору, пока Папа не заорал:

– Бейли, лежать!

Я свернулся на кровати Итана и заснул головой на подушке – там его запах был сильнее всего.

Когда на следующий день Мама привезла Итана, я был вне себя от радости, но мальчик грустил. Папа сказал, что он плохой. Дедушка разговаривал с ним перед шкафом с ружьями. Все злились, и никто не упомянул Флер, а ведь именно она все и устроила! Я понял: раз никого не было в лесу, они не знают, что произошло на самом деле, поэтому и злятся на мальчика, а не на лошадь.

Я был так разгневан, что чуть не выбежал из дома и не покусал лошадь. Впрочем, и хорошо, очень уж она здоровая.

Приходила девочка; они с моим мальчиком вместе сидели на крыльце и почти ничего не говорили, только бормотали что-то и смотрели в разные стороны.

– Ты испугался? – спросила девочка.

– Нет, – ответил мальчик.

– Я бы перепугалась.

– А я нет.

– Мерз ночью? – выдавила она.

– Ага, просто ужас.

Я внимательно следил за беседой, терпеливо ожидая, когда скажут «Бейли», «машина» или «вкусности». Не дождавшись ничего, я со вздохом опустил голову. Девочка погладила меня, и я перевернулся на спину, подставляя животик.

Да, девочка мне нравится. Пусть приходит почаще и приносит еще кексы, меня угощает.

Вскоре – я оказался к такому совсем не готов – Мама собрала вещи, и мы отправились в долгую поездку на машине; значит, опять школа. Когда мы затормозили у дома, подбежали соседские дети, а за ними – Мармеладка, и мы тут же на лужайке продолжили наше состязание по борьбе.

В округе были и другие собаки, но Мармеладка нравилась мне больше других – может, потому что мы встречались с ней почти каждый день, когда мой мальчик ходил после школы к маме Челси. Часто, когда я отправлялся через открытую калитку в приключение, Мармеладка тоже была на улице и составляла мне компанию – мы вместе исследовали чужие мусорные баки.

Я встревожился, когда однажды Челси, высунувшись из окна машины, долго кричала:

– Мармеладка! Мармеладка, ко мне!

Челси зашла к Итану, и вскоре все дети в округе звали Мармеладку. Мне стало ясно, что Мармеладка – плохая собака, потому что отправилась в собственное приключение.

Ее запах четко ощущался у ручья, но вокруг было столько собак и детей, что я не мог понять, в какую сторону она пошла. Челси, грустная, плакала, мне стало жалко ее, и я положил голову ей на колени; она обняла меня.

Тодд вместе с другими помогал искать Мармеладку; почему-то на его штанах был ее запах. Я тщательно обнюхал его, он нахмурился и отпихнул мою голову. На его грязных башмаках тоже был запах Мармеладки – и еще чего-то непонятного.

– Бейли, ко мне, – позвал Итан, заметив, что Тодд сердится на меня.

Мармеладка так и не вернулась домой. Я вспомнил, как моя первая Мать убегала через калитку в мир, не оглядываясь. Некоторым собакам хочется гулять на свободе, ведь у них нет своего мальчика, который их любит.

Хотя ветер перестал приносить запах Мармеладки, я все же не переставал ее искать. Вспоминая, как мы вместе играли, я начинал думать о Коко и Дворе. Я бы с радостью снова встретился с Коко и с Мармеладкой, но уже начинал понимать, что жизнь гораздо сложнее, чем казалось на Дворе, и что ею управляют люди, а не собаки. Важно не то, чего хочу я; важно, что я был в лесу с Итаном, когда ему было плохо, согревал его ночами, был его другом.

Зимой, примерно в то время, когда Папа поставил дерево в гостиной для Веселого Рождества, у Челси появился новый щенок. Герцогиня, неугомонно игривая; замученный ее острыми зубами, вгрызающимися в мои уши, я иногда коротко рычал. Она моргала невинными глазками, отходила на несколько секунд, однако решив, что я не всерьез, возвращалась снова. Это очень раздражало.

Весной по всей округе слышалось слово «карт»[3]; дети пилили и молотили по дереву, совсем позабыв про своих собак. Папа каждый вечер приходил в гараж и разговаривал с моим мальчиком, который с головой погрузился в дело. Я дошел уже до того, что залез в шкаф и вытащил омерзительное летало, надеясь соблазнить Итана, но он не отрывался от игры со своими досками – и ни разу не бросил мне ни одну, чтобы принести.

– Видишь, какой у меня карт, Бейли? Полетит, как птица!

Наконец мальчик открыл дверь гаража, сел в карт и скатился, как в санках, по короткой дорожке. Я бежал рядом в недоумении: мы столько мучились ради такой бессмыслицы? Однако мальчик, доехав до конца дорожки, подобрал машину и потащил обратно к гаражу – снова играть с ней!

Летало хотя бы можно погрызть!..

Солнечным днем все дети в округе принесли карты на длинную, крутую улицу в нескольких кварталах от нас. Герцогиня была еще мала, чтобы участвовать в процессе, но я отправился с моим мальчиком, хотя боялся, что он сядет в карт, а я на поводке потащу его по улице.

Тодд со своим старшим братом Дрейком со смехом отпускали шуточки о карте Челси, и я чувствовал, что она обиделась. Когда все выстроились в линию на вершине холма, Тодд оказался рядом с Итаном.

К дальнейшему я был не готов: кто-то крикнул «поехали!», и все карты покатились с холма, набирая скорость. Дрейк пробежал за картом Тодда, разгоняя его, и тот вырвался вперед.

– Жухала! – крикнула Челси. Ее машина двигалась очень медленно, зато Итан разгонялся так, что вскоре мне пришлось бежать. Остальные карты отстали, и только карт Итана постепенно нагонял Тодда.

Я самозабвенно бежал, несся с холма галопом за моим мальчиком. В конце улицы стоял с флажком мальчик по имени Билли; я чувствовал, что он – тоже часть веселья. Итан сжался, опустив голову; все это было так забавно, что я решил быть на карте рядом с моим мальчиком. Я поддал и прыгнул, приземлившись на край карта, так что чуть не сорвался.

Сила моего толчка погнала нас вперед, и мы обошли Тодда! Билли махнул флажком, и я услышал, как позади зазвенели крики ликования, пока карт тормозил на ровной части улицы.

– Хороший пес, Бейли, – сказал мне со смехом мой мальчик.

За нами подъезжали остальные карты, с криками и смехом подбегали дети. Билли подошел и задрал руку Итана в воздух, бросив на землю палку с флажком. Я подобрал палку и гордо прошелся с ней: пусть кто-нибудь попробует отнять – начнется настоящее веселье.

– Нечестно, нечестно! – закричал Тодд.

Толпа детей затихла. От Тодда, стоящего перед Итаном, исходила жаркая ненависть.

– Проклятый пес прыгнул на карт; поэтому он и выиграл. Ты дисквалифицирован, – сказал Дрейк, встав за спиной брата.

– А ты разгонял Тодда! – крикнула Челси.

– Ну и что?

– Я и так догнал бы тебя, – сказал Итан.

– Кто считает, что Тодд прав, скажите «да», – скомандовал Билли.

– Да! – заорали братья.

– Кто считает, что Итан победил, скажите «нет».

– Нет! – крикнули все остальные. От жуткого ора я выронил палочку.

Тодд шагнул вперед и попытался ударить Итана, который увернулся и обхватил Тодда. Оба повалились на землю.

– Драка! – заорал Билли.

Я рванулся вперед, чтобы защитить моего мальчика, но Челси крепко ухватила меня за ошейник:

– Нет, Бейли. Стой.

Мальчики катались по земле, сцепившись в яростный узел. Я извивался, пытаясь сбросить ошейник, однако Челси держала крепко. От расстройства я залаял.

Вскоре Итан сидел верхом на Тодде. Оба тяжело дышали.

– Сдаешься? – спросил Итан.

Тодд отвернулся и зажмурился. От него исходили большое унижение и большая ненависть. Наконец он кивнул. Мальчики устало поднялись, отряхивая землю со штанов.

Дрейк внезапно бросился вперед и пихнул Итана обеими руками. Итан качнулся, но не упал.

– Ну давай, Итан. Давай! – зарычал Дрейк.

Итан стоял, глядя на старшего мальчика, но тут вперед вышел Билли и сказал:

– Нет.

– Нет, – сказала Челси.

– Нет, – повторили и другие дети. – Нет.

Дрейк с минуту оглядывал нас, затем плюнул на землю и подобрал карт. Ни слова не говоря, братья пошли прочь.

– Ну что, мы всем сегодня показали, правда, Бейли? – сказал мне Итан. Дети потащили свои машины на холм и катались целый день. Итан разрешил Челси прокатиться – у ее карта отвалилось колесо; я все время бежал с ней рядом.

За ужином Итан возбужденно рассказывал что-то Маме и Папе, которые слушали с улыбкой. Мальчик долго не мог уснуть, а когда заснул, все время ворочался, так что я выбрался из кровати и улегся на полу. Я вовсе не спал, когда снизу донесся громкий звон.

– Что это? – спросил мальчик, сев в кровати. Он соскочил на пол, когда в коридоре зажегся свет.

– Итан, оставайся в комнате, – крикнул Папа. Он был напряжен, сердит и испуган. – Бейли, со мной.

Я послушно отправился вниз по лестнице за Папой, который шел осторожно и включил свет в гостиной.

– Кто здесь? – спросил он громко.

Ветер шевелил занавеску на переднем окне – это окно никогда не открывалось.

– Босиком не спускайтесь! – крикнул Папа.

– Что там? – спросила Мама.

– Кто-то бросил нам в окно камень. Бейли, не подходи.

Я чувствовал озабоченность Папы и обнюхал стеклышки. На полу лежал камень с налипшими осколками. Приблизив нос, я сразу узнал запах.

Тодд.

13

Примерно через год, весной, Смоки заболел. Он лежал и стонал, и даже не протестовал, когда я подносил нос к его морде, чтобы понять, чего он добивается. Мама расстроилась и повезла Смоки кататься на машине. Вернулась она очень печальная – видимо, кот в машине не сахар.

Через неделю кот умер. После обеда вся семья вышла во двор, Итан выкопал большую яму; тело Смоки завернули в одеяло, опустили в нее и забросали землей. Рядом со свежим холмиком Итан вбил в землю кусок дерева, потом они с Мамой поплакали. Я тыкался в них, чтобы напомнить, что нет серьезного повода горевать: я-то жив-здоров, и я гораздо лучший питомец, чем когда-либо был Смоки.

На следующий день Мама и мой мальчик отправились в школу, а я вышел во двор и откопал Смоки – ведь люди не могли всерьез закопать вполне годного мертвого кота.

В это лето мы не ездили на Ферму. Итан с несколькими приятелями из округи каждый день приходили в чей-нибудь дом и стригли траву грохочущими газонокосилками. Мальчик брал меня с собой, но обязательно привязывал к дереву. Хотя мне нравился запах свежескошенной травы, стрижка газонов меня не увлекла, и я понимал, что она как-то связана с тем, что мы не поехали на Ферму. Дедушка и Бабушка приезжали на неделю, но уже не было того веселья, особенно после того, как Папа с Дедушкой обменялись резкими словами – они разговаривали с глазу на глаз на заднем дворе, очищая кукурузные початки. Я чувствовал гнев, исходящий от них и решил, что это, возможно, оттого, что кукурузные листья несъедобны – сам убедился. После того дня Папа и Дедушка неловко чувствовали себя друг с другом.

Когда началась школа, кое-что изменилось. Мальчик, вернувшись домой, больше не ходил в гости к Челси. Он появлялся дома последним, в запахах земли, травы и пота, пробегая по дорожке, когда машина высаживала его на улице. Иногда вечерами мы отправлялись на машине смотреть то, что, как я понял, называлось футболом; я сидел на поводке с краю длинного поля рядом с Мамой и людьми, которые ни с того ни с сего принимались кричать и свистеть. Мальчики боролись и кидали друг другу мяч, то пробегая рядом с местом, где стоял я, то играя на другом краю поля.

Иногда в толпе мальчишек я различал запах Итана. Было обидно просто сидеть и не участвовать в игре – дома я сумел попробовать на вкус футбольный мяч. Однажды, играя с мальчиком, я укусил слишком сильно – мяч начал сдуваться и превратился в плоский вялый кожаный комок, похожий на летало. После этого Итан не давал мне жевать футбольные мячи, но играть разрешал, только осторожно. Мама про это не знала и поэтому крепко держала мой поводок. Позволь мне Мама добраться до мяча, мальчикам было бы гораздо веселей гоняться за мной, а не друг за другом, потому что я быстрее их всех.

Собачонка Челси, Герцогиня, подросла, и мы подружились, – когда я разъяснил ей, как со мной надо себя вести. Однажды, когда калитка была открыта, я побежал к ней и увидел, что у нее на шее пластиковый конус, и Герцогиня, похоже, не в духе. Она чуть шевельнула хвостом при моем появлении, но вставать даже не думала. Мне стало не по себе – надеюсь, на меня такую штуку никто не собирается надевать еще раз.

Когда шел снег, мы с Итаном играли с санками, когда снег таял, мы играли с прыгающими мячами. Пару раз мой мальчик доставал из шкафа летало; я в ужасе отворачивался. Мальчик разглядывал его, взвешивал в руке, а потом со вздохом убирал.

На следующее лето мы снова не поехали на Ферму, и снова мальчик стриг с друзьями траву – я-то думал, он бросил это дело, но он, видимо, все еще получал удовольствие. В тот год Папа уехал на несколько дней – приехали Дедушка и Бабушка. Я ощущал от их машины запахи Флер, сена и пруда. Несколько минут я неподвижно нюхал, потом задрал лапу на колесо.

– Господи, как же ты вырос! – сказала Бабушка Итану.

Когда стало прохладнее, снова начался футбол, а потом нас ждал чудесный сюрприз: мальчик сам начал кататься на машине! Как все переменилось! Теперь я почти повсюду ездил с ним, высунув нос в окно; я ехал на переднем сиденье, помогая вести машину. Выяснилось, что мой мальчик приезжал домой поздно из-за того, что каждый вечер после школы играл в футбол – меня он привязывал к скамейке рядом с миской воды. Мне было скучно, по крайней мере я был с моим мальчиком.

Иногда, отправляясь кататься на машине, Итан забывал меня, тогда я сидел во дворе и поскуливал, чтобы он скорее вернулся. В таких случаях ко мне выходила Мама.

– Хочешь гулять, Бейли? – спрашивала она, и я начинал приплясывать от нетерпения. Она цепляла поводок к моему ошейнику, и мы обходили улицы, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы я мог пометить территорию. Часто мы проходили мимо играющих детей – я не мог понять, почему Итан больше не играет. Иногда Мама отстегивала поводок и позволяла мне немного побегать.

Я очень любил Маму. Единственная претензия – выходя из ванной, она закрывала крышку моей чаши с водой. Итан постоянно оставлял крышку открытой для меня.

Летом, когда школа кончилась, Итан и Мама повезли нас на Ферму. Я был безмерно счастлив вернуться. Флер делала вид, что не узнает меня, а сам я никак не мог решить – утки на пруду те же самые или другие, но остальное было по-прежнему.

Почти каждый день Итан с Дедушкой и другими людьми работали – пилили и колотили доски. Сначала я решил, что мальчик строит карт, однако через месяц стало ясно, что они собирают новый сарай – у старого в крыше появилась большая дыра.

Я первый заметил женщину на нашей дорожке и побежал, чтобы обеспечить должную безопасность. Когда я оказался достаточно близко, чтобы различить запах, я понял, что это наша девочка, только она выросла. Она помнила меня и почесала за ухом, и я извертелся от удовольствия.

– Привет, Бейли. Скучал без меня? Хороший пес, Бейли.

Когда мужчины заметили девочку, они бросили работу. Итан вышел из старого сарая и застыл в изумлении.

– О, привет. Ханна?

– Привет, Итан.

Дедушка и остальные с улыбками переглянулись. Итан посмотрел на них и покраснел, потом подошел к нам с Ханной.

– Ну, привет, – сказал он.

– Привет.

Они не глядели друг на друга. Ханна перестала меня гладить, и я легонько пихнул ее, чтобы напомнить.

– Пошли в дом, – сказал Итан.

До конца лета, куда бы я ни отправлялся на машине, я чувствовал по запаху, что девочка каталась на моем сиденье. Иногда она приезжала к нам на обед, и тогда они с Итаном сидели на крыльце и говорили, а я лежал у их ног, чтобы им было о ком поговорить.

Однажды меня посреди заслуженного сна разбудила странная тревога, исходящая от них. Мальчик и девочка сидели рядышком на диване, их сердца отчаянно колотились. Судя по звуку, они что-то жевали, но никакой пищей не пахло. Не понимая, что происходит, я забрался на диван и сунул нос туда, где соединялись их головы, – и тут они расхохотались надо мной.

В тот день, когда Мама и Итан собирались ехать домой – перед школой, – запах краски от нового сарая висел в воздухе; пришла девочка, и они с Итаном пошли к пристани, сели, опустив ноги в воду, и говорили. Девочка плакала. Они много обнимались, но не бросали мне палки и не делали ничего такого, что обычно делают люди на пруду. У машины они снова обнимались. Уезжая, Итан посигналил.

В доме многое изменилось. Во-первых, у Папы теперь была отдельная комната, с новой кроватью. Он пользовался одной ванной комнатой с Итаном, и честно говоря, мне не нравилось заходить туда после Папы. Во-вторых, когда Итан не играл в футбол с друзьями, то проводил почти все время в своей комнате, болтая по телефону. Часто он называл имя Ханны.

Листья падали с деревьев, когда Итан повез меня туда, где скопилось много больших школьных автобусов, набитых людьми, – из одного вышла наша девочка! Даже не знаю, кто был больше рад увидеть ее, я или мой мальчик – я хотел поиграть с ней, он хотел только обниматься. Такой поворот событий меня обрадовал, и я даже не возражал, что во время обратной поездки оказался собакой заднего сиденья.

– Сегодня приедут скауты из мичиганского университета, чтобы посмотреть меня, представляешь, Ханна?

Я, конечно, понял слово «Ханна», но еще уловил волну страха и возбуждения от мальчика. От Ханны исходили радость и гордость. Я даже выглянул в окно – что происходит? – но не заметил ничего необычного.

Вечером я гордился тем, что остался с Ханной, пока Итан играл в футбол с друзьями. Я понимал, что девочка впервые оказалась в таком замечательном месте, как этот большой двор, и повел ее туда, где меня обычно держала Мама, показать, куда садиться.

Мы посидели совсем немного, когда подошел Тодд. В последнее время мы не встречались, хотя его сестра, Линда, постоянно каталась по улице на велосипеде.

– Привет, Бейли! – сказал мне Тодд вполне дружелюбно. В нем чувствовалось что-то нехорошее; я понюхал протянутую руку.

– Ты знаешь Бейли? – спросила девочка. Я завилял хвостом, услышав свое имя.

– Мы старые приятели, правда, малыш? Хороший пес.

Не хочу я, чтобы меня называл хорошим псом кто-то вроде Тодда.

– Ты учишься не в местной школе; ходишь в Восточную? – спросил Тодд.

– Нет, я просто приехала в гости к семье Итана.

– Так ты ему кузина, или кто?

Люди вокруг заорали, и я вскинул голову.

– Нет, просто… друг.

– Тогда пойдем на вечеринку?

– Не поняла?

– Хочешь оттянуться? Мы тут собираемся. Все равно игра фиговая.

– Нет, я… я лучше подожду Итана.

Я посмотрел на девочку. Я чувствовал, что ее что-то беспокоит, и чувствовал, как привычно растет злоба внутри Тодда.

– Итан! – Тодд плюнул в траву. – Так вы с ним пара, что ли?

– Ну…

– Тогда тебе стоит знать, что он обычно гуляет с Мишель Андервуд.

– Что?

– Ага. Да всем об этом известно!

– А-а.

– Ага. В общем, если думаешь, что вы с ним, ну там… не обольщайся. – Тодд придвинулся к девочке, она застыла, и его рука коснулась ее плеча. Ее тревога заставила меня вскочить на ноги. Тодд посмотрел на меня, и наши глаза встретились; я почувствовал, как шерсть встает дыбом на загривке. Я даже нечаянно рыкнул.

– Бейли! – Девочка вскочила на ноги. – В чем дело?

– Ты что, Бейли, это же я, твой приятель. – Он повернулся к девочке: – Кстати, я Тодд.

– Я Ханна.

– Давай, привяжи пса и пойдем со мной. Будет весело.

– Э… нет. Не могу.

– Да почему? Пошли.

– Бейли на меня оставили.

Тодд пожал плечами, уставившись на девочку:

– Ладно. Как хочешь.

Его гнев достиг такой силы, что я снова зарычал; но теперь девочка ничего мне не сказала.

– Ладно, – повторил Тодд. – Так ты спроси Итана о Мишель. Хорошо?

– Да, хорошо.

– Спроси-спроси. – Тодд запихнул руки в карманы и пошел прочь.

Итан, который примерно через час подбежал к нам, был весел и доволен.

– Держись, штат Мичиган, спартанцы идут! – крикнул он. Я завилял хвостом и залаял, но тут его радость улетучилась. – Ханна, что случилось?

– Кто такая Мишель?

Я тронул лапой ногу Итана, чтобы он знал, что я готов играть с футбольным мячом в любой момент.

– Какая Мишель? Ты о чем? – Итан засмеялся, однако через секунду замер, как будто весь воздух воздух вышел. – Да в чем дело?

Они повели меня вокруг большого двора, так занятые разговором, что не заметили, как я съел половину хот-дога, немного попкорна и остатки бутерброда с тунцом. Вскоре на дворе не осталось почти никого, а Итан и Ханна все ходили кругами.

– Какая Мишель? Даже не слышал, – повторял Итан. – С кем ты говорила?

– Я не помню его имени. Но он знает Бейли.

Я замер при звуке своего имени, испугавшись, что сейчас мне попадет за конфетную обертку, которую я тайком жевал.

– Бейли знают все; он приходит на каждую игру.

Я быстро сглотнул, но дело было не во мне. Пройдя еще один круг, не обращая внимания на то, сколько съедобного я нашел, мальчик с девочкой остановились и обнялись. Надолго.

– Ты весь потный, – засмеялась девочка, отпихнув его.

– Хочешь покататься на машине, Бейли? – спросил мой мальчик.

Конечно, хочу! Мы поехали домой, там они снова негромко говорили, потом покормили меня, и я согласился лечь на полу в гостиной, пока мальчик и девочка молча боролись на диване.

Теперь у нас была новая собачья дверь – у задней двери прямо во двор, и больше никто не предлагал мне спать в гараже. Я радовался, что искоренил в семье эту привычку. Я вышел во двор облегчиться и поразился, обнаружив в траве у забора кусок мяса.

Странно только, что мясо пахло неправильно. Примешивался какой-то резкий горький запах. А самое странное – мясо пахло Тоддом.

Я подобрал кусок мяса, отнес в дальний угол двора и положил на землю. От горького вкуса пасть наполнилась слюной. Потом я сел и стал смотреть на мясо. Привкус отвратительный, но ведь это прекрасный кусок мяса. Если прожевать очень быстро, получится проглотить, не чувствуя вкуса?

Я ткнул кусок носом. Почему же, недоумевал я, от него так несет Тоддом?

14

Когда мама наутро вышла из дома и увидела меня, я повесил голову и махнул по земле кончиком хвоста. Почему-то я, хоть и не делал ничего плохого, чувствовал себя виноватым.

– Доброе утро, Бейли, – сказала Мама и тут увидела мясо. – Это что?

Когда она нагнулась, чтобы рассмотреть мясо, я повалился на спину, подставляя пузико. На кусок мяса я пялился, кажется, всю ночь, утомился и хотел убедиться, что сделал все правильно, хотя и не понимал, в чем загвоздка. Просто было тут что-то неправильное, что не давало мне угоститься.

– Бейли, откуда? – Мама легонько погладила мне живот, потом подобрала мясо. – Фу!