Жизнь и цель собаки Кэмерон Брюс

9

Я почти ничего не видел в воде, которая давила на уши. Я чувствовал моего мальчика – он был чуть ниже меня. Я опустился следом и наконец разглядел мутный силуэт – примерно так я впервые увидел Мать, неясный образ в размытых тенях. Я рванулся, открыв пасть, и, оказавшись рядом, сумел вцепиться зубами в капюшон. Я поднял голову и потащил его за собой, изо всех сил торопясь к залитой солнцем поверхности.

Мы вырвались на воздух.

– Бейли! – захохотал мой мальчик. – Малыш, ты пытаешься меня спасти?

Он потянулся и ухватил рукой лодку. Я яростно пытался взобраться по его телу на борт, чтобы дальше тянуть его к безопасности.

– Бейли! – продолжал смеяться мальчик. – Перестань, бестолковка! Прекрати! – Он отпихнул меня, и я поплыл вокруг него.

– Бейли, мне нужно достать удочку; я ее уронил. Я в порядке! Плыви, я в порядке. Плыви! – Мой мальчик махнул рукой в сторону берега, как будто бросил туда мячик. Похоже, он хотел, чтобы я убрался из пруда, и через минуту я поплыл на песчаный берег рядом с причалом.

– Молодец, Бейли, – похвалил меня мой мальчик.

Я оглянулся и увидел, как ноги мальчика мелькнули над водой, а через мгновение он исчез целиком. Заскулив, я развернулся и стал грести лапами изо всех сил, так что плечи выскакивали из воды. Когда я добрался до пузыриков, я нырнул на запах. Теперь опускаться было гораздо сложнее – в прошлый-то раз я прыгнул с борта лодки; но, опускаясь ко дну, я почувствовал, как Итан выныривает, и повернул обратно.

– Бейли! – радостно закричал мальчик, бросив удочку в лодку. – Бейли, ты просто очень хороший пес!

Я плыл рядом с ним, пока он тянул лодку к песчаному берегу; от радости я облизал лицо мальчика, когда он нагнулся, чтобы вытащить лодку.

– Ты в самом деле пытался спасти меня, малыш. – Я сел, тяжело дыша, и мой мальчик погладил меня. От его прикосновений мне было так же тепло, как и от солнца.

На следующий день мальчик привел к причалу Дедушку. Было гораздо теплее, чем вчера; я обогнал обоих и убедился, что семейство уток заплыло на середину пруда, как положено. Мальчик был в другой куртке с капюшоном; мы все подошли к краю причала и посмотрели в зеленую воду. Утки подплыли проверить, на что мы глядим. Я сделал вид, что вижу что-то важное.

– Вот увидишь, он нырнет; честное слово, – сказал мальчик.

– Поверю, когда увижу, – ответил Дедушка.

Мы вернулись на песок. Дедушка ухватил меня за ошейник.

– Давай! – крикнул он.

Мальчик побежал, через секунду Дедушка отпустил меня, чтобы я бежал следом. Итан прыгнул с причала, подняв тучу брызг – утки, качаясь на волнах, начали жаловаться друг другу. Я подбежал к краю причала, залаял и оглянулся на Дедушку.

– Достань его, Бейли! – скомандовал Дедушка.

Я посмотрел на волнующуюся воду, куда прыгнул мальчик, потом снова оглянулся на Дедушку. Он был старенький и двигался неторопливо, но я не мог поверить, что он настолько туп, что не собирается ничего предпринимать. Я снова залаял.

– Давай! – сказал мне Дедушка.

Тут я понял и недоверчиво уставился на него. Что, в этой семье я должен все делать? Гавкнув напоследок, я нырнул с края причала и поплыл в направлении дна, где, как я чувствовал, лежал неподвижный Итан. Я вцепился в его воротник и потащил на воздух.

– Видел? Он спас меня! – закричал мой мальчик, когда мы оказались на поверхности.

– Молодец, Бейли! – вместе заорали Дедушка и мой мальчик. Мне было так приятно слушать их похвалы, что я бросился на уток, которые тупо закрякали, отплывая прочь. Еще чуть-чуть, и я смог бы выщипать пару перьев из хвоста, так что двум уткам пришлось расправить крылья и отлететь прочь – по-моему, я победил.

До вечера мы играли в «спаси меня», и постепенно я перестал тревожиться, убедившись, что мой мальчик прекрасно справляется в пруду и сам, хотя он так радовался, когда я вытаскивал его на поверхность, что я прыгал за ним снова и снова. Утки в конце концов выбрались из воды и с берега следили за нами, ничего не понимая. Почему они не залетали на дерево, как все другие птицы – кто их знает!

Мне и в голову не приходило, что мы можем уехать с Фермы, но через несколько дней приехал Папа, и Мама начала ходить из комнаты в комнату, доставая вещи из открытых шкафов. У меня появилось чувство, что мы снова переезжаем, и я тревожно бродил по дому – боялся, что меня забудут. Только когда мальчик крикнул «В машину!», мне разрешили забраться на сиденье и высунуть голову в окно. Лошадь Флер пялилась на меня – явно с нескрываемой завистью. Дедушка и Бабушка обняли меня, и мы поехали.

Мы все стремились домой, и я с радостью встретился с детьми и собаками округи – не считая Смоки. Мы играли, я гонялся за мячиками, боролся со своей подругой Мармеладкой – и так увлекся весельем, что оказался совершенно не готов к тому, что через несколько дней все встали рано утром и бесцеремонно отвели меня в гараж. Я тут же выскочил через собачью дверь и увидел, как Итан и Мама уезжают. Итан с остальными детьми забрался в тот же желтый автобус.

Это просто невыносимо. На мой лай издалека ответила Мармеладка, мы полаяли друг на друга, но не думайте, что мне стало легче. Я с грустью вернулся в гараж. Презрительно обнюхал конуру. Я не буду торчать здесь целый день!

Под дверью я увидел лапы Смоки и, прижав нос к щели, стал вдыхать его запах. Он сердито фыркнул. Сочувствия от кота не дождешься.

Теперь я был большим псом и легко доставал до ручки двери; так что я сообразил, что могу кое-что сделать в своем затруднительном положении. Я положил лапы на дверь, вцепился зубами в ручку и повернул.

Ничего не произошло, но я продолжал свои попытки, и наконец, тихо щелкнув, дверь открылась!

Когда я возник перед самодовольным котом, его зрачки потемнели. Смоки развернулся и бросился прочь, я, естественно, за ним и гнал, пока он не запрыгнул на полку.

В доме гораздо лучше. Вчера вечером у передней двери появилась пицца в плоской коробке – она все еще лежала на барной стойке, и ее легко было достать. Я стянул коробку на пол и съел прелестный картон, отбросив невкусные куски – Смоки старательно изображал отвращение. Потом я съел его кошачью еду, дочиста вылизав банку.

Обычно мне не разрешалось спать на диване, но я совершенно не видел смысла следовать этому правилу – ведь все изменилось, раз я сам забрался в дом. Я прилег отдохнуть, положив голову на мягкую подушку; солнце грело мне спину.

Позже солнце сдвинулось, и пришлось со стоном проползти по дивану.

Вскоре я услышал, как открывается шкафчик на кухне, и поднялся посмотреть, что происходит. Смоки, стоя на барной стойке, дотянулся до дверцы и открыл ее – весьма неглупо с его стороны. Кот прыгнул в шкафчик и принялся своим носом двигать вкусности внутри. Потом посмотрел на меня, что-то прикидывая.

Тут я решил покусать под хвостом, а когда снова повернулся, с удивлением заметил, как Смоки колотит по пакету с едой. Он ударил раз, потом еще, и с третьего удара спихнул мешок из шкафа на пол!

Я прокусил пластик и, обнаружив соленые хрустящие кусочки, торопливо съел их, пока Смоки не спустился за своей долей. Кот бесстрастно смотрел на меня со своего места, потом спихнул еще один пакет, полный сладких колечек из теста.

Тут я решил, что ошибался насчет Смоки. Я уже почти жалел, что съел его кошачий корм, хотя я не виноват: надо доедать, когда кормят. На что же он рассчитывал?

Я не мог самостоятельно открыть шкаф; такие штуки мне не удаются. Я ухитрился свалить буханку хлеба с барной стойки, аккуратно снять упаковку и сжевать ее отдельно. На мусорном ведре в кухне не было крышки, поэтому забраться в него не составило труда, однако там нашлось не так уж много: какие-то горькие черные зерна, прилипшие к языку, когда я лизнул на пробу, яичная скорлупа и пластиковые контейнеры – все несъедобное. Разве что можно погрызть пластик.

Когда подъехал автобус, я ждал снаружи. Вышли Челси и Тодд, а моего мальчика не было – значит, он приедет домой с Мамой. Я снова отправился в дом и вытащил туфли из Маминого шкафа; хотя грызть их не очень-то хотелось – я впал в дрему после всех угощений Смоки. Предстояло решить: то ли лечь на диван, где уже не осталось солнца, то ли в пятно света на ковер. Выбор был сложный, и, улегшись на солнце, я вовсе не был уверен, что поступил правильно.

Когда хлопнула дверца Маминой машины, я промчался по дому в гараж и, выскочив в собачью дверь, завилял хвостом у забора. Итан сразу побежал ко мне играть, пока Мамины туфли цокали по дорожке.

– Бейли, я скучал по тебе! Ты сегодня веселился? – спросил мальчик, почесывая мой подбородок. Мы в восхищении смотрели друг на друга.

– Итан! Посмотри, что натворил Бейли!

Услышав свое имя, произнесенное таким сердитым тоном, я опустил уши. Каким-то образом нас со Смоки раскусили…

Мы с Итаном вошли в дом, и я подбежал к Маме, изо всех сил виляя хвостом, чтобы она простила меня. Мама держала в руке разодранный пакет.

– Дверь в гараж была открыта. Посмотри, что он натворил, – сказала Мама. – Бейли, ты плохой пес. Плохой пес.

Я повесил голову. Несмотря на то что я не делал ничего плохого, я понимал, что Мама сердится на меня. Итан тоже сердился, особенно, когда начал собирать с пола кусочки пластика.

– Как он смог добраться до стойки?.. – удивилась Мама.

– Ты плохой пес, плохой, плохой, – повторил Итан.

Пришел Смоки и вяло запрыгнул на барную стойку. Я сердито посмотрел на него – плохой кот, плохой, плохой.

Никто не обвинил Смоки, который все и затеял. Наоборот, ему открыли новую банку еды!.. Я терпеливо ждал, полагая, что заслужил хотя бы собачью галету, но на меня лишь бросали сердитые взгляды.

Мама возила по полу тряпку, а Итан понес мешок мусора в гараж.

– Бейли, ты плохо поступил, – снова прошептал мне мальчик.

Я еще был на кухне, когда из глубины дома донесся крик:

– Бейли!!!

Мама нашла туфли.

10

В течение следующих года или двух я заметил, что если дети собирались играть вместе, Тодда обычно не брали. Когда он появлялся, детей охватывало смущение. Девочки обычно отворачивались от Тодда, мальчики принимали его в свои игры с явной неохотой. Итан больше никогда не ходил к Тодду домой.

Старший брат Тодда, Дрейк, появлялся редко – только чтобы сесть в машину и уехать куда-то, зато Линда каждый день выезжала на велосипеде к своим ровесницам.

Последовав примеру Итана, я и близко не подходил теперь к Тодду. Впрочем, одной снежной ночью, когда я перед сном занимался своими делами во дворе, я почуял, что Тодд стоит по ту сторону забора, спрятавшись за деревьями. Я предупреждающе гавкнул и с удовольствием отметил, что он развернулся и убежал.

Мне не очень нравилась идея школы – суета, которая обычно случалась в доме по утрам. Я больше любил лето – у Мамы и Итана не было школы, и мы отправлялись на Ферму к Дедушке и Бабушке.

Появившись на Ферме, я отправлялся на разведку, проверить – что изменилось, а что осталось прежним. Я метил территорию, заново знакомился с лошадью Флер, с таинственной кошкой в сарае, с утками, которые каждый раз легкомысленно заводили новую стайку утят. Я часто узнавал запах скунса в лесу, но, помня о том, сколь неприятными оказались наши последние встречи, не преследовал его. Захочет играть – знает, где меня найти.

Как-то летним вечером вся семья – и я вместе с ними – сидела в гостиной, и хотя давно прошло время, когда принято ложиться спать, все были возбуждены, и Мама с Бабушкой чего-то боялись. Потом все закричали и захлопали, Дедушка что-то заорал, а я залаял. Люди сложнее собак, у них намного больше чувств – и пусть порой я скучал по Двору, теперь моя жизнь проходила гораздо богаче, хоть я не всегда понимал, что происходит. Итан вывел меня в ночь и уставился в небо.

– Бейли, человек ходит по Луне, прямо сейчас. Видишь Луну? Однажды я тоже полечу туда.

От моего мальчика исходила сильная радость; я побежал и принес ему палку, чтобы он кинул ее для меня. Мальчик рассмеялся:

– Не переживай, Бейли. Когда я полечу, возьму тебя с собой.

Когда Дедушка ездил на машине в город, он брал с собой Итана и меня. Вскоре я запомнил запахи по всей дороге – сначала влажный воздух, наполненный ароматом глупых уток и восхитительной гнилой рыбы, а через несколько минут мощная и едкая вонь наполняла машину.

– Фу, – часто кривился Итан.

– Козья ферма, – всегда отвечал Дедушка.

Высунув голову в окно, я следил за козами, от которых исходил этот замечательный аромат, и лаял на них – но тупые козы и не думали разбегаться в ужасе, а стояли на месте, глядя на нас взглядом Флер.

Вскоре после козьей фермы машина начинала дребезжать – мы проезжали по деревянному мосту, и я вилял хвостом, потому что любил кататься на машине в город, а дребезжание означало, что мы почти приехали.

Дедушка ходил в одно место, где он садился в кресло, а какой-то человек играл с его волосами. Итану становилось скучно, и мы отправлялись бродить по улицам, заглядывали в окна и надеялись встретить других собак – как я понимал, мы главным образом для этого и приезжали в город. Лучшим местом для собак был парк – много-много травы, где люди сидели на одеялах. Там был пруд, но Итан не давал мне в нем плавать.

Однажды в парке мы увидели мальчика, который бросал для своей собаки пластмассовую игрушку. Маленькая черная самочка, вся деловая, даже меня не замечала, во все глаза глядела на игрушку – тонкий яркий диск. Диск летел по воздуху, и собака догоняла его, прыгала и ловила, не дав опуститься на землю, – по-моему, очень ловкий трюк.

– Что скажешь, Бейли? Хочешь так играть? – спросил меня Итан. Сияющими глазами он смотрел, как маленькая собачка ловит пластиковый диск, и, вернувшись домой, сразу отправился в свою комнату, чтобы смастерить то, что назвал «летало».

– Это такая помесь бумеранга, тарелки фрисби и бейсбольного мяча, – объяснял мальчик Дедушке. – И летать будет вдвое дальше, потому что мяч даст ему вес, понимаешь?

Я обнюхал предмет – это был отличный футбольный мяч, до того как Итан разрезал его и попросил Бабушку сшить его по-новому.

– Пошли, Бейли! – крикнул мальчик.

Мы вышли из дома.

– Сколько можно заработать на таком изобретении? – спросил мальчик у Дедушки.

– Давай сначала посмотрим, как оно летает, – рассудил Дедушка.

– Ладно. Бейли, готов?

Я понял так, что сейчас что-то должно произойти, и замер в ожидании. Мальчик размахнулся и запустил летало в воздух. Только оно далеко не полетело, а почти сразу же рухнуло, словно на что-то наткнулось.

Я спустился с веранды и побежал обнюхать летало.

– Бейли, принеси, – скомандовал мальчик.

Я осторожно поднял игрушку. Вспомнив, как собачка в парке ловила элегантный летающий диск, я почувствовал укол зависти. Я отнес летало туда, где стоял мальчик, и выплюнул.

– Аэродинамика плохая, – заметил Дедушка. – Сопротивление великовато.

– Просто нужно правильно бросать, – сказал мальчик.

Дедушка ушел в дом, а мальчик целый час тренировался бросать летало, и всякий раз я приносил его назад. Я чувствовал, как в мальчике растет отчаяние; когда игрушка в сотый раз рухнула на землю, я принес мальчику палку.

– Нет, Бейли, – печально сказал он. – Принеси летало.

Я гавкнул и повилял хвостом, пытаясь объяснить, сколько веселья доставит палка, если дать ей шанс.

– Бейли! Летало!

И тут кто-то сказал:

– Привет!

Это была девочка – ровесница Итана. Я подбежал к ней, виляя хвостом. Она погладила меня по голове. В руке девочка держала закрытую корзинку со сладко пахнущим хлебом. Я сел, стараясь выглядеть как можно привлекательнее, чтобы эта замечательная девочка дала мне угощение из корзинки.

– Как ее зовут? – спросила девочка.

– Его, – поправил Итан. – Это Бейли.

Я оглянулся на моего мальчика, потому что он назвал мое имя, и увидел, что он ведет себя странно. Словно испугался, но не совсем, хотя отступил на полшага.

– Я живу здесь недалеко. Мама приготовила кексы для вашей семьи. Вот… – сказала девочка, показывая на свой велосипед.

– А, – сказал мальчик.

Я продолжал смотреть на корзинку.

– Ну… – сказала девочка.

– Позову бабушку. – Мой мальчик пошел в дом, а я предпочел остаться с девочкой и ее собачьим угощеньем.

– Ну что, Бейли, ты хороший пес? Хороший, – сказала она мне.

Хороший, но не настолько, чтобы получить собачье угощенье, понял я, и через минуту легонько ткнул корзинку носом. Ожидая Итана, девочка гладила свои светлые волосы. Она тоже словно боялась чего-то, хотя поблизости не было ничего опасного – только оголодавший пес, ждущий угощения.

– Ханна! – воскликнула бабушка, выходя из дома. – Рада тебя видеть.

– Здравствуйте, миссис Морган.

– Заходи, заходи. Что это у тебя?

– Мама испекла кексы.

– Замечательно. Итан, ты, наверное, не помнишь, но вы с Ханной играли вместе, когда были совсем маленькие. Она почти на год младше тебя.

– Не помню, – ответил Итан, тыкая туфлей в ковер.

Он по-прежнему вел себя очень странно; но меня звал долг – охранять корзинку собачьих угощений, которую Бабушка поставила на столик. Дедушка, сидевший в кресле с книгой, потянулся к корзинке, глядя поверх очков.

– Не ешь перед обедом! – зашипела Бабушка. Дедушка убрал руку, и мы с ним обменялись печальными взглядами.

В следующие несколько минут ничего не происходило – что касается бисквитов. Говорила в основном Бабушка; Итан стоял, сунув руки в карманы, Ханна сидела на диване, не глядя на мальчика. В конце концов Итан спросил Ханну, не хочет ли она посмотреть летало; при звуке этого ужасного слова я замотал головой и, не веря ушам, уставился на мальчика. Я-то решил, что мы перевернули эту страницу нашей жизни.

Мы втроем отправились во двор. Итан показал Ханне летало, но когда бросил, оно рухнуло на землю, как мертвая птица.

– Нужно кое-что изменить в конструкции, – сказал Итан.

Я дошел до летала, но не стал его поднимать, надеясь, что мальчик готов раз и навсегда положить конец этому позору.

Ханна побыла у нас еще немного, сходила на пруд посмотреть на тупых уток, погладила Флер по носу и пару раз бросила летало. Потом села на велосипед и поехала по дорожке; я бежал рядом, пока Итан не свистнул мне, и я со всех ног кинулся обратно.

Что-то подсказывало мне, что с девочкой мы еще встретимся.

Позже тем же летом – мне казалось, что рановато возвращаться домой и готовиться к школе, – Мама начала паковать машину. Мы с Итаном стояли рядом, а Бабушка и Дедушка сидели.

– Я поведу, – сказал Дедушка.

– Да ты заснешь еще до границы штата, – ответила Бабушка.

– Послушай, Итан, ты большой мальчик. Будь умницей. Чуть что – звони.

Итан попытался выбраться из маминых объятий.

– Да знаю…

– Вернемся через два дня. Если что понадобится, попроси соседа – мистера Хантли. Я наготовила жаркого.

– Знаю, – ответил Итан.

– Бейли, ты позаботишься об Итане?

Я радостно завилял хвостом, ничего не понимая. Мы едем кататься на машине, или как?

– Я все время оставался один в его возрасте, – сказал Дедушка. – Ему это только на пользу.

От Мамы исходило беспокойство и сомнение, но она решительно села за руль и сказала:

– Я люблю тебя, Итан.

Итан что-то пробормотал, ковыряя носком ботинка землю.

Машина покатилась по дорожке, и мы с Итаном торжественно проводили ее взглядом.

– Бейли, за мной! – закричал мальчик, когда машина скрылась из виду. Мы побежали в дом.

И неожиданно началось веселье. Мальчик пообедал, а потом поставил тарелку на пол, чтобы я облизал! Потом мы пошли в сарай, мальчик залез на балку – я сопровождал его лаем – и прыгнул в копну. В чернильной тьме, в углу – я явно чувствовал – на все это смотрела кошка, но стоило мне двинуться в ее направлении, она исчезла.

Мне стало не по себе, когда Итан отпер шкафчик с ружьями – он раньше не делал такого без Дедушки. От ружей я нервничаю; они мне напоминают тот случай, когда Тодд взорвал фейерверк так близко от меня, что ударная волна пробежала по коже. Итан выставил несколько банок на забор и стрелял из ружья, а банки подскакивали в воздух. Я не мог понять, какая связь между банками и громкими бабахами ружья, но чувствовал, что какая-то связь есть, и, судя по реакции мальчика, все это было страшно весело. Флер фыркнула и отбежала к дальней стенке своего загона – подальше от безобразия.

Потом мальчик приготовил обед – разогрел сочного цыпленка. Мы сидели в гостиной, Итан включил телевизор и ел, держа тарелку на коленях, а мне бросал кусочки кожи. Вот такое веселье я понимаю!

В этот момент я даже не боялся, что придет Мама.

Я облизал тарелку, которую мальчик поставил на пол, и решил проверить новые правила – залез на мягкое Дедушкино кресло, оглянувшись, не раздастся ли команда «слезь!». Но мальчик только смотрел в телевизор, и я свернулся клубком вздремнуть.

В полудреме я услышал, как звонит телефон, и как мальчик сказал «спать», однако, повесив трубку, он не пошел спать, а вернулся к телевизору.

Потом что-то меня разбудило – какая-то неправильность. Мальчик сидел, напрягшись, и прислушивался.

– Ты слышал шум? – прошептал он мне.

Я задумался: значит ли тревога в его голосе, что мой сон закончен. Потом решил: достаточно, что я просто присутствую, и снова опустил голову на мягкую подушку.

Из глубин дома послышался легкий стук.

– Бейли! – прошептал мой мальчик.

Так, это уже серьезно. Я слез с кресла и вопросительно посмотрел на мальчика. Он нагнулся и погладил меня по голове. Я чувствовал его страх.

– Эй, – крикнул он. – Кто там?

Итан замер, я повторил его позу, в полной готовности. Я совсем не понимал, что происходит, но знал одно – есть какая-то угроза. Когда от еще одного стука мальчик подпрыгнул, испуская страх всей кожей, я приготовился встретить того, кто напугал его, кто бы это ни был. Я почувствовал, как шерсть встала дыбом на спине, и предупреждающе рыкнул.

Услышав мой рык, мальчик бесшумно двинулся через комнату. Я пошел за ним и увидел, как он открывает шкафчик с ружьями – второй раз за день.

11

Взяв дрожащими руками Дедушкино ружье, мальчик отправился бродить по дому – вверх по лестнице, по холлу и в Мамину спальню. Я шел за ним по пятам. Итан проверил в ванной, под кроватью, а распахнув дверцу шкафа, крикнул «ха!», перепугав меня до полусмерти. Потом мы повторили обыск в комнате мальчика, комнатах Бабушки и Дедушки, в маленькой комнате с диваном, где спала Бабушка, если Дедушка ночью начинал издавать грохочущие звуки. Перед отъездом Бабушка сидела в этой комнате и работала над леталом по указаниям Итана; эта комната называлась «швейной».

Держа перед собой Дедушкино ружье, мальчик обошел весь дом, подергал все ручки, проверил все окна. Вернувшись в гостиную, я с надеждой направился к Дедушкиному креслу, но мальчик по-прежнему хотел исследовать дом, и я, устало вздохнув, отправился с ним проверять занавески в ванной.

В конце концов Итан вернулся в Мамину комнату, запер замок и подвинул комод к двери. Ружье мальчик положил рядом с кроватью и позвал меня к себе. Потом вцепился в меня, и я вспомнил, как он иногда приходил в мою конуру в гараже, когда Мама и Папа кричали. Я ощущал в нем тот же ужас одиночества. Я лизнул мальчика, стараясь утешить, как мог – ведь мы вместе; что плохого может случиться?

На следующее утро мы выспались от души, а потом прекрасно позавтракали. Я ел корки хлеба, лизал омлет, допил за мальчиком молоко. Какой великолепный день! Итан собрал еду в пакет, добавил бутылку с водой и все положил в рюкзак. Мы что – собираемся на прогулку? Иногда мы с Итаном гуляли, и он готовил на нас обоих бутерброды. В последнее время прогулки все чаще приводили нас к дому, где жила наша девочка; я чувствовал ее запах на почтовом ящике. Мальчик стоял и смотрел на дом, потом мы разворачивались и шли обратно.

Вчерашний страх рассеялся без остатка. Насвистывая, мальчик пошел к Флер, которая ела из ведра сухие, безвкусные зерна, – ими она хрумкала, когда не старалась отравиться травой.

Я поразился, когда мой мальчик принес из сарая попону и блестящее кожаное седло и прикрепил их на спину лошади. Мы проделывали такое раньше – Итан высоко забирался на спину Флер, но тогда рядом был Дедушка, а калитка загона была плотно закрыта. Сейчас мальчик отворил калитку и с улыбкой забрался в седло.

– Вперед, Бейли! – позвал он сверху.

Я послушался, хотя и неохотно. Мне было неприятно, что все внимание вдруг достается Флер, а я вынужден плестись рядом с этой огромной тварью, на мой взгляд, столь же глупой, как утки. Мне совсем не понравилось, когда Флер, махнув хвостом, навалила сильно пахнущую кучку дерьма на дорогу, едва не задев меня. Я задрал над кучкой лапу – теперь она принадлежала мне. Я был почти уверен, что лошадь замыслила меня оскорбить.

Вскоре мы оставили дорогу и свернули в лес, на тропинку. Я погнался за кроликом – и поймал бы, если бы он вдруг не сжульничал и не прыгнул в сторону. Я чувствовал запах нескольких скунсов – и гордо отказался сделать хоть шаг в их сторону. Мы остановились у небольшого пруда, Флер и я напились; потом мальчик ел бутерброды и бросал мне хлебные корки.

– Правда здорово, Бейли? Тебе нравится?

Я посмотрел на его руки: даст мне еще бутерброд?

Если не считать присутствия Флер, я был доволен. Разумеется, избавиться от глупого летала – уже достойный повод праздновать, вот только за несколько часов мы забрались так далеко от дома, что я не ощущал никакого запаха.

Мне казалось, что Флер начинает уставать, но по виду мальчика было ясно, что до нашей цели еще далеко. Потом Итан сказал:

– А теперь нам сюда? Или сюда? Бейли, ты помнишь? Ты знаешь, где мы?

Я в ожидании посмотрел на мальчика; через мгновение мы двинулись дальше по тропинке, которая хранила запахи многих зверей.

Я пометил столько мест, что уже устал задирать лапу. Флер вдруг остановилась и испустила длинную струю мочи, что мне показалось совершенно неприемлемым. Ведь ее запах перебьет мой, а кто тут у нас собака? Я побежал вперед, чтобы очистить нос от нее.

Забравшись на пригорок, я увидел змею. Она свернулась на солнышке, ритмично высовывая и убирая язык. Я зачарованно замер – никогда раньше не встречал змей.

Я гавкнул – никакой реакции. Я поспешил к мальчику, который снова подгонял лошадь.

– Что там, Бейли? Что ты видел?

Я не понял, что говорит мальчик, ясно только, что не «иди, укуси змею». Я шел рядом с безучастно вышагивающей Флер и пытался представить, что она будет делать, когда увидит змею.

Она сначала и не видела ничего, но при приближении змея вдруг подняла голову, откинувшись назад, – и тут Флер заржала, оторвала передние ноги от земли, крутнулась, и мальчик вылетел из седла. Я, конечно, немедленно бросился к нему. Вскочив на ноги, он закричал:

– Флер!

Я сердито смотрел, как лошадь галопом несется прочь, молотя копытами по земле. Когда мой мальчик бросился следом, я понял, что требуется, и помчался за лошадью, но она не останавливалась, и вскоре я далеко убежал от мальчика, но повернул назад, чтобы быть с ним.

– Нет, нет! – крикнул мальчик, однако это «нет» относилось не ко мне. – Господи, что же нам теперь делать, а, Бейли?

К моему крайнему смятению, Итан заплакал. Такое случалось с ним все реже по мере того как он взрослел, и сейчас было совсем некстати. Ощутив его отчаяние, я ткнулся носом в руку моего мальчика, пытаясь утешить. Нам лучше всего отправиться домой и съесть еще цыпленка.

Мальчик в конце концов перестал плакать и беспомощно огляделся.

– Бейли, мы потерялись. – Он глотнул воды из бутылки. – Ну ладно. Пошли.

Видимо, он решил продолжить прогулку, потому что мы пошли совсем в другом направлении, не туда, откуда пришли.

Мы долго шли по лесу, в одном месте пересекли наш собственный запах, но мальчик не остановился. Я так устал, что когда белка выскочила прямо передо мной, я и не подумал за ней гнаться, а просто шел за мальчиком, который – это ясно чувствовалось – тоже начал уставать. Когда небо потемнело, мы сели на бревно, и Итан доел последний бутерброд, заботливо поделившись со мной.

– Бейли, мне очень жаль.

Почти в полной темноте мальчик стал собирать палки. Он подтаскивал сучья к поваленному дереву и прислонял к корявым корням. Потом насыпал сосновые иголки на землю под этим навесом и сверху положил еще несколько веток. Я следил с любопытством – пусть бросит палку, и я наплюю на усталость и побегу за ней, – но мальчик не отвлекался от своего занятия.

Когда совсем стемнело, он улегся на сосновые иголки и позвал меня:

– Иди, Бейли! Ко мне!

Я подполз к нему. Это немного напоминало конуру. Я печально вспомнил Дедушкино кресло – почему бы нам не пойти домой и не поспать там? Вскоре мальчик начал дрожать; я положил на него голову и прижался животом к его спине – как мы привыкли спать на холоде с братьями и сестрами.

– Хороший пес, Бейли, – сказал мальчик.

Вскоре он начал дышать глубоко и перестал дрожать. Хотя мне было не совсем удобно, я не менял позы, стараясь согреть мальчика.

Мы проснулись, когда запели птицы, и снова пошли еще до того, как стало совсем светло. Я с надеждой обнюхал пакет, обманутый запахами, но когда мальчик разрешил мне сунуть голову внутрь, ничего съедобного я не нашел.

– Мы его оставим – если понадобится развести костер, – сказал мальчик. Я понял это так, будто он сказал «нам нужны еще бутерброды», и согласно завилял хвостом.

Сегодня приключение было не таким забавным. Голод в моем желудке превратился в резкую боль, а мальчик снова плакал – хлюпал носом почти целый час. Я ощущал исходящую от него тревогу, которая сменилась полным безразличием – еще более страшным. Когда мальчик сел и посмотрел на меня пустыми глазами, я облизал ему все лицо.

Я беспокоился за моего мальчика. Нам срочно нужно домой.

Мы дошли до небольшого ручья, где мальчик лег на живот, и мы жадно напились. Вода придала мальчику силы и решимость; дальше мы пошли вдоль потока, который вился между деревьями, а потом перерезал луг, полный жужжащих насекомых. Мальчик повернулся лицом к солнцу и зашагал быстрее, ощутив надежду, но через час, когда поток снова углубился в темный лес, плечи мальчика поникли.