Жизнь и цель собаки Кэмерон Брюс
Я настороженно сел. Если она отдаст мясо мне, значит, оно в порядке. Но Мама понесла его в дом. Я чуть приподнялся на задних лапах – когда мясо понесли прочь, я уже передумал; я хотел его съесть!
– Фу, Бейли, этого тебе нельзя, ни в коем случае, – сказала Мама и бросила мясо в мусор.
Ханна сидела на моем сиденье, когда мы ехали на машине к серебряным школьным автобусам, а потом я долго сидел один, пока Итан и Ханна стояли и обнимались. Мой мальчик вернулся в машину печальный, и я не высунул нос в окно, а положил голову ему на колени.
В следующий раз наша девочка приехала в гости через день после того, как семья поставила в доме дерево и нарвала бумаги для Веселого Рождества. Я был не в настроении, потому что Итан принес Маме нового черно-белого котенка по имени Феликс. Тот вообще не умел себя вести – нападал на мой хвост, едва я садился, прыгал на меня из-за дивана и колотил маленькими лапками. Когда я попытался играть с ним, он обхватил мой нос лапами и укусил острыми зубами. Ханна, приехав к нам, слишком много времени уделяла котенку, хотя я знаком с ней дольше и вообще, я – ее любимый питомец. Собаки занимаются важными делами – например, лают, когда звонят в дверь, а кошки вообще ни для чего не пригодны.
Одного не мог котенок – выйти из дома. Землю укрывал толстый слой снега, и Феликс, едва попробовав поставить на него лапу, развернулся и бросился обратно в дом, как будто обжегся. Поэтому когда Ханна и Итан слепили большую кучу снега перед домом и надели сверху шляпу, я был с ними. Мальчик любил валять меня в снегу, и я позволял ему ловить себя – какое блаженство, когда он обхватывал меня руками; он постоянно так делал, когда был моложе.
Когда мы катались на санках, Ханна садилась позади Итана, а я бежал рядом, лаял и пытался сорвать перчатку с руки мальчика.
Однажды солнечным днем воздух был такой холодный и чистый, что я ощущал его вкус глубоко в глотке. Все дети с округи пришли на горку, а Ханна и Итан не столько катались сами, сколько катали младших. Вскоре я устал бегать вверх-вниз и оказался внизу, когда на машине подъехал Тодд.
Выйдя из машины, он посмотрел на меня, но ничего не сказал, даже не протянул руки. Я решил держаться подальше.
– Линда! Пошли, пора домой! – крикнул Тодд; клуб пара вырвался из его рта.
Линда с тремя подругами спускалась по склону в большом блюдце – со скоростью примерно миля в час. Итан и Ханна со смехом промелькнули мимо на своих санях.
– Я не хочу домой! – крикнула Линда.
– Немедленно! Мама велела!
Итан и Ханна доехали до низу и повалились с саней. Они лежали друг на друге и хихикали. Тодд стоял и смотрел на них.
Что-то вспыхнуло в глубине души Тодда. Не гнев, что-то хуже – темное чувство, которого я раньше не ощущал ни от кого. Тодд с каменным лицом уставился на Итана и Ханну.
Итан с девочкой поднялись, стряхнули друг с друга снег и пошли к Тодду, не расцепляя рук. Они так были ослеплены любовью и радостью, что не замечали от него потоков ненависти.
– Здорово, Тодд.
– Привет.
– Это Ханна. Ханна, это Тодд; он живет на нашей улице.
Ханна с улыбкой протянула руку.
– Приятно познакомиться, – сказала она.
Тодд напрягся:
– Мы, вообще-то, уже встречались.
Ханна, чуть наклонив голову, убрала волосы с глаз.
– Правда?
– Это когда? – спросил Итан.
– На футболе, – ответил Тодд и засмеялся, как будто загавкал.
Итан непонимающе покачал головой, но Ханна заморгала.
– А… да, верно, – сказала она, вдруг помрачнев.
– Что? – встревожился Итан.
– Мне сестру нужно забрать. Линда! – закричал Тодд, приложив ладони ко рту. – Сейчас же домой!
Линда отделилась от подруг и неохотно поплелась по снегу.
– Это… это с ним я говорила, – сказала Итану Ханна. Какая-то печаль мелькнула в ней, и я с любопытством посмотрел на нее, а потом повернулся к Итану – в нем поднимался гнев.
– Погоди-ка. Ты? Тодд, это ты рассказал Ханне, что я гуляю с Мишель? Я с этой Мишель даже не знаком.
– Мне пора, – пробормотал Тодд. – Линда, в машину, – сказал он сестре.
– Нет, погоди. – Итан шагнул к Тодду, и тот отпрянул.
– Итан, – негромко сказала Ханна, тронув моего мальчика за руку.
– Зачем ты это сделал, Тодд? Зачем ты наврал? Парень, что с тобой не так?
Несмотря на то что внутри Тодда бурлили такие чувства, что могли растопить снег, на котором мы стояли, он только смотрел на Итана, не говоря ни слова.
– Вот поэтому у тебя и нет друзей, Тодд. Почему ты не можешь быть нормальным? Ты все время устраиваешь такие тупости, – сказал Итан. – Ты больной.
Гнев покидал Итана, но я чувствовал, как он расстроен.
– Итан, – повторила Ханна резче.
Тодд молча залез в машину и хлопнул дверцей.
– Это было гадко, – сказала Ханна.
– Да ты просто его не знаешь.
– Не важно, – отозвалась Ханна. – Нельзя было говорить, что у него нет друзей.
– Но так и есть. Он постоянно устраивает гадости – как-то сказал, что один парень украл у него транзистор. И все оказалось враньем.
– Он… он не такой, как все, да? Он учится в спецшколе?
– Да нет, он вполне соображает. Тодд всегда был чокнутым, понимаешь? В детстве мы дружили. Но у него были какие-то странные представления о веселье – он хотел кидать яйцами в дошколят из летней школы, пока они ждали автобус. Я сказал, что не хочу – его сестра была среди дошколят, – так он просто растоптал картонку с яйцами, которую приготовил. Устроил свинство на нашей дорожке – пришлось смывать из шланга, пока папа не вернулся. Впрочем, эта часть понравилась Бейли.
Я повилял хвостом на свое имя, обрадовавшись, что они говорят обо мне.
– Ну еще бы, – засмеялась Ханна и погладила меня.
Через несколько дней после отъезда Ханны повалил снег, а ветер дул такой сильный, что мы торчали дома, сидя у обогревателя (по крайней мере я). Ночью я спал на кровати Итана под одеялами и не вылез, даже когда стало так жарко, что я запыхтел. Очень приятно лежать, прижавшись к моему мальчику, словно щенок.
На следующее утро снег наконец утих. Мы с Итаном несколько часов прокапывали дорожку. Бегать в глубоком снегу было тяжко – после нескольких прыжков приходилось останавливаться и отдыхать.
Сразу после обеда вышла луна, в воздухе густо висел запах дыма из камина. Итан устал и лег рано, но я выбрался через собачью дверь и стоял во дворе, подставив нос легкому ветру; причудливый свет и рассыпчатый ночной воздух бодрили меня.
Обнаружив, что снег свален в большую кучу у самого забора, я с восторгом забрался на верхушку этого холма и спрыгнул с другой стороны. Стояла идеальная ночь для приключения. Я отправился к дому Челси посмотреть, там ли Герцогиня, но не нашел ничего, кроме политого мочой снега. Я задумчиво задрал лапу над этим участком – чтобы Герцогиня знала, что я думаю о ней.
Обычно, отправившись на маленькое ночное исследование, я шел вдоль ручья. Там я вспоминал, как охотился с Сестрой и Шустриком, когда был диким щенком, как возбуждали меня запахи. Сейчас мне пришлось держаться расчищенных участков и заглядывать на дорожки, чтобы нюхать щели под дверьми гаражей. Некоторые соседи уже вынесли домашнее дерево на улицу, но в доме Итана оно все еще стояло у переднего окна, а Феликс нападал на свисающие игрушки и лампочки. Встречая оставленные на дорожках домашние деревья, я их помечал, – и череда деревьев, требующих маркировки, казалась бесконечной; потому-то я и припозднился. Если бы меня не манило очередное неуместное дерево, я бы уже вернулся домой – и, возможно, пришел бы вовремя, чтобы не допустить того, что произошло.
Повернув в расчищенный переулок, я застыл.
Передняя дверь была открыта, и домашние запахи густо выливались в морозный ночной воздух, подгоняемые жаром печки. В поток примешивался химический запах, резкий и знакомый – я ощущал его каждый раз там, где Итан любил стоять позади машины с толстым черным шлангом. От дома кто-то отходил. Сначала я решил, что это мой мальчик. Но когда он повернулся, обрызгивая резко пахнущей жидкостью кусты, я уловил его запах.
Это был Тодд. Он еще немного попятился, вытянул из кармана бумагу и поджег ее; огонь осветил его застывшее лицо. Когда Тодд бросил горящую бумагу на кусты, с громким хлопком полыхнуло голубое пламя.
Тодд не видел меня; он уставился на огонь. Я не залаял, не зарычал, а помчался по переулку в тихой ярости и прыгнул на Тодда, словно всю жизнь бросался на людей. Меня переполняла отчаянная сила, словно я вел за собой стаю.
Как ни ужасно было для меня нападать на человеческое существо, все перекрывала уверенность: что бы ни затеял Тодд, это причинит вред моему мальчику и семье, которую я должен охранять. Нет для меня важнее предназначения.
Тодд, закричав, упал и лягнул меня по морде. Я ухватил его ногу, вцепившись зубами; Тодд визжал. Его штаны затрещали, ботинок свалился с ноги, и я почувствовал кровь. Тодд начал молотить меня кулаками, но я не отпускал его лодыжку и тряс головой, чувствуя, как подается плоть. Я был в ярости, совершенно не замечая, что в моей пасти ни с чем не сравнимый вкус человеческой кожи и крови.
Внезапный резкий шум отвлек меня, и Тодд ухитрился освободить ногу, пока я повернулся к дому. Домашнее дерево было охвачено огнем, и густой едкий дым тянулся из передней двери и поднимался к небесам. Раздался громкий электрический хлопок, и я инстинктивно отшатнулся.
Тодд вскочил и захромал прочь на всей возможной скорости; я краем глаза отметил его бегство, но мне уже было все равно. Я поднял собственную тревогу – залаял, пытаясь привлечь внимание к огню, который быстро распространялся по дому и взбирался к комнате моего мальчика.
Я обежал дом, к задней двери, но с отчаянием обнаружил, что куча снега, которая помогла мне убежать, не на той стороне забора. Я стоял и лаял, дверь во двор распахнулась, показались Папа и Мама. Мама кашляла.
– Итан! – завизжала она.
Черный дым валил из двери. Мама и Папа побежали к калитке, там я их и встретил. Они промчались по снегу к передней двери. Тут они остановились, глядя на темное окно комнаты Итана.
– Итан! – кричали они. – Итан!
Я побежал к открытой теперь задней калитке и выскочил в нее. Феликс прятался во дворе под одеялом; он запищал, но я не остановился. Я протиснулся в дверь; глаза и ноздри наполнились дымом. Ничего не видя, я поскакал по лестнице.
Огонь шумел, как ветер в машине с опущенными стеклами. От дыма невозможно было дышать, но остановил меня огонь. Он обжег мне нос и уши; в ужасе я опустил голову и выскочил через заднюю дверь. Холодный воздух тут же облегчил боль.
Мама и Папа все еще кричали. Зажглись огни – на улице и в двери соседнего дома, и я видел, как сосед, стоя у окна, говорит по телефону.
Моего мальчика по-прежнему нет.
– Итан! – кричали Мама и Папа. – Итан!
15
В жизни не ощущал такого страха, какой исходил от Мамы с Папой. Мама рыдала, а Папа вопил охрипшим голосом, и когда я зашелся лаем, они даже не подумали меня остановить.
Я уловил далекое завывание сирены, но главное, что я сейчас слышал, это собственный лай, Маму и Папу, звавших Итана, а громче всего – рев огня, от которого сотрясалось мое тело. Кусты перед нами пылали, пар клубился над шипящим снегом.
– Итан! Пожалуйста! – кричал охрипший Папа.
И тут что-то вырвалось из окна Итана, усыпав снег осколками стекла. Это было летало!
Я яростно схватил его, чтобы показать Итану – да, держу. Мальчик появился в дырке, пробитой леталом, в клубах черного дыма.
– Мама! – крикнул Итан и закашлялся.
– Итан, выбирайся! – взревел Папа.
– Я не могу открыть окно, оно застряло!
– Просто прыгай!
– Милый, ты должен прыгнуть! – крикнула Мама.
Голова мальчика скрылась в комнате.
– Дым убьет его; что он делает? – воскликнул Папа.
– Итан! – Мама перешла на визг.
Из комнаты, пробив окно, вылетел стул, а через секунду выскочил мой мальчик. Похоже, он зацепился за остатки рамы и стекла и вместо того чтобы перескочить через горящие кусты, упал прямо в них.
– Итан! – взвизгнула Мама.
Я неистово залаял, позабыв про летало. Папа ринулся в огонь, схватил Итана, вытащил и начал катать по снегу.
– О господи, о господи, – всхлипывала Мама.
Итан лежал на спине в снегу, закрыв глаза. Папа повторял:
– Сынок, ты в порядке? Ты в порядке?
– Нога, – сказал мой мальчик и закашлял.
Я чувствовал его обожженную кожу. Лицо почернело и покрылось потом. Я сунулся к мальчику, держа в пасти летало; я чувствовал его жуткую боль и хотел помочь.
– Бейли, уйди, – сказал Папа.
Мальчик открыл глаза и слабо улыбнулся мне:
– Нет, все нормально. Хороший пес, Бейли, ты поймал летало. Хороший пес.
Я завилял хвостом. Мальчик протянул руку и погладил меня по голове. Я выплюнул летало – честно говоря, отвратительное на вкус. Вторую, окровавленную, руку мальчик прижимал к груди.
Подъезжали машины, мигая огнями. Люди подбежали к дому и начали поливать его из длинных шлангов. Другие принесли кровать, положили на нее мальчика и, подняв, загрузили в машину. Я сунулся за Итаном, но человек в дверях грузовика отпихнул меня:
– Извини, тебе нельзя.
– Жди, Бейли; все в порядке, – сказал мне мальчик.
Я прекрасно знал, что такое «жди» – это моя самая нелюбимая команда. Мальчику было больно, и я хотел быть с ним.
– Мне можно поехать? – спросила Мама.
– Разумеется, давайте, помогу, – ответил человек.
Мама забралась в машину.
– Бейли, все в порядке.
Появилась мама Челси. Мама посмотрела на нее:
– Лаура, посмотрите за Бейли?
– Конечно.
Мама Челси взяла меня за ошейник. Ее руки пахли Герцогиней. Папина рука пахла огнем, и я знал, что ему больно. Он полез в машину, чтобы быть с Мамой и мальчиком.
Машина уехала, и я печально гавкнул ей вслед. Откуда мне знать, что мальчик теперь в безопасности? Я нужен ему!
Мама Челси стояла в стороне от всех и держала меня. Я чувствовал: она не знает, что теперь делать; большинство соседей собрались на улице, а она стояла у дома; и все как будто ждали, что она останется тут, а не пойдет к друзьям.
– Явный поджог, – сказал мужчина, обращаясь к женщине, у которой на поясе был пистолет. Я уже знал, что одетых так людей называют полицией. – Кусты, елка, все вспыхнуло разом. Множественные очаги, горючее. Семье повезло, что они остались живы.
– Лейтенант, посмотрите! – позвал какой-то человек. У него тоже был пистолет; а люди в резиновых плащах не носили пистолеты – только шланги.
Мама Челси нерешительно подошла посмотреть, что они нашли. Это был ботинок Тодда. Я виновато отвернулся, надеясь, что меня не заметят.
– Я нашел эту тенниску, и на ней, похоже, кровь, – сказал человек, осветив снег фонариком.
– Мальчик здорово порезался, когда прыгал из окна, – сказал кто-то.
– Да, но это там. А не здесь. Тут только собачьи следы и эта туфля.
Я съежился, услышав «собачьи». Женщина с пистолетом достала фонарь и посветила на снег:
– Смотрите-ка!
– Кровь, – сказал кто-то.
– Видите, куда идут следы? Нужно оградить. Сержант!
– Да, мэм, – сказал, подходя, человек.
– У нас следы крови. Оградите участок – по восемь футов со всех сторон. Перекройте улицу и уберите людей.
Женщина выпрямилась, а мама Челси нагнулась, вглядываясь в меня.
– Бейли, что с тобой? – спросила она, погладив меня.
Я завилял хвостом.
Она вдруг прекратила гладить меня и уставилась на свою руку.
– Мэм, вы живете здесь? – спросила женщина с пистолетом.
– Нет, здесь живет пес.
– Можно вас попросить… нет, погодите, вы – соседка?
– Я живу через два дома.
– Вы видели кого-нибудь сегодня ночью?
– Нет, я спала.
– Если вы замерзли, продиктуйте контактные данные и идите домой.
– Да, но… – протянула мама Челси.
– Что такое?
– Кто-нибудь может осмотреть Бейли? Кажется, у него кровь.
Я повилял хвостом.
– Конечно, – сказала женщина. – Он послушный?
– О да.
Женщина нагнулась.
– Малыш, ты ранен? Где ты поранился? – ласково спросила она. Она достала фонарик и внимательно прощупала мою шею. Я неуверенно лизнул ее в лицо, и она рассмеялась:
– Да, послушный. Похоже, это не его кровь. Мэм, нам на некоторое время нужна собака.
– Я могу остаться, если нужно.
– Нет, не обязательно, – сказала женщина.
Меня повели в машину, где очень ласковый человек ножницами отстриг мне немного шерсти и положил в пластиковый пакет.
– Могу спорить, кровь той же группы, что и на туфле. Похоже, наш четвероногий друг сегодня был в собачьем дозоре и попробовал поджигателя на зуб. У нас есть подозреваемый, кровь поможет прижать его, – сказала женщина человеку, который стриг меня.
– Лейтенант! – Подошел еще один мужчина. – Я могу сказать, где живет наш преступник.
– Сделайте одолжение, – ответила женщина.
– Я проследил капли крови – тупица напрямик пошел домой. Там капли крови на снегу в переулке; к самой боковой двери.
– Я думаю, мы легко получим ордер на обыск, – сказал женщина. – И могу поспорить: у того, кто там живет, на ноге есть отметины зубов.
Следующие дни я жил в доме Челси. Герцогиня решила, что я появился, как круглосуточный приятель для игр, но я не мог избавиться от нервного напряжения и ходил взад-вперед, ожидая, когда приедет Итан.
Мама появилась на второй день. Она сказала, что я хороший пес, а я чувствовал запах моего мальчика от ее одежды. Я обрадовался и даже поиграл с Герцогиней в ее любимую игру – «тащи носок» – примерно с час. Мама Челси подала очень пахучий кофе.
– Да что же устроил этот мальчик? Зачем ему поджигать ваш дом? Он мог вас убить.
– Не понимаю. Тодд и Итан были друзьями.
Я повернулся, услышав имя Итана, и Герцогиня, улучив момент, выдернула носок из моей пасти.
– Но это точно Тодд? Кажется, полицейские говорили, что анализ крови – долгое дело.
– Он сознался, как только его начали допрашивать, – сказала Мама.
– Дикий поступок!
Герцогиня совала мне носок, чтобы я попытался его отнять. Я гордо смотрел в сторону.
– Он сказал, что сам не знает, зачем это сделал.
– Господи… Вы знаете, Тодд всегда казался мне странным. Помните, он ни с того ни с сего толкнул Челси в кусты? Мой муж пришел в ярость. Он поговорил с отцом Тодда – и я думала, они подерутся.
– Я даже не слышала. Тодд ее толкнул?
– А Сади Херст говорила, что поймала его, когда он заглядывал в окно ее спальни.
– Вроде бы она точно не опознала…
– А теперь уверена – Тодд.
Ловким выпадом я вцепился в носок. Герцогиня не сдалась и зарычала. Я потащил ее по комнате.
– А Бейли просто герой. Тодду на ногу наложили восемь швов.
Услышав мое имя, мы с Герцогиней замерли. А вдруг собачьи галеты? Носок между нами провис.
– Его фотографию попросили для газеты, – сказала Мама.
– Хорошо, что я заставила Бейли помыться, – сказала мама Челси.
Что? Опять мыться? Я только что мылся!.. Я выплюнул носок, Герцогиня весело затрясла его и победно поскакала по комнате.
– А как Итан?
Мама опустила кофейную чашку. Услышав имя мальчика и почувствовав вспышку беспокойства от Мамы, я подошел к ней и положил голову ей на колени. Она потрепала меня по голове.
– Пришлось вставить спицу в ногу, и у него… шрамы. – Мама повела рукой перед лицом, а потом закрыла ладонями глаза.
– Ох, мне так жаль, – сказала мама Челси.
Мама заплакала. Я положил лапу ей на ногу, чтобы утешить.
– Бейли, хороший пес, – сказала Мама.
Герцогиня сунулась своей глупой мордой прямо ко мне, из ее пасти свисал носок. Я тихонько зарычал, и она, озадаченная, убралась.
– Ребята, ведите себя хорошо, – сказала мама Челси.
Потом мама Челси угостила Маму пирогом – а собак нет. Герцогиня лежала на спине, держа носок лапами над собой – совсем как я играл с Коко на Дворе целую вечность назад.
Пришли какие-то люди; я сидел с Мамой в гостиной и щурился от ярких вспышек – как молния, только без грома. Потом мы пошли к нашему дому, который теперь был укрыт листами пластика, хлопавшими на ветру, и там тоже были вспышки.
Через неделю Мама взяла меня кататься на машине, и мы переехали в «квартиру» – маленький домик внутри большого здания, полного таких домиков. Там было много собак, в основном маленьких, но вечером Мама повела меня к ним на цементный двор. Сама она сидела на скамейке и разговаривала с людьми, а я бегал вокруг, знакомился и метил территорию.
Мне не понравилась квартира, и Папе не понравилась. Он кричал на Маму гораздо больше, чем в доме. А хуже всего то, что там не было моего мальчика. Часто я ощущал запах Итана от Папы и Мамы, но он больше не жил с нами, и у меня болела душа. По ночам я ходил по квартире, обреченный блуждать без отдыха, пока Папа не кричал на меня, чтобы я лег. Обед, главный момент дня, потерял для меня интерес, когда его подавала Мама, – я не чувствовал аппетита и порой даже не доедал.
Где мой мальчик?
16
Мы все еще жили в квартире, когда мой мальчик вернулся. Я свернулся на полу, где, прижавшись ко мне, спал котенок Феликс. Я уже перестал его отпихивать; похоже, Феликс считал меня своей матерью – оскорбительно, конечно, но он кот и, стало быть, безмозглый.
Я научился различать наши машины по звуку мотора, когда они тормозили на парковке, так что вскочил, когда подъехала Мамина. Феликс удивленно моргал на меня, пока я, подбежав к окну, уперся лапами в раму, чтобы видеть, как Мама поднимается по ступенькам.
То, что я увидел на парковке, заставило сердце бешено колотиться: мой мальчик пытался выбраться из машины. Мама нагнулась, чтобы помочь ему, и понадобилось несколько секунд, чтобы он выпрямился.
Я не мог сдержаться; я лаял и вертелся, бегал от окна к двери, чтобы меня выпустили, и обратно к окну, чтобы видеть. Феликс перепугался, забился под диван и следил за мной оттуда.
Когда ключи звякнули в замке, я был у дверей, дрожа от нетерпения. Мама чуть приоткрыла дверь, и запах мальчика ворвался с потоком воздуха.
– Бейли, отойди. Стой, Бейли, стой на месте. Сидеть.
Но это было не в моих силах. Я чуть касался задом пола и снова подпрыгивал. Мама просунула руку в щель и схватила меня за ошейник, оттаскивая от двери, которая распахнулась.
– Привет, Бейли. Привет, малыш, – сказал Итан.
Мама не давала мне подойти к мальчику, который вошел, хромая. В руках он держал – вскоре я узнал, как это называется – костыли. Итан дошел до дивана и сел, а я извивался в ошейнике, скуля. Когда Мама наконец отпустила меня, я пролетел через комнаты одним прыжком, плюхнулся мальчику на колени и начал целовать лицо.
– Бейли! – сердито воскликнула Мама.
– Да ничего, все нормально. Бейли, ты просто бестолковка, – похвалил меня мой мальчик. – Как ты тут, а? Бейли, я тоже скучал по тебе.
Каждый раз, как он произносил мое имя, на меня накатывала волна удовольствия. Мне хотелось, чтобы он гладил меня и гладил.
Мой мальчик вернулся.
Читать бесплатно другие книги:
