Главный секрет первого года жизни Мелия Марина
Нормальное психическое развитие ребенка невозможно без теплого, эмоционально насыщенного, интенсивного общения со взрослым. Именно взрослый (и в первую очередь мама) — тот человек, благодаря которому у малыша есть возможность раскрыть свой потенциал.
Все просто. Способы общения изобретать не нужно, они просты и естественны — их знает каждая чуткая и любящая мать: откликаться на плач, утешать, укачивать, баюкать, петь малышу песенки, почаще брать на руки, обнимать, целовать, щекотать, подбрасывать, любоваться им, умиляться, улыбаться, восхищаться новыми действиями, использовать время, когда малыш не спит, для общения и игр.
Потрясающим эффектом обладают всевозможные потешки и пестушки, которыми мама сопровождает переодевание, купание, игру, массаж. Они передаются из поколения в поколение и сохраняются почти в неизменном виде. Все знают «Ладушки-ладушки, где были? — У бабушки», «Сорока-ворона кашу варила», «Водичка-водичка, умой мое личико». Пестушек — множество, на каждый случай своя: когда ребенок просыпается, когда мама его умывает, когда он учится переворачиваться, когда у него что-то болит и т. д. Они очень ритмичные, складные, поднимают настроение и маме, и малышу, помогают получать удовольствие от общения и оказывают позитивное влияние на общее развитие младенца.
На первый взгляд, это не вписывается в контекст привычного разговора про интеллект. Но именно эта особая атмосфера тепла, внимания и заботы позволяет ребенку расти и развиваться полноценно.
Для того чтобы чему-то научиться — ходить, залезать, собирать пирамидку, ставить кубик на кубик, малышу приходится сотни раз это пробовать, сотни раз переживать неудачи. Откуда у него такая способность справляться и не отчаиваться? От взрослого, который рядом и с которым у него есть глубокая эмоциональная связь, которому он доверяет. Например, ребенок тянется к игрушке и, не дотягиваясь, падает и ударяется. Он горько плачет, просится к маме на ручки. Она его берет, обнимает, гладит ушибленное место, он видит ее улыбку, спокойный подбадривающий взгляд «глаза в глаза». Ему не надо ни о чем беспокоиться, ничего бояться. Его защитили, о нем позаботились. В абсолютной безопасности он может целиком погрузиться в свое переживание и выплакать стресс. И как только он успокоился и его опускают на пол, он может снова исследовать мир и пытаться овладеть той самой игрушкой. Ему не страшно.
Это важнейшее условие развития познавательной активности. Только в таком случае ребенок захочет «хватать» и «залезать», узнавать и исследовать. Ему опять интересно, он опять открыт миру.
А если такого заботливого взрослого защитника у ребенка нет или он вдруг куда-то делся, малышу приходится в прямом смысле этого слова бороться за выживание, все силы отдавать на преодоление стресса. А значит, ему уже нет никакого дела ни до изучения нового, ни вообще до мира вокруг.
Живое общение. Значение эмоционального контакта с близким взрослым для развития ребенка подтверждено экспериментально.
Так, в исследовательской лаборатории М. И. Лисиной с полугодовалыми младенцами из дома ребенка проводили 30 занятий по восемь минут каждое. Взрослый общался с малышом, как это делает любящая мама, — ласкал его, поглаживал, тормошил, улыбаясь и приговаривая нежные слова. И оказалось, что дети, получившие свою, пусть и небольшую, порцию впечатлений, развивались быстрее, чем малыши из контрольной группы, которым «добавки» эмоций и нежности не досталось. Первые лучше ориентировались в пространстве, дольше играли с игрушками, чаще активно исследовали предметы, одновременно задействовав руки, глаза и рот.
В другом эксперименте участвовали малыши от 9 до 12 месяцев: взрослый брал ребенка на руки, играл с ним, водил за ручку по комнате, произносил что-то ласковое и т. д. Всего за 20 занятий дети преображались: исчезала напряженность, они становились более раскованными, радостными, с удовольствием вступали в контакт, чаще сами инициировали общение со взрослым. Тесты на активную речь и понимание речи взрослого показали их превосходство над детьми из контрольной группы. Конечно, эти поразительные эффекты не могут быть долговременными, и без продолжения регулярного общения со взрослым, к сожалению, сходят на нет.
А вот когда в закрытых детских учреждениях Англии пытались преодолеть дефицит эмоций за счет механической экстрастимуляции (по утрам и после обеда на 10 минут включали автоматическую качалку, или взрослый столько же времени стоял у колыбели младенца и монотонно читал ему вслух), то никакого, даже кратковременного, благотворного влияния на развитие ребенка это не оказало. Не было главного — теплого эмоционального контакта со взрослым.
Благодаря этим экспериментам становится понятным, почему, например, дети из африканских племен, которых мама практически круглые сутки носит на себе, в первый год жизни бывают более развитыми, чем их сверстники из семей североамериканцев или европейцев. Мама обеспечивает малышу постоянный эмоциональный и телесный контакт: ребенок включен в ее жизнь, он всюду с мамой, при этом у него есть определенная доля свободы — но в мамином присутствии. Как это происходит, можно увидеть в удивительном французском фильме «Малыши». В нем показана жизнь — от рождения до года — четырех младенцев из разных стран: США, Японии, Монголии и Намибии. Отношения африканского мальчика и его мамы отличаются какой-то особенной близостью, теплотой и естественностью.
Не так давно в Интернете «ходило» описание одного любопытного эксперимента. Он проводился в рамках проекта OLPC (One Laptop Per Child — «ноутбук каждому ребенку»). Суть эксперимента в следующем: в одну эфиопскую деревню, где грамотность населения практически равна нулю, привезли планшеты, на которых были установлены обучающие программы. Коробки с планшетами оставили на центральной улице, не дав никому никаких инструкций. Ученые полагали, что дети будут просто играть с коробками, но через четыре минуты один из них умудрился открыть коробку и включить планшет. Через пять дней дети уже использовали почти 50 различных приложений. Через две недели пели считалочки и алфавит на английском языке под аккомпанемент программы, а через пять месяцев взломали устройство и смогли включить камеру, использование которой было заблокировано.
Удивительно, что при отсутствии целенаправленного обучения дети смогли самостоятельно освоить обращение с устройством, с которым никогда прежде не имели дела. Более того — они никогда не читали книг и даже этикеток на продуктах. Но не это стало определяющим — а что тогда? Откуда в африканской деревне столько «юных интеллектуалов»? Рискну предположить, что такая потрясающая сообразительность — результат тесного общения с мамами в первые годы жизни.
И после трех не поздно. Очень показательный эксперимент провел Гарольд Скилз с двумя группами умственно отсталых детей из специального детского приюта. Малышей экспериментальной группы в возрасте трех лет отдали на попечение умственно отсталых женщин из другого специального учреждения, причем каждого ребенка со своей «мамой» поместили в отдельную палату. Контрольная группа осталась в прежних условиях. В течение полутора лет коэффициент умственного развития детей из экспериментальной группы заметно вырос (с 64 баллов до 92), тогда как в контрольной группе он снизился на 26 баллов. Что могли делать умственно отсталые мамы для своих «приемных» детей? Они просто проводили с ними большую часть времени, играли, разговаривали, нянчились. Исследователи сделали вывод, что для развития ребенка важны не столько интеллект и квалификация взрослых, с которыми он общается, сколько теплое, внимательное, заинтересованное отношение — тесная эмоциональная связь.
Именно живое общение с любящим взрослым дает все самое необходимое не только для эмоционального благополучия младенца и его психологического комфорта, но и для развития его интеллекта. Никакие развивающие игрушки, никакие обучающие методики не заменят в младенчестве ни нежных рук, ни ласкового взгляда мамы.
Мы часто забываем о том, насколько нов и непонятен для малыша окружающий мир, игнорируем первые попытки его познания. А между тем именно взрослый для ребенка — важнейший источник информации. Любопытству и познавательной активности невозможно научить, но им важно не препятствовать. Именно мы должны организовать и постепенно расширять то пространство, в котором младенец, доверяя своему окружению, может проявлять себя свободно и использовать свои возможности.
Стабильность и новизна. Чтобы ребенок удовлетворял свое любопытство, пространство вокруг него должно быть, в первую очередь, стабильным — только на фоне постоянства окружающей обстановки он сможет заметить что-то новое и заинтересоваться этим.
Но соотношение стабильности, новизны и неопределенности должно быть оптимальным. Это как любая тренировочная нагрузка — для достижения эффекта она должна быть не слишком слабой, но и не чрезмерной. В мире, где все однообразно и предсказуемо — бледные стены, белый потолок, няня в маске, как в детдоме, — нет неопределенности. И проявлять любопытство в таком мире не к чему. Но и там, где одна картинка быстро сменяет другую, как в слайд-шоу, где «мелькают города и страны, параллели и меридианы», взгляду тоже не за что зацепиться. Если сегодня ребенок видит одно, завтра другое, сегодня с ним разговаривают на одном языке, завтра на другом — без всяких закономерностей, — у него нет возможности что-то предсказать, предвосхитить, а значит, и удивиться, что что-то идет не так. И тогда он невольно отгораживается, защищается от этого обилия впечатлений и перестает что-либо воспринимать. И в том и в другом случае эффект один — естественное, природное любопытство младенца угасает.
Значит, нам в очередной раз нужно проявить чуткость и внимание в поисках золотой середины: с одной стороны, обеспечить малыша разнообразными впечатлениями, а с другой — не перегрузить его восприятие все новыми и новыми игрушками, предметами, сменой комнат, лиц, людей вокруг и т. д.
«Двигательное питание». Вы замечали, насколько лучше думается после занятий в спортзале или при ходьбе? Недаром актеры разучивают роли в движении, ораторы сопровождают свою речь активной жестикуляцией, а свежие решения приходят к нам во время прогулки. А все потому, что наше тело и психика тесно связаны. Изучая развитие мозга и его функций, физиологи доказали, что поступающие от скелетной мускулатуры нервные импульсы, с одной стороны, сообщают мозгу о совершаемых движениях, а с другой — повышают общий тонус коры головного мозга, стимулируя его деятельность. Когда мы в движении, улучшается мозговое кровообращение и функциональное состояние центральной нервной системы, активизируются психические процессы, повышается умственная работоспособность, уходит усталость, нервное напряжение.
Для младенцев двигательная активность имеет особое значение: без «двигательной подпитки», как и без эмоциональной, развитие интеллекта невозможно. Специалист по детскому развитию Кэрол Сток Крановиц пишет, что «каждый ребенок обладает аппетитом к двигательному питанию». И чем больше у него возможностей для самостоятельного исследования окружающего пространства, для активных экспериментов, для новых действий, тем лучше развивается его интеллект.
Лучшая «игрушка». Мы понимаем, что с младенцем надо общаться, но все равно теряемся: «А чем с ним заниматься?» Нам трудно делать что-то с ребенком «просто так», ведь в наше динамичное время мы не привыкли действовать без цели, плана, заданного алгоритма. Если мы куда-то идем, нам нужно знать, куда и зачем. И мы чувствуем себя совершенно беспомощными, когда нужно просто проводить с ребенком время, резвиться, веселиться, нянчиться, — для многих это бывает неразрешимой задачей.
Кто-то поддается соблазнам в виде всевозможных развивающих ковриков и комплексов, которые освобождают родителей от необходимости постоянно развлекать малыша. Сейчас лучший способ продать какую-либо игру — написать на коробке: «Ребенок будет играть самостоятельно». Такие коврики и комплексы сами шуршат, гремят, играют музыку, на них много картинок, подвесных игрушек и т. д. Это действительно удобно и на какое-то время можно оставить младенца одного. Но стоит понимать, что такой способ «занять» ребенка не должен быть основным.
Спасительной палочкой-выручалочкой для родителей может быть совместная игра. Мы называем это игрой в какой-то мере условно, потому что для самого ребенка это естественное, эмоционально наполненное, теплое общение. Но для нас это канва, по которой мы можем организовать это общение, способ научиться заниматься с ребенком, вначале следуя правилам и инструкциям. Здесь нам помогут многочисленные книжки, где описаны игры с детьми разного возраста, и советы «бывалых».
Каждый может найти то, что органично для него, то, что ему интересно, то, что вызывает интерес у ребенка. И тогда игры, безусловно, будут приносить пользу. Они не должны быть сложными, здесь не надо ничего особенно выдумывать. Ребенок смеется, мы смеемся, ребенок доволен, мы довольны. Некоторые игры могут стать любимыми и будут служить развитию малыша и наших с ним отношений.
Игры обладают волшебным эффектом — они воздействуют не только на детей, но и на родителей. Втягиваясь в игру, мы начинаем сами придумывать что-то новое, радоваться, общаться и в конечном счете сможем быть с ребенком «просто так». А лучшая «игрушка» для малыша — это взрослый, именно к нему у ребенка подлинный интерес.
Смелость, активность, любопытство надо поощрять, но только если мы точно знаем, что ребенок в безопасности, а он уверен, что старшие его оберегают.
Младенец еще не знает, что можно, а чего нельзя, и в своем стремлении активно познавать мир может упасть, пораниться, испугаться, что-нибудь испачкать, разбить или сломать. Заботясь о безопасности ребенка и сохранности своих вещей, мы, естественно, пытаемся как-то сдерживать его активность — устанавливаем правила и обозначаем границы.
Безопасность и поощрение. Конечно, очень удобно, когда неловкий и неуклюжий младенец лежит спеленутый в кроватке или сидит в манеже, из которого ему не выбраться. В это время мы можем заниматься своими делами и не думать о том, что он забредет куда-то не туда или откуда-нибудь свалится. Но связь движений и интеллекта обусловлена физиологически. Поэтому, ограничивая активность ребенка — туго пеленая его или постоянно принуждая «сидеть смирно» и «вести себя тихо», — мы замедляем развитие. Наша задача, напротив, сделать все, чтобы у ребенка была возможность шевелиться, двигаться. Не надо считать, что опасности подстерегают нашего малыша повсюду. Поэтому запреты, которые устанавливают границы дозволенного, должны быть разумными. Здесь, как и во всем, нужно находить баланс.
Мама может что-то запрещать и ограничивать или, наоборот, поощрять, стимулировать активность малыша, то есть регулировать его поведение, благодаря эмоциональному контакту, который создается между ними. Как это происходит?
Маленький ребенок пока не в состоянии понять и оценить происходящие вокруг него события, а потому ориентируется на эмоциональную реакцию взрослых. Примерно с девяти месяцев малыш, отслеживая выражение лица родителей, способен считывать их эмоции. Скажем, к нему приближается незнакомец: если мамино лицо при этом излучает спокойствие и доброжелательность, ребенок не заплачет, он даже улыбнется. Если же лицо мамы будет выражать испуг, смятение или страх, малыш наверняка тоже испугается и закричит.
В этом смысле очень показателен эксперимент с иллюзией зрительного обрыва. Младенца сажают на дорожку из стекла, под которым помещен рисунок из черно-белых квадратов. В результате изменения размера квадратов возникает иллюзия обрыва. Малыш ползет по стеклу и при приближении к «обрыву» смотрит на лицо матери: если мама хмурится или сердится, он останавливается, а если смотрит заинтересованно, улыбается, тем самым поощряя его к действию, он продолжает движение и пересекает опасный «обрыв».
Все мы хотим, чтобы дети не боялись исследовать тот мир, который открывается перед ними, чтобы им было интересно, чтобы они были активными и смелыми. Малыши от рождения разные: одни более пугливые, другие более бесшабашные. Но, оказывается, какими они вырастут, в первую очередь зависит от нас, а не от того, какими они родились.
Не пугать! Широко известен эксперимент американского психолога Джона Уотсона, в котором он изучал появление у младенцев чувства страха. Испытуемым стал девятимесячный Альберт. Уотсон и его ассистентка поставили целью сделать так, чтобы ребенок начал испытывать страх — бояться ручной белой крысы.
В течение двух месяцев младенцу показывали белую крысу, белого кролика, вату, маску Санта-Клауса с бородой и т. д. Затем малыша посадили на коврик и разрешили поиграть с крысой — мальчик совершенно не боялся и спокойно играл.
В следующей фазе эксперимента Уотсон начал ударять железным молотом по металлической пластине за спиной ребенка каждый раз, когда Альберт прикасался к крысе. После нескольких таких ударов у малыша выработался рефлекс — он начал избегать контактов с животным.
Спустя неделю опыт повторили: крысу положили в колыбель с младенцем и пять раз ударили по пластине. Мальчик плакал уже только при виде белой крысы. Еще через пять дней Уотсон решил проверить, будет ли ребенок бояться похожих объектов. Оказалось, что теперь малыш боялся и белого кролика, и ваты, и маски Санта-Клауса.
Можно спорить об этических аспектах этого эксперимента, но стоит признать, что он помогает нам сделать важный вывод: у маленького ребенка очень легко развить (сознательно или неосознанно) боязнь некогда нейтральных или даже приятных для него объектов, страх перед тем, чего он в принципе не должен бояться. Таким «гонгом», пугающим ребенка, может быть наш крик, наши одергивания: «Не трогай!», «Брось!», «Положи!»
Из благих побуждений мы часто преувеличиваем степень опасности тех или иных предметов или ситуаций для ребенка и тем самым блокируем зарождающийся у него исследовательский интерес. Важно не перестараться в запретах и ограничениях: новое должно не пугать ребенка, а удивлять и привлекать.
Мягко, но настойчиво. Так что же, можно позволить малышу делать все, что он хочет? Конечно, нет.
Мы должны контролировать активность ребенка, но при этом действовать очень гибко, чтобы не отбить у него желания исследовать мир. А для этого нужно все время быть начеку, аккуратно отпускать или подтягивать «эластичный трос» — в зависимости от обстоятельств, проявлять изобретательность и успевать вовремя «подстелить соломку». Если ребенок пытается смять или порвать попавшиеся ему на глаза бумаги, которые, как оказалось, папа принес из офиса, надо спокойно заменить их теми, что порвать не жалко. Малыша тянет рисовать на стенах? Можно выделить ему на обоях специальное место для рисования и тем самым поддержать его творческий порыв и стремление к самовыражению.
Не стоит впадать в крайности: либо держать малыша в ежовых рукавицах, либо умиляться и потакать любым его действиям и поступкам. Например, ребенок начинает швырять все подряд, хватать кошку за хвост, а родители в полном восторге. Запретов не может быть много, но они должны быть — особенно по ключевым моментам. Уже в младенческом возрасте начинают закладываться основные понятия — что хорошо, а что плохо, что важно, а что нет, что можно, а чего нельзя. Родители своим авторитетом устанавливают твердые рамки, которые малыш должен осознать и принять.
Эти границы должны быть четкими, ясными, понятными, но ни в коем случае не жесткими, пугающими. Мы твердо говорим «нет», но говорим это спокойно. В момент отказа мама должна поддерживать контакт с ребенком, смотреть ему прямо в глаза — можно даже приобнять малыша.
Правила должны быть непреложными. Так, в автомобиле малыш привыкает сидеть пристегнутым в специальном кресле, за столом он должен есть, а не играть едой. Увидев, как наше чадо тянет кошку за хвост, мы сразу же твердо говорим «так нельзя» и объясняем почему.
Конечно, постоянно искать золотую середину — дело хлопотное, такой подход потребует от нас внимания и сил. Но поддерживать и разрешать, ограничивать и запрещать — важная родительская функция.
Поэтому нам придется хорошенько «пошевелить мозгами», если мы хотим, чтобы они потом «шевелились» у ребенка.
Тепло, пространство и правила образуют своего рода «магический треугольник» где царит атмосфера любви, принятия и заботы, где есть пространство для развития самостоятельности и исследовательской деятельности, где действуют разумные ограничения и создано чувство защищенности, позволяющие малышу удовлетворить свое любопытство, многое узнать и попробовать, оставаясь в безопасности. Достичь равновесия между «вершинами треугольника» не просто, но вполне по силам тому, кто искренне заинтересован в развитии ребенка.
Терпение и время
Интеллектуальное развитие — это не короткая спринтерская дистанция, а скорее марафон, долгий и трудный, требующий терпения и умения рассчитывать силы. Начинается он действительно в первый год жизни малыша, а вот результаты во многом зависят от того, сумеет ли «тренер» правильно распределить силы своего «подопечного», чтобы он не выдохся раньше времени. А это вполне может произойти, если мы, эксплуатируя поразительные возможности маленьких детей, пытаемся «ускорить процесс» и преждевременно навязываем им то, что пока абсолютно не нужно.
Когда мне приходится видеть малышей, которых их заботливые родители целыми днями водят на плавание, на английский, на музыку, на гимнастику, вместо того чтобы ребенок жил дома, слушал сказки, которые читает мама, лепил с бабушкой пирожки, бегал наперегонки с собачкой и играл своей любимой игрушкой, мне бывает жалко и детей, и, конечно, родителей.
Так что стоит за идеей раннего развития? Боязнь опоздать, упустить тот благодатный период, когда ребенок наиболее восприимчив к знаниям? А может быть, родительские амбиции и стремление превзойти других? Нам кажется, чем быстрее дети развиваются, тем лучшими родителями мы являемся, мы пытаемся перещеголять остальных, дух соперничества буквально витает в воздухе. Так, один мой знакомый, которого тоже захватила идея «читать раньше, чем ходить», как-то попросил меня порекомендовать эффективную методику для обучения чтению его двухлетней дочери: «Говорят, уже пора…» Я спросила: «А зачем? Что она будет сейчас читать? И что она поймет из прочитанного?» Он в растерянности произнес: «Да, действительно, об этом я не подумал…»
Безусловно, можно и трехлетнего малыша достаточно быстро и легко научить японскому языку или играть в шахматы. Но, опять же, зачем? И не потеряет ли он гораздо больше от этого обучения, чем приобретет?
Если кормить ребенка, когда мы считаем нужным, а не когда хочется ему, то вопреки расхожей пословице аппетит во время еды к нему не придет. И в будущем он будет есть плохо просто потому, что его всегда начинали кормить до того, как появлялось желание. Так же и с обучением: у совсем маленьких детей еще нет потребности во «взрослых» знаниях и умениях, которыми их начинают пичкать задолго до того, как у них сформируется запрос на эти знания. Сначала должны зарождаться и вызревать желания, и тогда уже появится мотивация, любознательность и готовность преодолевать трудности на «нелегком пути познания».
К сожалению, этого не учли родители мальчика, о котором шла речь в начале этой главы. И когда пришло время идти в школу, он уже растерял всякий интерес к обучению — он был настолько «перекормлен» знаниями, настолько пресыщен, что его уже ничто не привлекало, все заранее казалось скучным.
Безусловно, заниматься развитием ребенка надо начинать как можно раньше. Но использовать при этом другие средства и решать другие задачи: создавать эмоциональный контакт, надежную привязанность, условия для активного и в то же время безопасного исследования окружающего мира. И только потом, когда малыш физиологически и психологически будет к этому готов, учить его чему-то целенаправленно.
Сначала мы должны построить прочный и надежный фундамент, а уже потом надстраивать на нем красивое здание — и тогда оно устоит при любой погоде. Если мы не будем торопить время, рассчитывая на быстрый успех, а наберемся терпения и мудрости, чтобы формировать интеллект ребенка естественно, с учетом закономерностей развития, есть шанс, что в школьном возрасте он не утратит интереса к познанию, а его интеллектуальные возможности будут расти вместе с ним.
Глава 7
Развитие речи: как найти общий язык с ребенком?
«Ни слова в простоте» — по такому принципу действуют родители, готовые заниматься интеллектуальным развитием своего малыша всеми возможными способами чуть ли не с рождения. Но есть среди нас и те, кто искренне считает, что первый год жизни ребенка связан скорее с его физическим развитием, а значит, дело младенца — есть, спать, расти, набирать вес, мышечную массу, как овощу на грядке, а наше — обеспечить ему «подкормку, прополку и полив». Многим и в голову не приходит, что уже с самых первых дней с ребенком необходимо разговаривать. И вот мы кормим малыша из бутылочки, не отрываясь от экрана телевизора, меняем подгузники и при этом болтаем по телефону — рассказываем, как мы «от всего этого устали», купаем и одновременно выясняем отношения с мужем — одним словом, ведем себя так, как будто рядом с нами не человек, пусть и крошечный, не личность, а бессловесный «объект ухода». Мы искренне недоумеваем: «А о чем с ним можно говорить? Он же ничего не понимает…»
Почему мы откладываем общение с ребенком «на потом»? Может, потому, что не принимаем его всерьез, ждем, когда он наконец заговорит внятно и «по-человечески». А между тем уже с рождения младенец готов к общению с нами, взрослыми.
Я все слышу!
Одна моя знакомая любит вспоминать, как на восьмом месяце беременности отправилась на спектакль в популярный молодежный театр. Приятно провести вечер не удалось: оказалось, что действие сопровождает выступление рок-группы, и как только начинала звучать музыка, малыш тут же принимался толкаться так, что «живот ходил ходуном».
Спросите любую маму — она расскажет, что малыш слышал ее еще до рождения. И наука это подтверждает: начиная с третьего триместра беременности ребенок способен воспринимать громкие звуки средней и низкой частоты — музыку, автомобильный гудок, шум проезжающего грузовика. В ответ на них он больше толкается, а когда слышит мамин голос — затихает. Постепенно органы слуха начинают воспринимать менее громкие звуки и высокий тембр.
Острота слуха заметно улучшается в первые месяцы жизни «на воле». Новорожденные способны определить, откуда идет звук, — они реагируют на него поворотом головы. Низкочастотные или ритмичные звуки их успокаивают, а громкие, резкие, неожиданные или высокочастотные возбуждают, вызывают беспокойство и стресс.
Младенцы очень чувствительны к человеческой речи. И что самое удивительное, они предпочитают осмысленную, связную, организованную речь. На видеозаписях, фиксировавших первые дни жизни детей, видно, как они «откликаются» на речь взрослых, двигаясь в такт с ритмом произносимых слов.
Нравятся малышам и повторяющиеся звуки. Психологи провели такой эксперимент: новорожденным в возрасте двух-трех дней давали слушать записи слов с повторяющимися слогами (например, «му-ба-ба», «пе-на-на») и слов, в которых не было повторяющихся слогов. Пока малыши слушали записи, ученые наблюдали за активностью их мозга. И оказалось, что при прослушивании слов с повторяющимися слогами у всех детей активность головного мозга заметно возрастала, а когда слоги не повторялись, оставалась на прежнем уровне. Вероятно поэтому, какой бы язык мы ни взяли, самые первые, самые важные и родные слова — «мама», «папа», «баба» — состоят из повторяющихся слогов.
Понимаю, но молчу…
«Смотрит, как будто все понимает, только сказать не может…» — так часто говорят о маленьких детях. Ребенок действительно понимает нас задолго до того, как сам начинает говорить. Он считывает нашу интонацию, мимику, жесты. Он понимает смысл слов в конкретной ситуации. Например, мы сидим за столом и обращаемся к нему: «Открой рот!» — он знает, что мы имеем в виду, и открывает рот.
К 7–8 месяцам ребенок начинает совершать простые движения, услышав знакомые слова: на «ладушки» — хлопает в ладошки, на «до свидания» — машет ручкой. Если мы часто называем его по имени и при этом берем на руки или занимаемся с ним, он, услышав свое имя, поворачивает голову. В 9–10 месяцев он знает названия своих игрушек, понимает слово «дай» и может подать игрушку, если она находится в поле его досягаемости. К концу первого года по нашей просьбе он находит названную игрушку среди других предметов. А когда кроха делает свои первые шаги и мы подзываем его словами «Иди ко мне!», он идет. К году малыш знает слова, означающие простые действия: пить, есть, лежать, ходить. Так постепенно выстраиваются связи между значимыми для него предметами, явлениями, людьми и словами, которые их обозначают.
Он понимает слово «нельзя», если взрослые, останавливая его или что-то запрещая, произносят это слово с соответствующей строгой интонацией. Например, малыш тянется к чему-то острому, а мама останавливает его и строго говорит: «Не трогай, поранишься!» Иначе говоря, с помощью речи, которая интонационно окрашена и сопровождается соответствующим выражением лица, мы начинаем воздействовать на поведение ребенка.
Пассивная речь, то есть понимание обращенных к младенцу слов взрослого, — один из важных показателей речевого развития. Количество слов, которые ребенок понимает, значительно превосходит количество тех, что он может произнести, и у некоторых детей период развития пассивной речи затягивается. Такие «молчуны» могут до двух лет не произнести ни слова, или лепетать что-то невнятное, или объясняться с помощью жестов. При этом они прекрасно понимают все, что им говорят взрослые, и точно выполняют их просьбы.
Обычно у таких детей переход от пассивной речи к активной происходит внезапно: еще вчера малыш молчал, а сегодня уже изумляет нас связной речью с развернутыми предложениями. Он долго копил свой «капитал», а потом все сразу пустил в оборот. Теперь его богатый словарный запас переходит из пассива в актив — ребенка как будто прорвало. Часто дети, упорно молчавшие до двух лет, в три года догоняют и даже перегоняют в речевом развитии тех, кто произнес свои первые слова уже в девять месяцев.
И подражаю!
Любопытное наблюдение сделал американец Генри Траби, работавший в Стокгольме в составе международной исследовательской группы. Он изучал детские крики, используя новейшие акустические изобретения. Один из приборов фиксировал звук с частотой четыре тысячи колебаний в секунду. Спектрограф воспроизводил сложные детальные звуковые портреты, «криптограммы», которые оказались абсолютно уникальными — как отпечатки пальцев.
С помощью этого метода и рентгеновских киносъемок Траби установил, что младенец в матке не только слышит, но, очевидно, «изучает» речь и «практикует» движения голосового аппарата, которые сразу после рождения использует для крика. Он пытается имитировать произносимые мамой звуки, ее интонации, ритмы, акценты. Он как будто берет у нее звуковые уроки!
Появившись на свет, малыш тренирует свой речевой аппарат, часто используя голос как игрушку, — визжит, бормочет, кричит, фыркает и радуется вибрации губ, пробует издавать звуки разной высоты, тембра и окраски. Он как бы распевается, создает собственные речевые формы, отрабатывает речевые артикуляции, у него развивается речевой слух. Затем ребенок начинает выстраивать произносимые им звуки друг за другом, в цепочку, в разной последовательности, вслушиваясь в мелодику родного языка. Так он учится говорить и понимать речь.
К году дети уже активно слушают взрослых, пытаются отвечать, используя свои возможности — гуление и лепет. Когда мы говорим «детский лепет», то, как правило, иронизируем по поводу полной бессмыслицы или нечленораздельной речи взрослого. В действительности же это особое, милое, неповторимое голосовое общение, в ходе которого ребенок по-своему пытается донести до нас что-то свое, важное. Мы думаем, что он нас не понимает, а на самом деле это мы не понимаем его и порой не отвечаем на его попытки наладить контакт.
Лепет и гуление — показатели развития речи, которые можно «измерить», подсчитав количество артикуляций и оценив их качество. Конечно, эксперименты по подсчету «агу» или произнесенных малышом слогов могут выглядеть наивно, но это то, что пока доступно нашему пониманию и изучению. Не исключено, что когда-нибудь изобретут «переводчики» с языка младенца, и тогда мы сможем лучше его понимать, но сегодня приходится довольствоваться теми знаниями, которые у нас есть, и больше доверять своей интуиции.
Как разговаривать с младенцем?
Ученые в один голос твердят о том, что младенцы изначально наделены способностью воспринимать осмысленную человеческую речь — это обеспечивает возможность развития речи самого ребенка. Вне языковой среды речь не развивается — вспомним детей-маугли. Поэтому уже с первых дней жизни малышу необходимо слышать родной язык, а маме не стоит жалеть времени на «разговоры» с ребенком.
Когда мама общается с малышом, она преображается: меняется выражение лица, движения рук, тела, ее речь становится совершенно особенной, и можно не проводить специальных исследований (хотя есть и такие), чтобы определить, чем она отличается от обычной, «взрослой» речи. Манера говорить, свойственная мамам всех стран и континентов, даже получила особое название — baby-talk. Это насыщенная, яркая, эмоционально окрашенная речь, в которой много вопросов и восклицаний, пауз и «бессмысленных» звуков. В зависимости от возраста и возможностей ребенка мама заменяет труднопроизносимые звуки на более простые и даже коверкает слова: например, говорит «холёсенький» вместо «хорошенький». Она тянет звуки, намеренно проговаривает слова слишком «пафосно», выделяет гласные, подчеркивает интонацией определенные моменты речи, утрирует эмоции: «Посмотри, какой большо-о-о-о-ой мячик!», «А кто такой краси-и-и-вый?»
Мама обращает внимание малыша на какой-то предмет или явление, эмоционально выделяя его из общего фона, и такими эмоциональными акцентами учит отличать существенное, значимое от второстепенного.
Разговаривая на baby-talk, мамы говорят медленнее, интенсивнее размахивают руками, создавая определенный ритм. В маминой речи появляется песенность, голос становится более высоким.
Со стороны материнская речь может выглядеть странной, бессмысленной и даже раздражать. Кажется, что «бибика» никогда не станет «машиной», «гав-гав» — «собакой», а ребенок, выросший на таких «беседах», никогда не повзрослеет. И многие мамы стесняются разговаривать именно так, думая, что это тормозит развитие малыша.
По форме материнская речь действительно регрессивная — мама как будто опускается на уровень ребенка, подстраивается под него. Зачем? Чтобы таким образом установить с ним контакт, научиться его понимать, говорить с ним на одном языке. А уже потом, объединившись с малышом, она потихоньку тянет его за собой, переводит на более высокий уровень. Поэтому сюсюканье, которое кажется каким-то анахронизмом, на самом деле играет необычайно важную, прогрессивную роль. Именно baby-talk способствует эмоциональному контакту, а значит, и интеллектуальному развитию ребенка.
Для ребенка важно, чтобы во время одевания, купания, прогулки мама с ним разговаривала, рассказывала, что происходит, чем они будут заниматься: «Сейчас мы будем кушать. Вот мама возьмет ложечку…», «А сейчас мама наденет тебе носочки, шапочку, и мы пойдем гулять в парк…» Мама озвучивает малышу действия, которые их объединяют, которые они будут выполнять вместе, — это помогает ему расслабиться и спокойно воспринимать не всегда приятные, но необходимые манипуляции. Он уже «замечает»: если надеваем комбинезон, скоро почувствуем свежий воздух. Так в младенчестве формируются ожидания в отношении других людей.
Мама не ждет, что малыш все поймет и запомнит. Она словно опережает его понимание, и такая «работа на опережение» невероятно полезна: ребенок начинает вслушиваться, пытается вникать, запоминать. Хорошо, когда мама называет ту или иную вещь, которая попадает в поле зрения ребенка: «Смотри, машина едет. А вот кошка спит».
Известно, что трехлетние дети могут воспроизвести сказки или стихи, которые они слышали от родителей в раннем возрасте, в отличие от тех детей, которые в два года прочитали что-то сами. Видимо, важен не только сюжет, но еще и интонации и эмоции, сопровождающие чтение и проясняющие содержание, которое маленький ребенок еще не способен осознать, когда читает «в одиночестве».
Это не значит, что надо беспрерывно загружать младенца информацией, превращаясь в «радио», за звуками которого нет настоящей душевной теплоты. Здесь обучение — побочный продукт: он возникает тогда, когда мама действительно увлечена общением, получает от него удовольствие, когда ей и правда интересно что-то рассказывать малышу, когда она искренне воспринимает его как партнера по диалогу. Комментируя все, что происходит с ребенком, мама фактически пересказывает, объясняет, описывает их общую жизнь. Они чувствуют себя единым целым, и это помогает малышу адаптироваться в своей «среде обитания».
В одном интересном эксперименте взрослый, стоя перед двухмесячным ребенком, на протяжении двух-трех минут имитировал артикуляцию, не произнося ни слова вслух. И младенец, глядя на его лицо, точно воспроизводил его мимику. Затем взрослый уже по-настоящему, вслух, произносил звуки, и малыш активно пытался их повторить. Но если взрослый говорил, закрывая лицо маской, малыш молчал. Почему?
То, что мы лучше воспринимаем речь, которая обращена непосредственно к нам, настолько очевидно, что, кажется, не нуждается в доказательствах: мы всегда чувствуем энергетику обращения «глаза в глаза». Однако по отношению к ребенку этот «постулат» почему-то не работает: мы считаем необязательным смотреть на малыша, когда что-то ему говорим. А между тем экспериментально доказано — обращение непосредственно к ребенку полезно для развития речи.
Дж. Каган и С. Тулкин сравнили поток информации, поступающий к младенцу, который воспитывается в детском доме, и к малышу, который растет в семье. По их наблюдениям, количество общих впечатлений в детдоме не меньше. Но большая их часть не адресуется ребенку персонально, остается для него «белым шумом», а потому и не достигает его сознания. В семье, напротив, информация персонифицируется, адресуется ребенку лично, в нужный момент и с учетом его состояния. Когда мама обращается к нему напрямую, он смотрит на ее лицо, подражает ее артикуляции, мимике и неосознанно учится правильно произносить звуки.
- Этот пальчик — в лес пошёл,
- Этот пальчик — гриб нашёл,
- Этот пальчик — занял место,
- Этот пальчик — ляжет тесно,
- Этот пальчик — много ел,
- Оттого и растолстел.
Так мама разговаривает со своим малышом, к их обоюдному удовольствию, сгибая и разгибая его пальчики, мягко массируя его ладошки. И здесь важен не только сам стишок, не только улыбка и голос мамы, но и «пальчиковая гимнастика» — она играет весомую роль в развитии речи.
В первый год жизни начинает формироваться и оттачиваться мелкая моторика — тонкие движения пальцев. Именно благодаря мелкой моторике малыш, подрастая, сможет застегивать пуговицы, собирать конструктор, держать ручку или карандаш, рисовать, играть на музыкальных инструментах. Но главное, мелкая моторика оказывает мощнейшее воздействие на развитие речи, ведь области коры головного мозга, отвечающие за движения пальцев и за речь, находятся очень близко друг от друга.
Специалисты из лаборатории М. М. Кольцовой провели эксперимент, доказывающий, что речевые области в коре головного мозга формируются под влиянием импульсов от пальцев рук. Малышей в возрасте шести недель разбили на три группы: сначала у всех записали биотоки мозга, затем у малышей первой группы тренировали правую руку, а у малышей второй группы — левую. Взрослый делал ребенку массаж кисти руки, сгибал и разгибал пальцы. С детьми из третьей группы тренировок не проводили.
Уже через месяц тренировок у детей из первой и второй группы отмечались высокочастотные ритмы в области двигательных проекций мозга (что свидетельствовало об их созревании), а через два — в будущей речевой области, в полушарии, противоположном тренируемой руке. Иначе говоря, тренировка пальцев рук на два с половиной месяца ускорила процесс созревания речевых областей — у правшей в левом полушарии, а у левшей — в правом.
Еще в одном эксперименте, целью которого было доказать связь между мелкой моторикой и развитием речи, детей, которые уже говорили, просили показать пальчик — сначала один, потом два, затем три. И оказалось, что те из них, кому удавалось повторить изолированные движения пальцами, хорошо говорят. А у малышей, которые говорят плохо, пальцы либо напряжены и сгибаются только все вместе, либо, напротив, вялые, ватные, не способные на отдельные, самостоятельные движения.
Недаром выдающийся педагог В. А. Сухомлинский писал: «Истоки способностей и дарований детей — на кончиках их пальцев… Чем больше мастерства в детской руке, тем умнее ребенок».
В разнообразных звуках, издаваемых младенцем, в его лепете нам трудно разглядеть зачатки речи. Но чем больше мы будем обращать на них внимание, прислушиваться, радостно откликаться, демонстрировать ребенку желание его понять, поощрять каждый новый звук и «вступать в разговор», тем быстрее они превратятся в полноценные слова и фразы.
Боулби описывает эксперимент Рейнолда, Гевирца и Росса, которые изучали, как изменяется частота «гуканий» грудных детей из дома ребенка после их поощрений взрослым с помощью улыбок, причмокиваний, поглаживаний по животику. Оказалось, что малыши в ответ на такие поощрения «гукали» почти в два раза чаще. Когда же поощрения прекратились, количество «гуканий» вернулось к первоначальному уровню.
Отбить у детей всякое стремление к общению и даже развить у них речевые дефекты очень легко. Приведу один пример — малоприятный, зато показательный. В 1939 году Уэнделл Джонсон из Университета Айовы (США) и его аспирантка Мэри Тюдор провели эксперимент с участием детей-сирот разного возраста из Давенпорта. Все они уже умели говорить. Детей произвольно разделили на две группы. Тех, кому повезло попасть в первую группу, исследователи хвалили, объясняя, как замечательно они говорят — чисто и правильно. А вот таких же детей из второй группы ожидали неприятные минуты: экспериментаторы намеренно высмеивали малейший недостаток речи каждого и в конце концов называли всех заиками. В результате у многих детей, никогда не испытывавших проблем с речью, но волею судьбы оказавшихся в «негативной» группе, появились симптомы заикания, которые сохранялись в течение всей их жизни.
Мы порой ссылаемся на эксперименты, где «бездушные экспериментаторы издеваются над детьми». И это, естественно, вызывает у нас возмущение. Но посмотрим, как мы ведем себя в повседневной жизни — и окажется, что иногда мы сами, к сожалению, проводим подобные «эксперименты». Каждый наверняка легко вспомнит случай, когда посмеивался над ребенком, над особенностями его речи, неспособностью выговаривать какие-то звуки. Но то, что мы воспринимаем как безобидную шутку, для малыша может стать настоящей драмой.
Как взрослые обычно реагируют на попытки младенца говорить? Есть две крайности. Первая заключается в том, что взрослые никак не откликаются и даже не пытаются ничего понять. Особенно это свойственно няням: они просто выполняют свою работу, кормят, гуляют, купают малыша в соответствии с режимом и предписаниями, и им незачем терпеливо «выслушивать» неразумное создание.
Другая крайность — когда взрослые понимают ребенка «слишком быстро», сразу бросаются выполнять его еще бессловесные требования и капризы.
Истина, как всегда, где-то посередине. Речь развивается, когда она зачем-то ребенку нужна. Он должен захотеть, чтобы на него обратили внимание, чтобы его поняли, выслушали, ответили ему. Это происходит только в том случае, когда мы поддерживаем его старания быть понятым, стимулируем те процессы, которые предшествуют речи: указательные жесты, лепет. Мы просим малыша показать, что он хочет, доброжелательно переспрашиваем: «Я не понимаю, что ты хочешь?» Крайне важно дождаться, чтобы малыш сам попытался что-то до нас донести, чтобы он иной раз даже выразил свое недовольство тем, что его не понимают, настойчиво пробубнил бы что-то. И только потом строить догадки о том, что же он хотел нам сказать.
Если мама мчится к ребенку, не выждав необходимую паузу, у него не возникнет необходимости говорить и добиваться того, что он хочет. Как в том анекдоте, когда мальчик не говорил до 16 лет, а потом вдруг произнес за обедом: «Борщ-то не соленый!» Его спросили: «А что ж ты раньше-то молчал?» — «А раньше соленый был».
Питательная языковая среда
Чтобы овладеть языком — понимать его и общаться на нем, ребенок должен находиться в так называемой языковой среде, то есть иметь возможность слышать речь.
Интересное исследование провели американские психологи Тодд Рисли и Бетти Харт. Они изучали, как родители разговаривают с ребенком в первые три года его жизни. Оказалось, что самые «разговорчивые» родители адресуют малышам в среднем 2100 слов в час, а «молчаливые» — только 600.
Рисли и Харт продолжили наблюдать за детьми и во время их обучения в школе. Дети проходили тесты на словарный запас и понимание прочитанного, и оказалось, что результаты тестов напрямую зависят от количества слов, которые они слышали в первые 30 месяцев своей жизни. Получается, что первый год — необыкновенно важное время для развития языковой компетентности детей.
Если для младенца так важно слышать человеческую речь, значит, можно включить ему аудиокнижку, а самим заняться своими делами? Увы, нет! Как показывают эксперименты, прослушивание таких записей эффективно только при соблюдении двух условий: первое — если у ребенка уже сформировалось желание понять, что говорят взрослые, и второе — если, слушая запись, он одновременно видит взрослого, который слушает аудиокнижку вместе с ним и эмоционально реагирует. Иными словами, такие прослушивания эффективны, только когда они включены в живое общение ребенка со взрослым.
Первый диалог
Когда мы относимся к младенцу как к партнеру по общению — разговариваем, обращаемся к нему, делимся впечатлениями, находимся с ним «на одной волне», мы решаем сразу несколько важных задач: устанавливаем с малышом эмоциональный контакт, который лежит в основе интеллектуального развития, погружаем его в «питательную языковую среду», чтобы он быстрее заговорил, знакомим с окружающим миром.
Но главное, мы закладываем фундамент нашего будущего взаимопонимания. Как ни странно, именно сейчас, когда малыш еще не умеет говорить, мы находим с ним общий язык, чтобы потом понимать друг друга без слов. В этом еще один парадокс этого удивительного года — первого в жизни нашего ребенка.
Глава 8
Эмоциональное развитие: что в наших силах?
Большинство из нас считает, что физическое и умственное развитие ребенка может определяться нашими усилиями. И чтобы не упустить время, мы начинаем в это вкладываться — обучать, развивать, тренировать малыша буквально с пеленок.
Но когда дело касается эмоциональной сферы, мы либо ее обесцениваем — ведь в моде рациональное мышление, либо подвергаем сомнениям саму возможность влияния: «уж какой уродился». Расхожий аргумент: даже в одной семье, в одинаковых, казалось бы, условиях, вырастают очень разные по своим эмоциональным проявлениям дети. В итоге мы сводим все к разговорам о темпераменте. Ведь что такое темперамент? Это врожденные качества, которые определяют нашу активность, энергетику, градус наших базовых эмоций: страха, гнева, радости, печали. Они влияют на наш характер, на нашу личность. И, конечно, эмоциональность ребенка зависит от его темперамента.
Но тогда что остается на долю родителей? Очень многое! Хотим мы того или нет, но с первых дней жизни малыша мы, сами того не замечая, оказываем огромное влияние на его эмоциональное развитие. И в дальнейшем мы будем «пожинать плоды» этого влияния.
Как в определенный период беременности формируются те или иные органы ребенка, так и в первый год жизни младенца закладываются основы его эмоциональной сферы: базовый эмоциональный фон, положительный или отрицательный, который сохранится у ребенка на всю жизнь; понимание эмоций — своих и чужих; эмоциональная устойчивость — умение управлять собой в трудных ситуациях.
Если мы хотим, чтобы наши дети росли открытыми, стрессоустойчивыми, способными радоваться, общаться, дружить, интуитивно чувствовать ситуацию, принимать решения — а все это напрямую связано с эмоциональной сферой, — стоит разобраться, как мы, родители, можем на это повлиять целенаправленно.
Эмоциональный фон
Легко заметить, что одни малыши почти всегда пребывают в хорошем, приподнятом настроении, они открыты миру, активны, улыбаются, с удовольствием общаются, играют с новыми предметами. Другие, напротив, чаще бывают в дурном расположении духа, капризничают, они ранимы и впечатлительны, засыпают и просыпаются со слезами, их тяжело накормить, искупать, вывести на прогулку. Любая мелочь вызывает бурю эмоций, сопротивление, слезы: не та игрушка, не та соска, не та формочка, мама отошла слишком далеко.
Безусловно, частая смена настроения характерна для всех детей: кажется, минуту назад ребенок выглядел радостным, веселым, удовлетворенным, а потом вдруг слезы, истерика. Но какое-то из этих состояний станет доминирующим и будет преобладать уже во взрослой жизни, то есть станет базовым эмоциональным фоном. Все потому, что младенец необычайно восприимчив к эмоциям, исходящим от взрослых, и впитывает их в себя, словно губка. Что мы можем сделать для создания у малыша положительного эмоционального фона?
В 1980-е годы Эдвардом Троником был проведен эксперимент под условным названием «каменное лицо». Суть в следующем: маму или папу просили поиграть с их трехмесячным малышом, а потом на время прекратить общение, продолжая смотреть на ребенка с застывшим выражением лица или отсутствующим видом. Как реагировали дети? Сначала поведение родителей вызывало у них удивление, затем они пытались привлечь внимание взрослого — улыбались, гулили, двигались, но уже через несколько минут отворачивались. Дети выглядели удрученными, испуганными, они хныкали, плакали, у кого-то текли слюни и появлялась икота. Что же так расстроило малышей? Ведь их мамы и папы никуда не делись. Да, родители оставались рядом, но они внезапно, в нарушение всех ожиданий ребенка стали эмоционально недоступными — перемена, с которой младенцам было трудно смириться. «Каменное» лицо родителей было для них сильнейшим стрессом. Младенец зависит от нас: для него отношение близкого взрослого — вопрос выживания, гарантия помощи и защиты. Все, что угрожает нашему контакту, угрожает его жизни. Установить и удерживать контакт со своим взрослым, нравиться ему — вот главная забота ребенка. Все остальное — потом. Поэтому-то так влияет на младенца выражение лица родителей.
Для младенца нет ничего важнее и приятнее, чем общение с любящим взрослым: от того, как часто с ним общаются, зависит его ежедневная «порция счастья». Мама обнимает, ласкает, щекочет, смешит, играет с малышом и тем самым «накачивает» его положительными эмоциями. Благодаря этому день за днем ребенок ощущает радость жизни. И это имеет огромное значение, ведь радости невозможно научить, ее можно только познать.
Интересный эксперимент провели отечественные психологи. Они наблюдали за тремя группами детей в возрасте от двух недель до года: в первой были младенцы из дома ребенка, не имеющие близких взрослых; во второй — малыши-сироты, которых навещали близкие; в третьей — дети из благополучных семей. Малыши в каждой группе были с разным темпераментом, так что этот фактор не влиял на результаты эксперимента, а они впечатляют.
Уже в первом полугодии дети из второй и третьей групп показали себя более эмоциональными, чем малыши из первой группы. Домашние дети и те, кто общался с близкими, улыбались взрослому, выразительно на него смотрели, смеялись, восторженно вскрикивали, оживленно двигались. К шестому месяцу в их «репертуаре» появились новые эмоции: смущение, кокетство, настороженность. Малыши из первой группы подобных эмоций, увы, не проявляли.
Во втором полугодии различия стали еще более явными. Дети, которые росли в семье и общались с близкими, пытались привлечь взрослого к общению, приласкаться, радостно лепетали, улыбались в ответ на улыбку. А вот у малышей-сирот из первой группы эмоции не стали разнообразнее, ведь им не приходилось «пользоваться» своими эмоциями для воздействия на взрослого — отсюда и бедность эмоциональных проявлений.
Подобных экспериментов много, и все они показывают, что эмоциональная сфера ребенка, палитра его эмоций, его эмоциональный фон не развиваются сами по себе, что взрослый, общаясь с ребенком, может на них воздействовать, и чем насыщеннее это общение, тем больший вклад мы в них вносим.
Любые эмоции, которые испытывает ребенок, положительные или отрицательные, закрепляются в его опыте и «интерпретируются» в зависимости от того, как на них реагирует мама. Если она обращает внимание на малыша, только когда он кричит, плачет, чем-то недоволен, то он очень быстро научится использовать эти эмоции для привлечения внимания. А если мама будет откликаться и на проявления радости, на улыбки, смех, поддерживать их и радоваться в ответ, именно они станут «мостиком», через который малыш будет устанавливать контакт с другими людьми.
Не меньшее значение для формирования эмоционального фона ребенка имеет и та атмосфера, в которую он погружен и которую воспринимает как бы пассивно. В первый год жизни, а особенно в первые месяцы, малыш и мама составляют практически одно целое. Младенец чувствует ее настроение благодаря невербальным сигналам и моментально его впитывает, перенимает, «заражается» ее эмоциями. Когда мама спокойна, расслаблена — и ребенок спокоен, когда она встревожена, нервничает, не находит себе места — и малыш весь день не спит, капризничает, отказывается от еды.
Можно сказать, что настроение ребенка — это настроение мамы, а оно бывает разным. И здесь есть интересный парадокс: в тот период, когда эмоциональный фон малыша больше всего зависит от мамы и ему требуется постоянный контакт с ней, обмен эмоциями, богатство впечатлений, мамы бывают наиболее пассивны, печальны, раздражены. Особенно ранимы они после родов, ведь появление на свет младенца в корне меняет их привычную жизнь. В какой-то степени женщина становится «обслуживающим персоналом» для крошечного существа, которое постоянно чего-то от нее требует, но что именно, она порой не может понять. Повторение одних и тех же рутинных действий создает ощущение, что этот «день сурка» будет длиться вечно. Плохое самочувствие, усталость, недостаток внимания со стороны других членов семьи — все это усугубляет негативные переживания: уныние, апатию, злость, обиду.
Что же делать? Постараться понять несколько простых и очевидных вещей. Во-первых, в таком состоянии нет ничего необычного — подобные чувства испытывают почти все молодые мамы. Во-вторых, это временно. Понимание того, что настанет момент, когда это закончится и все будет совсем по-другому, тоже дает силы. Если мы встали на эту дистанцию, нужно ее пройти — и пройти достойно. И, наконец, в-третьих: не только то, что мы говорим и делаем, но и то, что мы чувствуем и думаем, сказывается на малыше. Все, что от нас исходит, прямым попаданием бьет по ребенку. При этом маме не обязательно контактировать с малышом непосредственно: она может разговаривать по телефону, обсуждать что-то с мужем, смотреть телевизор, наводить порядок в доме и т. д. Но что бы она ни делала, вокруг нее всегда есть некое «энергетическое поле» со своим «радиусом действия».
Безусловно, мама имеет право на любые чувства и переживания, но надо помнить, какое влияние они оказывают на ребенка, какие сложные механизмы запускают в его эмоциональной сфере. Если мы задумаемся о последствиях, то, возможно, будем лучше контролировать свои нежелательные эмоции, держать себя в руках, начнем спокойнее решать возникающие проблемы. Конечно, мама не должна изображать, что она всегда «бодра и весела». Такая симуляция вредна и для нее, и для малыша. Позитивный эмоциональный фон у ребенка формируется только тогда, когда положительные эмоции мамы не вымучены, естественны.
У каждого ребенка есть потребность в эмоциональном контакте с родителями. Американский психиатр, специалист по семейным отношениям Росс Кэмпбелл называет это своеобразным «эмоциональным резервуаром», и «только если резервуар полон, ребенок может быть счастлив, ему удается достичь своего наивысшего потенциала в развитии».
Этот резервуар наполняется в самом раннем возрасте: с одной стороны, благодаря целенаправленным усилиям мамы — ее заботе о малыше, любви, объятиям, поцелуям, а с другой — благодаря атмосфере, царящей в доме, — маминым эмоциям, ее настроению.
Сегодня много пишут о биохимии и о том, что настроение человека определяется его гормональным фоном. Но ведь гормоны вырабатываются в том числе и под влиянием внешних факторов. Мама улыбнулась малышу — и его сердце забилось чаще (что фиксируют приборы во время экспериментальных наблюдений), он улыбнулся в ответ — и такая же реакция возникла у мамы. Положительные эмоции стимулируют в организме младенца выработку бета-эндорфинов, функция которых — в естественной помощи при болях, в борьбе с депрессией. К тому же бета-эндорфины — это так называемые природные опиаты, отвечающие за ощущение удовольствия. Каким будет гормональный фон малыша, в значительной степени зависит от качества общения с мамой. Так сама природа помогает нам формировать положительный эмоциональный фон у ребенка.
Оптимизм тоже уходит своими корнями в раннее детство. И наше восприятие событий — «стакан наполовину полон или наполовину пуст» — зависит от того, наполнен ли наш «эмоциональный резервуар» положительными эмоциями, хватает ли нам того запаса энергии и позитивного настроя, который мы получили еще в младенчестве.
Понимание эмоций
Современные дети и подростки плохо «читают» лица. А между тем неумение распознать базовые эмоции, неспособность сопереживать, прогнозировать реакции и поведение других и в зависимости от этого принимать решение — основная причина трудностей в общении и неприятия ребенка сверстниками. Ученые считают, что истоки проблемы надо искать в младенчестве, так как в этом возрасте начинает развиваться эмоциональный интеллект. Что нужно делать, чтобы его развивать? На что мы должны обратить внимание в первую очередь?
Уже при появлении на свет у ребенка есть все необходимое для развития способности к пониманию чужих чувств и эмоций. В мозгу каждого человека за это отвечают особые нейроны — зеркальные. Их обнаружила группа итальянских ученых во главе с Джакомо Риццолатти в 1990-х годах. А зеркальными эти нейроны были названы потому, что благодаря им в нашей психике отражается состояние другого человека или его действия. Например, нам хочется зевнуть, когда рядом кто-то зевает, улыбнуться, когда кто-то улыбается, у нас напрягаются мышцы, когда мы видим, что кто-то падает. Зеркальные нейроны «включаются» во время подобных действий — и мы понимаем, что именно делает человек, можем предугадать, что он будет делать дальше, и повторить его действия. Именно поэтому возможны процессы подражания, овладения языком, сопереживания.
Как проявляют себя зеркальные нейроны у новорожденных? Уже в первые недели после появления на свет малыши пытаются, глядя на лицо взрослого, имитировать улыбку, печаль или удивление. Ребенок растягивает губы, когда видит счастливое выражение лица мамы, открывает глаза и рот в ответ на удивленное лицо папы, выставляет вперед нижнюю губу, заметив печаль в глазах бабушки, и т. д. По выражению лица младенца можно догадаться о том, что «написано» на лице взрослого, на которого он смотрит. Это было продемонстрировано в одном исследовании, в котором новорожденный в возрасте трех недель открывал рот и высовывал язык, когда эти действия совершал стоящий к нему лицом взрослый.
Но у младенца есть лишь «базовый набор» зеркальных нейронов, которому еще предстоит развиться в полноценно функционирующую систему. И развиваются нейроны не сами по себе, а при активном участии взрослых. Здесь действует тот же принцип, что и с остальными нейронными связями, — «Используй или потеряешь!».
«Настроить» чувствительный мозговой «аппарат» младенца помогает чуткое и внимательное отношение мамы. То, как она распознает эмоции ребенка и отвечает на них, то есть насколько она сама «настроена» на малыша, играет решающую роль в развитии его способности понимать эмоции других — ведь для начала малыш должен почувствовать, что понимают его.
Американский психиатр Дэниел Штерн ввел в связи с этим термин «аффективная настройка», который означает способность матери не столько копировать эмоции младенца, сколько подстраиваться под темп и интенсивность его эмоциональных проявлений. К примеру, ребенок визжит от радости, и мама поддерживает эту радость: легонько встряхивает его, воркует с ним или разговаривает, повысив голос до тех же «регистров», которые использует в этот момент малыш. Штерн изучал такие взаимодействия со скрупулезной точностью, часами снимая на видеопленку матерей с младенцами.
Мама повторяет звуки и мимику малыша, выступая своеобразным «зеркалом», «эхом». Она дает ему психологическую обратную связь, тем самым развивая его способность к пониманию собственных эмоций. Например, когда малыш находится на руках у мамы, сытый и довольный, он смотрит на маму — и она ему улыбается.
В процессе общения мама обычно называет свои чувства и чувства ребенка. И здесь важна «точность попадания», иначе между внутренним состоянием и его названием формируются ошибочные связи. Например, малыш только что поел, он спокоен и умиротворен, расслаблен, а мама его тормошит: «Ты такой вялый, недовольный, что тебе не нравится?» Ребенок получает от мамы сигналы, которые не соответствуют его внутренним ощущениям, и не учится понимать свои эмоции, а значит, с трудом будет распознавать и чужие.
А благодаря тонкому «настрою» мамы ребенок на подсознательном уровне чувствует, что его эмоции находят отклик, что его понимают и принимают, и постепенно у него формируется ощущение, что другие люди тоже могут и готовы разделить его чувства.
Младенец постепенно учится распознавать эмоции благодаря постоянному контакту с мамой. Он вглядывается в мамино лицо, в ее глаза. Он видит маму разной — не только веселой, радостной, заинтересованной, удивленной, но и усталой, безразличной, тревожной, грустной, раздраженной и даже испуганной.
Но научиться понимать эмоции можно только тогда, когда эти эмоции подлинные, не наигранные, когда выражение лица, интонация соответствуют тем чувствам, которые на самом деле испытывает человек.
Мы же, взрослые, часто пытаемся скрыть свои истинные чувства за маской доброжелательности: испытывая злость, раздражение, агрессию или печаль, мы говорим «да все нормально», «нет проблем». При общении с маленьким ребенком такие несоответствия приводят к тому, что у него «сбивается мушка»: малыш не будет знать, чему «верить», не научится соотносить сами эмоции и их внешнее проявление.
Еще пагубнее влияет на детей общение с нянями, которые по указанию родителей носят медицинские маски, чтобы, не дай бог, не заразить малыша. Ребенок не видит их лиц, а значит, блокируется невербальный канал общения — основной канал, благодаря которому мы узнаем о чувствах других. От таких нянь, которые не проявляют по отношению к малышу никаких чувств, он вряд ли получит впечатления, в которых так нуждается, а значит, его эмоциональная жизнь будет крайне бедной.
Иными словами, база для понимания эмоций в виде зеркальных нейронов — еще не гарантия того, что любой из нас будет правильно распознавать состояния и переживания других. Сеть зеркальных нейронов создается и расширяется благодаря атмосфере, в которую погружен ребенок с самого рождения, и под влиянием тесного общения с мамой, которая настраивается на малыша, учится его понимать и открыто выражает свои эмоции.
Эмоциональная устойчивость
Мы хотим, чтобы дети росли эмоционально устойчивыми: терпеливыми, способными адекватно воспринимать отказы — наши «нет» и «нельзя», уравновешенными, контролирующими себя. Безусловно, это важноекачество во многом зависит от особенностей темперамента. Даже очень маленькие дети различаются по тому, как легко меняется их поведение в ответ на изменившиеся обстоятельства и насколько сильно они на эти изменения реагируют. Но и мы, родители, можем внести свою лепту в формирование у ребенка эмоциональной устойчивости еще в период младенчества.
Мама для ребенка — не только источник любви и заботы, но и образец для подражания: он усваивает те способы эмоционального реагирования, которые мама демонстрирует в неприятных ситуациях. Типичный пример: трехлетний малыш не может открыть коробку и с силой швыряет ее об пол, отказываясь попытаться еще раз. Точно так же вела себя мама: когда у нее не получалось починить сломанную игрушку сына, она с раздражением бросала ее, а потом покупала новую. А если мама привыкла решать проблемы слезами — она заплакала, и муж тут же исполнил ее желания, — ребенок быстро усвоит, что плачем можно многого добиться.
В стрессовой ситуации мамы ведут себя по-разному: одна слишком раздраженно реагирует на незначительные события, паникует, суетится, кричит, другая, напротив, не замечает чего-то важного, на что стоило бы обратить внимание, а третья старается спокойно найти выход из трудного положения. В любом случае стоит помнить, что малыши очень чувствительны не только к словам, но и к нашим скрытым сигналам. Они внимательно следят за нами и исподволь перенимают наш стиль поведения.
Основное, что делает мама для формирования эмоциональной устойчивости малыша, — заботится о нем, нянчится с ним. Например, определенным образом отвечает на его крик.
Что такое крик младенца? Многие воспринимают его как негатив, направленный против нас, некоторые думают, что малыш делает это нам назло, пытается вывести нас из себя. Часто даже можно услышать: «Да он издевается надо мной!» Но своим криком младенец лишь пытается как-то приспособиться к жизни в этом мире, реагирует на неприятные ощущения — голод, холод, шум, яркий свет — и призывает нас помочь ему. Поэтому крик и слезы ребенка должны вызывать у нас сочувствие, а не раздражение, желание понять, о чем он нас просит. Для него крик — это пока единственный способ изменить ситуацию, найти того, кто его услышит и придет на помощь.
Мама может отвечать на этот призыв по-разному, в зависимости от своего характера, опыта, выбранной «концепции воспитания». Можно выделить три возможные реакции: игнорирование, сверхзабота и утешение. От реакции мамы во многом зависит, по какому сценарию будет развиваться система эмоциональной регуляции ребенка.
Игнорирование. Малыш кричит, а мама не всегда торопится к нему подходить. Что ему остается делать? Как-нибудь приноровиться. Например, он может покричать-покричать и заснуть, отключившись от неприятных ощущений. Или поменять «объект желания» и начать сосать собственный кулачок вместо материнской груди. Или изменить свою эмоциональную реакцию и вместо радости от появления мамы проявлять по отношению к ней агрессию — кусать ее грудь. Все это предвестники первых механизмов психологической защиты: отрицания, замещения и проекции.
Сами по себе механизмы психологической защиты несут очень важную функцию: они ограждают нас от дискомфорта, снижают напряженность, тревогу, страх и тем самым помогают приспособиться к ситуации. Но при этом они должны быть развиты в меру.
Когда близкие не просто время от времени игнорируют потребности малыша, а почти всегда холодны и безразличны по отношению к нему, его эмоциональная устойчивость развивается за счет выстраивания слишком жестких защит. Те защитные стратегии, которые формируются в раннем детстве, имеют тенденцию сохраняться. И уже повзрослев, мы начнем отгораживаться от окружающих высокими «защитными редутами», перестанем улавливать настроение других людей, замечать симпатию или агрессию по отношению к себе. Кажется, что в тяжелых защитных «латах», которые мы на себя надели, мы неуязвимы, но все как раз наоборот: мы становимся неповоротливы и невосприимчивы к поступающим извне сигналам, можем пропустить какую-то важную информацию, не заметить угрозы, и в опасной или стрессовой ситуации не успеваем подготовиться и адекватно отреагировать.
Сверхзабота. А вот другой сценарий, прямо противоположный. Мама проявляет сверхзаботу: откликается на крик моментально, без паузы, или настолько предупредительна и предусмотрительна, что все потребности ребенка удовлетворяет заранее, еще до их возникновения (вспомним «маму-слугу»).
У малыша, окруженного такой сверхзаботой, уровень психологической защиты, как правило, очень низкий. Ребенок растет чересчур ранимым, впечатлительным, не способным терпеть, переносить малейший дискомфорт, а потому проявляет неудовольствие всякий раз, когда что-то вдруг идет не так, как бы ему хотелось. Таких детей называют еще капризными. Именно они закатывают истерики в магазинах, сбрасывают со стола не понравившуюся еду, не дают взрослым пообщаться — топают ногами, хнычут, тянут за рукав.
Утешение. Чаще всего мама старается отвечать на крик малыша своевременно и «по делу», утешать его, спокойными, разумными действиями снижать дискомфорт и повышать уровень комфорта. Внешний дискомфорт достаточно легко регулируется, если мы понимаем, чт ребенку не нравится: холод, шум, мокрые пеленки. Причину внутреннего дискомфорта (болит живот, режутся зубки) устранить сложнее, и все-таки мы можем повлиять на ощущения малыша — поносить его на руках, положить на теплую пеленку или искупать в ванночке. Еще лучше помогают успокоиться ритмичные и повторяющиеся действия: кормление, укачивание. Когда мы так утешаем ребенка, он понимает, что неприятные состояния управляемы.
«Контейнировать» эмоции. В психологии есть термин «контейнирование»: мама, реагируя на крик ребенка, «перерабатывает» его отрицательные эмоции, но сама ими не заражается — не отвечает агрессией на агрессию, страхом на страх. Например, малыш плачет, мама подходит к нему и говорит: «Солнышко, ты плачешь, у тебя болит животик. Сейчас я его поглажу, возьму тебя на ручки, покачаю, тебе сразу станет легче». То есть она использует успокаивающие, ободряющие интонации, комментирует свои действия, объясняет, что будет дальше. Очень важно, чтобы мама сумела почувствовать, чт испытывает ребенок, зеркально отразить его эмоции с помощью мимики, тона своего голоса, посочувствовать ему. Но его страдание не должно переходить в ее страдание. Если мама отслеживает изменения в состоянии ребенка и быстро отвечает на них, восстанавливая его эмоциональное благополучие, малыш со временем научится замечать, осознавать свои эмоции, будет относиться к ним как к вызывающим уважение ориентирам и не будет их бояться. Так мама выступает своего рода эмоциональным тренером: она находится рядом, настраивается на одну волну с малышом и помогает ему в переходе на следующий уровень эмоционального взросления.
Если мама не научилась справляться с собственными отрицательными эмоциями, ей будет непросто выносить негативные эмоции ребенка. Они вызывают у нее сильный стресс и желание поскорее избавиться от этих переживаний, даже не пытаясь в них разобраться. И малыш научится тому, что весь «негатив» надо держать при себе, избегать его проявлений, отрицать сам факт наличия у него «неправильных» чувств и эмоций, так как это может расстроить и разозлить маму.
Использовать «метод паузы». Когда мама игнорирует крик младенца, его потребности удовлетворяются слишком поздно, а когда она чересчур заботлива — слишком рано. Оптимальный вариант — реагировать с небольшой задержкой. Сколько должна длиться такая задержка, знает только сама мама. Заботясь о малыше, она учится понимать, когда он может подождать и потерпеть, а когда нужно бежать к нему немедленно. У каждого ребенка своя степень чувствительности и восприимчивости, и только человек, который находится с ним постоянно, изо дня в день, может это прочувствовать и обеспечить подходящие иенно для него условия комфорта, безопасности и стабильности.
По мере взросления младенца можно уже не бросаться к нему по первому зову. Если мама хватает его на руки, едва он заплачет, она не успевает понаблюдать за ним, а если не наблюдать, то невозможно определить, в чем он действительно нуждается, что его тревожит: голод, мокрый подгузник или боли в животе. Пауза между зовом и реакцией нужна, чтобы послушать и понять, что малыш пытается сообщить своим плачем, и не реагировать автоматически. Ведь прежде чем ответить, надо выслушать вопрос.
Если между «запросом» младенца и нашим «ответом» есть пауза, «зазор», малыш испытывает так называемую оптимальную фрустрацию. Это небольшое разочарование не травмирует психику ребенка, а, напротив, делает ее более устойчивой. Поэтому познакомить малыша с фрустрацией — важная задача родителей. Но делать это надо постепенно, последовательно и с любовью. Научить детей ждать очень трудно, но необычайно полезно: умение ждать — не просто навык, а краеугольный камень воспитания эмоциональной устойчивости. Ребенок начинает понимать, что взрослый не может все время быть рядом, постоянно играть, развлекать его и тут же выполнять любые его желания. «Мамина пауза» учит ребенка управлять своими импульсами. Но и в этих паузах нужно не терять контакта с малышом.
У Агнии Барто есть стихотворение «Разговор с мамой», которое прекрасно иллюстрирует эту ситуацию:
- Сын зовет: — Агу, агу! —
- Мол, побудь со мною.
- А в ответ: — Я не могу,
- Я посуду мою.
- Но опять: — Агу, агу! —
- Слышно с новой силой.
- И в ответ: — Бегу, бегу,
- Не сердись, мой милый.
Американский ученый Уолтер Мишель считает, что каждый ребенок обладает навыком ждать и реализует его, если родители дают такую возможность.
Пытаясь убедить одного из пап в необходимости учить ребенка терпению я рассказала ему о знаменитом «зефирном» тесте Уолтера Мишеля. В ходе этого эксперимента четырехлетнему ребенку предлагали зефир и выбор: съесть одну штуку сразу или подождать, пока вернется экспериментатор, и получить две. Из 653 детей, принимавших участие в эксперименте в 1960–1970-е годы, только треть продержалась 15 минут до прихода ученого. Большинство вытерпели лишь 30 секунд, а некоторые хватали зефир еще до того, как экспериментатор успевал договорить. В середине 1980-х Мишель сравнил, есть ли разница между тем, как ведут себя «терпеливые» и «нетерпеливые» дети уже в подростковом возрасте. Оказалось, что те, кто в четыре года удержался и не съел зефир, выросли более сосредоточенными, рассудительными, волевыми, уверенными в себе. Они смело принимали вызов, сталкиваясь с проблемами, и решали их, не сдаваясь даже перед лицом серьезных трудностей. Еще через десять лет они по-прежнему сохраняли способность отсрочивать удовольствие, стремясь к достижению своих целей. Они же были более успешны в учебе, лучше формулировали свои мысли, логически рассуждали и стремились учиться.
Получается, пауза имеет огромное значение для формирования эмоциональной устойчивости: у ребенка появляется базовая уверенность, что любая проблема будет решена, пусть и не сразу, что он будет услышан, что все будет хорошо. Эта уверенность, полученная в раннем детстве, помогает ему и потом терпеть и ждать.
Эмоционально устойчивый человек — как ванька-встанька: у него внутри есть что-то, что не позволяет ему упасть, он каждый раз поднимается, он способен держать равновесие во время «качки». Это важное качество складывается, «выплавляется» из индивидуальных особенностей ребенка и опыта общения с мамой и другими близкими взрослыми. Если мама была чуткой, терпеливой и сама демонстрировала эмоциональную устойчивость, то и способы эмоциональной регуляции малыша будут более надежными. Впоследствии они переходят в привычки, что помогает нам реагировать на многие раздражители автоматически.
В наших силах!
Первый год жизни ребенка — это целая эпоха. Именно в этом возрасте начинается становление его эмоциональной сферы, его характера, его личности. И какой будет его эмоциональная жизнь — богатой или бедной, яркой и насыщенной или унылой и серой, научится ли ребенок понимать других людей, сможет ли быть эмоционально устойчивым — все это в значительной мере зависит именно от нас, от нашей душевной щедрости, нашего внимания, терпения и чуткости.
Когда мы находимся с ребенком, общаемся, наблюдаем за ним, а он — за нами, происходит формирование всех важных составляющих его эмоциональной сферы. И одновременно с этим возникает еще одна «прибавочная стоимость». Мы часто повторяем, что «хотим вырастить наследника», но редко задумываемся о том, что стоит за этими словами. А ведь вырастить наследника — значит сформировать единую с родителями эмоциональную реакцию на важные события. Например, мама, отец и сын одно и то же считают прекрасным, реагируют восторженно, эмоционально приподнято, позитивно, а что-то другое воспринимают как ужасное, трагическое, опасное. Это значит, что у них есть совместное переживание, подлинная эмоциональная связь, общие ценности. Чтобы такие ценности, такое общее понимание появились, малышу необходимо получать от нас постоянную эмоциональную подпитку.
Конечно, нельзя все, что происходит с ребенком, связывать с собой. Младенец — это не чистый лист, на котором мы можем написать все, что посчитаем нужным. Поэтому на вопрос, можем ли мы своим влиянием определить эмоциональность ребенка на сто процентов, ответим — нет, не можем. Любой человек обладает своими индивидуальными особенностями, своим темпераментом. Но можем ли мы повлиять на это достаточно серьезно? Да, безусловно, можем!
Часть III
Няня
Глава 9
Как выбрать «свою» няню?
Мама незаменима. Но бывает и так: по тем или иным причинам она не может полностью посвятить себя ребенку даже в первый год его жизни. У нее просто нет выбора, и приходится часть своих забот перекладывать на плечи няни. И тогда встает непростая задача — найти именно «свою» няню.
Ситуацию с выбором няни сегодня иначе как парадоксальной не назовешь. С одной стороны, хорошую найти трудно — недаром все жалуются на своих нянь. С другой стороны, предложений масса: обратимся в любое агентство по подбору домашнего персонала, и нам предоставят целую картотеку желающих получить место. Нам останется только прочитать резюме, взглянуть на фото и встретиться с претенденткой. Но если мы и на это не готовы тратить время, агентство пришлет нам няню по своему выбору — что называется «под ключ», «с доставкой на дом», обязуясь заменить ее по первому требованию.
Такая легкость и доступность сбивает нас с толку — мы перестаем ощущать важность момента и начинаем относиться к найму няни как к обычной платной услуге. А между тем процедура отбора — это сложная, ответственная работа, требующая времени, терпения и серьезной предварительной подготовки.
На трех китах
Перед тем как приступить к «кастингу» нянь, нам нужно сделать три вещи: во-первых, понять, зачем нам няня; во-вторых, подумать, какие личностные и профессиональные качества мы хотим в ней видеть; в-третьих, настроить себя на тщательный и бескомпромиссный отбор.
Вопрос о том, какую роль мы отводим няне, — определяющий. От того, как мы на него ответим, будет зависеть все остальное: и критерии отбора, и требования к кандидатам, и «функционал» няни, и система наших с ней взаимоотношений.
Кто нам нужен? «Вторая мама» для ребенка или помощница по уходу за малышом? Возможны оба варианта. Но это абсолютно разные роли. Поэтому надо быть максимально откровенными с самими собой. Что мы хотим: перепоручить ребенка няне и заниматься другими делами или все-таки быть с малышом постоянно, а няня будет нам помогать?
Я акцентирую на этом внимание, потому что иногда мамы подбирают себе помощницу, а потом фактически отдают ей свою роль — роль мамы. Но даже себе в этом не признаются. Значит, надо сразу провести границу и обозначить хотя бы для себя этот водораздел.
Роль «второй мамы» предполагает, что няня не просто нанимается на работу, а берет на себя материнские функции. И тогда мы должны искать добрую, терпеливую женщину, которая сможет полюбить ребенка — и не какого-то абстрактного «ребенка вообще», а именно нашего малыша, полюбить искренне и нежно, нянчить его, пестовать день и ночь. Найти такую няню, способную на служение, на самоотдачу, крайне сложно, но возможно, если такую задачу себе поставить.
Мы же сосредоточим свое внимание на выборе и оценке няни-помощницы, так как именно это в наше время наиболее востребовано.
Когда мы понимаем, на какую роль берем няню, проще обрисовать и требования к ее личности, происхождению, опыту, образованию.
Няне предстоит делать, на первый взгляд, совсем простые вещи: менять ребенку подгузники, купать, кормить, гулять. Поэтому мы порой воспринимаем ее как функцию и не более того. Но от личности этой женщины, от ее характера, темперамента во многом зависит, в какой атмосфере будет расти наш малыш. Значит, мы должны искать человека, который подойдет именно нам, нашему ребенку, — ведь мы берем няню не на неделю и не на месяц.
Конечно, маме хочется, чтобы помощница отвечала ее представлениям об идеальной няне — аккуратной, профессиональной, грамотной. А еще неплохо бы ей не ронять посуду, не дерзить хозяйке, и вообще быть стройной, изящной, чтобы «вписаться в интерьер», и т. д. Но так, увы, не бывает.
Поэтому стоит поразмышлять и набросать в общих чертах реалистичный портрет будущей няни. Пусть «картинка» пока получится не очень четкой и конкретной, но в результате этих размышлений мы, по крайней мере, будем понимать, какого человека хотим видеть рядом со своим ребенком. Ведь у каждого свои предпочтения и антипатии.