Город холодных руин Ньютон Марк

Глава четырнадцатая

Джерид вспомнил, что у Нандзи сегодня выходной – не столько из-за ее отсутствия, сколько потому, что его стол потонул в хаосе бумаг. В этом беспорядке он и провел первые утренние часы, погрузившись в глубокую задумчивость. Хотя нет, не совсем так. Полчаса он провел, наслаждаясь роскошным завтраком, его аппетит подогрела вчерашняя попытка сесть на диету, о которой он пожалел, едва первый голодный спазм скрутил его желудок.

Внимательно прочитав рапорты о преступлениях, совершенных в городе минувшей ночью, он подошел к стене с картой и стал помечать на ней места, где за последние месяцы пропадали люди. Затем, исследовав надписи и линии на карте, он решил сам посетить эти места. И протянул руку к плащу и широкополой шляпе.

Он был уже готов к выходу, когда в его кабинет вошел коллега, молодой серый румель по имени Йорджи, и бросил ему на стол письмо. Бездельник Йорджи казался ему типичным представителем здешней инквизиции: собственный круг общения заботил его куда больше, чем работа.

– Что это? – Джерид кивнул на письмо – он всегда скептически относился к официальным бумагам.

– Приглашение, – ответил Йорджи. – Кое-кто из высших чиновников развлекается время от времени в цитадели по приглашению Лутто. Вас, как опытного профессионала из Виллджамура, видно, тоже сочли важной шишкой. Неплохо бы вам туда сходить, сэр, людей повидать, себя показать, понимаете? Вам надо слегка расслабиться, Румекс. Войны, говорят, все равно не избежать, так радуйтесь жизни, пока можно, как делают все в городе.

Как делают все ваши неумехи-следователи.

Точнее о местной инквизиции не скажешь. Джерид натянуто улыбнулся, и серый румель вышел из комнаты. Однако следователь задумался: не стоит ли ему в самом деле наведаться на вечеринку, потереться среди местной публики, может быть, завести новых знакомых. Если у него есть в этом городе какое-то будущее, то союзники ему не помешают. А вдруг и его затянет в водоворот легкой жизни, которая так по душе всем местным?

Яркий день. Высоко в небе красное солнце медленно описывает дугу в его южной части. Улицы чистят от снега культистской водой. Столбики пара то и дело вырываются из-под мостовой – система обогрева огненным зерном делает свое дело, дает людям тепло. Джерид все дивится на нее и недоумевает: что мешало проложить такую же в Виллджамуре? Бюрократия, конечно. Ну и свистопляска у власти – сначала на троне сидел псих, который не принимал никаких решений, потом его сменила дочь, которую тут же подставил и посадил в тюрьму негодяй Уртика. Уж этот наверняка сейчас вовсю наслаждается выгодами своего нового положения. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем империя официально поменяет название, точнее, прежде чем новое название дойдет до здешних мест. До сих пор изменилось лишь одно: вышел приказ помечать все государственные бумаги новыми буквенными символами.

– Уртиканская империя, – буркнул он; слова оставляли привкус горечи во рту. В Виллджамуре сейчас их, поди, твердят точно мантру.

Приспосабливаться к здешней жизни ему было мучительно сложно: это был город гедонистов, либеральное, едва ли не распущенное общество, не знающее жесткой системы столичных законов. Ему то и дело попадались на глаза магазины, где продавали то, чего он не одобрял, – новый наркотик, к примеру, – или на улицах до его слуха доходили фразы, чрезмерно вульгарные на его вкус. Люди здесь не привыкли терпеливо стоять в очередях. Они расталкивали друг друга локтями. Здешние женщины отличались невероятным нахальством. В подворотнях стояли шлюхи, их зазывные улыбки намекали едва ли не на усталость от того образа жизни, который они вели.

Выучив настенную карту буквально наизусть, Джерид вдоль и поперек исходил районы, где люди пропадали чаще всего. Что в этих местах особенного? Почему именно здешние жители чаще всего становятся мишенью неизвестных агрессоров? Старый квартал лежал к югу от этих улиц, Ониксовы Крыла едва не загораживали собой близящееся к закату солнце. На севере располагались казармы и цитадель, чьи бастионы четко выступали на горизонте. Он приподнял шляпу, приветствуя двух старых леди-румелей, которые прямо залюбовались им, посылая в его сторону нежные улыбки.

Районы, потерявшие наибольшее количество граждан, населяли преимущественно представители среднего и высшего класса, но, к удивлению Джерида, среди пропавших оказалось много активистов профсоюзного движения и разных политических партий. Среди шахтеров, портовых грузчиков и мелких торговцев исчезали в основном те, кто особенно рьяно отстаивал свои права. Зацепка не ахти какая, а что до методов власти, то они не вызывали у Джерида доверия и в лучшие времена, однако тенденции отслеживать все же надо.

Ирены попадались на каждом шагу, ни один перекресток не пустовал, везде шла торговля. Продавалось все – от кухонных принадлежностей до одежды, казалось, нет такого товара, который нельзя было бы найти здесь. Джерид направился к одному из более крупных рынков.

– А это что за мясо? – задал Джерид невинный вопрос одному торговцу, худосочному бородатому человеку, то и дело потиравшему ладони.

Тот лишь пожал плечами:

– Всякое есть. Тебе какого надо?

– Пока никакого, я только смотрю, – ответил Джерид.

Соблазн велик. Хороший кусок мяса – отличный способ ублажить любого следователя.

Едва суматошный рынок остался позади, как вокруг стало значительно тише.

Итак, еще раз: почему люди пропадают с относительно благополучных улиц? Может быть, бедняки просто не заявляют о своих потерях или у всех пропавших есть что-то общее, объединяющее их в глазах похитителей?

Он взял себе на заметку задать вопросы в Пустошах – этим названием в городе обозначались бесконечные ряды лачуг и уродливых муниципальных домов, занимавших обширную территорию к югу от его основной части.

Наружная лестница вела на крыши домов, соединенных между собой таким образом, что можно было долго идти вдоль их карнизов, наблюдая районы Скархауз, Солтуотер и Дипинг, расположенные к северу от Пустошей, а прежде бывшие южной границей города. Джерид решил подняться туда хотя бы ради вида. Наверх он шел не очень грациозно, так как ступеньки оказались скользкими. Хорошо еще перила давали надежную опору, и он карабкался по лестнице, вцепившись в них обеими руками, как пьяный в лучшего друга.

На крыше он вздохнул с облегчением. Открывшийся сверху вид состоял в основном из других крыш, перемежавшихся с приметными ориентирами: квадратными джорсалирскими храмами, многоквартирными домами, а на другой стороне, ближе к Старому кварталу, уходящими в небо колоннами дымов от жаровен уличных торговцев снедью да мешаниной архитектурных стилей там, где еще громоздились друг на друга века истории. В этом ландшафте бросались в глаза несколько громадных, изысканной постройки башен. Рассматривая их, Джерид все время держался за шляпу: ветер наверху дул такой сильный, что непременно сорвал бы ее и унес куда-нибудь вдаль.

Что же он надеялся оттуда увидеть?

Вдруг что-то зацепило его взгляд.

На краю воздушного тротуара, у перекрестка двух улиц, на перилах болтался какой-то непонятный обрывок. Он медленно направился туда; что-то враждебное почудилось ему в этом предмете. Это оказался измочаленный кусок веревки, по консистенции больше похожей на белую соплю. Кругом оказалось еще много этой дряни. Вынув из сапога небольшой тупой ножик, Джерид поддел им непонятную субстанцию. Мутная и липкая, ни на что не похожая текстура намертво пристала к железу кровли. Что это за адское варево такое?

Первым делом Джерид подумал о культистах – как всегда, когда не мог найти рационального объяснения случившемуся. Намотав неведомую субстанцию на лезвие ножа, он вертел ее и так и эдак, удлинял, растягивал, пробовал на прочность. Ничего подобного он никогда раньше не видел, да и зачем культистам такая штука? Он вынул из кармана платок, положил в него каплю вещества, завернул и убрал обратно. Больше ничего интересного кругом не было; только две-три разбитые маски валялись на тротуаре, но это можно было увидать повсюду в городе.

Обеденный перерыв Джерид провел в компании альбиноса-командующего. Тот много говорил о передвижениях войск, статистике и вероятности, а следователь пока расправлялся с тарелкой морепродуктов, которые оказались на удивление хороши. Затем они пришли к единому мнению касательно жутковатой привычки местных граждан носить маски. К чему они? Чушь какая-то. Разговор проходил в столовой при казарме, мрачном гранитном помещении, своды которого звенели от раскатов здорового солдатского смеха.

На Джерида произвело впечатление то, что Бринд, несмотря на свой высокий ранг, не брезговал сидеть за одним столом с подчиненными. Такие мелочи много говорят о человеке. Следователь с восхищением наблюдал за уверенной ловкостью, с которой командующий орудовал ножом и вилкой. Это получалось у него так непринужденно, что самому Джериду едва не расхотелось есть из боязни испачкать при нем свое черное одеяние. Но против его воли внимание румеля то и дело привлекали красные, как два уголька, глаза собеседника.

– Должен признать, что к разгадке исчезновения сержанта Хауста я не приблизился ни на шаг, – вымолвил наконец Джерид. – Найти одного-единственного человека в таком большом и беспорядочном городе, как этот, вообще непросто. А тот факт, что у него не было здесь друзей или знакомых за пределами казармы, только усложняет дело. Это означает, что у нас нет добавочных ниточек для расследования. Зато я убедился в том, что в последнее время люди и впрямь пропадают здесь очень часто, как вы и говорили. Я бы даже сказал, слишком часто.

– Вы, кажется, чем-то удивлены, следователь? – протянул командующий.

– Честно говоря, да.

– Может быть, это из страха перед войной?

– Я и сам так думал, – ответил Джерид. – Но даже в военных условиях у людей больше шансов выжить здесь, в городе, чем в открытом поле в мороз. Да и вообще, местное население о войне, похоже, даже не вспоминает, вы не замечали?

– Конечно замечал. Я вообще давно понял, что люди больше сосредоточиваются на деталях, которые находятся непосредственно перед их носом, чем на картине в целом. И, учитывая, какая на дворе погода, я их не виню. Еще какие-нибудь соображения?

– Не знаю, есть ли в этом какой-нибудь смысл, но все исчезновения происходили между Скархаузом и Старым кварталом, а также у цитадели, Альтинга, Шантиз и Старой гавани.

– Самые богатые районы города в основном, – заметил Бринд.

– Верно, – подтвердил Джерид. – Как по-вашему, в этом нет ничего странного?

– Может быть, и есть. А вы как думаете, следователь?

Джерид молча прожевал кусочек краба.

Мм… до чего вкусно.

– Ну, пара теорий у меня есть. С одной стороны, причина, возможно, в том, что бедные просто не сообщают, когда у них кто-нибудь пропадает. На убийства тоже не похоже, у нас совсем нет трупов. Остальные смерти, имеющие место на улицах, так или иначе связаны с бандитами. Тут другое – люди пропадают куда-то прямо с улиц, и больше их никто не видит, будто в воздухе растворяются. – Каждую свою мысль Джерид подчеркивал движением вилки. – Быть может, мы имеем дело с похищениями людей, богатых граждан?

– Вы хотите сказать, что их похищают ради выкупа? Денег кругом хватает, – заметил Бринд. – За последние годы город расцвел как никогда благодаря экспансионистской политике Лутто. Многие сильно разбогатели за эти годы. Но есть и такие, кто, напротив, потерял, а не приобрел.

– Совершенно верно. Однако беда в том, что никто никакого выкупа ни у кого не требует, похитители просто молчат.

– О каком количестве похищений мы говорим?

– Четыреста восемьдесят пять человек за последние шесть или семь месяцев, по официальным данным. – Джерид кивнул, заметив удивление Бринда. – Да, многовато, правда? И это еще не считая тех, кто жил один, не имел друзей – в таком духе. Конечно, люди пропадают все время, по разным причинам. Но такое количество не вписывается ни в какие общепринятые теории. Сбеги эти люди из города, наверняка они просто погибли бы от холода.

– Несомненно, – согласился Бринд.

– Ну а вы, – Джерид с удовольствием поменял тему, – больше моего знаете о времени начала войны или о том, что будет делать в случае нападения город?

– Строго между нами, – предупредил его Бринд. – Силы неприятеля собираются на противоположном берегу пролива в количестве, достаточном для нападения: десятки тысяч. Они кишат там, как насекомые, а об их боевых качествах я знаю не понаслышке, у меня есть живые свидетели. С нашей стороны солдат слишком мало. Я стягиваю сюда все драгунские полки, какие могу, – Четырнадцатый и Шестнадцатый уже здесь, на днях должны подойти пехотинцы. Гаруды ежедневно патрулируют другой берег или взрывают лед устройствами бренна, чтобы не дать неприятелю перейти сюда посуху. И хотя население города легко можно эвакуировать по многочисленным тоннелям, все же… все же большинству граждан придется сражаться. Было бы кстати, если бы нам согласились помочь бандиты, но они не хотят думать ни о ком, кроме самих себя. Вполне вероятно, нас ждет время, когда каждая пара рук будет на счету. Как по-вашему, вы сможете сражаться в случае необходимости? – закончил, сухо улыбнувшись, Бринд.

Но Джериду не привыкать было рисковать жизнью ради общего блага.

– Когда время придет – конечно, – со вздохом ответил он.

Если Джерид еще не совсем разочаровался в мире, то следующий вечер дал ему для этого повод.

Вечером он повел Марису на бал. Это мероприятие оказалось куда более пышным, чем ему представлялось возможным с учетом Оледенения и надвигающейся войны. В зале – невероятно огромном, украшенном всевозможными безделушками, собранными со всех уголков империи, – толпились сотни людей.

Гости, разодетые в лучшие свои наряды, разгуливали по залу с тонкими хрустальными бокалами в руках. Все были в полумасках с золотой тесьмой и яркими разноцветными лентами. Джерид не верил своим глазам, глядя на такое декадентство: на дворе ледниковый период, война не за горами, а они и в ус не дуют. Женщины накачивались вином и водкой, а мужчины смотрели на это с восхищением. Да разве тут до пирушек, откуда такое легкомыслие? На сцене сидели лютнисты и изо всех сил старались играть в лад, но Джериду показалось, что любой уличный музыкант из тех, что он слышал до сих пор, даст этим сто очков вперед.

Зато Мариса очень радовалась возможности завести новые знакомства и через пару минут уже затерялась в толпе приглашенных. И как она ухитряется вот так запросто подходить к совершенно незнакомым ей людям и заговаривать с ними? Он на такое не способен. Нет, разговаривать с людьми он, конечно, умеет, но только не в такой раскрепощенной, даже расслабленной обстановке. Лучше всего ему удавалась беседа, предлогом к которой служило очередное мертвое тело.

Мимо промчалась пара молодых румелей из инквизиции, они преследовали двух девчонок-румелек, хорошеньких, серокожих, большеглазых. Не прошло и минуты, как они уже по очереди целовали одну из них.

«Как я, однако, отстал от жизни», – подумал Джерид, слегка завидуя им.

Зато отсутствие Марисы давало ему другое преимущество: можно было безоглядно наслаждаться маленькими тарталетками, которые носили по залу. К черту диету. И потом, раз уж ему все равно не с кем поговорить, значит надо побродить по залу, послушать чужие разговоры, поймать пару-тройку сплетен, почувствовать, чем дышит Виллирен, а если повезет, то и заполнить какой-нибудь пробел в информации. Ему очень хотелось узнать об этом городе как можно больше.

Джерид несколько раз обошел зал кругом, останавливаясь словно затем, чтобы отведать очередное блюдо. Вино было слишком сладким, на его вкус, но он все равно пил. Джерид поднаторел в подслушивании чужих разговоров, и потому из обрывков услышанного в его сознании вскоре начала складываться картина истории Виллирена.

Бейлифа Лутто избрали на третий срок из-за успеха проводимой им политики экономической экспансии, состоявшей в том, чтобы торговать с как можно большим числом островов по всей империи, превратив тем самым город в центр коммерции. Говорили, что с тех пор, как были открыты новые запасы руды, рост экономики города не замедлялся ни на один год, и все благодаря Лутто. Его предшественникам на должности бейлифа, Феллу и Грифу, никогда и в голову не приходило зарабатывать на сырье, поставляемом с Тинеаг’ла. Тем не менее к Лутто не раз подсылали наемных убийц, но ни одна попытка не увенчалась успехом.

Женой Лутто была толстушка леди Ойлга, дочь одного из крупнейших землевладельцев Й’ирена. Послушать одних, Лутто изменял ей с многочисленными шлюхами, навещавшими его апартаменты, чаще всего с румельками, которых он особенно любил за толстую кожу; другие говорили, что у него давний роман со звездой местной театральной сцены Фелиной Фетрикс, на развлечения и украшения для которой он тратит баснословные суммы из денег налогоплательщиков.

Джерид с особенным интересом прислушивался к оживленному спору за угловым столиком: там сидели двое гостей в бархатных масках и плащах с отделкой из золотистых перьев.

– Бедные уже не так бедны, как когда-то, мой дорогой, – заявлял один из них, неприятный тип с усиками. Даже отверстия для глаз на его маске были прорезаны с наклоном, придавая ему какое-то злобное выражение. – По крайней мере, в большинстве своем. Конечно, есть отдельные люди, крупнейшие землевладельцы к примеру, которые особенно процветают, но это только к лучшему. А тем временем мы с тобой…

– Черт возьми! – заорал другой и так хватил кулаком по столу, что звякнули ножи и вилки. – Да ты посмотри вокруг! Посмотри внимательно. Мы тут швыряем деньги на жратву и выпивку с танцами, а где-нибудь в паре кварталов отсюда есть семья, для которой горшок овсянки – еда на целую неделю.

– Опять ты набрался, олух ты этакий. Подумай лучше о процветании нашего города да выпей еще виски.

Джерид устало покачал головой. Кто из этих сынков богатеньких папочек подумает взять в руки меч, когда начнется война?

Вопль…

Он донесся от одного из входов, кричала женщина. Волна взволнованного шепота прокатилась по залу, достигнув Джерида.

Он стал проталкиваться сквозь мельтешение людей, бросаясь из стороны в сторону, бормоча: «Прошу прощения, извините», пригибая голову, чтобы не задеть мигающий канделябр в одном месте, протискиваясь между звенящими хрусталем столиками в другом, влекомый немедленно проснувшейся в нем инстинктивной тягой к расследованию. Холодный воздух из широко распахнутой двери ударил ему в грудь тугой струей, и он увидел стоявшую в проеме женщину в зеленом платье и плаще, с красиво заколотыми наверх волосами. Она всхлипывала, уткнувшись лицом в плечо партнера, а их сброшенные маски лежали на полу.

– Следователь Румекс Джерид, инквизиция Виллирена. Что здесь происходит? – Пошарив под одеждой в поисках медальона, Джерид извлек его и неловко предъявил окружающим.

Спутник женщины, высокий и красивый в своем черном наряде, только дернул плечом:

– Понятия не имею, что с ней такое стряслось. Я отвернулся буквально на минуту, и вот…

Женщина, скорее даже девушка, махнула рукой в сторону балкона, и Джерид вышел наружу; вокруг уже собралась небольшая толпа. Мелкие клочковатые облака плыли по звездному небу, но гавань была видна хорошо – черная подкова с мелкими гвоздиками городских огней и фонарей по краю; мимо фонарей спешили люди, лаяли собаки, их лай подхватывал и уносил вдаль стенавший над городом ветер.

И вдруг совсем рядом он заметил ту самую субстанцию, которую уже видел сегодня: гладкая толстая нить, состоящая из чего-то густого и белого, протянулась от балконных перил к краю крыши, словно паутина. На балконе стояли столы и стулья, и те, что были ближе к перилам, оказались покрыты этой же субстанцией.

Обернувшись к женщине, которая все стояла, пряча лицо на плече спутника, Джерид вдруг заметил, какие у нее богатые браслеты и яркие ногти, – в Виллджамуре он не встречал ничего подобного.

– Вы видели, откуда это взялось? – спросил он, указав на липкую массу.

Она мотнула головой и забормотала:

– Нет, но там было что-то большое. Я сразу поняла это, как только вышла подышать воздухом. Мне показалось, что за мной следят. А потом… – она прерывисто вдохнула, подавляя всхлип, – потом сверху, откуда ни возьмись, упала эта белая дрянь.

– Сколько вы выпили?

– Да почти ничего! – возмутилась она. – Вы что, не верите мне? Я знаю, что я видела, я вам не пьянчужка какая-нибудь безголовая.

– Прошу меня извинить, – сказал Джерид. – Я не имел в виду ничего подобного. Просто мне нужно восстановить картину происшествия. Так вы говорите, что ничего не видели?

– Я чувствовала. Что-то следило за мной, точно выжидая. Я повернулась, а эта дрянь висит прямо над моим плечом – вон, поглядите, она и сейчас там. Еще я слышала какое-то шарканье по камням, но это, может, было что-то другое.

Джерид нервно кивнул, нисколько не сомневаясь в ее словах, и отошел в сторону, чтобы вытащить из сапога нож. Потыкал им таинственную субстанцию. В глубине души он не сомневался, что уже видел ее раньше. И задумался над тем, что за существо могло ее произвести, причем в таких количествах.

Наконец он повернулся к гостям, жавшимся у балконной двери, и мрачно усмехнулся про себя: надо же, полупьяные богатые придурки стоят и заглядывают ему в рот, точно он оракул какой-то.

И сказал:

– Все в порядке, возвращайтесь к вашим бокалам. Больше тут смотреть не на что.

Глава пятнадцатая

«Глупо они поступили, что не закрыли дверь», – подумал он.

Держась шестью лапами за косяк, паук протиснулся в дверной проем и бесшумно опустил свое тело на пол. Сквозь ту же дверь в дом лился свет обеих лун, и паук видел собственную тень, протянувшуюся по полу далеко впереди него.

Семья была богатой, так он сразу решил. Дневные ароматы еще не выветрились из помещения, и он, уловив запах пищи, понял, что питаются они хорошо. Отборная добыча, Воланду понравится. В призрачном свете двух лун он вглядывался в узор на обоях и настенных коврах, силясь разобрать хоть что-нибудь, кроме едва ощутимых вибраций. Его дело требовало темноты и тайны, так как никто не должен был знать об услугах, оказываемых им доктору Воланду.

Быстро перебирая лапами, паук поднялся сначала на второй этаж, потом на третий, ведомый своими чувствительными волосками. Третья дверь справа – за ней текстура воздуха изменялась. Значит, там спящие.

Мясо.

Крадучись, он прошел по коридору, поравнялся с дверью, протянул к ручке лапу, дождался небольшой трансформации: безболезненно прорвав плюсну и коготь, появилась рука. Руки иногда бывают куда полезнее лап и когтей, вот и теперь дверь открылась без малейшего усилия. Вот они – вся семья в одной постели для тепла, – двое взрослых и двое ребятишек крепко спят. И не подозревают, что вот-вот станут добычей.

Паук пошел боком, обходя комнату вдоль стены.

Потом вскочил на кровать и навис над лежащими в ней людьми, раздумывая, не убить ли их ядом, без боли. Но нет, Воланду это не понравится, яд портит конечный продукт. Тогда он начал с отца – крепкого рыжего мужика, храпевшего во всю мочь, – следуя правилу всегда ликвидировать сначала наибольшую опасность. Пользуясь все той же рукой-лапой, паук приподнял ему голову и с нежностью любовницы приоткрыл ему рот.

Мужик вздрогнул, открыл глаза и начал:

– Какого черта?…

Но паук, не забывая следить за тем, чтобы не разбудить других, уже выплюнул неядовитую нить ему в рот, отчего тот немедленно задохнулся. Паук осторожно снял его с кровати, перенес на пол, где сразу прижал двумя лапами к полу и окончательно придушил своей слюной. Напоследок мужчина вытаращил глаза – сначала недоумевая, потом осознавая происходящее.

Потом пришел черед матери. Она лежала на другой стороне кровати, так что пауку пришлось взобраться туда снова и устроиться над детьми. Он приподнял ей голову, плюнул в рот, задушил. С женщиной все прошло на удивление быстро, и скоро второе тело уже лежало на полу рядом с первым.

Затем паук посмотрел на ребятишек – мальчика и девочку.

Те лежали, мирно обнявшись, и не шелохнулись, когда он приподнял одеяло, чтобы разглядеть их тощенькие тельца. На вид лет по пять-шесть, не больше, и мяса у них, хотя и нежного, было очень уж мало, кожа да кости. Воланд всегда говорил, что дети бесполезны: мяса на них нет.

Переставляя по две лапы зараз, паук отступил назад и спеленал родителей своим шелком. Затем отнес тщательно завернутые тела вниз по лестнице, на первый этаж, и через ту же открытую дверь выбрался с ними наружу, под небо в оспинах звезд.

Пока Джерид размышлял о событиях предыдущего вечера, жуя крабовое мясо в панировке, которое купил у чумазого торговца на улице, кое-что привлекло его внимание.

Два ящика опасно накренились на подводе и наконец упали. Напуганная их грохотом, лошадь рванула и понесла по широким улицам района Альтинг. Никто не попытался остановить животное, и скоро лошадь вместе с повозкой пропала в тумане, который надвинулся с моря еще вечером. Натянув потуже шляпу на уши, Джерид подошел к двум мужчинам, торопливо собиравшим с земли содержимое ящиков.

– Что это у вас тут, парни? – спросил Джерид.

Двое подозрительно уставились на него, встали и загородили собой ящики. Оба были рыжими, у того, что левее, татуировки покрывали шею.

– А тебе какая, на хрен, разница? – поинтересовался один, а другой угрожающе сложил на груди руки.

– А я, видите ли, любопытный следователь. – Джерид вытащил свой медальон. – Вы же знаете, инквизицию хлебом не корми, а дай сунуть нос в чужие дела.

Этот точно любитель. Переглянувшись, парочка перед лицом закона неохотно сменила гнев на милость. Какое-то время никто ничего не говорил.

– Сколько? – спросил наконец один.

– Сколько за что? – буркнул Джерид.

– Сколько возьмешь за то, чтобы… ну, это… свалить по-тихому? Ты же знаешь, как это делается, – и мы знаем.

Попытка подкупа только добавила Джериду решимости дознаться, что там в ящиках.

– Боюсь, ребята, вы не на того напали. Мне нужен ответ. Что у вас там?

Молодые люди шепотом посовещались.

– Мясо, – объяснил тот, что с татуировкой. – Развозим по иренам с бойни. Приказ босса. – И добавил: – А нашего босса зовут Малум, он лидер банды «Кровь», и ему не нравится, когда к его людям пристает инквизиция. Тебе ясно?

Джериду все было абсолютно ясно. Малум представлял собой самую влиятельную персону городского подпольного мира. А еще, если верить тому, что о нем говорили, социопата, склонного к насилию. Джерид много слышал о нем с тех пор, как приехал в Виллирен. В штаб-квартире инквизиции его имя повторяли на каждом углу, причем не иначе как боязливым шепотом. Легенды и мифы, судя по всему, окружали его таким плотным кольцом, что Джерид диву давался, как тот еще не задохнулся.

Он посмотрел на мужчин, потом на куски кровавой требухи, выпавшие на мостовую, потом снова на лица уличных бойцов.

– Мне не надо платить, чтобы я ушел, – заявил он. – Я ведь говорю, не на того напали, ясно?

Чтобы попасть в свой кабинет, Джерид должен был пройти мимо тюремной камеры в главном здании инквизиции. Несмотря на то что дела редко расследовались как положено, арестованных приводили каждый день, причем самых разных, в том числе и таких, кто ничуть не походил на преступников. Джерид начал задавать вопросы.

– Только между нами, ладно? – предупредил его один из помощников, тщедушный коротышка с копной светлых волос. – Мы арестовываем тех, кто мешает Лутто и его планам. Ну, например, надо ему снести целую улицу домов для прохода войск, а жители возмущаются, протестуют, тогда он называет это преступлением, и глядишь – у нас в камерах полно народу. Хочет он избавиться от обычных торговцев, чтобы очистить место для новых, более конкурентоспособных, тех, у кого все товары дешевле. Тогда прежних торговцев разгоняют – и это называется «свободный рынок». Но такое не всем по вкусу, люди устраивают скандал, так? А места на улицах до`роги. Городу ведь надо зарабатывать деньги. И те шахтеры, которые теряют работу, устраивают марши протеста и дерутся во время них… они тоже сюда попадают. Тем временем на улицах хозяйничают убийцы. Хотя, по-моему, «преступник» – понятие относительное, все зависит от того, с какой точки зрения смотреть. Да и вообще, я просто делаю свою работу, а хороша она или плоха – меня не спрашивайте. И смотрите, никому не говорите, а то меня в два счета отсюда вышибут, а мне неохота терять место из-за такой ерунды.

С каждым днем этот город все сильнее разочаровывал Джерида, вот и теперь он вошел в свой кабинет в состоянии глубокой задумчивости.

Там его уже ждала Нандзи.

– Утро доброе, Нандзи. – Джерид положил шляпу на стол и с громким вздохом опустился на стул.

– Доброе утро, следователь, – ответила Нандзи. – Выпьете чего-нибудь?

– Нет, спасибо, я по дороге позавтракал. – Он потер ладонями лицо, чтобы окончательно проснуться. – Похоже, теперь у нас появились кое-какие зацепки.

– Какие же?

– Я про вчерашнюю вечеринку в цитадели. Я нашел там интересную и необычную субстанцию. И медленно, но верно прихожу к убеждению, что это как раз то, что нам нужно.

– Что за субстанция? – спокойно спросила она.

– Пока не знаю. Я уже отдал вчера образец командующему на анализ – с ним работает культистка, которая может знать, что это такое. Связано ли это как-то с исчезновениями, я пока не уверен.

– Следователь Джерид, вы так близко принимаете к сердцу каждое расследование. Это восхитительное качество, но не пора ли вам немного отдохнуть? У человека должна быть и личная жизнь, она тоже требует внимания. Я могу проследить за этим делом с командующим, а вы получите небольшую передышку.

– Да, ты права, девочка. Я ко всякому делу отношусь серьезно. – Ему не хватило духу объяснить ей, в каком долгу он, по его мнению, был перед жизнью. Он был бесконечно предан своей жене и считал, что должен отдавать миру хотя бы немного хорошего взамен.

Да и как он мог ей объяснить, что на каждый свой поступок, пусть даже самый обычный, он переносит скрытое чувство вины? Тот случай с его женой в Виллджамуре изменил его навсегда. Он очень старался забыть о нем, запрятать его куда-нибудь подальше в глубины памяти, но он не уходил, и Джерид продолжал задавать себе вопросы.

Однажды он решил, что единственный способ справиться со всем плохим в жизни – помогать другим, но, возможно, он и тут ошибся, и он никому не помогает, а только сидит за своим столом, отгородившись от реального мира медальоном инквизиции, объятиями жены и своей всеобъемлющей теорией.

– Не знаю, что я стал бы делать, если бы у меня вдруг случился отпуск. Провел бы его с женой, может быть, съездил бы с ней куда-нибудь, да только куда в ледниковый период подашься? А гулять мы и так по вечерам ходим. Нет, работа – это все, что у меня есть, и я твердо намерен узнать, почему так много людей исчезает с улиц этого чертова города.

– Эта задача представляется мне невыполнимой, – заявила Нандзи. – Есть преступления и попроще, которые мы вполне можем расследовать и посадить преступников за решетку. Торговля пиратскими реликвиями, к примеру. Только вчера еще один человек потерял руку, причем ему повезло. А незадолго до вашего приезда в город ребенок запустил одну на ирене, сам погиб, еще троих угробил и несколько десятков ранил.

– Это, конечно, трагедия, – согласился Джерид. – Но хороший следователь не сдается, даже если ему кажется, что ничего поделать нельзя. Иногда, чтобы решить запутанное дело, требуется малюсенький ключик, крохотное открытие, которое повлечет за собой огромные последствия. Я не знаю. Как ни странно, мне мало что известно об этом деле, и отсутствие информации сильно меня смущает.

Нандзи мягко улыбнулась ему:

– Когда мы снова увидим командующего? Мне интересно, какие у него новости о судьбе города?

– Мне тоже, детка.

Глава шестнадцатая

Главный остров Фолка сильно переменился за время отсутствия Рандура. Раньше по дорогам непрерывно передвигались со скрипом груженые возы, сельские общины торговали друг с другом, люди ездили из деревни в деревню; теперь все это пропало.

Простор открытых пространств перемежался со знакомыми лесами, в которых можно было отчасти укрыться от непогоды под ветвями берез или пихт, но что-то подсказывало ему, что люди, обрабатывавшие раньше эту землю, не бывали тут в последнее время – то ли вымерли от холода, то ли перебрались в районы с более умеренным климатом.

И сам Рандур сильно изменился с тех пор, как, оставив эти места, подался в Виллджамур. В имперской резиденции он привык к сладким речам тамошних дам, тонкому белью и золотым столовым приборам. Привык к теплу, к хорошей еде, к роскоши. Все это едва не развратило его, едва не превратило в того, кем он никогда не хотел быть, кого презирал, и теперь ему, если честно, было тяжело справляться с тяготами дорожной жизни: к примеру, находить себе еду или сохранять ноги в сапогах сухими.

Зато Эйр просто расцвела, избавившись от угнетавшего ее бремени власти. Казалось, строгости виллджамурского этикета мешали ей ощущать себя по-настоящему свободной. В дороге она одевалась совсем как парень, и это было даже забавно, ведь сам Рандур одевался, по ее словам, «как девчонка».

К тому же она окрепла, стала более гибкой. Тяготы нового существования быстро избавили ее от всех излишеств богатого образа жизни. А еще она научилась драться и делала это уверенно и ловко.

Вынужденное воздержание, нарушить которое в пути не было никакой возможности, не устраивало Рандура. Не раз и не два, когда ему уже казалось, что им с Эйр представилась редкая возможность побыть вдвоем, появлялась Рика и все портила. Императрица часто уходила куда-нибудь, чтобы предаться уединенному созерцанию. Стужу она переносила легко, словно полярная медведица. «Даже медитируя, холод несложно отгонять прочь», – заявляла она, и только они с Эйр укладывались в какую-нибудь ямку и Рандур запускал руки ей под одежду, туда, где было тепло, как… появлялась Рика, освежившая свой монолог с небом, и ему приходилось немедленно вытягивать руки по швам.

Ни один мужчина такого долго не выдержит.

Территория Фолка состояла из трех островов: одного крупного и двух мелких скалистых выступов чуть южнее главного – Фолка Микилла и Фолка Смара. На одном из них жила колония банши – единственная за пределами Виллджамура; поговаривали, что они сами выбрали такую уединенную жизнь, подальше от румелей и людей, чтобы не быть обязанными постоянно оповещать о большом количестве смертей – занятие, которое им совершенно не нравилось. Но как ухитрялись женщины жить так долго в одиночку? От кого-то же они должны были рожать детей, чтобы их род не прервался? Рандур нередко фантазировал о том, как было бы славно, окажись он единственным мужчиной в их общине…

Эйр ткнула его локтем в бок, точно прочла его мысли. Сидя в седле, она показывала пальцем куда-то ему за спину – там, далеко за лесом, виднелись крыши.

Их путь лежал вдоль западного побережья острова. По левую руку от них море, снова бурное, смыкалось с мрачным серым горизонтом; справа тянулся лес, покрывая плавные склоны невысоких холмов. Путешественники уже много дней не видели ни души, и это обещание скорой встречи с людьми немного беспокоило их, напомнив им, что они не одни в мире.

– Дрекка, – буркнул Рандур, сдерживая улыбку узнавания. – Название происходит от старого слова со значением «пить». Раньше здесь много праздновали. Я и сам не раз тут бывал, правда, приезжал всегда с другой стороны.

– Мы сможем остановиться тут на ночь? – спросила Эйр.

– Хотелось бы. Городок в основном сельскохозяйственный, но есть и кое-какой порт. Раньше и тут случались путешественники, но как обстоит дело в Оледенение, не знаю.

Это был городишка, куда приходили умирать мечты. Места вроде этого не любят перемен – все их существование, от возникновения до распада, противится всему новому. Чем дальше от больших городов, и особенно от Уле, тем меньше космополитизма вокруг. В памяти Рандура сохранились лишь несколько приездов сюда, все в позднем отрочестве; здесь тогда гнали суперкрепкую водку, да и местные красотки были отнюдь не недотроги. После каждого визита он клялся себе, что это в последний раз. Но всегда находилась какая-нибудь девчонка, ради которой стоило постараться проехать весь остров из конца в конец в погоне за чувственными радостями.

Культурный центр городка точно совпадал с перекрестком двух больших дорог. Здесь в трактирах полным ходом шла торговля спиртным, азартные игры и разврат не прекращались ни днем ни ночью. Карточные шулеры оттачивали тут свое мастерство, разрабатывали маршруты турне по побережью. Так что еще неизвестно, найдутся ли для них койки в «Сучьем потрохе», одном из самых тихих трактиров города, в стороне от главных улиц.

На придорожном ирене торговали в основном сельскохозяйственными приспособлениями, вот и теперь какие-то мужики слонялись между прилавками, ощупывая товар. Грунтовую дорогу, с двух сторон обставленную домами, покрывал истоптанный грязный снег. Дома были сложены из какого-то темного камня вперемешку с еще более темным деревом, в основном трехэтажные, но широкие, места внутри было много. Почти из каждой трубы в небо поднимался дымок, а деревянный шпиль джорсалирского храма торчал над небольшим морем соломенных и сланцевых крыш, словно палец невежи, тычущий в небо.

Путники въехали в город, привязали лошадей и отправились на поиски ночлега.

Дешевые обеды подавали в «Сучьем потрохе», мрачноватом заведении с четырьмя мощными печами, которые топили дровами, и разными деревенскими орудиями, развешенными по стенам: решета, вилы, мерные сосуды, пастушьи посохи, тяпки, отслужив свой век, пошли на украшение безрадостного интерьера. Трое мужчин в дружеском молчании сидели за столом в одном конце зала, а у самой стойки играли в карты две старухи. Рандур подошел к хозяину, худощавому человеку лет за сорок, со шрамом через всю макушку. Тот поглядел на юношу до странности синими глазами.

– День добрый, – обратился к нему Рандур, пока Рика и Эйр неподвижно стояли у дверей. – Мы с этими девушками проезжие, ищем комнату на ночь. У вас свободной не найдется?

– Может быть. Монеты есть?

– Хватает.

– Ну, значит, и комната тоже есть, парень. Что пить будете?

Повернувшись вполоборота к Эйр и Рике, он начал:

– Мне половину эля, а девушкам…

– Капп Бримир! – Голос был высокий, тонкий и совсем не радостный.

Рандур обвел комнату быстрым взглядом. Кто здесь знает его настоящее имя?

– Капп! Я знаю, это ты. – Из кухни вылетела девушка, большеглазая, черноволосая, мрачная. Подойдя прямо к нему, она, слова худого не говоря, влепила ему звонкую пощечину.

– Ой! – вырвалось у него.

– Думаешь, раз у нас была всего одна ночь, так ты можешь просто так уйти и бросить меня? Ты ведь обещал взять меня с собой в Виллджамур. Лжец проклятый – ты ведь ляпнул это просто для того, чтобы затащить меня в постель, так? Все вы, парни, такие – позабавился и скрылся в ночи. Ха! Ну нет, не на ту напали!

Рандур слегка попятился и растопырил ладонь, точно надеясь утихомирить ее. Ну и представление она устроила, попробуй останься тут незамеченным.

– Я… я…

Новая пощечина – на этот раз другой рукой, с которой при этом слетело облако муки, – едва не опрокинула его навзничь.

– Спорю, ты даже не помнишь моего имени.

Вот это в точку попала.

Разве запомнишь имена всех девиц, с кем когда-либо переспал?

Нет, надо сосредоточиться. Он оглянулся на Эйр, которая стояла, сложив на груди руки, и мрачно смотрела на него.

Черт подери… Рандур, это дурно пахнет.

Он снова повернулся к девушке – как же ее все-таки звали?

– Я хотел тебе сказать… Это был срочный вызов. Мои навыки владения мечом понадобились незамедлительно.

– Только послушайте, вранье так и хлещет из этой вонючей пасти! – И она снова занесла руку для удара.

Рандур зажмурился, втянул голову в плечи, но девушка схватила эль, который он заказал, и вылила ему на голову, а потом удалилась в кухню. Когда он раскрыл глаза, жидкость стекала по его лицу и вид у него был жалкий.

– Придется заплатить за выпивку, сынок, – хмыкнул хозяин. – У меня тут не богоугодное заведение. С тебя сто дракаров.

В комнате стояли четыре узкие кровати, по две у каждой стены. На полу топорщился унылый темно-коричневый ковер, полдюжины незажженных свечей торчали в углах – и больше ничего. Не императорская резиденция, конечно, но все лучше, чем ночевать на улице.

Пока он смотрел в окно, на заставленный пустыми бочками задний двор, Рика спросила:

– Она, кажется, назвала тебя Каппом?

– Тебе-то что? – огрызнулся он.