Город холодных руин Ньютон Марк

Глава двадцатая

Протиснувшись в узкую металлическую дверь, даунир ввалился в камеру, чтобы опять начать переговоры с окунами. Те, скребя ногами по каменному полу, шарахнулись от него к противоположной стене и вжались в нее спинами. Джарро постарался успокоить их знаками, кои счел для этого наиболее подходящими, но напрасно. Существами овладел страх, сделав их нервными и непредсказуемыми. Джарро поставил на пол пару фонарей, и стражник за его спиной захлопнул дверь, оставив его наедине с пришельцами. В комнате не было ни стола, ни стульев, никаких признаков цивилизации, только он, они и пространство голого каменного пола между ними. Однако кое-что объединяло их: напряжение – неопределимое, почти неуловимое.

Как же ему подобрать ключ к тайне языков, стоявшей между ними?

Тут конвульсии окунов прекратились, а взгляды – по крайней мере, он думал, что это были именно взгляды, – остановились на нем. Луковицы глаз, лоснящиеся панцири, чужеродные черты – все это едва не напугало его, но он был опытен и знал, что странная внешность еще не признак зла. Не физиономии делают людей хорошими или плохими.

Тысячи вариантов древних языков: он перебрал их все, диалект за диалектом, а пришельцы лишь смотрели на него и молчали.

– Здравствуйте. – И снова: – День добрый. Мир вам. Друг.

Каждые две-три минуты в камеру заглядывал стражник, проверить, как он, но ничего интересного не находил. Джарро уже почти готов был признать свое поражение в попытке разузнать что-то для главнокомандующего, однако мысль о том, чтобы вернуться с пустыми руками, немало его обескураживала. Наконец ему пришло в голову пообщаться с ними на их собственном языке, и он издал серию непривычных гортанных щелкающих звуков. Тут они снова сели, в движениях появилась координация. Вряд ли ему удалось связать целое предложение, наверняка он упустил кучу важных элементов, но сказанного им было достаточно, чтобы вызвать их интерес. В тот миг, когда в дверях опять появился стражник, они вдруг встали.

– Все в порядке?

– Отлично, – отмахнулся Джарро небрежно.

Значит, чтобы добиться прогресса, придется прибегать только к щелчкам. Когда твари отозвались на его призыв, у него екнуло сердце. Наконец ему стало казаться, будто он понимает их реакцию. Ему даже почудилось в ней что-то узнаваемое, точно приоткрылся вдруг какой-то уголок его памяти.

«Кто… ты? – спрашивали они его, как ему показалось. – Почему здесь? Как?»

Ответить на эти вопросы было невозможно, и не только по причине языкового барьера, но и потому, что он сам не знал, как и откуда он попал сюда.

«Ты не должен уметь приходить сюда».

«Только мы знаем как».

Следующее сказанное ими слово поразило его до глубины души.

«Дитя» – назвали они его. Какое дитя, когда ему несколько тысяч лет? Так, может, он и сам проскользнул сюда с какого-то другого уровня бытия? Существовали ведь книги, рассматривавшие такую возможность в теории, оперируя представлением об одиннадцати измерениях, через которые может воплощать себя реальность.

Внезапно один окун двинулся к Джарро и стал обходить его с тыла, второй пошел за ним. Они шаркали по каменному полу, приволакивая ноги, но делали это синхронно. При этом они издавали горловые звуки, низкие и угрожающие.

Джарро медленно поворачивался всем своим массивным торсом, стараясь не терять их из виду и в то же время не бросая попыток общения.

Но они вдруг перестали отвечать.

Они кинулись на него одновременно и повалили на пол в тот самый миг, когда, как он успел заметить, дверь отворилась и показался стражник. Боль, равной которой он не испытывал никогда в жизни, пронзила его насквозь. Окуны вцепились своими клешнями ему в грудь и рвали ее на части, засыпая все вокруг клочьями его кожи и меха, не переставая колотить его головой об пол. Как можно было быть таким глупым? Он еще успел увидеть, как ручеек его крови бежит по полу камеры, прежде чем погрузился в темноту, философски размышляя, что вот, кажется, и к нему пришла свобода…

Бринд был погружен в планирование учений, когда его вдруг срочно вызвали в камеры, причем сопровождавший его солдат всю дорогу бормотал что-то насчет даунира и двух мертвых стражников. Бринд потребовал, чтобы тот объяснился, но это ни к чему не привело. Они неслись к камерам во весь дух, провожатый запыхался, Бринд выхватил из ножен меч. Наконец солдат показал на зарешеченное окошко в двери.

Бринд приник к прутьям и тут же с отвращением отпрянул:

– Вот дерьмо…

Джарро убили, зарезали, труп разделали, а части разбросали по камере. Виднелись потроха, влажно блестели внутренние органы, а кожа лежала в стороне, точно пропитанная кровью тряпка. По полу растеклась огромная лужа густой темной крови. Судя по останкам двух солдат, их перехватили, когда они пытались спастись из камеры бегством: их руки так и остались вытянутыми в сторону двери, лица повернуты туда же, все остальное не поддавалось опознанию.

– Я запер дверь, чтобы твари не могли сбежать, – заикаясь от недавно пережитого потрясения, сообщил солдат. У него дрожали руки. – Клянусь императором, я не оставлял их там умирать. Они уже были мертвы, когда я смог… смог запереть дверь, чтобы удержать внутри этих монстров.

Бринд убрал меч в ножны, положил руку на могучее плечо солдата и попытался заглянуть ему в глаза.

– Ты правильно сделал, что не дал им убежать. – «Надо его успокоить, не то он спятит». – Кто знает, сколько еще бед они сумели бы натворить.

Через пару минут охранник пришел в себя, и тогда Бринд перенес свое внимание на окунов, которые укрылись в дальнем углу камеры, прижавшись друг к другу и к стене, и, казалось, снова впали в состояние, близкое к спячке.

– Веди сюда людей, несите ведра, – приказал Бринд.

Когда шаги стражника замерли в дальнем конце коридора, Бринд с яростью ударил ладонью по прутьям решетки. Один из окунов с любопытством глянул на него, но тут же снова опустил голову.

Какого же он свалял дурака, позволив Джарро остаться с ними наедине, не надо было его слушать, несмотря на все заверения даунира, что с ним все будет в порядке. И какая мерзкая, унизительная смерть, совсем не подходящая столь экзотическому персонажу. Теперь он прикажет убить окунов, а их тела отдаст культистам для изучения.

Вечером того же дня ночные гвардейцы и несколько дюжин драгун выстроились во внутреннем квадратном дворике цитадели, где уже был сложен огромный погребальный костер, чтобы отдать последний долг Джарро.

Бринд особенно заботился о том, чтобы даунир получил все приличествующие покойному почести. В Виллджамуре мало кто знал о его существовании, но Бринд выпил с ним не одну бутылку вина и не раз наслаждался философскими беседами в свободное от командировок на край света время. Странная это была дружба между монстром и альбиносом, но их объединял тот факт, что каждый из них оставался одиноким из-за своей уникальной природы.

Джорсалирский жрец отбарабанил службу и прочитал несколько положенных молитв, затем кто-то сыграл похоронный гимн на аккордеоне. Печальная музыка разносилась по двору, когда к основанию костра поднесли пылающий факел, дрова занялись и столб огня прянул вверх. Сине-зеленый дым с шипением поднялся над останками даунира, рассеиваясь в черноте неба, а то, что лежало на костре, продолжало плеваться и фыркать, пока огненные клыки вгрызались в жир. Скоро от древнего создания не осталось и следа.

Когда все кончилось и солдаты разошлись отдыхать, Нелум приблизился к командиру, который стоял на крепостной стене и смотрел вниз, туда, где недавно горел костер.

– Сэр, ему удалось получить у них хоть какую-то информацию?

Бринд покачал головой:

– Нет.

Нелум вздохнул:

– Бором клянусь, он был нашей последней надеждой на то, чтобы понять, что это за твари.

– Думаешь, сейчас, на похоронах Джарро, пристало сожалеть о том, что мы не добились никакого прогресса на этом фронте?

Нелум пробормотал что-то, подозрительно похожее на оскорбление.

– Что ты сказал? – обернулся к нему Бринд.

– Ничего, сэр.

– Смотри не забывайся.

– В смысле?

– Я стремлюсь к тому, чтобы ночные гвардейцы чувствовали себя одной семьей, вот и тебя я приблизил к себе в последнее время, но это не повод забывать, кто из нас кто. Надеюсь, я ясно выразился.

– Предельно ясно, командир, – отрезал Нелум, поджав губы, точно удерживаясь от едкого замечания. – Прошу меня простить.

Глава двадцать первая

Для мужчин и женщин Седьмого и Девятого драгунских полков день начался мрачно и продолжался не лучше. Четыре дня тому назад эти солдаты высадились на побережье Фолка после возвращения из неудавшегося набега на Варлтунг, где тысячи их товарищей погибли подо льдом, пытаясь добраться до вражеского острова. И все во имя империи, нынешней и будущей. Официальная версия происшедшего гласила, что дикари якобы столпились вдоль кромки ледяного поля, откуда осыпали погибавших в ледяной воде градом стрел. Однако многие полагали, что врагов на месте происшествия вообще не было и что это лишь предлог для императора организовать еще более массовое и жестокое вторжение.

Воздух над Виллиреном, казалось, вибрировал от мелкой мороси, небо повсюду было серым, куда ни глянь. Драгуны выстроились во дворе цитадели, обрамленном белыми гранитными арками и колоннами. Мокрые, грязные, еще не оплакавшие своих погибших, они стояли и молча ожидали приказа.

Бринду вспомнились стихи великих поэтов о войне, написанные в те времена, когда солнце было горячим, точнее, их переводы, пережившие языки и цивилизации, сохранившие риторику и драму, которыми наполняли тогда легенды о войне. И с горечью усомнился, доводилось ли кому-нибудь из их авторов оказаться когда-нибудь на передовой.

Войска начали прибывать в город, сначала десятками, затем тысячами. Пустовавшие здания в порту Ностальжи предстояло реквизировать в целях обороны. Горожане с несчастным видом наблюдали за тем, как располагаются в них солдаты. Это было вторжение в их нормальную жизнь, и настроение города ощутимо изменилось. Само присутствие военных предвещало, казалось, скорую гибель и распад.

В лагерях, разбитых к югу от города, в Ведьмином лесу, день за днем продолжались учения, шли маневры, распланированные в соответствии с традицией и новыми стратегическими соображениями Бринда. Имитация боевых действий пугала обитателей богатых кварталов, и землевладельцы проводили протестные собрания, которые затягивались допоздна. Владельцы и служащие баров и магазинов на набережной молили военных не отбирать их дома, не понимая, что в предстоящей войне именно по набережным пройдет главная линия обороны.

Способны ли люди вообще заглянуть за пределы повседневного существования? С другой стороны, зачем им это, если достаточно просто выживать изо дня в день в этих жестоких условиях?

По армейским каналам в город поступало дополнительное продовольствие, чтобы предотвратить стремительный рост цен на продукты питания, однако Бринд воздерживался от жесткой фиксации цен, зная, что такие меры приведут впоследствии к нехватке провизии.

Но, как ни странно, продовольствие в городе не заканчивалось. Хорошие куски вырезки привозили из крупных сельскохозяйственных угодий за его пределами; Бринд и не знал о том, что они там есть. Бейлиф Лутто и в самом деле достойно подготовил вверенный ему город, и, какими бы жесткими ни казались его поступки и какого бы он сам ни валял порой дурака, все же мозги в его заплывшей жиром башке работали исправно.

В последнее время на Бринда произвела большое впечатление конструкция щитов, которой пользовались здешние аборигены и которая уже стала частью культурной традиции Виллирена. Это был круглый щит, называемый одними гоплоном, другими асписом, более эффективный при обороне, чем его овальная разновидность. По заказу командующего оружейные мастерские города организовали массовое производство этих щитов, а заодно и новой разновидности шлема, представлявшего собой простой круглый шишак, полностью лишенный украшений, зато с увеличенным полем обзора.

Тем временем проповеди жреца Пиаса, день за днем гремевшие по храмам Джорсалира, насаждали в сознание людей религиозные идеи, в иное время не вызывавшие у Бринда ни малейшего сочувствия. Одновременно по всему городу распространялись листовки следующего содержания:

«Настоящим заклинаю: протяните руку помощи братьям-солдатам, готовым положить свою жизнь ради того, чтобы мы и дети наши могли продолжать ходить по улицам нашего города как его свободные граждане. Гарантия спасения души ежедневно ждет вас в цитадели, где можно записаться в ополчение и получить священное оружие из рук героических воинов, которые всегда защищали империю и тысячелетиями отражали злобные нападки недружественных и недоразвитых племен, стремившихся к нашему уничтожению. Их слава может стать вашей, если вы не упустите свой шанс пойти в бой бок о бок с ними. Будущее нашего города в ВАШИХ руках. С кем вы: с нами или с нашими врагами, нечеловеческой расой завоевателей? Забудьте о нынешнем своем существовании, думайте лишь о ГРЯДУЩЕМ, и я гарантирую вам быстрый и безболезненный переход.

Жрец Пиас, архипастырь Церкви Джорсалира».

Позже состоялась инициация нового рекрута в Ночную Гвардию, событие, которое должно было вновь довести ее численность до двадцати – наименьшего возможного количества гвардейцев, с точки зрения Бринда. Избрание в элитный отряд являлось высочайшей честью, на которую только мог рассчитывать солдат. Это означало, что избранный обладает не только отличными навыками рукопашного боя, но и превосходной физической подготовкой, выдающимися тактическими способностями и умением переносить страдания, как духовные, так и физические. Однако настоящие испытания начинались для потенциального рекрута лишь тогда, когда его окончательно зачисляли в полк.

Все солдаты Ночной Гвардии должны были проходить процедуру физического усиления.

Тиенди разделась до кальсон и майки в холодной каменной камере на нижнем этаже цитадели. Ей предстояло первой за много лет вступить в Ночную Гвардию, поскольку во всей армии просто не находилось женщин, имевших достаточный уровень физической подготовки. Тиенди, которая всего за шесть лет дослужилась до сержанта, уже заждалась этого повышения: за четыре года службы на южных островах она продемонстрировала выдающееся владение мечом и усердие на поле боя, где спасла жизни немалого числа своих однополчан. А ведь ей было всего двадцать семь лет. В соответствии с традицией, вступая в Ночную Гвардию, она сохраняла свое прежнее звание, хотя здесь оно не имело смысла: все гвардейцы считались равными.

Блават, культистка, сопровождавшая солдат из самого Виллджамура, возилась в углу камеры с двумя-тремя стандартными реликвиями, необходимыми ей для процедуры. Бринд уже не раз видел, как она происходит, – прошел через нее и сам, разумеется, – но, не будучи культистом, не понимал, как действуют механизмы. Он принес несколько флаконов с драгоценными жидкостями для инъекций.

Предстоящий ритуал символически воскрешал древнюю традицию союза между адептами ордена Даунира и старшими офицерами, заключенного много сотен лет назад. Никто уже и не помнил, как и почему произошло событие, связавшее судьбу империи с судьбой главного ордена.

Тиенди было велено лечь на массивный каменный стол в центре камеры, вокруг которого собрались все ее будущие боевые товарищи, чтобы наблюдать за процедурой. На стенах горели светильники – света достаточно, чтобы рассеять тьму, но слишком мало, чтобы лишить все происходящее жутковатого оттенка. Ее привязали к крышке стола ремнями, отчего мускулы ее бледного худощавого тела заметно напряглись, а ее светлые, до подбородка длиною волосы собрали сбоку в пучок.

Сосредоточившись, Блават собрала вокруг новобранца фрагменты своего оборудования и поправила настройки, применив известную ей технологию. Две металлические пластины она поместила Тиенди на лоб, у основания шеи установила бронзовый шприц. Ловкими пальцами нащупала включатель на цилиндре, помещенном у Тиенди за головой.

Тут же последовал укол.

Тиенди завизжала, ее руки сами собой сжались в кулаки, тонкая струйка слюны потекла по щеке. Пурпурная сетка сосудов выступила по всему ее телу, точно его облепила светящаяся паутина, но это были ее настоящие артерии и вены. Женщина пыталась достать до лица руками, но они были крепко-накрепко прижаты к бокам, бицепсы вздулись, тело корчилось в судорогах, но Блават совершенно спокойно наблюдала за ее мучениями. Бринд волновался – процедура не всегда обходилась без последствий.

Едва крики Тиенди стали утихать, а боль ослабела, ее развязали. Скатившись со стола на пол, она уселась, обхватив руками колени и подняв голову, чтобы удержать слезы. Постепенно ей стало легче, и она начала озираться по сторонам так, словно видела эту камеру впервые.

Бринд знал, что с ней происходит: она привыкала к новому, усиленному зрению, которое позволяло более детально воспринимать свет и тени, различать цвета на границе спектра – одним словом, видеть мир куда четче.

Он улыбался, пока другие гвардейцы, обступив Тиенди, хлопали ее по плечу, приветствуя ее вступление в их братство.

Глава двадцать вторая

Рандур со стуком опустил кружку на стол возле кушетки. Мунио проснулся и тут же уставился в огонь, гудевший в чисто выметенном камине; запасные дрова аккуратной стопкой лежали сбоку, даже каминная полка была тщательно выскоблена. Стараниями Рандура часть заброшенного особняка стала вполне пригодной для обитания.

– Ага, – съязвил он, – вижу, наш спящий красавец просыпается?

– Какой сейчас, к дьяволу, час?

– Хорошо за полдень, самое время обедать.

Мунио оттолкнулся от сиденья, осторожно встал, точно испытывая ноги на прочность, и стоял, покачиваясь и свыкаясь с необходимостью прожить еще один день.

– Это что, хлебом, что ли, пахнет?

– Ага.

Мунио вряд ли помнил, когда он в последний раз обонял столь божественный аромат. Рандур, честно говоря, тоже.

Мунио протянул руку к столу, на котором стояла его кружка с чаем.

– Так не пойдет. День надо начинать с чего-нибудь покрепче.

– Ты настоящий засранец, вот почему твоя жизнь превратилась в полный бардак.

Рандур прошлепал в кухню, где застал Эйр, которая увлеченно повторяла движения витасси, орудуя черпаком вместо меча. Подыгрывая ей, он схватил второй черпак, и они с лязгом заскакали с ними по кухне.

– Нет, нет, – окликнул ее от дверей Мунио. – Эйр, подбери левую ногу.

Шепнув что-то Рандуру, девушка сделала вид, будто хочет выйти из кухни.

– Не надо уходить из-за меня! – крикнул ей вслед Мунио.

– Я просто хотела прогуляться с сестрой, Рикой. Вам двоим о многом надо поговорить.

– А она здесь – Рика? – Мунио с трудом сдерживал нетерпение.

– Позже, – сказал Рандур, кивнул Эйр, и она вышла.

Какое-то время оба молчали, а Мунио ходил по кухне с таким видом, точно что-то потерял.

– Выпивки ты больше не найдешь, – предупредил Рандур.

Мунио вытаращился на него:

– Что это еще за юный выскочка, который явился из прошлого и вот так вот ворвался в мой дом? – И плюхнулся на табурет у стола.

Рандур, не обращая внимания на эту вспышку гнева, отрезал несколько ломтей теплого хлеба, намазал их маслом и пододвинул тарелку к старику.

– Почему вы вообще здесь? – спросил Мунио.

– Потому что ты сам нас пригласил, жалкий пьяница, – ответил Рандур. Взял кружку с чем-то горячим и поставил ее перед хозяином.

– Ты все правильно сделал, паренек.

– Это что, комплимент?

Мунио фыркнул от смеха:

– Под этим глянцем прежний капризный малыш. Так как тебе удалось убраться с этого сраного острова и втереться в компанию к двум знатным девушкам?

– Я исхитрился украсть имя у мертвеца, который должен был стать учителем танцев и фехтования у леди Эйр. Вообще-то, я отправился туда для того, чтобы найти культиста, который сумел бы помочь моей бедной матери, но скоро обнаружил, что они помогают только себе. Тогда в моем мире произошли резкие и внезапные перемены, которые повлекли за собой переоценку ценностей. Сестра Эйр должна была стать императрицей. Но один тип, который сейчас, наверное, сам император, подставил их и обвинил в предательстве, а я помог обеим сбежать. Теперь мы направляемся в Виллирен. У Рики есть план, чего нельзя сказать ни о ком из нас.

– Бора ради, парень. Почему ты не рассказал мне все с самого начала?

Рандур пожал плечами.

– Нам-то, в нашей глуши, нет дела до того, кто бежит от империи, а кто нет. А как насчет груза ответственности – разъедает душу или нет?

– Люди могут меняться, – заметил Рандур. – И я уже не тот, кем был раньше. Я сам решаю, кем мне быть, когда захочу.

– Люди никогда не меняются по-настоящему, – провозгласил Мунио, имея, вероятно, в виду свой алкоголизм.

– Слушай, за наши головы наверняка назначена большая награда, а такой уровень щедрости способен сбить с толку кого угодно.

– Большая награда, за ваши головы? Неужто Совету больше не о чем беспокоиться, кроме как о трех беглых ребятишках?

– Для этого типа, Уртики, деньги не проблема, он легко может отправить на наши поиски полк-другой солдат. Не забудь, мы же беглецы. Мне то и дело приходится оглядываться через плечо, но я стараюсь, чтобы девушки не заметили этого, предпочитаю нести этот груз один. Так что сейчас мы держим путь на север, в Виллирен, где надеемся застать командующего, и покинем твой дом, как только отдохнем.

– А зачем? – спросил Мунио.

– Рика хочет очистить свое имя. Это странно, но она и впрямь хочет служить своему народу, помогать людям. И считает, что командующий армией – ну, альбинос, слышал? – может ей в этом помочь. Кажется, он и доставил ее в Виллджамур, когда все началось. Вот такова сейчас наша цель, к ней мы идем.

– Долгий у вас впереди путь.

– Думаю, тебе следует пойти с нами. Точнее, я этого хочу. – Внезапное заявление и очень резкое.

Мунио посмотрел на него, не веря своим ушам:

– В моем-то возрасте?

– Дополнительная защита нам не помешает. К тому же я только наполовину помню, как добраться отсюда до северной части острова, так что твоя помощь окажется как нельзя кстати. Как думаешь, сможешь?

– Пф, я уже старик. И потом, говорю тебе, люди вроде меня не меняются.

Но Рандур не верил. Мунио годами оттачивал мастерство владения мечом, наверное, так же он не единожды переживал всевозможные невзгоды, а потому научился безошибочно избегать реальностей жизни.

Рандур продолжал давить на него, нанося один чувствительный удар за другим.

– Я помню, ты говорил что-то о деньгах, вернее, об их отсутствии, но, если пойдешь с нами, тебе больше незачем будет думать о них. А мы с тобой наговоримся всласть за все прошедшие годы. Ведь я так уважал тебя раньше, дружище. У меня не было отца, и… – Рандур умолк, словно ожидая, что Мунио закончит его слова.

И тот не подвел:

– Ну а у меня никогда не было сына. – После этого старику оставалось лишь сдаться на милость победителя, так как крыть все равно больше было нечем.

– По крайней мере, – заговорил Рандур после небольшой паузы, – если он существует, то ты с ним незнаком, вонючая старая мошонка. Так ты идешь с нами, нет?

– Я подумаю.

Тут оба рассмеялись, и Мунио даже похорошел.

– Кто знает, возможно, дорога и сделает из меня снова человека. В конце концов, как я жил здесь – слонялся пьяный по пустому дому с утра до вечера, поднимая пыль!

Тут в комнату снова вошла Эйр и сказала:

– Она сейчас занята – медитирует.

Мунио не сдержался:

– Малышка Эйр! А он мне все про вас рассказал!

– В каком смысле – все? – Она с подозрением уставилась на Рандура, и молодой человек скользнул поближе к ней.

– В самом хорошем.

Старик вынул меч, девушка резко обернулась.

– Паренек говорит, что ты с удовольствием изучаешь приемы витасси, – сказал Мунио. – Что ж, может, посмотрим, какой из него учитель – такой же ленивый, как когда-то ученик, или нет.

– Ранд, принеси-ка мне меч, – с прохладцей откликнулась Эйр.

– Что я тебе, слуга? – Ворча, он удалился, но почти тут же вернулся, неся тот самый тонкий клинок, которым она проложила себе дорогу из Виллджамура.

Схватив его, Эйр повернулась к Мунио, а тот сказал:

– Ну что ж, поглядим.

Его клинок тут же рванулся к ее торсу, и пару минут спустя ее меч уже лежал в дальнем углу кухни, куда его отправил мастерский удар короля техники витасси. Каждый раз, когда она делала выпад, он словно предугадывал ее намерения. Сначала он выкрикивал отрывистые команды, исправляя ее движения, а потом запел, и она, совершенно потеряв самообладание, споткнулась, и ее меч с грохотом отлетел к ногам Рандура. Ухмыляясь, он поднял его и подал ей, не говоря ни слова, зная, что в противном случае заработает злобный взгляд, на которые Эйр была большая мастерица.

– И это, – заявил Мунио, – еще одно доказательство того, что нельзя обращать внимание на слова нападающего, что бы он ни говорил. Слушай только ритм своих ударов. Меня будешь слушать потом, когда закончим.

– Ну, соперник-то вряд ли будет давать мне советы в бою, так? – выдохнула замученная Эйр.

– Зависит от того, кто он, этот враг, – ответил Мунио. – Что ж, вам троим явно нужна моя помощь, да и я от одной мысли о предстоящем путешествии уже чувствую себя лучше. Так что я согласен сопровождать вас. К тому же без помощи здешнего старожила вроде меня вы ни хрена не проберетесь через здешние леса.

Рандур одним прыжком оказался рядом со стариком и похлопал его по спине:

– Знал, что ты не сможешь устоять перед моим предложением.

– Угадал, – чопорно отвечал Мунио. – Только сегодня днем у меня есть в городе одно дело, так что отправимся завтра утром.

Глава двадцать третья

Один тип из «Крови»; сказал, что их вожак. Насчет вступления в ополчение. И еще что-то насчет ваших предпочтений в плане мужчин. Наверное, имел в виду подбор кадров. Подробности дислокации на бумаге.

Бринд получил сообщение еще раньше днем, в нем главарь банды, Малум, вызывал его на закате к трактиру «Дыра победителя». Он долго сидел тогда с листком бумаги в руках, глядя вдаль.

В указанное время он уже ждал на набережной, где стоял пронзительный холод. Улицы еще поливали соленым раствором, чтобы смыть с них последние следы льда, а в небе над городом снова собирались тяжелые снеговые тучи. Огоньки баров складывались в одну большую подкову вдоль кромки моря, но дальше к северу, откуда должно было начаться вторжение, не было ничего, кроме темноты. В «Дыре победителя» нарастал шум, торговцы и рыбаки прибывали и, подпирая стойку, громко болтали о делах. Люди в большинстве своем проходили мимо, волоча ноги и зябко кутаясь от холода, никто не хотел смотреть солдату в глаза, точно он был дурным предзнаменованием. Бринда это устраивало.

Вскоре к Бринду подошел высокий тип в капюшоне, с заросшим щетиной лицом. Дорогая одежда, теплый верхний плащ из серой шерсти, причудливо скроенные сапоги с кричащей отделкой, красная маска. По всему видно, что это Малум.

– Я получил твое сообщение, – сказал Бринд.

– Вижу, у тебя мания комментировать очевидное, альбинос.

– Ты принял решение об участии своих людей в обороне города во время войны? – спросил Бринд.

– Да. Ни «Кровь», ни «Крик» в вашем фарсе не участвуют.

Ах ты, эгоистичная сволочь.

– Ты понимаешь, что твое решение может привести к гибели города? Твоя трусость может к ней привести?

– И ты еще будешь говорить мне о трусости?

– Падение Виллирена станет началом целой цепи страшных событий по всему архипелагу. Один остров мы уже потеряли, за ним падут и остальные. И чем больше людей будут стоять в стороне и наблюдать, как это происходит, тем быстрее это случится.

– Беда в том, – заявил Малум, – что никто из нас не хочет воевать бок о бок с тобой.

– С солдатом империи?

– Нет, с извращенцем. Перевертышем.

– Боюсь, я не понимаю вас, сэр.

И тогда Малум рассказал командующему о соглядатае, который ходил за ним по пятам, о том, как он проследил его до самого борделя, где Бринд искал компании мужчин, о мужчине-проститутке, которого нашли, и тот сознался во всем при свидетелях, после чего был казнен выстрелом из арбалета в голову.

Все это показалось Бринду настолько нереальным, что скорость его пульса участилась втрое в считаные секунды. Слово за словом падало в тишине, и командующий все сильнее уходил в себя, ужасаясь тому, что его секрет раскрыт, и кем – этим бандитом! Даже если у него нет иных доказательств, подписанного признания того человека хватит, чтобы разрушить его карьеру.

Рука Бринда скользнула к рукояти меча, но Малум, заметив его движение, оскалился:

– Какого хрена ты делаешь?! Решил, что можешь убить меня прямо здесь, так подумай еще раз. Пятьдесят моих людей следят сейчас за каждым твоим жестом, и если ты хотя бы двинешься с места, они набросятся на тебя и прикончат, каким бы непобедимым воином ты себя ни считал. Да и вообще, стоит нам сделать так, чтобы о признании того мудака узнали люди, и не только твоей карьере – всей твоей армии конец.

Возможно, это был блеф от первого слова до последнего, но, повинуясь многолетней армейской привычке, Бринд тут же перевел полученную информацию в цифры и понял, что шансы не в его пользу.

– Чего ты хочешь?! – зарычал он.

– А, вот ты теперь как заговорил, – сказал Малум немного спокойнее, чем прежде. – Ты должен мне несколько тысяч ямунов. Столько, сколько понадобится на покупку города, слышишь? Нового города, разумеется, ведь от этого через неделю-другую может не остаться камня на камне.

– Так зачем же ты угрожаешь тому, кто еще может спасти это место? Я могу избавить тысячи людей от неминуемой смерти.

Маска мешала рассмотреть выражение лица бандита, но, похоже, тот ненадолго задумался, прежде чем дать ответ.

Бринд слушал, как лодки на ветру сталкиваются бортами друг с другом, создавая бесконечный прерывистый ритм, сводящий человека с ума.

– Я-то настоящий мужик, – заключил наконец Малум, – так что такому, как ты, меня не понять. – И он снабдил его короткими инструкциями о том, где оставить деньги, и пригрозил, что если он придет не один, то… Нагло ухмыльнувшись, главарь банды скрылся в тумане.

Бринд чувствовал, как его обступает тишина. Миру, в котором он жил до сих пор, только что пришел конец.

Бринд заглянул в офицерскую комнату, где его люди отдыхали, сидя в креслах под большой картой города, кто за чтением, а кто за игрой в карты.

– На одно слово, лейтенант, пожалуйста.

– Разумеется, командир. – Нелум положил книгу на стол и бросил взгляд на остальных, которые ухмылялись так, словно хотели сказать, что он попался. Кто-то пошутил:

– Лейтенант идет сортиры чистить, – и все загоготали.

Вскочив на ноги, Нелум последовал за Бриндом.

Каждый их шаг громко отдавался под сводами коридора, каменные стены усиливали каждый их вздох, пока они шли из здания цитадели наружу, туда, где вдоль зубчатых крепостных стен были проложены дорожки для наблюдения.

Вечер был поздний, обе луны скрылись за облаками. На стенах не было никого, кроме редко расставленных часовых из драгунского полка – стрелков, вооруженных тяжелыми дальнобойными луками и превосходным зрением; их коричневая с зеленым форма почти сливалась с темнотой. Один за другим они коротко и почтительно салютовали двум проходившим мимо гвардейцам и продолжали наблюдать за северным горизонтом.

Наконец Бринд и Нелум вышли на площадку башни в восточной оконечности цитадели и уставились в темную даль. Внизу покидал трактиры народ, пьяные песни затихали вдали, изредка раздавались женские крики.

– То, что я расскажу вам сейчас, лейтенант, вы вольны интерпретировать как хотите, – начал Бринд.

– Продолжайте. – Нелум сказал это искренне, но Бринд все равно держал паузу, сколько мог.

– Что-то случилось, командир?

Бринд как можно короче рассказал ему обо всем случившемся, опустив многие детали, но упомянув о том, что все, ради чего они трудятся в настоящий момент, может рухнуть в самое ближайшее время из-за угрозы шантажа, нависшей над ним.

– Понимаю, – проговорил Нелум. – Могу ли я поинтересоваться причиной шантажа?

Вопрос повис в воздухе.

Наконец Бринд сказал:

– Это обвинения личного характера.

– А именно?

– Меня обвиняют в связях – сущая чепуха, конечно, – с другими мужчинами. Лично я думаю, что это лишь предлог, выдуманный бандитами, чтобы не участвовать в обороне. – Тут он вполне уверенно рассмеялся. – Однако проблема в том, как не позволить этой лжи разрушить все то, к чему мы сейчас стремимся. У этого парня повсюду связи, под его началом состоит много людей.

Всякое выражение исчезло с лица Нелума, и Бринд больше не мог на него смотреть. Потирая руки, чтобы согреться, он отошел на несколько шагов.