Большая игра Смит Дэниэл

Первая кровь

Лучший. Момент. В жизни.

Ветер обдал лицо прохладой, когда я выехал на лесную дорогу. Как же хорошо было наконец оказаться в одиночестве. Никто не будет здесь унижать и высмеивать меня. Никто, кроме меня самого.

Долина Черепов осталась далеко-далеко позади. Пролетая мимо изумрудных деревьев, квадроцикл уносился в глубь леса. Солнце опускалось за верхушки сосен, отправляя последние лучи в гущу серой хвои. Покрытая грязью узкая дорога, уползавшая в горы, казалась вытоптанной сотни лет назад тайной тропой. Там и тут ее разрывали острые камни и могучие корни, напоминавшие выгнутые спины морских чудищ. Квадроцикл уверенно подъезжал к ним и преодолевал все препятствия. Я ехал пригнувшись, чтобы не зацепиться за нависавшие над дорогой ветки. На лице у меня была улыбка, в ушах гудел мотор, а за спиной висел охотничий лук. Он был в разы больше моего, но я привык носить отцовский лук после совместной вылазки в лес, так что тяжесть традиционного лука меня не сильно смущала.

Я решил ехать напрямик к тому месту, о котором рассказывал папа. Судя по отметке на карте, до него от долины Черепов было полтора часа езды и еще минут тридцать пешком. Я планировал добраться туда до темноты, чтобы остановиться чуть ниже заветного места, поставить палатку и развести костер с подветренной стороны. На охоту мне отвели всего сутки, так что рано утром надо было отправляться на поиски дичи.

Мысль о том, что там может вообще не оказаться оленей, я гнал прочь.

Посмотрев на часы, я с удивлением отметил, что еду уже целый час. Так, незаметно, я проделал двадцать-тридцать километров и неплохо укладывался в свое расписание.

Подбираясь все ближе к месту стоянки, я представлял, как выпущу стрелу в оленя, потом сниму с него шкуру, привяжу себе за спину оленью голову с раскидистыми рогами и выеду из леса победителем. Вот тогда Хамара не посмеет смотреть на меня сверху вниз, и из его взгляда уйдет унизительная жалость. А самое главное, отец будет мной гордиться. Понятное дело, он не ждет от меня подвига, но тем сильнее папа обрадуется, если мой трофей окажется не хуже медведя, убитого им в тринадцать лет.

Эти мысли напомнили мне о фотографии, которую я снял с доски почета в Охотничьем домике. Притормозив, я порылся в кармане и вытащил фото. Держа руль одной рукой, второй я сжимал старую карточку.

На ней – юный папа с головой медведя за спиной. У него очень свирепый вид: лицо вымазано в грязи и крови, губы сжаты, взгляд с вызовом устремлен прямо в камеру. Могу поспорить, никто не смеялся над папой за день до этого снимка, когда он, двенадцатилетний, ждал начала испытания.

Я прищурился и крепко сжал зубы, совсем как папа на фото.

В это мгновение ветка больно хлестнула меня по лицу.

От внезапного острого удара я отшатнулся в одну сторону, а квадроцикл занесло в другую. Он слетел с дороги, разметая колесами опавшие иголки, и покачнулся на краю неглубокого оврага. Пытаясь удержаться, я вдавил газ, мотор взревел, и во все стороны полетели мелкие камни и куски грязи. Тут же квадроцикл опрокинулся, скинув своего водителя.

Я подлетел в воздух, с высоты рухнул на бок и так лязгнул зубами, что прикусил язык. Четыре или пять метров я катился на дно оврага, ударяясь о все камни, пни и корни деревьев на своем пути.

Угодив в растущие внизу кусты, я остановился и открыл глаза. Вниз по размытому склону съезжал завалившийся на бок квадроцикл. Веревка, удерживающая вещи, развязалась, и по всему ущелью было рассыпано походное снаряжение. Но это было меньшее из зол. Тяжелый квадр быстро катился прямо на меня.

Не теряя ни секунды, я вскочил на четвереньки и пополз в сторону. Руки и колени заскользили по хвое и веткам, покрывавшим землю. Как в замедленной съемке, я старался отползти подальше, но руки вязли в грязной хвое. Я представил, что сейчас меня насмерть задавит квадроцикл и я навсегда останусь лежать погребенный под этой махиной.

Вдруг я нащупал ногой корень дерева, с силой оттолкнулся от него и откатился в сторону. Квадроцикл прополз мимо и остановился на дне, продолжая тарахтеть двигателем.

С минуту я лежал на животе, уткнувшись лицом в землю. Не в силах совладать с дыханием, я пытался понять, жив я все-таки или уже мертв. Песок скрипел на зубах, во рту был привкус крови и земли. Мои мышцы были пропитаны адреналином, так что я почти не чувствовал боли, но костяшки пальцев были содраны до крови, а лицо жгло. Я дотронулся до щеки, и у меня на руке остались кровавые следы. Было ощущение, что завтра я весь покроюсь синяками.

Я убедился в том, что меня еще рано предавать земле, но тут же подскочил как ужаленный, вспомнив о луке.

Тетива по-прежнему плотно перетягивала грудь, но надо было убедиться, что лук не треснул при падении. Поломать его было смерти подобно. От злости Хамара точно отрезал бы мне голову и насадил ее на кол рядом с другими черепами в долине.

Сняв через голову лук, я затаил дыхание и стал ощупывать древесину. Удостоверившись, что оружие цело, несмотря на пару щербин и царапин, я вздохнул с облегчением.

Но радоваться было рано. Завалившийся на бок вездеход еще работал, и в моей голове раздались папины слова: «Аккуратнее езди, ты за этот квадроцикл головой отвечаешь». Денег на новый у нас не было.

Я зажмурился и поклялся, что если все обойдется, то всю следующую неделю я буду колоть дрова за папу. Помолившись лесу и всем, кто мог меня услышать, я выпрямился, слизнул кровь с ссадины и поспешил к квадроциклу.

Навалившись на него всей тяжестью, я с невероятным усилием поставил квадроцикл на колеса, выключил мотор и проверил, все ли цело. Потревоженный лес начал возвращаться к обычной жизни. Птицы затянули вечерние песни, невдалеке застучал по дереву дятел.

Довольный тем, что квадроцикл на ходу, я вытер лицо рукавом и направился собирать разбросанные вещи. Мне удалось найти почти все рассыпанные стрелы, и я стал оглядывать землю в поисках мха. Увидев ярко-зеленое пятно между двух выпиравших корней, я опустился на колени и поддел ножом большой кусок мха, сильно пахнущего черноземом. Отряхнув мягкую губку от земли, я проложил ею колчан. Теперь его будет тяжелее нести, но зато стрелы не растеряются. Повесив колчан за спину, я вернулся к квадроциклу.

И тогда я увидел его…

Олень был такой огромный, что даже не верилось. Он спокойно стоял за поваленным деревом в каких-нибудь десяти метрах от меня. Казалось, ему совсем нет до меня дела.

Кривой ствол дерева наполовину скрывал оленя, но я отчетливо видел его голову и шею. Кожа туго обтягивала могучие мышцы животного. Он был ростом с меня, а может, и выше. Повернув голову, увенчанную рогами, в мою сторону, олень прислушивался, поводя ушами, и его большие карие глаза неотступно следили за мной.

Он был красив, само совершенство, и он принадлежал мне. Олень – вот мой трофей, как мама и говорила.

Я весь затрепетал. Сердце бешено заколотилось, и кожа покрылась мурашками. Не больше часа назад я пришел в лес, а он уже преподнес мне животное. Похоже, эта охота окажется не такой уж и сложной. Если я сейчас убью оленя, то смогу спокойно вернуться в долину Черепов. Посмотрим, что Хамара скажет на такой поворот.

Не сводя глаз от оленя, я нащупал колчан за плечом.

Животное вздрогнуло и навострило уши.

Я двигался еле слышно. Олень не знал, что я за зверь, и с любопытством разглядывал меня, но в любой момент мог убежать. Вот он уже напрягся и приготовился дать деру. Медлить было нельзя.

Достав стрелу, я представил, как получусь на фото: бледное лицо, все в крови и грязи, в одной руке лук, в другой – нож, а за спиной у меня – оленья голова. Папа будет с гордостью смотреть, как Хамара вешает мою фотографию на стену почета, как все признают меня настоящим мужчиной.

Вложив стрелу в лук, я вспомнил, как стоял сегодня на помосте и не мог натянуть тетиву. Как жалко, что пришлось оставить мой лук дома. Из него я бы точно… Стиснув зубы, я прогнал эту мысль. Мне надо было найти силы, чтобы совладать с традиционным оружием.

Набрав полную грудь воздуха, я начал натягивать тетиву.

«Успокой сердце, и рука не дрогнет», – раздалось у меня в голове.

Олень продолжал рассматривать меня, но уже в расслабленной позе. Он рассеянно шевелил ушами, прислушиваясь к звукам леса. Казалось, дичь уже не боится молодого охотника.

«Он знает, что тебе не натянуть тетиву», – настойчиво твердил кто-то у меня в голове.

Я прищурился и попытался заглушить этот голос. Медленно вдыхая, я старался почувствовать, как кислород постепенно, очень медленно, заливается в легкие (папа меня научил так дышать).

Жизнь вокруг остановилась. Существовали только я, лук и олень. Никого больше. Уже не слышалось пения птиц и стука дятла, даже ветер перестал дуть. Лес затих, словно все его жители затаили дыхание, наблюдая за нами.

Лук тихонько скрипнул, прогнулся. Тетива врезалась в пальцы. Мышцы задрожали. Выдохнув немного воздуха, я прищурил один глаз и прицелился. Справиться с волнением было непросто.

Тетива упрямо остановилась, когда от нее до моего носа оставалось расстояние в одну ладонь. Руки и плечи болели после падения и от борьбы с тетивой заныли еще сильнее. Меня била дрожь, я с трудом удерживал цель. Надо было стрелять немедленно. Но я понимал, что с такого расстояния, да еще при плохо натянутой тетиве, выстрел будет слишком слабый.

Собрав остаток сил, я рванул тетиву, но тут непонятный шум разрушил спокойствие леса. Глухой рокот быстро перерос в громовые раскаты, и все кругом неистово завертелось и зашумело. Казалось, что ураган обрушился на лес, неся с собой страх и смятение.

Металлический грохот оглушал, отдавался громкими щелчками в голове.

Тукка-тукка-тукка-тукка.

Воздушный вихрь раскачивал верхушки деревьев и, пролетая между сосен, поднимал в воздух сухие листья и хвою.

Тукка-тукка-тукка-тукка.

Звук становился все громче и громче, перерастая в оглушительный грохот. Вокруг меня все завертелось.

Олень оцепенел, а потом бросился наутек и скрылся в деревьях. Я оглянулся на пролетавший над головой вертолет, случайно зацепился ногой за корень дерева, и стрела улетела в небо.

Глаза наполнились слезами, и от злости я закричал, угрожающе размахивая луком:

– Будь ты проклят! Чтоб тебя!

Я поднялся на ноги и посмотрел на улетающий вертолет, неистово раскачивавший вершины деревьев. В лучах заката мелькнули черно-белые буквы на борту.

– Да чтоб тебя! – снова прокричал я, не зная, как совладать с распиравшим меня чувством злости и разочарования. В эту секунду я ненавидел вертолет и всех его пассажиров, желая им упасть и разбиться на тысячу кусочков.

Отлетев где-то на километр, вертолет завис в воздухе. В просвет между деревьями я увидел, что он начал снижаться, исчезая из виду.

– Ну, ты, махина, что дальше?

Меня очень злило, что вертолет пошел на посадку. Наверняка на нем прилетели браконьеры. Посмели вторгнуться в наш лес!

– Пату, – осенило меня.

Пату раньше жил в деревне, но переехал в город и открыл бюро «Сафари-Тур». Он говорил, что хочет подзаработать, показывая местные красоты туристам, но все были уверены, что он нелегально привозит сюда охотников, чтобы они забавы ради убивали медведей и оленей.

Надо было убедиться, что это Пату и что он привез браконьеров. Тогда, даже если ничего не удастся поймать, я не вернусь в долину с пустыми руками. Моим трофеем будет ценная информация.

Хазар

Я решил идти к вертолету пешком, чтобы браконьеры меня не услышали, и побежал за оставленным на квадроцикле маскировочным костюмом. Я смастерил его сам из большого куска сетки и лоскутов светло– и темно-зеленой ткани. Когда мы с отцом пошли в лес, чтобы опробовать камуфляж, мне целую вечность пришлось пролежать на земле, но папа меня так и не нашел. Он сказал тогда, что лучше маскировки в своей жизни не видел.

Надев камуфляж поверх толстовки с курткой, я углубился в лес, оставив квадроцикл у дороги. Стараясь ступать как можно тише, я осторожно шагал по опавшей хвое и выступавшим из земли камням. Лук не болтался у меня за спиной, тетива плотно перетягивала грудь, а стрелы надежно были укрыты в колчане. Да, я был слабоват и не мог натянуть тетиву традиционного лука, но зато прекрасно ощущал его положение в пространстве. И снова я мысленно поблагодарил папу за то, что тот заставлял меня носить на охоту его большой лук – ни одна ветка на моем пути не покачнулась.

Наконец лес стал редеть, и в просвете между деревьями я увидел то, что искал: заросшую травой широкую поляну у склона горы. Я удивился, что папа не нарисовал на карте это идеальное пастбище для оленей, и решил сам отметить его, когда вернусь домой.

Грозовые тучи затянули серое небо, но пробивавшегося сквозь ветви света хватало, чтобы видеть, что происходит в перелеске. Вдали послышался раскат грома, и воздух как будто стал холоднее. Мама сказала бы, что это злится Укко, бог неба и грома.

В самом центре поляны стоял вертолет. Двигатель уже перестал работать, но огни еще горели и лопасти медленно вращались. Воздух был наполнен выхлопными газами, до меня доносился запах бензина.

Я спрятался в папоротнике, разросшемся среди деревьев на самом краю площадки. Тень от большой ели укрывала меня от людских глаз. Две крупные сороки всполошились и испуганно затрещали, прыгая с ветки на ветку. Когда они притихли, я надвинул шапку по самые брови, подобрал левой рукой горсть земли и поплевал в нее. Получившуюся кашу я размазал по лицу. От нее саднило царапины на щеках, но я не обращал на это внимания.

Я стал невидимкой.

Не моргая, я следил за происходящим: дверь вертолета отъехала в сторону, и из него выпрыгнули двое мужчин. Они были одеты в армейские брюки и куртки и совсем не походили на охотников, скорее на солдат.

Один из них остался охранять вертолет, а другой подошел ближе к лесу, поднес к глазам бинокль и стал высматривать что-то среди деревьев. Я пригнулся еще ниже, распластавшись на земле.

Открылась дверь кабины, и на траву спустился пилот. Он был примерно одного с папой возраста, но ниже ростом и не такой плечистый. Мужчина достал что-то из кармана, прислонился к вертолету и закурил, с интересом поглядывая на охотников. Это был Пату, я сразу его узнал.

– Что вы там ищете, – обратился он по-английски к человеку с биноклем. – Я же сказал вам, что у меня нет разрешения на охоту. Если хотите пострелять дичь, надо лететь в другое место.

В воздухе было тихо. Поляна была со всех сторон окружена лесом, и слабый ветер доносил до меня запах табака и отчетливый голос Пату. Я очень удивился тому, что он сказал. Выходит, на Пату зря наговаривали.

Человек с биноклем ничего не ответил. Он продолжал изучать каждый сантиметр леса, но замер, когда дошел до моего укрытия. Его тело напряглось и выпрямилось. Он направил бинокль вниз, разглядывая прятавшие меня заросли.

Я застыл.

– Нашли что-нибудь? – спросил Пату. – Говорю вам, только смотреть и можно, потому что у меня нет…

– Молчать! – рявкнул человек у вертолета.

– Я не позволю так говорить с…

– Молчать! – повторился приказ.

Они с минуту смотрели друг на друга, потом Пату отвел взгляд и снова поднес сигарету ко рту. Не успел он затянуться, как охранник подлетел к нему, выхватил окурок и затушил его о траву своим тяжелым сапогом.

– С ума, что ли, сошел? – Пату повернулся к нему и выпрямился во весь рост. Мужчины нашей деревни всегда были готовы принять вызов, особенно если он исходил от чужака.

– Расслабься, – ответил охранник. – Если будешь вести себя тихо и делать, что скажут, заплатим в два раза больше.

Пату помедлил, всматриваясь в лицо говорившего, потом отошел в сторону и опять закурил.

Человека с биноклем не интересовала эта перепалка, он сверлил глазами мое укрытие.

А что, если он увидит меня? Что, если мой маскировочный костюм не так уж хорош и папа просто смеялся надо мной? Страх разлился по венам, но я не понимал, почему меня так пугают обычные охотники. Не потому ли, что их армейский камуфляж и манера говорить… были совсем не охотничьи.

В конце концов человек с биноклем покачал головой и начал рассматривать соседние кусты. Я с облегчением выдохнул, подивившись, что все это время, оказывается, удерживал дыхание.

Опустив бинокль, мужчина подал знак своему напарнику. Тот вытащил из вертолета какой-то предмет и отошел на край поляны. Предметом оказался раскладной стул, который он поставил на траву, с силой утопив ножки в мягкой земле.

Когда все приготовления были закончены, из вертолета спустился третий охотник. То, что он у них за главного, я понял сразу. Это был высокий и подтянутый мужчина, на загорелом лице – аккуратная черная бородка. На нем были такие же, как у его подчиненных, зеленые брюки, плюс черная кожаная куртка и кожаные перчатки. На поясе у него висел внушительных размеров нож, а в руке он нес большой чемодан.

Главный расправил плечи и обвел взглядом поляну, потом кивнул двум охотникам и большими шагами подошел к стулу. Секунду помедлил, потом сел и положил чемодан на колени.

Следом за ним еще трое мужчин спустились из вертолета и начали выгружать алюминиевые контейнеры. Они достали пять или шесть коробок, одна из которых была размером с мой квадроцикл и, судя по тому, что с ней пришлось повозиться, весила не меньше. Интересно, для чего им столько снаряжения?

– Слушай, Хазар, если ты думаешь остаться здесь, тебе придется доплатить, – обратился Пату к сидящему на стуле мужчине. – В два раза, по меньшей мере.

Хазар молча провел рукой по чемодану и отщелкнул замки.

– Я предупреждал, что здесь запрещено охотиться, – продолжал Пату. – Если вас за этим делом поймают, то меня лишат лицензии. А мне еще детей кормить. От меня зависят люди, я должен платить по счетам. Знаешь, сколько надо денег – такую птичку содержать?

Хазар откинул крышку чемодана, когда к нему со спины приблизился Пату.

– Ого, – удивился Пату. – Вот это, я называю, ствол. Ты слонов собрался отстреливать? Так они тут не водятся.

Хазар не отвечал. Он запустил руку в чемодан и вытащил из него, как мне показалось, приклад винтовки.

– И много ты за него заплатил? – не унимался Пату.

Хазар достал еще одну деталь и с громким щелчком присоединил ее к первой.

– Ладно, командир. – Пату поднял руки и попятился. – Я, пожалуй, вас попозже заберу. Поохотитесь тут пару часиков и… – Повернувшись, он увидел, что его вертолет накрывают камуфляжной сеткой (такой же, как на мне, только в разы больше). Еще двое мужчин открыли самый большой контейнер и достали из него длинные толстые металлические трубы, очень похожие на базуки из компьютерной игры. Но, наверное, зрение обмануло меня – зачем же охотникам базуки? Я прищурил глаза и отчетливо увидел, как мужчины водрузили гранатометы на плечи и направили их в небо. Они поводили базуками из стороны в сторону, будто прицеливаясь, а потом опустили оружие и обратились к Хазару:

– Все готово, сэр.

– Эй, погодите, да какого черта тут вообще происходит? – сбивчиво заговорил Пату. – Что твои ребята делают?

– Не думай о них. Позаботься лучше о себе, – ответил Хазар с незнакомым мне акцентом. Он говорил холодно, без эмоций. У него был звучный властный голос, хорошо слышимый во всех уголках поляны.

Хазар достал и приладил еще одну деталь винтовки.

– Ты на что намекаешь? – уточнил Пату.

Сотни невидимых иголочек впились мне в голову – я почуял неладное.

– На то, – Хазар прервал работу и пожал плечами, – что тебе пора бежать.

– Бежать?

Хазар встал, посмотрел на Пату и добавил:

– Я же охотник.

Пату удивленно поднял на него глаза и сделал шаг назад.

У меня пересохло в горле, а в голове пролетела сотня мыслей. Как и Пату, я не понимал, что происходит. Ясно было только одно: добром это не кончится. Мне стало страшно за Пату.

– Я намерен тебя пристрелить. – Хазар говорил внятно и громко, но я не верил своим ушам. Происходившее мало походило на правду, казалось какой-то глупой шуткой.

Хазар оглянулся на своих молодцов, снова поглядел на Пату и продолжил:

– Меня не переубедишь. Но пока я не собрал до конца винтовку, у тебя есть хорошая возможность убежать отсюда.

– Что? – Пату затряс головой и сделал еще один шаг назад.

– Ты ведь умеешь бегать? – усмехнулся Хазар и указательным и средним пальцами изобразил в воздухе бег в мою сторону.

– Все, тебе пора. – Хазар достал из чемодана дуло винтовки.

– Да что тут вообще происходит? – Пату в ужасе огляделся и остановил взгляд на военных, которые выгружали автоматы из ящиков поменьше.

Ничего не понимая, мы с Пату одновременно поглядели на Хазара. В голове крутилась тысяча вопросов. Неужели это гранатометы? Кто эти мужчины, одетые в военную форму? Зачем им автоматы? И что за оружие собирает Хазар? Я такой винтовки у охотников в жизни не видел.

– Вы… вы кто такие вообще? – промямлил Пату. Он постоял еще секунду, а потом внутри у него будто что-то щелкнуло. Пату повернулся и бросился бежать.

Мне очень хотелось помочь ему – окликнуть его, подать какой-нибудь знак, но я ничего не мог сделать. Ничего. У вертолета стояло шестеро вооруженных до зубов мужчин. И теперь я был уверен, что они не охотники. Подними я голову хоть на сантиметр, то тут же выдал бы себя и оказался в не меньшей опасности, чем Пату. Мне оставалось только прятаться в кустах.

Пату приближался, и я слышал топот его сапог и тяжелое испуганное дыхание. Я видел его глаза, округлившиеся от ужаса.

Мысленно подгоняя Пату, я напряг каждый мускул своего тела.

За спиной у своей жертвы Хазар не торопясь собирал винтовку: он хладнокровно приладил дуло, закрепил прицел и загрузил огромные патроны.

Расстояние от Пату до спасительных деревьев сокращалось с каждой секундой.

«Давай же! – беззвучно кричал я. – Быстрее!»

Еще немного – и он в лесу.

Хазар щелкнул затвором.

Еще чуть-чуть.

Хазар поднял винтовку к плечу и стал прицеливаться в ту самую секунду, когда Пату добрался до леса. Он с разбега влетел в кусты, распугал сорок, тут же упорхнувших в безопасное место, и укрылся за стволом огромной сосны. Согнувшись в три погибели, Пату жадно заглатывал и с присвистом выпускал воздух, силясь восстановить дыхание.

Он стоял так близко, что я мог дотронуться до него, только руку протяни. Пату весь трясся от страха, не в силах перевести дух. Первый раз в жизни я видел такой нечеловеческий ужас.

Хазар продолжал целиться в Пату. Он держал винтовку, стоя посреди поляны неподвижно, как памятник.

Пату наконец отдышался. Он выпрямился и улыбнулся себе, не веря, что удалось спастись. Он тряхнул головой и осмелился выглянуть из-за дерева. Тут он заметил, что я прячусь рядом, в зарослях папоротника. Поначалу Пату не понял, что лежит перед ним. Но потом он разглядел два человеческих глаза среди грязной зелени камуфляжа и открыл рот, чтобы что-то сказать.

Я поднял палец к губам, умоляя его молчать, но тут – БАМ! – прогремел выстрел, и сосна взорвалась на тысячу щепок. Я зажмурился и закрыл голову руками. Ошметки коры полетели в меня, царапая щеки и руки.

Весь лес всколыхнулся – звери и птицы ринулись в укрытие, с елок дождем посыпалась хвоя. Когда эхо выстрела отгремело, все кругом вновь стихло.

Я открыл глаза. Большая дыра зияла с одного края сосны, за которой прятался Пату. Хазар стоял с опущенной винтовкой. Пату на прежнем месте уже не было.

Повернувшись, я увидел своего бывшего односельчанина лежащим на траве с простреленной головой. Я не мог отвести от него взгляд, как ни пытался. На меня наводили ужас пустые глаза мертвеца и кровь, сочившаяся из раны, но я все равно продолжал смотреть. Я лежал в оцепенении, и мне казалось, что все это происходит не со мной, что нет никого Хазара, нет Пату.

«Спасайся! – завопил голос в моей голове. – Беги!»

К горлу подступил комок от страха, и я словно очнулся от кошмарного сна. Отчаянно желая спастись, я стал отползать назад, в глубь леса, затаив дыхание. Когда меня уже не было видно из-за густых ветвей, я вскочил, повернулся и побежал что есть мочи. Ноги затекли от долгого лежания в укрытии, но панический ужас нес меня прочь.

Ничего не разбирая на своем пути, я мчался через лес. Я хотел одного – оказаться в безопасности, вернуться в долину Черепов, к папе.

Трудное решение

Я несся по лесу как загнанный зверь. Ветки больно хлестали по щекам, и я бежал, заслоняя лицо руками. В голове было пусто. Перед глазами – только мертвое лицо Пату.

У меня закололо в груди, и с каждым движением боль усиливалась. Мышцы онемели, я совсем не чувствовал ног, но они уверенно несли меня к оврагу, где ждал квадроцикл.

Одна загвоздка – на месте его не оказалось.

Я точно помнил, как оставил квадроцикл на дне оврага. Значит, либо его угнали, либо я сбился с пути.

Солнце уже опустилось, в лесу было темно, и я, скорее всего, просто заплутал. Как еще можно было объяснить пропажу квадра? Я так сильно хотел скрыться от безжизненных глаз Пату, что даже не следил за дорогой. Просто бежал без оглядки. Теперь надо было сделать остановку и внимательно осмотреться.

И тут меня охватила паника. Дыхание участилось, каждый вдох отдавался болью. А что, если головорезы заметили меня? Знали, куда я побегу? Пришли сюда минутой раньше и забрали квадроцикл, чтобы я не улизнул?

Я бросился обыскивать все овраги с одной мыслью: «Только бы найти квадроцикл».

И тут я увидел его в просвете сосен. Он стоял неподалеку, на том самом месте, где я его оставил. У меня сразу отлегло от сердца, и я радостно бросился к вездеходу.

Теперь я мог отсюда выбраться!

Освежающие капли дождя просочились через дырявую крышу веток, и небо над моей головой заворчало. Судя по раскатам грома и черным тучам, моросящий дождик грозил перерасти в сильный ливень.

Все еще тяжело дыша, я вскочил на квадроцикл и завел мотор. Но когда я поднял глаза на дорогу, идущую вдоль оврага, то понял, что нам на нее не взобраться. Склон был слишком крутой, а спуск с другого края оврага был прегражден каменистой россыпью. Мне оставалось только ехать вдоль обрыва в надежде, что ложбина рано или поздно поднимется к горной тропе.

Дождь лил все сильнее, и колеса скользили по размытой земле. Все силы я бросил на то, чтобы забыть страшное лицо Хазара и захороненного в кустах Пату. Я старался думать о чем-нибудь другом: о спасении собственной шкуры; о стальных трубах, которые бандиты доставали из контейнеров и водружали себе на плечи; о Хазаре и его планах на наш лес. Но как я ни старался, Пату не шел у меня из головы. Я представлял, как он лежит там, скрючившись в неестественной позе, мертвый.

Я затряс головой, чтобы отбросить эту страшную мысль, и попытался сконцентрироваться на дороге. Надо было найти пологий склон, чтобы побыстрее выбраться на тропу и вернуться в долину Черепов.

Мне предстоял долгий путь назад. Дорога в гору заняла целый час, а спускаться в такую темень и дождь мне пришлось бы часа четыре, не меньше. Все зависело от того, как скоро удастся вернуться на дорогу. Главное, на обратном пути не слететь в еще один овраг. Или того хуже – не встретиться с Хазаром и его бандой. Что, если они услышат шум двигателя и погонятся за мной со своими базуками?

Я старался вспомнить папину карту, чтобы найти обходной путь в долину Черепов, но мне на ум пришла только поляна, отмеченная красным крестом. Наше с папой секретное место. Добираться до него было каких-нибудь два километра, значит, я мог отъехать еще на два километра дальше от Хазара. К тому же я уже поднимался в нужном направлении, и самым верным решением мне казалось спрятаться в папином тайном месте и переждать там до утра. С рассветом я вернулся бы в долину. Без добычи, но зато живой.

А может быть, мне посчастливилось бы подстрелить утром оленя или кого помельче. Я с радостью бы принял от леса и куропатку, и даже зайца. Если повезет, то кроме захватывающего рассказа я принесу из леса трофей.

С такими мыслями я добрался до конца оврага и выехал на дорогу. Остановив квадроцикл, я измерил взглядом извивающуюся узкую тропу, ведущую под гору. Потом повернул голову на дорогу, поднимавшуюся к отмеченной на карте поляне. Снова посмотрев вниз, я вспомнил события этого вечера.

Домой или на охоту?

Куда ехать?

К Хазару с его винтовкой или… Решение пришло само.