Аристотель для всех. Сложные философские идеи простыми словами Адлер Мортимер

Глава 1

Философские игры

Многие из нас играли в две игры, не понимая, что при этом мы были на пути к становлению философами. Первая называется «Животное, растение, минерал», а вторая – «Двадцать вопросов»[3].

Обе игры заключаются в задавании вопросов. Однако их философская составляющая в другом: в том, что стоит за вопросами – набор категорий, схема классификации. Классификация вещей, определение их к той или иной категории – процесс знакомый. Так или иначе, любой человек делает это: владельцы магазинов, когда проводят инвентаризацию товаров на полках, библиотекари, составляя каталоги книг, секретари, раскладывая по папкам письма или документы. Но когда объекты, подлежащие классификации, являются частью физического мира или даже больше – вселенной, включающей в себя физический мир, тогда на арену выходит философия.

Иногда в «Животное, растение, минерал» и «Двадцать вопросов» играют так, будто это одна и та же игра. Это происходит, когда первый из двадцати вопросов звучит как «Это животное, растение или минерал?», чтобы выяснить, к какой из этих трех больших категорий, или классов физических предметов, относится загаданный объект. Но только немногие объекты, о которых мы думаем, являются физическими предметами. К примеру, если загадана геометрическая фигура (например, круг), или число (например, корень квадратный из минус одного), или один из греческих богов (Зевс, Аполлон или Афина), вопрос о том, является ли объект животным, растением или минералом, не даст или, по крайней мере, не должен дать ответа.

Игра в двадцать вопросов, когда она не начинается с вопроса «Это животное, растение или минерал?», связана с угадыванием любого объекта, который может загадать любой человек. Этот объект не ограничивается только физическими вещами. Из двух игр «Двадцать вопросов» скорее приведет нас к философскому мышлению, хотя мы можем даже не осознавать этого. Чтобы понять это, нам и понадобится помощь Аристотеля.

Классификация была одним из умений, в которых Аристотель преуспел. Другим его умением стало мастерство ставить вопросы. Философское мышление начинается с вопросов – вопросов, на которые можно ответить на основании нашего обычного, повседневного опыта. А размышления об опыте приводят к обострению и уточнению нашего здравого смысла.

Животное, растение или минерал – это очень грубое деление вещей, с которыми мы сталкиваемся в физическом мире, на три категории. Но мы свободно пользуемся словом «минерал» для обозначения всех физических объектов, которые оказываются с одной стороны грани, разделяющей живые организмы и неодушевленные предметы: кусты роз и стаи мышей от палки и камня. Не всё неодушевленное является минералом вроде золота или серебра, извлекаемых из месторождений в земле. Некоторые являются горными породами, обнаруженными на поверхности земли или в ее недрах; иные – другими формами вещества в жидком или газообразном состоянии.

В категории неживых, или неодушевленных, предметов, которые мы свободно относим к понятию «минерал», Аристотель заставил бы нас различать однокомпонентные и составные предметы. Согласно Аристотелю, однокомпонентные предметы – это предметы, состоящие из одного вида материала: золота, например, или меди, или цинка. Составные предметы, напротив, образованы из двух и более материалов: к примеру, латунь – это смесь из меди и цинка. Но для Аристотеля еще более важным оказывается различие между живыми и неживыми объектами.

Что отличает все живые организмы от инертных? Являются ли они однокомпонентными или составными телами? Из нашего обычного опыта мы знаем, что все они имеют определенные общие характеристики. Они принимают пищу; они растут; они размножаются.

Среди живых организмов что отличает растения от животных? Опять же из нашего повседневного опыта мы помним, что животные имеют определенные общие характеристики, которых нет у растений. Они не укоренены в земле, как растения; они могут самостоятельно передвигаться. Они не получают питательные вещества из земли и воздуха, как растения. Кроме того, у большинства животных есть органы чувств.

Грань, которая отделяет инертные тела от живых организмов, иногда оставляет нас в раздумьях, с какой стороны находится тот или иной объект. Это также относится и к грани, отделяющей растения от животных. Например, некоторые растения, как оказывается, обладают чувствительностью, даже несмотря на отсутствие у них органов чувств, таких как глаза или уши. А ряд животных, скажем, моллюски, не имеют способности передвигаться, и создается впечатление, что они, как растения, закреплены на одном месте.

Разделяя все физические объекты по трем основным классам – на неодушевленные тела, растения и животных, – Аристотель знал, что его классификация не исключает пограничные случаи – объекты, которые по определенным признакам находятся с одной стороны грани, но по другим относятся к другой стороне. Он признавал, что в мире физических тел переход от неживых объектов к живым и от растительной жизни к животной происходит плавно и не является четко определенным и бескомпромиссным процессом.

Тем не менее Аристотель настаивал на идее, что различия между живыми и неживыми объектами и между растениями и животными разделяют их на совершенно разные виды объектов. Он придерживался этой точки зрения по следующим причинам.

Если мы не будем изначально признавать и понимать четкое различие между камнем и мышью, мы никогда не застанем себя за размышлениями, является ли то, что сложно классифицировать, живым или неживым объектом. Точно так же, если мы не проведем четкую грань между кустом розы и лошадью, мы никогда не зададимся вопросом, является ли данный образец растением или животным.

Так же как животные представляют собой особый вид живого организма, выполняя функции, которые недоступны растениям, так и люди являются особенным видом животных. Им присущи определенные функции, не характерные для других животных, например постановка вопросов и поиск ответов на них посредством наблюдений и размышлений. Именно поэтому Аристотель назвал человека рациональным животным, способным думать и задавать вопросы; способным к философскому мышлению.

Есть такие животные, которые, кажется, заняли место на грани, разделяющей людей и не людей. Недавно было установлено, что у морских свинок и шимпанзе достаточно ума, чтобы участвовать в элементарных формах общения. Но они, по-видимому, не задают себе или друг другу вопросы, чтобы найти ответы на них. Мы говорим о таких животных почти как о людях, но мы не рассматриваем их в качестве членов человеческой расы.

Каждый отдельный вид вещей, по мнению Аристотеля, имеет природу, отличающую его от всех остальных. То, что отличает один класс вещей от другого, определяет природу, которой обладает каждая отдельная вещь, принадлежащая к данному классу. Когда мы, например, говорим о человеческой природе, мы просто подразумеваем, что все люди обладают определенными характеристиками, которые отличают их от других животных, растений и неодушевленных объектов.

Классификация Аристотеля содержит пять основных классов физических вещей в порядке возрастания. Он разместил одноэлементные и составные тела в нижней части шкалы. Каждый из более высоких классов расположен таким образом потому, что он имеет определенные характеристики, отсутствующие у нижестоящего класса.

В масштабах естественных вещей живое существо является более высокой формой существования, чем неживой предмет; животные – более высокой формой жизни, чем растения, а человеческая жизнь – высшей формой жизни на Земле.

Все живые организмы, как и все неодушевленные тела, занимают место в пространстве и имеют вес, но, кроме того, как мы уже отмечали, они едят, растут и размножаются. Будучи живыми организмами, животные, как и растения, выполняют эти жизненно важные функции, но они также характеризуются функциями, не свойственными растениям. На вершине шкалы находятся люди, имеющие все жизненно важные функции, что и другие животные, а также возможность искать знания, задавая вопросы и отвечая на них, и способность мыслить философски.

Конечно, можно сказать, что многие из высших животных думают и что даже компьютеры думают. Это неправда, что только люди обладают интеллектом. Интеллект в той или иной степени обнаруживается во всем животном мире, так же как и проявления животного мира в той или иной степени отражены в представителях человеческой расы. Но особый тип мышления, приводящий к философским вопросам и поиску ответов на них, отличает человека от других животных. Ни одно другое животное не играет в философские игры.

В мире физических вещей слово «тело» относится к одному всеобъемлющему классу. Нет более широкого класса, в котором тело могло бы выступить подклассом.

Каждая вещь в физическом мире является телом того или иного рода.

Можем ли мы впасть в другую крайность и найти подкласс тел, на котором следует остановиться, так как оно далее не делится на более мелкие подклассы? Является ли человеческий вид таким подклассом животных?

Столкнувшись с этим вопросом, большинство из нас, наверное, сразу же подумает о разных расах и внешних различиях: о разделении по цвету кожи, чертам лица, форме головы и так далее. Почему эти характеристики не делят людей на различные виды и подклассы?

В связи с этим Аристотель сделал важное различие. Не все характеристики объекта, по его словам, определяют его природу или сущность. Как мы уже заметили, Аристотель думал, что человек должен быть определен как рациональное, или философское, животное. Способность задавать вопросы – «что?», «зачем?» и «почему?» – в отношении вещей – вот то, что делает любого человеческим существом, а не цвет кожи, вздернутый нос, прямые волосы или форма черепа.

Конечно, мы разделяем людей на бесконечное разнообразие подклассов: на высоких и низких, толстых и худых, белых и черных, сильных и слабых и так далее. Но, хотя мы можем применить такие различия, чтобы отличить одну подгруппу людей от другой, по мнению Аристотеля, их нельзя использовать, чтобы исключить любую из этих подгрупп из человеческой расы. Что еще более важно, нельзя сказать, что члены одной подгруппы являются людьми в большей или меньшей степени по сравнению с другой.

Другими словами, различия между одним подклассом людей и другим являются поверхностными или незначительными по сравнению с основными или значимыми различиями, которые отделяют человека от других животных. Аристотель называл поверхностные или незначительные различия случайными, а основные или значимые – существенными.

Люди и неразумные животные отличаются существенно; высокие люди и низкие, толстые и худые отличаются случайно. Это единственная характеристика, отличающая одного человека от другого. Мы все животные одного и того же вида, но один человек имеет больше, а другой – меньше тех или иных параметров. Такие индивидуальные различия менее важны, чем одна вещь, объединяющая всех мужчин и женщин, – их общая человечность, являющаяся единственной причиной, по которой все люди равны.

Глава 2

Классификация физических объектов

Аристотель подразделял физические объекты на неодушевленные тела и живые организмы, а живые организмы – на растения, животных и людей. Однако это деление не дает нам исчерпывающего объяснения его схемы классификации или его набора категорий.

Подумайте, например, о лошади Веллингтона в битве при Ватерлоо или о Юлии Цезаре, пересекающем Рубикон. Подумайте о Гамлете Шекспира, о лох-несском чудовище или об ангеле Гаврииле. Подумайте об аромате роз в полном цвету, о цвете спелого помидора, о теории гравитации Ньютона или о Боге.

Ничто из перечисленного не является физическим телом, существующим в данный момент в виде животного, растения или минерала. Лошадь Веллингтона и Юлий Цезарь существовали в прошлом, но их больше нет. Шекспировский Гамлет является выдуманным, а не реальным персонажем. Существование лох-несского чудовища под большим вопросом. Что касается аромата роз в полном цвету, ангела Гавриила, теории гравитации Ньютона или Бога, ничто из этого не попадает ни под одну из категорий, которые охватывают объекты, существующие или существовавшие в физическом мире.

Вселенная объектов, о которых мы можем подумать, гораздо больше, чем физический мир – мир тел, как существующих в настоящее время, так и существовавших в прошлом. Включая в себя материальный мир, она также простирается далеко за его пределы. Грань основного деления отделяет материальные тела от всего остального.

Что же останется, если мы поместим все объекты физического мира с одной стороны грани? Что относится ко второй половине всеобъемлющей вселенной объектов, о которых мы можем подумать? Я не буду пытаться дать исчерпывающий перечень видов объектов, которые не являются физическими телами, а перечислю лишь некоторые из возможных видов:

• математические объекты, например треугольники и квадратные корни;

• мнимые или вымышленные персонажи, такие как Гамлет Уильяма Шекспира или Гекльберри Финн Марка Твена;

• любые бестелесные или невоплощенные духи, в том числе призраки и ангелы;

• боги или Бог, когда божественные существа представляются как бестелесные субстанции;

• мифологические существа, такие как кентавры и русалки;

• идеи или теории, возникающие у нас в голове.

Я полностью осознаю, что данный перечень возможных мыслительных объектов вызывает много вопросов. Существуют ли такие объекты в широком смысле этого слова? Если да, то каким образом их существование отличается от существования материальных тел? Что значит название их возможностями? Есть ли мыслительные объекты, которые невозможны? Если мысли не являются материальными, то как они относятся к телам?

В следующих главах этой книги с помощью Аристотеля я постараюсь ответить на некоторые из этих вопросов. Другие я отложу до конца книги, так как они являются сложными философскими проблемами. На данный момент интерес к ним служит только для привлечения внимания к большей вселенной, лишь частью которой является физический мир, даже если мир материальных объектов может быть единственным действительно существующим.

Рассматривая такой мир, мы должны уделить внимание еще одному различию, сделанному Аристотелем. Оно необходимо, чтобы разобраться с вопросами об аромате роз или о цвете спелого помидора. Розы и помидоры – материальные объекты, относящиеся к растениям, но их запах и цвет – нет. Размышляя о физическом мире, Аристотель определил грань, которая разделяет его составляющие на два основных вида. По одну ее сторону находятся тела; а по другую – их характеристики или свойства, такие как их запахи и цвета.

В наших повседневных беседах мы обычно проводим то же различие. Мы не говорим о размере и весе камня как о теле. Я не стал бы просить вас передать мне размер или вес камня, потому что знаю, что вы должны передать мне камень, чтобы я мог почувствовать его размер или вес.

Мы способны думать о размере камня или о его весе, не думая о самом камне, но мы не в силах изменить размер или вес камня без изменения камня. Если камень лежит в куче других камней, мы можем взять его из кучи и оставить в ней другие, но мы не можем взять размер или вес камня и оставить сам камень.

Согласно Аристотелю, то, что принадлежит телу, как размер или вес камня принадлежат камню, существует в этом теле (как существует масса камня в камне), но не может существовать само по себе (как существует камень).

Физический объект, тело, часто принадлежит к группе вещей, из которой его можно взять – как один камень можно взять из кучи камней. Но каждый из камней в куче существует сам по себе, даже если он существует в группе камней. Однако этот подход неприменим к размеру или весу камня. Размеры и вес не существуют сами по себе. Это всегда размеры и массы физических объектов, и они прекращают свое существование, когда перестают существовать тела, к которым они относятся.

Еще один способ постичь основное различие между физическими вещами и их свойствами – рассмотреть, как меняются вещи. Камень с шероховатой поверхностью можно отполировать и сделать гладким. Камень почти круглой формы реально сделать идеально круглым. Но, трансформируя свойства камня, мы всё равно имеем дело с одним и тем же камнем. Это не другой камень, это тот же камень с измененными характеристиками.

Если камень, изменяясь по тем или иным свойствам, не останется тем же камнем, нельзя будет сказать, что он изменился и стал не грубым, а гладким или не большим, а маленьким. Осознав это, мы поймем причину, по которой Аристотель сказал, что физический объект – это то, что остается тем, что есть (этот конкретный камень), несмотря на изменения в том или ином отношении (по размеру или весу, форме, цвету или текстуре).

Свойства тел в отличие от самих тел изменить невозможно. Шероховатость никогда не станет гладкостью; зеленый никогда не станет красным. Это шероховатый камень становится гладким; зеленый помидор становится красным, когда он созревает. Короче говоря, физические объекты подвержены изменениям. Физические свойства неизменяемы; они являются аспектом, по которому изменяются физические вещи.

Аристотель попытался составить полный перечень свойств, которыми обладают физические объекты. Полнота этого перечня сомнительна, но перечисленные свойства хорошо известны всем из нашего общего опыта; особенно те свойства, являющиеся основными аспектами, по которым изменяются вещи:

• по количеству, когда они увеличиваются или уменьшаются по весу или размеру;

• по качеству, когда они меняют форму, цвет или текстуру;

• по месту или положению, когда они перемещаются в пространстве.

Объект имеет и другие характеристики: например, отношения, в которых он состоит с другими объектами; действия, им выполняемые, а также результаты действий, произведенных над ним; время его возникновения, продолжительность существования и время прекращения существования.

Из всех характеристик физического объекта наиболее важными являются те, которыми он обладает на протяжении всего своего существования и по отношению к которым он не меняется, пока существует. Эти постоянные характеристики делают вещи такими, какими они есть. Например, способность растворяться в воде – постоянное свойство соли; постоянным свойством некоторых металлов является их способность проводить электричество; постоянным свойством млекопитающих – рождение живого потомства и вскармливание детенышей молоком.

Подобные свойства не только делают объект объектом особого вида, они также отличают один объект от другого. Способность задавать вопросы – постоянное свойство рациональных животных, отличающее нас от других млекопитающих. Рациональные животные, конечно же, тела. Они являются физическими объектами, но не только ими.

Мы признаём этот факт, когда используем слово «человек». Мы называем так всех человеческих существ – «человек». Мы не называем людьми пауков, змей, акул и птиц. Когда мы относимся к нашим любимым домашним кошкам или собакам как к людям, мы относимся к ним так, как если бы они были людьми, то есть почти как к людям. Мы не относимся так же к объектам, которые считаем просто вещами.

До этого момента мы использовали термин «вещь» для обозначения физических объектов – тел. Теперь вещь будет противопоставляться человеку.

«Вещь» – хлопотное слово. Его смысл иногда настолько широк, что его можно отнести к любой возможной мысли – не только к существующим физическим телам, но и к их характеристикам, а также к объектам, которые не существуют, к объектам, которые, возможно, никогда не существовали, и к объектам, существование которых невозможно. Иногда вещь в более узком смысле относится только к телам, которые существовали в прошлом, или к телам, которые могут существовать в будущем.

Использование одного и того же слова в различных смыслах зачастую неизбежно. В случае самых важных слов, которые мы используем, особенно тех, что встречаются в повседневной речи, избежать этого практически невозможно. Аристотель часто обращал внимание на различные значения, в которых он видел необходимость использовать одно и то же слово. Если мы думаем о нашем опыте так, как это делал Аристотель, мы должны также смотреть на разницу в смыслах наших слов.

Человеческие существа являются физическими объектами, согласно одному значению этого слова, но не согласно другому, когда мы называем их «люди», а не «объекты». Как физические объекты, как тела, они имеют три измерения, с которыми все мы знакомы. Как люди, они также имеют три измерения, которые являются совершенно разными.

Глава 3

Три измерения человека

Рассматривая нас как простые тела, или просто как физические объекты, я бы сказал, что наши три измерения аналогичны трем измерениям любого другого тела. Это длина, ширина и высота – то есть объем, который любое тело занимает в пространстве.

Несмотря на то что как тела мы есть физические объекты, при этом все мы являемся особым видом объектов – единственным видом, который называется «человек». Каковы наши три измерения как людей, а не только как тел?

В пространстве измерением является направление, в котором я способен перемещаться. Я могу передвинуть руку слева направо, вперед или сверху вниз. Как и пространственные измерения, измерения людей также являются направлениями – направлениями, в которых я действую в качестве человеческого существа. Я уверен, что у нас как у физических объектов есть только три измерения, но я не могу быть столь же уверен, что у нас как у активных человеческих существ также есть только три измерения – только три направления, где распространяется наша деятельность.

Тем не менее я думаю, что три измерения представляют три очень важных направления, которые принимает человеческая деятельность. Могут быть и другие, но я не уверен, что среди них есть хоть одно столь же значимое.

К важнейшим трем измерениям относятся созидание, деяние и мышление.

В первом из этих трех измерений, созидании, человек выступает в качестве художника или ремесленника – производителя всевозможных вещей: обуви, кораблей и домов, книг, музыки и картин. Мы можем назвать человека художником, не только если он создает скульптуры или картины. Это слишком ограниченное использование слова «искусство». Всё, что есть в этом мире искусственное, то есть рукотворное, а не природное – это произведение искусства: что-то, созданное человеком.

Во втором из этих измерений, деянии, человек выступает в качестве добродетельного и общественного существа – кого-то, кто может поступать правильно и нет, кого-то, кто своим действием или бездействием либо достигает счастья, либо не достигает его, кого-то, кто видит необходимость во взаимодействии с другими людьми, чтобы делать то, что, будучи человеком, он чувствует необходимость сделать.

В третьем измерении, мышлении, человек выступает в качестве ученика, впитывающего знания всех сортов – знания не только о природе, не только об обществе, частью которого он является, не только о природе человека, но и о самом знании.

Во всех трех измерениях человек есть мыслитель, но тип используемого им мышления для производства вещей отличается от типа мышления для добродетельных и социальных действий. Оба вида мышления отличаются от третьего, которое человек применяет, чтобы просто знать – знать только ради знания.

Аристотель уделял много внимания различиям между этими тремя видами мышления. Он использовал термин продуктивное мышление для описания типа мышления человека-создателя; термин практическое мышление – для человека-деятеля и гипотетическое, или теоретическое, мышление – для человека-мыслителя.

Такое тройственное деление видов мышления находится в различных трудах Аристотеля. Некоторые из них, например о моральной и политической философии, посвящены практическому мышлению и человеку-деятелю как живущему своей собственной жизнью и старающемуся сделать ее максимально хорошей, так и человеку как члену общества, связанному с другими людьми и взаимодействующему с ними. Другие работы, например о натуральной философии, сопряжены с теоретическими размышлениями обо всем физическом мире, в том числе о человеке как о части этого мира, а также о человеческом разуме и знаниях.

Аристотель написал трактат о человеке-создателе, но в нем он описывает человека, создающего только поэзию, музыку и живопись. Он назвал его «Поэтика», потому что греческое слово, от которого произошло слово «поэзия», означает «создание» – создание чего угодно, а не только тех объектов, которые развлекают нас и приносят удовольствие, когда мы наслаждаемся ими. Люди производят огромное разнообразие полезных вещей, которые мы используем в повседневной жизни, таких как одежда, дома, мебель и приспособления, необходимые, чтобы сделать всё это.

Более общее отношение к человеку как к создателю, в частности как к создателю полезных физических объектов, мы находим в трудах Аристотеля, посвященных философии природы. В своем стремлении понять природу Аристотель часто прибегал к сравнениям между способом, которым человек производит вещи, и способом, на основе которого функционирует природа. Аристотелевское понимание компонентов человеческого процесса создания помогло ему – и поможет нам – понять процессы природы.

Именно поэтому вторую часть книги я собираюсь начать с создания как с одного из измерений человеческой деятельности. После, в третьей части, я рассмотрю измерение человеческой деятельности, где он выступает как добропорядочное и общественное существо. И наконец, в четвертой части я обращусь к человеку как к мыслителю, откладывая до последнего самые трудные вопросы, которые нужно рассмотреть, – вопросы о человеческом разуме и самом знании.

Наиболее сложными словами в лексиконе каждого являются три слова, обозначающие универсальные ценности, вызывающие уважение и пробуждающие интерес. Эти слова – «истина», «добродетель» и «красота», или «правда», «добро» и «прекрасное». Эти три ценности относятся к трем измерениям деятельности человека.

В сфере созидания мы имеем дело с красотой или, по меньшей мере, с попыткой производить вещи, которые сделаны хорошо. В сфере деяния как личности и как члены общества мы сталкиваемся с добром и злом, правильным и неправильным. А в сфере мышления – с истиной.

Глава 4

Робинзон Крузо Аристотеля

Если бы историю о Робинзоне Крузо написал Аристотель, мораль этого рассказа была бы другой.

История восхваляет изобретательность, которую проявил Крузо, решая проблему, как жить безопасно и комфортно на острове, куда он оказался выброшенным морем после кораблекрушения. История воспевает и его достоинства – мужество и дальновидность. Это история о победе человека над природой, о ее освоении и контроле над ней.

У Аристотеля остров был бы олицетворением Природы, причем природы с большой буквы, природы, нетронутой человеком. Работа природы: посев деревьев и кустарников, выращивание растений, рождение и смерть животных, движение песков, изнашивание пород, формирование пещер – происходила задолго до появления на острове Крузо. Аристотель рассматривал бы изменения, которые принес с собой Крузо, как возможность понять изменения, происходящие без него. Для Аристотеля эта история не была бы историей человека против природы, это была бы история совместной работы человека и природы.

Когда мы пытаемся понять что-то непростое, то хорошим правилом здравого смысла будет начать с чего-то более легкого, чтобы увидеть, поможет ли это преодолеть трудности. Доступное способно пролить немного света на что-то менее понятное. Люди должны быть в состоянии осознавать, что происходит, когда они создают или меняют что-то. Таким образом, понимание произведений искусства поможет нам понять процессы, происходящие в природе.

В предыдущей главе я высказал предположение, что в самом широком смысле определение «произведение искусства» включает в себя что угодно, созданное человеком. Давайте еще раз рассмотрим этот вопрос. Является ли всё, произведенное человеком, искусственным, а не естественным? Когда родители создают детей, являются ли дети искусственными? Можно ли их отнести к произведениям искусства? Если вы, как мне кажется, отвечаете «нет», тогда мы всё еще не преуспели в правильном начертании грани, разделяющей природное и искусственное.

Представьте, что молния попала в дерево в густом лесу. Дерево раскололось пополам, ветки осыпались. Некоторые из них загорелись, и в лесу возник пожар. Лесной пожар и все остальные изменения, произошедшие от удара молнии, являются природными, не так ли?

А если по лесу гуляет человек и небрежно выбрасывает зажженную сигарету? Сигарета поджигает сухие листья подлеска, и вскоре лес в огне. Этот лесной пожар вызван человеком так же, как первый был вызван молнией. Первый – творение природы. А второй пожар, причиной которого стал человек, оказался искусственным, а не природным?

Давайте предположим, что человек в лесу не бросал зажженную сигарету. Предположим, он собрал сухие ветки и листья и сложил их горкой, которую окружил небольшими камнями. Затем он зажег спичку и поджег их, чтобы приготовить себе обед на костре. В таких случаях говорят, что человек развел огонь. Будет ли считаться разведенный таким образом огонь произведением искусства в отличие от огня вследствие небрежно брошенной зажженной сигареты?

Прежде чем давать поспешный ответ, вспомните, что сам по себе огонь – это нечто природное. Чтобы он возник, человек совсем не обязателен. В самом деле, когда человек разводит огонь, то, что он создает, – это и есть огонь? Или же он просто создает условия для его появления в определенное время и в определенном месте, как человек, гуляющий по лесу, создает условия для огня на том месте, где он решил приготовить себе еду?

Еще один пример для рассмотрения: молния расколола дерево и обломала некоторые из его веток. Люди могут сделать то же самое, используя топоры и пилы; и они делают это, занимаясь рубкой леса для получения древесины, чтобы построить дома или сделать стулья и столы. Вы понимаете, что дома, которые построят люди, будут произведениями искусства, а не природы – искусственными, а не естественным. Постройка дома в таком случае не является тем же самым, что и разведение огня, потому что вы не можете быть столь же уверены, что огонь, созданный человеком, является искусственным, а не естественным.

В чем разница между домом, построенным человеком, или столом или стулом, сделанными человеком, и огнем, разведенным человеком? Или между ветвями, сломанными молнией, и ветвями, сломанными лесорубами? Или между огнем, разведенным участниками пикника для приготовления обеда, и огнем, вызванным человеком, который, гуляя по лесу, небрежно бросил зажженную сигарету?

Давайте начнем с самого простого вопроса. Огонь, вызванный зажженной сигаретой, был случайным, а не специально созданным. Его не разожгли с определенной целью, которая была у кого-то на уме. Он стал следствием человеческой беспечности, даже легкомысленности, а не результатом тщательно спланированного действия.

Отсутствие хоть какой-либо цели, плана или намерения со стороны человека перемещает огонь от зажженной сигареты на сторону природного по отношению к грани, разделяющей естественное и искусственное.

Он был следствием, а не целью человеческой деятельности. Он был следствием действий человека, но ведь человек является частью природы так же, как и молния. Не всё, что возникает как следствие человеческого поведения, становится творением человека или произведением искусства.

Теперь займемся огнем, разведенным человеком преднамеренно с целью приготовить пищу, и построенным домом, который человек намеренно создал, чтобы обеспечить себя жильем. Здесь ни одно из последствий человеческой деятельности не является случайным. В обоих случаях мы имеем дело с намерением. Так что оба творения принадлежат к «искусственной» стороне грани раздела между естественным и искусственным. В чем же тогда разница между ними?

Одно различие понятно сразу же. Пожары в природе возникают и в отсутствие человека, а вот дома так не появляются. Люди помогают природе создать огонь, зажигая спички и поджигая сухие листья и ветки. Но когда люди строят дома, то, в отличие от огня, они не помогают природе создать их. В одном случае, как мы уже говорили, люди не создают огонь сам по себе, но они создают условия, чтобы огонь возник в определенное время и в определенном месте. В другом случае они действительно строят дома.

Дом, который построил Робинзон Крузо после того, как ему удалось спасти некоторые инструменты из разбитого корабля, был тем, что создал он и только он, а не тем, на появление чего в определенное время и в определенном месте он повлиял. Если бы он не попал на остров, там никогда бы не возникли дома, как могут возникнуть пожары в результате ударов молнии.

Остается еще один вопрос. До этих пор мы считали, что дом Крузо, спланированный и созданный с целью, является произведением искусства, а не природы, чем-то искусственным, а не естественным. Но является ли он полностью искусственным – абсолютным творением человека? Библия говорит нам, что, перед тем как Бог создал мир, на его месте была пустота и что, создав мир, Бог создал что-то из ничего. Создал ли Крузо что-то из ничего, когда он построил дом?

Вряд ли. Он построил его из бревен, которые получил, вырубая деревья топором, отпиливая ветки с помощью пилы и выравнивая бревна рубанком. Бревна, из которых построен дом, взяты из природы. Именно с них начался дом. Это же справедливо и для железа, из которого были сделаны гвозди, которые вместе с другими приспособлениями Крузо достал из ящика с плотничьими инструментами, плававшего возле берега после кораблекрушения. Дом, сколоченный из бревен и гвоздей, конечно же, был построен Крузо, а не природой, но он был сделан из природных материалов. Это так же относится ко всем инструментам, которыми по счастливой случайности Крузо смог воспользоваться.

Давайте не будем забывать о детях, созданных родителями. Мы уже решили, что дети являются естественным продуктом, а не искусственным, они не произведения искусства. Связано ли это с тем, что иногда они являются случайными продуктами, а не преднамеренными?

Мы знаем, что иногда дети, если их никто не планировал, оказываются неожиданным результатом из-за неосторожности или легкомыслия. Но даже когда дети желанны и запланированы, когда в их рождении задействован определенный расчет и тогда, когда при определенном везении родители помогают природе произвести детей на свет в определенное время и в определенном месте, они не похожи на огонь, который участники пикника помогают разжечь природе, или на дом, построенный Крузо из материалов, предоставленных природой.

Почему нет? Давайте на данный момент удовлетворимся ответом, предложенным выше. Дети, как и потомки других животных, конечно, могут появиться непреднамеренно, без плана или цели. Чего нельзя сказать о том, что мы называем работой или произведением искусства. Но так же, как человек становится причиной пожара, зная, как случаются пожары в природе, так человек может стать и причиной рождения ребенка, имея кое-какое представление о процессе размножения в природе.

Если люди находятся в полном неведении относительно этого, тогда их потомки являются абсолютной случайностью. Но когда они имеют об этом представление, по крайней мере частично, в таком случае дети являются результатом планирования и цели.

Мы исследовали множество случайных и запланированных действий и сравнили их между собой, чтобы увидеть, сможем ли мы разместить каждое из них с одной или другой стороны грани, разделяющей естественное и искусственное. Прежде чем мы продолжим, было бы хорошо подвести итог всего того, что мы узнали.

Во-первых, мы пришли к выводу, что огонь сам по себе является чем-то совершенно природным.

Определенный огонь, целенаправленно разведенный человеком в определенное время и в определенном месте, является искусственным событием – чем-то, что не случилось бы, если бы какой-то человек не предпринял действий для его возникновения.

Во-вторых, искусственность огня, который разводят участники пикника для приготовления обеда, отличается от искусственности дома, который построил себе Крузо, чтобы обеспечить себя убежищем. Хотя оба они произошли в результате человеческого намерения, дома, в отличие от огня, никогда не возникают в природе сами по себе, без участия человека. Давайте будем считать огонь, разведенный на пикнике, искусственной случайностью, а дом Крузо – искусственным продуктом.

В-третьих, дом Крузо, хотя и представляет собой искусственный продукт, все-таки не является чем-то совершенно искусственным. Он был построен из природных материалов, а не из ничего. Давайте всегда называть вещи, которые люди сделали из природных материалов, продуктами их труда, а не их творениями.

В-четвертых, мы рассмотрели человеческих детей и детенышей других животных. Называем ли мы их продуктами или творениями? Нет, лексикон, который мы используем для описания их появления в этом мире, включает такие слова, как «воспроизводство» и «размножение».

Давайте будем считать этот факт значимым. Результаты биологического воспроизводства или размножения не похожи на огонь, вызванный молнией, – он естественное событие; не похожи на огонь, созданный человеком, – это искусственная случайность; и не похожи на мир, который Бог сотворил из ничего.

Понимание того, как люди строят дома, поможет нам осознать, как животные воспроизводят потомство. Понимание того, как люди разводят огонь, поможет нам осознать, как случаются пожары – природные явления. Понимание разницы между созданием условий для возникновения огня и строительством домов поможет нам осознать разницу между огнем, возникающим в природе, и животными, воспроизводящими потомство.

Не спрашивайте сейчас, поможет ли нам это понять, как Бог создал мир. Этот вопрос нужно отложить, пока мы не увидим, приведет ли нас понимание произведений природы и произведений искусства обратно к библейской истории создания мира – к истории, которую Аристотель никогда не читал.

Глава 5

Изменение и постоянство

Аристотель занимал разумную позицию по отношению к своим предшественникам-мыслителям. Он говорил, что необходимо принимать во внимание то, что они хотели сказать, чтобы понять, какие из их идей были правильными, а какие нет. Отсеивая истинное от ложного, можно продвинуться вперед.

Два предшествующих Аристотелю мыслителя – Гераклит и Парменид – имели абсолютно противоположные суждения о мире. Гераклит заявлял, что всё, абсолютно всё, постоянно меняется. Ничего, абсолютно ничего не остается прежним. Один из его последователей, Кратил, зашел настолько далеко, что предположил, что это непрерывное изменение делает невозможным использование языка для общения, поскольку слова постоянно меняют свои значения. Единственным способом общения было шевеление пальцами.

Парменид утверждал обратное: постоянство властвует безраздельно. Всё, что есть, есть; всё, чего нет, нет; ничего не появляется и не умирает; ничего не меняется, ничего не движется. Проявление изменения и движения, которые Парменид признавал частью нашего повседневного опыта, – это иллюзия. Нас обманывают наши чувства. На самом деле всё всегда остается тем же самым.

Вы можете задаться вопросом, как Пармениду удавалось убедить хоть кого-нибудь в столь крайнем мнении, противоречащем нашему повседневному опыту. Один из его последователей, Зенон, пытался изобрести аргументы в пользу иллюзорности восприятия.

Один из них звучал примерно так: вы хотите ударить мяч, чтобы он перелетел с одного края теннисного корта на другой. Для того чтобы попасть туда, мяч сначала должен пройти половину расстояния и долететь до сетки. Для того чтобы попасть туда, он должен пройти половину расстояния – минимум до середины квадрата подачи. Для того чтобы попасть туда, он должен пройти через половину расстояния – и так далее, до бесконечности, Зенон постоянно делит на два оставшиеся расстояния. Следуя рассуждениям Зенона, мы приходим к выводу, что мяч никогда не начнет свое движение – он просто не сможет оторваться от вашей ракетки.

Аристотель был знаком с этими идеями и аргументами. Но его здравый смысл и общий опыт говорили ему, что они ложны. Если слова всегда меняют свои значения, как бы тогда Гераклит и его последователи могли неоднократно повторять, что все меняется, и предполагать, что они, очевидно, и делали, что они говорят одно и то же, а не противоположное? Если движение небесных тел – иллюзия, то переход от дня к ночи также иллюзия? Если ничего не появляется и ничего не исчезает и не умирает, то где же тогда сейчас Парменид и его друг Зенон?

Гераклит и Парменид ошибались, но не целиком. Каждый из них был отчасти прав, и вся истина, по мнению Аристотеля, состояла в объединении двух частичных истин.

С одной стороны, движение и изменение, появление чего-либо и исчезновение происходят и происходили в мире природы задолго до появления в нем человека. Наше общее знание природы не переполнено иллюзиями и осознаёт реальность перемен.

Вещи являются такими, какими кажутся, – меняющимися.

С другой стороны, не всё постоянно меняется во всех отношениях. В каждой перемене должно быть постоянство – что-то, что сохраняется или остается тем же самым, меняясь в том или ином отношении. Например, теннисный мяч, который вы пытались перебросить через корт, совершает движение с одного места на другое, но, когда он достигает линии вашего противника, он остается тем же мячом, который вы отправили в этом направлении.

Движение с места на место, которое Аристотель называл локальным перемещением, или изменением места, есть наиболее очевидное из изменений, при котором вещь остается неизменной. Движущаяся вещь – это неизменяющийся объект изменения, которым является локальное перемещение. Если это был «ваш теннисный мяч», когда он отлетел от вашей ракетки, он останется «вашим теннисным мячом», когда противник будет отбивать его, – он останется тем же самым, а не другим мячом.

Давайте посмотрим на различие, которое Аристотель делает между двумя видами локального перемещения.

Если вы случайно уроните теннисный мяч, он упадет на землю, потому что он тяжелый (мы бы с вами сказали, что он упадет под действием силы тяжести – это еще одно определение слова «тяжелый»). Вы не бросали его на пол. Он упал сам по себе. Это было естественное, а не искусственное перемещение.

Но когда вы бьете по теннисному мячу ракеткой, тем самым вы вызываете искусственное, а не естественное перемещение. Сила вашего удара преодолевает естественное стремление мяча упасть под силой своего веса и направляет его на путь, по которому в естественном состоянии он не пошел бы. Это же происходит, когда мы запускаем ракету на Луну. Это не естественное перемещение для такого тяжелого тела, как ракета. В естественных условиях, без нашего толкающего усилия, она бы не смогла преодолеть гравитационное поле Земли.

От теннисных мячей до ракет, от лифтов до пушечных ядер – в локальном перемещении существует большое разнообразие тел, которые без вмешательства человека в законы природы не смогли бы перемещаться так, как перемещаются. Поскольку эти перемещения не являются естественными, допустимо ли назвать их искусственными? Это слово можно использовать, если мы говорим о перемещениях, вызванных человеком. Аристотель называл их насильственными перемещениями – насильственными в том смысле, что они нарушают естественное поведение рассматриваемых тел.

Какие еще изменения, происходящие естественным образом, могут также произойти искусственно, при участии человека? Под теплом солнца созревают помидоры и превращаются из зеленых в красные. Здесь речь идет не об изменении места, а об изменении цвета. Это не локальное перемещение, а изменение свойств помидора.

Зеленый в одно время помидор становится красным в другой момент так же, как теннисный мяч: в один момент он здесь, в следующий – в другом месте. Общим для этих двух изменений является время, а не пространство. При созревании помидора не происходит перемены места, только изменение качества, но ни одно из этих изменений – места и качества – не состоялось бы без изменения времени.

Люди красят зеленые вещи в красный цвет или красные в зеленый: дома, столы, стулья и так далее. Созревание помидора является естественным изменением; покраска предметов – искусственным. Дом, стол или стул, которые в одно время были зелеными, не станут красными в другое время без вмешательства человека.

В дополнение к локальному перемещению – изменению места – и изменению свойств, или качества, существует и третий вид изменения – естественный и искусственный одновременно. Давайте начнем с его искусственной формы.

Возьмите воздушный шар и начните его надувать. По мере надувания он будет менять как свою форму, так и размер. Он будет становиться больше и будет продолжать расти, пока вы будете нагнетать в него воздух. А когда вы позволите воздуху выйти обратно, шар уменьшится в размерах и вернется к своей первоначальной форме.

Если оставить шар лежать на столе, он не будет увеличиваться в размерах. Если завязать конец надутого шара, его размер не уменьшится. Изменение размера, сопровождающееся изменением формы, происходит при вашем участии. Вы вызвали два искусственных изменения, происходящих в одно время, – изменение качества (формы шара) и изменение количества (увеличение или уменьшение размера шара).

Количественные изменения происходят как естественным, так и искусственным образом. Например, скалы на берегу моря становятся меньше, стираясь, поскольку о них постоянно бьются волны. Волны увеличивают размеры береговых пещер. Другие примеры обнаруживаются среди живых существ: растения и животные растут. Во время их роста происходит множество изменений, в частности количественные – увеличения в размере и весе.

Изменению количества при росте живого организма присуща особенность, которая отсутствует при увеличении неодушевленных тел. Если вы развели огонь, вы можете сделать его больше, добавив дров. Если у вас есть возможность добавлять в него еще и еще дров, то оказывается, что ограничений на размер разведенного костра нет. Если вы будете кормить кролика морковкой, он будет увеличиваться в размерах, но, сколько бы морковок вы ему ни дали, есть предел, после которого кролик не будет дальше расти.

Если у вас будет достаточно камней и рабочей силы, вы построите пирамиду, превосходящую размером уже существующие. Но независимо от того, как вы будете кормить животное, вы не сделаете его больше определенного размера. Вы не в силах вырастить домашнюю кошку размером с дикую.

Также верно и обратное. Надутый шар уменьшается в размерах, когда вы выпускаете из него воздух, и уменьшение продолжается до той точки, в которой шарик полностью сдувается. Но животные, пока они живы, не уменьшаются в размерах до крайнего предела.

Однако животные и растения умирают. Так же как и воздушные шары: если закачать в них слишком много воздуха, они лопаются и перестают быть шарами. Это подводит нас к четвертому виду изменений – как естественных, так и искусственных, – настолько отличающемуся от трех предыдущих, что Аристотель принципиально отделяет его от них.

Для всех остальных видов нужно время, чтобы перейти из одного состояния в другое. Время проходит, пока тела перемещаются с одного места на другое, меняются цветом или формой, увеличиваются или уменьшаются. Изменение четвертого вида практически не требует времени, по крайней мере заметного. Оно происходит мгновенно, или правильнее сказать так: в одно мгновение шар есть, а в следующее – его больше нет. Всё, что у нас остается, – это клочья резины, а не воздушный шар, который можно надуть.

То же самое верно для умирающего кролика. В одно мгновение он жив, в следующее – мертв. Всё, что у нас остается, это тушка животного, которая будет постепенно гнить и распадаться.

Этот особый вид изменения, который Аристотель называет возникновением и исчезновением, является особенным не только в том, что занимает мгновение. Но и в том, что создает для нас серьезные проблемы.

В каждом изменении, о которых мы говорили до сих пор, что-то оставалось постоянным. Вещи, меняющие место своего нахождения, цвет или размер, оставались при этом теми же вещами. Но что остается неизменным, когда лопается шарик или когда умирает кролик? Разлагающаяся тушка – это не кролик, которого мы кормили морковкой. Ошметки резины – не шарик, надуваемый нами.

Тем не менее есть что-то постоянное и в этом особенном изменении. Это легче увидеть в создании или уничтожении вещей человеком, чем в рождении и гибели растений и животных.

Куски дерева, гвозди и клей не собираются вместе естественным образом, чтобы стать стулом. Люди делают стулья, собрав все эти материалы воедино определенным способом. Это одни и те же материалы: и до того, как им придали форму стула, и после этого, в момент, когда стул начинает существовать в качестве предмета мебели.

Предположим, что стул оказался неудобным и вы решили переделать его в стол. Вероятно, вы не сможете повторно использовать все гвозди или клей, но вы разберете стул и, взяв куски дерева и некоторые гвозди, изготовите маленький стол из большей части тех же материалов. Если вы не брали клей для первого предмета и извлекли все гвозди неповрежденными, то материалы появившегося стола и стула, прекратившего свое существование, будут идентичными. Они отличаются только тем, как их собрали в одно целое.

Следовательно, в случае искусственного создания и разрушения предметов то, что сохраняется, проходя через изменение, – это не вещь. Это только материалы, которые человек использовал при сборке определенной вещи, и материалы, которые остались, когда ее разобрали.

Похожее происходит и в случае смерти кролика. Будучи живым организмом, кролик есть физическая вещь, как стул или стол. Он состоит из материи. И эта материя остается, хотя и не в той же самой форме, когда кролик умирает и разлагается. Как неорганические материалы стула входят в состав стола, так и органические материалы кролика входят в состав другого живого существа.

Например, кролика убивает и съедает шакал. В той мере насколько шакал способен усвоить пищу, органические материалы кролика становятся частью его костей и мышц.

В современной науке это называется сохранением материи – термином, неизвестным Аристотелю.