Русская правда. Устав. Поучение Мономах Владимир

Если господин бьет закупа за дело, он за то не отвечает; если же он бьет его пьяный, сам не зная за что, без вины, то должен платить за обиду закупа, как платят за оскорбление свободного.

Сергеевич: «Наниматель имел право наказывать их за дурное исполнение своих обязанностей по собственному усмотрению, без суда» [80; с. 196].

Дебольский: «Телесное наказание свободного наемного человека… допускалось и в XIX в. прусским Landrecht’ом» (II, tit. 5, ст. 185) [29; с. 93].

Дьяконов: «Закуп вознаграждается так же, как и свободный. В последнем случае закуп приравнивается свободному, но из этого приравнивания явствует, что он не свободный человек» [35; с. 108].

Пресняков: «В плате за побои [закуп] равен свободному (стало быть – и в вире)» [72; с. 299].

Гётц: «Что господин может побуждать своего Schuldknecht’a к работе побоями, установлено и в норвежском праве» [2; т. III, с. 284].

О холопе. Аже холоп обелныи выведеть конь чии любо, то платити за нь 2 гривны.

Ежели чей крепостной холоп уведет лошадь, то платит за то 2 гривны.

Перевод В. Н. Сторожева

Если полный холоп уведет чью-нибудь лошадь, то (господину) платить за то 2 гривны.

Владимирский-Буданов: «Выше (в ст. 43) [А, 46] было постановлено двойное вознаграждение истцу, здесь обыкновенное (конь всякий, кроме княжеского, стоит 2 гривны по ст. 41 [А, 45] Kapамз. сп.). Этою статьею, очевидно, отменяется 43 ст. [А, 46] в пользу рабовладельцев, которым, конечно, было нелегко платить вдвойне за чужую вину» [23; прим. 105].

Сергеевич: «Написать подряд все статьи о закупах, перенеся на другое, более приличное, место статью о холопе, которая попала в середину статей о закупах и нарушила их цельность, это было выше его [переписчика Карамзинского списка] средств» [79; с. 78–79].

Гётц полагал, что эта статья «не на месте» и является «позднейшим дополнением», возникшим по связи с упоминаниями о холопе, нашел в тексте указание на то, что закуп за кражу коня становился холопом. Господин должен платить за украденную лошадь, но сколько, не сказано. Позднейший переписчик Пространной Правды «пометил слова ст. 63 на полях, и следующий переписчик поставил их не на то место» – перед ст. 64, вместо того чтобы поставить их после одного из абзацев 64 ст. Что касается суммы вознаграждения (2 гривны вместо 4), то Гётц сопоставлял это со ст. 120 и 121, где нет речи о двойном вознаграждении [2; т. III, с. 286].

Аже закуп выведеть что, то господин в немь; но оже кде и налезуть, то преди заплатить господин его конь или что будеть ино взял, ему холоп обелныи; и паки ли господин не хотети начнеть платити за нь, а продасть и отдасть же переди или за конь, или за вол, или за товар, что будеть чюжего взял, а прок ему самому взяти собе.

Если наемник украдет что-нибудь, то господин не ответствует; но если он будет пойман, то господину отдается на волю, хочет ли он заплатить известную сумму за учиненную слугою его покражу, напр., лошади или какого-нибудь другого предмета, и в таком случае наемник за него, то должен продать и из вырученных денег заплатить за покраденное им, лошадь ли то будет, или бык, или товар или другое что, им унесенное, а что останется за уплатою, то взять себе.

Перевод В. Н. Сторожева

Если закуп украдет что-нибудь на стороне, то господин отвечает за него. Но он может, когда отыщут вора, заплатить за лошадь или другое что, им украденное, и закупа взять себе в полное холопство, а может и продать его, если не хочет за него платить, и тогда он должен наперед заплатить за то, что взял наймит чужого, будет ли то лошадь, вол или какая-нибудь вещь. А что останется за уплатою, то взять себе.

Калачов: «Если закуп похитит… что-либо чужое, то господин обязан за него заплатить…» [40; c. 141].

Соловьев: «За преступления наймита перед правительством отвечал господин, причем закупень становился ему обельным холопом» [85; с. 229].

Ланге: «За закупов, в случае произведения ими кражи, вознаграждал обиженного господин без платежа продажи князю, и закуп за воровство коня не выдавался по общему закону на поток… Само собою разумеется, то же самое происходило, если закуп становился убийцею, т. е. он не подвергался ни продаже, ни потоку, а господин его обязан был заплатить обиженным одно простое головничество; виновный же закуп, как и при воровстве, становился обельным холопом…». «Право закупа на собственность выражалось только в том, что работа его господину была не даровая… а засчитывалась закупу постепенно за его долг; наличной же собственности, за исключением, м. б., самой ничтожной, закуп не имел. Это доказывается тем, что за него, в случае совершения им преступления, платил его господин (ст. 57) [А, 64]» [47; с. 134 и 181].

Мацейовский: «Если (закуп) не имел чем платить, т. е. если всего его имущества не хватало на удовлетворение его долга, хозяин продавал его в неволю и, полученной суммой уплатив долг, остаток ее удерживал себе. Ни в каком другом случае ни продавать его, потому что продажа была бы недействительна, ни обижать его под страхом наказания за это, хозяин не мог. Иначе закуп мог принести на него жалобу в княжеский суд» [4; II, § 107, с. 134].

Беляев: «Господин имел полное право уличенного в воровстве закупа или продать, или обратить в свои полные рабы, и ни закон, ни общество не вступались в эти дела» [16; с. 20].

Хлебников: «По законам этого времени, свободный человек, совершивший воровство, должен был заплатить огромную пеню в 12 гривен и возвратить вещь. Конечно, закуп-должник тогда не мог иметь такого капитала… На господина закон возлагал косвенным образом обязанность смотреть за закупом, т. к. его собственные потери он ставит на второй план» [91; с. 245].

Владимирский-Буданов считал правильным вариант Пушк. сп.: «в том не платить» – «по требованию смысла: если закуп украдет что-либо (и скроется), то господин не отвечает; но если его где найдут, то хозяин обязан заплатить за коня или за другое что, украденное им, а закуп превращается в его полного холопа. Если же господин не хочет иметь его своим холопом, то может продать его и из вырученных денег прежде всего уплатить за покражу, а остальные взять себе… Разница в возмездии за преступление, совершенное закупом, от возмездия за преступление, совершенное свободным человеком (поток, продажа), определяется особым положением закупа – правами на него его хозяина» [23; примеч. 106].

Сергеевич принимал вариант «то господин в нем» и переводил: «T. е. господин может поступить с ним, как заблагорассудит» [80; с. 197].

Дебольский полагал, что «статья эта не запрещает и третьего случая, и, вероятно, самого обычного, именно, что хозяин совершенно отступается от закупа и взыскание поступает на личность закупа» [29; с. 97].

В вопросе об ответственности господина за закупа в данном случае Гётц склонялся к толкованию Сергеевича, а не Владимирского-Буданова потому, что слова «но оже и где налезут» говорят за то, что господин отвечает: «потому-то, если бежавшего находят, ему и приписывается право распорядиться закупом, что он до того (vorher) должен был заплатить за похищение лошади, быка или товара». Ординарное, а не двойное вознаграждение выплачивал господин потому, что речь шла о бежавшем рабе, а не о том, который украл и оставался у своего господина, и за воровство которого поэтому должно было выплачиваться двойное вознаграждение [34; с. 288].

Мрочек-Дроздовский: «Настоящая статья распадается на 2 части… В первой части говорится, что за закупа-вора отвечает хозяин»: «быти в чем (в ком) – отвечать за что (за кого)» [86; с. 325]. «Во второй – что после поимки закуп-вор порабощается… Последствие по первой части безусловно и наступает до поимки беглеца, независимо от нее… Эта безусловная ответственность есть не что иное, как казенная пеня (продажа) за проступок полусвободного домочадца, и до поимки беглеца уплата продажи – чистый убыток господина-домовладыки. Этот убыток возмещается после поимки…» [61; с. 87–88].

Максимейко и здесь держался Синод. сп.: «оже уведеть что, то господин в том…», т. е. «автор Русской Правды только поставил общий вопрос об ответственности за кражу, совершенную закупом, но не дал на него никакого ответа: оборвав фразу, он перешел далее к рассмотрению частного случая» – такого, когда закуп украл, скрылся и был найден, а украденного не оказалось налицо. Сознание «недостаточности и незаконченности своих определений» «побудило его [автора Русской Правды] пополнить замеченные пробелы аналогичными постановлениями» о холопе (ст. 63 и 65), «вырвав их из своей естественной среды» и «поместив рядом со статьей о закупе» (ст. 64). «Такую уклончивость» автора Русской Правды Максимейко считал «вполне естественной», ибо общий «вопрос», поставленный автором вначале, – «сложный».

Вариант Пушк. сп. «в том не платити» «есть произвольная догадка переписчика, т. к. поставленный вопрос не допускает единого универсального и всеобъемлющего решения, а кроме того, он настолько сложен, что ответ на него не может быть исчерпан в одном слове». Между тем «в остальных списках» (кроме Синод., Пушк., Царского) стоит: «то господин в нем». Эти переписчики «надеялись» «придать постановлению… законченный вид». Не соглашаясь с Сергеевичем (см. выше), Максимейко полагал, что «в нем» = «за него», «подобно тому как выражение “в том” значит “за то”»: ср. «вины в том ему нет», «платити в том 12 гривен», «а в сене и в дровех 9 кун», «а в холопе и в робе виры нетуть», «аже в княжи отроци» и т. п. [55; с. 41–42].

А се аже холоп ударить. А се аже холоп ударить свободна мужа, а убежить в хором, а господин его не выдасть, то платити за нь господину 12 гривен; а затемь аче и кде налезеть удареныи ть своего истьця, кто его ударил, то Ярослав был уставил убити и, но сынове его, по отци уставиша на куны, любо бити и розвязавше, любо ли взяти гривна кун за сором.

Если холоп ударит свободного человека и скроется в дому, а господин не выдаст его, то платить за него господину 12 гривен. Но если после сего ударенный наткнется где-нибудь на своего обидчика, который ударил его, то Ярослав определил было убивать его, но дети Ярославовы, отменив сию казнь, дали истцу одно право бить, развязав виновного холопа, или взять за бесчестие гривну кун.

Перевод В. Н. Сторожева

А вот, если холоп ударит свободного человека и скроется в дому, а господин не выдаст его, то платить за него господину 12 гривен. А если после того получивший от холопа удар встретит где-нибудь холопа, который ударил его, то Ярослав определил было убивать его, но сыновья Ярослава, по смерти его, определили на выбор: либо, раздев, высечь виновного холопа, либо взять за бесчестье гривну кун.

Лешков полагал, что «в глазах… Русской Правды… рабы не были вещью» и что «здесь уже хоть частью уравнивается раб с свободным, который также платит за нанесение побоев куны»: Ярославичи постановили, что «раба не убивать, а, связавши, побить или, продавши, ценою, кунами удовлетворить обиженного» [49; с. 154].

Чичерин понимал смягчение Ярославичами закона отца так: «Они предоставили на выбор обиженному: связать холопа, или бить, или продать его за деньги, или взять гривну кун за посрамление». «Личная обида, нанесенная свободному человеку» – «было одно только преступление, которое имело последствия и для самого холопа» [92; с. 150].

Ланге видел в словах: «то Ярослав был уставил убити и, но сынове его по отци уставиша на куны» – «только ссылку на прежние постановления, именно на частный закон Ярослава о холопе, нанесшем удар свободному мужу, и на общий закон Изяслава об отмене кровавой мести»: «За этими постановлениями следует подразумевать слова, стоящие в начале устава [Мономаха]… именно: а потому “Володимер Всеволодович по Святополце созва дружину свою на Берестовем… уставили любо бити и, розвязавше, любо взяти гривна кун за сорома”». «Закон Ярослава о холопе был действующим до самого Берестовского съезда и оставался без согласования с общим законом Изяслава. Мономах, заметив эту несообразность, признал необходимым такое согласование и основание к нему выразил противопоставлением в ссылке двух разнородных прежних постановлений, а затем составил свой новый закон, применяясь к сделанной Изяславом отмене кровавой мести». При Изяславе «сообразно с отменой им убийства по праву самосуда, и выражение “да бьют его” [в ст. 17 Краткой Правды] следовало принимать уже только в смысле побить… Мономах счел необходимым разъяснить, в каком значении следует принимать слово “бьют”» – и «ясно показал, что… слова “бить розвязавше” не дают никому права бить до смерти» [47; с. 16, 165–166].

Н. Дювернуа обращал внимание на то, что в этой статье отразился взгляд «близкого по времени человека, которому видны только яркие внешние события»: «Мы знаем, что не Ярослав “был уставил” месть и убийство раба за оскорбление свободного, что правомерное свое основание и то, и другое имело в обычае, и Ярослав не мог ничего другого уставить, не мог судить иначе. Теперь эта месть и это убийство теряет свое правомерное основание. Князья судят иначе, и вот их современник объясняет нам, что Ярослав уставил убивать, дети уставили откупаться» [36; с. 74].

А. А. Сухов ставил вопрос: «Был ли предоставлен на волю обиженного рабом выбор наказания оскорбителю, или этот выбор наказания зависел от хозяина раба?» Из слов: «а господин его не выдасть, то платити» – «ясно видно, что хозяин раба мог не выдать его… или наоборот» [88; с. 43].

Вёдров указывал, что в Салической Правде «за все преступления рабов («de furtis servorum vel infracturis», V, cap. 13; «de servo, qui de furto fuerit interpellatus», V, cap. 42 и т. п.) установляется в большинстве случаев, кроме телесного наказания раба, известная ответственность его хозяина, прекращающаяся иногда выдачей самого раба. Эта выдача положительно требуется законом в случае, если раб убивал свободного (V, cap. 37)» [21; с. 73].

Владимирский-Буданов понимал 12 гривен как «уголовный штраф за укрывательство виновного холопа (хозяин делается участником в деянии своего холопа или, правильнее, совершает особое преступление – укрывательство, за которое и подвергается уголовному наказанию). Эта плата не есть ни возмездие обиженному или выкуп раба, ни уголовный штраф за личное оскорбление. Оскорбление, нанесенное холопом, не есть преступление, т. к. виновник его не обладает правоспособностью (см. ст. 46). Возмездие за него предоставляется самому обиженному, а именно во времена Ярослава обиженный мог убить холопа, но сыновья Ярослава, отменившие вообще кровавую месть, запретили бить до смерти и холопа-оскорбителя, а постановили, что оскорбленный может или связать холопа (и держать в заключении), или, выпустивши из заключения, побить его или взять гривну кун за срам» [23; примеч. 107].

Сергеевич видел здесь указание на частный характер Пространной Правды: «Здесь… знающий человек соединил новое и старое право». По существу содержания статьи Сергеевич считал, что «установить месть рабу… Ярослав, любитель книжного просвещения и человек, проникнутый христианскими идеями, не мог; да в этом и надобности не было, ибо месть обидчику существовала и до него… Предписать месть нельзя, ее надо носить в сердце… Ярослав мог узаконить смертную казнь рабу по приговору суда: это будет смягчение права мести обидчику. Сыновья Ярослава пошли дальше и ввели телесное наказание раба, вместо казни, и тоже, конечно, по приговору суда. Но они едва ли были в этом новаторами» (телесные наказания назначаются в церковном уставе Ярослава) [79; с. 92 и 393].

«Дом господина есть место убежища для раба. Там нельзя его взять даже для представления к суду. Это единственное… указание на неприкосновенность жилища в нашей глубокой древности. То же начало известно германскому праву. Но там оно сохранилось очень долго. Еще от начала XVII в. есть свидетельство, что преступник, скрывшийся в своем доме, не мог быть схвачен и приведен в суд. Суд сам приходил к его дому, и он отвечал на вопросы суда из окна, и то, если хотел [3; с. 63]».

В ст. 65 нет речи об убийстве раба, нет речи и об «укрывательстве»: «Если укрывательство есть преступление, то почему же дом господина считается неприкосновенным и схватить раба можно только вне дома?.. Бесспорно, раб может быть безнаказанно убит за вину, это допускает ст. 89. Также считаем бесспорным, что обиженный не всегда убивал раба и между прочим потому, что раб иногда успевал скрыться в доме господина, а врываться силою в чужое жилище нельзя было. Что приходилось в этом случае делать обиженному? Караулить раба, пока он не попадет к нему в руки. Господин, если не желал потерять раба, входил с обиженным в соглашение и платил вознаграждение. Тем дело и кончалось, конечно.

Этот порядок вещей и выражен в начале статьи, которую надо заключать словами: “12 гривен”. Эти 12 гривен составляют плату за вину раба, это выкуп раба… “платити зань”, т. е. за раба. А затем идет новое правило, Устав Ярослава, предоставляющий обиженному право требовать смертной казни раба в том случае, конечно, когда между ним и господином не последовало мировой сделки… Нововведение Ярослава удержалось в нашей практике недолго, оно было отменено его сыновьями… [Они] установили применять к рабам публичное телесное наказание [см. «розвязавше», ниже], а не частное, не месть». – Итак: «Обиженный ударом раба, если не приходил к соглашению с господином его о способе удовлетворения за удар, мог потом, схватив раба вне дома его господина, представить его в суд и требовать казни» [80; c. 112–115].

Рожков отмечал, что «уже самое право обиженного убить или бить холопа-обидчика и возможность выдачи его господином потерпевшему указывают, что практиковались личные наказания холопов и эта практика санкционировалась законом… Уже заметен зародыш признания личности холопа… самою княжеской властью в холопе признавалась свободная воля, дурные проявления которой подлежали известной уголовной каре; мы говорим, уголовной, потому что убить или бить холопа – значило применять к нему личную месть, а месть… имела несомненное значение общественного наказания» [79; с. 130].

П. И. Беляев видел здесь указание на ту «уставную грамоту», из которой в Русскую Правду «перешла» «норма об убиении раба» и которая послужила «моделью» позднейших уставных грамот XIV–XVI вв. [18; с. 103].

Грушевский, высказывая предположение, что при Ярославе была «попытка» ввести смертную казнь, ссылался на эту статью (и на ст. 2 Пространной Правды) [28; с. 366].

Ключевский считал эту статью одним из «двух препятствий» к тому, чтобы «принять Краткую Правду за выборку из Пространной»: «статья Краткой Правды [А, 17] считалась выражением устава самого Ярослава» [44; с. 278].

Г. М. Барац, сличая ст. 65 со ст. 17 Краткой Правды, приходил к предположению, что слова: «И вел. кн. Ярослав… уставиша на куны» попали в ст. 65 по бессознательной ошибке писца, взявшего их из «выноски», «относящейся к статье о душегубстве» на поле Краткой Правды «вблизи» ст. 17. Устраняя эту вставку, Барац, в согласии с Сергеевичем, понимал ст. 65 так, что «если [сам потерпевший] поймает где-либо своего оскорбителя», то вправе представить его в суд, «который и подвергает его телесному наказанию (да бьют его, как выражено в ст. 17 Краткой Правды, или “бити его развязавше”, как сказано в ст. 65 Пространной Правды)».

Лишними против ст. 17 остаются слова: «или взяти гривна кун за сором». Это – «окончание совсем отдельной статьи», стоявшей в «первоначальном подлиннике» и озаглавленной («наверно»): «а се оже холопа ударят», и гласившей: «аже кто холопа ударить, то взяти (ему) гривна кун за сором». Обычное толкование «никуда не годится», потому, 1) что это слишком незначительная пеня за оскорбление действием свободного мужа, и потому, 2) что у холопа и «никакого имущества нет». Свою конъектуру Барац поддерживал ссылкой на ст. Смоленской Правды рижской редакции: «Аже кто холопа ударить, гривна кун» (см. Русск. достой., II, с. 250) [15; с. 201 сл.].

Гётц считал указание ст. 65, что Ярослав первоначально установил для раба смертную казнь, «ошибкой автора Пространной Правды», который смешал ст. 17 Краткой Правды со ст. 2. Он знал из ст. 2 Пространной Правды, что Ярославичи заменили древний обычай кровавой мести денежным выкупом, и это он перенес на «бити» ст. 17 Краткой Правды, которое он ошибочно понял, как «убити», и приписал древнейшее постановление самому Ярославу. Отсюда и неясность текста, указанная Сергеевичем: сначала утверждение, что Ярославичи ввели денежное вознаграждение, а дальше – что они предоставили выбор между этим последним и телесным наказанием. Оба вознаграждения идут обиженному:

1) 1 гривну Гётц сопоставлял с 1 гривной ст. ст. 68, 28, 78, однако цель ее приходилось ему видеть здесь в том, чтобы, несмотря на уже совершившуюся уплату вознаграждения [12 гр.?], пойманного раба не наказывали еще раз;

2) 12 гривен – с 12 гривнами в ст. ст. 25, 23, 67, и однако же ему приходилось признать, что в ст. 25 имеем альтернативу «выкупа» (Busse) или контрудара, а здесь – и «выкуп» и телесное наказание после поимки. «Гривна кун», по мнению Гётца, не есть 1 гривна, а означает просто деньги вообще. Естественно, у самого же Гётца возникал вопрос, «не следует ли рассматривать 12 гр. ст. 65, как и в ст. 17 Краткой Правды, как частное вознаграждение, а не как штраф?» – вопрос, на который ему приходилось ответить: «вторая часть статьи 65 говорит за частное вознаграждение». Это у Гётца единственный случай, когда Busse Древнейшей Правды не переходит в продажу в Пространную Правду. [2; т. III, c. 293 сл. и т. I, с. 107, 108, 111 и 215]

Максимейко отрицал достоверность показания составителя Пространной Правды о разрешении убийства холопа при Ярославе [57; с. 84].

Болтин: «В тюрьму вкинуть. От того происходит вязень[257], т. е. колодник, в темнице содержимый» [20; с. 66].

Болтин: «Освободя из заключения, из-под стражи» [20; с. 66].

Дубенский: «Бити розвязавше – бить, привязавши к чему» [33; с. 90].

Сухов: «За обиженным осталось право… поймать раба и, чтобы он не ушел, связать и держать до получения выкупа или же побить его» [88; с. 42].

И. Беляев: «Обиженный имеет право или бить холопа, но несвязанного, или взять гривну кун за бесчестье» [18; с. 253].

Сергеевич: «“Розвязавше” указывает на некоторый определенный порядок наказания»: «а безумного аще и кнутом бьеши, развязав на санех, не отъимеши безумия его» [81]. «Подлежащего телесному наказанию привязывали, следовательно, к саням. Это и значит “бить розвязавше”» [80; с. 114].

Рожков: «Или бить его раздевши, или взять за бесчестье гривну кун» [76; с. 152; также: 56; с. 160].

Максимейко указал, что «розвязати» по Далю значит не только развязать или освободить, а и растянуть, и привел примеры:

1) результат осмотра Луцким судом трупа убитой челядинки в 1583 г. был записан так: «Голова острыжона и на плечах и по бокам раны, знати свечами паленые, и с оных ран скура висит; на ногах и на руках знати што бы повязано: а то раны на плечах и на бокох, што ее кат мучил, свечами пик; а то знаки на руках и на ногах, коли ее кат на дробине розвезавши тягнул» [Арх. Юго-Зап. России, ч. 8, т. III, с. 413];

2) по жалобе кн. Михаила Масальского на кн. Федора Масальского за истязание его крестьянина Лукаша, позовник[258] показал: «Того ж дня, казавшы выйти з светлицы с тым поданым на подворье, и прыготовавшы дубцов и ушаток воды, сам его милость кн. Федор и з волею малжонки своее, казавшы того Лукаша на ловце поврозами розвезать, другим затым поданым своим полываючы водою дубцы бити и мордовати велел перед собою самым» [7; I, с. 258].

В этом значении «растягивания» употреблено было это слово и в Русской Правде. Но переписчики поняли его в смысле «освобождения», это и заставило их изменить текст, на основе представления о холопе, «когда он был связанный»: отсюда вместо «взяти» явилось «вязати» (Крестининский и Чудовский II списки) [58; с. 11].

О послушьстве. А послушьства на холопа не складають, но оже не будеть свободнаго, но по нужи сложити на боярьска тивуна, а на инех не складывати; а в мале тяже по нужи възложити на закупа.

Раба в свидетели не призывать; но если не случится свободного гражданина, то по нужде можно сослаться на боярского тиуна, но ни на кого более. Но в малом иске дозволено сослаться и на закабаленного слугу.

Перевод В. Н. Сторожева

На свидетельство холопа (при судоговорении) ссылаться нельзя; но если не случится свободного (человека), то по нужде можно сослаться на боярского тиуна, но ни на кого более. А в малом иске и по нужде можно сослаться на закупа.

Владимирский-Буданов полагал, что «в мале тяже», «конечно, относится и к свидетельству дворского тиуна» [22; примеч. 108]. Отсюда заключение, что «тиуны вообще не пользовались полною правоспособностью» [22; с. 77].

Максимейко возражал, что ст. 66 «вовсе не доказывает, что все боярские тиуны были холопами. Смысл ее таков: холоп не может быть свидетелем; но в крайности можно допустить к свидетельским показаниям такого холопа, который служит дворским тиуном. Условие крайности не относится к боярским тиунам. Если это были свободные люди, то они могли выступать в качестве свидетелей без всяких ограничений» [56; с. 141].

Ключевский указал на «краткое постановление» в Эклоге и Прохироне: «раб не послушествует» – «мысль Эклоги развита в Правде применительно к составу русского общества, выразилась в чисто русской форме» [44; с. 254].

Пресняков придавал здесь значение варианту «на боярска тиуна на дворского», разъясняющему 40-гривенную виру за него в ст. 1 [73; с. 225].

Гётц сопоставлял прибавку «такоже и за бояреск» (ст. 14), которую он относил к ст. 11–14, с тем что в ст. 66 речь идет об одном боярском тиуне и нет речи о княжеском, и объяснял, что это молчаливо подразумевалось. Прибавку о послушестве закупа Гётц предположительно относил за счет переписчика, которого подтолкнули сделать ее здесь предшествующие статьи о закупах. Потому и оговорку о «малой тяже, по нуже» Гётц не считал текстуально обязательным относить и к тиуну боярскому, как то делал Владимирский-Буданов [2; т. III, с. 297 сл.].