Белый Крым. Мемуары Правителя и Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России Врангель Петр

Наша армия раздета и 110 тысяч (цифры показаны несколько преувеличенными) бойцов и обслуживающих их солдат на фронте должны быть одеты по-зимнему. Кроме того, 200 тысяч офицеров, чиновников и солдат, обслуживающих тылы армии, надо одеть по-осеннему.

Одним из существенных вопросов является также усиление нас орудиями, так как запас английских снарядов приходит к концу. Только для поддержания нынешней нашей артиллерии, в связи с перевооружением, необходимо до 80 орудий.

Гражданская война выдвинула авиацию, броневики и танки, особенно могущественное средство борьбы. Оказанная ими помощь Русской армии неисчислима. К сожалению, материальная их часть пришла в полное расстройство, и присылка ее в достаточном количестве до крайности необходима. Ощущается недостаток ручного оружия, каковой, с передачей нам при содействии Франции имущества Румынского фронта, будет устранен.

Для флота нужны шестидюймовые пушки Канэ, 75-миллимитровые пушки и снаряды к ним.

Средства связи: телефоны, телеграфные аппараты, а главное – кабель, также нам нужны в первую очередь.

В медицинских средствах Русская армия испытывает большой недостаток, который станет грозным с началом зимних эпидемий. Белье для лазаретов, дезинфекционные средства, хирургические инструменты и перевязочные материалы крайне необходимы.

С оказанием нам помощи, в общих чертах изложенной выше, Русская армия выполнит намеченные задачи с полным успехом.

Прекращение Польшей военных действий и вступление ее в переговоры с Советским правительством поставило бы Русскую армию в тяжелое положение.

Освободившиеся силы большевиков, в этом случае, были бы переброшены на Южный фрон, т и спустя несколько месяцев мы имели бы перед собой новых три, три с половиной большевистских армий.

Но и при таких условиях Русская армия не сложит оружия и будет драться с верой в успех и с верой в свою союзницу Францию, которой мы неизменно оставались верными и которая может оказать нам и в этом случае существенную помощь.

Затягивание мирных переговоров Польши с Советской Россией, с одной стороны, и скорейшая переброска к нам из Польши и Германии (после некоторого отбора) захваченных и перешедших через германскую границу большевиков, а также остатков армий генерала Миллера и генерала Юденича, с другой, дало бы нам возможность продолжать борьбу.

Самое затягивание мирных переговоров должно быть настолько продолжительно, чтобы можно было бы успеть перебросить контингенты из Германии и Польши и закончить пополнение ими вновь формируемых частей.

Перевозимые контингенты должны быть вполне обмундированы и вооружены, а вновь формируемым частям должна быть предоставлена необходимая материальная часть, для чего могли бы быть использованы запасы большевиков, захваченные поляками.

При осуществлении всего этого Русская армия будет и одна продолжать борьбу с большевиками в твердой уверенности в конечном ее успехе, чем даст возможность и Польше быть спокойной в невозможности большевикам нарушить условия мирного договора.

Независимо от предоставления Русской армии военного снабжения осуществление проекта требует и значительной денежной помощи в виде ссуды, покрытие которой, наравне с оплатой военного снабжения, могло бы быть предусмотрено специальным договором по экспорту во Францию зерновых продуктов, угля и других сырьевых продуктов из территорий, уже занятых и предположенных к занятию Русской армией».

В ряде органов, как русской зарубежной, так и иностранной печати, нами помещались статьи, имеющие целью поддержать нашу точку зрения.

Вместе с тем я решил предпринять поездку по фронту совместно с представителями союзнических миссий, имеющую целью, с одной стороны, вселить в них уверенность в прочности нашего положения, с другой, наглядно показать недостатки нашего снабжения и необходимость срочной помощи в этом отношении для продолжения борьбы.

30 августа вечером я выехал из Севастополя в сопровождении А. В. Кривошеина и представителей военных миссий Франции, Польши, Америки, Англии, Японии и Сербии и нескольких корреспондентов русских и иностранных газет. Утром 31 августа поезд остановился на станции Таганаш, и мы на автомобилях выехали для осмотра части укрепленной позиции.

Работы на этом участке фронта были наиболее закончены: густая сеть проволоки, блиндажи, сложный лабиринт окопов, искусно маскированные батареи. Недавно установленная тяжелая крепостная батарея производила пробную стрельбу. Наши аэропланы корректировали. Прибывшие могли воочию убедиться в огромной работе, сделанной за последние несколько месяцев, почти при отсутствии средств.

Вернувшись в поезд, мы тронулись далее и на станции Акимовка смотрели расположенный там авиационный парк и оттянутую в резерв славную Кубанскую дивизию генерала Бабиева. Наша воздушная эскадрилья, под руководством выдающегося летчика генерала Ткачева, производила в воздухе ряд блестящих маневров, маневров тем более удивительных, что большинство аппаратов пришли в полную ветхость и лишь беззаветная доблесть русского офицера заменяла технику.

Полеты были окончены, и военные представители окружили отважных летчиков, высказывая свое восхищение. Генерал Ткачев доложил о том, что большинство аппаратов совершенно изношены и что в ближайшее время, если не будет получено новых, наша авиация окажется бессильной.

Я использовал случай, чтобы указать на те усилия, которые делались мной для получения новых аппаратов и на те непреодолимые препятствия, которые оказывались мне не только со стороны наших врагов.

Так, недавно с большим трудом приобретенные нами в одном из государств (Болгарии) аэропланы были «по недоразумению» уничтожены одной из иностранных контрольных комиссий (англичанами). Представитель Великобританской военной миссии, симпатичный полковник Уольш, густо покраснел.

Дивизия генерала Бабиева прошла отлично. После смотра казаки джигитовали, чем привели в полное восхищение иностранных гостей.

Вечером прибыли мы в Мелитополь, где в штабе 1-й армии начальник штаба армии генерал Достовалов сделал краткий доклад о нашем общем положении и познакомил слушателей с историей борьбы войск генерала Кутепова в Северной Таврии.

После ужина мы вернулись в поезд и выехали на станцию Федоровка, откуда 1 сентября утром проехали на автомобилях в колонию Кронсфельд, где смотрели оттянутую в резерв командующего армией Корниловскую дивизию.

От края до края огромной площади растянулись ряды войск. На середине площади поставлен аналой, и в блестящих ризах духовенство служит молебствие. В тихом осеннем воздухе несутся звуки церковного пения, и где-то в небесной выси вторит им запоздалый жаворонок.

Загорелые, обветренные лица воинов, истоптанные, порыжевшие сапоги, выцветшие, истертые рубахи. У многих верхних рубах нет, их заменяют шерстяные фуфайки. Вот один – в ситцевой пестрой рубахе с нашитыми полотняными погонами, в старых, выцветших защитных штанах, в желтых английских ботинках, рядом другой – и вовсе без штанов, в вязаных кальсонах.

Ужасная, вопиющая бедность. Но как тщательно, как любовно пригнана ветхая амуниция, вычищено оружие, выравнены ряды! После молебна я вручаю 1-му Корниловскому полку Корниловское знамя, знамя 1-го батальона имени генерала Корнилова.

Это знамя, сохраненное одним из офицеров полка, вырвавшимся от большевиков, является для полка дорогой реликвией.

Части проходят церемониальным маршем. Один за другим идут стройные ряды, бодрый, твердый шаг, веселые, радостные лица, и, кажется, что встали из могилы старые русские полки.

После парада, тут же в колонии, был предложен начальником дивизии обед. От имени Русской армии я приветствовал представителей союзных держав:

«Я подымаю бокал за присутствующих здесь дорогих гостей – представителей военных миссий и периодической печати дружественных нам держав Европы, Северо-Американских Соединенных Штатов и Японии. Прежде всего я горячо приветствую представителей нашей старой испытанной союзницы – Франции. Франция первая признала наше правительство.

Это было первое драгоценное свидетельство твердой веры в нас, наше правое дело и нашу способность, во имя свободы и справедливости, успешно бороться с мировым врагом – большевизмом. За Францией Америка в исторической ноте с исчерпывающей глубиной раскрыла свою точку зрения на русский вопрос, указав на мировое значение единства и неприкосновенности России и на невозможность признания когда-либо большевистского режима.

С неизменной признательностью я вспоминаю огромную помощь, оказанную нам Англией, и непоколебимо верю, что недалек час, когда все дружественные державы найдут своевременным открыто сказать, что Русская армия ведет борьбу не только за освобождение и благо России, но и за всемирную культуру.

При нашем поражении никакая сила не в состоянии будет надолго сдержать волну Красного интернационала, которая зловещим пожаром большевизма зажжет Европу и, быть может, докатится и до Нового Света. Мне особенно приятно приветствовать здесь, на фронте, наших друзей, ибо среди них я вижу сегодня представителей не только армии и флота, но и широкого общественного мнения.

Я уверен, что они громко засвидетельствуют в родных странах о всем ими здесь виденном, что они правдиво, ничего не скрывая, расскажут о тех неимоверно тяжких условиях, в которых Русской армии приходится вести ее героическую борьбу с тиранией и варварством, не признающими ни Божеских, ни человеческих законов.

Я уверен, что они так же правдиво расскажут и о великих подвигах скромных русских людей, которые бестрепетно жертвуют жизнью в ясном сознании, что они это делают для спасения и замирения нашей Родины и всего человечества».

В ответных речах иностранных представителей чувствовалось общее желание помочь, сквозила искренняя симпатия. Военные люди, захваченные всем виденным, на время перестали быть политиками.

После обеда мы проехали на позиции, где смотрели стоявшие в участковом резерве части Марковской и Дроздовской дивизий. Та же вопиющая нищета, та же блестящая выправка старых русских полков, тот же бодрый, уверенный вид.

Поздно вечером мы вернулись в поезд. Ночью А. В. Кривошеин с военными представителями и иностранными корреспондентами выехал в Севастополь, я же проехал на станцию Юшунь, откуда на автомобиле 2 сентября проехал во 2-й корпус.

Полки 2-го корпуса, жестоко пострадавшие в Каховских боях, недавно пополненные частями отряда генерала Бредова и прибывшими запасными, не успели еще вполне сколотиться, значительно уступая внешним видом полкам 1-го корпуса, однако и здесь настроение было спокойное и уверенное. Генерал Витковский работал не покладая рук, спеша привести в порядок расстроенный его предшественником корпус. 5 сентября я вернулся в Севастополь.

По очищении нашими войсками Кубани противник получил возможность часть освободившихся сил перебросить на Крымский фронт. Обнаружены были вновь прибывшие части, как с Кавказа, так и из Внутренней России, и на других участках фронта.

Правобережная группа красных войск под общим начальством «товарища» Эйдемана получила название 4-й армии. Штаб армии в полном составе прибыл с Северного фронта. В состав 4-й армии входили: 1, 3, 13 (только что прибывшая из района Пскова), 16 и 52-я стрелковые дивизии и конная бригада «товарища» Гофа.

На правом берегу Днепра действовала и 2-я конная армия под командой бывшего войскового старшины Миронова, в составе 2, 16 и 21-й кавалерийских дивизий и Особой конной бригады. Общая численность 4-й и 2-й конной армий исчислялась в 15 тысяч штыков и 6 тысяч шашек.

Перед фронтом войск генерала Кутепова продолжала действовать 13-я советская армия в составе: конной бригады «товарища» Федотова, Морской экспедиционной дивизии, сформированной из черноморских и каспийских матросов и матросского отряда Днепровской флотилии, 2-й Донской стрелковой дивизии, 42, 40, 23 и 9-й стрелковых дивизий, 7-й кавалерийской дивизии (прибывшей с Персидского фронта через Кубань), 9-й кавалерийской дивизии, Особой Архангельской бригады, бригады 29-й и 46-й стрелковых дивизий и бригады курсантов.

Общая численность войск 13-й советской армии достигала 30 000 штыков и 7000 шашек. Общая численность 4-й, 13-й и 2-й конной армий исчислялась в 45 000 штыков и 13 000 шашек.

Наши силы к 1-ому сентября не превосходили 25 000 штыков и 8000 шашек (боевой состав).

Части 13-й советской армии располагались наиболее сильными группами в районах городов Александровска (группа «товарища» Нестеровича), Орехова, станции Пологи и села Верхнего Токмака. В предвидении перенесения дальнейших операций в Правобережную Украину представлялось необходимым закрепиться на правом берегу Днепра и овладеть Каховским плацдармом противника, создающим нашему тылу постоянную угрозу.

Прежде чем приступить к операции в западном направлении, необходимо было разбить красных на северном и восточном участках фронта и этим развязать себе руки для предстоящей Заднепровской операции. Я наметил нанести удар конными частями Донского корпуса, охватывая левый фланг 13-й советской армии.

Разбив последовательно Верхнетокмакскую и Пологскую группы красных, части 1-й армии должны были, одновременно наступая с фронта и нанося удар в тыл Ореховской и Александровской групп противника, нанести ему окончательное поражение.

1 сентября части Донского корпуса (2-я и 3-я Донские дивизии) перешли в наступление по всему фронту: от побережья Азовского моря в район Ногайска до линии железной дороги Большой Токмак – Верхний Токмак.

40-я и 42-я красные стрелковые дивизии, не выдерживая удара, отходили на восток и северо-восток.

2-я Донская дивизия вышла с боем в район Елизаветовки и двинулась на север, охватывая Верхнетокмакский железнодорожный узел с востока. Конница 3-й Донской дивизии заняла одновременно район Вербовая – Верхний Курлак.

2 сентября согласованными действиями всех трех дивизий Донского корпуса была разбита наголову Верхнетокмакская группа красных. Взято около 1000 пленных, 3 бронепоезда, орудия и пулеметы. Части Донского корпуса овладели Верхним Токмаком, Бельманкой, Гусаркой.

С утра 3 сентября Донской корпус приступил к ликвидации Пологской группы красных. 2-я Донская дивизия двинулась из Гусарки на Воскресенку, применяя маневр охвата пологского железнодорожного узла с северо-востока. Конница 3-й Донской дивизии была направлена из Семеновки на Басань, бригада 1-й Донской дивизии – из Очертоватого в Вербовое.

Кубанская казачья дивизия генерала Бабиева была подчинена командиру Донского корпуса и перешла в район Молочного. Под вечер 3 сентября 2-я Донская и конница 3-й Донской дивизии вели бой в районе Полог. В этих боях было взято вновь большое количество пленных и военного снаряжения.

4 сентября 2-я Донская дивизия шла уже на Гуляйполе. 1-я и 3-я Донские дивизии были двинуты на Сладкую Балку. Кубанская казачья дивизия перешла в Олеополь под Пологами.

Моей директивой от 4 сентября указывалось: «Части 1-й армии, разгромив Верхнетокмакскую группу красных, развивают наступление к северо-западу. Приказываю: генералу Кутепову – с Донским и 1-м армейским корпусами и Кубанской казачьей дивизией, развивая начавшуюся операцию, разбить Ореховскую и Александровскую группы красных, выйти на фронт Керменчик – Новоуспеновка – Кичкасская переправа и овладеть последней; частью сил обеспечивать Мариупольское и Волновахское направления; генералу Драценко – со 2-м и 3-м корпусами и Терско-Астраханской бригадой удерживать левый берег Днепра от Большой Знаменки до устья Днепра; адмиралу Саблину – обеспечивая левый фланг армии, сосредоточить силы для уничтожения красного флота в Азовском море; генералу Барбовичу – с 1-й конной дивизией оставаться в резерве».

В течение 4 сентября 2-я Донская дивизия заняла Гуляйполе при слабом сопротивлении арьергарда противника, который в полном беспорядке отходил главными силами пехоты с обозами на Волноваху. В районе Басань – Вербовое противник встретил донцов контрнаступлением свежих частей (23-й стрелковой и 9-й кавалерийской дивизий).

После упорного боя Сладкая Балка и Тифенбрун были заняты донцами. Одновременно части 1-го армейского корпуса отбросили красных с линии Андребург – Бурчанск и вышли в район Карачекрак – Васильевка.

5 сентября донцы продолжали боевые действия против группы красных, 2-я Донская дивизия из района Гуляйполе шла на Новониколаевку, Нововоскресенку, с целью прервать железную дорогу Александровск – Синельниково и овладеть в дальнейшем Кичкасской переправой.

3-й Донской дивизии и бригаде 1-й Донской дивизии было приказано разбить Ореховскую группу красных и выйти в район Жеребец – Любимовка.

Кубанской казачьей дивизии, ударом в направлении Новокарловка, Омельник, Жеребец, содействовать 3-й Донской дивизии.

2-я Донская и Кубанская казачьи дивизии настигли северо-восточное Орехова (Омельник – Фриденталь) части красных, шедшие на поддержку Ореховской группы красных, и нанесли им жестокое поражение.

6 сентября части Донского и 1-го армейского корпусов приступили к выполнению задачи по овладению Александровском и Кичкасской переправой. К вечеру Марковская дивизия заняла Александровск.

В ночь на 7 сентября Марковская дивизия пыталась с налета овладеть Кичкасской переправой, но, встреченная жестоким огнем с правого берега Днепра, задачи не выполнила.

За операцию на северо-восточном участке фронта с начала сентября донцы и 1-й армейский корпус взяли более 10 000 пленных, больше 30 орудий, 6 бронепоездов, 3 броневика и большое число пулеметов.

1-я Русская армия, разбив в начале сентября 13-ю советскую армию, вышла на линию Пологи – Кичкас.

7 сентября Марковская дивизия вновь без успеха атаковала Кичкасскую переправу.

В течение 8 сентября красные по всему фронту держались пассивно. Дроздовская дивизия и бригада Кубанской казачьей дивизии выступили в направлении станции Синельниково для нанесения противнику короткого удара.

9 сентября Дроздовская дивизия с бригадой Кубанской казачьей дивизии, преодолев упорное сопротивление пехоты противника, стремительно овладели станцией Синельниково и вернулись 10 сентября в район Новогупаловки, приведя около тысячи пленных.

Стали получаться сведения, что разгромленные на северном участке красные стягивают резервы в Бердянском районе, в Берестовом были обнаружены части прибывшей на фронт матросской дивизии.

Одновременно поступили сведения о готовившейся высадке красных войск в тыл нашей 1-й армии в районе к югу от Мелитополя.

Директивой 11 сентября я приказал генералу Кутепову разбить Волновахскую группу красных и овладеть Мариуполем; адмиралу Николя – разбить азовский флот красных, запереть 15 сентября Мариупольский порт и, совместно с сухопутными войсками, овладеть Мариуполем, разрушив базу красного флота.

11 сентября гвардейская бригада 1-й Донской казачьей дивизии атаковала у Стародубовской матросскую дивизию и после повторных атак обратила матросов в бегство. Часть матросов была порублена, около шестисот взято в плен.

3-я Донская дивизия выступила на фронт Царевоконстантиновка – Федоровка. 2-ая – двигалась на Туркеновку – Чистополье для охвата Волновахи с севера. Эти дивизии Донского корпуса при продвижении на восток противника не встречали; последний спешно отходил на линию Мариуполь – Волноваха.

13 сентября 1-я Донская дивизия перешла в район Стародубовская – станица Покровская; 3-я Донская дивизия – в район Богословская – Зачатьевская; 2-ая – в село Павловское.

С рассветом 14 сентября 1-я Донская дивизия выступила для овладения городом Мариуполем; 3-я Донская дивизия – для захвата Волновахского железнодорожного узла; 2-я – для перерыва железной дороги в районе станции Велико-Анадоль.

В течение 14 сентября 1-я Донская дивизия сосредоточивалась в станице Никольской с целью атаковать Мариуполь 15 сентября с северо-запада и с севера; 3-я Донская дивизия заняла с боем район станций Платоновка – Волноваха, конница 3-й Донской дивизии вела бой у Апостольского, 2-я Донская дивизия разбила на рассвете у станции Велико-Анадоль отряд красной пехоты до 4000 штыков и отбросила его на восток, захватив несколько сот пленных и отрезав два бронепоезда красных.

При преследовании 2-я Донская дивизия сбила красных у Новотроицкого и продолжала гнать противника на северо-восток.

15 сентября 1-я Донская дивизия с боем овладела Мариуполем; 3-я Донская дивизия, получившая задачу содействовать 1-й дивизии наступлением на Мариуполь с севера и северо-востока, вела бой с прорывавшимися из Мариуполя красными, вышла на линию Павлополь – станция Асланово и преследовала красных на восток до станицы Новониколаевской; 2-я Донская дивизия сосредоточилась в районе Новотроицкое – Ольгинское.

На рассвете 16 сентября бригада конницы противника (7-й кавалерийской дивизии) атаковала в Ольгинском части 2-й Донской дивизии, но была отбита. 2-я Донская дивизия преследовала противника на Александровку. 4-й Назаровский полк, под командой генерала Рубашкина, совершил налет на станции Караванное и Мандрыкино и к вечеру 16 сентября занял станцию Юзово, где взорвал склады огнестрельных припасов и разрушил железнодорожные сооружения.

16 сентября 1-я Донская дивизия была оттянута в резерв командира корпуса в район Янисаля; части 3-й дивизии оставались в Мариуполе для охраны города и порта.

За Мариупольско-Волновахскую операцию донцы взяли до 5000 пленных, 9 орудий, 1 бронепоезд и много пулеметов.

17 сентября противник вновь перешел в наступление на Новотроицкое – Ольгинское. Части Донского корпуса стягивались в район Волновахи с целью окончательной ликвидации красных, группировавшихся севернее Волновахи. По сведениям разведки, противник, силой до 5000 пехоты и свыше 1000 конницы, занимал район Новотроицкого – Ольгинского.

18 сентября, после упорного боя, 1-я и 2-я Донские дивизии сбили противника и заняли линию Александровское – Новотроицкая, 2-я Донская дивизия была направлена на преследование противника, но под ожесточенным огнем бронепоезда вынуждена была остановиться.

С рассветом 19 сентября части Донского корпуса продолжали наступление. 1-я Донская дивизия, совместно с 3-й Донской дивизией, направившей конницу в тыл красным в Еленовку, опрокинула противника на фронте Александровское – Новотроицкое – Ольгинское. Противник бежал к Марьевке, преследуемый частями 1-й дивизии. Второй отряд боевых судов, под командой контр-адмирала Беренса, пройдя с тралением семь линий минных заграждений, вошел в Мариупольский порт.

20 сентября 1-я и 2-я Донские дивизии были повернуты из района Волновахи на Пологи – Орехов, где противник теснил слабые разведывательные части Донского корпуса. Красная конница успела продвинуться до района Розовка – Царевоконстантиновка. Части 3-й Донской дивизии продолжали оставаться в Мариупольско-Волновахском районе.

В течение 19 и 20 сентября Дроздовская и Кубанская казачьи дивизии произвели вторичный налет на Синельниково, где вновь захватили более 3000 пленных, 3 бронепоезда, орудия и много военной добычи.

21 сентября второй боевой отряд судов оставил Мариупольский порт, вывезя все ценное имущество. Части 3-й Донской дивизии стали оттягиваться на запад.

22 сентября 3-я Донская дивизия сосредоточилась в районе Зачатьевская – Розовка, 2-ая – в Пологах, 1-ая – в Гуляйполе. Части 1-го армейского корпуса совершали перегруппировку для предстоящей Заднепровской операции. Корниловская и Марковская дивизии сосредоточились в Александровске, Дроздовская – в Новогупаловке, Кубанская казачья дивизия – в Протопоповке – Ивано-Анновке.

В течение сентября месяца 1-я Русская армия рассеяла противника на всем фронте от Азовского моря до Кичкасской переправы. Задача моя – развязать себе руки для Заднепровской операции – была выполнена.

В то время как на фронте шли непрерывные бои, в тылу продолжалась напряженная работа. Из дома, который я дотоле занимал, я перешел в более обширное здание, занятое ранее командующим флотом, носившее название Большой дворец. В Большом же дворце помещались мои ближайшие помощники: А. В. Кривошеин и начальник штаба генерал Шатилов.

Наш рабочий день начинался с семи часов и продолжался, почти непрерывно, до одиннадцати-двенадцати часов ночи. Внимание приходилось уделять самым разнообразным вопросам: военным, внутренней и внешней политики, экономическим, финансовым. Последние особенно меня и Кривошеина тревожили.

Несмотря на все трудности, удалось покрывать нормальными доходами обыкновенные расходы, однако покрытие чрезвычайных расходов в течение года исчислялось с дефицитом в 250 миллиардов. Правда, приняв во внимание значительное обесценивание нашего рубля, эта цифра не представлялась чрезвычайной, однако для незначительной территории Крыма и Северной Таврии она все же была большой.

Бедный местными средствами Крым, конечно, не мог прокормить весь государственный аппарат и огромную армию. Хотя боевой состав войск не превышал 30–35 тысяч (не считая флота), но непомерно разросшийся тыл, десятки тысяч заполнявших госпиталя раненых, громадное число пленных, как находящихся в запасных частях, так и сосредоточенных в концентрационных лагерях, военноучебные заведения, многочисленные тыловые учреждения, военные и морские управления, наконец, флот и морские учреждения, – все это доводило численность находящихся на иждивении правительства ртов до 250–300 тысяч.

Конечно, прокормить это количество было для государственной казны непосильно. Главную часть военного снабжения по-прежнему приходилось приобретать за границей за счет скудного нашего валютного фонда.

Единственным предметом вывоза оставался хлеб. Правительство через контрагентов продолжало усиленно закупать зерно в Северной Таврии. Управлением торговли и промышленности были заключены с 24 июля по 16 сентября с разными лицами контракты на поставку до десяти миллионов пудов зерна. В порты было доставлено уже до полутора миллиона пудов и вывезено за границу до одного миллиона.

Помимо того, что зерно являлось единственным источником нашего вывоза, появление на западноевропейских рынках русского зерна из Крыма имело и большое политическое значение. Западноевропейские государства, и в частности Франция, жестоко пострадавшая за войну, испытывали большой недостаток в хлебе, и появление в Марселе парохода с грузом хлеба, 275 тысяч пудов, было отмечено почти всей французской печатью.

Монополизация правительством Юга России хлебного дела вызывала значительные нарекания со стороны части промышленных кругов, в этом деле лично заинтересованных. На правительство Юга России сыпались обвинения в «стеснении торговли», в «ухудшении частной инициативы». Однако со всем этим не приходилось считаться.

Надежда на возможность внешнего займа оставалась весьма слабой. Дело правительства Юга России представлялось малоустойчивым, не внушало уверенности в своей прочности. А. В. Кривошеин наметил созвать в Севастополе особое экономическое совещание из наиболее видных финансовых и торговопромышленных деятелей для обсуждения мероприятий к поднятию экономического и промышленного состояния Юга России и для изыскания возможностей заключения займа.

Совещание намечалось на конец сентября, к каковому времени были разосланы приглашения. Многие, в том числе граф Коковцев, Давыдов, Риттих, приехать отказались, ссылаясь на всевозможные причины, однако целый ряд лиц уведомили о принятии приглашения.

Переговоры поляков с представителями Советской России начались. Польская делегация прибыла в Ригу 5 (18) сентября. С первых же дней обнаружилось почти полное расхождение сторон. Казалось, каждая сторона предъявила условия для другой неприемлемые, однако переговоры не прерывались. За спинами договаривающихся ясно чувствовалась борьба интересов других держав.

Большевики, видимо, ясно отдавали себе отчет в обстановке. Учитывая, что так или иначе они достигнут с поляками соглашения, руководители Советской власти решили покончить с другим врагом. Был выброшен ударный лозунг: «Все на Врангеля!».

Несмотря на то что остатки красных армий безудержно откатывались перед польскими войсками на восток, красное командование все свободные резервы теперь бросало на юг.

В середине сентября стали поступать сведения о движении на юг с юго-западного участка Польского фронта и красной кавалерии Буденного (1-й конной армии).

В правительстве Франции произошли неожиданные перемены. Президент Французской Республики Дюшанель заболел и вынужден был оставить свой пост, заместителем его оказался избранным Мильеран.

Председателем Французского правительства был назначен Лейг. Ближайшие сотрудники бывшего председателя правительства, являющиеся представителями идеи сближения с национальной Россией, Пти и Палеолог, оставили свои посты. Я телеграммой поздравил нового президента.

Казалось, что происшедшие перемены не отразятся на внешней политике Франции.

27 сентября Базили телеграфировал:

«Палата депутатов заслушала в субботу сообщение нового председателя совета министров. Левые сделали запрос о России. Лейг ответил, что Франция верит в русский народ и желает России скорейшего возрождения и не забудет помощи, оказанной ею Франции в начале войны.

Я счел долгом принести Лейгу письменную благодарность от имени правительства Юга России за теплые слова, сказанные им с трибуны, а равно приветствовать от имени правительства Юга России Мильерана, по случаю его избрания в президенты республики».

Я получил сообщение, что в Крым направляется представительство Французского правительства во главе с Верховным комиссаром графом де Мартелем. В составе представительства находилась и военная миссия, имеющая задачей выяснить главнейшие наши нужды и наметить способы нам помочь. Начальником военной миссии являлся генерал Бруссо.

10 сентября прибыл российский посол в Париже Маклаков. По его словам, Мильеран, дав согласие на избрание свое президентом, обусловил одновременно сохранение своего влияния на внешнюю политику Франции; новый председатель правительства и министр иностранных дел являлись послушными орудиями президента.

Мильеран, по убеждениям своим, был непримиримым врагом советов и другом национальной России, однако Франции приходилось считаться с политикой англичан, нам в настоящее время определенно враждебной. Предрешить результат рижских переговоров было нельзя, однако Франция, вероятно, сделает все возможное, чтобы результаты этих переговоров наименее гибельно отразились на нашем положении.

По свидетельству Маклакова, донесения официальных и неофициальных иностранных агентов единодушно подчеркивали огромные результаты, достигнутые новым Южно-Русским правительством. Отмечался ряд реформ, особенное значение придавалось аграрной реформе и достигнутому соглашению с казачьими государственными новообразованиями.

17 сентября Струве, Маклаков и генерал Юзефович выехали в Париж.

20 сентября я выезжал на несколько часов в Мелитополь, где имел совещание с командующими армиями генералами Кутеповым и Драценко. Подготовка Заднепровской операции была закончена, и начало операции было намечено на 25 сентября.

На возвратном пути я едва не сделался жертвой покушения. За четверть часа до прохода моего поезда был случайно обнаружен заложенный под железнодорожным полотном фугас.

Крестьянин, косивший траву вблизи железнодорожного полотна, заметил электрический провод. Он успел дать знать в железнодорожную будку, и поезд был задержан на ближайшей станции. Вызванная саперная команда обнаружила фугас огромной силы. Успей злоумышленники своевременно его взорвать, от поезда едва ли что-либо осталось.

К сожалению, злоумышленники скрылись. Энергично проведенное расследование установило причастность к преступлению некоего Бориса Викентьевича Стефановича-Стивенсона, который был задержан, однако через несколько дней бежал из тюрьмы.

В Крым прибыла делегация Украинского национального комитета, в составе председателя Маркотуна, генерального секретаря Цитовича и члена комитета Могилянского. Украинский национальный комитет являлся противником самостийной политики Петлюры. Он проводил мысль о единой России, выговаривая для Украины местную автономию.

Комитет работал в тесном единении с Галицким украинским правительством Петрушевича, провозглашавшего единение с Россией. Украинский комитет не имел за собой реальной силы, однако являлся дружественной нам организацией, имевшей некоторые связи, как на Западе, главным образом во Франции, так и на Украине, и к тому же могущей быть использованной как противовес украинцам-самостийникам.

Я постарался оказать ему всяческое внимание, принял депутацию в присутствии А. В. Кривошеина, начальника управления иностранных сношений П. Б. Струве и начальника моего штаба генерала Шатилова.

Выразив принципиальное согласие с предложенными делегацией положениями, я заявил, что в основу своей политики ставлю объединение всех русских сил, борющихся с большевиками, и готов поддержать развитие национальных образований на тех же основаниях, которые положены в основу соглашения моего с казачеством. Комитету была оказана и некоторая материальная помощь.

18 сентября атаманами Дона, Кубани, Терека и Астрахани был устроен в честь Украинского комитета в помещении морского собрания банкет. Донской атаман от имени казаков приветствовал Украинский комитет, являющийся выразителем идеи объединения во имя общей Матери-России, за которую провозгласил «ура».

Отвечавший ему Маркотун подчеркивал гибельность самостийных течений, питаемых иноземцами, стремящимися к расчленению России. Он отметил достижения Южно-Русской власти, отказавшейся от непримиримой политики в отношении отдельных народностей, входивших в состав Великой России, и тем достигшей единения русских сил во имя борьбы с общим врагом. В заключение он предложил тост за Главнокомандующего.

Я отвечал обоим ораторам. В своей речи я указал, что большевизм является угрозой не только России, но и всему миру. Россия для большевиков – это костер, которым они надеются зажечь европейский пожар.

В польской печати не раз указывалось, что поляки борются не с русским народом, а с представителями Интернационала. Я верю, что ближайшее будущее оправдает это заявление и Польша не оставит в одиночестве тех, кто борется за общее дело культуры и цивилизации.

Представитель Польской миссии г-н Михальский подчеркнул в своей речи, что, несмотря на то, что Польское правительство не упоминало в своей декларации о целях войны, последняя является борьбой с Интернационалом: «Обещание внешних границ не остановит борьбу, правительство не оставит борьбы и уверено в победе».

20 сентября было обнародовано временное положение об уездном земстве и опубликован соответствующий приказ:

«Приказ

Правителя Юга России и Главнокомандующего Русской армией.

№ 150. г. Севастополь. 20 сентября (3 октября) 1920 г.

Приказом моим от 15 июля с. г. население сельских местностей призвано к устроению нового земского порядка в волостях на началах широкого участия в этом деле всего крепкого землехозяйственного крестьянства.

Для дальнейшего устроения на тех же началах земской жизни Юга России я признаю необходимым предоставить повсеместно созываемым ныне волостным земским собраниям образовать из своей же среды и уездные земские учреждения.

Заботы о всех хозяйственных и культурно-просветительных нуждах деревни по уездам всецело возлагаются на избранные волостями уездные земские собрания, которым с этой целью даются обширные права, причем устраняется излишний надзор и всякое, не вызываемое требованиями государственной безопасности вмешательство в их дела правительственной власти, чтобы ничем не стеснить свободу почина, самостоятельность и широту земской работы по восстановлению благоустройства и порядка жизни, разрушенных смутой.

Уездным земским собраниям вменяется в обязанность выяснить вместе с тем желательный самому населению порядок ведения тех земских дел, которые непосильны для отдельных уездов и лежат теперь на губернском земстве.

По делам этого рода уездам предоставляется объединяться в особые, по взаимному соглашению уездных земств, союзы, охватывающие губернию или целые области.

Новая земская волость даст и обновленное свежими силами земли, готовое к творческой работе уездное земство, эту необходимую ступень подъема на пути к дальнейшему возрождению Русской государственности. Верю, что междоусобица скоро закончится и наступит время избрать достойных земских людей во Всероссийское народное собрание, которое укажет, как должна быть устроена Русская земля.

Поэтому приказываю: впредь до установления общегосударственной властью окончательного порядка земского самоуправления вводить в действие в местностях, занимаемых войсками Русской армии, утвержденное мною 20-го сего сентября Временное положение об уездных земских учреждениях, с соблюдением утвержденных того же числа правил.

Генерал Врангель».

Выборы в волостные земства в некоторых волостях уже закончились.

Население осторожно и вдумчиво отнеслось к выборам. Разруха местной жизни вызвала здоровое стремление к объединению. Выбранными оказывались в большинстве волостей домовитые, хозяйственные крестьяне. Было выбрано и несколько крупных помещиков. Волостные советы в тех местностях, где их не заменили еще волостные земские управы, проявляли большую работоспособность. В большинстве волостей обследование земель было закончено. Намечены были нормы землевладения. Местами приступлено было к укреплению земель в собственность трудящимся на них хлеборобам.

Во многих наиболее богатых волостях обеспеченные крестьяне непосредственно покупали у владельцев земельные участки. Помещик сразу получал выкупную сумму, крестьяне освобождались от выкупных платежей. Ярко проявилось стремление к получению земли в собственность, к получению законным путем. Дух нового закона был понят населением.

Число земельных сделок по полюбовному соглашению между крестьянами и помещиками было бы, несомненно, еще больше, ежели бы не тяжелые условия, созданные гражданской войной, постоянные призывы, лишавшие крестьянские хозяйства работников, недостаток конских средств и т. д.

Для того чтобы посадить на коней прибывшие с Кубани войска, я вынужден был произвести новую конскую мобилизацию в Бердянском и Александровском уездах.

Стремясь всемерно облегчить тяжелое положение крестьян, я неизменно требовал от войск помощи населению в полевых работах.

Одновременно с земским самоуправлением было обращено внимание и на городское, 23 сентября открылось совещание под председательством и. о. начальника гражданского управления С. Д. Тверского, имевшее целью рассмотрение действующего положения о выборах городских гласных. Саму систему выборов предполагалось оставить неизменной, изменения должны были коснуться лишь порядка выборов.

С приближением зимнего времени следовало предвидеть появление заболеваний сыпным тифом. Главным военно-санитарным инспектором был выработан, по моему предложению, детальный план борьбы с угрожающей эпидемией. Намечено было устройство трех заградительных пунктов, ряда больниц, общим числом на 6000 коек, изоляционных пропускных пунктов и т. д.

Если со стороны моих ближайших гражданских помощников и было сознание необходимости в исключительных условиях нашей работы избегать всякой рутины, бюрократизма и канцелярщины, то гражданские учреждения, как непосредственно ими возглавляемые, так и ведущие работу на местах, от всех этих недостатков отрешиться не могли. Работа в этих учреждениях во многих случаях оставалась неудовлетворительной, и ко мне поступало большое число справедливых жалоб.

12 сентября был объявлен приказ и положение о Высшей комиссии правительственного надзора:

«Приказ

Правителя Юга России и Главнокомандующего Русской армией

№ 3626. г. Севастополь. 12 (25) сентября 1920 г.

Я неоднократно замечал, что мои приказания и требования не исполняются точно и быстро, а иногда остаются вовсе без исполнения.

Основательные жалобы на нарушение законов и прямых моих распоряжений не всегда доходят по назначению и частью не получают справедливого разрешения.

В населении нет уверенности, что голос обиженного будет услышан, и оно нередко не знает, к кому обратиться за восстановлением своих попранных прав и надежным ограждением от чинимых обид. Для устранения этих непорядков приказываю: учредить Высшую комиссию правительственного надзора, на следующих основаниях:

1) высшая комиссия правительственного надзора образуется из ревизующих сенаторов, председателя Главного военного и военно-морского суда и особого постоянного члена комиссии. Председатель комиссии и постоянный член назначаются по моему избранию;

2) к ведению комиссии относятся: а) принятие и рассмотрение жалоб, заявлений и сообщений о злоупотреблениях, имеющих общегосударственное значение, а равно о всех вообще особо важных преступных деяниях по службе государственной или общественной и серьезных непорядках в отдельных отраслях управления и б) рассмотрение всех передаваемых мною в комиссию, принесенных на мое имя прошений;

3) комиссии предоставляется по поступающим к ней сообщениям, жалобам и заявлениям: а) распоряжением председателя производить через чинов сенаторской ревизии предварительные расследования и собирать необходимые сведения и б) по постановлениям самой комиссии направлять сообщения, жалобы и заявления по подведомственности подлежащим учреждениям и должностным лицам и входить ко мне с представлением о назначении расследований, через особо назначенных для сего лиц, или о производстве сенаторских ревизий.

По всем сообщениям, жалобам и заявлениям, препровожденным комиссией по подведомственности, подлежащие учреждения и должностные лица обязаны уведомлять комиссию о последовавшем направлении или разрешении означенных сообщений, жалоб и заявлений;

4) на постоянного члена комиссии, кроме участия в ее заседаниях, возлагается: прием, рассмотрение, доклад мне и направление прошений и жалоб, поступающих на мое имя;

5) делопроизводство комиссии возлагается председателем ее на одного или нескольких чинов ревизии, по соглашению с подлежащим членом комиссии.

Генерал Врангель».

В состав комиссии вошли: генерал Экк (председатель), сенаторы Неверов, Трегубов, Ненарокомов, генерал-лейтенант Макаренко, генерал Залесский, генерал Беляев и полковник граф Воронцов-Дашков.

Указывая на возможность для каждого обывателя в будущем принести жалобу на любого представителя власти, с уверенностью, что жалоба дойдет до меня и не останется нерассмотренной, я предложил и. о. начальника гражданского управления принять меры к недопущению в повременной печати статей, имеющих целью дискредитировать представителей власти:

«Приказ

Правителя Юга России и Главнокомандующего Русской армией

№ 158. г. Севастополь. 28 сентября (11 октября) 1920 г.

(По гражданскому управлению.)

За последние дни в ряде органов печати появляются статьи, изобличающие агентов власти в преступных действиях, неисполнении моих приказов и т. д. При этом большей частью пишущие указывают, что долг честных русских людей помогать в моем трудном деле, вырывая язвы взяточничества, произвола и т. д.

Приказом от 12 (25) сентября с. г. за № 3626 учреждена комиссия Высшего правительственного надзора, куда каждый обыватель имеет право внести жалобу на любого представителя власти с полной уверенностью, что жалоба дойдет до меня и не останется нерассмотренной.

Этим путем и надлежит пользоваться честным людям, желающим действительно помочь общему делу. Огульную критику в печати, а равно тенденциозный подбор отдельных проступков того или другого агента власти объясняю не стремлением мне помочь, а желанием дискредитировать власть в глазах населения и за такие статьи буду взыскивать как с цензоров, пропустивших их, так и с редакторов газет.

Генерал Врангель».

Если оппозиционная левая печать всячески пыталась дискредитировать власть, то и правые «патриотические» круги своими выступлениями причиняли мне немало забот. За последнее время небезызвестный отец Востоков усиленно вел работу как в Севастополе, так и в других городах Крыма.

Его проповеди носили чисто погромный характер. Отличный оратор, умевший захватить толпу, он имел, особенно среди простого люда, значительный успех.

В некоторых городах толпа пыталась произвести противоеврейские выступления. Я вынужден был отдать приказ, запрещающий «всякие публичные выступления, проповеди, лекции и диспуты, сеющие политическую и национальную рознь»:

«Русская армия в тяжких боях освобождает родную землю. Ее право требовать единодушной поддержки всех, кому она обеспечивает мирное существование. В этой поддержке должны объединиться все силы страны, отбросив несогласия и распри. Пока враг у ворот, я не допущу политической борьбы.

Запрещаю всякие публичные выступления, проповеди, лекции и диспуты, сеющие политическую и национальную рознь. Вменяю в обязанность Начальникам гарнизонов, комендантам и гражданским властям следить за выполнением моего приказа. Нарушивших его, не взирая на сан, чин и звание, буду высылать из наших пределов».

Отца Востокова я вызвал к себе и постарался объяснить гибельность его работы. Не знаю, что повлияло, моя ли беседа или упомянутый приказ, но отец Востоков проповеди свои прекратил.

Вопрос с печатью продолжал стоять неудовлетворительно. Закваска покойного «ОСВАГа» продолжала чувствоваться. Субсидируемые правительством органы, а таких было большинство, льстили власти самым недостойным образом, но в проведении общих руководящих мыслей государственного значения помочь правительству не могли.

Исключение составляла газета «Великая Россия», редактируемая В. М. Левитским (серьезный орган, в котором участвовали Н. Н. Львов, П. Б. Струве, Н. Н. Чебышев, В. В. Шульгин и др.). Заведующий печатью Г. В. Немирович-Данченко, по своей ограниченности и неподготовленности, руководить делом не мог. Состав цензоров по-прежнему был неудовлетворителен.

Я не раз обращал внимание А. В. Кривошеина на необходимость упорядочения печатного дела. Александр Васильевич и сам это сознавал. Он придавал печати исключительное значение, намечал проведение в этой области целого ряда мер, предполагая предварительно собрать съезд деятелей печати. Был намечен и срок съезда – 30 октября.

Однако прежде всего необходимо было передать руководство печатью в подходящие руки, заменить Немировича-Данченко другим лицом. Между тем все еще не удавалось найти подходящего заместителя. Неожиданно вопрос разрешился.

С некоторых пор одновременно в ряде газет стали появляться статьи с нападками на деятельность тыла. Столбцы газет запестрели статьями под заглавием «Фронт и тыл», «Что они делают» и т. д., в коих неизменно подчеркивалось, что, в то время, «как войска безропотно умирают на фронте, тыл спит», указывалось на неудовлетворительную работу многочисленных гражданских учреждений, следствием которой является недостаток снабжения войск и т. д.

Как я упоминал выше, работа гражданских управлений была далека от совершенства, однако постоянное натравливание фронта на тыл являлось недопустимым. Правительство делало все, что было в его силах, и, конечно, если большинство нужд войск и не получало своевременного и полного удовлетворения, то в этом повинны были не исполнители власти, а общие условия, в большинстве случаев от правительства, а тем более от исполнителей, не зависящие.

Просматривая эти статьи, я обратил внимание на некоторые ссылки, где указывались отдельные факты упущений или нераспорядительности, действительно имевшие место, сведения о которых, однако, могли проникнуть в печать лишь от лиц, близко стоящих к делу. Я обратил на это внимание А. В. Кривошеина.

В тот же день представлялся мне заведующий отделом печати, желавший передать мне отчет о деятельности этого учреждения. В конце доклада он передал мне папку с газетными вырезками: «Позвольте передать вам некоторые вырезки, ваше превосходительство. Я должен покаяться: хотя начальник печати по своему желанию и не может участвовать в периодических изданиях, однако, желая использовать свои литературные способности, я, конечно под псевдонимами, принимал посильное участие в работе».

Я открыл папку и с изумлением увидел те самые статьи, на которые несколько часов тому назад обратил внимание А. В. Кривошеина. Начальник печати одновременно сотрудничал почти во всех газетах под самыми разнообразными и в большинстве случаев оригинальными псевдонимами: Смиренный Пимен, Розовый Мускат и т. п. (В тот же день я, через А. В. Кривошеина, предложил Немировичу-Данченко подать в отставку.)

Должность заведующего отделом печати А. В. Кривошеин решил предложить профессору Симферопольского университета Вернадскому, сыну известного академика Вернадского. Вернадского горячо рекомендовал П. Б. Струве.

20 сентября я выезжал в Мелитополь на совещание с командующими армиями и просил Александра Васильевича вызвать Вернадского в Севастополь ко времени моего возвращения.

Секретарь А. В. Кривошеина Н. М. Котляревский передал поручение симферопольскому губернатору и получил ответ, что профессор Вернадский прибудет в мой поезд при обратном следовании в Севастополь. Возвращаясь после совещания, я принял в вагоне исполнявшего должность симферопольского губернатора А. А. Лодыженского. На вопрос мой: «А что же Вернадский?» – Лодыженский ответил, что Вернадский прибыл с ним лично на вокзал.

– Едва удалось его разыскать. Он был в научной экскурсии за городом. Я всю полицию на ноги поднял, – добавил Лодыженский.

Поезд приходил в Севастополь вечером, и к вечернему чаю я прошел в вагон-ресторан. Вернадский был уже там. Я с удивлением увидел дряхлого старца, типичную фигуру, точно сошедшую с картины Маковского, в пальто-разлетайке табачного цвета, с длинными седыми волосами, в очках на сморщенном лице.

Я пригласил профессора сесть рядом со мной и завел разговор об общественной жизни в Симферополе; в конце октября предполагалось собрать в Симферополе съезд городов, долженствующий рассмотреть целый ряд вопросов городского самоуправления.

– Я, ваше превосходительство, не в курсе этого дела. Я от жизни далек, занимаюсь исключительно научными вопросами, – ответил профессор. Я недоуменно переглянулся с Шатиловым и отложил дальнейший разговор до Севастополя, наскоро допив чай, прошел к себе в вагон.

Ко мне пришел Шатилов.

– Не понимаю, что случилось со Струве. Какой же это начальник печати… – недоумевал Шатилов.

С вокзала мы проехали во дворец, я пригласил академика к себе в кабинет и послал адъютанта попросить А. В. Кривошеина зайти ко мне. Я с трудом поддерживал разговор с Вернадским, с нетерпением ожидая прихода Александра Васильевича. Наконец послышались его шаги, дверь приотворилась, однако мгновенно вновь захлопнулась.

Затем раздался осторожный скрип, дверь вновь приотворилась, и я увидел Александра Васильевича, делавшего мне за спиной Вернадского какие-то таинственные знаки. Я извинился перед Вернадским и вышел в приемную.

– Что вы наделали? – спросил меня Кривошеин, – кого вы привезли?

– А что?

– Да ведь это не тот, это отец.

24 сентября назначение Вернадского-сына состоялось.