Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник) Келли Джерард

– В таком случае, мистер Холмс, мы расходимся во взглядах, – склонил голову Родригес. – Лично я в первую очередь солдат и уже потом дипломат. – Испанец покинул нас и присоединился к стайке женщин, которые с восторгом окружили его.

– Типичный ловелас, – шепнул я Холмсу.

Мой друг задумчиво кивнул и потом еще некоторое время наблюдал за испанцем.

Через несколько минут к нам снова присоединился посол. Он был мрачен и хмур. Пристально посмотрев на Холмса, он произнес:

– Вам потребуется немало времени, чтобы освоить кастельяно. Не будет ли с моей стороны ошибкой предположить, что вы здесь не случайно, а, так сказать, по долгу службы?

– Майкрофт нисколько не преувеличивал, когда в разговоре со мной отметил вашу проницательность, – улыбнулся Холмс.

– Господа, не угодно ли вам проследовать за мной? – произнес дон Педро.

Мы спустились на первый этаж и вошли в одну из комнат, которая, насколько я мог судить, была рабочим кабинетом посла. Вдоль стен выстроились книжные шкафы, а в камине горел огонь, создавая атмосферу уюта. Возле высоких окон стоял антикварный письменный стол и обитый кожей стул, а напротив – два мягких кресла. Показав на них, посол предложил нам сесть, после чего, взяв со стола серебряную шкатулку, открыл ее, предложив нам две тонкие манильские сигары. Холмс, поблагодарив, взял одну, а я отказался. Сунув в рот сигару, дон Педро взял длинную восковую свечу, зажег ее от огня в камине, после чего дал прикурить от нее Холмсу, а потом затянулся сигарой сам. Откинувшись на спинку стула, он некоторое время молча курил, не сводя с нас пристального взгляда. Казалось, он тщательно подбирает слова.

– Джентльмены, – наконец начал он, – наш разговор не должен выйти за пределы этого кабинета. Вы обещаете хранить молчание?

– Обещаем, – ответил Холмс за нас обоих.

– Со мной только что связался представитель государственного секретаря вашей страны. Меня поставили в известность, что мое ходатайство по делу капитана Родригеса было отклонено. Ваше министерство иностранных дел, как говорится, настоятельно рекомендовало, чтобы он немедленно вернулся в Испанию. – Посол глубоко вздохнул и продолжил: – Это язык дипломатии и, возможно, на вас он не производит должного впечатления, однако, осмелюсь вас заверить, положение более чем серьезное. По сути дела, речь идет о депортации, а насильственное выдворение дипломата – дело неслыханное. Работника посольства высылают из страны только в случае серьезнейшего правонарушения либо обоснованного подозрения в том, что указанное правонарушение имело место. Капитан клянется, что не преступал закон, а британский МИД отказывается объяснить причину депортации. – Большая часть сигары дона Педро уже обратилась в пепел, но он словно забыл о ней. Не отрываясь глядя на Холмса, он продолжил: – Я нисколько не сомневаюсь, что вы, мистер Холмс, можете просветить меня, в чем именно британская полиция и вы лично подозреваете моего заместителя.

Прежде чем ответить, Шерлок Холмс глубоко затянулся:

– Дон Педро, мне крайне неловко выдвигать бездоказательные обвинения против кого бы то ни было, особенно против иностранного дипломата, однако результаты моего текущего расследования, похоже, указывают на то, что капитан Родригес имеет непосредственное отношение к убийству трех женщин в районе Мейфэр за последние несколько недель.

– Madre de Dios![19] – потрясенно выдохнул посол и перекрестился. Рука, в которой он держал сигару, задрожала так сильно, что с нее сорвался и упал на стол столбик пепла. Положив сигару в пепельницу, дон Педро покачал головой: – Не может быть. Это какая-то ошибка. Я знаю капитана Родригеса не первый год, он достойный джентльмен и офицер. Он происходит из одного из самых видных семейств Мадрида.

– Кто дал нам право утверждать, что мы хорошо знаем того или иного человека? – возразил Холмс. – В каждом из нас есть темная и светлая стороны, и большинство людей успешно удерживают себя от поступков, на которые их толкает тьма. Кто знает, быть может, капитан Родригес потерпел в этом деле неудачу?

Дон Педро встал из-за стола, подошел к камину и склонил голову, вглядываясь в огонь. Помолчав несколько мгновений, он произнес:

– Конечно же, я читал в газетах об этих несчастных женщинах, но даже в самом страшном из кошмаров я не мог представить, что к убийствам имеет отношение человек из моего посольства. Что заставило вас подозревать Хосе? – Посол повернулся к нам.

– Улик несколько, – ответил Холмс, – но главная из них – орден за военные заслуги, обнаруженный на месте второго убийства. Скажите, пожалуйста, на обратной стороне ордена что-нибудь пишут?

– Обычно нет, – покачал головой дон Педро. – Однако некоторые орденоносцы сами делают гравировку. Эта награда присваивается всем воинским званиям; у нее четыре степени. Капитан удостоен первой. Думаю, именно это и выбито на обратной стороне ордена: степень ордена и имя его владельца.

– Так вот каким образом Лестрейд так быстро взял след, – прошептал мне на ухо Холмс.

– Вы видели орден? – спросил дон Педро.

– Орден передали полиции, но теперь там отрицают сам факт его существования, – развел руками Холмс.

– В таком случае он может принадлежать не Хосе, а кому-нибудь другому.

– Если все так, как вы говорите, отчего же тогда МИД хочет выслать вашего заместителя? – резонно возразил Холмс.

Плечи старика поникли.

– Конечно же, вы правы. Сейчас я в положении утопающего и готов ухватиться за любую соломинку. – Немного помолчав, посол спросил: – Так с какой же целью вы сегодня пришли сюда, мистер Холмс?

– Я собирался вычислить убийцу. В случае удачи я хотел бы с ним поговорить.

– Вы по-прежнему этого желаете?

– Да, очень.

– Если в ходе беседы вы придете к выводу, что капитан не имеет никакого отношения к убийствам, вы поставите об этом в известность Скотленд-Ярд и государственного секретаря? – немного подумав, спросил дон Педро.

– Ну конечно же, – кивнул Холмс.

– В таком случае я считаю, что вам непременно надо с ним побеседовать. Свое личное мнение я выскажу потом, после того как состоится ваш разговор. Однако, если Хосе и вправду виновен в убийствах… – Старик покачал головой и сжал кулаки.

– Прошу вас, сэр, успокойтесь. – Взяв посла под руку, я подвел его к стулу и налил стакан воды из графина на столе: – Вот, выпейте.

– Спасибо, доктор, – вздохнул дон Педро. – Вы правы, мне не следует забывать о том, что у меня нелады с давлением. – Старик повернулся к моему другу. – Вы знаете, мистер Холмс, далеко не все работники посольства проживают здесь, на территории дипломатического представительства. Родригес снимает дом неподалеку. Я дам вам адрес, – с этими словами он быстро сделал запись в блокноте, вырвал листок и протянул его детективу.

– Благодарю вас. – Кинв взгляд на бумажку, Холмс сунул ее в карман.

Мы поднялись, и дон Педро проводил нас до дверей. Глянув на карманные часы, он произнес:

– Если вы заглянете к капитану Родригесу после одиннадцати, то застанете его одного. К этому времени его слуга Энрике уже должен вернуться в посольство.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Я перед вам в долгу, сэр, – промолвил Холмс. – Вы – человек чести. Я искренне надеюсь, что капитан Родригес окажется достойным вашего доверия.

Мы снова присоединились к Майкрофту, который как раз отделился от группы почетных гостей, и славно поговорили с ним под бокал шампанского. Наконец Холмс бросил взгляд на часы и произнес:

– Ну что ж, Майкрофт, нам с Уотсоном пора. Спасибо за все, что ты для нас сделал. Вечер прошел просто чудесно.

– Приятно это слышать, Шерлок. Рад был помочь. Дай потом знать, чем закончилось твое расследование.

Вскоре мы уже сидели в кэбе и ехали прочь из района Мейфэр. Прежде чем отправиться к капитану, Холмс велел кучеру завести нас на Бейкер-стрит. Когда я спросил, зачем нам делать такой крюк, Холмс охотно пояснил:

– Я хочу, чтобы вы прихватили с собой свой револьвер, Уотсон.

Слова Холмса меня потрясли, но я решил воздержаться от дальнейшей беседы – нас мог услышать кучер. После того как я взял оружие, Холмс велел ехать на Элизабет-стрит, по адресу, указанному в записке посла.

Кэб остановился у большого белого здания. Мы поднялись по ступенькам к портику и позвонили. Открыл нам сам Родригес. Узнав давешних собеседников, испанец сощурился и попытался захлопнуть дверь прямо у нас перед носом, но Холмс быстро среагировал и сунул в щель ногу.

– Чего вы так испугались, капитан? – с вызовом спросил он.

– Я ничего и никого не боюсь, – сверкнул глазами испанец. – И уж тем более мне нечего опасаться вас, мистер Холмс.

– Тогда, полагаю, вы не станете возражать против нашего визита и ответите на пару вопросов?

– Кто вам дал этот адрес?

– Дон Педро, – ответил мой друг. – Он считает, что нам следует поговорить.

– Ладно, если надо – заходите, – с неохотой открыл дверь Родригес.

Мы проследовали в большой кабинет. В огромном камине тлели угли. Стены были украшены головами кабанов и оленей, а также саблями, рапирами и мушкетами. У очага на полу распростерлась медвежья шкура, а все пространство возле окна занимал титанических размеров стол. Некоторые из его ящиков были выдвинуты, а содержимое свалено в кучу на поверхности. Там же, на столе, стоял большой кожаный портфель, битком набитый бумагами. То тут, то здесь виднелись наполненные вещами коробки.

– Собираетесь в дорогу? – с невинным видом спросил Холмс.

– Да, хоть это и не ваше дело, – буркнул Родригес. – Я возвращаюсь в Испанию. Мне уже тошно от ваших лондонских туманов и вечно пасмурного неба.

– Полагаю, у вашего отъезда имеются куда более серьезные причины, – заметил мой друг.

– На что вы намекаете, мистер Холмс? Хотите что-то сказать, так говорите прямо.

– Мне действительно есть что сказать. Выложим карты на стол. Я считаю, сэр, что вы убийца и на вашей совести смерть трех женщин, чьи тела обнаружили в районе Мейфэр.

Родригес с беззаботным видом уселся в кресло, положил ноги на стол и, взяв нож для писем, принялся чистить им ногти.

– А доказательства, подкрепляющие столь нелепое обвинение, у вас есть? – поинтересовался он.

– То есть вы не отрицаете, что вы убийца? Я это отметил, – прищурился Холмс.

– Ладно, если это вам так важно – отрицаю, – пожал плечами испанец.

– Вы, быть может, не в курсе, – промолвил Холмс, – что, убив свою последнюю жертву, Харриет Перкинс, вы оставили сиротой ее маленькую дочку Эмили.

– Я никого не убивал, мистер Холмс, – невозмутимо отозвался Родригес и усмехнулся: – Кстати, я так и не услышал, как у вас с доказательствами этих вздорных обвинений.

– Зачем вы отпираетесь? – бросился в атаку Холмс. – В руках Скотленд-Ярда орден за военные заслуги, на котором выгравировано ваше имя.

Усмешка исчезла с лица испанца.

– Что вы несете? – сверкнул он глазами.

– Да хватит вам ломать комедию! Ваш орден нашли в комнате одной из жертв.

Испанец вскочил и впился в Холмса взглядом:

– А вы сами его видели?

– Ну конечно, – не моргнув глазом, кивнул Холмс. – Орден сорвала с вас Лиззи Бэнкс, а потом его нашел мужчина, заставший вас на месте преступления.

– Мужчина? – озадаченно переспросил Родригес. Тут до испанца дошло, что он попал в ловушку, расставленную моим другом. – Очень умно, мистер Холмс, – расплылся в улыбке он. – Только что вам все это дает? Я под защитой дипломатического иммунитета и потому неподсуден. Мне не придется отвечать за свои шалости.

– Значит, вы признаетесь в совершении всех этих преступлений?

– А почему бы и нет? – пожал плечами капитан. – Впрочем, разве это преступления? Я скорее считаю их энкуэнтрас де апасионадо – свиданиями страсти.

Жестокость и высокомерие испанца потрясли нас с Холмсом до глубины души.

– Но зачем, во имя всего святого, вам понадобилось убивать женщин? – спросил Холмс.

Родригес неторопливо подошел к камину и повернулся к нам:

– С чего мне ждать, что такой холодный, бесстрастный англичанин, как вы, сможет понять огонь страсти, полыхающий в сердце madrileno[20]? Как вы можете со своей отсталой этикой и высохшей нравственностью познать те вершины экстаза, которых достигает мужчина, доминируя над женщиной?

– И высшая степень подобного доминирования, на ваш взгляд, убийство? – уточнил Холмс.

– Ну конечно! Как же вы не понимаете?! Никто не может доставить женщине такое наслаждение, как я. Ни один из мужчин не сравнится в этом со мной. Коль скоро женщина достигла с вашим покорным слугой этого высочайшего пика экстаза, зачем ей жить после этого дальше? – Пожав плечами, испанец добавил: – Впрочем, какая разница? Все равно жизнь этих девок не стоила и ломаного гроша.

На несколько мгновений мы с Холмсом лишились дара речи.

– Любая человеческая жизнь бесценна, – наконец выдавил я. – За исключением, пожалуй, вашей. Особенно после всех злодейств, что вы совершили.

Мои слова нисколько не тронули Родригеса. Все так же равнодушно он поинтересовался у моего друга:

– Я так полагаю, мистер Холмс, у вас самого дамы нет?

– Ошибаетесь: есть, – ответил Холмс. – И я храню ей верность всю свою жизнь. К сожалению, она слепа.

– Учитывая вашу внешность, оно может и к лучшему, – ухмыльнулся Родригес.

Не обратив внимания на очередную колкость, Холмс продолжил:

– В одной руке у нее меч, а в другой – весы. Мою даму зовут Фемида, богиня правосудия, и я, не жалея сил, служу именно ей. – Великий детектив снял плащ, стянул одну из перчаток, после чего подошел к испанцу и ударил ей его по лицу.

Сперва глаза Родригеса полыхнули от злобы, но потом он улыбнулся:

– Вы дурак, Холмс, и честь обязывает меня дать вам шанс выйти из безнадежного положения, в которое вы себя загнали. Я должен предупредить вас, что прекрасно владею рапирой, шпагой и саблей, а также стреляю без промаха.

– Мне все равно, – пожал плечами Холмс. – Выбирайте оружие.

Я пришел в ужас. Оттащив своего благородного друга в сторону, я прошептал ему на ухо:

– Вы что, с ума сошли?! Дуэли вне закона. Даже если вы возьмете верх, вас отправят за решетку.

– Только так я могу свершить правосудие, – также шепотом ответил мне Холмс. – Убийцу нельзя покарать по закону.

– А что если он победит? – возразил я. – Вы же прекрасно слышали, что он сказал. Он отличный фехтовальщик и стрелок.

– Правда на моей стороне, – покачал головой Холмс. – Если же он все-таки одержит верх, у вас есть пистолет. Застрелите его. Он не должен уйти от ответа.

От одной мысли о том, что мне предстоит, я побледнел:

– Холмс, я клялся беречь и защищать жизни людей, а не наоборот. Вы просите меня совершить убийство.

– Не убийство, Уотсон, а казнь, – твердо возразил Холмс. – Вы сами слышали, Родригес признался в своих преступлениях. Если мы дадим ему уйти, на вашей совести останутся жизни несчастных женщин. В Скотленд-Ярде скажете, что пытались меня спасти. Полиции известно, что он убийца, так что вам нечего опасаться тюрьмы.

Я замолчал, не зная, как еще убдеть Холмса. Нащупав рукоять револьвера в кармане, я содрогнулся при мысли о том, что вот-вот произойдет.

Холмс закатал рукава рубахи и повернулся к Родригесу:

– Ну так что же? Вы выбрали оружие, убийца беззащитных женщин?

– Estupendo![21] – осклабился испанец. – А у вас крепкие нервы, сеньор Холмс. Мне даже немного жаль, что придется вас убить. – Он снял со стены пару сабель и бросил одну оппоненту.

Холмс поймал клинок на лету за эфес и взвесил в руке.

– Прекрасное оружие. Великолепно сбалансировано, – заметил он.

– Лучшая толедская сталь, мистер Холмс, – ответил Родригес.

Испанец оттолкнул ногой в сторону медвежью шкуру, а я сдвинул мебель, освобождая место. Родригес несколько раз рубанул воздух и принялся разминать ноги.

– Ради всего святого, Холмс, умоляю… – предпринял я последнюю попытку остановить безумие.

– Jacta est alea, Уотсон, – улыбнулся мне друг, сжав губы. – Жребий брошен.

– К бою! – крикнул Родригес и встал в стойку.

Холмс последовал его примеру. Отсалютовав противнику, он повернулся ко мне:

– Начинаем по вашей команде, Уотсон.

Я был в ужасе. Мне предстояло дать сигнал к началу дуэли, у которой могло быть только два исхода, причем оба кошмарные. В одном случае моему другу предстояло погибнуть, а мне лишить человека жизни, а в другом – мы с Холмсом оказывались виновными в убийстве высокопоставленного иностранного дипломата.

Вытащив дрожащей рукой из кармана платок, я произнес севшим голосом:

– Когда он упадет, джентльмены, начинайте. – С этими словами я разжал пальцы и быстро отошел назад.

Противники немедленно с яростью набросились друг на друга. Я знал, что Холмс в годы студенчества был лучшим фехтовальщиком во всем университете, но с той поры утекло немало воды, тогда как Родригес вплоть до недавнего времени, будучи кавалерийским офицером, ежедневно упражнялся в обращении с саблей. Кроме того, испанец был моложе Холмса. Мой друг бросился в отчаянную атаку, намереваясь как можно быстрее прикончить соперника, заставив испанца некоторое время отступать. Убийца, однако, оказался настоящим профессионалом, отвечая на каждый выпад Холмса. Постепенно положение поменялось на обратное, и теперь уже Холмсу приходилось защищаться. Родригес ухмыльнулся, преисполненный уверенности в том, что противник уже полностью выложился и от него можно не ждать сюрпризов.

Мне представлялось очевидным, что Холмс начал уставать. Его лицо блестело от пота, а рубашка стала насквозь мокрой. Родригес, скинув на пол бумаги, проворно вскочил на стол и обрушил на моего друга сверху удар, от которого прославленный сыщик ушел лишь чудом. Сабля Холмса описала сверкающую дугу – Шерлок попытался ударить противника по ногам, но Родригес легко подпрыгнул, избегнув клинка. В следующее мгновение испанец соскочил на пол, приземлившись на одно колено, и нанес колющий удар вверх, в бедро Холмса. Я ахнул от ужаса – по брюкам моего друга стало расползаться кровавое пятно.

Однако детектив едва обратил внимание на рану. Я знал, что причиной тому адреналин, бурлящий в его крови. В его глазах полыхал тот азарт, который мне доводилось видеть у солдат на поле боя в Афганистане.

– Touche![22] – воскликнул он, мельком взглянув на рану, и снова бросился в атаку.

Кабинет наполнился лязгом сталкивающихся и скрещивающихся сабель. Неизбежно Родригес начал брать верх над Холмсом, и я стал опасаться худшего. Испанец находил ответ на каждую уловку и хитрость моего друга. Я начал подозревать, что Родригес намеренно затягивает время, играя с Холмсом, будто кот с мышкой. Несколько раз Шерлок раскрылся, и убийца вполне мог прикончить его, однако предпочел проигнорировать возможность поразить противника.

Холмс тяжело дышал. Теперь он ушел в глухую защиту, тогда как Родригес бросился в атаку, демонстрируя талант прирожденного фехтовальщика. Весело хохоча, испанец осыпал стремительно слабеющего оппонента градом колющих и режущих ударов.

Наконец я принял решение. Я не мог позволить жестокосердному убийце прикончить моего лучшего друга. Я вытащил из кармана пистолет и снял его с предохранителя. Однако стоило мне поднять оружие, Холмс сделал нечто невероятное. Притворившись, что собирается уклониться влево, он и в самом деле ушел влево. Сабля испанца просвистела мимо правого плеча детектива, не причинив ему никакого вреда, тогда как Холмс сделал выпад и пронзил Родригеса клинком у самого сердца.

Улыбка на лице испанца сменилась выражением полнейшего изумления. Он опустил взгляд на саблю, торчащую у него из груди, потом удивленно посмотрел на Холмса, будто спрашивая: «Как тебе удалось это сделать?»

Холмс отпустил эфес и отступил в сторону. Родригес медленно осел на колени. Лязгнула об пол оброненная им сабля. Я инстинктивно бросился к нему, желая помочь, но окрик Холмса: «НЕ ПОДХОДИТЕ, УОТСОН!» заставил меня застыть на месте.

Я замер. Глаза испанца остекленели. Издав булькающий звук, он повалился ничком на пол, насаживая себя на саблю так, что клинок пронзил его тело насквозь и вышел сзади из спины.

Холмс тяжелой походкой добрался до кресла и без сил повалился в него. Я проверил пульс испанца – убийца был мертв. Сунув пистолет обратно в карман, я поспешил на помощь к другу. К счастью, его рана оказалась неопасной. Родригес поразил Холмса в vastus lateralis, латеральную широкую мышцу бедра. Мне быстро удалось остановить кровотечение. Я наскоро перевязал рану, порвав на бинты рубаху Холмса, после чего налил другу бокал вина, прихватив бутылку из бара.

Холмс уже начал отходить от горячки боя. Его била столь сильная дрожь, что он оказался не в силах удержать в руках бокал, и поэтому мне пришлось напоить его самому. Постепенно щеки моего отважного товарища чуть порозовели.

– Я думал, вам конец, старина, – с волнением признался я. – Я как раз собрался его пристрелить, и тут вы меня опередили.

– Мне не хотелось, дружище, чтобы вы нарушали клятву Гиппократа, – тихо ответил Холмс. Он был очень слаб.

– Я в восхищении вашим обманным ударом! Где вы ему научились?

– Нигде, – усмехнулся Холмс. – Это была импровизация от отчаяния. Мой последний козырь. Если б он не сыграл, Родригес меня прикончил бы.

– Значит, правда действительно была на вашей стороне.

– Нам надо побыстрее убраться отсюда, прежде чем нас кто-нибудь заметит. – Холмс попытался встать.

Я поспешил ему на помощь.

– А что делать с Родригесом? – спросил я.

– Необходимо все устроить таким образом, будто он покончил жизнь самоубийством. Передайте-ка мне чернильницу со стола.

Я взял в руки массивный письменный прибор, выточенный из оникса. Он был очень тяжелым.

– Превосходно, – кивнул Холмс. – Теперь помогите приподнять тело и закрепить эфес сабли в чернильнице.

До меня стразу же дошло, что именно задумал Холмс. Все будет выглядеть так, словно Родригес сам бросился на острие клинка.

После того как мы осуществили задуманное, Холмс взял саблю Родригеса и повесил ее на стену. Мы вместе привели кабинет в порядок и аккуратно расставили по местам мебель, уничтожив все следы схватки.

– Теперь нам нужна предсмертная записка. – Окинув взглядом комнату, Холмс, хромая, подошел к печатной машинке, стоявшей на приставном столике, и заправил в нее чистый лист бумаги. – Надеюсь, моих познаний в испанском будет достаточно, – пробормотал он и напечатал: «Yo tengo la culpa, lo siento. Jos».

– Что это значит? – спросил я.

– «Я виноват, простите. Хосе», – перевел мой друг, накидывая плащ. – Пойдемте отсюда скорее.

Мы поспешили прочь из дома. Когда мы вышли на улицу и стали спускаться по ступенькам, мне пришлось поддерживать Холмса под руку. Свернув за угол, мы практически тут же увидели констебля, который двигался в нашу сторону. Холмс навалился на меня и принялся заплетающимся языком горланить песню.

Поразившись быстрой реакции друга, я толкнул его в бок и, подыгрывая, громко произнес:

– Ну зачем же было так напиваться? Говорил я тебе: «Хватит»! Когда ты только начнешь меня слушать?

Констебль покачал головой и сочувственно мне улыбнулся, после чего потопал своей дорогой. После того как мы снова свернули за угол, мне удалось поймать кэб, и вскоре мы уже были дома.

Я промыл и тщательно перевязал рану Холмса, после чего дал ему настойку опия, чтобы снять боль. Великий детектив выглядел совершенно вымотанным, и я поспешил уложить его в постель.

– Спасибо, Уотсон, – промолвил Холмс слабым голосом. – Не представляю, что бы я без вас делал.

– Да будет вам, дружище. На ближайшие двое суток я вам прописываю полный отдых. Утром я снова осмотрю вашу рану. Спокойной ночи, старина.

Двое суток Холмсу отдохнуть не дали. На следующее же утро к нам явился инспектор Лестрейд. Я сказал ему (достаточно громко, так чтобы меня услышал Холмс), что Шерлок слег с сильной простудой и никого не принимает.

– Я сейчас при исполнении и потому вынужден настаивать на встрече, – возразил инспектор.

Холмс вышел в гостиную в пижаме и халате, изо всех сил стараясь не хромать.

– Чего вам, Лестрейд? – гнусаво спросил он, прижав к носу платок.

– Очередное происшествие в Мейфэре, – кашлянул инспектор.

– Какое происшествие? Убийство? Задушили еще одну девушку? – спросил Холмс.

– На этот раз нет, – покачал головой Лестрейд. – Случилась беда с испанским дипломатом Хосе Фелипе Родригесом.

– Его убили?

– Нет. По всей видимости, он покончил с собой.

– По всей видимости?

– Да. У меня кое-какие сомнения на этот счет. Скажите, мистер Холмс, где вы были вчера вечером между девятью часами и полуночью?

– Чем вызвано ваше любопытство, инспектор? Неужели я под подозрением?

– Вы не могли бы ответить на вопрос?

– Извольте. Мы с доктором Уотсоном были на приеме в испанском посольстве.

– И там вы познакомились с заместителем посла?

– Да.

– Вы были у него дома?

– Да.

– Что вы там делали?

– Да ладно вам, Лестрейд, – буркнул Холмс. – Нам обоим прекрасно известно, что Родригес и Душитель – одно и тоже лицо.

– Мне бы хотелось услышать ответ на мой вопрос, – упрямо склонил голову Лестрейд.

– Будь по-вашему, – развел руками Холмс. – Я хотел убедиться в том, что Душитель именно он. Вот я и зашел к нему задать несколько вопросов.

– И?

– Он признался в убийствах. Более того, он гордился совершенными злодеяниями и несколько раз с удовольствием подчеркнул, что не будет отвечать за них перед судом.

– Что было дальше?

– Я рассказал ему об Эмили, маленькой девочке, которую он осиротил, убив ее мать Харриет Перкинс. Мне кажется, это на него подействовало. Ну да, конечно, подействовало, если вы говорите, что он покончил с собой.

– Так значит, когда вы уходили от него, он еще был жив?

– Разумеется.

– Доктор Уотсон, вы все это можете подтвердить? – повернулся ко мне Лестрейд.

– Все именно так и было, господин инспектор, – соврал я.

– Меня смущают кое-какие улики, – признался полицейский.

– Какие же? – поднял бровь Холмс.

– Во-первых, я обнаружил капли крови на одном из кресел, расположенном на достаточно значительном удалении от тела. Во-вторых, эфесы сабель и рапир на стенах покрыты пылью. Все, за исключением одного. – Лестрейд внимательно посмотрел на моего друга. – Мистер Холмс, мне показалось, или вы действительно немного прихрамываете?

– Сущая ерунда, инспектор. Связки потянул.

Лестрейд с издевкой покачал головой:

– Ну как же можно быть таким неаккуратным, мистер Холмс? Надо себя беречь. А вы и простудились, и связки потянули. Кстати, а куда делись ваши симптомы простуды?

– Слушайте, инспектор, – вздохнул Холмс, – если у вас есть что сказать – говорите. Я устал и мне надо прилечь.

– Поправляйтесь, мистер Холмс, – надел шляпу Лестрейд. – Согласно официальному заключению, Родригес свел счеты с жизнью. Главное доказательство – предсмертная записка, которую мог написать только он. Надеюсь, ваша рана… то есть, я хотел сказать, ваши связки скоро заживут. До свидания, джентльмены.

Когда за инспектором закрылась дверь, мы с Холмсом переглянулись.

– Он знает, что мы лжем, – сказал я.

– Ну конечно, Уотсон, – мрачно улыбнулся Холмс. – Только что он может сделать? Убийство высокопоставленного дипломата в собственном доме вызовет ничуть не меньший международный скандал, чем обвинение того же дипломата в удушении трех женщин. Версия с самоубийством – единственная возможность избежать шумихи.

Я согласно кивнул. Прошло совсем немного времени, как в дверь с улицы кто-то позвонил. Минуту спустя миссис Хадсон ввела в гостиную нашего гостя. Им оказался не кто иной, как сам дон Педро Гарсия Манрике.

– Bienvenido[23], дон Педро, – расплылся в улыбке Холмс и жестом предложил послу присесть.

– Доброе утро, джентльмены. – Дон Педро с чопорным видом опустился на краешек кресла. – Мистер Холмс, вы знаете, что Родригес мертв?

Мой друг молча кивнул.

– Так вы с ним побеседовали? – спросил дон Педро.

– Да, – ответил Холмс.

– Пытался ли он отрицать свою причастность к преступлениям?

– Вначале – да. А потом он не только признался в убийствах, но даже стал чваниться ими. Даже когда я сказал, что он осиротил маленькую девочку, дочку последней жертвы, он не выказал ни малейших признаков раскаяния.

Посол внимательно слушал Холмса, будто бы пытаясь понять, правду тот говорит или нет.