Ганнибал у ворот! Барка Ганнибал
29. (1) Они и начали битву с карфагенской конницей; в самом сражении убили немногих; гораздо больше пало во время бегства; тогда был убит и начальник конного отряда Ганнон, знатный юноша. (2) Сципион не только опустошил окружающие поля, но и взял ближайший, довольно богатый африканский город.
(3) Добычу тотчас же доставили на грузовые суда и отправили в Сицилию – захвачено было восемь тысяч пленных, свободных и рабов. (4) Но самым радостным событием для римлян в начале этой кампании было прибытие Масиниссы, явившегося, по словам некоторых писателей, всего с двумя сотнями всадников, а по мнению большинства, с двухтысячной конницей.
(5) А так как он был самым выдающимся среди современных ему царей и очень помог римлянам, то, кажется, стоит отвлечься и рассказать о превратностях его судьбы, о том, как он потерял и как вернул отцовское царство.
(6) Он воевал в Испании на стороне карфагенян, когда умер его отец (имя ему было Гала). Царство перешло к Эзалку, брату царя, – таков обычай нумидийцев. Эзалк был очень стар, (7) вскоре умер, власть перешла к старшему из его сыновей, Калуссе.
Другой сын был еще совсем мальчик. Калусса стал правителем по законам своего племени, а не благодаря своему влиянию или силе. (8) И вот появился некий Мазетул, по крови не вовсе чужой царскому дому, но из семьи, царям всегда враждебной и с переменной удачей оспаривавшей их власть.
(9) Он поднял своих земляков – вражда с царской семьей поднимала его в их глазах; открыто поставив лагерь, он начал войну и заставил Калуссу сражаться за свою власть. (10) В этой битве пал Калусса и с ним много именитых людей. Весь народ мезулиев оказался во власти Мазетула.
(11) Царем, однако, он себя не назвал, а удовольствовался скромным именем опекуна мальчика Лакумаза, единственного уцелевшего отпрыска царского дома. Его он провозгласил царем. (12) Женился Мазетул на знатной карфагенянке, племяннице Ганнибала, недавней жене царя Эзалка, надеялся на союз с Карфагеном; (13) к Сифаку он отправил посольство, чтобы восстановить старый договор о гостеприимстве: так он старался обеспечить себе помощь против Масиниссы.
30. (1) Масинисса, услышав о смерти дяди, а затем об убийстве двоюродного брата, переправился из Испании в Мавританию; царем мавров в то время был Бага. (2) Смиренно и униженно Масинисса выпросил у него отряд в четыре тысячи человек для охраны в пути; в военной помощи царь ему отказал.
(3) С этими людьми он дошел до границ своего царства, заранее уведомив о себе друзей своих и отцовых; к нему явились пятьсот нумидийцев. (4) Мавров он, как и было условлено, отослал к царю, хотя людей к нему собралось гораздо меньше, чем он надеялся, и слишком мало для его отважного замысла.
(5) Решив, что, действуя, он скорей соберет силы для какого-нибудь начинания, отправился он к Тапсу[977] навстречу юному царю Лакумазу, который ехал к Сифаку. (6) Лакумаз вместе с перепуганной свитой укрылся в городе; Масинисса город взял с ходу; людей из царского войска, перешедших к нему, принял; сопротивлявшихся перебил; однако большинство воинов и сам юноша ускользнули в сумятице и добрались к Сифаку, к которому и направлялись.
(7) Слух об этом скромном успехе в самом начале войны расположил нумидийцев к Масиниссе; отовсюду, из деревень и с полей, стекались к нему старые воины Галы и внушали юноше, что он должен вернуть себе отцовское царство. (8) Солдат у Мазетула было значительно больше: войско, с которым он разбил Калуссу, то есть кто перешел к нему после убийства царя, и очень большое подкрепление, которое привел к нему от Сифака молодой Лакумаз.
(9) У Мазетула было пятнадцать тысяч пехоты и десять тысяч конницы, с которыми он и выступил против Масиниссы, отнюдь не имевшего столько конницы и пехоты. Победили, однако, и доблесть старых воинов, и искусство вождя, учившегося у римлян и у карфагенян; (10) юный царь с опекуном и жалким отрядом масесулиев бежал к карфагенянам.
Итак, Масинисса вернул себе отцово царство, но, понимая, что ему предстоит еще борьба с Сифаком, отнюдь не менее трудная, решил помириться с двоюродным братом.
(11) Он отправил послов обнадежить юношу: если тот доверится Масиниссе, то будет у него в такой же чести, в какой был у Галы Эзалк; (12) а Мазетулу пообещать не только безнаказанность – ему честно вернут все имущество. Оба, предпочитая изгнанию скромную участь у себя на родине, присоединились к Масиниссе, хотя карфагеняне всячески старались этому помешать.
31. (1) Гасдрубал во время этих событий случайно оказался у Сифака; он убедил нумидийца, что тот очень ошибается, думая, будто для него безразлично, Лакумазу ли принадлежит царство мезулиев или Масиниссе, (2) и полагая, что Масинисса удовлетворится тем же, чем его отец Гала или дядя Эзалк: нет, таких задатков, такого ума ни у кого в этом народе еще не было; (3) в Испании часто и союзники и враги были свидетелями редкого мужества Масиниссы.
Если Сифак и карфагеняне не загасят этот занявшийся огонь, то они вскоре сгорят в пожаре, который уже ничто не потушит. (4) А пока Масинисса еще не окреп и залечивает трудно затягивающиеся раны своего государства. Настаивая, подстрекая, Гасдрубал убеждал Сифака двинуть свои войска к границе мезулиев (5) и расположиться лагерем, словно в своих несомненных владениях, в тех самых землях, из-за которых он некогда спорил с Галой и даже сражался с ним.
Если кто-нибудь ему, Сифаку, помешает, что, собственно, и нужно, то он будет воевать, (6) если, испугавшись, противник эту область уступит, то Сифаку надо идти в глубину его царства: тогда мезулии либо подчинятся ему без борьбы, либо ее не выдержат.
(7) Возбужденный такими речами, Сифак начал войну с Масиниссой. В первом сражении он наголову разбил мезулиев; Масинисса с несколькими всадниками бежал с поля битвы на гору (местные жители называют ее Белл[978]). (8) Несколько семейств со своими шатрами и своим скотом (это все их имущество) последовали за царем; остальные мезулии подчинились Сифаку.
(9) Гора, которую заняли изгнанники, была богата водой и пастбищами, на которых досыта наедался скот, обильно снабжавший людей молоком и мясом, их привычной едой. (10) Из своего убежища они сначала тайком, по ночам, а потом открыто стали выходить на разбой и опустошать окрестности; чаще всего устраивали пожары на карфагенской земле: и добычи там было больше, чем у нумидийцев, и разбойничать было безопаснее.
(11) Они уже так разохотились, что добычу свою доставляли к морю и продавали купцам, для того и приводившим сюда свои корабли. Карфагенян, убитых и взятых в плен, часто бывало больше, чем в ином сражении. (12) Жители Карфагена жаловались Сифаку и убеждали его покончить с этими последними вспышками войны.
Сифак и сам был крайне раздражен, но ему казалось не царским делом преследовать разбойника, скитающегося в горах.
32. (1) Выбран был для этого дела Букар, один из царских военачальников, человек горячий и неутомимый, ему были даны четыре тысячи пехоты и две – всадников и обещана огромная награда, если он принесет голову Масиниссы или (это, конечно, была бы несказанная радость) возьмет его живым.
(2) Неожиданно напав на беспечно бродивших людей Масиниссы, Букар отрезал стада скота и толпы людей от их вооруженных защитников, а самого Масиниссу с несколькими спутниками загнал на вершину горы. (3) Считая войну почти законченной, он отослал к царю не только отбитый скот и пленных, но и войско, слишком большое, по его мнению, для того, что оставалось сделать.
(4) С пятью, не более, сотнями пехотинцев и двумя сотнями конников он стал преследовать Масиниссу, спустившегося с горы, загнал его в узкую лощину (здесь перебили много мезулиев) и запер ее с обоих концов. (5) Масинисса с пятьюдесятью, самое большее, всадниками ускользнул по петлявшим крутым тропинкам, которых не знали преследователи.
(6) Букар, однако, шел по его следам, застиг его на широкой равнине около города Клупея[979], окружил и перебил всех всадников, кроме четверых, но раненого Масиниссу в суматохе упустил прямо из рук. (7) Беглецы были на виду; конный отряд, рассеявшись по широкой равнине, преследовал пятерых врагов; кое-кто устремлялся им наперерез.
(8) Широкая река[980] приняла беглецов, которые в страхе перед худшим, не раздумывая, бросились с лошадьми в воду; бурный поток подхватил их, понес вбок. (9) Двое на виду у преследователей поглощены были водоворотом; Масинисса, которого сочли погибшим, и еще два всадника выбрались из воды на другом берегу в кустарнике.
Тут пришел конец преследованию – Букар не отважился кинуться вплавь, да и считал, что преследовать уже некого. (10) Он вернулся к царю с ложным известием о гибели Масиниссы; в Карфагене бурно ликовали; по всей Африке шли толки о смерти Масиниссы, к которой люди относились по-разному.
(11) Масинисса несколько дней в укромной пещере залечивал травами свою рану, двое всадников, оставшихся при нем, разбоем поддерживали его жизнь.
(12) Как только рана зарубцевалась и он смог выносить дорожную тряску, он возобновил дерзкие попытки вернуть свое царство; по пути Масинисса набрал не больше сорока всадников, но, когда он явился к мезулиям, уже не скрывая своего имени, (13) его встретили с прежней любовью и внезапной радостью: того, кто считался погибшим, они увидели целым и невредимым; за несколько дней около него собралось шесть тысяч вооруженных пехотинцев и четыре – всадников.
(14) Он не только овладел отцовским царством, но и стал опустошать земли карфагенских союзников, масесулиев, подданных Сифака. Раздраженный Сифак начал войну, и Масинисса засел между Циртой[981] и Гиппоном[982], среди гор, – для военных действий место удобное.
33. (1) Сифак решил, что столь важное дело нельзя доверять военачальникам; он послал часть войска во главе со своим сыном (его звали Вермина), поручив юноше обойти врага и напасть на него с тыла, пока внимание Масиниссы будет отвлечено самим царем.
(2) Вермина выступил ночью, чтобы напасть незамеченным; Сифак снялся с лагеря днем и вел войско открытой дорогой, как военачальник, готовый вступить в бой. (3) Когда, по времени судя, посланные в обход уже дошли до намеченного места, Сифак, двигаясь по пологому склону, повел свой строй вверх к расположению противника, рассчитывая и на численный перевес, и на засаду в тылу врага.
(4) Масинисса, полагаясь на удобную для боя местность, тоже вывел своих воинов. Бой был жестоким, и долго никто не имел перевеса: Масиниссе помогали и сама местность, и храбрость его воинов; Сифаку – численное превосходство его войска, (5) разделенного на две части, одна из которых теснила противника спереди, другая его окружила.
Победа Сифака была несомненной; путь врагу и вперед и назад был отрезан. (6) Пехотинцев и всадников Масиниссы перебили или взяли в плен; около двухсот всадников, столпившихся вокруг него, Масинисса разделил на три отряда и велел прорываться, бежать порознь и собраться в указанном месте.
(7) Сам он прошел по намеченной им дороге, не тронутый стрелами и дротиками врагов; два отряда застряли: один в страхе сдался врагам; другой упорно отбивался, был засыпан дротиками и полег на месте боя. (8) Масинисса, петляя то туда, то сюда, измучил Вермину, шедшего за ним по пятам: отчаявшись его поймать, Вермина отказался от утомительного преследования.
Масинисса с шестьюдесятью всадниками прибыл к Малому Сирту. (9) В тех местах – между карфагенскими Эмпориями и землей гарамантов[983],– гордый своей опять и опять возобновляемой борьбой за отцовское царство, провел Масинисса все время до прибытия Гая Лелия и римского флота.
(10) Это заставляет думать, что и после этого прибыл он к Сципиону с конным отрядом скорее немногочисленным: большой отряд подобает царю, малый – изгнаннику.
34. (1) Карфагеняне, потеряв отряд конницы вместе с его начальником, набрали новый и поставили во главе его Ганнона, Гамилькарова сына. (2) Гасдрубала и Сифака неоднократно вызывали письмами, посылали гонцов и, наконец, послов. Гасдрубалу приказали защитить родной город, находившийся почти что в осаде; Сифака умоляли прийти на помощь Карфагену и всей Африке.
(3) Сципион перенес лагерь с побережья, где простоял несколько дней вместе с флотом, и расположился под Утикой, в миле от города. (4) Ганнон, получивший конницу, которая даже защитить селян от грабежей была не в силах, не то чтобы донимать неприятеля, занялся прежде всего дополнительной вербовкой всадников.
(5) Он не пренебрегал и людьми других племен, но нанимал главным образом нумидийцев, лучших конников Африки. (6) У него набралось уже около четырех тысяч конницы, с которой он и занял город Салека[984], милях в пятнадцати от римского лагеря.
(7) Когда Сципиону доложили об этом, он воскликнул: «Конники летом в домах! Да сколько б их ни было, только бы вождь был такой!»
(8) Поняв, что надо быть тем решительнее, чем ленивее враг, он выслал вперед Масиниссу с его конницей, велев ему гарцевать перед городскими воротами, выманивая врагов на бой; когда все они высыпят из города и он не сможет уже без труда выдерживать их натиск, пусть потихоньку отступает: Сципион вовремя вступит в сражение.
(9) Выждав, пока пройдет время, достаточное, по его мнению, чтобы выманить врагов из города, Сципион, прячась за холмами, очень кстати оказавшимися по обеим сторонам извилистой дороги, подошел незаметно. (10) Масинисса, как и было условлено, разыгрывая то храбреца, то труса, то гарцевал у самых ворот, то, словно испугавшись, поворачивал назад, соблазняя осмелевшего врага неосмотрительно ринуться в погоню.
(11) Не все еще вышли из ворот, и начальник выбивался из сил, заставляя одних, сонных и пьяных, взяться за оружие и взнуздать лошадей и не позволяя другим вразброд, беспорядочной толпой устремиться через все ворота из города. (12) Смело выехавших первыми встретил Масинисса; вскоре из ворот повалила толпа; силы противников стали равными; наконец в бой вступила вся конница, и сдерживать ее уже было нельзя.
(13) Масинисса не обратился в бегство; отступая постепенно, он принимал на себя натиск врага, пока не завлек его к холмам, скрывавшим римскую конницу. (14) Всадники, отдохнувшие на свежих лошадях, окружили Ганнона и африканцев, уставших от боя и погони; Масинисса, быстро повернув лошадей, вмешался в сражение.
(15) Около тысячи людей из передового отряда – отступать им было трудно – вместе со своим начальником Ганноном были отрезаны от своих и перебиты; (16) остальные, устрашенные смертью вождя, бежали в беспорядке; победители тридцать миль гнались за ними, захватили в плен или убили около двух тысяч всадников.
(17) В точности известно, что среди них было не меньше двухсот карфагенян, в том числе очень именитых и богатых.
35. (1) Случайно в этот же день вернулись с провиантом суда, отвозившие добычу в Сицилию: словно предчувствовали, что пришли за новой добычей.
(2) Не все писатели сообщают, что два карфагенских вождя, носивших одно и то же имя, были убиты в двух конных сражениях, боясь, думаю, как бы ненароком дважды не рассказать об одном и том же; Целий и Валерий говорят даже, что Ганнон был взят в плен.
(3) Сципион щедро одарил, соответственно заслугам каждого, всадников и их начальство, прежде всего Масиниссу; (4) оставил в Салеке сильный гарнизон и выступил с остальным войском; он не только разорил по дороге поля, но и захватил даже некоторые города и деревни.
(5) Ужас охватил население. На седьмой день Сципион вернулся в лагерь с множеством пленных, со стадами скота и прочей добычей; во второй раз он отправил суда с грузом награбленного. (6) Теперь, оставив походы и незначительные набеги, Сципион обратил все силы на осаду Утики, рассчитывая по взятии города превратить его в опорный пункт для дальнейших действий.
(7) Он направил моряков туда, где город омывается морем, а пехоту туда, где почти над самыми городскими стенами поднимается холм. (8) Осадные и метательные машины были привезены заранее из Сицилии вместе с продовольствием; над изготовлением новых трудились в арсенале многочисленные искусные мастера, только этим и занятые.
(9) У жителей Утики, оказавшихся в осаде, вся надежда была на карфагенян, а у карфагенян на Гасдрубала, если ему удастся расшевелить Сифака. Тоскливое ожидание подмоги не торопило помощников. (10) Гасдрубал при самой усиленной вербовке набрал около тридцати тысяч пехоты и трех тысяч конницы, но не решился до прихода Сифака поставить лагерь вблизи неприятеля.
(11) Сифак, быстро снявшись с лагеря под Карфагеном, расположился недалеко от Утики и римских укреплений; с ним было пятьдесят тысяч пехоты и десять тысяч конницы.
(12) Прибытие обоих оказало свое действие на Сципиона: после почти сорокадневной осады и многих безуспешных попыток взять город, все испробовав, он ушел, ничего не добившись. (13) Зима уже наступала; он расположил зимний лагерь на мысу, который узкой горной цепью соединен с материком и далеко выдается в море.
(14) Лагерь и стоянка для флота были укреплены и обведены одним валом; лагерь легионов находился посередине перешейка; на северной стороне находились вытащенные на сушу суда и стоянка моряков; в южной долине, спускающейся к другому берегу, стояла конница. (15) Вот что было до конца осени совершено в Африке.
36. (1) Кроме хлеба, награбленного по всем окрестным полям, а также доставленного из Италии и Сицилии, Гней Октавий, пропретор, привез еще очень много зерна из Сардинии, от претора Тиберия Клавдия, этой провинцией управлявшего. (2) Засыпали все амбары и пришлось строить еще новые.
Не хватало одежды для войска; Октавию было поручено обсудить с претором, нельзя ли заготовить одежду в его провинции и прислать ее. (3) За дело принялись усердно: вскоре прислали тысячу двести тог и двенадцать тысяч туник.
(4) Тем же летом, когда все это происходило в Африке, консул Публий Семпроний, ведавший Бруттием, в Кротонской области натолкнулся на Ганнибала. (5) Римлян отбросили; в этой скорей беспорядочной схватке, чем настоящей битве, у консула погибло около тысячи двухсот солдат.
(6) Римляне в замешательстве вернулись в лагерь; напасть на него неприятель не решился. В следующую тихую ночь консул снялся с лагеря, предварительно послав гонца к проконсулу Публию Лицинию с приказом привести свои легионы. (7) Оба военачальника, объединив свои войска, пошли на Ганнибала и немедленно начали сражение: консулу придавали уверенность удвоенные силы, а Пунийцу – недавняя победа.
(8) Семпроний вывел свои легионы на передовую линию; легионы Публия Лициния стояли в запасе. Консул в начале битвы дал обет построить храм Фортуне Примигении[985], если он в этот день разобьет врага; молитва его исполнилась.
(9) Карфагеняне были разбиты наголову: убито было больше четырех тысяч, взято в плен немного меньше трехсот, захвачено сорок лошадей и одиннадцать знамен. Потрясенный этим поражением, Ганнибал отвел войско в Кротон.
(10) В это же время консул Марк Корнелий на другом конце Италии удержал в повиновении Этрурию, которая в надежде на перемены перекинулась было к Магону. Корнелий внушал страх не столько оружием, сколько судебными преследованиями.
(11) Он вел расследование вполне беспристрастно; сначала многие знатные этруски, договаривавшиеся с Магоном лично или через послов об отпадении своих народов, предстали перед судом и были осуждены. (12) Потом те, кто сознавал свою вину, добровольно ушли в изгнание и были осуждены заочно: себя они спасли, оставив казне имущество – свидетельство их вины.
37. (1) Пока консулы в разных концах страны были заняты такими делами, в Риме цензоры Марк Ливий и Гай Клавдий огласили списки сената. Принцепсом сената вторично был избран Квинт Фабий Максим. Семь сенаторов, не занимавших еще курульных кресел, получили цензорские замечания.
(2) Цензоры неукоснительно и добросовестно следили за состоянием зданий; сдали с подряда устройство улицы, которая должна была идти от Бычьего рынка мимо зрительских мест к храму Венеры[986], а также постройку храма Великой Матери[987] на Палатине; (3) ими был установлен также новый налог на добычу соли; соль в Риме и по всей Италии шла по шестой доле асса[988]; цензоры отдали на откуп продажу соли – в Риме по той же цене, а на рынках и в городках по более высокой, смотря по месту.
(4) Люди были уверены, что эту доходную статью выдумал цензор в отместку народу, несправедливо когда-то его осудившему, и что самая высокая цена была установлена для триб, когда-то постаравшихся его осудить. Поэтому Ливий и получил прозвище Салинатор[989]. (5) Очистительная жертва за народ была принесена позже, чем обычно, потому что цензоры послали по провинциям узнать, сколько в каком войске римских солдат.
(6) Вместе с ними насчитано было двести четырнадцать тысяч человек[990]. Жертву принес Гай Клавдий Нерон. (7) Затем в двенадцати колониях их цензоры произвели перепись жителей и оценку их имущества (чего никогда раньше не было): сколько солдат может колония выставить, сколько у нее денег.
Все было занесено в государственные книги. (8) Затем начали перепись всадников и оценку их имущества. Оказалось, что у обоих цензоров лошади от государства. Когда дошли до трибы Поллии, к которой был приписан цензор Марк Ливий, глашатай смешался и замолчал. (9) «Называй Марка Ливия!» – крикнул Нерон, то ли не забывший старой вражды, то ли в припадке неуместной строгости. Марку Ливию, как осужденному народом, велено было продать лошадь[991].
(10) Точно так же Марк Ливий, когда дошли до Арниенской трибы и до имени его коллеги, велел тому продать лошадь и привел два основания своему приказу: во-первых, тот лжесвидетельствовал против него, а во-вторых, примирился с ним притворно.
(11) Столь же безобразная перебранка, одинаково ронявшая достоинство обоих, пришлась на конец их цензуры. (12) Гай Клавдий, поклявшись, что он действует согласно законам, отправился в государственное казначейство[992]; в список оставленных им в эрариях он вставил имя своего коллеги.
(13) Затем в казначейство пришел и Марк Ливий и, за исключением Мециевой трибы, которая его не осудила, а по осуждении не выбирала его ни в консулы, ни в цензоры, оставил в эрариях весь римский народ – тридцать четыре трибы, (14) ибо они, по его словам, невинного осудили, а осужденного избрали в консулы и в цензоры и не могут отрицать, что провинились либо один раз при вынесении приговора, либо дважды при выборах.
(15) Среди граждан из этих тридцати четырех триб в эрариях окажется и Гай Клавдий, и найдись только в прошлом пример человека, оставленного в эрариях дважды, он, Марк Ливий, и еще раз отметил бы этим клеймом Гая Клавдия, особо включив его имя в список.
(16) Постыдно такое состязание цензоров в стараниях позорить друг друга, но порицание народа за непостоянство приличествует цензору и достойно суровости тех времен.
(17) Цензоров невзлюбили; Гней Бебий, народный трибун, решив воспользоваться этим, чтобы усилить свое влияние, вызвал обоих на суд народа. Сенат, однако, не согласился на это, чтобы на будущее не ставить цензоров в зависимость от прихотливой благосклонности народа.
38. (1) Тем же летом в Бруттии консул штурмом взял Клампетию[993]. Консентия, Пандосия и другие незначительные города сдались добровольно. (2) Так как уже приближалось время выборов, решили вызвать Корнелия из Этрурии, где все было тихо. (3) Он провозгласил консулами Гнея Сервилия Цепиона и Гая Сервилия Гемина.
(4) Затем выбрали преторов: Публия Корнелия Лентула, Публия Квинтилия Вара, Авла Элия Пета и Публия Виллия Таппула; двое последних были выбраны в преторы, состоя плебейскими эдилами. (5) По окончании выборов консул вернулся к своему войску в Этрурию.
(6) В том же году умерло несколько жрецов и были выбраны новые: на место Марка Эмилия Регилла, фламина Марса, умершего в прошлом году, Тиберий Ветурий Филон; (7) на место авгура и децемвира Марка Помпония Матона децемвиром Марк Аврелий Котта, авгуром Тиберий Семпроний Гракх[994], совсем еще юный, – в те времена такое очень редко случалось при замещении жреческих должностей.
(8) В том же году курульными эдилами Гаем Ливием и Марком Сервилием Гемином была поставлена на Капитолии позолоченная четверка и даны Римские игры, длившиеся два дня. Эдилами Публием Элием и Публием Виллием были даны Плебейские игры, длившиеся тоже два дня, и по случаю игр устроено угощение Юпитеру.
Книга XXX
1. (1) Консулы Гней Сервилий [Цепион] и Гай Сервилий [Гемин][995] (это был шестнадцатый год [203 г. до н. э.] войны с Карфагеном) доложили сенату о состоянии государства, о войне и о провинциях.
(2) Сенаторы постановили: пусть консулы договорятся между собой или бросят жребий, кому идти в Бруттий против Ганнибала, кому в Этрурию и Лигурию; (3) получивший Бруттий примет войско от Публия Семпрония; Публий Семпроний, чья власть продлевается на год, как проконсул сменит Публия Лициния[996], (4) а тот вернется в Рим. Лициний на войне показал себя хорошо, и не было в то время человека, которого природа и судьба так осыпали бы своими дарами: (5) он был знатен и богат, на редкость красив и силен, слыл красноречивейшим оратором, умел вести защиту в суде, говорить перед сенатом и перед народом, убеждать и разубеждать слушателей. Он был лучшим знатоком священного права.
(6) А когда был консулом, приобрел и воинскую славу[997]. Решение об Этрурии и Лигурии было таким же, как и о Бруттии; (7) Марку Корнелию командование продлили, ему велено было передать войско новому консулу, а самому отправиться в Галлию и управлять ею с теми легионами, которые в прошлом году были у претора Луция Скрибония.
(8) Потом поделили по жребию провинции: Цепиону достался Бруттий, Гемину – Этрурия. (9) Преторы бросили жребий о своих обязанностях: Элию Пету достались судебные дела в Городе, Публию Лентулу – Сардиния, Публию Виллию – Сицилия, Квинтилию Вару – Аримин с двумя легионами, которыми прежде командовал Спурий Лукреций.
(10) Лукрецию власть была продлена, с тем чтобы он отстроил Геную, разрушенную пунийцем Магоном. Публию Сципиону власть продлили не на определенный срок, но до окончания войны в Африке. (11) Постановили совершить молебствие по случаю его переправы в Африку: пусть это дело послужит на благо народу римскому, самому полководцу и его войску.
2. (1) В Сицилии набрано было три тысячи солдат – ведь отборное войско, стоявшее в этой провинции, было перевезено в Африку; побережье Сицилии решили охранять с сорока кораблями на случай появления здесь вражеского флота из Африки. (2) Тринадцать новых кораблей привел в Сицилию Виллий; прочие – старые, остававшиеся в Сицилии, были приведены в порядок.
(3) Командовать этим флотом поставлен был Марк Помпоний – ему, претору прошлого года, власть была продлена; он посадил на суда новобранцев, прибывших из Италии. (4) Столько же кораблей и такую же власть решено было дать Гнею Октавию, тоже претору прошлого года[998], для охраны сардинского побережья. Претору Лентулу велено было предоставить для этих судов две тысячи солдат.
(5) Побережье Италии тоже нельзя было оставлять беззащитным (ведь неясно было, куда пошлют свой флот карфагеняне) – здесь охрана поручена была Марку Марцию, тоже претору прошлого года, и с тем же числом кораблей. (6) По постановлению сената консулами набрано было три тысячи солдат для этого флота и два городских легиона на всякий непредвиденный случай.
(7) Испания со своим войском была оставлена прежним командирам – Луцию Лентулу и Луцию Манлию Ацидину. Римляне в этом году вели войну, имея двадцать легионов и сто шестьдесят военных кораблей.
(8) Преторам было велено отправляться в свои провинции. Консулам приказали до отъезда из Города устроить Великие игры – в свое время Тит Манлий Торкват дал обет провести их, если через четыре года в государстве все будет столь же благополучно.
(9) Людей волновали новые знамения, о которых сообщали из многих мест: поверили, что вороны не только расклевали золото на Капитолии, но и съели его; (10) мыши в Антии погрызли золотой венок; на поля вокруг Капуи опустилась туча саранчи, неизвестно откуда взявшейся; (11) в Реате родился жеребенок о пяти ногах; в Анагнии по небу то там-то сям мелькали огни[999], потом вспыхнул огромный факел; (12) во Фрузиноне солнце опоясало узкое кольцо, которое затем оказалось внутри круга большего, чем солнце; под Арпином осела земля и на ровном месте сделался огромный провал.
(13) У одного из консулов при жертвоприношении печень первого закланного животного оказалась без головки. Для отвращения страшных предзнаменований крупные животные принесены были в жертву богам, которых указала коллегия понтификов.
3. (1) Выполнив все это, консулы и преторы отправились в свои провинции, но каждого заботила только Африка, словно она досталась ему: то ли все понимали, что там решается судьба войны и государства, то ли хотели расположить к себе Сципиона, на которого были устремлены взоры всей Италии.
(2) Не только из Сардинии, как уже было сказано, но из Испании и Сицилии к нему слали одежду и хлеб; из Сицилии еще и оружие, и всякого рода припасы.
(3) Сципион всю зиму не прекращал военных действий, дел хватало повсюду; он осаждал Утику, наблюдал за лагерем Гасдрубала; (4) карфагеняне спустили на воду свои корабли, приготовили целый флот – перехватывать все доставляемое Сципиону.
А Сципион между тем не оставлял мыслей о примирении с Сифаком, любовный пыл которого мог уже и поостыть: он был уже давно женат. (5) Но от Сифака приносили условия мира с Карфагеном: пусть римляне уйдут из Африки, пунийцы из Италии; а если война продолжится, то нечего и надеяться, что он, Сифак, оставит карфагенян.
(6) Я думаю, все велось через послов – так говорит и большинство писателей[1000],– Сифак сам не приходил в римский лагерь для переговоров, как утверждает Валерий Антиат. (7) Сперва римский командующий не хотел и слышать такого, но потом – чтобы дать своим воинам удобный повод наведываться в неприятельский лагерь – он стал менее резок в своих отказах, подавая тем самым надежду, что более частые встречи помогут уладить дело.
(8) Зимний лагерь карфагенян был целиком выстроен из дерева, кое-как собранного в окрестностях. (9) Нумидийцы жили в крытых циновками хижинах из тростника, беспорядочно разбросанных, где кто хотел; некоторые даже за рвом и валом. (10) Об этом донесли Сципиону, и он решил при случае поджечь вражеский лагерь.
4. (1) Вместе с послами, которых Сципион отправлял к Сифаку, он стал посылать старших центурионов, людей испытанной доблести и осмотрительности.
(2) Пока послы вели переговоры, они, одетые рабами-конюхами, бродили по лагерю, высматривая все входы и выходы, общее расположение лагеря и размещение его частей: где стоят карфагеняне и где нумидийцы, каково расстояние между лагерем Гасдрубала и царским; (3) они разузнавали, как расставляют караулы и сторожевые посты, когда лучше было бы устроить засаду – ночью или днем.
Послы к Сифаку ездили часто, и центурионов Сципион нарочно посылал то одних, то других, чтобы многим было во вражеском лагере все знакомо.
(4) Когда переговоры внушили наконец Сифаку, а через него и карфагенянам надежду на мир, римские послы заявили, что Сципион им запретил возвращаться без твердого ответа; (5) поэтому, если Сифак уже все решил сам, пусть сообщит о своем решении, а если ему нужно еще посоветоваться с Гасдрубалом и карфагенянами, пусть советуется: сейчас как раз время или заключать мир, или воевать по-настоящему.
(6) Пока Сифак совещался с Гасдрубалом, а Гасдрубал с карфагенянами, у разведчиков было время все высмотреть, а у Сципиона приготовить что нужно для задуманного им дела. (7) Среди разговоров о мире обнадеженные нумидийцы и карфагеняне по обычной своей беспечности решили, что остерегаться им нечего.
(8) Пришел от них наконец и ответ. Так как римляне, казалось, очень хотели мира, то в нем предложены были кое-какие новые неприемлемые условия. Это было на руку Сципиону, который хотел сорвать перемирие.
(9) Он сказал царскому послу, что доложит обо всем своему совету, а на другой день ответил: как он ни противился, мир отвергли все; больше нет надежды на мир; разве только Сифак оставит карфагенян и будет с римлянами.
(10) Таким образом Сципион прервал перемирие и мог, не нарушая слова, продолжать начатое. Спустив корабли на воду – было начало весны, – он погрузил на них стенобитные и метательные машины, будто готовясь напасть на Утику с моря; (11) послал две тысячи солдат занять холм над Утикой, которым владел раньше.
Он хотел и отвлечь внимание врагов от своих приготовлений, (12) и обезопасить себя от вылазок из города: отправляясь к лагерям Сифака и Гасдрубала, он оставлял в своем только небольшой отряд.
5. (1) Приготовив все, Сципион созвал совет и велел лазутчикам сообщить о том, что они узнали; выслушал и Масиниссу, которому известно было все, что делается у врагов, и, наконец, сам рассказал о том, что задумывал на ближайшую ночь. (2) Военным трибунам он приказал по окончании совета, как только прозвучит труба, выводить легионы.
(3) Как и было приказано, под вечер войско стало выходить из лагеря, около первой стражи построилось и в полночь, идя обычным шагом, подошло к вражескому лагерю; пути было семь миль. (4) Сципион поручил Лелию часть своего войска и Масиниссу с его нумидийцами и распорядился напасть на лагерь Сифака и поджечь его.
(5) Он заклинал Лелия и Масиниссу, каждого особо: ночью легко потерять осторожность – пусть они будут тем более внимательными и осмотрительными. (6) Сам он собирался напасть на Гасдрубала и карфагенский лагерь, но не раньше, чем увидит огонь в царском лагере.
(7) Все пошло быстро: едва занялись ближайшие хижины, как огонь перекинулся на соседние, охватил их и разошелся по всему лагерю. (8) Ночной пожар, конечно, вызвал большое смятение, но никто не подумал, что это поджог; люди, не взяв оружия, разбежались тушить огонь и наткнулись на вооруженных врагов.
(9) Масинисса, превосходно знавший царский лагерь, расставил нумидийцев у самых выходов. (10) Многие прямо в постелях, полусонные, были застигнуты пламенем; многие бросились бежать очертя голову и в давке были затоптаны в узких воротах лагеря.
6. (1) Зарево над нумидийским лагерем первыми из карфагенян увидели караульные, а затем и другие воины, разбуженные ночной тревогой; они тоже решили, что у нумидийцев пожар возник сам собой. (2) Никто не понял, в чем дело, не догадался, что доносящийся крик поднят убиваемыми и ранеными, а не просто перепуганными среди ночи.
(3) Карфагеняне, совсем не думая о врагах, выбегали без оружия из своего лагеря – из всех ворот, какие кому были ближе. Они несли с собой только то, что могло понадобиться для борьбы с огнем. Тут они и натыкались на римское войско. (4) Их всех перебили – не только из ненависти к врагу, но чтобы не осталось никого, кто известил бы своих.
Сципион сейчас же бросился к воротам, в этой суматохе не охранявшимся; (5) подожжены были ближайшие строения, сначала во многих местах вспыхнули отдельные огни, затем они слились в один огненный поток, поглотивший все. (6) Полуобгорелые люди и животные кинулись бежать сломя голову и завалили своими трупами дорогу к выходу; кто не сгорел, был убит – два лагеря были уничтожены в одну ночь.
(7) Оба вождя, однако, и – из стольких тысяч! – только две тысячи пехотинцев и пятьсот всадников[1001] спаслись бегством, растеряв часть оружия, почти все и раненые и обожженные.
(8) Перебито было и погибло в огне около сорока тысяч человек, пленено больше пяти тысяч, в том числе много знатных карфагенян, одиннадцать сенаторов; (9) знамен было захвачено сто семьдесят четыре, нумидийских коней – больше двух тысяч семисот, слонов – шесть, а погибло и сгорело их восемь. Огромное количество захваченного оружия Сципион сжег, посвятив Вулкану.
7. (1) Гасдрубал с немногими сопровождающими прибыл в ближайший город африканцев[1002]; туда же следом за вождем собрались все, кто уцелел. Опасаясь, что его выдадут Сципиону, Гасдрубал ушел; (2) вскоре явились римляне – ворота перед ними были распахнуты; жителей ничем не обидели, так как они сдались добровольно.
Еще два города были взяты и разграблены один за другим; всю взятую там добычу и все, что удалось в горевшем лагере выхватить из огня, отдали солдатам. (3) Сифак расположился милях в восьми оттуда в укрепленном месте; Гасдрубал поспешил в Карфаген, чтобы там в страхе не приняли какое-нибудь малодушное решение.
(4) В городе все были напуганы новым поражением и сперва даже уверились, что Сципион, бросив Утику, сразу пойдет осаждать Карфаген. (5) Суфеты – они облечены как бы консульской властью – созвали сенат.
(6) Обсуждали три предложения: одно – отправить к Сципиону послов просить мира; другое – вызвать Ганнибала спасать отечество; третье, достойное римской непоколебимости в несчастье, – (7) пополнить армию и убедить Сифака не прекращать войны. Так как Гасдрубал находился тут же и вся партия Баркидов хотела войны, это предложение победило.
(8) Начался воинский набор в городе и по селам, отправили послов к Сифаку, который и сам готовился к войне не щадя средств; его опять убедила жена, но теперь уже не ласками, какими улещают влюбленного: (9) обливаясь горькими слезами, она умоляла Сифака не бросать ее отца и отечества, не допустить Карфагену погибнуть в таком же пожаре, какой уничтожил лагерь.
(10) Послы очень кстати принесли обнадеживающие известия: они встретили под городом Обба четыре тысячи кельтиберов, отборных молодых воинов, нанятых вербовщиками в Испании; на днях прибудет и Гасдрубал с войском отнюдь не ничтожным.
(11) Сифак не только благосклонно ответил послам; он показал им множество нумидийцев, сошедшихся в город, которым как раз в эти дни раздавал оружие и лошадей; он уверял, что с ним пойдет вся молодежь его царства. (12) Он знает, что не в бою разбит, а осилен пожаром; знает, что на войне побежден тот, кто побежден оружием.
(13) Так ответил он послам. Через несколько дней войска Сифака и Гасдрубала вновь соединились. Всего солдат у них было около тридцати тысяч.
8. (1) Сципион, словно война с Сифаком и Карфагеном была окончена, обратил все старания на осаду Утики. Он как раз подводил к городу стенобойные машины, когда его известили, что война опять началась. (2) Он оставил под Утикой небольшие отряды солдат и моряков – пусть думают, что осада продолжается, – а сам с отборным войском двинулся на врага.
(3) Сначала он расположился на холме, отстоявшем мили на четыре от царского лагеря, а на другой день с конницей спустился к Великополью[1003] – так называют равнину у подножия этого холма. Он нападал на вражеские посты, тревожа врага мелкими схватками. (4) Следующие два дня прошли в беспорядочных вылазках с обеих сторон – ничего, достойного упоминания, не произошло; на четвертый день началось настоящее сражение.
(5) Сципион поставил на передовой гастатов, за ними принципов, в резерве триариев[1004]; на правом фланге италийскую конницу, на левом – нумидийцев и Масиниссу. (6) Сифак и Гасдрубал выставили против италийской конницы нумидийцев, против Масиниссы карфагенян, в центре против легионов с их знаменами – кельтиберов.
(7) Выстроившись, вступили в бой. При первом же столкновении и нумидийцы и карфагеняне, стоявшие на обоих флангах, были отброшены: нумидийцы, в большинстве набранные по деревням, не смогли устоять перед римской конницей, а карфагенские солдаты, тоже новобранцы, – перед Масиниссой, всегда грозным, а сейчас еще разгоряченным недавней победой.
(8) Лишившиеся прикрытия с флангов кельтиберы держались стойко: на бегство в незнакомом месте рассчитывать им было нечего и нечего было надеяться на прощение от Сципиона – он столько сделал для них и для их племени, а они явились в Африку и нанялись против него воевать.
(9) Окруженные со всех сторон врагами, они падали один за другим, мужественно принимая смерть. Все были заняты ими, так что у Сифака и Гасдрубала было время убежать. Ночь опустилась на победителей, уставших от резни, длившейся дольше, чем битва.
9. (1) На следующий день Сципион отправил Лелия и Масиниссу со всей конницей, римской и нумидийской, и с легковооруженными пехотинцами в погоню за Сифаком и Гасдрубалом. (2) Сам он с основной частью войска двинулся на окрестные города, подвластные Карфагену, и подчинил их Риму – то обнадеживая, то запугивая, то действуя силой.
(3) Ужас обуял Карфаген: Сципион с войском вот-вот покорит всю округу и быстрее, чем ждут, подойдет к Карфагену. (4) Поправляли стены, выводили оборонительные сооружения, и каждый привозил с полей для себя припасы на случай долгой осады. (5) О мире заговаривали редко, чаще о том, что надо отправить послов к Ганнибалу, чтобы вызвать его сюда.
(6) Большинство предлагало отправить флот, предназначавшийся для перехвата грузовых кораблей, под Утику, чтобы там уничтожить стоявшие на якоре и неохраняемые суда, а может быть, и лагерь моряков, оставленный с малым гарнизоном. (7) Почти все склонялись к этому замыслу, но все-таки решили послать за Ганнибалом.
Ведь если даже флот превосходно справится со своим делом и облегчит участь осажденной Утики, (8) то для защиты самого Карфагена все равно остается только один вождь – Ганнибал и только его войско. (9) На следующий день были спущены на воду корабли, а послы отправились к Ганнибалу; все делалось стремительно – судьба подхлестывала, – и каждый считал, что малейшее промедление сделает его изменником общему делу.
(10) Медленно следовало за Сципионом войско, нагруженное добычей из многих городов; Сципион отослал пленных и прочую добычу в свой старый лагерь под Утикой; по пути в Карфаген он занял Тунету[1005], брошенную бежавшей охраной; (11) она отстояла от Карфагена миль на пятнадцать, была укреплена природой и трудом людей; (12) ее было видно из Карфагена, а из нее открывался широкий вид на этот город и на окружающее его море.
10. (1) Римляне были заняты там возведением вала, когда заметили, что вражеский флот направился из Карфагена в Утику. (2) Работы были оставлены, объявлен поход, легионы быстро построились: нельзя было допустить, чтобы уничтожили флот, корабли которого, обращенные к суше и участвовали в осаде, совершенно не были готовы к морскому сражению.
(3) И как могли противостоять флоту, подвижному, хорошо оснащенному и вооруженному, корабли с метательными и стенобойными машинами, превращенные в грузовые суда или подведенные к стенам так близко, что с них туда можно было подняться, как с насыпи или с моста.
(4) Придя в Утику, Сципион поставил, против принятого в морских битвах обыкновения, боеспособные военные корабли у самой суши, в последнем ряду, (5) а перед врагом выстроил, словно стену, четыре ряда грузовых; и чтобы во время сражения эти ряды не расстроились, он, перекидывая с корабля на корабль мачты с реями, связал все вместе крепкими канатами, а сверху устроил из досок настил, (6) по которому можно было ходить вдоль всего ряда судов.
Под этими мостиками оставлены были проходы для сторожевых судов; они могли и пройти к врагу, и скрыться в безопасное место.
(7) Все это было сделано наскоро – время не ждало, – на грузовых судах разместили с тысячу отборных солдат и приготовили огромный запас метательного оружия, чтобы его хватило на длительный бой. (8) Приготовившись таким образом, стали ждать врага.
Карфагеняне, поторопись они, при общем беспорядке и замешательстве все бы разрушили первым же ударом. (9) Но угнетенные поражениями на суше и теперь даже морю – где были сильнее – не доверявшие, они медленно плыли весь день и лишь под вечер пристали в гавани, которую африканцы называют Рузукмоной[1006].
(10) На следующий день перед солнечным восходом карфагеняне выстроили свой флот как бы для правильного морского сражения, рассчитывая, что римляне пойдут на них. (11) Так они простояли долго и наконец, видя, что враг не шевелится, напали на грузовые корабли.
(12) Началось нечто совсем не похожее на морское сражение и скорее напоминавшее нападение кораблей на городские стены. Грузовые суда были несколько выше; (13) карфагеняне с военных кораблей зря посылали вверх свои стрелы и дротики; более тяжелое оружие, с силой пущенное сверху, с грузовых судов, поражало вернее.
(14) Сторожевые корабли и другие легкие суда, проходившие под настилом, разбивались при первом же столкновении с большими военными кораблями. (15) Впрочем, оказываясь среди вражеского флота, они мешали и римским солдатам, которые, боясь попасть в своих, не бросали дротиков.
(16) В конце концов карфагеняне стали зацеплять римские корабли железными крючьями, насаженными на шесты. (17) Невозможно было перерубить ни эти крюки, ни цепи, к которым их прикрепляли, чтобы забросить. И каждый военный корабль, отходя назад, тащил за собой на крюке грузовой.
(18) Видно было, как лопаются канаты, соединявшие между собой грузовые суда, как один корабль порой тащил целую связку. (19) Мостки над первым рядом судов были сломаны, и солдатам едва удалось перепрыгнуть на второй ряд.
(20) Почти шестьдесят грузовых судов, зацепленных за корму, доставили в Карфаген – удача не стоила ликования, ею вызванного, но была тем приятнее, что среди беспрерывных горьких поражений блеснула вдруг карфагенянам эта нечаянная радость. (21) Ясно было и другое: римскому флоту пришел бы конец, если бы командиры карфагенских кораблей не промешкали и не поспел бы вовремя Сципион.
11. (1) Почти в эти же дни Лелий и Масинисса после пятнадцатидневного перехода прибыли в Нумидию; мезулии с радостью предоставили отцовское царство Масиниссе, как царю, давно желанному. (2) Все гарнизоны Сифака и все их начальники были выгнаны; сам он остался при своем старом царстве, отнюдь не собираясь на том успокоиться.
(3) Его, больного любовью, подстрекали жена и тесть; воинов и коней было вдоволь, и силы царства, накопленные за многие годы процветания, внушили бы самонадеянность и не такому необузданному варвару.
(4) Сифак собрал всех своих подданных, годных к военной службе, раздал им коней и оружие, распределил их так, как научился когда-то[1007] у римских центурионов – всадников по турмам, а пехотинцев по когортам, – (5) и двинулся на врага с войском не меньшим, чем прежнее, хотя новонабранным и плохо обученным.
(6) Он поставил лагерь поблизости от неприятельского; сперва лишь по нескольку конных разведчиков отдалялись от своих постов, высматривая врага с безопасного расстояния; их отгоняли дротиками, и они возвращались к своим; затем начались вылазки уже с обеих сторон – досада разжигала отогнанных, к ним присоединялись все новые всадники.
(7) И вот возбужденная конница уже рвется в бой; надежда собирает своих к побеждающим, гнев – к оттесненным.
(8) Сражение начали немногие, но скоро боевой пыл охватил и вовлек в столкновение всю конницу обоих враждующих сторон.
Пока сражались только конники, трудно было выдерживать натиск масесулиев, большие отряды которых Сифак бросал в бой; (9) но, когда римские пехотинцы, пройдя через раздвинувшиеся ряды своей конницы, выстроились перед вражеской, устрашенные варвары сначала ослабили натиск, (10) затем остановились, сбитые с толку этим новым способом вести бой, и в конце концов стали отступать не только перед пехотой, но и перед конницей, осмелевшей потому, что пехота ей помогла.
(11) Уже подходили под знаменами легионеры, и масесулии не выдержали не то что первого столкновения, но даже самого вида их оружия и знамен, то ли напомнившего им о прежних поражениях, то ли вселившего в них неодолимый страх.
12. (1) Тогда перед вражескими отрядами появился Сифак – разъезжая у всех на виду, он рассчитывал устыдить бегущих и остановить их, но лошадь под ним была тяжело ранена; он упал и был взят в плен. (2) Живого потащили его к Лелию – для всех, и особенно для Масиниссы, зрелище радостное.
(3) В Цирте – столице Сифака – после битвы собралось много спасшихся бегством. (4) Ведь в этой битве перебили меньше врагов, чем обычно бывает при таких победах, так как бой вела только конница. (5) Убитых было не более пяти тысяч и вполовину меньше пленных, взятых в лагере, куда кинулись люди, потрясенные утратой царя.
(6) Масинисса сказал, что для него сейчас не было бы ничего радостнее, чем посетить, одержав победу, отцовское, наконец возвращенное царство, но сейчас не время для передышки – удачи, как поражения, задержек не терпят. (7) Если Лелий разрешит ему прийти в Цирту первым – со своей конницей и с пленным Сифаком в цепях, – то он на всех наведет такой страх, что никто и не подумает о сопротивлении; Лелий может не спеша следовать за ним.
(8) Лелий согласился; Масинисса, первым прибывший к Цирте, приказал созвать для переговоров городскую знать. О судьбе царя в городе не знали, и ни рассказом о том, что произошло, ни угрозами, ни уговорами Масинисса не мог ничего добиться – тогда он вывел царя в цепях.
(9) Зрелище всех ужаснуло, поднялся плач; некоторые в страхе ушли со стен, другие, рассчитывая на милость победителя, открыли ему ворота. (10) Масинисса расставил караулы у всех ворот, а где было нужно, еще и у стен, чтобы закрыть врагам все пути к бегству, а сам поскакал занять царский дворец.
(11) На самом пороге прихожей к нему кинулась Софониба[1008], жена Сифака, дочь карфагенянина Гасдрубала. Увидев Масиниссу в толпе вооруженных и признав в нем царя – как по оружию, так и по манере держаться, – она упала к его ногам: (12) «Боги, твоя доблесть и счастье даровали тебе полную власть над нами, но если пленница смеет умолять того, кто властен над ее жизнью и смертью, если я смею касаться твоих коленей и твоей победившей десницы, (13) то заклинаю тебя царским достоинством, которое еще недавно облекало нас, именем народа нумидийского, к которому принадлежите вы оба – и ты и Сифак, наконец, божествами этого царского дворца, (14) пусть они тебя примут при знамениях более благоприятных, чем те, с какими они провожали отсюда Сифака.
Смилуйся над умоляющей: реши сам по своему усмотрению судьбу твоей пленницы, но не допусти ее оказаться во власти надменного и жестокого римлянина. (15) Будь я только женою Сифака, я и то предпочла бы положиться на честность нумидийца, своего земляка, а не чужака-иностранца.
(16) Чем страшны римляне карфагенянке, дочери Гасдрубала, ты знаешь. Если иначе нельзя, молю и заклинаю тебя: освободи меня смертью от власти римлян».
(17) Она была в расцвете юности, на редкость красива; в ее просьбах, когда она, то обнимая колени Масиниссы, то беря за руку, молила не выдавать ее римлянину, звучало столько ласки, (18) что душу победителя переполнило не только сострадание – нумидийцы покорны богине любви, – пленница очаровала победителя. Подав ей правую руку, Масинисса пообещал исполнить все ее просьбы и ушел во дворец.
(19) Тут он начал сам с собой обсуждать, как ему исполнить свои обещания. Ничего он придумать не мог, и любовь подсказала ему решение опрометчивое и бесстыдное: (20) он вдруг велел немедленно, в этот же самый день, готовиться к свадьбе, чтобы ни Лелий, ни сам Сципион не смогли распорядиться Софонибой как пленницей – она уже будет женой Масиниссы.
(21) Когда свадьбу справили, явился Лелий; он был так раздосадован, что собирался отправить Софонибу прямо с брачного ложа к Сципиону вместе с Сифаком и прочими пленными.
(22) Мольбами Масинисса добился, чтобы решение о том, с кем из двух царей должна разделить судьбу Софониба, было отложено и предоставлено Сципиону. Отослав Сифака и пленных, Лелий с помощью Масиниссы овладел остальными нумидийскими городами, где держались еще царские гарнизоны.
13. (1) Когда разнеслась весть, что Сифака ведут в лагерь, сбежалась поглазеть, как на триумфальное шествие, целая толпа. (2) Впереди в цепях шел он сам, за ним следовали знатные нумидийцы.
И тогда все, кто как мог, стали превозносить Сифака и его прославленный народ, возвышая тем самым и собственную победу: (3) вот он, тот царь, которого так возвеличили оба народа, могущественнейшие на земле, карфагенский и римский; (4) некогда Сципион, предводитель римлян, ища его дружбы, отправился с двумя квинквиремами в Африку, оставив и войско, и свою провинцию Испания.
(5) Гасдрубал, предводитель карфагенян, не только сам явился к Сифару в его царство, но и выдал за него замуж свою дочь. Было время, когда в его власти оказались и карфагенский вождь, и римский. (6) И как обе стороны, принося жертвы, молили бессмертных умилосердиться, так обе искали и его дружбы.
(7) Он был настолько могуществен, что Масиниссе, изгнанному из своего царства, приходилось, чтобы уцелеть, распускать слух о собственной смерти, скрываться, жить, как лесной зверь, добычей.
(8) Так толковали вокруг; царя провели в палатку Сципиона. Судьба Сифака, былая и нынешняя, воспоминание о его союзе с Римом и его дружеском гостеприимстве взволновали Сципиона. (9) И, вспомнив о том же, Сифак решился заговорить с победителем. Что ему было нужно, спросил Сципион, почему он не только отвернулся от римлян, но и начал, никем не принуждаемый, войну с ними?
(10) Сифак не оправдывался: он виноват, он поступил как безумец, но еще раньше, чем поднял оружие против римского народа, потому что этим его безумие завершилось – не началось; (11) разум его помутился тогда, когда, забыв об узах гостеприимства и о договоре меж государствами, он ввел в свой дом женщину-карфагенянку.
(12) Дворец его сгорел от пламени брачных факелов; эта фурия, эта чума ласкала и улещивала его и не успокоилась, пока не лишила его разума, не отвратила от друзей, пока своими руками не дала ему оружие против гостя и друга. (13) Его, погибшего, сломленного, утешает лишь то, что теперь эта чума и фурия пришла в дом самого ненавистного ему человека.
(14) Масинисса не разумнее Сифака и так же необуздан, а по молодости своей он и неосторожнее: женившись на ней, он поступил еще глупее и опрометчивее, чем сам Сифак.
14. (1) Слова эти были подсказаны не только ненавистью к врагу, но и ревностью любящего, который знает, что любимая у соперника. Сципиона они очень встревожили[1009]. (2) Все подтверждало упреки Сифака: Масинисса справил свою свадьбу только что не в разгар сражения; не подождал Лелия, не посоветовался с ним; это головокружительная спешка – в один и тот же день он и увидел пленницу, и женился на ней, и принес свадебную жертву домашним богам своего врага.
(3) Все это казалось Сципиону тем более отвратительным, что сам он в Испании, тоже юноша, не дал себя прельстить ни одной из красивых пленниц.
В таком раздумье Сципиона застали Лелий с Масиниссой[1010]. Обоих принял он одинаково приветливо, удостоил похвал перед военным советом.
(4) А потом он отвел Масиниссу в сторону и сказал: «Я думаю, Масинисса, что еще в Испании, при первой встрече, ты увидел во мне что-то доброе и потому вошел со мною в дружбу; в Африке все свои надежды связал со мной; (5) но среди всех моих хороших свойств, которые побудили тебя искать моего расположения, ни одним я так не горжусь, как умением владеть собой и не поддаваться страсти.
(6) Я бы хотел, Масинисса, чтобы ты к своим превосходным качествам добавил и это. В нашем возрасте, поверь мне, страсть к наслаждениям опаснее вооруженного врага. (7) Тот, кто ее укротил, одержал большую победу и заслуживает большего уважения, чем мы, победившие Сифака.
(8) Ты действовал в мое отсутствие энергично и мужественно – я с удовольствием об этом вспоминаю и хорошо помню. Об остальном ты подумай сам: я не хочу, чтобы ты краснел от моих слов. По милости богов, покровителей Рима, Сифак побежден и взят в плен. (9) Значит, он сам, его жена, его царство, земля, города, население его страны, все, что принадлежало Сифаку, – добыча римского народа.
(10) И царя, и его жену, если бы даже не была она карфагенянкой, если бы даже не знали мы, что отец ее вражеский военачальник, следует отправить в Рим: пусть сенат и народ римский решат, как будет угодно, судьбу той, о которой говорят, что она отвратила от нас царя-союзника и заставила его безрассудно взяться за оружие.
(11) Победи себя: смотри, сделав много хорошего, не погуби все одной оплошностью, не лиши себя заслуженной благодарности, провинившись по легкомыслию».
15. (1) Масинисса слушал; лицо его заливала краска, глаза были полны слез; он сказал, что всегда будет во власти военачальника, и попросил отнестись по возможности снисходительно к связывающему его опрометчивому обещанию – (2) ведь он дал Софонибе слово не передавать ее ни в чью власть.
В смятении ушел он от Сципиона к себе; (3) выпроводив свидетелей, долго сидел, вздыхал и стенал – это слышали стоявшие вокруг палатки – (4) и наконец с глубоким стенаньем кликнул верного раба, хранившего яд (цари всегда держат яд при себе, ведь судьба превратна), и велел ему отнести Софонибе отравленный кубок (5) и сказать: «Масинисса рад бы исполнить первое обещание, которое дал тебе, как муж жене, но те, кто властен над ним, этого не позволят, и он исполняет второе свое обещание – ты не попадешь живой в руки римлян.
(6) Сама прими решение, помня, что ты дочь карфагенского вождя и была женой двух царей».
Слуга передал эти слова и яд Софонибе. (7) «Я с благодарностью, – сказала она, – приму этот свадебный подарок, если муж не смог дать жене ничего лучшего; но все же скажи ему, что легче было бы мне умирать, не выйди я замуж на краю гибели». (8) Твердо произнесла она эти слова, взяла кубок и, не дрогнув, выпила.
(9) Сципиону сообщили об этом; боясь, как бы неистовый юноша в отчаянии не решился на худшее, он пригласил Масиниссу и то утешал его, то сочувственно упрекал: (10) безрассудством искупая свое безрассудство, без нужды обрек он себя на худшую скорбь.
(11) На следующий день, чтобы отвлечь юношу от мучивших его мыслей, Сципион, взойдя на трибунал, велел созвать сходку, впервые назвал Масиниссу царем, превознес его похвалами и даровал ему золотой венок, золотую чашу, курульное кресло, жезл из слоновой кости, расшитую тогу и тунику с узором из пальмовых ветвей[1011].
(12) Сципион почтил юношу и речью: нет в Риме отличия выше триумфа, ни один римский триумфатор не был облачен так роскошно, и римский народ из всех чужестранцев одного Масиниссу считает достойным такого убора. (13) Затем, восхвалив и Лелия, тоже наградил его золотым венком.
Награждены были все воины и в соответствии с заслугами каждого. (14) Эти почести несколько рассеяли скорбь царя, и он воспрянул, надеясь вскорости овладеть всей Нумидией: Сифак уже не был ему помехой.
16. (1) Сципион, отослав Лелия с Сифаком и прочими пленными в Рим (с ними отправились и послы Масиниссы), вернулся под Тунету, вновь поставил там лагерь и закончил начатые укрепления. (2) Карфагенянам удачные действия флота доставили радость краткую и обманчивую.
Но, потрясенные известием о пленении Сифака, на которого надеялись, пожалуй, больше, чем на Гасдрубала с его войском, (3) они, не слушая уже никого из сторонников войны, отправили просить мира тридцать знатнейших старейшин, составлявших высший совет, который был главной силой в сенате[1012].
(4) Принятые в римском лагере послы явились к командующему и пали ниц перед ним, думаю, по обычаю их родной страны. (5) Речь их была под стать этой низкой лести; они не оправдывали себя, а всю вину сваливали на Ганнибала и на его сторонников, начавших войну.
(6) Послы просили смилостивиться над их государством, которое дважды чуть не было погублено безумием граждан, – пусть оно еще раз будет сохранено милостью врага. (7) Римский народ желает властвовать над побежденными, говорили они, а не губить их – пусть распоряжается как ему угодно, они готовы послушно повиноваться.
(8) Сципион ответил, что он пришел в Африку, надеясь – и счастливый исход войны укрепляет его в этой надежде, – что вернется домой с победой, а не с договором о мире; (9) но, хотя победа почти у него в руках, от мира он не отказывается: пусть все народы знают, что римляне и начинают войну, и оканчивают ее, руководствуясь правом.