Ганнибал у ворот! Барка Ганнибал

Не довольствуясь двумя городскими легионами, которые были набраны консулами еще в начале года, добавочно набранными рабами и когортами, набранными в Пиценской и Галльской областях, диктатор решился на последнее средство, так как государство было в отчаянном положении, когда достоинство уступает пользе.

(3). Он издал указ: всех совершивших уголовные преступления он освободит, а с несостоятельных должников снимет задолженность, если они пойдут к нему в солдаты. (4) Эти шесть тысяч он вооружил галльским оружием, которое вез в триумфе Гай Фламиний[346], и вышел из города с войском в двадцать пять тысяч человек.

(5) Ганнибал, заняв Капую, еще раз безуспешно попытался то обещаниями, то угрозами склонить к себе неаполитанцев и отправился в Ноланскую область[347]; (6) враждебных действий он не начинал, надеясь на добровольную сдачу ноланцев, но был готов, если этих надежд они не оправдают, сделать все, чтобы им плохо пришлось.

(7) Сенат и особенно главенствующие в нем оставались верны Риму; простой люд, как обычно, жадный до новизны, весь был на стороне Ганнибала – боялись, что будут опустошены поля и что много придется претерпеть и страданий и обид, если город будет осажден, – а люди, подстрекавшие к отпадению, были.

(8) Сенаторов охватил страх: действовать открыто нельзя, они не смогут противостоять возбужденной толпе. Решили хитростью отдалить беду: (9) притворились, будто хотят отпасть к Ганнибалу, но им не вполне ясно, на каких условиях заключать новый дружественный союз.

(10) Отдалив таким образом время переговоров, они спешно послали гонцов к римскому претору Марку Клавдию Марцеллу, стоявшему с войском в Казилине; объяснили ему, в каком опаснейшем положении Нола: земли ее уже захвачены Ганнибалом и пунийцами, и город вот-вот будет в их власти, если не придет помощь.

(11) Сенаторы, уступая народу, пообещали отпасть от Рима в любую минуту, как только народ потребует, и тем предотвратили немедленное отпадение. (12) Марцелл одобрил ноланцев, посоветовал притворяться, дотянуть до его прихода, держать в тайне переговоры с ним и вообще надежду на помощь римлян. (13) Из Казилина он отправился в Кайятию, перешел там через Вултурн и через земли Сатикула и Требулу, обогнув Свессулу, подошел через горы к Ноле[348].

15. (1) С приходом римского претора Ганнибал оставил область Нолы и спустился к морю вблизи Неаполя, жаждая захватить приморский город, куда спокойно могли бы заходить суда из Африки. (2) Однако, узнав, что в Неаполе сидит римский префект – это был Марк Юний Силан, которого призвали сами неаполитанцы, – он, бросив и Неаполь, как Нолу, отправился к Нуцерии[349]; (3) какое-то время он ее осаждал; часто ходил на приступ, часто и тщетно уговаривал сдаться то народ, то знать.

Но, изголодавшись, город все-таки сдался; жителям разрешено было уйти, но без оружия, имея на себе только что-то одно из одежды. (4) Ганнибал, который с самого начала хотел казаться милостивым ко всем италийцам, кроме римлян, пообещал награды и почетные места всем, кто останется и будет служить в его войске.

(5) Но этими обещаниями никого он не удержал; все рассеялись по городам Кампании; большинство собралось в Ноле и Неаполе; у кого-то там были гостеприимцы, других туда занес случай. (6) Человек тридцать знатнейших сенаторов направились в Капую; их не приняли (за то, что в свое время они закрыли ворота перед Ганнибалом), и они нашли приют в Кумах. Нуцерия была отдана солдатам, разграблена и сожжена.

(7) Марцелл оставался в Ноле по просьбам знати, хотя и не был уверен в своих силах. Он опасался простого люда, а больше всего – Луция Бантия, который был соучастником в попытке отпадения и боялся римского претора; это побуждало его выдать родной город, а в случае неудачи стать перебежчиком.

(8) Был он юноша горячий и едва ли не лучший в то время всадник в союзническом войске. Его нашли под Каннами полумертвым в груде трупов; Ганнибал велел его лечить и милостиво с подарками отпустил домой. (9) В благодарность он и хотел отдать Нолу во власть Ганнибалу. Претор видел, что Бантий обеспокоен и мучим стремлением к перевороту. (10) Надо было либо остановить его карой, либо привлечь к себе благодеяниями.

Марцелл предпочел заполучить мужественного и деятельного союзника, а не просто отобрать его у врага. Он радушно пригласил Бантия и заговорил с ним: (11) среди сограждан многие ему завидуют – убедиться в этом нетрудно, ведь ни один ноланец Марцеллу не рассказал, как много подвигов совершил на войне Бантий.

(12) Но в римском войске доблесть не может остаться незамеченной, и от многих служивших с Бантием вместе он, Марцелл, знает, каков Бантий. Знает, сколько раз Бантий встречал лицом к лицу грозную опасность, сражаясь за достоинство и благополучие римского народа; (13) знает, что под Каннами перестал биться не раньше, чем упал, истекая кровью, и был завален людьми и лошадьми, рухнувшими на него.

(14) «В добрый час, у меня ты будешь в чести и не будешь обойден наградами; общаясь со мной, ты увидишь, как это общение тебе полезно и выгодно». (15) Он подарил юноше, обрадованному этими обещаниями, превосходного коня, велел квестору отсчитать Бантию пятьсот денариев и приказал ликторам пускать к нему Бантия, когда бы тот ни пришел.

16. (1) Эта ласка так растрогала неукротимого юношу, что с тех пор никто из союзников не служил Риму столь мужественно и преданно. (2) Когда Ганнибал подошел к самым воротам Нолы – он вернулся туда от Нуцерии, – ноланская чернь опять только и думала, как бы отпасть к Ганнибалу.

(3) При его приближении Марцелл заперся в городе: он не побоялся бы остаться и в лагере, но не хотел, чтобы у желающих отдать город Ганнибалу – а таких было слишком много – оказался удобный к тому случай. (4) Оба войска начали строиться: римляне – перед стенами Нолы, карфагеняне перед своим лагерем.

С той поры между городом и лагерем происходили мелкие стычки, заканчившиеся по-разному: вожди не препятствовали выносившимся из строя удальцам, но и не давали сигнала к сражению.

(5) Оба войска так день за днем и стояли, когда ноланская знать сообщила Марцеллу, (6) что между чернью и карфагенянами по ночам ведутся переговоры и там решено, как только римское войско выйдет из города, разграбить обоз и имущество воинов, запереть ворота, занять стены и, получив возможность хозяйничать в городе, впустить уже не римлян, а карфагенян.

(7) Марцелл поблагодарил ноланских сенаторов и решил, прежде чем в городе взволнуются, попытать счастья в бою. (8) У трех ворот, обращенных к неприятелю, он выстроил по отряду солдат (разбил войско на три части), обоз он расположил в тылу; конюхам, торговцам при войске и солдатам послабее велел нести колья[350].

У средних ворот он поставил цвет легионов и римскую конницу, у двух других ворот – и новобранцев и легковооруженных, а также союзническую конницу. (9) Ноланцам запрещено было подходить к стенам и воротам; к обозу приставлена была охрана, чтобы его не разграбили, пока легионеры будут сражаться. Войско, выстроенное таким образом, стояло внутри ворот.

(10) Ганнибал, как он это делал уже несколько дней, держал свое войско в боевом строю; сначала он удивлялся, что день проходит, а римское войско не показывается из ворот и на стенах не видно ни одного вооруженного, (11) но потом, решив, что римлянам донесли о его переговорах и они, боясь, ничего не предпринимают, отправил часть воинов обратно в лагерь с приказом поскорее выдвинуть на передовую линию все осадные машины; он был вполне уверен, что городская чернь восстанет, как только он нападет на медлящих римлян.

(12) Его воины торопливо разбегались по своим местам и первые отряды уже подходили к стенам, как вдруг ворота раскрылись, зазвучали трубы, поднялся крик и по приказу Марцелла сначала пехота, а затем конница стремительно кинулись на врага, (13) внося расстройство и ужас в ряды находившихся в центре; меж тем легаты Публий Валерий Флакк и Гай Аврелий, поставленные у боковых ворот, напали на фланги врага.

(14) Добавили крику торговцы, следовавшие за войском, конюхи и вся толпа, приставленная охранять обоз; карфагеняне презирали малочисленное римское войско, и вдруг им показалось, что перед ними огромное.

(15) Я не осмелился бы утверждать, как некоторые писатели, что врагов перебито было две тысячи восемьсот человек, а римляне потеряли не больше пятисот; но была ли победа велика или нет, событие случилось в тот день великое, может быть, величайшее за всю войну – ведь избежать поражения от Ганнибала было тогда труднее, чем впоследствии его побеждать.

17. (1) Ганнибал, отчаявшись взять Нолу, вернулся к Ацеррам[351], а Марцелл неожиданно запер ворота, приставил к ним стражу, чтобы никто не вышел из города, и провел на форуме расследование о тех, кто вел тайные переговоры с врагами. (2) Более семидесяти человек были казнены как изменники, а имущество их конфисковано; (3) затем, вручив всю власть сенату[352], Марцелл выступил с войском и расположился лагерем над Свессулой.

(4) Пуниец сначала уговаривал жителей Ацерр сдаться добровольно, но, видя, что они непреклонны, стал готовиться к осаде и приступу. (5) У жителей Ацерр было больше мужества, чем сил; отчаявшись отстоять город, видя, что его окружают валом, они, не дожидаясь, пока эта работа будет закончена, и пользуясь беспечностью сторожей, (6) пробрались в ночной тиши через не огороженные еще места и разошлись по городам Кампании, о которых было достаточно твердо известно, что они верны Риму.

(7) Ганнибал, разграбив и спалив Ацерры, повел войско к Казилину: ему сообщили, что Казилин призвал римского диктатора и свежие легионы, и он побоялся, как бы не случилось чего с Капуей – слишком уж близок от нее неприятельский лагерь. (8) В Казилине в то время находилось пятьсот пренестинцев и небольшое число римлян и латинов, которых занесла туда весть о поражении под Каннами.

(9) Так как в Пренесте воинский набор еще не был закончен к назначенному сроку, то пренестинцы опоздали выйти из дому[353] и пришли в Казилин еще до известия о поражении; там к ним присоединились другие римляне и союзники; они вышли из Казилина большой толпой, но их возвратило известие о Каннской битве.

(10) В Казилине они провели несколько дней; кампанцы их подозревали, а они боялись кампанцев, в свою очередь подстраивая им ловушки, и, удостоверившись, что Капуя отпала и впустила Ганнибала, перебили ночью горожан и заняли часть города по эту сторону Вултурна[354]– этой рекой разделен город; так в Казилине и оказался римский гарнизон.

(11) К нему присоединилась перузинская[355] когорта – четыреста пятьдесят человек. Их привело в Казилин то же известие, что за несколько дней до этого и пренестинцев. (12) Для обороны такого небольшого города, защищенного стенами, а с одной стороны рекой, их было достаточно, и даже слишком много – хлеба не хватало.

18. (1) Когда Ганнибал был уже недалеко от Казилина, он послал вперед гетулов[356] под начальством Исалка и велел ему, если переговоры будут возможны, улещать жителей ласковыми речами: может быть, они откроют ворота и впустят воинов. Если же они будут упрямы, то начать военные действия и посмотреть, нельзя ли в каком-нибудь месте ворваться в город.

(2) Подошли к стенам – в городе тихо и, по-видимому, пусто; варвар решил, что перепуганное население ушло; (3) он готовился разбивать ворота и ломать засовы, как вдруг ворота раскрылись и две стоявшие наготове когорты вынеслись с грохотом и гулом из города и начали избивать врага. (4) Первые ряды были отброшены; в бой был послан с большими и лучшими силами Магарбал, но и он не выдержал натиска когорт.

(5) И вот наконец Ганнибал, раскинув лагерь у самых городских стен, готовился осаждать маленький город и маленький гарнизон всем войском и всеми средствами. Город был кругом обложен, и Ганнибал не давал ему покоя, но потерял какую-то часть воинов, и притом самых отважных, пораженных меткими стрелами со стен и башен.

(6) Однажды он едва не отрезал от города вышедших оттуда и пытавшихся прорваться людей: двинул на них слонов[357] и загнал перепуганных обратно в город. Убитых было достаточно много, если подумать, как мало людей осталось в городе. Павших было бы еще больше, если бы ночь не прекратила сражение.

(7) На следующий день все горели желанием идти на приступ, особенно после того, как перед ними выставлен был золотой стенной венок[358], а сам вождь корил своих воинов, когда-то осаждавших Сагунт, за ленивую и вялую осаду крепостцы на равнине, поминал всем и каждому Канны, Тразименское озеро и Требию. (8). Потащили навесы и стали рыть подкопы; у римских союзников хватало и сил и уменья отразить разные попытки врага.

(9) Против навесов ставили оборонительные укрепления; вражеские подкопы перерезали поперечными канавами; скрыто и явно разрушали дело врагов. Ганнибалу наконец стало неловко; чтобы не подумали, будто он отказался от своих начинаний, он укрепил лагерь, оставил небольшой гарнизон и отправился на зимовку в Капую.

(10) Большую часть зимы войско провело под кровлей. Солдаты давно притерпелись ко всем тяготам; хорошая жизнь была внове. (11) И вот тех, кого не могла осилить никакая беда, погубили удобства и неумеренные наслаждения – и тем стремительнее, что с непривычки к ним жадно ринулись и в них погрузились.

(12) Спать, пить, пировать с девками, ходить в бани и бездельничать вошло в привычку, и это с каждым днем незаметно подтачивало душевное и телесное здоровье. Кое-как еще держались памятью о прошлых победах. (13) Знатоки военного дела считают, что Ганнибал совершил большую ошибку не после Канн, когда он не пошел на Рим, а именно сейчас: тогда можно было думать, что окончательная победа только отложена, сейчас силы победить были отняты.

(14) Ганнибал вышел из Капуи словно с другим войском, от прежнего порядка ничего не осталось. (15) Большинство и вернулось в обнимку с девками, а как только их поместили в палатках, когда начались походы и прочие воинские труды, им, словно новобранцам, недостало ни душевных, ни телесных сил.

(16) На протяжении всего лета большинство солдат покидало знамена без разрешения, и приютом дезертирам была Капуя.

19. (1) Зима стала мягче, и Ганнибал, выведя войско из зимнего лагеря, пошел опять к Казилину. Его не старались взять приступом, (2) но держали в осаде и довели горожан[359] и гарнизон до крайней нужды. (3) Римским лагерем командовал Тиберий Семпроний, так как диктатор отправился в Рим ради ауспиций[360].

(4) Марцелл и сам хотел подать помощь осажденным, но его задерживали и разлившийся Вултурн, и просьбы жителей Нолы и Ацерр, которые боялись кампанцев и потому страшились ухода римских гарнизонов. (5) Гракх находился вблизи Казилина[361] и, подчиняясь приказу диктатора ничего в его отсутствие не предпринимать, пребывал в полном бездействии, (6) хотя из Казилина приходили вести, от которых лопнуло бы всякое терпение: люди, не вынося голода, бросались со стен или безоружными стояли по стенам, подставляли свое обнаженное тело под стрелы и копья.

(7) Гракху было тяжело: он не осмеливался, вопреки приказу диктатора, завязать сражение и понимал, что сражаться придется, если он попытается открыто доставить хлеб осажденным; (8) а доставить его тайком надежды нет. Свезя весь урожай с окрестных полей, он насыпал полные бочонки[362] зерна и послал сказать магистратам Казилина, чтобы они перехватили бочонки, которые приплывут к ним вниз по реке.

(9) В следующую ночь все, вполне надеясь на римлян, не сводили глаз с реки – бочонки, пущенные серединой реки, приплыли. Зерно разделили между всеми поровну. (10) То же повторилось на второй и на третий день: ночью бочонки спускали на воду и ночью они приплывали, обманывая таким образом внимание караульных.

(11) А потом пошли непрерывные дожди, и течением, более быстрым, чем обычно, бочонки прибились к берегу, занятому врагами. Они застряли в ивняке, которым заросли берега; там их заметили и донесли о них Ганнибалу; после этого стали внимательно следить, чтобы римляне незаметно не посылали чего-нибудь по Вултурну в город.

(12) Из римского лагеря стали высыпать в воду орехи; они серединой реки подплывали к Казилину, их ловили плетенками. (13) Голод там наконец дошел до того, что ремни и кожу, содранную со щитов, размачивали в кипятке и пытались жевать; не отказывались ни от мышей, ни от прочих мелких животных; вырыли всю траву и все корни у подножия крепостного вала.

(14) А когда враги запахали полосу травянистой земли за городской стеной, осажденные засеяли ее репой. «Неужели я буду сидеть под Казилином, пока она вырастет?» – воскликнул Ганнибал. (15) Раньше он слышать не хотел о каких бы то ни было переговорах, а тут наконец согласился на переговоры о выкупе свободных. Договорились о цене: семь унций золота за каждого[363].

(16) Получив заверения, сдались. Пока золото не было целиком отсчитано, их держали в оковах, затем, согласно обещанию, отпустили. (17) Этот рассказ вернее другого, по которому будто бы вслед за уходившими послана была конница, которая их перебила.

В гарнизоне Казилина было пятьсот семьдесят человек – в большинстве пренестинцы; из них меньше половины были убиты или умерли от голода; остальные со своим претором Марком Аницием (он был раньше писцом) благополучно вернулись в Пренесту.

Об этом свидетельствует статуя на форуме в Пренесте: (18) она в панцире и тоге с закутанной головой; на бронзовой табличке надпись, гласящая, что Марк Аниций поставил ее по обету за воинов, стоявших гарнизоном в Казилине. Такая же надпись была под тремя статуями богов в храме Фортуны.

20. (1) Город Казилин вернули кампанцам; Ганнибал усилил его, оставив из своего войска гарнизон в семьсот человек, чтобы они и по уходе Ганнибала могли отразить нападение римлян. (2) Римский сенат постановил выдать пренестинским солдатам двойное жалованье, на пять лет освободить их от военной службы; свое, пренестинское, гражданство они не променяли на римское, предложенное им за доблесть.

(3) Судьба перузинцев более темна: нет ни памятника, славящего их, ни постановления римлян. (4) В это самое время на петелийцев[364], которые единственные в Бруттии остались верны дружбе с Римом, нападали не только карфагеняне, занявшие эту область, но и остальные бруттийцы – за их инакомыслие.

(5) Справиться с такой бедой петелийцы не могли и отправили в Рим посольство просить помощи. Им посоветовали самим позаботиться о себе, и они, сидя в преддверии курии, разливались в слезах и жалобах.

(6) И сенат, и народ глубоко им сочувствовали; сенаторы, повторно запрошенные претором Марком Эмилием, учтя все силы, которыми располагало государство, вынуждены были признать, что защищать далеких союзников они уже не в состоянии; пусть возвращаются домой – они полностью выполнили все обязательства, – а впредь пусть сами заботятся о себе, соображаясь с нынешним положением дел.

(7) Послы передали этот ответ петелийцам; их сенаторов сразу охватили великий ужас и великая печаль; (8) одни предлагали бежать, кто куда может, и покинуть город; другие – присоединиться, поскольку старые союзники их покинули, к прочим бруттийцам и при их посредничестве сдаться Ганнибалу.

(9) Одолели, однако, те, кто считал, что ничего не следует делать очертя голову, а надо вновь все обдумать. (10) На следующий день беспокойство несколько утихло, и лучшие люди добились того, что с полей свезли весь урожай и укрепили городские стены[365].

21. (1) Почти в это же время в Рим были доставлены письма из Сицилии и Сардинии. (2) Сначала в сенате прочли письмо пропретора Тита Отацилия из Сицилии; он писал, что претор Публий Фурий пришел с флотом из Африки в Лилибей; сам Фурий тяжело ранен и находится между жизнью и смертью; солдаты и моряки не получили в срок ни жалованья, ни хлеба – и взять их неоткуда; (3) Отацилий убедительно просит прислать поскорее и деньги и хлеб, а ему – смену из новых преторов.

(4) Почти то же самое о жалованье и хлебе писал из Сардинии пропретор Авл Корнелий Маммула. Обоим ответили: взять неоткуда, пусть сами позаботятся о своем флоте и войске. (5) Тит Отацилий отправил послов к Гиерону, искреннему другу римского народа, и получил от него столько серебра, сколько нужно было для выплаты жалованья, и хлеба на шесть месяцев; Корнелия в Сардинии любезно снабдили союзные города.

(6) В Риме денег было мало, и по предложению народного трибуна Марка Минуция назначили, чтобы ведать денежными делами, коллегию из трех человек: Луция Эмилия Папа, бывшего консула и бывшего цензора, Марка Атилия Регула, который дважды был консулом, и Луция Скрибония Либона, который в тот год был народным трибуном.

(7) Выбраны были дуумвиры: Марк и Гай Атилии, – они освятили храм Согласия, который обещал построить претор Луций Манлий; выбраны были три понтифика: Квинт Цецилий Метелл, Квинт Фабий Максим и Квинт Фульвий Флакк, – они заняли места умершего Публия Скантия и павших в сражении при Каннах консула Луция Эмилия Павла и Квинта Элия Пета.

22. (1) Когда сенаторы пополнили, насколько это было в человеческих силах, все прочие потери, причиненные непрерывными поражениями, (2) тогда они наконец оглянулись на себя и увидели, как опустела курия и как мало их собирается на совещания; (3) после цензоров Луция Эмилия и Гая Фламиния список сената не составлялся, а за эти пять лет погибло столько сенаторов: и в несчастных сражениях, и от разных случаев.

(4) Так как диктатор после утраты Казилина уже отправился к войску, то по общему требованию о положении в сенате доложил претор Марк Эмилий. (5) Спурий Карвилий[366] в длинной речи пожаловался на то, что не хватает не только сенаторов – мало и таких граждан, из которых можно было бы выбирать в сенаторы; он настоятельно советовал и для пополнения сената, и для более тесного единения с латинами дать – по выбору римских сенаторов – двум сенаторам из каждого латинского города римское гражданство и из них выбирать на опустевшие в римском сенате места.

(6) Сенаторы выслушали это предложение с возмущением – не меньшим, чем когда-то требование самих латинов. В курии стоял гул негодования; (7) особенно возмущался Тит Манлий: есть, говорил он, и сейчас потомок того же рода, к какому принадлежал и тот консул, что на Капитолии грозился убить собственной своей рукой латина, которого увидит в курии[367].

(8) Квинт Фабий Максим заметил, что никогда еще в сенате не вели разговоров, которые были бы так не ко времени: союзники волнуются, их верность сомнительна, а им брошены слова, которые еще больше их растревожат. (9) Опрометчивые слова одного человека следует заглушить общим молчанием; и вообще, если когда-нибудь в курии зайдет речь о чем-нибудь сокровенном, тайном, то это должно скрыть, утаить, забыть, считать не сказанным. Так покончили с этим делом.

(10) Постановили назначить диктатора для составления списка сената, поставив на эту должность старейшего из живших тогда бывших цензоров, и вызвать консула Гая Теренция, чтобы он провозгласил диктатора. (11) Оставив в Апулии войско, он, идя большими переходами, прибыл в Рим и, как было заведено, в ближайшую же ночь, по сенатскому постановлению, провозгласил Марка Бутеона диктатором без начальника конницы на шесть месяцев[368].

23. (1) Диктатор, поднявшись с ликторами на ростры[369], заявил: он не одобряет ни того, что сейчас сразу два диктатора: такого никогда прежде не бывало; ни того, что при диктаторе нет начальника конницы; ни того, что цензорские полномочия вручены одному человеку, да еще во второй раз; (2) ни того, что диктатору, выбранному не для ведения военных действий, дана власть на шесть месяцев.

(3) Беспредельной власти, которая сейчас понадобилась, он сам положит предел: он не исключит из сената никого из зачисленных туда цензорами Гаем Фламинием и Луцием Эмилием, (4) но распорядится только переписать их список и прочитать его. Нельзя ведь, чтобы один человек произвольно судил о добром имени сенатора и его честных нравах: он заместит умерших, отдавая предпочтение не человеку перед человеком, а сословию перед сословием.

(5) Прочитали список старого сената; на места умерших диктатор назначил в порядке очередности тех, кто после цензоров Луция Эмилия и Гая Фламиния занимал курульные должности, (6) но еще не был в сенате, затем бывших эдилов[370], народных трибунов и квесторов, а из тех, кто должностным лицом еще не был, – привезших домой снятые с врага доспехи или получивших гражданский венок[371].

(7) Когда при громком одобрении присутствовавших было выбрано в сенат сто семьдесят семь человек, диктатор сразу же снял с себя свое звание, сошел с ростр частным лицом, отпустил ликторов (8) и затерялся в толпе людей, занятых частными делами. Он нарочно тянул время, не хотел никаких проводов, но это промедление не повлияло на отношение к нему: густая толпа сопровождала его до самого дома.

(9) Консул следующей ночью отбыл к войску, не уведомив сенат о своем отъезде, чтобы его не задержали для проведения выборов.

24. (1) На следующий день, посовещавшись с претором Марком Помпонием, сенат написал диктатору[372]: если он считает это полезным для государства, то пусть прибудет на выборы консулов вместе с начальником конницы и претором Марком Марцеллом; (2) от них сенаторы узнают о состоянии государства и примут соответственно решения. Все приглашенные прибыли, оставив легатов командовать войсками.

(3) Диктатор сказал о себе скупо и скромно, уступив почти всю славу Тиберию Семпронию Гракху, и назначил выборы; в консулы выбрали отсутствовавшего Луция Постумия (в третий раз)[373] – он находился тогда в своей провинции Галлия – и Семпрония Гракха, который был тогда начальником конницы и курульным эдилом; (4) в преторы были выбраны: Марк Валерий Левин[374] (вторично), Аппий Клавдий Пульхр, Квинт Фульвий Флакк, Квинт Муций Сцевола.

(5) Диктатор по выборе магистратов вернулся в Теан[375] к войску, в зимний лагерь. Начальника конницы он оставил в Риме, чтобы тот, вступив через несколько дней в новую должность, обсудил с сенаторами, как набрать и снарядить войско на будущий год.

(6) Этим и были преимущественно заняты, когда сообщили о новой беде (в этом году беды по воле судьбы шли непрерывный чередой): Луций Постумий, намеченный в консулы, погиб вместе с войском в огромном лесу, (7) через который собирался его провести. (Галлы называли этот лес Литанским)[376].

Деревья в этом лесу, стоявшие справа и слева вдоль дороги, галлы подрубили так, чтобы они, если их не трогать, спокойно стояли бы, но валились, стоило их чуть толкнуть. (8) У Постумия было два римских легиона, а рекрутов-союзников с Верхнего моря[377] он набрал столько, что во вражескую землю ввел двадцать пять тысяч войска.

(9) Галлы окружили опушку леса, а когда войско вошло в теснину, они навалились на крайние подрубленные деревья, и без того едва стоявшие, деревья рушились с обеих сторон дороги, погребая под собой людей и лошадей; спаслось человек десять.

(10) Большинство погибло под стволами и обломившимися ветвями, остальную толпу, перепуганную этой неожиданной ловушкой, перебили вооруженные галлы, обложившие теснину. В плен попали очень немногие, устремившиеся к мосту через реку: их перехватили враги, еще раньше занявшие этот мост.

(11) Постумий пал, сражаясь из последних сил, только бы не попасть в плен. Бойи[378] с торжеством внесли его доспехи в храм, наиболее у них почитаемый; (12) с отрубленной головы счистили все мясо и по обычаю своему обделали череп в золото: из него, как из священного сосуда, совершали по праздникам возлияния и пили, как из чаши, жрецы и предстоятели храма.

(13) Победу галлы одержали большую, и добыча была немалой: хотя животных по большей части задавило павшими деревьями, зато по всему пути разбитого, но не рассеявшегося в беспорядочном бегстве войска находили валявшиеся вещи.

25. (1) Известие об этом поражении так напугало Город, что лавки много дней оставались запертыми, и никто, словно в глухую ночь, не показывался на улицах. (2) Сенат поручил эдилам обойти Город, распорядиться открыть лавки и уничтожить эти признаки всеобщей скорби. Тиберий Семпроний, созвав сенат, утешал и уговаривал сенаторов: (3) Канны, говорил он, их не сломили; зачем же падать духом от меньших бедствий?

(4) Только бы в войне с карфагенянами, с Ганнибалом, все шло благополучно; он надеется, что так и будет; а войну с галлами пока можно спокойно отложить; отомстить им за коварство во власти богов и народа римского; подумаем о Ганнибале и о войсках, которые ведут войну с ним.

(5) Семпроний первым сообщил, сколько было в войске диктатора пехоты и конницы, сколько граждан и союзников; затем Марцелл сказал, сколько войска у него. (6) Расспросили людей сведущих, какое войско было у консула Гая Теренция в Апулии; не видели, откуда набрать консульские войска, достаточно сильные для такой войны. Поэтому войну с галлами, несмотря на справедливое негодование, решили в этом году не начинать.

(7) Войско диктатора было отдано консулу. Солдат, которые бежали после Канн и находились в войске Марцелла, переправили служить в Сицилию, пока в Италии будет продолжаться война; (8) туда же из войска диктатора перебросили слабосильных, не ограничив время их службы заранее установленным сроком, но только узаконенным числом походов.

(9) Два городских легиона были назначены второму консулу, который заместит Луция Постумия; он будет избран, как только благополучно закончатся ауспиции; (10) спешно вызвали из Сицилии два легиона – из них консул, получавший городские легионы, мог взять столько солдат, сколько ему потребуется. Консулу Гаю Теренцию решили продлить командование на год и не уменьшать его войско, защищавшее Апулию.

26. (1) Пока всем этим были заняты в Италии, в Испании война велась не менее деятельно и до той поры более удачно для римлян. (2) Публий и Гней Сципионы поделили между собой командование: Гней воевал на суше, Публий – на море. Гасдрубал, вождь карфагенян, не доверял ни своему флоту, ни своим сухопутным силам; он держался вдали от неприятеля, защищаемый расстоянием и самой местностью, и поджидал подкрепления из Африки, о котором давно и много просил (четыре тысячи пехоты и пятьсот конников).

(3) Надежды его ожили; он подвинул лагерь ближе к врагу и велел флоту снарядиться и приготовиться к охране островов и побережья. (4) В самый разгар этого переустройства Гасдрубал был потрясен известием об измене капитанов кораблей. Их сурово упрекали за то, что они трусливо бросили у Ибера флот, и после этого они уже никогда не отличались верностью ни вождю карфагенян, ни Карфагену.

(5) Эти перебежчики возмутили племя тартессиев[379]; подстрекаемые ими, отпали несколько городов, а один даже был взят приступом.

(6) Войну повели уже не с римлянами, а с этим племенем. Гасдрубал, войдя с войском наготове в неприятельскую область, решил напасть на Халба, знатного вождя тартессиев, который с сильным войском стоял лагерем у стен города, взятого за несколько дней до того. (7) Гасдрубал отправил вперед легковооруженных, которые выманили бы врага, а часть конницы послал грабить окрестности и хватать разбредшихся по полям.

(8) В лагере началось замешательство, а в полях избиение бежавших; но когда они отовсюду разными дорогами вернулись наконец в лагерь, то вдруг воспрянули духом. У них хватило мужества не только защищать укрепления, но и вызвать на бой неприятеля.

(9) Они вынеслись из лагеря, приплясывая по своему обычаю, и эта внезапная смелость поразила ужасом врага, еще недавно их дразнившего. (10) Гасдрубал повел свое войско на очень крутой холм над рекой, защищавшей этот холм, и собрал туда и легковооруженных, которые были посланы вперед, и разбредшихся всадников. Не считая верной защитой ни холм, ни реку, он укрепил лагерь валом и рвом.

(11) Страх охватил обе стороны, но все же было несколько схваток; нумидийский конник уступал испанскому, а мавр, метавший копье, воину с легким щитом, противники были одинаково быстры, но испанцы сильнее телом и духом.

27. (1) Всадники, разъезжавшие взад-вперед перед лагерем карфагенян, не могли их выманить, осада же лагеря была делом трудным. (2) Тартессии взяли приступом город Аскуя[380], куда Гасдрубал, вступая в пределы врагов, свез хлеб и остальной провиант, и завладели всей окрестностью; удерживать воинов в строю или в лагере было уже невозможно.

(3) Когда Гасдрубал увидел эту распущенность, обычную при удаче, он приказал своим воинам нападать на беспорядочно разбредшихся врагов, спустился с холма и повел на их лагерь выстроившееся войско. (4) Об этом сообщили вестники, впопыхах прибежавшие со сторожевых постов и вышек; велено было готовиться к бою.

(5) Похватав оружие, испанцы кинулись в бой в беспорядке, не построившись, без приказа, без сигнала. Передовые уже схватились врукопашную; одни бежали толпами, другие еще не вышли из лагеря.

(6) Такая дерзость сама по себе вначале перепугала противника, но затем, когда тартессии врассыпную напали на плотный строй, то из-за малочисленности оказались почти беззащитны: искали глазами друг друга и, отовсюду теснимые, сбились в круг, (7) прижимаясь человек к человеку, касаясь оружием оружия.

Их так стеснили, что они едва могли действовать оружием, окружили и допоздна избивали. (8) Вырвались немногие, они бежали в леса и горы. Лагерь покинули в таком же ужасе. На следующий день сдалось все племя.

(9) Но мир соблюдался недолго; внезапно из Карфагена пришел приказ Гасдрубалу немедленно вести войско в Италию. Когда слух об этом прошел по Испании, почти все испанцы перекинулись к римлянам[381]. (10) Гасдрубал тотчас же написал в Карфаген: известие о его отъезде принесло большой вред; если он действительно двинется с места, то не успеет перейти Ибер, как вся Испания будет римской.

(11) У него нет ни войска, ни вождя, которого он оставил бы вместо себя, а у римлян здесь такие полководцы[382], что и он едва ли смог бы устоять даже при равенстве сил. (12) Если в Карфагене хоть сколько-нибудь думают об Испании, то пусть пришлют ему преемника с сильным войском; и если даже все пройдет хорошо, то хлопот тому все-таки хватит.

28. (1) Письмо это сначала очень взволновало сенат карфагенян, но так как все думы их были только об Италии, то ничего из решенного о Гасдрубале и его войске не изменили; (2) Гимилькона послали с набранным, как положено, войском и увеличенным флотом удерживать Испанию и охранять ее с моря и суши.

(3) Переправившись с пехотой и моряками, он укрепил лагерь, вытащил корабли на сушу, обвел их валом, а сам с отборной конницей быстро, как только мог, осторожно пробрался через земли открыто враждебных и втайне неверных народов и прибыл к Гасдрубалу.

(4) Изложив ему решения и поручения сената, Гимилькон, в свою очередь, был наставлен им, как надо воевать в Испании, и вернулся в лагерь целым и невредимым: благодаря своей быстроте он ускользал раньше, чем враждебные ему племена успевали сговориться.

(5) Гасдрубал, прежде чем сняться с лагеря, потребовал денег ото всех покорных ему народов: он прекрасно знал, что Ганнибалу не раз приходилось платить за право пройти, (6) а помогали ему не иначе, как за деньги; без денег он не добрался бы до Альп. Быстро истребовав деньги, Гасдрубал пошел к Иберу.

(7) Когда римлянам сообщили о решениях карфагенян и о том, что Гасдрубал двинулся в путь, оба полководца все бросили и приготовились, соединив свои войска, идти ему навстречу и остановить его. (8) Ганнибал один замучил Италию, а если к нему присоединится Гасдрубал с испанским войском, то римскому государству придет конец.

(9) Встревоженные, полные забот, они стянули войска к Иберу и, перейдя реку, долго совещались, поставить ли лагерь рядом с лагерем Гасдрубала или просто задерживать его, нападая на карфагенских союзников. (10) Решили осадить город, названный по соседней реке Иберой, самый богатый в то время и в той области.

(11) Узнав об этом, Гасдрубал вместо помощи союзникам сам тоже пошел на город, недавно сдавшийся римлянам. (12) Римляне бросили начатую осаду и повернули на самого Гасдрубала.

29. (1) Несколько дней расстояние между лагерями было в пять миль; не обходилось без легких схваток, но настоящего сражения не было. (2) И вот, словно сговорившись, в один и тот же день обе стороны дали сигнал к битве и всем войском вышли на равнину. (3) Римское войско стояло в три ряда; застрельщики частью – между передовыми, частью – позади знамен, конники окружали фланги.

(4) У Гасдрубала середина строя была крепка испанцами; на правом фланге он поставил пунийцев, на левом – африканцев и вспомогательные отряды наемников, пунической пехоте придал из конницы нумидийцев, а остальную конницу – африканцам на флангах.

(5) Не все нумидийцы были помещены на правом фланге, но только конники с двумя лошадьми, как опытные наездники в пылу ожесточенной битвы привычно перепрыгивали в полном вооружении с усталой лошади на свежую: так ловки они сами и так выучены их лошади.

(6) Выстроенные таким образом войска стояли одно против другого, и на обеих сторонах надежды полководцев были почти одинаковы: войска ни численностью, ни составом своим не уступали одно другому, но настроение у воинов было очень разное.

(7) Предводители римлян, хотя и сражавшиеся вдали от отечества, легко убедили своих, что сражаются они за Италию и за Рим: солдаты, понимая, что их возвращение домой зависит от исхода битвы, твердо решили победить или умереть. (8) В другом войске такой решимости не было: большинство в нем были испанцы, которые предпочитали поражение в Испании победе, после которой их поволокут в Италию.

(9) При первом же столкновении, едва успели метнуть копья, как солдаты в середине Гасдрубалова строя стали отступать, а когда римляне стремительно на них кинулись, повернулись и побежали. На флангах сражались решительнее.

(10) Римлян теснили с одной стороны пунийцы, с другой – африканцы; приходилось, словно попав в окружение, отбиваться на две стороны, (11) но когда между неприятельскими флангами оказалось все римское войско, у него хватило сил удержать их разъединенными. (12) Теперь шли как бы два разных сражения; в обоих римляне, которые, разгромив середину вражеского строя, превосходили противника численностью и мужеством, одержали несомненную победу.

(13) Людей было убито множество[383]; если бы испанцы, едва вступив в сражение, не кинулись врассыпную, то мало кто уцелел бы из всего войска. (14) Конница и вовсе не вступала в битву: когда мавры и нумидийцы увидели, что середина строя не выдерживает натиска, они побежали, оставив фланги неприкрытыми и угоняя с собою слонов.

(15) Гасдрубал, медливший до самого конца сражения, бежал, сопровождаемый немногими. Лагерь его римляне взяли и разграбили. (16) Если среди испанцев и были какие-то колебания, то победа соединила Испанию с Римом. Гасдрубалу нечего было и думать о походе в Италию; небезопасно было и оставаться в Испании.

(17) Когда это из писем Сципионов стало известно в Риме, то все обрадовались не столько победе, сколько тому, что Гасдрубал не сможет прийти в Италию[384].

30. (1) Пока все это происходило в Испании, в Бруттии Гимильконом, префектом Ганнибала, после нескольких месяцев осады была взята Петелия. (2) Пунийцам эта победа стоила многих убитых и раненых, и никакая сила не одолела бы осажденных, но голод их победил.

(3) Съеден был весь хлеб, все животные, вплоть до не употребляемых в пищу; под конец жили, питаясь травой, кореньями, молодой корой, сорванными листьями, ели кожу (4) и сдались, только когда уже не было сил стоять на стенах и держать оружие. (5) Взяв Петелию, Гимилькон повел войско к Консенции[385]; город защищался не так упорно и сдался через несколько дней.

(6) Почти теми же днями войско бруттийцев окружило Кротон[386], греческий город, когда-то богатый, многолюдный, с большим войском, а тогда, после многих и тяжких бедствий, насчитывавший меньше двух тысяч граждан. (7) Защищать город было некому, и враги легко им овладели; горожане удержали лишь крепость, куда некоторым удалось бежать среди суматохи и резни при взятии города.

(8) И локрийцы[387], преданные своей знатью, отпали к бруттийцам и пунийцам. (9) В этой области только жители Регия[388] остались независимы и верны римлянам; (10) в Сицилии началось такое же шатание умов, и даже не весь дом Гиерона устоял: (11) Гелон, старший в семье, не подумал ни о престарелом отце, ни о союзе с римлянами и сразу после Канн перекинулся к пунийцам.

(12) Он поднял бы против римлян Сицилию, если бы его, вооружавшего толпу и уговаривавшего союзников, не похитила смерть, и до того вовремя, что тут заподозрили руку отца. (13) Такие события, по-разному заканчивавшиеся, происходили в этом [216 г. до н. э.] году в Италии, Африке, Сицилии, Испании. В конце года Квинт Фабий Максим попросил у сената разрешения освятить храм Венеры Эрицинской, который он построил по обету, данному, когда был диктатором.

(14) Сенат постановил: пусть Тиберий Семпроний, будущий консул, по вступлении в должность предложит народу назначить Квинта Фабия дуумвиром для освящения храма. (15) Трое сыновей Марка Эмилия Лепида, бывшего консулом и авгуром, – Луций, Марк и Квинт – устроили погребальные игры в честь отца и вывели на форум двадцать две пары гладиаторов.

(16) Курульные эдилы, Гай Леторий и Тиберий Семпроний Гракх, назначенный в консулы и бывший одновременно эдилом и начальником конницы, дали Римские игры, длившиеся три дня. (17) Плебейские игры, данные эдилами Марком Аврелием Коттой и Марком Клавдием Марцеллом, повторены были три раза.

(18) В конце третьего года войны с Карфагеном консул Тиберий Семпроний в мартовские иды вступил в свою должность [215 г. до н. э.]. Преторы Квинт Фульвий Флакк (бывший консул и бывший цензор[389]) и Марк Валерий Левин получили по жребию: первый – суды по делам граждан, второй – по делам чужестранцев.

По жребию получили в управление: Аппий Клавдий Пульхр – Сицилию, Квинт Муций Сцевола – Сардинию. (19) Народ дал Марку Марцеллу проконсульскую власть, так как после каннского поражения он единственный из римских полководцев удачно воевал в Италии.

31. (1) Сенат, в первый день года заседавший на Капитолии[390], постановил установить на этот год двойной налог, половину взысканий немедленно, (2) чтобы уплатить жалованье и имеющемуся налицо войску, исключая солдат, участвовавших в Каннском сражении.

(3) О войсках постановлено было, чтобы консул Тиберий Семпроний назначил двум городским легионам день для сбора в Калах; оттуда эти легионы должны быть отведены в Клавдиев лагерь над Свессулой, (4) а стоявшие там легионы (в основном из солдат, сражавшихся под Каннами, претор Аппий Клавдий Пульхр должен перебросить в Сицилию; находившиеся же в Сицилии должны быть переправлены в Рим.

(5) К войску, которому назначили день собраться в Калах, послан был Марк Клавдий Марцелл. Ему же велено было отвести в Клавдиев лагерь городские легионы. Аппий Клавдий отправил своего легата Тиберия Мецилия Кротона (6) принять старое войско и отвести его в Сицилию.

(7) Сначала люди молча ожидали, что консул назначит выборы своего коллеги; но затем, когда увидели, что Марцелл, которого как раз и хотели выбрать на этот год консулом, потому что он превосходно воевал, будучи претором, словно нарочно отослан, в курии начался ропот.

(8) Консул понял, в чем дело, и обратился к сенаторам: «Отцы-сенаторы, в интересах государства было и то, чтобы Марк Клавдий отправился в Кампанию сменить войска, и то, чтобы день выборов был установлен не раньше, чем он вернется, исполнив порученное ему дело, и вы имели консулом человека, какого требует время и какого вы особенно хотели». (9) О выборах до возвращения Марцелла перестали говорить.

Тем временем выбрали двух дуумвиров – Квинта Фабия Максима и Тита Отацилия Красса, которые должны были освятить храмы: Отацилий – Ума, Фабий – Венеры Эрицинской; оба храма на Капитолии и разделены только рвом. (10) Предложено было народу дать тремстам всадникам-кампанцам, которые верно отслужили свой срок в Сицилии и прибыли в Рим, римское гражданство и считать их кумскими горожанами[391] с того дня, как кампанский народ изменил Риму.

(11) Это предложение было внесено потому, что они говорили, будто сами не знают, кто они: старое отечество ими покинуто, а там, куда они возвратились, их еще не приняли. (12) По возвращении Марцелла от войска назначили выборы консула на место Луция Постумия.

(13) Единодушно был выбран Марцелл, немедленно вступивший в должность. Так как при этом прогремел гром, призвали авгуров, и те объявили, что он выбран огрешно; сенаторы всюду твердили, что впервые оба консула плебеи и богам это неугодно. Марцелл отказался от должности, на его место консулом в третий раз выбран был Квинт Фабий Максим.

(14) В этом году горело море; в Синуэссе корова отелилась жеребенком; в Ланувии в храме Юноны Спасительницы из статуй сочилась кровь, вокруг ее храма шел каменный дождь. Состоялось, как положено, девятидневное молебствие в отвращение злого знамения; остальные знамения тоже были заботливо отвращены.

32. (1) Консулы поделили между собой войска: Фабию досталось войско, стоявшее в Теане, которым прежде командовал диктатор Марк Юний; Семпронию – находившиеся там рабы-добровольцы[392] и двадцать пять тысяч союзников. (2) Претору Марку Валерию – легионы, возвращаемые из Сицилии. Марк Клавдий был отправлен с проконсульскими полномочиями к войску, которое стояло над Свессулой, чтобы охранять Нолу.

Преторы отбыли в Сицилию и Сардинию. (3) Консулы постановили: пусть сенаторы и те, кто имеет право высказываться в сенате, будучи приглашены туда, собираются у Капенских ворот[393]. (4) Преторы-судьи заседали у общественного пруда[394]; туда велено было представлять поручительства о явке, и там в этом году шел суд.

(5) Магон, брат Ганнибала[395], собирался переправить в Италию двенадцать тысяч пехотинцев, полторы тысячи всадников, двадцать слонов и тысячу талантов серебра под охраной шестидесяти военных судов, (6) когда в Карфаген пришло известие: в Испании плохо – почти все народы этой провинции отпали к Риму.

(7) Были люди, желавшие, чтобы Магон бросил думать об Италии и повернул в Испанию, когда блеснула внезапная надежда вернуть Сардинию: (8) римского войска там мало, старый претор Авл Корнелий, хорошо знавший провинцию, отбыл, а нового еще ждут; (9) сарды устали под длительной властью римлян[396]; сардами распоряжались в прошлом году жестоко и своекорыстно; люди замучены тяжелым налогом и несправедливым хлебным побором.

Нет только вождя, за которым они бы пошли. (10) Знатные сарды отправили тайное посольство с этими сведениями; особенно старался Гампсикора, самый богатый и влиятельный. (11) Эти сведения и тревожили и обнадеживали: Магона с его флотом и войском отправили в Испанию, (12) а ведать Сардинией поставили Гасдрубала и дали ему почти столько же войска, сколько Магону.

(13) В Риме консулы, покончив с тем, что надо было сделать в Городе, собирались на войну. (14) Семпроний назначил день для сбора войск в Свессе[397]; Квинт Фабий, посовещавшись с сенатом, распорядился: до июня всем свезти хлеб с полей в укрепленные города; (15) у тех, кто не привезет, он опустошит поля, рабов продаст на торгах, усадьбы сожжет. Преторам, избранным для ведения дел в суде, пришлось принять участие и в войне[398].

(16) Претора Валерия решили послать в Апулию, чтобы принять войско от Теренция, с легионами, которые прибудут из Сицилии, охранять эту область, а войско Теренция отправить в Тарент с кем-нибудь из легатов; (17) Валерию же дать двадцать пять судов для охраны побережья между Брундизием и Тарентом.

(18) Столько же кораблей назначено было городскому претору Квинту Фульвию, чтобы охранять побережье близ Города. (19) Проконсулу Гаю Теренцию поручен набор новобранцев в Пиценской области и охрана тех мест. (20) Тит Отацилий Красс освятил храм Ума на Капитолии и отправлен в Сицилию командовать флотом.

33. (1) За этой борьбой сильнейших на земле народов следили все племена и цари, (2) и особенно Филипп, царь Македонский: его царство было ближайшим к Италии, отделяло его от нее только Ионийское море. (3) Услышав о переходе Ганнибала через Альпы, Филипп обрадовался войне между римлянами и карфагенянами, но, пока было неизвестно, на чьей стороне перевес, он колебался, кому желать победы.

(4) Когда в третьем сражении карфагеняне в третий раз оказались победителями, Филипп склонился к тем, кому счастье благоприятствовало, и отправил послов к Ганнибалу. Миновав охраняемые римским флотом Брундизий и Тарент, они высадились у храма Юноны Лацинии[399], (5) оттуда через Апулию направились в Капую, но на пути наткнулись на римский гарнизон и были отведены к претору Валерию Левину, стоявшему лагерем подле Луцерии.

(6) Ксенофан, глава посольства, смело заявил, что он послан царем Филиппом заключить дружественный союз с римским народом: у него поручения к консулам, сенату и римскому народу. (7) Старые союзники отпадали одни за другими; претор очень обрадовался новому союзнику, славному царю, и дружелюбно принял врагов, как гостей, (8) дал им провожатых, заботливо рассказал, какой дорогой идти, какие места, леса и ущелья во власти римлян и какие – врагов.

(9) Ксенофан прошел среди римских гарнизонов в Кампанию и оттуда ближайшей дорогой прибыл к Ганнибалу и заключил с ним дружественный союз на таких условиях: (10) царь Филипп переправится в Италию с флотом как можно большим (полагали, что он сможет снарядить двести кораблей) и будет опустошать морское побережье, на его долю выпадет война на суше и на море; (11) по окончании войны вся Италия и самый Рим будут принадлежать Карфагену и Ганнибалу, и вся добыча достанется Ганнибалу; (12) окончательно покорив Италию, они отплывут в Грецию и поведут войну, с кем укажет царь; государства на материке и острова, принадлежащие Македонии, будут принадлежать Филиппу и войдут в его царство.

34. (1) На таких примерно условиях заключен был союз между пуническим вождем и македонскими послами; (2) вместе с ними к царю для утверждения им договора отправлены были послами Гисгон, Бостар и Магон. Они пришли к храму Юноны Лацинии, где стоял на причале спрятанный корабль, (3) но, когда они вышли в открытое море, их заметил римский флот, охранявший берега Калабрии.

(4) Валерий Флакк послал вдогонку легкие суда с приказом захватить этот корабль; царские послы сначала пытались убежать, но, видя, что преследователи превосходят их скоростью, сдались римлянам. (5) Их привели к префекту флота, который спросил, кто они, откуда и куда держат путь. Ксенофан, счастливо сочинивший уже одну лживую выдумку, заявил: он послан Филиппом к римлянам, к Марку Валерию он добрался единственной безопасной дорогой, пройти через Кампанию он не смог, так как она вся в кольце неприятельских отрядов.

(6) Пуническая одежда и все обличье Ганнибаловых послов внушали подозрение; их стали расспрашивать, речь их выдала. (7) Их, до смерти напуганных, разъединили, нашли письма от Ганнибала к Филиппу и договор между царем македонян и вождем карфагенян. (8) Хорошо с ними ознакомившись, сочли наилучшим поскорее отвезти пленников и их спутников в Рим, к сенату и консулам, где бы те ни находились.

(9) Выбрали пять самых быстрых кораблей и командиру их, Луцию Валерию Антиату, велели рассадить послов по всем кораблям, держать их под стражей и следить, чтобы они не разговаривали друг с другом и не делились бы замыслами.

(10) В это же время вернулся из Сардинии Авл Корнелий Маммула и доложил, в каком состоянии остров: все только и думают о войне и отпадении; (11) Квинт Муций, прибывший ему на смену, слег от тяжелого климата и плохой воды – (12) болезнь не опасная, но продолжительная, и он долго не сможет командовать войском; тамошнего войска вполне достаточно для охраны мирной провинции, но мало для войны, которая, по-видимому, вот-вот начнется.

(13) Сенат постановил, что Квинту Фульвию Флакку надлежит набрать пять тысяч пехоты и четыреста всадников, переправить этот легион как можно скорее в Сардинию (14) и послать туда, по своему выбору, человека, облеченного полнотой власти, который будет ведать Сардинией до выздоровления Муция. (15) Отправили Тита Манлия Торквата, дважды консула и цензора[400]; в консульство свое он и покорил Сардинию.

(16) Почти в это самое время из Карфагена отправили в Сардинию флот под начальством Гасдрубала, прозванного Плешивым. (17) Флот, потрепанный жестокой бурей, прибило к Балеарским островам; там поломаны были не только снасти, но и расшатало самые корпуса судов; корабли вытащили на берег и стали их чинить; заняты были этим долго.

35. (1) Воевали в Италии после Канн вяло: силы одной стороны были сломлены, другая ослабела духом. (2) Кампанцы решили действовать самостоятельно и подчинить себе Кумы; сначала они убеждали их отпасть от Рима, но безуспешно, и тогда приготовились действовать хитростью.

(3) У всех кампанцев было заведено ежегодно приносить сообща жертву в Гамах[401]. Куманцев уведомили, что туда прибудет кампанский сенат, и пригласили туда же сенат куманцев посовещаться о том, чтобы иметь общих друзей и врагов; (4) там, сказали им, будет вооруженная охрана на случай какой-нибудь опасности от римлян или пунийцев. Куманцы подозревали ловушку, но прийти не отказались, рассчитывая скрыть собственный хитрый умысел.

(5) Тем временем римский консул Тиберий Семпроний в Синуэссе в назначенный для сбора день сделал смотр войску, принес за него жертву и, перейдя реку Вултурн, стал лагерем около Литерна[402]. (6) Свободного времени было много, и Семпроний часто солдат заставлял упражняться, чтобы новобранцы – в большинстве добровольцы из рабов – привыкли ходить под знаменами и знать свое место в строю.

(7) Полководец был особенно озабочен (того же он требовал от легатов и трибунов) тем, чтобы никакие попреки позорным прошлым не поселяли вражды в солдатской среде; старый солдат и новобранец, свободный и раб-доброволец пусть знают – сейчас они уравнены между собой; (8) все, кому римский народ вверил оружие свое и знамена, пусть считают себя достаточно почтенными и благородными.

Этого потребовали и требуют обстоятельства. (9) Эти наставления одинаково строго соблюдались и начальниками и воинами, и такое единодушие вскоре спаяло всех так, что почти забылось, из какого звания кто стал солдатом. (10) Гракх был занят этим, когда послы из Кум сообщили ему, какое от кампанцев посольство пришло к ним за несколько дней до того и как они кампанцам ответили: (11) через три дня праздник – не только весь сенат будет там, но и лагерь кампанского войска.

(12) Гракх велел куманцам свезти весь урожай с полей в город и оставаться в его стенах; сам он накануне установленного у кампанцев жертвоприношения двинулся к Кумам. (13) Гамы отстоят от них на три мили. Множество кампанцев, как и было условлено, там собралось; неподалеку разбил лагерь Марий Алфий, медикс тутикус (это главное должностное лицо у кампанцев), с войском в четырнадцать тысяч человек.

(14) Он был больше занят подготовкой к жертвоприношению и задуманной ловушке, чем укреплением лагеря и вообще каким-либо воинским делом. (15) Жертвоприношение совершали ночью, все заканчивалось до полуночи.

(16) Гракх счел, что это как раз подходящее время устроить засаду; он поставил у ворот охрану, чтобы никто не выдал его планов, собрал около десятого часа солдат, велел им привести себя в порядок и немного поспать, (17) а, как только стемнеет, по данному знаку строиться.

Около первой стражи он построил их, выступил в полном молчании и подошел к Гамам глухой ночью; (18) лагерь после ночного священнодействия не охранялся – Гракх ворвался в него через все ворота, перебил и спавших, и безоружных, возвращавшихся после жертвоприношения.

(19) В этой ночной суматохе было перебито больше двух тысяч человек, убит и сам Марий Алфий, в плен взято ‹…›[403] тысяч человек и тридцать четыре военных знамени.

36. (1) Гракх потерял меньше ста солдат, овладел неприятельским лагерем и быстро вернулся в Кумы, опасаясь Ганнибала, стоявшего лагерем над Капуей на Тифатах[404]. (2) Предусмотрительность оправдала себя: как только в Капую пришло известие об этом поражении, Ганнибал, решив, что победители, новобранцы из рабов, (3) безудержно ликуя, грабят побежденных и собирают добычу, спешно прошел мимо Капуи к Гамам; встреченных им бежавших кампанцев он приказал с охраной сопроводить в Капую, а для раненых дать повозки.

(4) В Гамах он нашел пустой лагерь: только следы недавней бойни и повсюду лежавшие трупы союзников. (5) Некоторые советовали ему сразу же идти на Кумы и осадить город. (6) Этого же очень хотел и сам Ганнибал: овладеть Неаполем он не смог, а были бы у него Кумы, был бы приморский город. Он, однако, вернулся в свой лагерь на Тифатах, потому что солдаты второпях ничего не захватили с собой, кроме оружия.

Кампанцы, не давая покоя, упрашивали его, и он на следующий день вернулся к Кумам со всем снаряжением для осады, (7) полностью опустошил окрестности Кум и расположился лагерем в миле от города. (8) Гракх не двинулся с места: не то чтобы он был так уверен в своем войске, но считал бессовестным оставить в такой беде союзников, взывавших к нему и римскому народу и к их обещаниям.

(9) Консул Фабий, стоявший лагерем под Казилином, тоже не решился переправить войско через реку Вултурн: сначала он повторял ауспиции, а потом приносил искупительные жертвы по поводу страшных знамений, о которых ему непрерывно сообщали (по словам гаруспиков[405], отвратить беду было трудно).

37. (1) По этим причинам Фабий задерживался; Семпроний находился в осаде; по городу били из катапульт. (2) Против огромной деревянной башни, подвезенной к городу, римский консул воздвиг на стене башню, более высокую: под нее подложены были мощные опоры, да и сама по себе стена была высока.

(3) Оттуда воины, защищавшие городские стены, бросали сначала камни, колья и прочее; (4) увидев же, что осаждающие придвинули башню вплотную к стене, они забросали ее пылающими факелами и зажгли. (5) Толпа солдат, испугавшись пожара, стремительно кинулась из башни; римляне же, вырвавшись одновременно из двух городских ворот, опрокинули стоянки врагов и прогнали их в лагерь.

В тот день карфагеняне напоминали скорее осажденных, чем осаждающих; (6) с тысячу триста их перебили, пятьдесят девять попали в плен – их застигли врасплох: беспечные, ничем не занятые, они слонялись вокруг города и своих постов, даже не думая о том, что враг может сделать вылазку. (7) Гракх, пока враг еще не опомнился от страха и неожиданности, велел дать знак к отступлению и впустил своих в город.

(8) На следующий день Ганнибал выстроил свое войско между лагерем и городскими стенами, полагая, что консул, обрадованный удачной битвой, захочет сразиться в открытом бою. (9) Видя, что в городе все остаются на привычных постах и не собираются ничего делать очертя голову, он вернулся, ничего не достигнув, к Тифатам.

(10) В те же самые дни, когда с Кум снята была осада, в Лукании, под Грументом[406], у Тиберия Семпрония, прозванного Долговязым[407], удачно закончилось сражение с карфагеняном Ганноном: (11) убито было больше двух тысяч врагов, а своих погибло лишь двести восемьдесят; знамен взято до сорока одного. Ганнон, выгнанный из Лукании, вернулся обратно в Бруттий.

(12) У гирпинов три города – Верцеллий, Весцеллий и Сицилин, – отпавшие от римлян, были взяты назад претором Марком Валерием; виновников отпадения обезглавили. (13) Больше пяти тысяч пленных продали с торгов, остальную добычу оставили солдатам; войско увели обратно в Луцерию.

38. (1) Пока все это происходит в Лукании и у гирпинов, пять кораблей, на которых везли в Рим захваченных в плен послов – македонян и карфагенян, вошли из Верхнего моря в Нижнее[408], обогнув почти все италийское побережье. (2) Когда на парусах они шли мимо Кум, Гракх, не зная в точности, враги это или союзники, выслал им навстречу свои суда.

(3) Когда из взаимных расспросов узнали, что консул в этом городе, суда пристали в Кумах, пленных привели к Гракхуи отдали ему письма. (4) Консул, прочитав письма Филиппа и Ганнибала, запечатал их и отправил сушей в сенат, послов приказал довезти морем.

(5) Послы и письма оказались в Риме почти в один и тот же день; слова допрашиваемых совпали с письмами. Сенаторы сначала очень встревожились, увидев, что на них, с трудом выдерживающих войну с Карфагеном, надвигается трудная война с Македонией. (6) Духом, однако, они не пали: сразу же стали обсуждать, как им начать войну самим и не пустить врага в Италию.

(7) Пленных велено было посадить в тюрьму, их провожатых продать с торгов; к флоту в двадцать пять кораблей, которым командовал префект Публий Валерий Флакк, решили добавить еще двадцать пять. (8) Корабли снарядили и спустили на воду, добавили еще пять – те, на которых привезли пленных послов, – и тридцать кораблей отбыло из Остии в Тарент;

(9) Публию Валерию велено было посадить на корабли солдат Варрона, которыми командовал в Таренте легат Луций Апустий, и флотом в пятьдесят пять кораблей не только охранять берег Италии, но и разведать насчет войны с Македонией.

(10) Если замыслы Филиппа действительно таковы, как это следует из письма и рассказов послов, (11) то пусть Публий Валерий напишет об этом претору Марку Валерию, а тот, передав командование войском легату Луцию Апустию, отбудет в Тарент к флоту, сразу же переправится в Македонию и постарается удержать Филиппа в его царстве.

(12) На содержание флота и на войну с Македонией были назначены деньги, посланные Аппию Клавдию в Сицилию для возвращения их царю Гиерону; Луций Антистий, легат, отвез их в Тарент. (13) Тогда же Гиерон прислал двести тысяч модиев пшеницы и сто тысяч ячменя.

39. (1) В Риме были заняты этими приготовлениями, а один из захваченных кораблей, направленных в Рим, по дороге ускользнул и вернулся к Филиппу; потому и узнали, что послы с письмами захвачены. (2) Царь, не зная, как договорились его послы с Ганнибалом и что они ему сообщили бы, отправил второе посольство с теми же поручениями.

(3) Отправлены были к Ганнибалу Гераклит, прозванный Темным, беотиец Критон и Сосифей из Магнесии. Они благополучно выполнили поручение и принесли ответ. (4) Лето, однако, прошло раньше, чем царь успел что-либо предпринять и сделать; так захват одного корабля с послами оказался весьма важным: отсрочил войну, нависшую над римлянами.

(5) Фабий принес искупительные жертвы (были страшные знамения) и перешел Вултурн; теперь оба консула вели войну вокруг Капуи. (6) Города Комбультерия, Требула и Австикула, отпавшие к карфагенянам, Фабий взял приступом, захватил гарнизоны Ганнибала и многих кампанцев.

(7) В Ноле, как и в прошлом году, сенат был на стороне римлян, а простой народ – Ганнибала. Тайно замышляли перебить знать и выдать город. (8) Чтобы к этому даже не приступали, Фабий прошел с войском между Капуей и лагерем Ганнибала на Тифатах и расположился над Свессулой в Клавдиевом лагере, оттуда он отправил пропретора[409] Марка Марцелла с войском, у него бывшим, охранять Нолу.

40. (1) В Сардинии претор Тит Манлий, который теперь ею управлял, вновь взялся за дела, заброшенные тяжело заболевшим претором Квинтом Муцием. (2) Манлий вытащил военные суда на берег у Карал, вооружил моряков для войны на суше и принял войско от претора: двадцать две тысячи пехоты и тысячу двести человек конницы.

(3) С этой конницей и пехотой он вступил во вражескую землю и расположился лагерем неподалеку от лагеря Гампсикоры. Случилось, что Гампсикора отправился на то время к «сардам в козьих шкурах»[410], рассчитывая вооружить их молодежь и пополнить ею свое войско; начальником лагеря был его сын Гост.

(4) Он, по-юношески горячий, неосмотрительно завязал сражение, был разбит и обращен в бегство. В этом сражении было убито тысячи три сардов, человек восемьсот взято в плен. (5) Остальное войско, сначала скитавшееся по полям и лесам, прослышав, куда бежал вождь, собралось в городе Корн[411], столице этой области.

(6) Этой битвой и окончилась бы война в Сардинии, если бы пунический флот, которым командовал Гасдрубал, не был отброшен бурей к Балеарам – как раз тогда, когда опасались возобновления войны. (7) Манлий, услышав о появлении пунического флота, отбыл в Каралы[412]; это дало Гампсикоре случай соединиться с карфагенянами.

(8) Гасдрубал, высадив войско, отослал флот назад в Карфаген. С Гампсикорой, как с проводником, он ограбил земли римских союзников и дошел бы до Карал, если бы Манлий не вышел ему навстречу с войском и не положил конец его широко разошедшемуся грабежу.

(9) Лагеря находились на небольшом расстоянии один от другого; вскоре начались незначительные схватки с переменным успехом; наконец дано было настоящее сражение, длившееся четыре часа, (10) потому, что благодаря пунийцам оно долго оставалось нерешенным (сарды привыкли быть битыми), но наконец, видя бегство сардов и груды их трупов вокруг, пунийцы тоже обратились в бегство.

(11) Их, бегущих, римляне окружили тем флангом, который прогнал и сардов. Началась скорее резня, чем сражение. (12) Перебито было двенадцать тысяч врагов, сардов и пунийцев; в плен было взято около трех тысяч семисот человек; захвачено двадцать семь воинских знамен.

41. (1) Славной и памятной эта битва стала потому, что был захвачен командующий Гасдрубал и знатные карфагеняне – Ганнон и Магон. (2) Магон из рода Барки был связан с Ганнибалом близким родством; Ганнон подстрекнул сардов к восстанию и, несомненно, развязал всю эту войну.

(3) Вожди сардов прославили эту битву своими бедствиями: сын Гампсикоры пал в бою; (4) Гампсикора, бежавший с несколькими всадниками, услышав еще и о гибели сына, покончил с собой – ночью, чтобы никто не помешал; (5) убежищем для остальных беглецов был, как и раньше, город Корн. Манлий, подойдя с победоносным войском, взял его через несколько дней.

(6) Затем и остальные города, отпавшие к Гампсикоре и карфагенянам, сдались и дали заложников. Наложив на них, в соответствии с возможностями и виной каждого, дань деньгами и хлебом, Манлий вернулся с войском в Каралы. (7) Там, спустив на воду военные суда и посадив на них бывшее с ним войско, он отплыл в Рим и возвестил сенаторам, что Сардиния окончательно усмирена; деньги он передал квесторам, хлеб – эдилам, пленных – претору Квинту Фульвию.

(8) В это же время претор Тит Отацилий[413] переправился с флотом из Лилибея в Африку и разграбил Карфагенскую область. Направившись в Сардинию, (9) куда, по слухам, недавно прибыл с Балеар Гасдрубал, Отацилий неожиданно наткнулся на африканский флот; в открытом море завязалось незначительное сражение, и Отацилий захватил семь судов с моряками. Страх, словно буря, разбросал остальные суда.

(10) Почти в эти же дни и Бомилькар прибыл в Локры с воинами, слонами и провиантом, посланными из Карфагена для подкрепления. (11) Аппий Клавдий, желая захватить город врасплох, притворился, будто объезжает свою провинцию, стремительно переправил войско в Мессану, пользуясь и ветром и приливом, и оттуда – в Локры.

(12) Бомилькар же оттуда уже отбыл к Ганнону в Бруттий, а Локры закрыли ворота перед римлянами. После многократных попыток Аппий вернулся в Мессану, ничего не добившись.

(13) Тем же летом Марцелл совершал из Нолы, где он поставил свой гарнизон, частые набеги на земли гирпинов и самнитов; он так опустошил их огнем и мечом, что оживил у самнитов память о старых их поражениях[414].