Описание земли Камчатки Крашенинников Степан
Ленгельваль губа кончится мысом Кугман, до которого от Опокоча не более трех верст. Оттуда до зимнего жилища средних коряков, которое находится при губе Янгвииочун, около трех же верст.
Верстах в 6 от средних коряков есть губа Уйван, в которую пал небольшой ручей, и которая потому достойна примечания, что при устье ручья бывает обыкновенно тюленья ловля.
От устья помянутого ручья верстах в 10 следует речка Биллингенно, верстах в 18 Аукинега, от ней в верстах 15 Евлунган, а потом знатная речка Асиглан, а по-корякски Уегина-ваем, до которой от Евлунгана с 15 верст.
Недалеко от устья Асиглана находится зимнее жилище средних коряков, которые состоят под ведением князца Теллика.
Верстах в 14 от Асиглана пала в море Нукчан-речка, которая течет с северо-западной стороны и по двум причинам достойна примечания: 1) что по ней кроме другого изрядного леса растет весьма толстый топольник, из которого тамошние коряки байдары свои делают, 2) что хребет Нукчанунин, из которого она выпала и который от устья ее верстах в 30, есть границею между коряками и тунгусами, или ламутками.
От Нукчана до реки Олы, которая от ней верстах в 70 полагается, нет никаких знатных рек. Ола-река пала в малую губу, которая Ольским култуком называется. Верстах в 6 от объявленной реки есть мыс Колдерентин, где сбирается каменное масло[100].
Верстах в 5 от реченного мыса пала в море Конгелиен, а от нее в равном расстоянии Даринла-речка, потом верстах в 75 следует речка Отакич, а от нее в 7 верстах Чебу, против устья которой почти прямо недалеко от берега находится Чалун, или Арманский остров. Верстах в 4 далее устья ее есть урочище Ларгабем, где коряки тюленей промышляют.
От урочища Ларгабем верстах в 15 находится первое устье реки Алмана, а оттуда верстах в 10 второе, и последнее. Оная река обоими устьями пала во внутреннюю немалую губу, называемую Алманскою, которой устье, где с морем соединяется, будет на половине между речными устьями: ширина его до 25 сажен, а глубина до 5 футов. Посреди губы есть немалый остров, Телидек именуемый, где ламутки имеют летнее свое жилище, а зимние их юрты построены над губою немного далее первого устья реки Алмана.
В 36 верстах от последнего устья реки Алмана течет река Ена, она ж и Задавлена, а от ней в 4 верстах Тауй-река, которая по-ламутски Кутана-Амар называется и пала в немалую губу Омохтон многими устьями, из которых знатнейшие протоки Амунка, Горбей и Кутана. От Амунки до Горбея 16, а от Горбея до Кутаны, или Обжорной, только две версты.
Между устьями реченных проток находятся в разных местах летние ламутские жилища, а зимнее их жилище верстах в 9 от Кутаны, около горы Азедериттина. По левую сторону Тауя-реки над Амункою протокою стоит Тауйский острог, в котором строений часовня, комиссарский двор, 7 дворов, в которых живут служивые, да изба, в которой аманаты ламутские держатся. Начало сего острога, который прежде зимовьем назывался, от 1717 года. От Амунки до Ены расстояния токмо одна верста.
Морской берег от Пареня почти до самого Алмана каменист и горист, а оттуда до Тауя мягок и низок.
Верстах в 15 от Кутаны протоки вытянулся в море Тонгорский мыс, где верхний култук вышеописанной губы Омохтона.
От Тонгорского мыса в 24 верстах течет небольшая речка Бой-геббу, от нее в 10 верстах Авлемон, от Авлемона в версте Амтулала, от Амтулалы в версте ж Улкан, от Улкана в равном расстоянии Олкотан, которые все пали в Матиклей губу.
За ними следует Бодлие-речка, потом Амдиттал, Амкор, Ачатла и Волемка, между которыми по версте только расстояния. Недалеко от речки Волемки вытянулся в море мыс Урекчан, а от него верстах в полуторах Матил, а напоследок Амтиклей, или Матиклей-речка, имеет течение. От Матила до Матиклея, от которой помянутая губа имеет название, не больше двух верст, а от Матиклея до мыса Ламарау, где Матиклей губа кончится, 18 верст.
Отсюда до самой Ини-реки верст на полчетверти ста нет никаких примечания достойных речек. Иня-река, по-ламутски Инга-Амар, течет во внутреннюю губу, Усть-Инской назыаемую, над устьем которой построены зимовье и маяк для судов, чтоб оным, следуя с Камчатки в Охотск, узнать охотское устье: ибо суда по большей части около устья ее к земле приближаются. Есть же вверх по ней и ламутских жилищ немало.
От Ини следует река Ульбея, а потом Уйрекан-речка. От Ини до Улбеи верст около 18, а от ней до Уйрекана верст около 50. На устье Уйрекана построено зимовье, которое, однако ж, по большей части бывает пусто.
В версте от Уйрекана течет Мыткас, от Мыткаса верстах в 2 Бракани, а потом Богая, то есть «накипная речка», до которой от Бракани верст с 5 расстояния.
От Богая до реки Кухтуя, которая против Охотского острога в Охоту пала, находятся только две речки – Гербу и Очи: первая от Богая верстах в 9, последняя от первой верстах в четырех, а Кухтуй-река от Очи в 6 верстах. Сия немалая река течет из одного хребта с рекою Оролом, а до вершины ее около 200 верст почитается.
Она пала устьем в реку Охоту близ самого моря, недалеко от устья Бул-гинской протоки. При соединении их есть немалая губа, в которой морские суда становятся. Особливо важна помянутая река для Охотского порта по великому своему в лиственничном лесу и в другом удобном к строению судов изобилию, которого по реке Охоте не столько находится.
Охота-река имеет три устья, из которых одно Новым, другое Старым, а третье Булгинскою протокою называется. От Нового до Старого устья 2 версты 200 сажен, а от Старого до Булгинской протоки 1 верста и 300 сажен. В Новом устье вода бывает токмо в великое наводнение, однако и тогда судами входить в него нельзя.
Нынешний Охотск построен между Новым и Старым устьями, на самом почти морском берегу, а прежний, что ныне старым острогом называется, верстах в 6 от моря населен был. Сие место называется Охотским портом, а в просторечии Ламою, и имеет в своем правлении Камчатку[101] и берега Пенжинского моря по китайскую границу, чего ради и ясачные сборщики во все остроги тех мест оттуда посылаются, и сборная ясачная казна отовсюду прежде в Охотск привозится, а из Охотска по учинении оценки далее в Иркутск отправляется.
Прежде сего Охотск не имел пред другими острогами ни малого преимущества, но был бедным поселением и состоял под ведением Якутска, в знать приходить оный начал с тех пор, как морской ход на Камчатку проведан, а в нынешнее состояние приведен при господах командирах Скорнякове-Писареве и покойном графе Девиере.
Строением сие место превосходит все прочив остроги: ибо дома по большей части изрядны и в линию поставлены, особливо же казенные, в которых жили командиры Камчатской экспедиции. Церкви и крепости в бытность мою не было, однако вскоре хотели строить.
Что касается плодородия, хотя оное место столь же скудно, как и Камчатка, однако тамошние обыватели имеют пред камчадальскими великую выгоду во всем потребном к содержанию, как для того, что все привозные из Якутска товары покупают они половинного ценою, так особливо, что и хлеба с другими съестными припасами привозится к ним довольно, и скота немало повсягодно пригоняется.
Напротив чего на Камчатке нельзя достать свежего мяса, кроме дичины и оленьего, и то весьма редко, а хлеб у заживных людей токмо по праздникам употребляется. В рыбе сие место так же не много уступает Камчатке: ибо все роды рыб, каковы ловятся на Камчатке, и в Охоту заходят, выключая чавычу, которая с Камчатки туда привозится.
Главный почти недостаток сего места состоит в том, что нет в близости хороших скотных выгонов, чего ради тамошние жители скотом и поныне завесться не могут. Многажды отведано было содержать оный около Тауя, однако с превеликим убытком: ибо редкая скотина оставалась вживе.
Время покажет, не счастливее ли в том будут якуты, которые переведены из Якутска и поселены на впадающих в Охоту речках Мундукане, Джолоконе, Мете, Малчикане и на Булгине острове. Но и сей недостаток некоторым образом награждается оленями, которых там свободнее Камчатки от ламуток получить можно, однако их не столько на пищу, сколько для езды употребляют. Ездят же там и на собаках, токмо езда на них не так обыкновенна, как на Камчатке.
Перевозных судов в бытность мою там было четыре, а именно: «Фортуна», на которой я в 1737 году переехал на Большую реку и которую в то же время разбило, бот «Гавриил», который и в дальние морские вояжи несколько времени употреблен был, галиот «Охотск» и небольшое судно, которое на воду еще спущено не было. Обыкновенный перевоз морем бывал прежде по однажды в год, а именно осенью, когда ясачные сборщики из Охотска отправляются.
Перевозное судно зимовало всегда на Большой реке, а на другой год привозило сборщиков с ясачною казною, но ныне оный перевоз гораздо чаще бывает, особливо же когда нужда того требует. Морской путь от Охотска к Большой реке лежит прямо на SO, однако мореходы держатся больше SOZO, чтоб, не доезжая до устья Большой реки, к Камчатской земле приблизиться. А расстояния от устья до устья около 140 верст почитается.
От Охотского острога до реки Амура, которого вершины находятся в российском владении, текут в море следующие реки: первая река Урак, которой устье от устья Охоты в 24 верстах.
Сия река потому знатна, что ею на плоскодонных судах сплавливали до Охотска провиант для Камчатской экспедиции, чего ради от устья ее верстах в полутораста учреждено плодбище, которое по реке Уракским называется, где морские служители и охотские казаки ежегодно строили по несколько судов для объявленной сплавки провианта, а перевозили оный провиант от Юдомского креста до того места сухим путем на лошадях, на оленях и нартах.
Впрочем, сплавка оная бывает с немалым трудом, продолжением времени, убытком, а иногда и с уроном людей: ибо река весьма быстра, камениста и порожиста и не всегда довольно глубины имеет, но токмо в вешнее время или когда много дождей случается. А понеже прибылая вода сбывает скоро, то стараются всеми мерами не упустить ее, но по ней сплавить суда нагруженные, а в противном случае надлежит долго ожидать способного к тому времени.
Не было такого благополучного пути, в который бы несколько судов не осталось на камнях или бы не разбило на порогах при спуске, которые местами столь опасны, что токмо один сибирский солдат отваживался быть там лоцманом, за что дан ему и сержантский чин.
Быстрину реки можно представить по тому, что капитан Валтон от Уракского плодбища до устья Урака приплыл в 17 часов, в том числе имел он немало и остановок при спуске по порогам и помогая судам, которые становились на камни.
Верстах в 30 от Уракского плодбища вверх по реке Ураку на устье впадающей в оную с левой стороны Коршуновки-речки учреждена от Охотского порта застава, где всех проезжих осматривают, нет ли с кем водки, китайского табаку и других заповедных или неявленых товаров.
Урак-река пала в губу, называемую по ней Уракскою, которая вдоль по берега версты на две, а шириною сажен на 200 продолжается. В ту же губу от устья Урака верстах в полуторах течет небольшая речка Улуктур.
Верстах в 4 от Уракской губы следует небольшая речка Чилчикан, а нею верстах в 12 Тонгус, которые пали в Чилчиканскую губу. Оная губа чрез небольшой пролив имеет соединение с Тонором озером, которое длиною верст на 12 почитается.
От Тонора озера верстах в 8 течет в море речка Марикан, а от Марикана верстах в 2 Андис, которые пали в Мариканскую губу, длиною около 8 верст, а шириною токмо 100 сажен. Оттуда день ходу до знатной реки Ульи, которая пала в особливую губу, длиною верст 15, а шириною около полуверсты. На устье оной реки построен маяк, чтоб судам, с Камчатки приходящим, способнее узнавать охотское устье, когда их занесет в амурскую сторону.
Потом следуют Куниркан, Отингри, Горбукан, Турка, Мана, Альонгда, Кулукли и Итымич – небольшие речки, из которых до первой от Ульи два дня ходу, а между прочими по дню расстояния.
Столько же расстояния почитается от Итымича до Унчи, от Унчи до Ченгеиде, от Ченгеиде до Лентекана, оттуда до Кекры, Тальпы, Вангаи и Асанки-речки, от которой день ходу до камня Токтекиша, где весною тунгусы собираются.
От Токтекиша день же ходу до камня Симита, за которым в равном расстоянии следует Одианнама, или Одианская губа.
Верстах в 2 от губы находится Улкат камень, где весною кочую оленные тунгусы, а оттуда день ходу до речки Токти. За Токти пали в море Киккиркан, Нирумуле, Кокальни, Кемкера, Ейкан, Мукдизи и Нельва. От Токти до Киккиркана верст с 5 токмо почитается, между тремя следующими по дню ходу, а от Ейкана до Мукдизи и оттуда до Нельвы версты по две расстояния. Не доезжая версты три до речки Ейкана есть камень Мотокам, где, сказывают, морских котов ловят.
В половине дня ходу от Нельвы течет нарочитая река Улкан, от Улкана день ходу до знатной же реки Алдамы, столько ж до Малимы, от Малимы два дня ходу до Езиога, оттуда день ходу до Уя, от которой немалая Муруканская губа в равном почти расстоянии. В помянутую губу небольшая речка Мурукан пала.
За Муруканом в одном дне ходу течет знатная река Нангтар, где тунгусские рыбные промыслы, а от ней в 5 днях Мутинг, от Мутинга день ходу до Немой, от Немой полтрети дня до Мулгорикана, а от Мулгорикана до Медеи и до двух речек, которые одним именем Джолонг называются, по одному дню ходу, от последней речки Джолонга до немалой реки Кранга полтора дня, от Кранга до Чалгача и от Чалгача до реки Уди по полдня пешего ходу.
Удь-река вершинами сошлась с рассошинами Зейскими, а устье ее положено в Генеральной российской карте на 57 ° широты и более нежели в 162° долготы, однако в том, кажется, не без погрешности: ибо и Удский острог положен в той карте под 58° широты и 160° долготы, а по новым обсервациям усмотрено, что Удский острог находится на 55 ° широты и невступно на 153° долготы, чего ради без великой ошибки устье Уди реки с Удским острогом на одной параллели положить можно, то есть на 55 ° широты: ибо и по объявленной Генеральной карте между Удским острогом и устьем Уди-реки с небольшим четверть градуса показано.
В положении Охотска меньше ошибки: ибо оный в 162 почти градусах долготы означен, а по астрономическим обсервациям господина поручика Красильникова должно быть ему на 160°, что ж до широты касается, в том нет большого несходства.
Из вышеописанного видеть можно, что берег от Охотска до Амура, упоминая о разности долготы, несправедливо на карте положен, ибо по объявленным обсервациям Охотск гораздо далее лежит к востоку, нежели удское устье: чего ради морскому берегу должно не на юг, но в юго-западную почти сторону простираться.
Удский острог стоит на северном берегу Уди-реки от устья ее в семи днях ходу, а на каждый день можно положить по 10 или по 12 верст, что должно разуметь и о вышеобъявленном исчисленном днями расстоянии. Строений в нем церковь во имя Николая-чудотворца, ясачная изба, да 10 дворов обывательских. Сей острог состоит под ведением Якутским, откуда в оный и ясачные сборщики посылаются.
Тунгусов, которые платят ясак в помянутый острог, считается шесть родов: Лалигирский, Гойганский, Оддианский, Огинкагирский, Бутальский и Китигирский, а ясаку сбирается с них по 85 соболей и по 12 лисиц в год.
Прежде сего жили в объявленном остроге токмо служивые люди, но в 1735 году переведено туда на поселение десять семей пашенных крестьян, чтоб там завести пашню; однако слышно, что нет надежды, чтоб хлеб родился в тех местах, потому что земля там неудобна к пашне.
От устья Уди-реки вдоль по морскому берегу в 8 верстах в 200 саженях расстояния следует Уликан-речка, от Уликана в 2 верстах 350 саженях Соника, от Соники в 5 верстах Каламашин, от Каламашина в 2 верстах 150 саженях Авлая ручей, от Авлая в 2 верстах Тилла, от Тиллы в 10 вестах Тиллатикан, оттуда в 6 верстах Елгекан, а от Елгекана в 11 верстах 200 саженях знатная река Тором, по которой бывали славные соболиные промыслы.
В 15 верстах от Торома течет речка Агль, а от ней в 4 днях ходу Мамга, которая пала в немалую губу. В объявленной губе против самого мамгинского устья верстах в 10 от берега есть остров, Медвежьим называемый, который в длину верст на 10, а в ширину верст на 6 простирается. От устья помянутой речки вытянулся в море Мамгинский нос, а за носом течет Юю, или Ою-речка, до которой от Мамги почитается день ходу.
От объявленного мыса в восточной стороне лежит другой остров, Феклистовым именуемый, на котором прежде сего бывало зимовье промышленных людей. Оный остров длиною и шириною около 10 верст, а с мыса приезжают к нему лодками в один день.
С западной его стороны находится великая и глубокая губа, в которой водятся киты, тюлени и белуги. Впрочем, сей остров горист и лесист, и ведутся на нем лисицы и соболи, однако не такой доброты, как на Шантарском.
Шантарский остров гораздо больше Феклистова и лежит далее оного в море. Южный конец Феклистова острова закрывает северный конец у Шантара, так что издали кажутся оба одним островом. С конца на конец Шантара переезжают лодками в три дня с половиною, а поперек его пешие переходят в три же дня.
Посреди его простирается от севера к югу хребет, из которого текут как на восток, так и на запад небольшие речки, из которых знатнее других Анабарина, Якшина, Кабанова, Галба и Барин.
Устье Анабарской речки полагается прямо против устья нижеописанной реки Тугура, а прозвана она сим именем по некоему промышленному, которого зимовье там бывало.
Якшина речка от Анабариной в половине дня расстояния к северу, от которой, объехав изголовь Шантара и поворотя в другую его сторону к югу, следует Ромская губа длиною от 10 до 12 верст, а расстояния от Якшиной речки до помянутой губы верст с 20.
Кабанова речка от помянутой губы верстах в 15, а от ней верстах, например, в 8 к востоку следует губа длиною от 15 до 20 верст, в которую пали две небольшие речки, кои вершинами сошлися с Анабариной и Кабановой.
Против объявленной губы на восточной стороне недалеко от острова есть высокий камень, вкруг которого лодками день езды. А против его прямо и от него в виду лежит большой и низменный остров, называемый Голым, потому что на нем не растет лес.
От помянутой губы в половину дня переезжают до речки Галбы, а оттуда в столько ж времени до Таи, откуда верст с 7 почитается до речки Барина, от которой, объехав Шантарскую изголовь, переезжают до Анабариной речки в один день.
На объявленном острову не токмо лесу, но и разных зверей довольно, а особливо лисиц, соболей, горностаев, волков и медведей. Из птиц водятся там лебеди, утки и гуси, а из рыб ловят по губам малму, ленков, хариусов, камбалу и кунжу. Довольно же на нем и разных ягод.
От Шантарского острова в половине дня судового ходу к южной стороне находится остров, Худым Шантаром[102] называемый, который длиною и шириною верст около 12. Объявленное название дано ему для того, что на нем нет никакого леса; однако он не исстари таков был: ибо прежде сего и лесу на нем было довольно, и соболей лавливали немало; но как оный выгорел небрежением гиляков, которые огонь не потушив оставили, то остались токмо голые горы, а звери все перевелися.
С Худого Шантара в половину дня переезжают лодками на Беличий остров, который величиною ему подобен. Сей остров лесом весьма доволен, в нем немало зверей водится, особливо же белок, от чего получил он и название, а лежит оный относительно Худого Шантара к югу.
От Беличьего острова верстах в 6 на юго-восточной стороне есть небольшой островок, а от него же в южной стороне находится другой каменный островок, который столь высок, что его можно видеть от удского устья. С Беличьего острова переезжают на реченный островок в половину дня.
Между всеми помянутыми островами, начиная от Шантара, находится в проливах множество кекуров и подводных камней, для которых проезд теми местами весьма опасен.
От речки Ою, следуя по морскому берегу к реке Амуру, первая пала в море Манмачин-речка, до которой от Ою два дня ходу почитается; от Манмачина в половине дня Аймакан, а оттуда в двух днях знатная река Тугур[103], или Тухуру-бира, которая находится в китайском владении: ибо устье ее на китайских ландкартах поагается на 54°25' широты, а российское владение до 55° простирается.
Она пала в немалую губу, которая далеко вдалася в землю. Против устья ее недалеко от берега есть каменный островок Кебут-хада, или Каменная гора, называемый. От Тугура до Амура подле моря живут гиляки, подданные китайского хана.
В ту же губу пала речка Уле-бира, до которой от Тугура верст около 18 расстояния, а за нею в самый култук губы течет речка Гуеле-бира, которой устье на китайских картах на 53°51' положено.
От устья сей речки начинается Чейнеканский нос, который верст на 60 и более вытянулся в море, а ширина его от устья Гуеле-биры до устья Амура реки к SZW почти на целый градус; впрочем, помянутый нос почти везде равную ширину имеет, не выключая и самой изголови, кроме носов, которые от него уже выдались в море.
Изголовь его от одного конца до другого лежит с севера к югу. Северному ее краю на китайском языке названия не показано, а южный, который состоит из двух мысов, имеет два имени: крайний называется Лангада-офоро, а следующий Мянгада-офоро.
Верстах в 13 от сего мыса есть на море остров, который в длину верст на 40 простирается, а ширина его на средине верст 12. Сей остров фигуру имеет полумесяца, которого полая средина, против самой средины помянутого мыса, так что сумневаться не можно о бывшем некогда между ими соединении. Недалеко от южного конца объявленного острова есть небольшой отпрядыш, или каменный островок, Гуядзи-хида называемый.
От южного края Чейнеканского мыса, то есть от Лангада-офоро, берег его до самого амурского устья лежит в юго-западную сторону, на котором следующие знатные урочища.
Нингай-бира-речка от Ландаги-офоро верстах в 40, течет из хребта, называемого Цихик-Алан, который посредине Чейнеканского мыса к морю простирается. За устьем ее вытянулся в море немалый мыс, Дуланигада-офоро именуемый, а от него близ изголови выдался в море мыс Тяхун-офоро.
Верстах в 50 от речки Нингай-бира течет речка Кандаган-бира, которая вершинами сошлась с вершинами вышеописанной речки Гуеле-бира, а устьем пала между двумя мысами, из которых северо-западный называется Тянга, а юго-восточныой Фитуга.
Амур-река, или по-тамошнему Сахалин-ула, от Нингай-биры верстах в 15, пала по китайским картам на 52°50' северной широты в култук великого морского залива, который между Лангада-офоро и Рицига-офоро находится, а Рицига-офоро полагается в тех картах на 52°10' широты.
С Рицига-офоро самый ближайший переезд на великий и жилой остров[104], который с северо-восточной в юго-западную сторону около 4 ° простирается. Верхняя его изголовь на одной широте с рекою Уле-бира, а нижняя на 49°50' на помянутых китайских картах объявлена, а ширина пролива между Рицига-офоро и великим оным островом не больше 30 верст показана.
Что касается до положения берега от Уди-реки до Амура, то, выключая мысы и носы, которые вытянулись в море, лежит оный почти прямо от севера к югу.
Глава 9. О Курильских островах
Под именем Курильских островов разумеются все почти острова, которые от Курильской лопатки, или южного конца земли Камчатки, грядою лежат в юго-западную сторону до самой Японии. Звание их произошло от жителей ближайших островов к Камчатке, которые от тамошних народов куши, а от россиян курилами называются[105].
Точное число сих островов определить трудно.
По словесным известиям, которые собраны были от курилов дальних островов и от японцев, которых на судах к камчатским берегам прибивало, считается их двадцать два, может быть, выключая мелкие: ибо по описанию капитана господина Шпанберга, который доходил до Японии, объявляется их гораздо больше, а сие самое причиняет и великое затруднение данные от помянутого капитана российские имена островам соединять с курильскими, которые знаемы по объявленным словесным известиям, выключая два первые и ближайший к Матмаю Кунашир остров, которым и от господина Шпанберга курильские звания оставлены.
Первый и ближайший к Курильской лопатке остров называется Шоумшчу[106]; в длину от северо-восточной к юго-западной стороне простирается версг на 50, а в ширину верст на 30.
Места на оном острове гористые, из которых гор, также и из озерок и болот, которых там довольно, текут в море многие небольшие речки, в том числе есть и такие, в которые заходят из моря разных видов лососи, как, например, красная и белая рыбы, горбуша, гольцы и пр., однако не в таком множестве, чтоб жителям можно было запасаться ею на зиму.
На юго-западной изголови, то есть около пролива между им и вторым Курильским островом, есть курильские жилища в трех местах: 1) над речкою Аши-хурупишпу, 2) над речкою Хорупишпу, в полуверсте от прежней, 3) над речкою Моерпутом, которая в версте ог Хорупишпу, а жителей во всех трех местах только сорок четыре человека, из которых иные соболями и лисицами ясак платят, но большая часть морскими бобрами.
Жители сего острова, так как жители на Курильской лопатке не прямые курилы, но камчатского поколения, которые по причине некоторых бывших между ними несогласий, особливо же по вступлении в сию землю российских людей, отделились от прочих и поселились на острове и на Лопатке.
А курилами прозваны они по жителям второго острова, с которыми они, вступя в сродство чрез взаимное брачное совокупление, не токмо некоторые их обычаи приняли, но и знатно от предков своих видом переменились: ибо дети, рожденные от родителей различных оных наций, и собою виднее, и волосом чернее, и телом мохнаты.
Пролив между Курильскою лопаткою и объявленным островом шириною верст в 15, чрез который в благополучную погоду перегребают на байдарах в три часа. К переезду чрез пролив требуется не токмо тихая погода, но и такое время, когда прилив морской кончится: ибо во время отлива на несколько верст ходит вал с белью и с засыпью столь великой, что в самую тихую погоду вышина его бывает от 20 до 30 сажен.
Казаки называют оные валы сувоем, или сулоем, а курилы по объявлению Стеллера, когач, то есть «хребтом». Сим именем называют они и спинки у рыбы, и чрез то по своему замыслу думают изъяснить покрытое морем его качество.
Называют же их и камуй, то есть «бог», потому что от великого страха почитают их как самого бога и при перегребе чрез сувой бросают им в жертву искусно сделанные стружки, чтоб благополучно переехать и избавиться от потопления, а притом кормщик непрестанно колдует, о чем пространнее объявлено будет при описании курильского народа.
Второй Курильский остров, называемый Поромусир[107], величиною вдвое больше первого. Положение имеет от NO к SW, а пролив, которым от первого отделяется, только версты на две, где во время нужды можно отстой иметь одному судну, однако не безопасный: ибо дно в объявленном проливе состоит из каменных гор, а надежных якорных мест не находится.
Ежели по несчастию судно на якоре не удержится, то бывает подвержено крайней опасности, ибо берега там крутые и каменные, а из-за узкости пролива отбежать от них нельзя. Пример несчастливого приключения в том проливе учинился 1741 году, когда погибло там вышеописанным образом морское судно.
Сей остров так же горист и речками и озерами весьма изобилен, как первый, и на обоих нет лесу, кроме сланца и ерника[108], который от тамошних жителей на дрова употребляется; а на строение юрт собирают они по берегам выбрасывающиеся из моря разных родов деревья, которые приносит из Америки и Японии, в том числе случаются и камфарные, которых немалые штуки и ко мне привезены были оттуда.
Жители сего острова прямые курилы, выехали туда с острова Оннекута, который довольно населен курилами, а для какой причины, не известно заподлинно. Господин Стеллер пишет, что жители с дальних островов, приезжая на помянутый остров, отнимают у тамошних обывателей жен детей и увозят с собою, что, может быть, побудило их оставить свое природное место и на сем пустом острове поселиться, однако они его не забывают: ибо часто туда ездят и иногда по году и по два живут там безвыездно.
Все утверждают, что между жителями объявленных двух островов и между дальними курилами бывала преж сего коммерция: дальние курилы привозили к ним разную деревянную лаковую посуду, сабли, серебряные кольца, которые они в ушах носят, и бумажные материи, а от них брали по большей части орловые перья, которыми оклеиваются стрелы, что и весьма вероятно кажется: ибо со второго Курильского острова и я получил поднос лаковый, чашу, японскую саблю и серебряное кольцо и послал в императорскую кунсткамеру, которых вещей неоткуда взять было курильцам, кроме Японии.
Курилы второго острова имеют свои жилища на юго-западной изголови над озером, которое вокруг верст на 5 и из которого течет в море небольшая речка, называемая Петпу. Жители обоих помянутых островов подвержены частым и жестоким земли трясениям и ужасным наводнениям, из которых в 10 лет два были достойнейшие примечания: первое в 1737 году около приезда моего на Камчатку, а другое в ноябре месяце 1742 года.
Что касается до первого, о том в своем месте будет объявлено с обстоятельством, а о другом, сколь велико оное было и не причинило ли каких убытков и разорения тамошним обывателям, неизвестно: ибо оное случилось по выезде моем с Камчатки, а у господина Стеллера ничего о том не писано.
В западной стороне от помянутых островов есть пустой остров, который на карте под именем Анфиногена объявлен, но курилы называют его Уякужачь, то есть «высокий камень», а казаки – Алаидом. Сей остров от матерой земли верст в 50 расстоянием, фигуру имеет круглую и состоит из одной превысокой горы, которую в ясную погоду можно видеть от устья Большой реки.
Жители с Лопатки и с двух объявленных островов ездят туда на своих байдарах для промысла сивучей, или морских львов, и тюленей, которых там великое множество. Из самого ее верху примечается в ясную погоду курение дыма.
В Стеллеровом описании находится об Алаиде следующая басня, которую ему рассказывали курильцы, живущие около великого Курильского озера: будто помянутая гора стояла прежде сего посреди объявленного озера; и понеже она вышиною своею у всех прочих гор свет отнимала, то оные непрестанно на Алаид негодовали и с ней ссорились, так что Алаид принуждена была от неспокойства удалиться и стать в уединении на море; однако в память своего на озере пребывания оставила она свое сердце, которое по-курильски Учичи, также и Нухгунк, то есть «пупковый», а по-русски Сердце-камень называется, который стоит посреди Курильского озера и имеет коническую фигуру.
Путь ее был тем местом, где течет река Озерная, которая учинилась при случае оного путешествия: ибо как гора поднялась с места, то вода из озера устремилась за нею и проложила себе к морю дорогу. И хотя, пишет автор, молодые люди тому смеются, однако старики и женщины почитают все вышеописанное за истину, по чему об удивительных их воображениях рассуждать можно.
Он же объявляет, что, кроме морских львов и тюленей, водятся там красные и черные лисицы[109], также мусимоны, или каменные бараны[110], а бобры и коты морские весьма редко там примечаются: ибо оные не ходят в Пенжинское море, разве когда заблудятся.
Третий Курильский остров называется Сиринки (ибо Алаид в числе не полагается), лежит от юго-западной изголови острова Поромусира в западной стороне, а пролив между ними шириною верст в 5. В Генеральной российской карте объявлен он под именем Дьякона. На сей остров временами ездят курильцы двух первых островов для копания сараны и ловли птиц на свое пропитание.
Четвертый Курильский остров называется Оннекутан. Сей остров величиною меньше Поромусира, лежит от NO к SW так, как и Поромусир, с которого на оный байдарами в день перегребают.
Жителей на нем довольное число одного роду с курильцами второго острова, как уже выше показано, из которых время от времени по несколько семей приезжают гостить к жителям Поромусира и платят ясак добровольный бобрами и лисицами; по чему рассуждать можно, что и прочие курилы того острова ясяку платить не отрекутся, ежели для приведения их в подданство способные люди отправлены будут и ласковым представлением уверят их о милости Ее Императорского Величества и о защищении от их неприятелей, которые их наездом разоряют.
Впрочем, удивительно и противно всем известиям, что обретающиеся здесь японцы объявляют, будто они взяты камчатскими казаками на острове Оннекутане и будто на оном никаких жителей не находится.
О прочих Курильских островах ни я, ни Стеллер обстоятельно проведать не имели случая [ибо курильцы, с которыми нам случалось разговаривать, далее четвертого острова не бывали]; чего ради об них сообщим мы известия, собранные господином профессором Миллером, которые мне от него сообщены были, а оные получены чрез японцев, которые взяты с первых бус, разбитых около берегов камчатских.
В счислении островов у господина Миллера против вышеописанного есть некоторое несходство: ибо у него Оннекутан шестым, а не четвертым объявлен, что, однако ж, токмо от того происходит, что он считал и мелкие острова, которые у курильцев вне числа полагаются.
По описанию его, за Поромусиром, или вторым Курильским островом, следуют три острова: Сиринки, по счислению третий, Уяхкупа, четвертый, и Кукумиша, или Кукумива, пятый; из которых первый и последний невелики, а средний побольше и потому знатен, что на нем есть высокая гора, которая в ясную погоду видна от устья Большой реки.
Помянутые острова имеют положение в треугольнике, Уяхкупа[111] всех севернее и далее всех лежит на запад; Сиринки относительно него находится в юго-восточной стороне и с Поромусиром одной вышины, а Кукумиша от Уяхкупы немного далее к югу.
Кажется, что сии острова на часто поминаемой Генеральной российской карте объявлены под именами Дьякона, Святого Илии и Таланта, которые положены в треугольнике, хотя положение их и не весьма сходно с объявленным описанием.
Шестой Курильский остров, по описанию господина Миллера, называется Муша и Онникутан, седьмой – Араумакутан[112], до которого байдарами половина дня ходу. Жителей на нем не находится, а примечания достоин оный потому, что на нем есть такая ж огнедышащая гора, как на Камчатке.
На осьмом вострове, Сияскутане, который от прежнего такой же величины проливом отделяется, живут немногие люди, которые еще не объясачены.
От сего острова на запад лежит девятый остров, Икарма, а оттуда в юго-западной стороне десятый, Машаучу, оба пустые и малые; а в юго-восточной стороне от Сияскутана есть небольшой остров Игату, по числу третийнадесять[113].
Второйнадесять остров, Шококи, лежит в южной стороне от Сияскутана в таком расстоянии, что в самые долгие летние дни в легких байдарах едва можно перегресть к половине дня. Слышно, что японцы возят с него большими судами руду, но неизвестно, какую.
Третийнадесять остров и следующие даже до восьмогонадесять называются Мотого, Шашово, Ушитир, Китуй и Шимушир[114], из которых Ушитир немного в стороне лежит к востоку, а прочие с прежними в одном порядке на юг[115], а через проливы между островами перегребают легкими байдарами скорее половины дня, но токмо ход безмерно труден, понеже в сих проливах и во время прилива, и во время отлива бывает быстрота чрезвычайная, а ежели притом случаются и боковые ветры, то мелкие суда уносит в море, от чего оные и погибают: чего ради жители вышеописанных и нижеупоминаемых островов проходят сии места взад и вперед весною рано в тихую погоду.
Мотого, Шашово и Ушитир не имеют ничего достойного примечания. На Китуе растет камыш, из которого стрелы делают. Шимушир величиною больше прежних и людей на нем много, которые с курилами первых трех жилых островов во всем сходны, токмо не подвластны ни Российской, ни другой какой чужестранной державе.
Навигаторы, которые от государя императора Петра Великого лет за 17 перед сим отправлены были, имели в виду сей остров, а далее того никто из российских людей не бывал до Второй Камчатской экспедиции.
Чирпуй[116] есть звание восьмогонадесять острова, который лежит на западной стороне против морского пролива между прежним и следующим островом. На сем острове есть превысокая гора, а жителей там не находится, токмо с прежнего и следующего острова приезжают туда люди для ловли птиц и копания коренья.
С Китуя слышна на сем острове пушечная пальба, а при каком случае сие примечено, того не известно; также объявляется, что в одно время разбило у сего острова японское судно, с которого людей жители ближнего острова отдали на выкуп в Японию.
Морской пролив, отделяющей остров Шимушир от следующего девятогонадесять острова, Итурпу[117], такой ширины объявляется, что остров от острова не виден, а оттуда до двадесятого[118] острова Урупа и от сего до двадесять первого, Куиашира, морские проливы гораздо уже.
Двадесять второй и последний остров к Японии называли японцы Матмаем[119], а сколь широк морской пролив между оным и прежним островом Кунаширом, того в описании господина Миллера не объявлено, токмо думать можно, что ему весьма широким быть нельзя, особливо же с западной стороны, а для чего, о том ниже сего упомянуто.
Остров Матмай величиною всех больше, а по нем Кунашир превосходит прочие, однако и Итурпу, и Уруп – немалые острова, и прежде объявленные их меньше.
На них на всех множество жителей. Итурпские и урпские обыватели называют себя кыг-курилы и имеют особливый язык и сходство с кунаширскими жителями, а язык один ли или разный имеют, о том не известно; также не ведомо, нет ли в языке сих кыг-курилов какого сходства с языком камчатских курилов и других островов, которые к Камчатке близки.
Сие примечания достойно, что у японцов, по их объявлению, все жители последних четырех островов общим званием езо[120] называются: из чего, во-первых, рассуждать надлежит, что матмайские жители с прежними суть одного рода и что язык на всех четырех островах один, а потом можно исправить находящиеся везде в географиях погрешности, по которым одна великая земля прозванием Езо близ Японии в северо-восточной стороне полагается, которая, однако ж, состоит из островов вышеописанных, что и тем известиям не противно, которые получены о сих странах при случае европейских путешествий чрез голландское мореплавание, которое в 1643 году учреждено было для проведания земли Езо.
Итурпу и Уруп суть те острова, которых жители с жителями близких к Камчатке островов прежде сего торги имели лет за 25 или за 30. Взято на острове Поромусире в полон несколько жителей сих островов и привезено на Камчатку, что может быть подало причину к пресечению мореплавания и коммерции. Впрочем, сии пленники к тому были потребны, что чрез них полученные от японцев известия изъяснены и исправлены, а некоторые могли быть и вновь собраны.
По их сказке, оные кыг-курилы на островах Итурпу и Урупе не признают никакого иного правительства, кроме того, которое сами между собою имеют. А о Матмае как по европейским описаниям путешествий, так и по объявлению японцев известно, что оный остров из давных лет под японским владением. Сказывают, что на всех островах имеется многое число курилов и камчадалов в холопстве, которые прежде сего увожены были.
Между прежними и сими островами примечается великая отмена в том, что на тех, выключая лежащие в западной стороне побочные острова, нет почти никакого лесу; напротив того, на сих островах великое в нем изобилие, чего ради находятся там и всякие дикие звери. А по величине их есть на них и реки, на которых устьях и большим морским судам можно иметь изрядные отстои, в чем особливо Итурпу похваляется.
Японские шелковые и бумажные товары, также и всякие железные домовые потребности приходят на Итурпу и Уруп чрез жителей острова Кунашира, а они выменивают их у матмайских обывателей.
Напротив того, на Итурпу и Урупе ткут крапивные товары, которые у японцев похожи, а притом продают им привозную с ближних к Камчатке островов, и которую у себя имеют, мягкую рухлядь, также сушеную рыбу и китовый жир, который матмайские жители употребляют в пищу, а по европейским известиям и по описаниям путешествий, возят и в Японию.
Остров Матмай простирается длиною с юго-западной в северо-восточную сторону. На юго-западном конце оного поставлен от японцов крепкий караул, может быть, для оберегательства земли от китайцев и корейцев.
Неподалеку оттуда по краю морского пролива, отделяющего Матмай от Японии, стоит японский город одного с островом звания, в котором для оберегательства имеется всякий снаряд, ружье и пушки и в котором не весьма давно сделано новое укрепление. Японские поселяне на Матмае по большей части ссыльные.
О морском проливе между Матмаем и Япониею[121] объявляли занесенные на Камчатку японцы те ж обстоятельства, которые по европейским путешествиям ведомы: что пролив в разных местах весьма узок и, от многих с обеих сторон вытянувшихся в море каменных мысов, зело опасен, что во время прилива и отлива бывает в нем столь быстрое течение, что ежели время хотя мало упустить, то суда или разобьет о помянутые мысы, или далеко отнесет в море.
Когда, впрочем, о голландцах известно, что они от вышеобъявленных островов нашли с восточной стороны небольшой остров, который от них назван Статским островом, а оттуда далее к востоку видели они великую землю, которую они Кампанейскою назвали и надеялись, что она соединяется с матерою землею Северной Америки, то на оное из сообщенных объявлений японцев и жителей земли Езо никакого изъяснения дать невозможно, а Кампанейская земля с усмотренною гишпанским шкипером да Гамой[122] землею одною быть кажется, и больше надлежит рассуждать, что оная остров же, а не матерая земля: понеже Америка, по всем учиненным на море между Япониею и Новою Гишпаниею примечаниям, в той вышине к западу столь далеко распространяться не может.
В сих собранных господином профессором Миллером известиях надлежит исправить токмо общее Курильских островов положение, которое не в южную, как ему объявлено, но в юго-западную сторону грядою простирается, как и от меня выше показано и на Генеральной российской карте представлено: ибо по новым картам и по словесным известиям бывалых японцев ведомо, что пролив Тессой, которым берег китайского владения, простирающийся на SSW, разделяется от мыса Тессоя[123], или западной изголови одного из езовских островов, шириною не больше 15 верст. А по объявленному положению островов к югу был бы оный несравненно шире.
Впрочем, надлежало бы желать, чтоб описанные господином капитаном Шпанбергом Курильские острова до Японии можно было согласить с описанием господина Миллера: ибо таким образом известны б были не токмо величина их или прямое каждого порознь положение, но и взаимное расстояние, о чем ныне токмо например рассуждать должно.
Из вышеописанных четырех островов, составляющих Езо, названы от реченного Шпанберга своими именами токмо Матмай и Кунашир, а Итурпу и Уруп, кажется, под именами Зеленого и Цитронного островов объявлены.
И понеже острова оные, кроме Матмая, так описаны, что и величина их известна и положение, то сомневаться почти не можно, что вышеописанный мыс Тессой есть северо-западная изголовь острова Матмая, который осмотрен россиянами токмо с восточной стороны от Японии; и хотя показанное в вышеописанных известиях господина Миллера положение его с юго-западной в северо-восточную сторону причиняет некоторое в том сомнение, однако оное можно отвратить таким образом, ежели положить, что матмайская ближайшая к Японии изголовь в китайскую сторону с юго-восточной стороны к северо-западу простирается, а в курильскую – с юго-западной в северо-восточную, как то и на китайских картах объявлено, в которых, однако ж, тот недостаток, что между езовскими островами нет разделения.
Пролив между Матмаем островом и Япониею по новым картам инде верст на 20, а инде и гораздо уже, а начало Японского острова, или Нифона, с небольшим на 40 градусах широты полагается.
Что касается до большого довольства в лесу на ближайших островах к Японии, оное подтверждается и Стеллером, который вообще пишет, что острова, чем западнее от Америки, тем больше и плодоноснее, изобильны преизрядными плодами и лесом, в том числе лимонами, бомбое, гишпанским тростником, ядовитым зельем, у которого корень, как шафран желтый и как ревень толстый, которое знакомо и жителям первого Курильского острова, ибо они прежде сего покупали его у тамошних жителей и употребляли для напоения ядом стрел своих.
Растет же там и виноград, из которого вино самому мне случилось отведывать по возвращении поручика господина Валтона из Японии, который несколько его достал у тамошних жителей. Он же привез с собою несколько каракатиц, которых там ловится довольно, а Стеллер пишет, что много там и другой рыбы, а именно ласточек, орлов, кукушек и макрелов[124].
О Кунашире острове объявляет он, что там великое изобилие в преизрядном сосняке, листвяке и ельнике, токмо в хорошей воде оскудение, ибо тамошняя вода иловата и со ржавчиной. Диких зверей, особливо же медведей, водится там довольно, которых кожи употребляются от жителей на праздничное платье.
Жители сего острова, по его ж объявлению, ходят в долгом шелковом и китайчатом[125] платье, имеют великие бороды, не наблюдают никакой чистоты и питаются рыбою и китовым жиром. Постели у них мусимоновы кожи, которых там довольно ж. Государя над собою никакого не знают, хотя живут и близко от Японии.
Японцы приезжают к ним ежегодно, но на мелких судах, и привозят железные всякие вещи, медные котлы, деревянные лаковые подносы и чашки, листовой табак и шелковые и бумажные парчицы, а меняют их на китовый жир и на лисиц, которые там ловятся, токмо оные в сравнении с камчатскими и малы, и худы.
Кунаширцы говорили россиянам, чтоб они береглись матмайских обывателей, для того что у них большие пушки, которые они пиг называли; а при том спрашивали у наших, не из севера ли они приехали и не те ли они люди, которые славны своею силою, что со всяким войну иметь и всякого побеждать в состоянии.
Язык кунаширских жителей не имеет почти никакой отмены от курильского языка, которым говорят на втором Курильском острове Поромусире, что ему заподлинно утверждал курилец Липага, который был толмачом при господине капитане Шпанберге во время его морского путешествия к Японии. Почему сомневаться не можно, что и жители на островах Итурпу и Уруп не много разности имеют в языке от курильского.
Что жители сих островов кыг-курилами себя называют, в том немало сомнения: ибо курилы есть слово, испорченное казаками из слова куши, которое жителям всех Курильских островов общее; чего ради, ежели итурупские и урупские жители отличают себя от прочих прибавлением слова кыг, то вероятнее, что они кыг-куши, а не кыг-курилы именуются.
Каким образом о Кампанейской земле рассуждает покойный господин Стеллер, который был в морском вояже с господином капитаном-командором Берингом, оное в следующей главе сообщиться имеет.
Глава 10. Об Америке [126]
Хотя об Америке, которая лежит от Камчатки к восточной стороне, точных и обстоятельных не имеем известий чего ради оную страну можно было и оставить без описания до тех пор, пока морское Камчатской экспедиции путешествие в Америку на свет издано будет, однако для порядка, чтоб о всех соседственных с Камчаткою местах читателю было хотя некоторое понятие, сообщаем мы здесь, что в записках господина Стеллера по разным местам собрано.
Матерая Америка, которая ныне известна от 52 до 60 градусов северной широты, простирается с юго-западной в северо-восточную сторону везде почти в равном от камчатских берегов расстоянии, а именно около 37 градусов по долготе: ибо и камчатский берег от Курильской лопатки до Чукотского носа по прямой линии, выключая заливы и носы, лежит в ту же сторону, так что не без причины можно заключать бывшее некогда между сими землями соединение, особливо в тех местах, где нос Чукотский: ибо между ним и отпрядышем земли, который в восточной стороне прямо против оного находится, расстояния не более двух градусов с половиною.
Стеллер к доказательству того ж четыре причины приводит: 1) состояние берегов, которые как на Камчатке, так и в Америке изорваны; 2) многие носы, простирающиеся в море от 30 до 60 верст; 3) многие острова на море, разделяющем Камчатку от Америки; 4) положение островов и небольшую ширину оного моря. Впрочем, сие оставляется на рассуждение искуснейшим, а с нас довольно объявить токмо то, что около тех мест примечено.
Море, разделяющее Камчатку от Америки, островами наполнено, которые мимо юго-западного конца Америки до пролива Аниянова[127] таким же непрерывным порядком простираются, как Курильские до Японии. Сей порядок островов между 51 и 54 градусами широты находится и лежит прямо в восточной стороне, а начинается с небольшим в пяти градусах от камчатского берега.
Стеллер думает, что между Курильскими островами и Американскими сыщется Кампанская земля[128], о которой многие сумневаются, ежели от юго-западного краю Америки идти в юго-западную ж сторону: ибо, по его мнению, Кампанейская земля должна быть основанием треугольника Курильских островов и Американских; что кажется не неосновательно, если Кампанейская земля исправно на картах означена.
Американская земля с точки зрения климата имеет гораздо лучшее состояние, нежели крайнейшая северо-восточная часть Азии. Хотя она лежит близ моря и везде высокие горы, в том числе и несходимым снегом покрытые, но оные в сравнении свойств их с азиатскими великое имеют преимущество.
Азиатские горы везде развалились и исщеплялись, и от того, лишась издавна своей плотности, лишились и теплоты внутренней; чего ради и нет в них никаких хороших металлов, не растет на них дерев и трав, выключая долины, в которых мелкий лес и жесткие травы примечаются. Напротив того, американские горы крепки и сверху не мохом покрыты, но плодородною землею и потому с подножия до самого верху одеты густым и преизрядным лесом.
На подножьях их растут травы, свойственные сухим местам, а не болотным, притом как на низменных местах, так и на самых верхах гор одинаковы величиной и видом по большей части: потому что везде равная внутренняя теплота и влажность. А в Азии они такое имеют различие, что из одного рода произрастающего по нескольку б родов сделалось, ежели б не наблюдать общего для тамошних мест правила, что травы на низких местах вдвое выше тех, кои на горах родятся.
В Америке и самые морские берега на широте 60° лесисты, но на Камчатке на 51 градусе широты и мелкий ивняк, и ольховник не ближе 20 верст от моря находятся, березняк по большей части в 30 верстах, а смолистый лес по реке Камчатке в 50 верстах от устья или более. На 62 градусах нет на Камчатке ни дерева.
По мнению Стеллера, от объявленной широты Америки простирается земля до 70 градусов и далее, которая своим защищением и закрытием, какое имеет от запада, помянутому роду лесов главною причиною: напротив того, оскудение в нем на камчатском берегу, особливо же по берегу Пенжинского моря, происходит, без сомнения, от северного жестокого ветра, которому оный весьма подвержен.
Что ж места, лежащие от Лопатки далее к северу, лесистее и плодороднее, тому причиною Чукотский нос и земля, напротив ее примеченная, которыми оные от жестоких ветров прикрываются.
Потому же в американские реки и рыба поднимается раньше, нежели в камчатские. Июля 20 дня примечено в тамошних реках великое рыбы изобилие, а на Камчатке бывает тогда еще начало богатому промыслу.
Из ягод видели там неизвестный род малины, на которой ягоды особливой величины и вкуса. Впрочем, ростут там жимолость, голубика, черника, брусника и шикша в таком же изобилии, как на Камчатке.
Зверей, годных к содержанию тамошних обывателей, довольно ж, а именно тюленей, морских бобров, китов, акул, еврашек, лисиц красных и черных, которые не столь дики, как в других местах, может быть, для того, что немного их ловят.
Из знаемых птиц усмотрены там сороки, вороны, чайки, урилы, лебеди, утки, нырки, кулики, гренландские голуби и мичагатки, или так называемые северные утки, а незнаемых больше десяти родов, которых по высокому цвету их нетрудно различить от европейских.
Что касается до тамошних жителей[129], то они такой же дикий народ, как коряки и чукчи. Собою они плотны, плечисты и коренасты, росту среднего, волосы на головах черные, прямые, которые они распустя носят. Лица у них смугловатые и, как тарелка, плоские, носы покляпые, токмо не весьма широкие, глаза черные как уголь, губы толстые, бороды малые, шеи короткие.
Ходят в рубахах с рукавами длиною ниже колена, которые ремнями подпоясывают под брюхом. Штаны и торбасы их из тюленьих кож, выкрашенных ольхою, много походят на камчатские. На поясах ножи железные с череньями, каковые наши мужики носят. Шляпы у них из травы плетеные, как у камчадалов, без верха, наподобие умбракулов, выкрашены зеленою и красною красками с сокольими (напереди перьями или с чесаною травою, как бы с плюмажем, каковы употребляют американцы около Бразилии.
Питаются рыбою, морскими зверями и сладкою травою, которую заготовляют по-камчатски; сверх того примечены у них тополевая и сосновая кора сушеная, которая не токмо на Камчатке, но и по всей Сибири и в самой России даже до Вятки в нужном случае употребляется в пищу, да морская трава, сложенная кипами, которая и видом, и крепостью, как ремни сыромятные. Вина и табаку они не знают – к истинному доказательству, что у них с европейцами поныне нет обхождения.
За особливое украшение почитают пронимать в разных местах на лице мочки, в которые вставливают разные каменья и кости. Иные носят в ноздрях аспидные перья или грифели длиною около двух вершков; иные кость такой же величины под нижнею губою, а иные во лбу такие ж кости.
Народ, который живет по островам[130] около Чукотского носа и имеет с чукчами обхождение, с сими людьми, конечно, одного рода: ибо и у оного вставливать кости за красу почитается. Покойный майор господин Павлуцкий по бывшем некогда сражении с чукчам нашел между мертвыми чукотскими телами двух человек того народа, у которых по два зуба моржовых под носом были вставлены в нарочно сделанных скважинах: чего ради тамошние жители и называют их зубатыми. А приходили они, по объявлению пленников, не для вспоможения чукчам, но посмотреть, как они с россиянами бьются.
Из сего заключить можно, что чукчи говорят с ними или одним языком, или по крайней мере так сходным, что друг друга могут разуметь без переводчика, следовательно, язык их немалое сходство имеет с корякским: ибо чукотский язык происходит от корякского, а разнствует от него токмо в диалекте; однако корякские толмачи могут с ними говорить без всякой нужды.
Что ж господин Стеллер пишет, что ни один из наших толмачей не мог разуметь языка американского, оное происходит, может быть, от великой разности в диалекте или от особливого произношения, которое не токмо между дикими жителями камчатскими примечается, но и между европейскими народами в различных провинциях.
На Камчатке нет такого почти острожка, в котором бы не было разности в языке от другого, самого ближайшего. А которые острожки в расстоянии между собою нескольких сот верст, те уже разумеют друг друга не без трудности[131].
Между американцами и камчатскими народами сии примечания достойные сходства усмотрены: 1) что американцы лицом походят на камчадалов, 2) что они сладкую траву запасают таким же образом, как камчадалы, чего нигде инде никогда не примечено, 3) что и у них огнива деревянные, 4) что по многим признакам догадываются, что у них топоры каменные ж или костяные в употреблении, и господин Стеллер не без основания думает, что американцы имели некогда с камчатскими народами сообщение, 5) что платье и шляпы их от камчатских не разнствуют, 6) что они кожи ольхою красят по-камчатски же, по которым признакам, может быть, и произошли от одного поколения.
Сие самое по его ж справедливому мнению может служить и к решению известного оного вопроса: откуда жители в Америке? Ибо хотя положить, что между Америкою и Азиею не было никогда соединения, однако по близости обеих частей света на севере никто не скажет, что из Азии нельзя было переселиться жителям в Америку, особливо же что довольно островов и на малом оном расстоянии, которые немало способствовать могли к переселению. [Есть ли у американцев рогатый скот или олени, про то неизвестно.]
Военное их ополчение – лук да стрелы. Каковы луки их, того сказать не можно, ибо не случилось их видеть, но стрелы их гораздо доле камчатских и весьма походят на тунгусские и татарские. Которые нашим попались, те выкрашены были черною краскою и так гладко выстружены, что сомневаться нельзя, чтоб у них и железных инструментов не было.
Американцы по морю плавают в кожаных байдарах, так же как коряки и чукчи. Байдары их длиною сажени по две, а вышиною в два фута, носы у них острые, а днища плоские. Внутреннее сложение их состоит из шестов, которые по обоим концам вместе сплочены и распялены поперешными впорками.
Кожи, которыми они вкруг обтянуты, – кажется, тюленьи, выкрашенные вишневою краскою. Место, где садятся, кругло, аршинах в двух от кормы, обшивается брюшиною, которую с помощью ремней, по краям продернутых, как кошелек, стягивать и растягивать можно. Американец, сев в помянутое место, протягивает ноги и обвязывает вкруг себя брюшину, чтоб воде в байдару попасть не можно было.
Гребут одним веслом, длиною несколька сажен, на обе стороны попеременно, с таким успехом, что им противные ветры немного препятствуют, и с такою безопасностью, что они, несмотря на ужасное морское волнение, плавать не боятся. Напротив того, с некоторым ужасом смотрят на большие наши суда, когда оные шатаются, и советуют сидящим на них, чтоб береглись, дабы суда их не опрокинулись.
Сие случилось с ботом «Гавриилом», который несколько лет ходил к Чукотскому носу. Впрочем, байдары их столь легки, что они их носят одною рукою.
Когда американцы незнаемых людей увидят, то, подгребая к ним, говорят долгую речь, а колдовство ли то или некоторая церемония для принятия чужестранных, о том ничего заподлинно сказать не можно: ибо и то, и другое у курильцев в употреблении. Но прежде своего приближения красят они щеки свои черным карандашом, а ноздри затыкают травою.
В приеме гостей кажутся ласковыми, разговаривают охотно и дружески, не спуская глаз с них, потчуют с великим раболепством, дарят китовым жиром и карандашом, которым щеки себе мажут, как выше показано, без сомнения, в том намерении, что объявленные вещи и другим столько ж, как и им, приятны.
Что касается до плавания около тех стран, то оное вескою и летом безопасно, а осенью столь бедственно, что редкий день проходит, в который бы не должно было опасаться погибели: ибо ветров и бурь такая жестокость примечена, что и такие люди, кои лет по сорока служили на море, с клятвою утверждали, что таких не видали в жизнь свою.
Знаки, по которым примечают там, что земля близко, особливо следующие важны: 1) когда много разных родов морской капусты, плавающей по морю, окажется; 2) когда усмотрена будет трава, из которой на Камчатке плетут епанчи, ковры и мешочки: ибо оная растет токмо при берегах морских; 3) когда на море являться начнут чайки стадами и морские звери, как, например, тюлени и другие им подобные: ибо хотя тюлени и скважину у сердца, которая форамен овале, и канал, который дуктус артериозус Боталли называется, отверстые имеют и для того могут быть под водою долго, следовательно, и от берегов отдаляться безопасно, потому что и на большой глубине могут сыскать себе потребное к пропитанию, однако примечено, что они редко на 10 миль от берега отходят.
Вящей знак близости земли, когда усматриваются бобры камчатские, которые питаются токмо раками и по сложению сердца не могут быть в воде свыше двух минут; следовательно, нельзя им сыскать и пищи на глубине ста сажен или и гораздо меньшей, чего ради и водятся они завсегда близ берегуа
Еще осталось объявить о некоторых островах[132], ближайших к Камчатке, которые не в прямой линии с вышеупомянутыми, но в севере от оных находятся, особливо же о Беринговом, который ныне камчатским жителям столько известен, что многие ездят туда для промысла бобров морских и других зверей.
Помянутый остров между 55 и 60 градусами широты с юго-восточной в северо-западную сторону простирается. Северо-восточный его конец, который лежит почти прямо против устья реки Камчатки, расстоянием около двух градусов от восточного камчатского берега, а юго-восточный – от Кроноцкого носа около трех градусов.
Длиною сей остров 165 верст, а ширину имеет различную. От юго-восточной изголови до утеса необходимого, который от изголови верстах в 14, ширина острова на 3 и на 4 версты: от утеса до сыпучей губы верст на 5, от сыпучей губы до бобрового утеса на 6 верст, при речке Китовой на 5 верст, а оттуда далее становится оный от часу шире. Самая большая его ширина против северного носу, который от помянутой изголови в 115 верстах, на 23 версты.
Вообще сказать можно, что длина сего острова с шириною столь непропорциональная, что автор наш сомневается, могут ли быть острова в других местах света такого ж состояния, по крайней мере, он о том не слыхивал и не читывал: а при том объявляет, что острова, которые они видели около Америки, и вся гряда их, на восток лежащая, такую ж имеют пропорцию.
Сей остров состоит из каменного хребта, который частыми долинами, простирающимися на север и юг, разделяется. Горы на нем столь высоки, что в ясную погоду можно их усмотреть почти с половины расстояния между островов и Камчаткою. Жители камчатские из давних времен думали, что против устья реки Камчатки земле быть должно; для того что завсегда там казалось мрачно, каково б, впрочем, около горизонта ясно ни было.
Самые высокие тамошние горы не выше двух верст в перпендикуле[133]. Сверху на полфута толщины покрыты они простою желтоватою глиною, впрочем, состоят из диких, желтоватых же, камней. Становой хребет тверд и непрерывен, а побочные горы изрыты долинами, по которым речки текут в обе стороны острова; причем усмотрено, что устья всех речек лежат на юг или на север, а с вершин бегут они в юго-восточную или в северо-западную стороны, то есть вдоль по острову.
Ровных мест около Станового хребта не находится, кроме морского берега, где горы от оного в некотором расстоянии, но и те бывают токмо на полверсты и на версту полукружием. Такие места при всякой речке примечены с таким различием, что чем мысы у гор к морю площе, тем и поляны за ними пространнее, а чем круче, тем меньше позади их ровного места.
То ж случается и в самых долинах, ежели они лежат между высокими горами, то они уже и речки в них меньше, а в долинах между отлогими горами бывает противное. Где горы на Становом хребте круты и утесами, там всегда за версту или полверсты до берега озера примечаются, из которых бегут истоки в море.
Горы состоят из одинаково дикого камня. Но где они параллельны морю, там мысы, которые в море простираются, переменяются в чистый, сероватый и крепкий камень, который годен на точение. Сие обстоятельство почитает автор достойным примечания, ибо кажется ему, что дикий камень объявленную перемену получает от морской воды.
Во многих местах острова берег так узок, что в полую воду проходят им с великою нуждою; инде для прохода убылой воды дожидаться надобно, а в двух местах и никогда пройти не можно.
Одно из помянутых мест находится близ юго-восточной, а другое близ северо-западной изголови острова, а сделалось то, конечно, от земли трясения, от морского наводнения и размытия берега волнением, и от разрывания гор замерзлою водою, чему несомненным доказательством каменные груды и стоящие в море столбы и кекуры, которые около таких мест примечаются.
Южная сторона острова по берегам изорвана больше северной, где можно везде ходить без препятствия, кроме утеса непроходимого и изголови северного носа, которая весьма крута и окружена с моря кекурами и каменными столбами.
В некоторых местах попадаются такие удивительные проспекты, которые с первого взгляда на развалины городов или огромного строения походят больше, нежели на случайную земли перемену; особливо в так называемой пещере, где горы представляют стены, а уступы их – бастионы и болверки.
Позади пещеры стоят по разным местам кекуры, из которых иные кажутся столбами, иные стенами древнего строения, иные сводами и воротами, которыми можно проходить так, как прямыми и нарочно сделанными воротами.
Там же и сие примечается, что ежели по одну сторону острова губа, то по другую в прямой линии мыс находится, и ежели берег с одну сторону отлог и песчан, то с другую каменист и изорван. Где земля вкруте изворачивается в которую-нибудь сторону, там перед изгибью берег утесом на версту или на две бывает: горы к Становому хребту круче простираются и на верхах их усматриваются каменные столбы или кекуры.
Ямы и расселины, которые учинились в разные времена от трясения земли, во многих местах находятся. На высочайших горах усмотрено, что изнутри их торчат как ядра, кончающиеся конусом, которые хотя ничем от самой горы не разнствуют, однако мягче и чище и имеют фигуру определенную.
Читать бесплатно другие книги:
