Таинственный спаситель Хойт Элизабет

Послышались шорох, звяканье металла, затем дверь открылась и снова закрылась.

— Вы все еще в сознании? — спросила леди Бекинхолл.

Уинтер открыл глаза и обнаружил, что она смотрит на него, держа в руках смоченную в воде тряпку.

Тело его напряглось при мысли о том, что ее руки будут прикасаться к нему.

— В этом нет нужды.

Она поджала губы и посмотрела на его ногу.

— Рана еще кровоточит. Думаю, так будет лучше. Если, конечно, — глаза ее вызывающе вспыхнули, — вы не боитесь боли.

— Я не боюсь ни боли, ни других испытаний, которым вы можете подвергнуть меня, миледи, — сипло прошептал он. — Делайте что хотите.

Изабель втянула воздух, заметив вызов в карих глазах Призрака.

— Вы не боитесь ни меня, ни того, что я могу с вами сделать, — пробормотала она, подходя к кровати. Он лежал так тихо, пока миссис Баттерман зашивала рану, что она испугалась, как бы он снова не потерял сознание, но сейчас понемногу краски возвращались на его лицо, успокаивая ее. — Вы не боитесь гнева солдат и разъяренной толпы. Скажите, сэр Призрак, чего же вы тогда боитесь?

Удерживая ее взгляд, он прошептал.

— Бога, наверное. Разве не каждый человек боится своего Создателя?

— Не все. — Как странно философствовать с голым мужчиной в маске. Она осторожно вытерла засохшую кровь у него на бедре. Мышцы напряглись при прикосновении ее ладони. — Некоторых не интересует ни Бог, ни религия.

— Верно. — Глаза его следили за каждым ее движением. — Большинство людей боятся того, что смертны, — смерти, которая рано или поздно заберет их с земли, и Бога, который будет судить их после жизни.

— А вы? — пробормотала она, промыв и выжимая тряпку. — Вы боитесь смерти?

— Нет. — Ответ прозвучал холодно и уверенно.

Она вскинула брови и склонилась над раной, чтобы рассмотреть ее. Та была неровной, но миссис Баттерман очень хорошо ее зашила. Когда заживет, шрам будет длинный, но аккуратный и не слишком широкий. Ужасно жаль было бы испортить такую красивую мужскую ногу.

— Я вам не верю, — наконец проговорила Изабель.

Один уголок его рта неожиданно изогнулся, словно собственное веселье удивило его.

— Почему же? Зачем мне лгать?

Она пожала плечами:

— Может, из бравады? Ходите же вы в маске и шутовском костюме.

— Совершенно верно, — прошептал раненый. — Я рыскаю со шпагой по улицам Сент-Джайлса. Стал бы я делать это, если бы боялся смерти?

— Возможно. Некоторые, страшась смерти, словно специально затевают с нею игры, рискуя жизнью. — Она провела рукой вверх по бедру, остановившись в опасной близости от одеяла, прикрывающего его гениталии.

Он не пошевелился, но она поняла, что все его внимание сосредоточено на ней.

— Только дураки насмехаются над смертью.

— В самом деле? — Она продвинула тряпку под одеяло. Там образовался холмик. Она выпрямилась и, опустив тряпку в воду, прополоскала ее. — Но это может быть так забавно.

Она поднесла руку, чтобы протереть тряпкой низ живота.

Он схватил ее за запястье.

— Думаю, вы играете в другую игру: вы предпочитаете дразнить. — Шепот его прозвучал прерывисто.

Изабель оглядела вздыбившееся одеяло.

— Пожалуй, вы правы. — Взгляд ее метнулся к его лицу, брови вопросительно приподняты. — А эта игра вам нравится?

— А это имеет значение? — Его рот цинично скривился.

Она вскинула брови.

— Конечно. Зачем дразнить незаинтересованного мужчину?

— А просто ради забавы?

Она заморгала от обиды.

— Вы меня оскорбляете.

Он напряг руку и без усилий потянул ее к себе, так что она была вынуждена наклониться над ним, своим корсажем почти касаясь его голой груди. Так близко, что смогла разглядеть янтарную кайму вокруг более темных радужек и зрачки, расширенные от боли.

— Если я оскорбил вас, мадам, прошу прощения, — прохрипел он. — Но не считайте меня глупцом. Я не кукла, с которой можно играть.

Она склонила голову набок, жалея, что незнакомец так и не снял маску, чтобы она могла как следует рассмотреть его, этого мужчину, который пленил ее воображение, чего не было уже очень и очень давно. Он отгораживался от ее заигрываний возмутительно прямыми речами. Она не привыкла к такой откровенности. Все знакомые ей джентльмены умели говорить утонченно и загадочно, но, в конце концов, ни о чем. Выходит, под маской скрывается простолюдин? Но в его поведении нет никакого подобострастия.

Нет, речи его довольно фамильярны. Как будто он ей ровня, если не выше.

Она вздохнула и позволила глазам скользнуть по его телу вниз.

— Нет, вы определенно не тряпичная кукла, сэр. Прошу меня простить.

Глаза его расширились, словно от удивления, и он резко отпустил ее.

— Это я должен просить у вас прощения. Вы спасли мне жизнь — не думайте, что я этого не понимаю. Спасибо.

Она ощутила, как жар заливает шею. Изабель не краснела с детства. Она непринужденно болтала с герцогами, флиртовала с принцами. Почему же тогда простые слова этого мужчины вдруг так смутили ее?

— Пустяки, — отозвалась она совсем не так изысканно, как обычно, и бросила мокрую тряпку в таз. — Вы потеряли много крови. Отдыхайте пока здесь, а утром разместим вас поудобнее.

— Вы очень добры.

Она покачала головой.

— Мы уже установили, что доброты во мне ни на грош.

Он слегка улыбнулся и закрыл глаза.

— Вообще-то мы установили как раз обратное: вы сама доброта, леди Бекинхолл.

Еще с минуту она наблюдала за ним в ожидании, не добавит ли он что-то еще, но дыхание его сделалось глубоким и ровным.

Призрак Сент-Джайлса уснул.

Когда Изабель открыла глаза, за окном занималась розовато-серая заря. Мгновение она сонно моргала, гадая, почему у нее так ноет спина и почему она не в своей постели. Затем взгляд ее метнулся к кровати.

Пуста.

Она с трудом поднялась и взглянула на покрывало. Оно было аккуратно застелено, но посредине испачкано кровью. Ну по крайней мере ночью он был здесь. Она потрогала покрывало. Но ткань была холодной. Значит, незнакомец ушел некоторое время назад.

Изабель позвала служанку. Она, конечно, порасспрашивает, но в глубине души уже знает, что он ушел и, кроме пятен крови, не оставил никаких следов.

В ожидании служанки она печально взирала на кровать и вдруг вспомнила кое-что, что еще с вечера не давало ей покоя, но она была слишком уставшей, чтобы сообразить: леди Бекинхолл. Он назвал ее по имени, хотя никто при нем к ней так не обращался.

У нее перехватило дыхание. Призрак Сент-Джайлса ее знает.

Глава 2

«Хотите верьте, хотите нет, но когда-то Призрак Сент-Джайлса был простым комедиантом. Он состоял при бродячем цирке, который кочевал из города в город. Одевался арлекин в черно-красный шутовской костюм, и когда в пьесе скрещивал свою деревянную шпагу со шпагой злодея, та трещала: щелк-щелк, — и дети радостно кричали…»
Из легенды об арлекине, Призраке Сент-Джайлса

Уинтер Мейкпис, добрый школьный учитель и директор приюта для сирот и подкидышей, опустился на четвереньки на краю покатой крыши, когда солнце поднималось над Лондоном. Обеими руками он ухватился за конек, прежде чем оттолкнуться и позволить телу перевалиться через край. На секунду Уинтер повис на высоте третьего этажа, удерживаясь лишь кончиками пальцев, а потом раскачался и запрыгнул внутрь через мансардное окно. Приземлился, поморщившись не только от боли в раненой ноге, но и из-за тихого шума, с которым свалился на пол. Обычно он забирался к себе в комнату через окно без единого звука.

Он снова поморщился, когда сел на кровать, и принялся разглядывать панталоны от своего шутовского костюма. Они были грязными и с большой прорехой на правой штанине, через все бедро почти до колена. В голове звучала барабанная дробь, когда он стаскивал подштанники с раненой ноги. Закатав в порванные панталоны сапоги, шпагу, маску и остальные части костюма, засунул узел под кровать. Одному Богу известно, удастся ли починить одежду — иголку с ниткой он держать в руках умеет, но далеко не мастак в этом деле. Уинтер вздохнул. Он очень боится, что понадобится новый костюм, который он едва ли может себе позволить.

Повернувшись, он прохромал, нагой, к кувшину с водой возле умывальника и плеснул немного в таз. Умылся холодной водой и впервые в жизни пожалел, что у него нет зеркала. Есть ли на лице синяки? Или красноречивые царапины? Проведя ладонью по подбородку, почувствовал покалывание утренней щетины.

С минуту он постоял, опершись руками о маленький убогий умывальник, давая воде стечь с лица. Все тело болело. Он не помнил, когда последний раз ел, и голова кружилась, вызывая тошноту. Ему предстоит одеться и целый день делать вид, что все нормально. Он должен учить маленьких непосед в дневной школе, должен подготовить приютских детишек к переезду в новое здание и должен узнать, в безопасности ли его младшая сестра Сайленс.

Столько разных дел.

Столько людей, которые зависят от него.

А он так устал.

Уинтер рухнул на узкую кровать. Сначала небольшой отдых. Закрыв глаза, он, казалось, почувствовал прикосновение мягкой и в то же время сильной женской руки.

Соблазнительный хрипловатый смех зазвенел у него в голове…

Бум! Бум! Бум!

Уинтер подскочил и зашипел, когда от резкого движения боль пронзила правое бедро. Солнечный свет струился в окно, освещая каждую трещину в стене, каждую пыльную балку его спальни на чердаке. Он прищурился. Должно быть, уже позднее утро, судя по положению солнца. Он проспал.

Настойчивый стук в дверь повторился, на этот раз сопровождаемый женским голосом.

— Уинтер! Ты там, брат?

— Минуту. — Он схватил с подушки ночную рубашку и торопливо натянул ее через голову. Бриджей нигде видно не было, и он не мог припомнить, где вчера их оставил.

— Уинтер!

Вздохнув, он набросил на плечи простыню и пошел открывать дверь.

Золотисто-карие глаза женщины сузились от страха и озабоченности, встретившись с его взглядом.

— Где ты был?

Темперанс Хантингтон, баронесса Кэр, его старшая сестра, шагнула в комнату. Позади нее маячила девочка тринадцати лет, с черными волосами и розовыми щечками. Мэри Уитсон была старшей воспитанницей и посему исполняла большинство обязанностей в приюте.

Темперанс кивнула девочке:

— Иди скажи остальным, что мы нашли его.

— Хорошо, мэм. — Мэри замешкалась на секунду, чтобы сказать Уинтеру: — Я так рада, что с вами все хорошо, сэр. — И умчалась.

Темперанс внимательно оглядела комнату, словно ожидала обнаружить целый бордель, прячущийся в углу, затем нахмурилась, глядя на него.

— Господи помилуй, Уинтер, мы полночи и все утро тебя искали! Когда ты вчера не вернулся, а бунтовщики заполонили Сент-Джайлс, я стала опасаться худшего. А потом мы получили известие, что ты так и не добрался до нового приюта.

Темперанс плюхнулась на кровать. Уинтер тоже присел, осторожно придерживая простыню на ногах. Он открыл было рот…

Но Темперанс, очевидно, еще не закончила.

— А потом Сайленс прислала весточку, что вышла замуж за Микки О’Коннора и теперь прячется где-то вместе с ним. Нам пришлось отправить к ней малышку Мэри Дарлинг вместе с двумя устрашающего вида людьми О’Коннора. — И ворчливо добавила: — Хотя они, похоже, очень любят Мэри Дарлинг, а она — их.

Темперанс замолчала, чтобы перевести дух, и Уинтер вклинился:

— Стало быть, наша сестра в безопасности?

Баронесса Кэр вскинула руки.

— По всей видимости. Вчера солдаты рыскали по всему Лондону — да и сегодня все еще рыщут — в поисках Микки О’Коннора. Ты представляешь? Говорят, он уже буквально болтался на веревке, когда Призрак Сент-Джайлса срезал его. Само собой, это, вероятно, преувеличение. Ты же знаешь, как разлетаются подобные слухи.

Уинтер сохранял бесстрастное выражение лица. Вообще-то это отнюдь не было преувеличением. Он едва-едва успел спасти шею О’Коннора от петли. Но сказать этого Темперанс он, разумеется, не мог.

— И этой ночью сгорел этот ужасный дворец мистера О’Коннора, — продолжала Темперанс, понизив голос. — Говорят, утром на дымящемся пепелище было найдено тело, и все полагают, что это О’Коннор, но письмо Сайленс пришло после пожара, поэтому он, должно быть, все еще жив, верно ведь? Ох, Уинтер! Будет ли Сайленс с ним в безопасности, как ты думаешь?

Уж на этот-то вопрос он мог ответить без колебаний.

— Да. — Уинтер поглядел в лицо Темперанс, чтобы она почувствовала его уверенность. Пускай Микки О’Коннор опасный речной пират и имеет сейчас в Лондоне самую дурную славу — и пускай Уинтер сильно недолюбливает его, — но одно знает точно: О’Коннор любит Сайленс, а Сайленс любит его. — Я наблюдал за лицом парня, когда он передавал нам Сайленс, зная, что больше не может защитить ее. Она для него дороже всех сокровищ. Что бы ни случилось, он будет защищать ее ценой своей жизни.

— Господи, надеюсь, это так.

На секунду Темперанс прикрыла глаза, обмякла и привалилась к его подушке. Ей двадцать девять — всего на три года старше его, — но Уинтер с удивлением осознал, что вокруг глаз у нее появилось несколько тонких морщинок. Были ли они там всегда, и он просто не замечал, или появились недавно из-за треволнений последних недель?

Пока он наблюдал за ней, Темперанс открыла глаза, будучи начеку как всегда.

— Ты так и не ответил. Где тебя вчера носило?

— Я попал в гущу беспорядков. — Уинтер поморщился и уселся поудобнее на узкой кровати, плечом к плечу с сестрой. — Боялся, что опоздаю на встречу с леди Бекинхолл. Спешил добраться туда, когда меня поглотила толпа. Это было все равно, что оказаться среди коров, которых гонят на рынок. Да только людское стадо, шумное, отвратительное, куда злее, чем коровье.

— Ох, Уинтер, — проговорила Темперанс, положив ладонь ему на руку. — Что произошло?

Он пожал плечами.

— Я был слишком медлителен. Упал, и меня попинали немножко и повредили ногу. — Он указал на свою правую ногу. — Она не сломана, — торопливо добавил он, когда сестра испуганно вскрикнула, — но из-за этого я не мог двигаться быстро. Дело кончилось тем, что я нырнул в какую-то таверну и переждал, пока беспорядки немного не улеглись. Полагаю, до дома я добрался довольно поздно.

Темперанс нахмурилась.

— Никто не видел, как ты входил.

— Я же сказал, было уже поздно.

Странно, как искусно он научился врать даже самым близким людям. Как-нибудь потом надо будет изучить этот недостаток, ибо это характеризует его отнюдь не с лучшей стороны.

Он взглянул в окно.

— А сейчас, полагаю, уже почти полдень, и мне следует приступить к выполнению своих обязанностей.

— Глупости! — Темперанс сдвинула брови. — Ты ранен, брат, и ничего не случится, если полежишь денек в постели.

— Может, ты и права… — начал он, но вздрогнул, когда сестра наклонилась и заглянула ему в лицо. — Что такое?

— Ты не споришь со мной, — пробормотала Темперанс. — Должно быть, тебе и вправду здорово досталось.

Он открыл рот, чтобы возразить, но, к несчастью, в этот момент она задела его ногу, и протест обратился в возглас боли.

— Уинтер! — Темперанс уставилась на прикрытую простыней ногу, словно могла видеть сквозь ткань. — Насколько это серьезно?

— Всего лишь ушиб. — Он сглотнул. — Не из-за чего беспокоиться.

Она прищурилась, явно сомневаясь, что он говорит правду.

— Но пожалуй, воспользуюсь твоим советом и полежу сегодня в постели, — торопливо добавил он, чтобы успокоить ее. Говоря по правде, он не был уверен, что сможет долгое время провести на ногах.

— Вот и славно, — отозвалась сестра, осторожно поднимаясь с кровати. — Отправлю к тебе служанку с супом. И пошлю за доктором.

— Это ни к чему, — сказал он чересчур резко. Доктор сразу же поймет, что рана у него ножевая. Кроме того, служанка леди Бекинхолл уже зашила ее. — Нет, правда, — добавил он поспокойнее, — я просто хочу немного поспать.

— Гм. — Темперанс, судя по виду, его протест совсем не убедил. — Если б я сегодня не уезжала, то осталась бы и проследила, чтоб тебя осмотрел доктор.

— Куда ты собралась? — поинтересовался он, надеясь сменить тему разговора.

— Загородный прием, на посещении которого настаивает Кэр. — Лицо Темперанс омрачилось. — Полагаю, там будут аристократы всех мастей, и все они станут задирать передо мной свои лошадиные носы.

Уинтер поневоле улыбнулся описанию, но в словах его прозвучала нежность:

— Очень сомневаюсь. Кэр отрежет им носы, хоть лошадиные, хоть нет, если кто-нибудь посмеет насмехаться.

Уголок ее рта дернулся вверх.

— Да, он такой.

И Уинтер уже не в первый раз порадовался, что его старшая сестра нашла мужчину, который любит ее безмерно, — несмотря на то, что он аристократ.

Он ощутил болезненный укол в сердце. И Темперанс, и Сайленс — две самые близкие ему женщины — теперь замужем. У них есть супруги и, по всей видимости, скоро будут дети. Они, его сестры, всегда были с ним, но теперь будут отдельно от него.

Тоскливая мысль. Но Уинтер не дал ей отразиться на лице.

— Ты прекрасно справишься, — мягко заверил он Темперанс. — У тебя есть ум и нравственное достоинство — качества, которыми, как я подозреваю, очень мало кто из этих аристократов обладает.

Она вздохнула, открывая дверь.

— Может, ты и прав, но я не вполне уверена, что ум и нравственное достоинство так уж ценятся в аристократических кругах.

— Мэм? — Мэри Уитсон заглянула в комнату. — Милорд Кэр просил передать, что ждет в карете.

— Спасибо, Мэри. — Темперанс дотронулась до щеки девочки, лицо ее опечалилось. — Жаль, что я снова покидаю тебя так скоро. В последнее время нам не слишком часто удавалось побыть вместе, да?

На мгновение серьезное личико Мэри дрогнуло. До замужества Темперанс жила в приюте и особенно привязалась к девочке.

— Да, мэм, — отозвалась она. — Но вы же скоро вернетесь, правда?

Темперанс закусила губу.

— Боюсь, не раньше чем через месяц, если не больше. Я должна присутствовать на длительном загородном приеме.

Мэри смиренно кивнула.

— Подозреваю, что теперь, когда вы леди и не такая, как мы, у вас много всяких разных дел.

Темперанс поморщилась от ее слов, а Уинтер ощутил холодок. Мэри права: мир аристократии далек от обычного мира, в котором живут они с Мэри. Смешение этих двух миров никогда не приводило ни к чему хорошему, и лучше бы ему помнить об этом в следующий раз, когда он увидит леди Бекинхолл.

Роскошная обстановка нынче в моде, размышляла Изабель несколько дней спустя, но даже по современным стандартам роскошь лондонского особняка графа Брайтмора была настолько чрезмерна, что граничила с нелепостью. Вдоль стен главной гостиной Брайтморов выстроились ряды колонн, увенчанных позолоченными коринфскими флеронами. И флероны далеко не единственное, что было золоченым. Стены, украшения, мебель, даже графская дочь, леди Пенелопа Чедвик, сверкали золотом. Лично Изабель считала, что золотая нить, явственно преобладающая в вышивке юбки и лифа леди Пенелопы, довольно нелепа в наряде для дневного чая, но, с другой стороны, наверное, это имело смысл.

Что же еще носить дочери Мидаса, как не золото?

— Мистер Мейкпис, может, и умен, — говорила леди Пенелопа достаточно медленно, чтобы пропитать свои слова сомнением относительно умственных способностей директора, — но не подходит для управления заведением для детей и младенцев. Думаю, по крайней мере с этим мы все можем согласиться.

Изабель отправила кусочек бисквита в рот и мысленно вскинула бровь. Женский комитет помощи приюту для сирот и подкидышей проводил срочное собрание для тех, кто в настоящее время находится в городе. Это были она сама, леди Феба Баттен, леди Маргарет. Рединг, леди Пенелопа и компаньонка леди Пенелопы, мисс Артемис Грейвс, которая, по предположениям Изабель, должно быть, считалась почетным членом Женского комитета только потому, что всегда находилась при леди Пенелопе. Отсутствовали Темперанс Хантингтон, новоиспеченная леди Кэр; ее свекровь, леди Амелия Кэр, и леди Хэроу. Все они были в отъезде.

Судя по выражению лиц других членов Женского комитета, не все были согласны с заявлением леди Пенелопы. Но поскольку леди Пенелопа, помимо того что была общепризнанной красавицей — фиалковые глаза, волосы цвета воронова крыла, и так далее и тому подобное, — являлась еще и наследницей легендарного состояния, не многие дамы осмеливались рисковать вызвать ее гнев.

Или, возможно, Изабель заблуждалась относительно смелости собравшихся дам.

— Гм. — Леди Маргарет прокашлялась деликатно, но решительно. Обладательница темно-каштановых волнистых волос и приятного лица, одна из самых молодых дам — учредительниц комитета — старше только леди Фебы, которая формально была еще школьницей, — тем не менее казалась сильной личностью. — Жаль, конечно, что сестры мистера Мейкписа больше не помогают ему руководить приютом, но он директор уже много лет. Думаю, он вполне справится и один.

— Пф! — Леди Пенелопа не фыркнула, но подошла опасно близко к этому. Ее фиалковые глаза так округлились в неверии, что чуть не вылезли из орбит. Не слишком привлекательная картина. — Меня беспокоит не только отсутствие женского надзора в приюте. Не станете же вы всерьез полагать, что мистер Мейкпис может представлять приют на светских раутах теперь, когда мы, представительницы высшего общества, являемся его патронессами.

Леди Маргарет выглядела обеспокоенной.

— Ну…

— Благодаря Женскому комитету у приюта теперь новое социальное положение. Руководителя будут приглашать на всякого рода светские мероприятия — рауты, на которых его поведение будет отражаться на нас как патронессах. Будут ужины с чаем, балы, возможно даже, музыкальные вечера!

Леди Пенелопа драматически взмахнула рукой, чуть не схватив за нос свою соседку мисс Грейвс. Она, довольно невзрачная молодая женщина, которая редко заговаривала, вздрогнула. Изабель подозревала, что она дремала, держа на коленях глупую белую собачонку мисс Пенелопы.

— Нет, — продолжала мисс Пенелопа, — мужчина неотесан до невозможности. Не далее как три дня назад он не явился на назначенную в новом здании встречу с леди Бекинхолл и даже не прислал извинений. Вы представляете?

Изабель сглотнула, позабавленная манерностью хозяйки дома.

— Справедливости ради следует сказать, что в тот день в Сент-Джайлсе были беспорядки. — И она была занята спасением таинственного мужчины в маске, чье атлетическое тело снилось ей по ночам. Изабель торопливо глотнула чаю.

— Не прислать извинения леди — это верх невежливости, беспорядки там или нет!

Изабель пожала плечами и взяла еще булочку. Лично она считает беспорядки вполне достаточным оправданием — и мистер Мейкпис прислал извинение на следующий день, — но у нее не было желания спорить с леди Пенелопой. Мистер Мейкпис, может, и прекрасный директор, но она вынуждена согласиться, что в обществе его ждет неминуемый провал.

— А в свете такого важного, значительного события, как открытие нового приюта, нам требуется гораздо более благовоспитанный директор, — заявила леди Пенелопа. — Тот, который в состоянии беседовать с леди, не нанося оскорбления. Тот, кто водит дружбу с герцогами и графами. Не сын пивовара. — На последнем слове она скривила губы, словно пивовар на ступень ниже сутенера.

Призрак Сент-Джайлса, вероятно, вполне непринужденно беседовал бы с герцогами и графами, каким бы ни было его общественное положение. Изабель поспешно отодвинула эту мысль в сторону, дабы сосредоточиться на разговоре.

— Темперанс Хантингтон — сестра мистера Мейкписа и, таким образом, тоже дочь пивовара.

— Да. — Леди Пенелопа передернулась. — Но она по крайней мере с умом вышла замуж.

Леди Маргарет поджала губы.

— Что ж, даже если мистер Мейкпис не может ничего поделать с обстоятельствами своего рождения, я не вижу, как мы можем забрать у него приют. Он был основан его отцом — тем самым пивоваром.

— Теперь он директор крупного, хорошо финансируемого заведения. Приюта, чьи размеры и престиж в будущем станут, без сомнения, расти. Приюта, с которым связаны все наши имена. Менее чем через две недели он будет обязан присутствовать на грандиозном балу герцогини Арлингтон. Вы представляете, что произойдет, когда герцогиня Арлингтон спросит мистера Мейкписа о детях его приюта? — Леди Пенелопа выгнула четко очерченную бровь. — Он, вероятнее всего, плюнет ей в лицо.

— Ну так уж и плюнет, — возразила Изабель. Скорее уж голову оторвет…

Как ни печально, но в словах леди Пенелопы был свой резон. Поскольку все они жертвуют деньги на приют, мистер Мейкпис как его директор станет теперь значительной фигурой в лондонском обществе. Ему просто необходимо чувствовать себя в высшем свете как рыба в воде. Быть лицом приюта, добиваться, быть может, больших денег, влияния, престижа для приюта, по мере того как он будет расширяться. Ни к чему этому мистер Мейкпис в настоящий момент не подготовлен.

— Я могу научить его, — выпалила леди Феба.

Все повернули головы к девушке. Это было пухленькое дитя лет семнадцати-восемнадцати со светло-каштановыми волосами и милым личиком. По идее сейчас должна быть в разгаре подготовка к ее первому сезону, да только Изабель подозревала, что не будет для бедняжки никакого сезона. Девушка носила очки и все равно немного щурилась. Ведь она была почти слепой. Однако же сейчас леди Феба решительно вздернула подбородок.

— Я могу помочь мистеру Мейкпису. Знаю, что могу.

— Уверена, что можете, дорогая, — сказала Изабель.

Но для незамужней дамы было бы совершенно неприлично обучать холостого джентльмена, коим является мистер Мейкпис.

Леди Маргарет открыла было рот, но при последних словах Изабель резко захлопнула. Леди Маргарет тоже не замужем.

— Мысль, однако, неплоха, — заметила она, овладев собой. — Мистер Мейкпис — человек умный. Если кто-нибудь укажет ему на пользу обучения светским манерам, уверена, он постарается приобрести некоторую изысканность.

Она взглянула на леди Пенелопу. Та просто вскинула брови и с презрительной гримасой откинулась на спинку стула. Взгляд мисс Грейвс был неотрывно устремлен на маленькую собачку у нее на коленях. Для нее, компаньонки леди Пенелопы, было бы самоубийством выразить несогласие с мнением леди.

Взор леди Маргарет устремился на Изабель. Губы изогнулись в лукавой улыбке.

— Значит, нам нужна леди, которая больше не девица. Леди с прекрасным знанием света со всеми его коллизиями. Леди, обладающая достаточной выдержкой, дабы отшлифовать манеры мистера Мейкписа и превратить в бриллиант, коим, как нам всем известно, он является.

О Боже!

Три дня спустя Уинтер Мейкпис осторожно спускался по широкой мраморной лестнице новой резиденции приюта для сирот и подкидышей. Эта лестница была совсем не то, что расшатанные деревянные ступеньки в старом доме, однако скользкий мрамор представлял опасность для человека, пользующегося тростью, чтобы поменьше утомлять свою все еще заживающую ногу.

— Ух ты! Бьюсь об заклад, по этим перилам здорово съезжать, — неосмотрительно воскликнул Джозеф Тинбокс. Похоже, он осознал свою ошибку сразу же, как только слова сорвались с губ. Мальчишка обратил фальшиво-честное веснушчатое лицо к Уинтеру. — Само собой, я б никогда такого не сделал.

— Правильно. Это было бы весьма неразумно. — Уинтер сделал мысленно пометку включить предупреждение не скатываться по перилам в свое следующее обращение к воспитанникам.

— Вот и вы, сэр. — Взволнованная Нелл Джонс, правая рука руководителя приюта, появилась у основания лестницы. — В гостиной посетитель, а я не знаю, есть ли у нас булочки. С позавчерашнего дня осталось немножко печенья, но, боюсь, оно зачерствело… К тому же Эллис не может найти сахар к чаю.

— Печенье вполне подойдет, Нелл, — успокаивающе заметил Уинтер. — И я все равно пью чай без сахара.

— Да, но, может, леди Бекинхолл любит сладкий, — возразила Нелл, сдувая белокурую прядку с глаз.

Уинтер застыл на лестничной площадке, почувствовав, как учащенно забилось сердце.

— Леди Бекинхолл?

— Она со своей камеристкой, — прошептала Нелл, словно леди могла ее услышать. — И у нее золоченые пряжки на туфельках — у служанки, не у леди!

В голосе Нелл сквозило благоговение.

Уинтер подавил вздох, хотя весь напрягся в предвкушении. Может, он и жаждал вновь увидеть леди, но этот рефлекс был непроизвольным. Леди Бекинхолл со своей чересчур любопытной натурой — осложнение, которое сегодня ему совершенно ни к чему.

— Пришли чай и что там у вас есть, — велел он Нелл.

— Но сахар…

— С этим я разберусь, — твердо сказал он, поймав перепуганный взгляд Нелл. — Не волнуйся ты так. Она всего лишь женщина.

— Женщина с камеристкой-модницей, — пробормотала Нелл, поворачиваясь в сторону кухни.

— И, Нелл, — окликнул ее Уинтер, вспомнив про дело, ради которого и спустился, — новые девочки уже прибыли?

— Нет, сэр.

— Что? — Только сегодня утром ему сообщили, что две сестры-сиротки всего лишь пяти лет от роду просят милостыню на Хог-лейн, недалеко от приюта. Он сразу же отправил за ними Томми, единственного приютского слугу. — Почему?

Нелл пожала плечами.