Литература 7 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы. Часть 2 Коллектив авторов
Пожалуйста, ответьте, как создает характеры детей И. С. Тургенев. Что общего и что отлично в способах изображения детей у И. С. Тургенева и Н. А. Некрасова («Крестьянские дети»)?
Светлое, искреннее воспоминание охотника о ночной встрече в поле – это одно из незабываемых впечатлений, остающихся с человеком на всю его жизнь, но мастерство И. С. Тургенева позволило ему сделать это впечатление достоянием многочисленных читателей.
Вопросы и задания1. Определите тему «Бежина луга».
2. Объясните смысл названия произведения.
3. Охарактеризуйте образ повествователя.
4. Что привлекает повествователя в крестьянских детях?
5. Дайте характеристику образов мальчиков.
6. Объясните смысл концовки «Бежина луга».
7. Как создается лирическое настроение в этой новелле?
8. Какова роль пейзажа в произведении?
9. Опишите наиболее интересную встречу в вашей жизни.
Читательская лаборатория
Как научиться различать типическое и индивидуальное в литературном характере
Вы уже знаете, что литературный характер создается на основе сочетания в персонаже индивидуальных психологических черт с качествами, присущими многим людям. Благодаря такому сочетанию, в литературе рождается персонаж яркий, интересный, запоминающийся.
Как научиться видеть, а значит, различать общее и конкретное, типическое и индивидуальное в герое, чтобы открылось все богатство его натуры, сложность его характера, значимость этого образа в творчестве писателя. Откроем еще раз очерк И. С. Тургенева «Бежин луг». Его герои– пять мальчиков– запоминаются все вместе и каждый в отдельности. Как удается это И. С. Тургеневу? Ответить на этот вопрос нам помогут несколько правил.
Правило первое. Чтобы научиться различать типическое и индивидуальное, нужно ответить на два вопроса:
Что объединяет этих героев, чем они похожи, что в них общего?
Чем каждый из них отличается от других, чем они непохожи, в чем индивидуальность каждого?
Ответы на эти вопросы вы, как всегда, найдете в тексте художественного произведения. Начните с ответа на первый вопрос. Вы найдете его сразу, как только прочитаете о том, как рассказчик, заплутавший в ночи охотник, окажется у костра: «Это просто были крестьянские ребятишки из соседних деревень, которые стерегли табун».
Какую общую характеристику героям дает автор? Что вы о них узнаете?
А узнаете много. Вы узнаете об их происхождении – они крестьянские дети. О том, где они живут, – «в Чернском уезде Тульской губернии» (об этом говорит сам рассказчик в начале очерка, называя места своей охоты). Об их образе жизни – помогают взрослым, ходят в ночное, и это «большой праздник для крестьянских мальчиков». Названные характеристики являются общими для каждого из героев, они объединяют героев, то есть называют типическое в образе каждого героя.
Так мы формулируем второе правило.
Правило второе. Типическое в литературном характере создается на основе обобщения характеристик героя о происхождении, социальном положении, образе жизни.
Однако не всегда в литературном произведении художественная информация раскрывается легко и просто. Чаще наоборот – ее приходится добывать, извлекать, внимательно прочитывая произведение. Давайте еще раз послушаем рассказы наших героев у костра, их диалоги и подумаем, как проявляется типическое в их характерах.
Назовите героев детских историй.
Понаблюдайте за тем, как ребята рассказывают страшные истории и как они слушают друг друга.
Объясните их огромный интерес к этим рассказам. Какие общие интересы проступают за голосом каждого из героев?
Рассказы о домовых и русалках, водяных и леших, покойниках и утопленниках отражают не только извечный интерес детей к «страшилкам» и «ужастикам» (как сказали бы мы сегодня). В этих рассказах отразился их интерес к тайнам жизни природы, человека, то есть к тайнам мироустройства.
Какие общие взгляды объединяют представления крестьянских детей о мире и человеке?
Окружающий мальчиков мир в их сознании поделен на «место чистое, вольное» и «нечистое место», «глухое»; лесную нечисть и «хрестиянскую душу». Миры реальный и нереальный сосуществуют в их восприятии на равных. Переплетение фантастического и настоящего крайне причудливо: это соединение языческих и христианских представлений.
Вспомните, кто рассказал Косте историю, происшедшую с Гаврилой, слободским плотником. Случайно ли упоминает об этом автор?
Дважды укажет И. С. Тургенев на то, что «намеднись тятя… рассказывал».
Страшные истории о чистой и нечистой силе в крестьянской среде рассказывали всегда, пытаясь объяснить неведомое, непонятное, необъяснимое. Каждый из ребят искренне верит в народные поверья и легенды, в которых нашло свое выражение мифологическое, поэтическое сознание народа: «Вдруг откуда ни возьмись белый голубок, – налетел прямо в это отражение, пугливо повертелся на одном месте, весь обливаясь горячим блеском, и исчез, звеня крылами.
– Знать, от дому отбился, – заметил Павел. – Теперь будет лететь, покуда на что наткнется, и где ткнет, там и ночует до зари.
– А что, Павлуша, – промолвил Костя, – не праведная ли душа летела на небо, ась?»
Взгляд крестьянских мальчиков на мир отражает особенности народного сознания, народного мировосприятия. Общность взглядов и представлений героев – типическое в образе каждого из них, так как устанавливает связь мальчиков не только друг с другом, но и с традициями, обычаями, верованиями, то есть культурой народа.
Запомните новое правило, вытекающее из наших рассуждений.
Правило третье. Типическое в литературном характере создается на основе обобщений представлений персонажа о мире и человеке (о мировоззрении, мировосприятии героя).
Вспомните второй вопрос из первого правила, на который нужно ответить, чтобы научиться видеть не только типическое, но и индивидуальное в литературном характере: чем каждый персонаж отличается от других, чем они непохожи, в чем индивидуальность каждого?
Как проявляет себя каждый из героев в монологах и диалогах у костра? Кто из героев самый активный рассказчик?
«…Лучше других знал все сельские поверья…» Ильюша. Он ведет свое повествование обстоятельно, подробно описывая то, что слышал. Он старается не упустить в рассказе ни одной детали, делает отступления по ходу повествования, привнося свои оценки. Характер речи героя не только свидетельствует о его искренней вере в эти истории, желании убедить других в их правдивости, но и об обстоятельности, рассудительности и серьезности в его характере.
А вот Костя в своих рассказах совсем другой: он – поэт. Его речь отличает образный, поэтический язык; в построении предложений он использует повторы, риторические обращения, красочные эпитеты, сравнения: «Вот зовет она его, и такая вся сама светленькая, беленькая сидит на ветке, словно плотичка какая или пескарь, – а то вот еще карась бывает такой белесоватый, серебряный…» Нежно и с любовью описывает он этот воображаемый мир, как, впрочем, и мир реальный: «А месяц-то светит сильно, так сильно, явственно светит месяц– все, братцы мои, видно». Но уж очень пуглив, в авторской оценке «трусишка».
Павлуша – самый привлекательный для рассказчика герой. Узнавая его поближе, проникаются к нему симпатией и читатели. Он самый активный из собравшихся у костра: наблюдает «за картошками», с криком бросается за встревоженными собаками, идет ночью к реке за водой. Смелый, ловкий, спокойный по характеру мальчик.
А как вы думаете, кто из мальчиков самый внимательный слушатель?
Активно участвует в диалоге Федя. Сам он историй не рассказывает: он ведь самый старший, поэтому ведет себя с достоинством, покровительственно по отношению к другим. Но при этом именно он предлагает рассказать очередную историю, а потом чаще других задает вопросы, показывая тем самым не меньший, чем у других, интерес.
Маленький Ваня тоже историй не рассказывает, но захвачен ими не меньше других. В какой-то момент, видимо, находясь под впечатлением услышанного, он скажет: «Гляньте-ка, гляньте-ка, ребятки… гляньте на божьи звездочки, – что пчелки роятся!»
Сформулируем новое правило.
Правило четвертое. Индивидуальное в литературном герое проявляется в особенностях его личных психологических черт, которые раскрываются в поступках, в отношении к окружающему миру, в речи.
Вы уже знаете, что один из приемов раскрытия индивидуальных психологических черт характера – портрет литературного персонажа.
Найдите портретные характеристики крестьянских ребятишек (рассказчик описывает внешность каждого из них), и вы увидите отличие мальчиков друг от друга. Охарактеризуйте, как проявляется в портрете их индивидуальность. Чем запомнился вам каждый из героев?
Федя самый старший, в его описании подчеркнута внешняя привлекательность, одежда выдает принадлежность к зажиточной крестьянской семье.
Описание внешности Павлуши дано по-другому: на противопоставлении неказистой внешности и сильного характера («…глядел он очень умно и прямо, да и в голосе у него звучала сила»). Он из бедной семьи. Описание внешности героя сопровождается эмоционально-оценочной характеристикой рассказчика: «…а все-таки он мне понравился».
Ильюша запоминается болезненным типом внешности. Он – из семьи среднего достатка.
Костя «возбуждал любопытство» рассказчика мечтательностью натуры при тщедушной внешности. Привлекали внимание «большие черные» глаза: «…они, казалось, хотели что-то высказать…» Костя – из довольно бедной семьи.
Портретная характеристика самого младшего – Вани – немногословна: семилетний мальчике русой кудрявой головой.
Таким образом, портрет становится способом индивидуализации героев произведения.
Теперь мы можем вывести заключительное правило в нашей работе.
Правило пятое. Индивидуальные черты литературного характера проявляются в портретной характеристике героя.
Николай Семенович Лесков
Прозвище главного героя произведения Н. С. Лескова давно уже стало нарицательным. «Левшой» называют народного умельца. О тульском кузнеце, подковавшем английскую механическую блоху, снят мультфильм, ему посвящена опера… Немногие произведения мировой литературы удостаиваются столь высокой чести! Действительно, Лескову удалось создать удивительное произведение.
Основное его достоинство заключается в прекрасно выписанных характерах Александра I, атамана Платова, и конечно же, Левши. Писатель сам восхищается достоинством русского человека и показывает эти достоинства читателям. В то же время он с горечью пишет о преклонении перед иноземцами и о тяжелой судьбе россиян.
Проследите за взаимоотношениями царя и атамана Платова, на протяжении всего произведения ведущих скрытый спор о характере русского человека.
В чем смысл этого спора и каков его результат?
Все лучшее и все самое трагичное, что свойственно простому русскому человеку, нашло воплощение в характере Левши. Посмотрите, как автор описывает своего героя.
Как характер Левши воплощается в речи персонажа, в его портрете, в его поступках? Как вы думаете, почему талант народного мастера не находит признания и надлежащего применения на родине? Что думает об этом Н. С. Лесков?
Вообще образ повествователя занимает в этом произведении очень важное место. Обратите внимание на его речь. Сравните ее с речью повествователя из уже известной вам новеллы «Привидения в Инженерном замке» и задумайтесь: почему Н. С. Лесков избирает здесь именно такую манеру повествования? Как она помогает писателю выявить свое отношение к рассказываемому?
Самое время в связи с образом повествователя познакомить вас с одним очень важным понятием, которое наверняка еще не раз пригодится вам при работе с художественным текстом. Я имею в виду понятие литературного стиля.
Литературный стиль – это совокупность поэтических приемов и средств, свойственных какому-то одному произведению (стиль произведения), творчеству писателя (стиль писателя), эпохе (стиль эпохи) и пр. Кроме того, есть лингвистическое понятие стиля речи: книжный стиль, разговорный стиль, ораторский стиль и т. п.
У каждого писателя вырабатывается свой неповторимый стиль. Именно он позволяет отличить «голос» одного автора от «голоса» другого. Но есть свой стиль и у каждого отдельного произведения, что также совершенно закономерно. Ведь художественный мир произведения всегда неповторим, и для его создания нужны специальные, только для него подходящие приемы и художественные средства.
Чтобы лучше представить себе своеобразие стиля «Левши», вспомните, в чем заключаются особенности сказового повествования: «Сказ – это способ организации повествования, ориентированный на устную, часто простонародную речь».
Н. С. Лесков придумал для «Левши» удивительного рассказчика, чья речевая характеристика способна сказать о нем больше, чем придуманная биография.
Перечитайте несколько страниц «Левши», и вы, я думаю, сумеете назвать те основные особенности, которые и создают неповторимую атмосферу, рожденную стилем этого произведения.
Левша
Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе
Глава первая
Когда император Александр Павлович окончил венский совет[38], то он захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть. Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел самые междоусобные разговоры со всякими людьми, и все его чем-нибудь удивляли и на свою сторону преклонять хотели, но при нем был донской казак Платов[39], который этого склонения не любил и, скучая по своему хозяйству, все государя домой манил. И чуть если Платов заметит, что государь чем-нибудь иностранным очень интересуется, то все провожатые молчат, а Платов сейчас скажет: так и так, и у нас дома свое не хуже есть, – и чем-нибудь отведет.
Англичане это знали и к приезду государеву выдумали разные хитрости, чтобы его чужестранностью пленить и от русских отвлечь, и во многих случаях они этого достигали, особенно в больших собраниях, где Платов не мог вполне по-французски говорить; но он этим мало и интересовался, потому что был человек женатый и все французские разговоры считал за пустяки, которые не стоят воображения. А когда англичане стали звать государя во всякие свои цейгаузы[40], оружейные и мыльно-пильные заводы, чтобы показать свое над нами во всех вещах преимущество и тем славиться, – Платов сказал себе:
– Ну уж тут шабаш[41]. До этих пор еще я терпел, а дальше нельзя. Сумею я или не сумею говорить, а своих людей не выдам.
И только он сказал себе такое слово, как государь ему говорит:
– Так и так, завтра мы с тобою едем их оружейную кунсткамеру[42] смотреть. Там, – говорит, – такие природы совершенства, что как посмотришь, то уж больше не будешь спорить, что мы, русские, со своим значением никуда не годимся.
Платов ничего государю не ответил, только свой грабоватый[43] нос в лохматую бурку[44] спустил, а пришел в свою квартиру, велел денщику подать из погребца фляжку кавказской водки-кислярки, дерябнул хороший стакан, на дорожный складень[45] Богу помолился, буркой укрылся и захрапел так, что во всем доме англичанам никому спать нельзя было.
Думал: утро ночи мудренее.
Глава вторая
На другой день поехали государь с Платовым в кунсткамеры. Больше государь никого из русских с собою не взял, потому что карету им подали двухсестную[46].
Приезжают в пребольшое здание – подъезд неописанный, коридоры до бесконечности, а комнаты одна в одну, и, наконец, в самом главном зале разные огромадные бюстры[47], и посредине под валдахином[48] стоит Аболон полведерский[49]. Государь оглядывается на Платова: очень ли он удивлен и на что смотрит; а тот идет глаза опустивши, как будто ничего не видит, – только из усов кольца вьет.
Англичане сразу стали показывать разные удивления и пояснять, что к чему у них приноровлено для военных обстоятельств: буреметры[50] морские, мерблюзьи[51] мантоны[52] пеших полков, а для конницы смолевые непромокабли[53].
Государь на все это радуется, все кажется ему очень хорошо, а Платов держит свою ажидацию[54], что для него все ничего не значит.
Государь говорит:
– Как это возможно – отчего в тебе такое бесчувствие? Неужто тебе здесь ничто не удивительно?
А Платов отвечает:
– Мне здесь то одно удивительно, что мои донцы-молодцы без всего этого воевали и двенадесять язык прогнали[55].
Государь говорит:
– Это безрассудок[56].Платов отвечает:
– Не знаю, к чему отнести, но спорить не смею и должен молчать.
А англичане, видя между государя такую перемолвку, сейчас подвели его к самому Аболону полведерскому и берут у того из одной руки Мортимерово[57] ружье, а из другой пистолю[58].
– Вот, – говорят, – какая у нас производительность, – и подают ружье.
Государь на Мортимерово ружье посмотрел спокойно, потому что у него в Царском Селе такие есть, а они потом дают ему пистолю и говорят:
– Это пистоля неизвестного, неподражаемого мастерства – ее наш адмирал у разбойничьего атамана в Канделабрии[59] из-за пояса выдернул.
Государь взглянул на пистолю и наглядеться не может.
Взахался ужасно.
– Ах, ах, ах, – говорит, – как это так… как это даже можно так тонко сделать! – И к Платову по-русски оборачивается и говорит: – Вот если бы у меня был хотя один такой мастер в России, так я бы этим весьма счастливый был и гордился, а того мастера сразу же благородным бы сделал[60].
А Платов на эти слова в ту же минуту опустил правую руку в свои большие шаровары и тащит оттуда ружейную отвертку. Англичане говорят: «Это не отворяется», а он, внимания не обращая, ну замок ковырять. Повернул раз, повернул два – замок и вынулся. Платов показывает государю собачку, а там на самом сугибе сделана русская надпись: «Иван Москвин во граде Туле».
Англичане удивляются и друг дружку поталкивают:
– Ох-де, мы маху дали!
А государь Платову грустно говорит:
– Зачем ты их очень сконфузил, мне их теперь очень жалко. Поедем.
Сели опять в ту же двухсестную карету и поехали, и государь в этот день на бале был, а Платов еще больший стакан кислярки выдушил и спал крепким сном казачьим.
Было ему и радостно, что англичан оконфузил, а тульского мастера на точку вида поставил, но было и досадно: зачем под такой случай государь англичан сожалел!
«Через что это государь огорчился? – подумал Платов, – совсем того не понимаю», – ив таком рассуждении он два раза вставал, крестился и водку пил, пока насильно на себя крепкий сон навел.
А англичане в это же самое время тоже не спали, потому что и им завертело. Пока государь на бале веселился, они ему такое новое удивление подстроили, что у Платова всю фантазию отняли.
Глава третья
На другой день, как Платов к государю с добрым утром явился, тот ему и говорит:
– Пусть сейчас заложат двухсестную карету, и поедем в новые кунсткамеры смотреть.
Платов даже осмелился доложить, что не довольно ли, мол, чужеземные продукты смотреть и не лучше ли к себе в Россию собираться, но государь говорит:
– Нет, я еще желаю другие новости видеть: мне хвалили, как у них первый сорт сахар делают.
Поехали.
Англичане все государю показывают: какие у них разные первые сорта, а Платов смотрел, смотрел да вдруг говорит:
– А покажите-ка нам ваших заводов сахар молво[61]?
А англичане и не знают, что это такое молво. Перешептываются, перемигиваются, твердят друг дружке: «Молво, молво», а понять не могут, что это у нас такой сахар делается, и должны сознаться, что у них все сахара есть, а «молва» нет.
Платов говорит:
– Ну, так и нечем хвастаться. Приезжайте к нам, мы вас напоим чаем с настоящим молво Бобринского завода.
А государь его за рукав дернул и тихо сказал:
– Пожалуйста, не порть мне политики.
Тогда англичане позвали государя в самую последнюю кунсткамеру, где у них со всего света собраны минеральные камни и нимфозории[62], начиная с самой огромнейшей египетской керамидой[63] до закожной блохи, которую глазам видеть невозможно, а угрызение ее между кожей и телом.
Государь поехал.
Осмотрели керамиды и всякие чучелы и выходят вон, а Платов думает себе: «Вот, слава Богу, все благополучно: государь ничему не удивляется».
Но только пришли в самую последнюю комнату, а тут стоят их рабочие в тужурных жилетках и в фартуках и держат поднос, на котором ничего нет.
Государь вдруг и удивился, что ему подают пустой поднос.
– Что это такое значит? – спрашивает; а аглицкие мастера отвечают:
– Это вашему величеству наше покорное поднесение.
– Что же это?
– А вот, – говорят, – изволите видеть сориночку? Государь посмотрел и видит: точно, лежит на серебряном подносе самая крошечная соринка.
Работники говорят:
– Извольте пальчик послюнить и ее на ладошку взять.
– На что же мне эта соринка?
– Это, – отвечают, – не соринка, а нимфозория.
– Живая она?
– Никак нет, – отвечают, – не живая, а из чистой из аглицкой стали в изображении блохи нами выкована, и в середине в ней завод и пружина. Извольте ключиком повернуть: она сейчас начнет дансе[64] танцевать.
Государь залюбопытствовал и спрашивает:
– А где же ключик? А англичане говорят:
– Здесь и ключ перед вашими очами.
– Отчего же, – государь говорит, – я его не вижу?
– Потому что, – отвечают, – что это надо в мелкоскоп[65]. Подали мелкоскоп, и государь увидел, что возле блохи действительно на подносе ключик лежит.
– Извольте, – говорят, – взять ее на ладошечку – у нее в пузичке золотая дырка, а ключ семь поворотов имеет, и тогда она пойдет дансе…
Насилу государь этот ключ ухватил и насилу его мог в щепотке удержать, а в другую щепотку блошку взял и только ключик вставил, как почувствовал, что она начинает усиками водить, потом ножками стала перебирать, а наконец вдруг прыгнула и на одном лету прямое дансе и две верояции[66] в сторону, потом в другую, и так в три верояции всю кавриль[67] станцевала.
Государь сразу же велел англичанам миллион дать, какими сами захотят деньгами, – хотят серебряными пятачками, хотят мелкими ассигнациями.
Англичане попросили, чтобы им серебром отпустили, потому что в бумажках они толку не знают; а потом сейчас и другую свою хитрость показали: блоху в дар подали, а футляра на нее не принесли; без футляра же ни ее, ни ключика держать нельзя, потому что затеряются и в сору их так и выбросят. А футляр на нее у них сделан из цельного брильянтового ореха – и ей местечко в середине выдавлено. Этого они не подали, потому что футляр, говорят, будто казенный, а у них насчет казенного строго, хоть и для государя – нельзя жертвовать.
Платов было очень рассердился, потому что говорит:
– Для чего такое мошенничество! Дар сделали и миллион за то получили, и все еще недостаточно! Футляр, – говорит, – всегда при всякой вещи принадлежит.
Но государь говорит:
– Оставь, пожалуйста, это не твое дело – не порть мне политики. У них свой обычай. – И спрашивает: – Сколько тот орех стоит, в котором блоха вместится?
Англичане положили за это еще пять тысяч.
Государь Александр Павлович сказал: «Выплатить», а сам спустил блошку в этот орешек, а с нею вместе и ключик, а чтобы не потерять самый орех, опустил его в свою золотую табакерку, а табакерку велел положить в свою дорожную шкатулку, которая вся выстлана перламутром и рыбьей костью. Аглицких же мастеров государь с честью отпустил и сказал им: «Вы есть первые мастера на всем свете, и мои люди супротив вас сделать ничего не могут».
Те остались этим очень довольны, а Платов ничего против слов государя произнести не мог. Только взял мелкоскоп да, ничего не говоря, себе в карман спустил, потому что «он сюда же, – говорит, – принадлежит, а денег вы у нас и без того много взяли».
Государь этого не знал до самого приезда в Россию, а уехали они скоро, потому что у государя от военных дел сделалась меланхолия и он захотел духовную исповедь иметь в Таганроге у попа Федота[68]. Дорогой у них с Платовым очень мало приятного разговора было, потому они совсем разных мыслей сделались: государь так соображал, что англичанам нет равных в искусстве, а Платов доводил, что и наши на что взглянут – все могут сделать, но только им полезного ученья нет. И представлял государю, что у аглицких мастеров совсем на все другие правила жизни, науки и продовольствия, и каждый человек у них себе все абсолютные обстоятельства перед собою имеет, и через то в нем совсем иной смысл.
Государь этого не хотел долго слушать, а Платов, видя это, не стал усиливаться. Так они и ехали молча, только Платов на каждой станции выйдет и с досады квасной стакан водки выпьет, соленым бараночком закусит, закурит свою корешковую[69] трубку, в которую сразу целый фунт Жукова табаку входило, а потом сядет и сидит рядом с царем в карете молча. Государь в одну сторону глядит, а Платов в другое окно чубук высунет и дымит на ветер. Так они и доехали до Петербурга, а к попу Федоту государь Платова уже совсем не взял.
– Ты, – говорит, – к духовной беседе невоздержен итак очень много куришь, что у меня от твоего дыму в голове копоть стоит.
Платов остался с обидою и лег дома на досадную укушетку[70], да так все лежал да покуривал Жуков табак[71] без перестачи.
Глава четвертая
Удивительная блоха из аглицкой вороненой стали оставалась у Александра Павловича в шкатулке под рыбьей костью, пока он скончался в Таганроге, отдав ее попу Федоту, чтобы сдал после государыне, когда она успокоится. Императрица Елизавета Алексеевна посмотрела блохины верояции и усмехнулась, но заниматься ею не стала.
– Мое, – говорит, – теперь дело вдовье, и мне никакие забавы не обольстительны, – а вернувшись в Петербург, передала эту диковину со всеми другими драгоценностями в наследство новому государю.
Император Николай Павлович поначалу тоже никакого внимания на блоху не обратил, потому что при восходе[72] его было смятение, но потом один раз стал пересматривать доставшуюся от брата ему шкатулку и достал из нее табакерку, а из табакерки бриллиантовый орех, и в нем нашел стальную блоху, которая уже давно не была заведена и потому не действовала, а лежала смирно, как коченелая. Государь посмотрел и удивился.
– Что это еще за пустяковина и к чему она тут у моего брата в таком сохранении!
Придворные хотели выбросить, но государь говорит:
– Нет, это что-нибудь значит.
Позвали от Аничкина моста из противной аптеки химика, который на самых мелких весах яды взвешивал, и ему показали, а тот сейчас взял блоху, положил на язык и говорит: «Чувствую хлад, как от крепкого металла». А потом зубом ее слегка помял и объявил:
– Как вам угодно, а это не настоящая блоха, а нимфозория, и она сотворена из металла, и работа эта не наша, нерусская.
Государь велел сейчас разузнать: откуда это и что такое означает?
Бросились смотреть в дела и в списки, – но в делах ничего не записано. Стали того, другого спрашивать, – никто ничего не знает. Но, по счастью, донской казак Платов был еще жив и даже все еще на своей досадной укушетке лежал и трубку курил. Он как услыхал, что во дворце такое беспокойство, сейчас с укушетки поднялся, трубку бросил и явился государю во всех орденах. Государь говорит:
– Что тебе, мужественный старик, от меня надобно? А Платов отвечает:
– Мне, ваше величество, ничего для себя не надо, так как я пью-ем что хочу и всем доволен, а я, – говорит, – пришел доложить насчет этой нимфозории, которую отыскали: это, – говорит, – так и так было, и вот как происходило при моих глазах в Англии, – и тут при ней есть ключик, а у меня есть их же мелкоскоп, в который можно его видеть, и сим ключом через пузико эту нимфозорию можно завести, и она будет скакать в каком угодно пространстве и в стороны верояции делать.
Завели, она и пошла прыгать, а Платов говорит:
– Это, – говорит, – ваше величество, точно, что работа очень тонкая и интересная, но только нам этому удивляться с одним восторгом чувств не следует, а надо бы подвергнуть ее русским пересмотрам в Туле или в Сестрорецке, – тогда еще Сестрорецк Сестербеком звали, – не могут ли наши мастера сего превзойти, чтобы англичане над русскими не предвозвышались.
Государь Николай Павлович в своих русских людях был очень уверенный и никакому иностранцу уступать не любил, он и ответил Платову:
– Это ты, мужественный старик, хорошо говоришь, и я тебе это дело поручаю поверить. Мне эта коробочка все равно теперь при моих хлопотах не нужна, а ты возьми ее с собою и больше на свою досадную укушетку не ложись, а поезжай на тихий Дон и поведи там с моими донцами междоусобные разговоры насчет их жизни и преданности и что им нравится. А когда будешь ехать через Тулу, покажи моим тульским мастерам эту нимфозорию, и пусть они о ней подумают. Скажи им от меня, что брат мой этой вещи удивлялся и чужих людей, которые делали нимфозорию, больше всех хвалил, а я на своих надеюсь, что они никого не хуже. Они моего слова не проронят и что-нибудь сделают.
Глава пятая
Платов взял стальную блоху и, как поехал через Тулу на Дон, показал ее тульским оружейникам, слова государевы им передал, а потом спрашивает:
– Как нам теперь быть, православные? Оружейники отвечают:
– Мы, батюшка, милостивое слово государево чувствуем и никогда его забыть не можем за то, что он на своих людей надеется, а как нам в настоящем случае быть, того мы в одну минуту сказать не можем, потому что аглицкая нация тоже не глупая, а довольно даже хитрая, и искусство в ней с большим смыслом. Против нее, – говорят, – надо взяться подумавши и с Божьим благословением. А ты, если твоя милость, как и государь наш, имеешь к нам доверие, поезжай к себе на тихий Дон, а нам эту блошку оставь, как она есть, в футляре и в золотой царской табакерочке. Гуляй себе по Дону и заживляй раны, которые принял за отечество, а когда назад будешь через Тулу ехать, – остановись – спосылай за нами: мы к той поре, Бог даст, что-нибудь придумаем.
Платов не совсем доволен был тем, что туляки так много времени требуют и притом не говорят ясно: что такое именно они надеются устроить. Спрашивал он их так и иначе и на все манеры с ними хитро по-донски заговаривал; но туляки ему в хитрости нимало не уступили, потому что имели они сразу же такой замысел, по которому не надеялись даже, чтобы и Платов им поверил, а хотели прямо свое смелое воображение исполнить, да тогда и отдать.
Говорят:
– Мы еще и сами не знаем, что учиним, а только будем на Бога надеяться, и авось слово царское ради нас в постыждении не будет.
Так и Платов умом виляет, и туляки тоже. Платов вилял, вилял, да увидал, что туляка ему не перевилять, подал им табакерку с нимфозорией и говорит:
– Ну, нечего делать, пусть, – говорит, – будет по-вашему; я вас знаю, какие вы, ну, одначе, делать нечего, – я вам верю, но только смотрите, бриллиант чтобы не подменить и аглицкой тонкой работы не испортьте, да недолго возитесь, потому что я шибко езжу: двух недель не пройдет, как я с тихого Дона опять в Петербург поворочу, – тогда мне чтоб непременно было что государю показать.
Оружейники его вполне успокоили:
– Тонкой работы, – говорят, – мы не повредим и бриллианта не обменим, а две недели нам времени довольно, а к тому случаю, когда назад возвратишься, будет тебе что-нибудь государеву великолепию достойное представить.
А что именно, этого так-таки и не сказали.
Глава шестая
Платов из Тулы уехал, а оружейники три человека, самые искусные из них, один косой левша, на щеке пятно родимое, а на висках волосья при ученье выдраны, попрощались с товарищами и с своими домашними да, ничего никому не сказывая, взяли сумочки, положили туда что нужно съестного и скрылись из города.
Заметили за ними только то, что они пошли не в Московскую заставу, а в противоположную, киевскую сторону, и думали, что они пошли в Киев почивающим угодникам поклониться или посоветовать там с кем-нибудь из живых святых мужей, всегда пребывающих в Киеве в изобилии.
Но это было только близко к истине, а не самая истина. Ни время, ни расстояние не дозволяли тульским мастерам сходить в три недели пешком в Киев да еще потом успеть сделать посрамительную для аглицкой нации работу. Лучше бы они могли сходить помолиться в Москву, до которой всего «два девяносто[73] верст», а святых угодников и там почивает немало. А в другую сторону, до Орла, такие же «два девяносто», да за Орел до Киева снова еще добрых пять сот верст. Этакого пути скоро не сделаешь, да и сделавши его, не скоро отдохнешь – долго еще будут ноги остекливши и руки трястись.
Иным даже думалось, что мастера набахвалили перед Платовым, а потом как пообдумались, то и струсили и теперь совсем сбежали, унеся с собою и царскую золотую табакерку, и бриллиант, и наделавшую им хлопот аглицкую стальную блоху в футляре.
Однако такое предположение было тоже совершенно неосновательно и недостойно искусных людей, на которых теперь почивала надежда нации.
Глава седьмая
Туляки, люди умные и сведущие в металлическом деле, известны также как первые знатоки в религии. Их славою в этом отношении полна и родная земля, и даже святой Афон[74]: они не только мастера петь с вавилонами, но они знают, как пишется картина «вечерний звон», а если кто из них посвятит себя большему служению и пойдет в монашество, то таковые слывут лучшими монастырскими экономами, и из них выходят самые способные сборщики. На святом Афоне знают, что туляки – народ самый выгодный, и если бы не они, то темные уголки России, наверное, не видали бы очень многих святостей отдаленного Востока, а Афон лишился бы многих полезных приношений от русских щедрот и благочестия. Теперь «афонские туляки» обвозят святости по всей нашей родине и мастерски собирают сборы даже там, где взять нечего. Туляк полон церковного благочестия и великий практик этого дела, а потому и те три мастера, которые взялись поддержать Платова и с ним всю Россию, не делали ошибки, направляясь не к Москве, а на юг. Они шли вовсе не в Киев, а к Мценску, к уездному городу Орловской губернии, в котором стоит древняя «камнесеченная»[75] икона св. Николая, приплывшая сюда в самые древние времена на большом каменном же кресте по реке Зуше. Икона эта вида «грозного и престрашного» – святитель Мир-Ликийских[76] изображен на ней «в рост», весь одеян сребропозлащенной одеждой, а лицом темен и на одной руке держит храм, а в другой меч– «военное одоление». Вот в этом «одолении» и заключался смысл вещи: св. Николай вообще покровитель торгового и военного дела, а «мценский Никола» в особенности, и ему-то туляки и пошли поклониться. Отслужили они молебен у самой иконы, потом у каменного креста и, наконец, возвратились домой «нощию» и, ничего никому не рассказывая, принялись за дело в ужасном секрете. Сошлись они все втрое в один домик к левше, двери заперли, ставни в окнах закрыли, перед Николиным образом лампадку затеплили и начали работать.
День, два, три сидят и никуда не выходят, все молоточками потюкивают. Куют что-то такое, а что куют – ничего не известно.
Всем любопытно, а никто ничего не может узнать, потому что работающие ничего не сказывают и наружу не показываются. Ходили к домику разные люди, стучались в двери под разными видами, чтобы огня или соли попросить, но три искусника ни на какой спрос не отпираются, и даже чем питаются – неизвестно. Пробовали их пугать, будто по соседству дом горит, – не выскочут ли в перепуге и не объявится ли тогда, что ими выковано, но ничего не брало этих хитрых мастеров; один раз только высунулся левша по плечи и крикнул:
– Горите себе, а нам некогда, – и опять свою щипаную голову спрятал, ставню захлопнул, и за свое дело принялся.
Только сквозь малые щелочки было видно, как внутри дома огонек блестит, да слышно, что тонкие молоточки по звонким наковальням вытюкивают.
Словом, все дело велось в таком страшном секрете, что ничего нельзя было узнать, и притом продолжалось оно до самого возвращения казака Платова с тихого Дона к государю, и во все это время мастера ни с кем не видались и не разговаривали.
Читать бесплатно другие книги:
