Литература 7 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы. Часть 2 Коллектив авторов
– Это и мы так можем.
А как до старого ружья дойдет, – засунет палец в дуло, поводит по стенкам и вздохнет:
– Это, – говорит, – против нашего не в пример превосходнейше.
Англичане никак не могли отгадать, что такое левша замечает, а он спрашивает:
– Не могу ли, – говорит, – я знать, что наши генералы это когда-нибудь глядели или нет?
Ему говорят:
– Которые тут были, те, должно быть, глядели.
– А как, – говорит, – они были: в перчатке или без перчатки?
– Ваши генералы, – говорят, – парадные, они всегда в перчатках ходят; значит, и здесь так были.
Левша ничего не сказал. Но вдруг начал беспокойно скучать. Затосковал и затосковал и говорит англичанам:
– Покорно благодарствуйте на всем угощении, и я всему вас очень доволен и все, что мне нужно было видеть, уже видел, а теперь я скорее домой хочу.
Никак его более удержать не могли. По суше его пустить нельзя, потому что он на все языки не умел, а по воде плыть нехорошо было, потому что время было осеннее, бурное, но он пристал: отпустите.
– Мы на барометр, – говорят, – смотрели: буря будет, потонуть можешь; это ведь не то, что у вас Финский залив, а тут настоящее Твердиземное[101] море.
– Это все равно, – отвечает, – где умереть, – все единственно, воля Божия, а я желаю скорее в родное место, потому что иначе я могу род помешательства достать.
Его силом не удерживали: напитали, деньгами наградили, подарили ему на память золотые часы с трепетиром[102], для морской прохлады на поздний осенний путь дали байковое пальто с ветряной нахлобучкою на голову. Очень тепло одели и отвезли левшу на корабль, который в Россию шел. Тут поместили левшу в лучшем виде, как настоящего барина, но он с другими господами в закрытии сидеть не любил и совестился, а уйдет на палубу, под презент[103] сядет и спросит: «Где наша Россия?»
Англичанин, которого он спрашивает, рукою ему в ту сторону покажет или головою махнет, а он туда лицом оборотится и нетерпеливо в родную сторону смотрит.
Как вышли из буфты[104] в Твердиземное море, так стремление его к России такое сделалось, что никак его нельзя было успокоить. Водопление[105] стало ужасное, а левша все вниз в каюты нейдет – под презентом сидит, нахлобучку надвинул и к отечеству смотрит.
Много раз англичане приходили его в теплое место вниз звать, но он, чтобы ему не докучали, даже отлыгаться начал.
– Нет, – отвечает, – мне тут наружи лучше; а то со мною под крышей от колыхания морская свинка сделается.
Так все время и не сходил до особого случая и через это очень понравился одному подшкиперу[106], который, на горе нашего левши, умел по-русски говорить. Этот подшкипер не мог надивиться, что русский сухопутный человек и так все непогоды выдерживает.
– Молодец, – говорит, – рус! Выпьем! Левша выпил.
А подшкипер говорит:
– Еще!
Левша и еще выпил, и напились. Подшкипер его спрашивает:
– Ты какой от нашего государства в Россию секрет везешь?
Левша отвечает:
– Это мое дело.
– А если так, – отвечал подшкипер, – так давай держать с тобой аглицкое парей[107].
Левша спрашивает:
– Какое?
– Такое, чтобы ничего в одиночку не пить, а всего пить заровно: что один, то непременно и другой, и кто кого перепьет, того и горка.
Левша думает: небо тучится, брюхо пучится, – скука большая, а путина длинная, и родного места за волною не видно – пари держать все-таки веселее будет.
– Хорошо, – говорит, – идет!
– Только чтоб честно.
– Да уж это, – говорит, – не беспокойтесь. Согласились и по рукам ударили.
Глава семнадцатая
Началось у них пари еще в Твердиземном море, и пили они до рижского Динаминде[108], но шли все наравне и друг другу не уступали и до того аккуратно равнялись, что когда один, глянув в море, увидал, как из воды черт лезет, так сейчас то же самое и другому объявилось. Только подшкипер видит черта рыжего, а левша говорит, будто он темен, как мурин[109].
Левша говорит:
– Перекрестись и отворотись – это черт из пучины. Англичанин спорит, что «это морской водоглаз».
– Хочешь, – говорит, – я тебя в море швырну? Ты не бойся – он мне тебя сейчас назад подаст.
А левша отвечает:
– Если так, то швыряй.
Подшкипер его взял на закорки и понес к борту.
Матросы это увидали, остановили их и доложили капитану, а тот велел их обоих вниз запереть и дать им рому и вина и холодной пищи, чтобы могли и пить и есть, свое пари выдержать, – а горячего студингу с огнем им не подавать, потому что у них в нутре может спирт загореться.
Так их и привезли взаперти до Петербурга, и пари из них ни один не выиграл; а тут расклали их на разные повозки и повезли англичанина в посланнический дом на Аглицкую набережную, а левшу – в квартал.
Отсюда судьба их начала сильно разниться.
Глава восемнадцатая
Англичанина как привезли в посольский дом, сейчас сразу позвали к нему лекаря и аптекаря. Лекарь велел его при себе в теплую ванну всадить, а аптекарь сейчас же скатал гуттаперчевую пилюлю и сам в рот ему всунул, а потом оба вместе взялись и положили на перину и сверху шубой покрыли и оставили потеть, а чтобы ему никто не мешал, по всему посольству приказ дан, чтобы никто чихать не смел. Дождались лекарь с аптекарем, пока подшкипер заснул, и тогда другую гуттаперчевую пилюлю ему приготовили, возле его изголовья на столик положили и ушли.
А левшу свалили в квартале на пол и спрашивают:
– Кто такой и откудова, и есть ли паспорт или какой другой тугамент?
А он от болезни, от питья и от долгого колтыханья так ослабел, что ни слова не отвечает, а только стонет.
Тогда его сейчас обыскали, пестрое платье с него сняли и часы с трепетиром, и деньги обрали, а самого пристав велел на встречном извозчике бесплатно в больницу отправить.
Повел городовой левшу на санки сажать, да долго ни одного встречника поймать не мог, потому извозчики от полицейских бегают. А левша все это время на холодном парате[110] лежал; потом поймал городовой извозчика, только без теплой лисы, потому что они лису в санях в таком разе под себя прячут, чтобы у полицейских скорей ноги стыли. Везли левшу так непокрытого, да как с одного извозчика на другого станут пересаживать, все роняют, а поднимать станут – ухи рвут, чтобы в память пришел. Привезли в одну больницу – не принимают без тугамента, привезли в другую – и там не принимают, и так в третью, и в четвертую – до самого утра его по всем отдаленным кривопуткам таскали и все пересаживали, так что он весь избился. Тогда один подлекарь[111] сказал городовому везти его в простонародную Обухвинскую[112] больницу, где неведомого сословия всех умирать принимают.
Тут велели расписку дать, а левшу до разборки на полу в коридор посадить.
А аглицкий подшкипер в это самое время на другой день встал, другую гуттаперчевую пилюлю в нутро проглотил, на легкий завтрак курицу с рысью[113] съел, ерфиксом запил и говорит:
– Где мой русский камрад? Я его искать пойду. Оделся и побежал.
Глава девятнадцатая
Удивительным манером подшкипер как-то очень скоро левшу нашел, только его еще на кровать не уложили, а он на полу в коридоре лежал и жаловался англичанину.
– Мне бы, – говорит, – два слова государю непременно надо сказать.
Англичанин побежал к графу Клейнмихелю[114] и зашумел:
– Разве так можно! У него, – говорит, – хоть и шуба овечкина, так душа человечкина.
Англичанина сейчас оттуда за это рассуждение вон, чтобы не смел поминать душу человечкину. А потом ему кто-то сказал: «Сходил бы ты лучше к казаку Платову – он простые чувства имеет».
Англичанин достиг Платова, который теперь опять на укушетке лежал. Платов его выслушал и про левшу вспомнил.
– Как же, братец, – говорит, – очень коротко с нимзнаком, даже за волоса его драл, только не знаю, как ему в таком несчастном разе помочь; потому что я совсем отслужился и полную пуплекцию[115] получил – теперь меня больше не уважают, – а ты беги скорее к коменданту Скобелеву[116], он в силах и тоже в этой части опытный, а он что-нибудь сделает.
Подшкипер пошел и к Скобелеву и все рассказал: какая у левши болезнь и отчего сделалась. Скобелев говорит:
– Я эту болезнь понимаю, только немцы ее лечить не могут, а тут надо какого-нибудь доктора из духовного звания, потому что те в этих примерах выросли и помогать могут; я сейчас пошлю туда русского доктора Мартын-Сольского[117].
Но только когда Мартын-Сольский приехал, левша уже кончался, потому что у него затылок о парат раскололся, и он одно только мог внятно выговорить:
– Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся.
И с этою верностью левша перекрестился и помер.
Мартын-Сольский сейчас же поехал, об этом графу Чернышеву[118] доложил, чтобы до государя довести, а граф Чернышев на него закричал:
– Знай, – говорит, – свое рвотное и слабительное, а не в свое дело не мешайся: в России на это генералы есть.
Государю так и не сказали, и чистка все продолжалась до самой Крымской кампании. В тогдашнее время как стали ружья заряжать, а пули в них и болтаются, потому что стволы кирпичом расчищены.
Тут Мартын-Сольский Чернышеву о левше и напомнил, а граф Чернышев и говорит:
– Пошел к черту, плезирная[119] трубка, не в свое дело не мешайся, а не то я отопрусь, что никогда от тебя об этом не слыхал, – тебе же и достанется.
Мартын-Сольский подумал: «И вправду отопрется», – так и молчал.
А доведи они левшины слова в свое время до государя, – в Крыму на войне с неприятелем совсем бы другой оборот был.
Глава двадцатая
Теперь все это уже «дела минувших дней» и «преданья старины», хотя и не глубокой, но предания эти нет нужды торопиться забывать, несмотря на баснословный склад легенды и эпический характер ее главного героя. Собственное имя левши, подобно именам многих величайших гениев, навсегда утрачено для потомства; но как олицетворенный народною фантазией миф он интересен, а его похождения могут служить воспоминанием эпохи, общий дух которой схвачен метко и верно.
Таких мастеров, как баснословный левша, теперь, разумеется, уже нет в Туле: машины сравняли неравенство талантов и дарований, и гений не рвется в борьбе против прилежания и аккуратности. Благоприятствуя возвышению заработка, машины не благоприятствуют артистической удали, которая иногда превосходила меру, вдохновляя народную фантазию к сочинению подобных нынешней баснословных легенд.
Работники, конечно, умеют ценить выгоды, доставляемые им практическими приспособлениями механической науки, но о прежней старине они вспоминают с гордостью и любовью. Это их эпос, и притом с очень «человечкиной душою».
Вопросы и задания1. Охарактеризуйте сказовую форму повествования. Как она связана с образом повествователя?
2. Определите основной конфликт и проследите развитие сюжета «Левши».
3. Сопоставьте образы двух царей, Александра и Николая. Для чего вводится их сопоставление?
4. Объясните идейную и композиционную роль атамана Платова.
5. Почему Платов предлагает искать русских мастеров в Туле?
6. Как характеризует главного героя произведения его портрет?
7. Какие черты характера Левши подчеркивает автор?
8. Как объясняет мастерство «не знающих арифметики» оружейников Левша?
9. Как характеризуют героя его последние слова? Как они связаны с идеей произведения?
10. Напишите сочинение на тему: «Русские мастера в отечественной литературе».
Читательская лаборатория
Как научиться характеризовать национальные особенности литературного характера.
Как вы думаете, почему в нашем учебнике так много произведений зарубежной литературы?
У нас есть возможность изучать отечественную литературу в контексте, то есть окружении мировой литературы. Благодаря этому мы учимся воспринимать русскую литературу как часть мирового литературного процесса. Но есть еще одна причина: сравнивая русскую и зарубежную литературы, мы более ярко осознаем национальную самобытность нашей отечественной литературы, которая проявляется, кроме прочего, и в национальных особенностях ее героев.
Обратимся еще раз к произведению Н. С. Лескова «Левша».
Чему мы должны научиться, чтобы увидеть национальные особенности созданного в нем литературного характера?
Правило первое. Чтобы научиться характеризовать национальные особенности литературного характера, необходимо составить представление о персонаже: какие качества характера героя определяют его личностные особенности.
Чем интересен герой сказа Н. С. Лескова «Левша»?
Он мастер, умелец, талантливый в своем деле человек: среди других «искусных людей», подковавших блоху, он делал гвоздики, самую ювелирную работу, поэтому так и остался безвестным для потомков. Не славы ищет герой, а честно исполняет свой долг, как его понимает: выполнить работу, с которой связана «надежда нации» – «чтобы англичане над русскими не предвозвышались». Более всего Левша старается не подорвать веру своего государя в русского человека, когда тот говорит: «…а я на своих надеюсь, что они никого не хуже». Поэтому так велико желание героя послужить отечеству верой и правдой, себя не пожалеть: «День, два, три сидят и никуда не выходят, все молоточками потюкивают… Пробовали их пугать…»
Правило второе. Чтобы научиться характеризовать национальные особенности литературного характера, необходимо ответить на вопросы:
Что сближает героя с другими героями произведений национального фольклора и литературы?
Какие общие с ними качества характера проявляет герой?
Искусство тульского мастера в изображении Н. С. Лескова– проявление талантливости русского народа: «Левша отвечает:
– Наша наука простая: по Псалтирю да по Полусоннику, а арифметики мы нимало не знаем.
Англичане переглянулись и говорят:
– Это удивительно. А левша им отвечает:
– У нас это так повсеместно».
Нежелание остаться на чужбине при том, что «хозяйственные порядки их ему очень понравились», – проявление тоски по родине, невозможность жить вне ее: «Затосковал и затосковал и говорит англичанам:
– …а теперь я скорее домой хочу».
В бескорыстии, по мнению Н. С. Лескова, проявляется истинный патриотизм героя: в конце произведения, забытый в своем Отечестве, никому не нужный, умирающий Левша «только мог внятно выговорить:
– Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся».
Характеристика общих с другими героями произведений русского фольклора и литературы качеств характера Левши позволяет нам сделать следующий шаг в работе.
Правило третье. Чтобы научиться характеризовать национальные особенности литературного характера, необходимо соотнести качества его характера с системой общенародных взглядов и ценностей, с общенародным идеалом.
Любовь к Отечеству, желание ему послужить, талантливость, трудолюбие, честность, стремление к самосовершенствованию, высокая требовательность к себе – главные качества человека в системе народных ценностей, которые воплощены не только в фольклоре, но и в лучших произведениях древнерусской литературы, классики XIX–XX веков. Проявление этих качеств в герое сказа Н. С. Лескова и есть выражение национальных особенностей его литературного характера.
Применив все три правила, вы сможете ответить на вопрос: «Какие национальные особенности характера проявляются в образе «мужичины-лежебоки» из сказки M. Е. Салтыкова-Щедрина «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил»?
Покорность и бессловесность при умелости и смекалке – отличительная черта героя M. Е. Салтыкова-Щедрина: он не только накормил и напоил генералов, но и сам веревку свил, которой генералы «привязали мужичину к дереву, чтоб не убег, а сами легли спать».
Добровольное рабство как следствие многовековой несвободы человека в России, угнетения в нем чувства человеческого достоинства в оценке М. Е. Салтыкова-Щедрина – проявление национальных особенностей в образе его героя.
Этот вывод позволяет нам сформулировать следующее правило.
Правило четвертое. Чтобы научиться характеризовать национальные особенности литературного характера, необходимо знать, что национальные особенности литературного характера – понятие емкое, сложное, связанное с противоречивостью его проявлений: это не только достоинства человека, вызывающие гордость за него, но и его слабости, заставляющие нас сострадать такому герою.
Национальные особенности литературного характера могут проявляться не только у персонажей из народа. Вспомните героиню произведения А. С. Пушкина «Барышня-крестьянка» Лизу и ответьте на вопросы:
Почему Лиза столь убедительна в крестьянском наряде?
Почему ей удается обмануть Алексея?
Почему он верит, что перед ним крестьянская девушка?
Впервые примеренная на себя роль крестьянской девушки оказывается для нее близкой и понятной, более того, она «никогда еще так мила самой себе не казалась». Естественность ее поведения, манер, речи, выражения чувств убедили Алексея в подлинности крестьянского происхождения Лизы.
Как вы объясняете, почему, несмотря на то, что у нее в воспитателях «была мадам англичанка», отец «развел английский сад», «конюхи его были одеты английскими жокеями», Лизе так удается роль Акулины?
Английские атрибуты быта, обучение на иностранный манер – внешние факторы влияния. Есть то, что составляет главное, основу характера– «самобытность» уездных барышень, по словам А. С. Пушкина, их «прелесть»: «Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни почерпают из книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам».
Так мы приходим к следующему выводу.
Правило пятое. Чтобы научиться характеризовать национальные особенности литературного характера, необходимо знать, что русская литература запечатлела особенности русского национального характера вне сословий и времени.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
Вот уж поистине удивительный писатель! Читая его произведения, ловишь себя на мысли, что он, живя во второй половине XIX века, каким-то образом сумел заглянуть в будущее и подсмотреть нашу сегодняшнюю жизнь.
Это кажется невероятным, но на самом деле ничего невероятного в этом нет. Перед нами вновь демонстрирует свои неисчерпаемые возможности могучая сила искусства. M. Е. Салтыков-Щедрин был замечательным сатириком. Пристально вглядываясь в российскую действительность, он видел засилье невежд и тупиц, от которых зависели не только судьбы отдельных людей, но и всего великого государства. Много и других печальных истин открывалось наблюдательному взору писателя-патриота.
M. E. Салтыков-Щедрин сам был государственным деятелем, одно время даже исполнявшим обязанности губернатора. Он слишком хорошо знал, как много пороков укоренилось в России и как опасны они для ее будущего. Писатель хотел предупредить своих читателей, раскрыть им глаза на наиболее страшные недостатки, присущие русской жизни.
Своим оружием он избирает сатиру, стремится не просто показать порок, вскрыв его причины и следствия, но высмеять его, показать в самом неприглядном виде, чтобы вызвать презрение и внутреннее неприятие у читателя. Персонажи произведений писателя-сатирика– это глупые и жестокие правители, чиновники-взяточники, отупевшие от безделья богачи-аристократы, мракобесы, подхалимы и прочая нечисть.
M. Е. Салтыков-Щедрин написал много самых разных произведений: новелл, очерков, романов. Есть среди них и сказки. Но сказки этого писателя совсем особые, тоже сатирические, соединяющие в себе черты сказки и басни.
Сказочный мир, в котором «по щучьему велению, по авторскому хотению» могут произойти самые невероятные вещи, нужен писателю для того, чтобы наглядно продемонстрировать читателям грозящие их государству опасности.
Вот перед вами замечательный образец сатирического мастерства писателя – «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». Здесь автор сталкивает лицом к лицу тех, кто в реальной жизни оказывается разделенным. Генералы, полагающие, что «булки растут на деревьях», всю жизнь прожили в городе и не имеют ни малейшего представления о крестьянском труде мужика. Но Салтыков-Щедрин, пользуясь правом сказочника, переносит их на необитаемый остров и предлагает читателю посмотреть, как будут себя вести в этой непростой ситуации его персонажи и на что каждый из них способен. M. Е. Салтыков-Щедрин, как и вы, хорошо знал роман Д. Дефо и рассчитывал, что его читатели имеют представление о тяготах борьбы за жизнь в подобной ситуации.
Фантастическая условность позволяет писателю показать не только глупость и нежизнеспособность генералов-чиновников, но и их ненужность и даже вредность для общества.
Ваша задача – проследить, какими художественными средствами добивается этого автор. Какие сатирические приемы использует писатель в сказе? Как проявляется отношение повествователя к генералам?
M. Е. Салтыков-Щедрин не был бы великим писателем, если бы просмотрел подлинные и разнообразные причины процветания многочисленных генералов в России. Показывая ловкость и умения мужика, писатель подводит своих читателей к закономерному вопросу: а почему тот безропотно выполняет дурацкие приказы генералов, сносит их издевательства, да еще сам плетет веревку, которой привязывают его поработители?
Добро бы еще дело происходило в Санкт-Петербурге или его окрестностях, где к услугам генералов были и армия, и полиция, и другие исполнители их злобной воли. Но тут-то ведь необитаемый остров, где без мужика генералов ждет верная смерть или одичание…
Попробуйте-ка сами решить эту задачу, а чтобы получить правильный ответ, рекомендую вам сопоставить характеры генералов и мужика с характером Робинзона.
Ну и, конечно же, приглядитесь, как автор создает характер мужика. Какие черты Салтыков-Щедрин считает главными и как показывает их читателю?
Попробуйте объяснить идею этой сказки и задумайтесь: не применим ли он к нашим сегодняшним проблемам, не напоминает ли нам писатель уже далекого XIX века о том, чего мы могли бы избежать сегодня, если бы вовремя восприняли его уроки.
Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил
Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени – по щучьему велению, по моему хотению – очутились на необитаемом острове.
Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре, там родились, воспитались и состарились – следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».
Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.
– Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, – сказал один генерал, – вижу, будто живу я на необитаемом острове…
Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.
– Господи! да что ж это такое! где мы! – вскрикнули оба не своим голосом.
И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия[120].
Однако, как ни старались уверить себя, что все это не больше как сновидение, пришлось убедиться в печальной действительности.
Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось все то же безграничное море. Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру. Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.
– Теперь бы кофейку испить хорошо! – молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука приключилась, и во второй раз заплакал.
– Что же мы будем, однако, делать? – продолжал он сквозь слезы, – ежели теперича доклад написать – какая польза из этого выйдет?
– Вот что, – отвечал другой генерал, – подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.
Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, – ив правой руке получишь искомое». Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все стороны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.
– Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! – сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов[121] учителем каллиграфии[122] и, следовательно, был поумнее.
Сказано – сделано. Пошел один генерал направо и видит – растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть – ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» – подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.
Зашел генерал в лес – а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.
– Господи! еды-то! еды-то! – сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.
Делать нечего, пришлось возвращаться в условленное место с пустыми руками. Приходит, а другой генерал уж дожидается.
– Ну что, ваше превосходительство, промыслил что-нибудь?
– Да вот нашел старый нумер «Московских ведомостей»[123], и больше ничего!
Легли опять спать генералы, да не спится им натощак. То беспокоит их мысль, кто за них будет пенсию получать, то припоминаются виденные днем плоды, рябчики, тетерева, зайцы.
– Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растет? – сказал один генерал.
– Да, – отвечал другой генерал, – признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают!
– Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить… Только как все это сделать?
– Как все это сделать? – словно эхо, повторил другой генерал.
Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.
– Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! – сказал один генерал.
– Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! – вздохнул другой генерал.
Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они медленно начали подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг, оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их.
– С нами крестная сила! – сказали оба они разом, – ведь этак мы друг друга съедим!
– И как мы попали сюда! Кто тот злодей, который над нами такую шутку сыграл!
– Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! – проговорил один генерал.
– Начинайте! – отвечал другой генерал.
– Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?
– Странный вы человек, ваше превосходительство; но ведь и вы прежде встаете, идете в департамент, там пишете, а потом ложитесь спать?
– Но отчего же не допустить такую перестановку: сперва ложусь спать, вижу различные сновидения, а потом встаю?
– Гм… да… А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал: «Вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать – и спать пора!»
Но упоминание об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.
– Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться, – начал опять один генерал.
– Как так?
– Да так-с. Собственные свои соки будто бы производят другие соки, эти, в свою очередь, еще производят соки, и так далее, покуда, наконец, соки совсем не прекратятся…
– Тогда что ж?
– Тогда надобно пищу какую-нибудь принять…
– Тьфу!
Одним словом, о чем бы ни начинали генералы разговор, он постепенно сводился на воспоминания об еде, и это еще более раздражало аппетит. Положили: разговоры прекратить и, вспомнив о найденном нумере «Московских ведомостей», жадно принялись читать его.
«Вчера, – читал взволнованным голосом один генерал, – у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву на этом волшебном празднике. Тут была и «шекснинска стерлядь золотая»[124], и питомец лесов кавказских – фазан, и, столь редкая в нашем севере в феврале месяце, земляника…»
– Тьфу ты, Господи! да неужто ж, ваше превосходительство, не можете найти другого предмета? – воскликнул в отчаянии другой генерал и, взяв у товарища газету, прочел следующее: «Из Тулы пишут: вчерашнего числа, по случаю поимки в реке Упе осетра (происшествие, которого не запомнят даже старожилы, тем более что в осетре был опознан частный пристав[125], Б.), был в здешнем клубе фестиваль[126]. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая…»
– Позвольте, ваше превосходительство, и вы, кажется, не слишком осторожны в выборе чтения! – прервал первый генерал и, взяв, в свою очередь, газету, прочел:
«Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же от огорчения печень его увеличится…»
Генералы поникли головами. Все, на что бы они ни обратили взоры, – все свидетельствовало об еде. Собственные их мысли злоумышляли против них, ибо, как они ни старались отгонять представления о бифштексах, но представления эти пробивали себе путь насильственным образом.
И вдруг генерала, который был учителем каллиграфии, озарило вдохновение…
– А что, ваше превосходительство, – сказал он радостно, – если бы нам найти мужика?
– То есть как же… мужика?
– Ну да, простого мужика… какие обыкновенно бывают мужики! Он бы нам сейчас и булок бы подал, и рябчиков бы наловил, и рыбы!
– Гм… мужика… но где же его взять, этого мужика, когда его нет?