Бывших ведьмаков не бывает! Романова Галина

Прежде чем шагнуть в провал пещеры, Лясота несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь. Там, внутри, люди. Девять… нет, одиннадцать человек. Десять мужчин — один из них его главный враг — и она, Владислава. Та, которой впору придется его перстенек. Только бы она согласилась его принять! Только бы сказанное ее отцом оказалось правдой!

А еще он чувствовал смерть. Она была повсюду. В земле, по которой ступал. В воздухе, которым дышал. Даже в струящейся мимо воде. Врата в иной мир были вратами смерти. Сюда в разное время приходили разные люди — и все они умерли, усиливая чары этого места. И тот, кто лежал на пороге… Нет, пока лучше не думать, что будет, если он сойдет со своего места.

Впереди показался свет факелов. Еще раньше он угадал присутствие живых людей и прибавил шагу. Левая рука касалась стены, правая легла на рукоять пистолета. Нет, пожалуй, стрелять не стоит, в такой тесноте от грохота выстрела запросто можно оглохнуть. Его собственный слух — ерунда. Но если пострадает Владислава…

Вот и пещера. Глаз вмиг охватил ее всю. Михаила Чаровича сбоку у стены, копающегося в своем саквояже, от которого прямо-таки разило колдовством. Рядом с ним — бледную как смерть, осунувшуюся Владиславу, бессильно привалившуюся к камням. И у самых врат — люди. Люди, пытающиеся их открыть без всяких чар. Люди, не ведающие, что творят. Люди никогда не задумываются о последствиях.

Пистолет был давно заряжен, и Лясота взвел курки. Будь что будет! Припугнуть не мешает.

— Всем стоять!

Его появление наделало шуму. Окружившие врата люди попятились. Смутно знакомый парень от неожиданности выронил топор, чудом не попав себе по ноге. Стоявший рядом с ним Тимофей Хочуха расплылся в хищной улыбке.

— Надо же, кого ветром занесло! Ну добро пожаловать, молодец!

Он двинулся вперед, и Лясота дернул рукой.

— Стоять! Всем отойти на три шага назад.

— А чего это мы должны какого-то каторжанина слушаться? — протянул Степка Разиня, не спеша поднимая топор. — Небось себе все захапать хочешь?

— Всем отойти, — холодно повторил Лясота. — Именем инквизиции!

— Ой-ой, напужал, аж поджилки трясутся! — заблажил Тимофей Хочуха. — Сам отойди, коли жить хочешь.

— С тобой, что ли? — скривился Лясота. — Нака-ся выкуси, — сложил пальцы во всем известный жест.

— Ну все, — рассвирепел атаман. — Ты напросился! Взять его, ребята!

Разбойники двинулись на пришельца. Девять против одного. Тимофей Хочуха был впереди. Этот парень украл у него Силу, лишил атамана возможности колдовать, превратив в обычного человека, и удача тут же отвернулась от разбойников. Случилось чудо — их враг был здесь. Один. И был шанс поквитаться. Правда, у него был пистолет, но неужели он станет палить вот так, в упор? В душе бывший атаман уже предвкушал веселье — что и как он сделает со своим врагом, как станет его жечь, колоть, тянуть жилы… А и пусть стреляет! В пистолете-то всего одна пуля. Одного убьет, так остальные на нем живого места не оставят. Нет, если не дурак, стрелять не станет.

Он и не стал. Вместо этого повел рукой — и пронесшийся по пещере ветер сорвал с факелов пламя, швыряя его в людей. Разбойники закричали, роняя топоры и сабли. Призрачный огонь пронесся над их головами, опалив шапки и волосы. Пещера погрузилась во мрак. Лишь над головой Михаила Чаровича как ни в чем не бывало горел факел. Князь торопливо заканчивал приготовления, не обращая внимания на то, что происходит. Время было слишком дорого, чтобы отвлекаться по сторонам. Но отвлечься все-таки пришлось.

Люди попятились. Даже их атаман спал с лица — они почуяли в стоявшем напротив человеке ведьмачью силу, точно так же, как сам Лясота почуял колдовскую силу в стоявшем возле княжны Владиславы человеке.

— Чего струсили? Это всего лишь морок!

Он щелкнул пальцами, пробормотав заговор, — и факелы вспыхнули снова, давая князю возможность рассмотреть незваного гостя. Кто бы мог подумать?..

— Ты! — прорычал князь Михаил. Морок мороком, а Сила у этого парня есть. И немалая.

— Я. Отпустите девушку.

Владислава — исхудавшая, бледная, словно больная — приподнялась на локте, не веря своим глазам. Если бы могла, она бы кинулась к нему со всех ног, но пока ей удалось только привстать, цепляясь руками за стену. Княжна готова была кричать от радости. Он здесь. Он жив. Он пришел.

— Чего застыли? — воскликнул Михаил Чарович, обращаясь к разбойникам. — Убрать его! Он мне мешает!

— Нет уж, — проворчал Тимофей Хочуха, — мы того, погодим пока.

Лясота улыбнулся, мигом сбрасывая этих людей со счетов, но не забывая совсем. Настоящий противник у него тут один. Лясота развернулся навстречу.

Вот это, значит, последний жрец Змея-Волоса, князь Михаил Чарович? Силен, ничего не скажешь. И готов к бою.

Перед ним был главный враг. Ведьмак двинулся к нему, поднимая руку с пистолетом, но прежде чем он прицелился, князь Михаил пробормотал коротенькое слово и взмахнул рукой.

Слабо вскрикнула Владислава — сорвавшись с пальцев, в воздух взвился сгусток огня.

Лясота не дрогнул. Он вскинул руку, и огонь сам скакнул в подставленную ладонь. Уселся там, стреляя холодными искрами и не причиняя коже вреда.

— Ты тоже колдун? — сузил глаза Михаил Чарович.

— Ведьмак. — Лясота сделал шаг. — И я поставлен надзирать за такими, как ты.

— Кем поставлен? Начальством?

— Тем, кто выше его.

— Уж не Господом ли Богом?

— Судьбой.

— Стало быть, судьба сильней всего?

— Да. — Лясота сжал кулак, как сухой листок сминая пальцами огонь, и отбросил его от себя. — Судьбе подвластны даже боги.

Колдун усмехнулся.

— А знаешь ли ты, — произнес он, — что превыше судьбы?

Уже понимая, что ему просто-напросто заговаривают зубы, Лясота тем не менее вопросительно шевельнул бровями.

— Слепой случай! — торжествующе воскликнул Михаил Чарович и притопнул ногой.

И тут случилось то, чего Лясота никак не ожидал.

Земля под ногами дрогнула, вздыбившись, как норовистый конь, но мгновением раньше Лясота, почуяв магию, скакнул и сторону, и волна вздыбившейся земли прошла мимо, не задев его. Отразившись от стены, она устремилась обратно, но ведьмак опять ушел от удара. А ответить не мог — пока он прыгал туда-сюда, князь Михаил за локоть подтащил к себе Владиславу и закрылся ею, как щитом. От слабости девушка еле держалась на ногах и не пыталась освободиться.

У Лясоты от злости потемнело в глазах.

— Отпусти девушку, — повторил он.

— Потом. Не сейчас.

Во второй руке у князя Михаила был сосуд. В темноте, разгоняемой лишь светом факелов вдоль стен, рассмотреть его содержимое было трудно, но ведьмак почувствовал, что там. Кровь нерожденного младенца. И он знал для чего это нужно.

— Нет. Ты не сделаешь этого!

— Да!

Почему-то Лясота был уверен, что он именно так и скажет.

— Отпустите, И я сделаю все, чтобы вам сохранили жизнь!

— Кто? Инквизиторы? Сам-то веришь в то, что они сохранят жизнь тебе?

Лясота тихо зарычал. Да, у него был выбор — победить или умереть, потому что проигрыш может слишком дорого стоить.

Обе руки у князя Михаила были заняты, и он снова притопнул ногой. Пол содрогнулся — вся пещера пришла в движение. Отчаянно завопили мужики, стараясь сохранить равновесие.

Не удержавшись, Лясота просто подпрыгнул, но, когда приземлился, почва ушла у него из-под ног. Он рухнул, теряя равновесие. Ноги ушли в землю по колено, и он еле успел выскочить, пока не захлопнулась щель.

Колдун притопнул опять. Послышался треск и грохот. Испуганно вскрикнула Владислава, заматерились разбойники, когда с потолка стали падать камни. Закрывая голову руками, Лясота шарахнулся в сторону, спасаясь от камнепада. Земля опять ушла из-под ног. Он припал на колено, с содроганием чувствуя, что твердый камень внезапно стал жидким, как кисель, и засасывает его. Рванулся вскочить; от толчка одна нога погрузилась по колено, другая по щиколотку. Спасая свою жизнь, он откинулся на спину, как на тонком льду, чтобы перераспределить вес тела, — и тут же понял свою ошибку, когда сверху на него обрушился целый каскад земли и мелких камней. Несколько булыжников чувствительно ударили в живот и грудь. От боли он вскрикнул, отворачиваясь и пытаясь спасти лицо.

— Вот ты и попался, — сквозь шум крови в ушах прозвучал торжествующий голос. — Взять!

Прежде чем Лясота, собравшись, сумел раскидать камни, к нему уже подскочили опомнившиеся разбойники, накинулись, не давая стряхнуть тяжесть с рук, ног и живота. Навалившийся на грудь Тимофей Хочуха сгоряча отвесил пару затрещин в отместку за своих людей.

— Хорош, — послышался окрик. — Потом его порвете. Позже!

Бывший атаман с неохотой опустил руку. Лясота перевел дух, снизу вверх глядя на колдуна. Тот взирал на поверженного врага равнодушно, с усталостью делового человека, которому некогда разбираться с мелочами жизни.

— Знаешь ли ты, что тебя ждет, если ты меня убьешь? — произнес Лясота, силясь приподнять голову.

— Знаю. Ничего. Думаешь, ты такой первый, кто пытался меня остановить?

— Теодор Звездичевский? — На минуту Лясота забыл о своей участи. — Ты с ним встречался?

— С кем? А, тот ведьмак, — нахмурился князь Михаил. — Его так звали? Не знал. Недосуг, знаешь ли, с врагом лясы точить. Убил, да и прикопал тут в окрестностях. Тебе-то что? Желаешь лечь с ним в одну могилку?

— Ты будешь проклят.

— Мне все равно.

Отвернувшись, князь Михаил посмотрел на княжну Владиславу. Девушка прижалась к стене, дрожа всем телом от страха и слабости. Что ж, настала пора отпереть врата. Он все приготовил. Оставалась малость: страж должен воспользоваться ключом.

— Иди ко мне.

Она затрясла головой, слишком напуганная, чтобы что-то соображать.

— Нет! Нет! Оставьте меня!

— Я сказал — ко мне! — Михаил Чарович притопнул ногой, и двое разбойников сорвались с места, подтаскивая девушку к колдуну.

Лясота заскрипел зубами, рванулся, пытаясь стряхнуть землю и камни, но тщетно. Взгляды их встретились. Страх, боль, отчаяние пополам с запоздалой нежностью — так смотрят, пытаясь запомнить навсегда.

— Что? — Князь Михаил сразу все понял. — Ах вот оно что. Ну, я мог бы и сразу догадаться.

— Отпусти ее, — в который раз повторил Лясота. — Она не знает, что ей делать. Она — не страж. Она — просто девушка…

— Ты так считаешь? Это ты не знаешь, что такое княжна Владислава Загорская!

— Она сама этого не знает! Отпусти ее.

— И что? Предлагаешь ее заменить собой? Так не терпится умереть?

— Мне все равно не жить…

Пожав плечами — мол, как хочешь, — Михаил Чарович повернулся к девушке, протягивая ей сосуд с кровью. Владислава попятилась, боясь даже прикоснуться к нему. Ей было не то что страшно — противно до жути.

— Нет, умоляю, — прошептала она. — Я не хочу…

— Иди! Делай! — Голос Михаила Чаровича задрожал, набирая Силу. Лясота ощутил эту колдовскую силу кожей, душой, всем существом. — Иди, кому говорят!

Владислава застыла как вкопанная. В ее глазах светился ужас. Она не двинулась с места, и Лясота по выражению ее лица понимал, что девушка не поддается действию чар отчима. Он и бесился оттого, что не мог заставить ее стать послушной игрушкой своей воли. Княжна могла развернуться и уйти — и задержать ее пришлось бы силой. Она была свободна, но оставалась на месте. Почему?

— Иди! Делай!

— Нет… — В ее голосе прорвались рыдания.

— Иди! — Князь не мог ее заставлять: страж ворот должен был сделать это добровольно, без принуждения. — Иди и делай, что должна, иначе он умрет!

Чужая пятерня вцепилась в волосы, оттягивая голову назад. Лясота оцепенел. Страха смерти не было. Он знал, чувствовал, что может произойти в следующую минуту. Нож убийцы находился слишком близко, чтобы можно было заставить разбойника отвести лезвие в сторону. Ничего, он готов умереть. А вот готова ли Владислава на такие жертвы? Он видел, что девушка колеблется, не сводя глаз с ножа, касавшегося горла пленника.

«Не верь ему! — хотел передать ей свои мысли. — Он не отпустит ни тебя, ни меня!»

Лясота весь похолодел, когда, не отрывая глаз от его лица, княжна взяла сосуд с кровью и медленно пошла к наполовину засыпанной плите. Мужчины, затаив дыхание, следили за девушкой. Осторожно переступая, пошатываясь от слабости, Владислава приблизилась к плите и замерла в растерянности. Лясота дорого бы дал, чтобы понять, что она сейчас чувствует. Она не могла не чувствовать. Она же — из рода князей Загорских! Она подняла руки. Сердце Лясоты замерло. Неужели сделает?

Сосуд с кровью выпал из рук девушки. Обессилев, она уронила руки, давясь слезами и глядя, как темная свернувшаяся кровь, в которой плавали дурно пахнущие ошметки того, что еще несколько дней назад было плотью ребенка, медленно просачивается сквозь щели в камень.

Зазвучал голос. Подняв руки, Михаил Чарович начал читать заклинание:

Плита сдвинулась и медленно поползла в сторону, скрежеща по камням. Зашуршал песок. Где-то в недрах скалы что-то хрустнуло, и между плитой и плотью земли появилась и начала разрастаться щель. Стало намного теплее. Из постепенно увеличивающейся щели забили лучи алого света. В потоках света появился легкий дымок, курившийся над трещиной. Плита ползла, двигаясь все быстрее, и вот уже стало заметно, как под нею шевельнулось чье-то тело.

— Волос!

Князь Михаил упал на колени, простирая руки.

— Свершилось предначертанное! Распахнуты врата! Явись, Змей! Воззри на детей своих!

В щели опять что-то шевельнулось…

Внезапно рядом жутко вскрикнул один из уцелевших разбойников. Лясота отвлекся, бросил быстрый взгляд — мужик попятился, привалившись к стене и отчаянно тряся ногой. Был он без сапог, в кожаных поршнях, и в его щиколотку впилась зубами змея. Вслед за первой показались и остальные. Одна за другой они выползали из прохода, черные, серые, молочно-белые, ржаво-бурые, постепенно превращая пол в сплошной ковер шевелящихся чешуйчатых тел. Завизжала, попятилась Владислава, отступая перед ними, как перед напором воды. Завопили остальные разбойники, когда змеи устремились на людей, атакуя. При этом люди забыли о пленнике, и ему оставалось быть лишь зрителем, не могущим даже шевельнуть пальцем под тяжестью насыпанной на грудь земли. Тимофей Хочуха выпалил по одной змее из пистолета раз, другой, разрядил оба ствола и, перевернув его, схватился за дула, прикладом отбиваясь от устремившихся к нему гадов. Топча сапогами самых вертких, дробя головы остальных тяжелым пистолетным прикладом, он прибил около десятка, но змей было слишком много. Одна из них, медного цвета, вдруг свернулась кольцом, совершила прыжок — и повисла на запястье человека, впиваясь зубами.

— Аа-а-ар! Пр-роклятые!

Стряхнув гадину, Тимофей Хочуха присосался к ранке, пытаясь вытянуть яд, но в это время сразу две змеи атаковали его с двух сторон, кусая за ноги. Забыв про руку, атаман разбойников оторвал их от себя, ломая спины, снова кинулся яростно топтать остальных, бессвязно ругаясь и рыча. Крики остальных его товарищей уже стихали, постепенно сменяясь стонами и предсмертными хрипами. Упал, задыхаясь и корчась в судорогах, Степка Разиня, рядом повалился набок другой разбойник. Затих укушенный первым мужик, а Тимофей Хочуха еще топтал змей ногами, пока внезапно его крики не перешли в сдавленный хрип. Выкатив глаза, бывший атаман покачнулся, слепо выставил вперед руки с растопыренными пальцами.

— Пр-р… пр-рокля… — выдавил он и рухнул лицом вниз.

Лясота, придавленный камнями, не мог пошевелиться, не мог бороться и должен был стать легкой добычей, но змеи словно не замечали его. Ведьмак впился пальцами в землю, ломал ногти, пытаясь вонзить их глубже, разрывая твердь. Не оставь, мать сыра-земля! Не отдай сына своего на поругание! Не допусти…

Кончики пальцев налились тяжестью. Под ногти словно вогнали раскаленные иглы. Волна жара и боли прошла от пальцев в кисти и выше, до локтей и плеч, а после — в грудь и к животу. Навстречу ей хлынула другая волна — теплого, животворного огня из солнечного сплетения. От напряжения зазвенело в ушах. Он почувствовал, как руки и плечи наливаются силой и тяжестью, как его распирает эта сила так, что трещит и лопается кожа, а рубаху раздувает пузырем. Вот спасибо ведь-аве, что дала ее на вырост! Ведь как чуяла богиня!

Он рванулся вверх, и камни, шевелясь, сами, как живые, сползли с его груди. Две волны — от земли снаружи и изнутри от тела, столкнулись и хлынули в ноги. Он освободился одним прыжком, встряхиваясь, и быстро окинул взглядом пещеру.

Плита, закрывавшая вход в подземное царство, была сдвинута в сторону. Из нее еще лился слабый свет, но его уже закрывало чье-то тело. Это был Змей.

Он выползал. Толстые кольца, пульсируя и переливаясь блестевшей в свете факелов чешуей, лезли в щель, раздвигали камни и плоть земли. Сначала это был только клубок из колец и чешуи, но потом он словно взорвался изнутри, и на поверхности показалась плоская голова. Размером она по сравнению с телом была невелика — не больше конской, хотя длина чудовища наверняка составляла десятка полтора саженей, не считая хвоста. На голове и вдоль хребта чешуйки были крупнее. На макушке и шее они стояли торчком, словно иглы, и сухо потрескивали при каждом движении существа. Глаза были не змеиные — ярко-алые, навыкате, с круглым шариком зрачка, который, вопреки всем законам природы, вращался туда-сюда сам по себе. Он был красив, силен и жесток. Чистая первородная сила, заставлявшая всех склоняться перед собой.

Не разевая пасти, Змей тихо зашипел, повел головой. Мертвые и умирающие мужчины его не интересовали. Восторженно бормочущий молитвы-заговоры волхв — тоже. Пытающийся восстановить дыхание ведьмак — тем более. Он сразу заметил оцепеневшую от ужаса Владиславу и устремился к ней, с усилием выдирая тело из слишком узкой для него щели.

Первым движением Лясоты было кинуться к княжне, заслоняя ее собой, отталкивая подальше, но измученная девушка упала, не устояв на ногах. Испуганно закричала, засучила ногами, пытаясь отползти подальше, и, совсем обессилев, рухнула на камни, закрыв лицо руками.

Встав над нею, Лясота схватился за пояс. Пистолет. Один выстрел…

Пусто.

Он хлопнул себя по поясу раз, другой… Ничего. Оба пистолета остались там, под камнями. Он был безоружен и мог надеяться только на кулаки — и на свои способности.

Змей нанес удар.

Его плоская голова устремилась на жертву, но ведьмак успел уловить самое начало броска и ушел с линии атаки так стремительно, что зубы Змея клацнули впустую. Сделав выпад, Змей отпрянул назад, приподнимая верхнюю часть туловища на высоту почти в сажень и готовясь к новой атаке.

Лясота ждал. Он опять успел уклониться, но тут же вернулся на прежнее место, закрывая Владиславу.

— Беги, — успел шепнуть, прежде чем змей бросился в третий раз.

На сей раз не просто отпрыгнул, а отмахнулся, попав кулаком по чувствительному носу твари. Змей зашипел, взвиваясь чуть не под потолок и кидаясь уже оттуда. Лясота кубарем ушел от очередного броска, успев схватить камень и запустить им в толстое туловище. Меткий бросок заставил Змея зашипеть от боли.

— Беги же!

Владислава встрепенулась, вскидывая голову. Закричала, увидев Змея.

— Беги!

Лясота рванулся к ней, но успел ощутить за спиной дуновение воздуха. Втянул голову в плечи — и только потому удар, который должен был размозжить ему череп, обрушился на спину. Ведьмак упал на колени, оглушенный, как бык на бойне, а в следующий миг его локти рвануло назад. Проклятый колдун! Как он мог забыть!..

— Волос-Змей! — Громкий крик пытавшегося задержать его Михаила Чаровича прозвучал над ухом. — Вот твоя жертва! Возьми ее. Это она! Это ее кровь столько лет держала тебя здесь! Она и ей подобные не пускали тебя на землю! Возьми ее! Она — твоя!

— Нет!

Отчаяние придало сил. Зарычав от напряжения, Лясота уперся в землю ногами («Мать-земля! Не выдай!»), резко выпрямляясь и сбрасывая с себя повисшего на локтях колдуна. Опрокинулся назад, подминая его под себя, как когда-то упыря. Человек оказался слабее — вскрикнул от боли, разжимая руки, и освобожденный ведьмак мигом оказался на ногах. Свободен. Но по-прежнему без оружия.

Змей не особо спешил: то ли наслаждался видом своей жертвы, то ли долгие века заточения ослабили его тело, и он устал. То ли он просто раздумывал, как поступить. Как бы то ни было, он замер на несколько секунд, и этих мгновений Лясоте хватило, чтобы в который раз встать между Волосом и княжной.

— Не ее. Меня!

Сжал кулаки, готовясь умереть. Что он может сделать без оружия? Ни пистолетов, ни сабли. Вон валяется топор, но до него далеко. И его ведьмачьих сил не достаточно для того, чтобы сразиться с древним богом. Ведьмаки — стражи, надзиратели над миром колдунов и ведьм, но и только. Бесславная смерть… Зря ведь-ава ворожила. Как она говорила: «Золотой подковы след…» Назвала конем.

Конь!

Змей что-то прочел в его глазах и опять устремился в атаку, но не по прямой, а обходя противника и пытаясь подобраться к девушке окольным путем. Длинное блестящее тело описало дугу. Блеснуло голубыми искрами, словно река.

Река… сон…

И Лясота прыгнул.

Ударил обеими ногами, сбивая в полете плоскую голову. Попал, падая сам. Перекатился, вскакивая и разгоняясь для нового прыжка. Приземлился удачнее, развернулся, лягаясь, как конь. Услышал звон подковки на каблуке. Ударил еще раз, высекая искры из жесткой чешуи.

Змей упал. Не дав ему опомниться, ведьмак оттолкнулся, прыгая еще раз, врезаясь подкованными каблуками в плоть. Эх, вот когда бы четыре-то ноги пригодились! Крутнувшись на одной ноге, нанес с разворота удар другой. Змея отбросило в сторону. Он ударился мордой о стену пещеры. Послышался хруст, и голова твари бессильно поникла. Убит? Но такое разве возможно?

На полусогнутых ногах, подобравшись, готовый к новому прыжку, Лясота сделал осторожный шаг.

Змей упал, распростертый на камнях, но он был еще жив. Его тело слабо пульсировало, белое горло трепетало, в выпученных глазах светился разум. Еще минута-другая — и он стряхнет оцепенение и снова бросится в бой. Лясота поднял ногу, примериваясь, куда ударить. И, замахнувшись, пнул тварь ногой.

— Пошел вон!

Змей зашипел. В его голосе послышалось осуждение и удивление — как мог он, жалкий человек, встать у него на пути? Откуда у него такая сила? И какое он имеет право приказывать ему?

— Это мой мир! Убирайся вон!

Взгляды человека и Змея встретились, схлестнувшись в поединке воль. Каждый из них был силен. У каждого была своя правда. Но один из них был уверен в своей силе. Он был на своем месте, исполняя свой долг. Он делал то, для чего был рожден много лет назад, для чего пришел сюда, единственный, кому это было под силу. И Змей дрогнул. Он атаковал в последний раз, от отчаяния, не желая сдаваться без борьбы — и встретил еще один удар, который сбил его. А потом каблук с раскалившейся подковкой наступил ему на горло.

В тот миг, когда наступил на Змея, Лясота почувствовал жар. Ему показалось, что нога от пятки до колена объята пламенем, что ее сжимают раскаленные клещи. Боль поднималась волной, заполняя все тело, туманя рассудок. Змей шипел и извивался, тоже не взвидев света от боли. Прекратить его и свои мучения можно было, просто сделав шаг назад, но Лясота держался до тех пор, пока судороги Змея не стали слабеть, а выпуклые глаза не заволокло пеленой. И только тогда ведьмак позволил себе сойти на твердую почву, едва не вскрикнув от боли в ступне и догадываясь, что, наверное, теперь будет хромать всю оставшуюся жизнь.

— Как ты это сделал?

Лясота обернулся, встретился взглядом с князем Михаилом. В глазах последнего жреца Змея-Волоса увидел боль пополам с удивлением.

— Что сделал?

— Ты… ты его!.. — взвыл волхв. — Ты знаешь, что ты наделал?

— Не знаю и знать не хочу, — ответил ведьмак. — И я тут ни при чем.

— Но как? Почему? — Взгляд волхва забегал по стенам пещеры и потолку. — Это же… Это — случайность!

— Это — судьба, — сказал Лясота. — То, что сильнее богов и людей. Она вся состоит из цепи случайностей. Надо только уметь смотреть и видеть, слушать и слышать, чувствовать и чуять. То, чему учат в школе.

— Я этого так не оставлю. — Князь попятился, не сводя глаз с наступавшего противника.

— Оставишь, — припадая на правую ногу, Лясота шел на него, сжимая кулаки.

— Уж не ты ли мне помешаешь?

— Я.

— Почему? Разве это — твоя жизнь?

— Да. Это — моя жизнь. Мой мир. И мой долг.

— Долг? — Князь Михаил нашел в себе силы рассмеяться. — Разве ты — князь Загорский? Разве ты — страж ворот?

— Я — не князь, — как со стороны, услышал он свой голос. — Но я — страж.

Видит бог, он устал. У него болит все тело. Трудно дышать. Ноет нога, и уже ясно, что тут ведь-ава не в силах помочь — ему до конца дней придется оставаться хромым, неся на себе печать содеянного. Но он должен пересилить себя. Последний рывок. Просто потому, что больше некому это совершить.

Лясота сделал шаг. Просто сделал шаг, и князь Михаил попятился, не отводя глаз от его лица. Лясота сделал еще шаг. И еще. И еще, вынуждая противника отступать, точно так, как вынуждал отступать Змея. Он был не один. За его спиной была дрожащая Владислава, ее отец, скончавшаяся от трудных родов мать, князь Юлиан Дич, Поленька со своими дочками, бывшие друзья и будущие дети. За его спиной был весь мир. А за спиной Михаила Чаровича была только щель среди камней, откуда лился красный свет.

Князь понял это слишком поздно, Шарахнулся в сторону, пытаясь отступить, но споткнулся о распростертое змеиное тело, замахал руками, теряя равновесие. Лясота вскинул руку, толкнул — и ожидавший чего угодно, только не этого, князь Михаил Чарович покачнулся и упал прямо в щель. Растопырился, раскинул руки и ноги, цепляясь за, осыпающуюся землю, соскальзывая и борясь за жизнь.

— Помоги!

Лясота встал над ним. Занес правую ногу.

— Змею — змеево!

Подкованный каблук врезался в тело колдуна. Взвизгнув в последний раз, князь-волхв содрогнулся и полетел вниз, но, падая, успел ухватиться за свисающий в щели змеиный хвост. Вцепился, повис, тормозя падение в отчаянной попытке спасти свою жизнь — и под его тяжестью Змей пошевелился, дрогнул, сползая вниз. Все быстрее и быстрее шуршала по камням чешуя, безвольно поникшая голова задевала и била по земле. Очнувшись, Змей попытался сопротивляться, он изо всех сил напрягал туловище, пытаясь стать больше и застрять в щели, даже клацнул челюстями, хватаясь зубами за какой-то камень. Но слишком много его длинного тела уже висело в пустоте, да еще и с болтающимся на нем человеком. Лясота одним ударом разбил камень, который судорожно сжимали змеиные челюсти, и Змей полетел вниз.

Кольца его с шуршанием, как песок, последний раз проскрежетали по камням. Последней уползла голова, мелькнув черным силуэтом в алом сиянии подземного царства.

Лясота перевел дух. Ноги ныли. Болели живот, грудь и спина. Плечи ломило так, как не бывало и на руднике. Хоть беги к Ведь-аве и проси, чтобы перепекла вторично! Но прежде надо было сделать еще одно, не менее важное дело. Закрыть врата.

Владислава так и сидела на камнях. Она встрепенулась, когда Лясота наклонился, поднимая девушку на ноги.

— Ты живой? — Ее руки вцепились в плечи.

— Живой, — обнял, провел рукой по волосам.

— Слава богу! Все кончено?

— Нет. Не все. — Обернулся, посмотрел на щель среди камней. — Ты должна закрыть врата.

— Я боюсь, — пролепетала девушка. — Я не знаю, как это сделать.

— Я тоже не знаю, — сказал Лясота. — Никто не знает, кроме тебя. Это твоя работа. Ты для этого рождена.

— Но папа мне ничего не говорил… Мне страшно!

— Не бойся. Я буду с тобой.

Он обнял девушку, прижимая к себе и сквозь рубаху чувствуя, как колотится ее сердце. Накрыл ее губы своими, наслаждаясь близостью той, в которой отныне и навек была сосредоточена его жизнь, извлекая со дна души радость встречи, перемешивая с уверенностью в завтрашнем дне, добавляя толику отваги и обильно поливая все любовью, столько лет копившейся в его собственной душе. Почувствовал, что девушка успокоилась, приняв его чувства за свои, мягко оторвался от ее губ, заглядывая в глаза и видя там обещание страсти…

…два тела на скомканных простынях… два тела, сплетенных в тесных объятиях… стоны, крики, прерывистый шепот любви… брачная ночь, когда все впереди…

Улыбнулся, развернул за плечи, прижимая к себе, накрыл ее руки своими, шепнул:

— Повторяй.

И тихо заговорил, не понимая, откуда берутся слова:

Подчиняясь заклинанию, плита сама собой поползла на место. Бившие изнутри лучи света становились все тоньше и тоньше, гасли один за другим, пока наконец не потух последний.

Владислава прижалась к его груди, еле стоя на ногах. Этот обряд отнял у девушки последние силы. Она была близка к обмороку, цепляясь за Лясоту холодными пальцами. Обняв ее одной рукой, ведьмак провел ладонью над плитой, и, подчиняясь его Силе, разбросанная земля стала ссыпаться обратно. Вместе с нею потянулись трупы убитых змей, за ноги проволокло тело одного из разбойников. Несколько минут спустя над плитой вырос небольшой, примерно по грудь человеку, курган из земли, камней и мертвецов.

Лясота опустил дрожащую руку. Ладонь болела так, словно он схватился за раскаленный металл, хотя на коже не осталось и следа. Он чувствовал себя опустошенным, и лишь забота о княжне Владиславе мешала прямо сейчас упасть на землю и уснуть. Он слишком устал.

Обнявшись, они выбрались на поверхность, вдохнули свежий холодный воздух. Перехода от мрака подземелья не заметили — тут тоже было темно.

— Уже ночь? — дрожащим голосом пролепетала Владислава, прижимаясь к нему.

Лясота ответил не сразу. Он дышал полной грудью, упиваясь ночным прохладным воздухом и чувствуя, как с каждым глотком в него вливаются новые силы. Это была его земля, его мир. Он чувствовал себя на своем месте. Журчащий ручей, слабо шелестящая листва, громада горного склона за спиной — все было его, родным и близким. Все дышало жизнью.

— Да, — он запрокинул голову, рассматривая звезды, — полночь только что миновала.

— Так поздно… Мне казалось, прошло всего несколько минут. — Девушка оглянулась на вход в пещеру.

— Мы стояли на пороге подземного царства, — объяснил Лясота. — Там время идет немного по-другому. Там — мгновение, а здесь целый день.

— Ой! — Владислава содрогнулась, пряча лицо у него на груди. — Значит, за несколько часов там здесь миновало несколько лет? Или веков?

Ведьмак огляделся по сторонам. Конечно, когда подходил к пещере, он не тратил время на то, чтобы тщательно запомнить каждый кустик и травинку, да и в темноте многие подробности не различишь, но все равно он чувствовал, что кусты, луг и берег ручья не слишком переменились внешне. Для его внутреннего взора теперь все представлялось иным. Пока он был там, внизу, на границе подземного мира, тут, снаружи, произошло нечто, не замеченное никем. Земля приняла нового защитника. Захотелось разуться, пройтись по ней босиком. Ступнями, кожей — даже той, правой ногой, в которой пока еще пульсировала боль, — ощутить родство с этой землей, стать ее плотью и, как мечталось когда-то, отдать ей свою кровь.

Чуть в стороне, в кустах, послышался тихий звук.

— Что это там? Никак лошади?

Он свистнул. В ответ какой-то конь переступил с ноги на ногу. Звякнула уздечка, послышалось сонное фырканье.

— Лошади. — Лясота слегка встряхнул девушку. — Вы приехали на лошадях. Они живы, не пали от голода — значит, прошло не так много времени. Ну, может быть, день или два.

— Или это лошади тех людей, которые явились сюда через несколько лет, вслед за нами, — подумала вслух Владислава.

— Я знаю, что говорю, — решительно пресек все разговоры мужчина, усадил девушку на траву, набросив на плечи свой сюртук, и направился к лошадям. — Сейчас нам надо поесть и немного отдохнуть. Интересно, есть ли у них хлеб?

Хлеб нашелся, как и соль, и немного лука, и даже мягкое сало в тряпице. Собрав припасы, насыпав оголодавшим лошадям остатки фуража — судя по всему, они простояли тут около суток, и прихватив пару потников вместо одеял, Лясота вернулся к Владиславе. Княжна сидела, подтянув колени к груди, нахохлившись и прикусив губу. Вид у девушки был до того несчастный, что ведьмака захлестнула жалость. Только бы она не заплакала! Он совершенно не представлял, что сейчас будет делать с плачущей девушкой.

Расстелил один из потников на земле, похлопал ладонью.

— Перебирайся сюда. А то замерзнешь.

Княжна обратила в его сторону затравленный взгляд. Такие глаза бывают у тех, кто тихо тронулся умом.

— Я не знаю, — прошептала она, подтверждая худшие подозрения Лясоты.

— Что? — протянутая, чтобы обнять, рука замерла в воздухе.

— Я не знаю, что теперь делать, — выговорила девушка.