Гонка Касслер Клайв

— Я слышал, братья Райт открыли летную школу, мистер Белл, — сказал Энди Мозер от передней части «Орла», когда Белл приказал ему повернуть пропеллер, чтобы привести в действие стройную машину.

— У меня нет времени ехать в Огайо. Тонка начинается на будущей неделе. К тому же сколько учителей сами водили машину больше года? Большинство летчиков учатся самостоятельно, как Джозефина. Поворачивай ее.

Превосходный день для полетов, поздняя весна, солнечное утро в Белмонт-парке, легкий западный ветер. Энди и механики, нанятые Беллом ему в помощь, откатили «Орла» на полоску травы подальше от деятельности на поле. Они проверили колеса, а, когда услышали, как Белл отдал Энди приказ включить мотор, ухватились за веревки крепежей и приготовились уравновешивать машину.

Белл сидел за крылом, его голова, плечи и грудь были открыты. Мотор помещался перед ним; это для него самое безопасное место, утверждал Эддисон-Сидни-Мартин: сорвавшись, мотор по крайней мере не раздавит летчика. За мотором блестел девятифутовый пропеллер, две лопасти из полированного каштана — самая дорогая часть аэроплана, по словам Джо Мадда. «Если упадешь на нос, потребуется несколько сотен баксов на новый».

Белл наклонил руль на стойке и посмотрел, как отзываются на это крылья. На концах крыльев, в восемнадцати футах справа и слева от него, поднимались и опускались alettoni. Он посмотрел вдоль изящного фюзеляжа — балки и распорки были покрыты плотно натянутым шелком, чтобы уменьшить трение, — и повернул руль. Руль направления двигался вправо и влево. Белл потянул его на себя. Рули высоты наклонили хвост. Когда он сделает это в воздухе, аэроплан теоретически начнет подниматься.

— Проворачивай!

— Сотни летчиков погибли в несчастных случаях, — в третий раз за утро напомнил ему Эдди.

— Больше альпинистов погибают, упав со скал. Проворачивай!

Мозер скрестил руки на груди. Это был один из самых больших упрямцев, каких знал Белл. Отец его служил в полиции, и Мозер унаследовал сопротивление полицейского всему, что не нравится. Сопротивление сочеталось с несокрушимой безграничной верой в механизмы. Энди знал механизмы и любил их.

— Я знаю, что машина готова к полету, потому что собрал ее собственными руками. Я знаю, что мы осмотрели ее и проверили каждую движущуюся часть и каждое крепление. А еще я знаю, что мотор готов к полету, потому что я точно настроил такты движения его цилиндров. Единственное, в чьей готовности к полету я не уверен, мистер Белл, это летчик.

Белл смерил своего не в меру беспокойного механика строгим взглядом.

— Если хочешь помочь мне защитить Джозефину, привыкни к мысли, что оперативники Ван Дорна действуют быстро. С самого прибытия в Белмонт-парк я наблюдаю, как поднимаются в воздух авиаторы. Купив «Американского орла», я расспросил Джозефину и сэра Эддисона-Сидни-Мартина об их технике. Я с пристрастием допросил Джо Мадда, который особенно уверенно управляет своим «Освободителем». Все единодушно подтвердили, что рули Бреге облегчают управление аэропланом. И еще одно, — Белл улыбнулся, — я прочел все выпуски журналов «Воздухоплавание» и «Полет» с тех пор, как они начали печататься, — я знаю, что делаю.

Улыбка Белла погасла, словно разбитый выстрелом прожектор. Глаза стали хмурыми, как декабрь.

— Проворачивай! Винт!

— Да, сэр!

Белл открыл клапан подачи бензина и передвинул клапан подачи воздуха. Он знал, что в роторном двигателе «Гном» карбюратор — это сам летчик.

Энди Мозер несколько раз провернул винт, подавая горючее в мотор. Белл тронул включатель магнето.

— Контакт!

Энди схватил пропеллер обеими руками, провернул его, вложив в этот поворот всю силу, и отскочил, прежде чем лопасть разрезала его пополам. Мотор заработал, запыхтел и выпустил струю голубого дыма. Белл дал ему прогреться. Когда звук показал, что мотор готов, он полностью открыл подачу воздуха. Дыма стало меньше. Сверкающие цилиндры из сплава никеля и стали и винт завертелись под громовое «бам! бам! бам!» Белл никогда не чувствовал, чтобы мотор работал так ровно. Тысячу двести оборотов в минуту он делал гладко, как турбина.

Белл посмотрел на Энди.

— Готов!

Энди кивнул в знак согласия и знаком велел механикам вытащить клинья и бежать рядом с самолетом, чтобы удерживать крылья при боковом ветре. «Орел», подпрыгивая на пневматических шинах, соединенных с рамой шасси полосками упругой резины, покатился, быстро набирая скорость. Бегущие остались позади. Белл почувствовал, как плавно поднимается хвост.

Перед ним расстилались сто ярдов открытого пространства, а за ними трава заканчивалась перед оградой, отделявшей поле от беговой дорожки. Он мог нажать на кнопку магнето и замедлить движение, чтобы поупражняться в езде по земле. Или потянуть руль на себя и подняться в воздух.

Белл взял руль на себя и попробовал взлететь.

«Орел» мгновенно перестал подпрыгивать. Трава очутилась в пяти футах под ним. В отличие от поездов и автомобилей, которые чем быстрее движутся, тем сильнее тряска, здесь Белл почувствовал, будто скользит по спокойной зеркальной воде. Но он не плыл. Он несся прямо на изгородь, отделяющую поле от дорожки.

Он едва поднялся над землей. Колеса самолета не прошли бы над изгородью. Белл чуть сильнее потянул руль, чтобы подняться выше. Слишком сильно. Он ощутил, как машина резко задрала нос. А в следующее мгновение почувствовал, как под ним внезапно открылась пустота и «Орел» начал падать.

Беллу приходилось бывать в таких переделках в авто и на мотоциклах, даже на лодках и верхом.

Решение всегда было одно и то же.

Перестать думать.

Он позволил рукам потянуть руль вперед — на волосок. Последовал толчок снизу. Пропеллер захватил воздух. Изгородь вдруг благополучно прошла под колесами, и перед Беллом распахнулось огромное небо.

Впереди неожиданно показался пилон высотой сто футов, одна из вех трассы, которые надо облетать при соревнованиях на скорость. Как и предупредили его Джозефина и Энди, гироскопические силы вращающегося роторного двигателя потянули машину вправо. Белл повернул руль направления влево. «Орел» повернул налево.

Белл выправил аэроплан, слишком круто повернул направо, компенсировал поворот и постепенно полетел прямо, не рыская.

В приливе вдохновения, который все прояснил, он понял, что воздухоплавание очень похоже на хождение под парусом. Хотя приходится справляться с тягой двигателя, «Орел» летит туда, куда нужно, если известно направление ветра. Ветер — воздух — к услугам пилота; нужно только помнить, что в основном ветер поднимает его собственный вращающийся пропеллер.

Он потянул руль назад, чтобы поднять самолет. Принцип как будто бы продолжал действовать. Белл поднимался постепенно, словно по ступеням, выравнивая машину; прибавлял газу, когда чувствовал, что она летит медленно; поднимал нос, когда набирал скорость. Скорость делает воздух плотнее, говорила ему Джозефина.

Белмонт-парк под ним уменьшился; Исаак словно смотрел на него в перевернутый телескоп. Внизу расстилались фермы и деревни. Слева он видел темную синеву Атлантического океана. Дым впереди и множество сходящихся рельсов, железнодорожных и трамвайных, указывали направление на Нью-Йорк.

В голове возникла удивившая Белла разумная мысль. Он отнял одну руку от руля и потянул за цепочку. Вынул из кармана золотые часы и ловко открыл крышку. Ему пришло в голову, что полеты — чрезвычайно увлекательное занятие и стоит последить за временем. Энди Мозер залил в баки горючего и масла на час полета. В одиночестве, посреди неба Исаак Белл громко рассмеялся. У него было ощущение, что он коренным образом изменил свою жизнь и никогда не вернется к прошлому.

— Повязка, — сказал сэр Эддисон-Сидни-Мартин, перевязывая Беллу лоб, — огорчает мою жену меньше, чем открытая рана. Думаю, вы увидите, что то же самое справедливо относительно вашей невесты.

— Да это всего лишь царапина, — сказал Белл. — Моя бедная летающая машина пострадала гораздо сильнее.

— Только колеса и рама, — сказал баронет. — Шасси кажется нетронутым, хотя ваш механик как будто расстроен.

Белл посмотрел на Энди Мозера, который ходил вокруг машины и кричал на помощников. Эддисон-Сидни-Мартин отступил на шаг, любуясь своей работой.

— Готово. Кровотечение прекратилось. Судя по вашему виду, вам потребуется больше смелости, чтобы рассказать обо всем невесте, чем чтобы подняться в воздух. Смелей, старина. Я слышал, мисс Морган замечательная женщина.

Белл поехал в отель «Гарден-Сити», чтобы встретиться с Марион, которая должна была приехать днем из Сан-Франциско. Войдя в отель, он сразу понял, что Марион его опередила. Джентльмены, сидящие в вестибюле, смотрели поверх непрочитанных газет, мальчики-посыльные выстроились, как солдаты, а метрдотель собственноручно наливал Марион чай.

Белл на мгновение задержался, глядя на пленившую его сердце высокую гибкую красавицу-блондинку лет тридцати. Она еще была в дорожном костюме, фиолетовой юбке узорного тканья, доходившей до щиколоток, в жилете того же цвета, в блузке с высоким воротником, перетянутой на узкой талии, и в модной шляпке с высокой тульей и отогнутыми вниз полями. Зеленые, цвета моря у коралловых рифов, глаза сверкали ярче кольца с изумрудом, которое она носила в знак обручения.

Белл обнял ее и поцеловал.

— Ты хороша, как никогда.

— Подрался? — спросила она, увидев его повязку.

— Мой первый летный урок. Я обнаружил аэродинамический феномен, так называемый «эффект земли». Он превратил приземление моего «Орла» в чудовищно трудную задачу. Энди и его помощник полночи будут чинить колеса.

— Ты выгнал своего инструктора?

Белл расправил широкие плечи.

— На самом деле, — признался он, — я учился сам.

Марион приподняла изящную бровь и посмотрела на него с хладнокровием женщины, которая окончила с отличием юридический факультет Стэнфордского университета и работала в банке, прежде чем заняться новым делом — синематографом. Она сказала:

— Я знаю, Оруэлл и Уилбур Райты учились так же. Конечно, они еще и самолет изобрели…

— Я пользовался советами опытного летчика… Ты как-то странно на меня смотришь.

— Я никогда не видела, чтобы у тебя так блестели глаза. И ты улыбаешься от уха до уха. Ты словно все еще летишь.

Исаак Белл рассмеялся.

— Наверно, так и есть. Наверно, теперь всегда так будет. Но, конечно, то, что ты наблюдаешь сейчас, — следствие того, что я счастлив тебя видеть.

— Я тоже рада тебя видеть, дорогой, и рада, что так на тебя действую. Слишком долго мы не виделись.

Она встала.

— Что ты делаешь?

— Собираюсь еще раз поцеловать тебя.

Белл ответил на ее поцелуй, и она сказала:

— К нам идет детектив отеля, спросить, чем это мы тут занимаемся на публике.

— Не волнуйся, — сказал Белл. — Отель «Гарден-Сити» только что подписал контракт со службой личной безопасности нашего агентства. С сегодняшнего утра обязанности детектива отеля исполняет наш человек.

— В таком случае, — сказала она, снова усаживаясь, — расскажи-ка мне о шишке у тебя на головушке. И еще об этом «эффекте земли».

— «Эффект земли» мешает садиться, когда между крыльями и землей образуется воздушная подушка. Воздух очень силен; сильней, чем ты можешь себе представить. Главное вот что: машина не хочет садиться, а ты должен как-то ее уговорить — как лошадь, закусившую удила.

— Летающую лошадь, — заметила Марион.

— Очевидно, этот эффект сильней у монопланов, потому что…

— Ты должен рассказать мне, — перебила его Марион, — что ты видел, когда был там, наверху.

— Скорость в воздухе — совсем другое дело. Земля внизу не сливается в сплошные полосы, как за окном поезда или моего «Локомобиля». Она словно плывет подо мной, и тем медленней, чем я выше.

— Высоко ты поднялся?

— Достаточно высоко, чтобы увидеть реку Гудзон. А увидев ее, понял, что должен лететь к ней.

Прекрасные глаза Марион округлились.

— Ты долетел до самого Гудзона?

Белл рассмеялся.

— Кажется, это безопасней, чем плавать по океану… океан я тоже видел.

Марион удивилась.

— Ты одновременно видел реку Гудзон и Атлантический океан? Тогда, конечно, ты видел и небоскребы Нью-Йорка.

— В дымке, как горные вершины.

— Ты должен поднять меня туда, чтобы я могла снимать.

— Тебе понравится, — ответил Белл. — Я видел гигантского осетра на дне реки.

— Когда полетим? — взволнованно спросила Марион.

— Ну, м-м-м, конечно, летать совершенно безопасно. Но пока не со мной.

Марион с чарующей улыбкой спросила:

— Интересно, наймет ли Престон авиатора, чтобы я полетела?

И Беллу пришлось вспомнить, что его невеста не менее решительна и целеустремленна, чем Джозефина.

— Позволь мне сначала поупражняться. К концу гонки я научусь.

— Замечательно! Мы полетим над Сан-Франциско. Скорей бы! Но ты будешь осторожен, пока учишься?

— Обещаю, — сказал Белл.

— Я отказываюсь тревожиться из-за перестрелок и драк на ножах. Но полеты? Ты там не в своей стихии.

— Это ненадолго. В следующий раз, увидев, что ветер меняется, я приземлюсь правильно.

— Как ты можешь определить направление ветра, когда сам в нем находишься? Смотришь, как развевается флаг?

— Я наблюдал за коровами.

— За коровами?

— Вокруг парка много ферм. От Джозефины я узнал, что коровы всегда встают мордой к ветру. Они точны, как флюгер, и их легче увидеть сверху.

— Чему еще научила тебя «Любимица Америки в воздухе»?

— Постоянно искать места для срочного приземления. Но держаться подальше от ярко-зеленых полей. Они слишком топкие для приземления.

Белл не стал упоминать, что Джозефины велела избегать резких движений, чтобы не поломать крылья. Не стал он пересказывать и сухое предупреждение Эддисона-Сидни-Мартина: «На вашем месте, старина, я бы постарался не входить в штопор», и решительные слова Джо Мадда: «Не вздумайте фасонить, пока не научились летать».

Марион сказала:

— Судя по всему, в том числе по неумеренным похвалам Престона, эта Джозефина кажется интересной особой.

— Да, у Джозефины есть характер, и мне не помешала бы твоя помощь, чтобы разгадать его. А пока я бы не возражал против еще одного поцелуя. Приказать детективу поставить китайскую ширму и кадку с пальмами?

— Есть мысль получше. Сейчас горничные уже распаковали мои вещи. Позволь мне снять дорожный костюм и принять ванну. А потом, может быть, придешь ко мне поужинать и еще что-нибудь.

— Заказать шампанское?

— Я уже заказала.

— Серьезно, дорогой, почему ты не стал брать летные уроки? — спросила позднее Марион наверху.

Надушенная после ванны, надев длинный изумрудно-зеленый пеньюар, она похлопала по дивану. Белл принес бокалы и сел с ней рядом.

— Некогда. Гонка начинается на следующей неделе, а у меня забот полон рот: Гарри Фрост пытается убить Джозефину, а саботажник портит аэропланы.

— Я думала, Арчи застрелил Фроста.

— Он трижды выстрелил в него из маленького немецкого пистолета, который взял с собой вопреки советам. — Белл в отчаянии покачал головой. — Я тоже считал, что застрелил Фроста. Он ранен, но не устранен. Банкир из Цинциннати сообщил, что у Фроста распухла челюсть и он с трудом говорит, но в остальном невредим. Вряд ли это похоже на человека, нашпигованного свинцом.

— Может, ты промахнулся?

— Не из моего браунинга. Из него я не промахиваюсь. И я знаю, что Арчи стрелял в него в упор. Он не мог промазать. Но Фрост крупный мужчина. Если пули не задели жизненно важные органы, как знать? Однако это все равно загадка.

У Исаака Белла вошло в привычку обсуждать дела с Марион. Образованная, с быстрым, изобретательным умом, она всегда способна была взглянуть на дело по-новому. Он сказал:

— Кстати о загадочных промахах. Фрост, очевидно, промахнулся, стреляя по Марко Селеру. Выстрел легкий, и опытный охотник не должен был дать маху. Я узнал, что у его ружья был поврежден оптический прицел. Но есть и другая причина, почему я хочу увидеть останки Селера.

— Может, на Фросте, когда он напал, была какая-то броня?

— Броня не отразит пулю. Именно поэтому порох уничтожил рыцарей.

— Кольчуга?

— Интересная мысль: из современных сплавов можно соорудить кольчугу, которая отразит пулю. Бог весть, сколько она будет весить. Несколько лет назад армия испытывала так называемые пуленепробиваемые жилеты. Но в них чересчур жарко, и они слишком тяжелы для практического использования. Впрочем, мысль интересная, моя дорогая. Прежде всего утром нацелю на это Грейди Форрера и его аналитическую службу.

Марион роскошно потянулась.

— Нет ли других загадок, которые я могла бы для тебя разгадать?

— Несколько.

— С чего начнем?

— Где тело Марка Селера.

— А еще?

— Почему итальянка, у которой я купил аэроплан, настаивает на том, что Марко Селер похитил секреты ее отца, а Джозефина настаивает, что отец мисс ди Веккио работал на Марко и у него нечего было красть?

— Как выглядит мисс ди Веккио?

— Она поразительно привлекательна.

— Правда?

— Трудно поверить, что Марко Селер или любой другой мужчина могли бы отвернуться от нее.

— А как ты спасся?

Белл чокнулся с ней.

— У меня иммунитет.

— Ты слеп к красоте? — насмешливо спросила она.

— Я влюблен в Марион Морган, она владеет моим сердцем.

Марион ответила на его улыбку.

— Может быть, Марко положил глаз на Джозефину.

— Джозефина хороша, но едва ли ее можно сравнивать с мисс ди Веккио. Она хорошенькая малышка, бойкая и кокетливая, но скорее деревенская простушка, чем роковая женщина.

— Честолюбива?

— По крайней мере в том, что касается полетов, — сказал Белл. — И очень искусно управляет летающими машинами. Есть мужчины, которых влечет к талантливым женщинам.

— Да, любовь странная штука, верно?

— Если Марко и Джозефина вообще состояли в любовной связи. Арчи считает, что она была влюблена в летающие машины Марко. А как ты знаешь, Арчи в таких делах хорошо разбирается.

Марион спросила:

— А как тебе кажется?

— Откровенно говоря, не знаю. Только она яростно защищает Марко от обвинений в краже изобретений.

— Может ли Джозефина больше защищать свой аэроплан, чем любовника?

— Вполне возможно, — сказал Белл. — А вот Марко, полагаю, был влюблен в девушку, способную купить его летающие машины.

— В таком случае все получили желаемое.

— Кроме Гарри Фроста. — Взгляд Белла стал мрачным, потом потемнел от гнева. — Бедный Арчи. Фрост совершил ужасный поступок. Не понимаю, как можно зарядить оружие такими чудовищными пулями.

Марион взяла его за руку.

— Я разговаривала с Лилиан по телефону. Завтра встречусь с ней в больнице.

— Как она?

— Устала, но полна надежды. Бедняжка. Это кошмар — кошмар для нас обеих, только я старше и люблю тебя дольше, да и беспокойство проявляю иначе. Лилиан призналась мне, что, когда Арчи после медового месяца вернулся к работе, она ежедневно боялась, что он не вернется домой. Дорогой, ты так рискуешь, когда учишься летать, потому что тревожишься об Арчи? Или пытаешься наказать себя за то, что с ним случилось?

— Мне всегда хотелось летать.

— Но ты хочешь летать не поэтому? Исаак, ты знаешь, я никогда не докучаю тебе своими страхами за твою безопасность. Но полеты кажутся слишком рискованными. Что ты сможешь сделать в воздухе, если Фрост будет по ней стрелять?

— Стрелять в него. Покончу с Гарри Фростом раз и навсегда.

— А кто будет управлять аэропланом, пока ты стреляешь?

— Я могу управлять одной рукой… Ну, если начистоту, — признался он с печальной улыбкой, — скоро смогу управлять одной рукой. Пока приходится держать руль обеими.

Марион вытянула руки.

— Покажешь?