Суворов и Кутузов (сборник) Раковский Леонтий
Кругом рассмеялись.
– Ну и прозванье! Лучшего придумать не могли! – смеялся Зыбин.
– А знаешь, Илья Миколаевич, – обратился Башилов к Огневу, – у нас помещик был – ерник, не приведи Господи! Вот он выселил на пустошь мужиков и прозвал эти выселки, да так, что не всякий мужик скажет. А про баб и говорить нечего – соромились называть, откудова они. Так, бывало, в селе, на ярмарке парни и пристанут к девкам из выселок: откуда вы, девчата? Смеху было!..
– Серет, кажись, большая река, ее вброд не перейдешь, – заметил Воронов.
– Австрияк нам понтон сготовит, – сказал Зыбин.
– Он те наготовит! – улыбнулся Огнев.
Все ждали перехода через Серет, все знали: от Серета до австрийского лагеря несколько часов ходьбы.
Перед походом генерал Суворов сказал солдатам:
– Понатужьтесь, ребятушки, поспешим! А то басурман побьет нашего союзника. Их сто тысяч, а у принца и двадцати не наберется. Но коли мы подоспеем, вызволим!
И вот слушались любимого генерала, спешили. Шли так, что почти не отставали от конницы.
Было три часа пополудни, когда в стороне блеснула река. Колонна остановилась. Все оживились. Думали: вот уже переходят карабинеры, скоро и мы. Но случилось невероятное: войска, свернув в сторону, пошли прочь от реки. Тотчас же по рядам пронеслось:
– Моста нет.
– Австрияк понтонов не навел.
– Вот те и союзники!
– Да что они, шутки шутят с нами?
– А может, мы сами не туда вышли? – высказал кто-то предположение.
– Ну вот, скажешь! Что ж, Александра Васильевич не знает, куда идти?
– А может, басурман уже побил австрияка?
– Слыхать было б!..
И вслед за этим тотчас же разнеслась новость: мост есть, но – выше по реке, отсюда верст за пятнадцать. Потому что там река уже.
– Вот пропади они пропадом. Еще тащись по этакой грязи!
– Совсем от ног отстанешь!
– За дурной головой ногам непокой!
Но делать было нечего – снова пошли вперед.
А дождь, как назло, все усиливался. Поднялась буря. Раскатившись по небу, загремел гром. Сверкнула молния.
С большой дороги свернули на проселок. Идти стало еще тяжелее: грязь была по щиколотку.
– Нам, грешным, и ветер навстрешный, – сказал Огнев, шлепая по грязи.
– До Ильина дня тучи по ветру идут, после Ильина – против, – поправил Воронов.
– Нынче все против нас – и дождь и ветер! – буркнул Башилов, отворачивая лицо от косого дождя.
– Ничего, лишь бы Суворов был с нами! – отозвался Зыбин.
На повороте они увидали своего генерала. Измученный лихорадкой, желтый, худой – краше в гроб кладут, – Суворов что-то быстро говорил по-немецки австрийскому офицеру, который почтительно его слушал.
Косой дождь хлестал им в лицо. Офицер все пригибал голову, но Суворов, казалось, не замечал дождя. Его плащ был мокрехонек, а конь из буланого стал гнедым.
Минуту спустя генерал Суворов обогнал апшеронцев – ехал молча, не сказал ни слова, видимо, был очень не в духе.
– И ему, брат, несладко! – сочувственно сказал Башилов, указывая на проехавшего генерала.
Суворов направился к голове колонны, на свое постоянное место: в походах он шел всегда с авангардом.
Уже вечерело, когда измученные, еле тащившиеся солдаты снова увидали реку. Еще издали они заметили пасшихся сытых понтонных австрийских лошадей – значит, мост есть! Передние эскадроны карабинеров проваливались куда-то вниз. Подошли к обрыву и апшеронцы.
Река, вздувшаяся от дождей, шумела внизу. К ней нужно было идти по довольно большому болотистому лугу. Пехота стала спускаться с крутого обрыва на луг. Луг был весь залит водой. Шедшие впереди эскадроны кавалерии размесили его. Пехота увязала до самых колен. Две пушки, следовавшие за апшеронцами, сразу же засосало – ни с места.
– Ну и нашли, где устраивать переправу! Как нарочно!
– Стоило пятнадцать верст трепать по грязи!
Солдаты ругали все на свете: и австрийцев, и погоду, и злосчастную реку.
А дождь продолжал лить. Он лил как из ведра. Сверху и снизу была вода. Стоя в ней по колено, люди продрогли окончательно.
– Да чего там замешкались? Скоро ли? – вытягивая шеи, смотрели на видневшийся впереди сквозь сетку дождя понтонный мост.
Наконец по доскам застучали копыта лошадей: авангард перешел на ту сторону. Пехота подвинулась вперед.
– Я только себе местечко нагрел, а тут опять в холодную лезть, – говорил Зыбин, с трудом выдирая ноги из грязи. Но никто не поддержал его, не улыбнулся даже – было не до шуток.
За авангардом на мост ступили стародубовцы. Впереди карабинеров ехал, нахохлившись, съежившись под дождем, больной генерал Суворов.
Ветер переменился. Теперь он был холодный северо-восточный – «русский». Казалось, что гнал вчерашние тучи назад, к Дунаю. Ветер налетал порывами.
Карабинеры были уже почти на середине реки, когда вдруг порывом ветра понтоны поворотило в сторону.
– Сорвет! Сорвет! – раздавалось отовсюду.
Карабинеры на мосту замялась. Суворов повернул назадсвоего коня и, привстав на стременах, что-то кричал, махая нагайкой.
Задние ряды карабинеров, не видя, что делается на мосту, еще напирали на передних, торопясь поскорее выбраться из болота.
– Опять перетык – понтон порвет!
– Ну и навели!
И солдаты принялись ругать союзников.
– А чем они виноваты? Видишь, как реку вспучило? Круглые сутки эдакий ливень!
Суворов с первыми эскадронами уже съезжал с моста. Все снова очутились на топком лугу.
– Вот и переправились! Теперь будем здесь ночевать.
– Заснешь. Места сухого нет.
– Где там спать – хоть бы дождь-то перестал. Хоть бы кафтан выжать, а то все мокрое, – говорили солдаты.
Пехоте велено было подняться наверх. Грязные, мокрые выбрались из болота апшеронцы.
Австрийские понтонеры, гревшиеся у костра, торопились к реке.
Мимо пехоты, в плаще, забрызганном грязью, проехал сумрачный, злой, не похожий на себя генерал Суворов. Его маленькая лошаденка увязала на топком лугу чуть ли не по брюхо. Взобравшись наверх, Суворов, не обращая внимания на дождь и ветер, поскакал куда-то в сторону. За ним поспешили дежурный майор и адъютант.
– Не удержишь, хочет все делать сам, – недовольно говорил адъютанту дежурный майор, шпоря усталого коня.
Пехота, потеряв всякий строй, сбилась в кучу.
Через несколько минут Суворов протрусил назад к обрыву, что-то сказал поджидавшим карабинерам. Карабинеры, эскадрон за эскадроном, пошли в ту сторону, откуда только что возвратился из разведки генерал. Оказалось, что в полуверсте был лес, куда на ночь переводил Суворов кавалерию.
Пехотинцы старались найти местечко посуше. Все-таки здесь было не так мокро, как внизу.
Дождь опять на время стих. Большинство солдат, укрывшись мокрыми плащами, улеглось. О костре нечего было и думать – все намокло. Да и не хотелось возиться с ним, хотелось поскорее уснуть.
…Александр Васильевич был в ужасном настроении: его весь день мучила одна мысль – зачем он не выступил 6-го, зачем зря потерял целые сутки? Кобург шлет гонца за гонцом, торопит. Боится. Еще бы не бояться: визирь со своей громадной армией стоит от него в двух шагах. Правда, визирь до сих пор не атаковал принца. Это хороший знак, визирь чего-то ждет. Время, стало быть, еще не потеряно. Но сегодня все как-то складывается против Суворова. Сначала эта нелепая путаница с местом переправы. Потеряли несколько дорогих, драгоценных часов. Затем несчастье с мостом. Теперь придется ждать, пока на таком сильном течении через разлившуюся, как весной, реку понтонеры снова наведут мост, пока солдаты починят дорогу через луг, чтобы можно было провезти пушки и повозки.
И в довершение ко всему этот ливень, редкостный, небывалый в Молдавии 9 сентября. Сентябрь здесь обычно самый лучший месяц в году: ясный, безоблачный. А вот нате вам… Проклятый ливень вконец испортил дорогу, измучил бедных солдат.
Суворов не находил себе места. Поглощенный своими неприятными мыслями, он забыл о лихорадке. И странное дело: здесь, под проливным дождем, на ветру, озябший, вымокший до нитки, Суворов чувствовал себя здоровым – от волнения лихорадка совершенно прошла.
Суворов велел дежурному майору исправить за ночь дорогу через луг. Из каждого полка отрядили людей рубить фашинник. Казаков разослали по окрестным деревням собрать молдаван с лошадьми и каруцами возить песок.
Работы до утра хватало.
Сдать все на этого австрийского капитана-понтонера, у которого затряслись губы, когда он увидал, что с его мостом сделала река, Суворов не мог. И он не мог сидеть сложа руки, когда кругом было столько дела. Он не мог бы спокойно уснуть, не будучи уверенным в том, что к завтрашнему дню все будет готово.
Суворов только пересел на свежую лошадь и закутался в сухой плащ, который дал ему вестовой. До самого утра он наблюдал за работой солдат и молдаван, толпами сходившихся и съезжавшихся к реке гатить дорогу.
…Башилов, наряженный вчера вместе с другими апшеронцами на работу, разбудил Огнева, который лежал, свернувшись калачиком, у межи:
– Вставай, дядя Илья, погрейся!
Башилов держал манерку с кипятком. Огнев поднялся.
Солнце только что взошло. Было тихо и безоблачно. Лишь глубокие борозды в песке, спускавшиеся вниз, к лугу, напоминали о вчерашнем ливне, да от сырости, от спанья в мокрой одежде ныло тело. Шаровары и кафтан были еще влажные, пахли прелью.
Весело трещали костры. Люди сушили одежду, чистились, грели кипяток. Все повеселели.
– Ну, как управились? – спросил Огнев, подымаясь.
– Починили. Навалили фашиннику, насыпали песку. Да ты пей, Илья Миколаевич, – говорил Башилов, подавая Огневу кружку, – грейся!
Зыбин проснулся сам. Он моргал красными, невыспавшимися глазами и, потягиваясь и зевая, говорил:
– До чего сладко спать на брюхе, спиной прикрывшись!
В это время с пригорка проехал окруженный офицерами генерал Суворов.
– Уже встал, – кивнул на него Огнев.
– Какое там встал. Он и не ложился, сердешный. Так с нами цельную ночку и коротал. И с коня не слезал, все смотрел за работой да указывал! – отвечал Башилов.
III
Пока вестовой и Прошка разбивали для Суворова палатку, он отослал принцу Кобургскому письмо:
«Я пришел и, чтобы показать это туркам, думаю атаковать их через несколько часов».
Наконец-таки, перейдя через реку Серет, русские к полудню 10 сентября 1783 года дошли до австрийцев.
Когда австрийские ведеты увидали казаков, они были вне себя от радости.
– Русские идут! Генерал-вперед пришел! Мы спасены! – понеслось по лагерю.
Как и при Фокшанах, русские примкнули к левому флангу австрийцев.
Австрийский лагерь стоял на реке Милька.
– Гляди, опять река. Сколько их тут, прости Господи! – удивлялись солдаты.
– А летом, поди, ручейка не сыщешь!
– Турки, сказывают, уже два дня налетают…
– Пугают.
– Вот мы их ужо попугаем!
Третий день русские войска не отдыхали по-настоящему. Став на место, солдаты быстро разбили палатки, и каждый занялся своим делом. Кто в прошлую ночь был наряжен на работу и не спал, поскорее завалился спать. Любители покушать, стосковавшиеся по свежей кашице, развели костры. А большинство сушило и чистило забрызганные грязью, измятые кафтаны и шаровары и приводило в порядок амуницию и оружие. Кавалеристы чистили лошадей, кое-кто уже точил саблю.
Отослав записку принцу, Суворов, прихрамывая, пошел в палатку. Казаки постарались для своего генерала – притащили в палатку добрый воз сена.
Суворов сбросил сапоги, снял каску и кафтан и с удовольствием растянулся на свежем сене. Так хорошо было бы сейчас заснуть: ведь он не спал уже три ночи подряд, но еще надо было договориться с принцем, осмотреть турецкое расположение и составить диспозицию к завтрашнему бою.
Суворов решил завтра же ударить на турок, чтобы ошеломить их. Он шел три ночи и два дня. Шел большею частью проселочными дорогами – чтобы турки не узнали о его продвижении.
Суворов ждал принца. Он разложил на сене карту и старался представить себе, какую позицию выбрал великий визирь.
Долго ждать принца не пришлось. Вдали послышались крики «ура». Суворов сунул руки в рукава кафтана и стал натягивать на больную ногу еще недостаточно просохший сапог.
Суворов успел одеться и выйти навстречу принцу, который, подъехав к палатке, легко спрыгнул со своего кровного серого жеребца.
– Ваше высокопревосходительство, как я рад! – кинулся он к Суворову.
Суворов с удовольствием обнял его и поцеловал в обе щеки:
– Здравствуйте, ваше высочество! Вот мы и снова вместе.
– Простите, что произошло недоразумение с этим мостом. Я не думал, что вы пойдете по столь скверной дороге.
– Некогда выбирать. Скверная, да верная. Самая короткая, – сказал Суворов, откидывая полотнище палатки и пропуская принца вперед.
Кобургский шагнул в пустую палатку. Он уже достаточно знал генерала Сувара и не удивлялся его спартанскому образу жизни.
Приминая сено, они расположились возле карты.
– Ваше высочество уверены, что визирь здесь со всем войском? – спросил Суворов.
– Так говорят лазутчики. Да и по кострам ночью видно.
– Нужно, не теряя времени, ударить. Визирь ждет подкреплений.
– Какие же еще подкрепления? – пожал плечами Кобургский. – Ведь у него и так больше ста тысяч человек!
– Тем лучше – сразу отделаемся от всех! – уверенно заявил Суворов.
– Но, мой друг… – запнулся принц. От волнения он даже встал.
– Чем больше турок, тем больше у них беспорядка! – выпалил Суворов.
– Но ведь их вчетверо больше! – подчеркнул Кобургский.
– А хоть бы и вдесятеро! Все же их не столько, чтобы затмить нам солнце! – твердо сказал Суворов, глядя снизу вверх на высокого собеседника.
– Я проезжал по лагерю, видел: русские войска изнурены походом. Вы так быстро шли – в дождь, в бурю, без ночлегов. Солдатам нужен отдых!
Суворов мельком взглянул на принца: умный, хороший человек, да опять, кажется, струсил. Опять заговорила линейная тактика: как же тут идти на басурман, если по всем ее правилам нужно отступать!
«Ретирада на уме. Придется снова ошеломить его», – подумал Суворов.
– Ежели ваше высочество не согласны атаковать визиря, я атакую один! – решительно сказал Суворов и, прихрамывая, пошел к выходу. – Эй, братец, коня! – высунувшись из палатки, крикнул он вестовому.
Суворов надел каску, положил в карман карту и обернулся к принцу.
Кобургский стоял, в раздумье перекусывая зубами травинку.
– Простите, ваше высочество, но я должен ехать. Хочу сам посмотреть турецкое расположение, – объяснил свой отъезд Суворов и вышел из палатки.
Принц пошел вслед за ним.
Суворов легко вскочил на коня и поехал.
Адъютант хотел было нарядить эскадрон для охраны генерала, но Суворов недовольно замахал рукой:
– Не надо, помилуй Бог! Пусть урядник и двое казаков!
Принц медленно шел к своему долговязому адъютанту, стоявшему в сторонке, и думал о генерале Сувара:
«Удивительный человек! Великий полководец! Он и с семью своими тысячами разобьет сто тысяч визиря. Что же мне делать?»
IV
Суворов осторожно подъехал с казаками к самой Рымне. Лагерь союзников остался далеко позади. Тут уже из-за каждого куста мог выскочить янычар.
Прислушались, осмотрели ближайшие кусты, – вблизи, на этом берегу, никого не было.
Суворов спешился в кустах и пошел с урядником и казаком к дубкам, росшим на самой круче. Внизу, под обрывом, пенилась грязно-желтая после вчерашних дождей Рымна.
– Подсобите, казачки! – сказал Суворов, подпрыгивая и хватаясь за сук.
Урядник один легко приподнял генерала. Суворов ухватился за сук повыше, на нижний стал ногами и быстро полез вверх по дереву.
– Шестьдесят годов, а так легко лезет! – удивлялся казачий урядник, глядевший, как генерал взбирается все выше и выше.
– Не свалился бы старик – подошвы-то сырые, ствол тоже скользкий, – забеспокоился казак.
– Не свалится! Он, брат, не таковский! – ответил урядник.
Суворов влез насколько можно было повыше, поудобнее устроился, обломал мешавшие ветки и смотрел в трубу на турецкое расположение.
Турки стояли между реками Рымна и Рымник, которые блестели вдали. Все пространство между ними было занято турецкой армией. Белели сотни наметов, палаток, шатров. На просторных лугах и полях паслись табуны лошадей, верблюдов, буйволов, ослов. Как на громадной ярмарке, толпились телеги, повозки, каруцы, арбы. Тысячи костров горели всюду.
Суворов насчитал три лагеря. Первый лежал почти у его ног – на противоположном берегу Рымника, у деревни Тыргокукули. У деревенской околицы выглядывали из-за высокого бурьяна жерла турецких пушек.
Суворов прикинул на глаз: в одном этом лагере было значительно больше войск, чем у него.
Второй лагерь располагался на пригорке соседней деревни.
«Это Бохча», – вспомнил ее название Суворов.
Здесь паслось больше скота, чем у Тыргокукули, и гораздо больше было пушек, – Суворов насчитал их до сорока.
«Ну да ничего, мои богатыри возьмут и эти!» – думал он.
Левее Бохчи виднелся Крынгумейлорский лес. Он кишел людьми и лошадьми. А за ним – опять бесконечные обозы.
Где-то там, у Рымника, как доносили лазутчики, был третий, самый большой лагерь визиря.
«Вот если б принц глянул. Помилуй Бог! Расписывал ему лазутчик, но еще мало. Принц свалился бы с дерева от страху. Да, крепки дьяволы! Это не под Фокшанами. Позиция у визиря прекрасная», – думал Суворов, слезая. Мешкать особенно было нечего: того и гляди – заметят басурманы и налетят.
Мысль работала лихорадочно. Диспозиция завтрашнего боя понемногу складывалась в голове.
«Я ударю на Тыргокукули, а принц будет охранять фланг и тыл. А потом соединимся и все разом – на визиря. Турки не ожидают. Растеряются!»
План был хорош, но все-таки чрезвычайно рискован: с каждым шагом русских к Тыргокукули расстояние между союзниками должно увеличиваться, фланг и тыл их – все больше обнажаться.
«Ничего, мои богатыри не допустят, чтобы турки атаковали нас с фланга», – думал Суворов, готовясь спрыгнуть вниз с дерева.
Казаки так же бережно сняли Суворова, и он заковылял к коню.
На полпути к лагерю их встретили два эскадрона гусар Цеклера, высланные принцем для охраны Суворова. А у лагеря нетерпеливо ждал сам принц Кобургский.
– Ну как? – спросил он, подъезжая к Суворову.
– Стоит хорошо, как дома. Но мы их завтра прогоним. Вы подумайте, ваше высочество, а я, простите, поеду немного отдохну!
Красные, воспаленные от бессонницы глаза Суворова смотрели устало. Лицо пожелтело и осунулось.
– Да вы едва держитесь на ногах. Вы сегодня спали? – участливо спросил принц.
– Нет.
– А вчера?
– Нет.
– А позавчера?
– Нет.
– Когда же вы спали?
– Еще в Бырладе…
Принц всплеснул руками:
– Так же невозможно!
– Ваше высочество, я пришлю к вам полковника Золотухина, вы обсудите с ним, а я поеду спать.
И, слабо улыбнувшись, Суворов поехал к своему лагерю.
Принц молча смотрел ему вслед.
«Удивительный человек!» – думал он.
V
Зыбину этот ночной марш был особенно несносен. Еще выступая из лагеря, Суворов сам объехал полки и строго приказал, чтоб на марше никак не обнаружить себя:
– Не курить, огней не высекать. Языком попусту не чесать. Команда – вполголоса. Горнисты, барабанщики – замри! Чтоб как снег на голову!
Так всю ночь и шли: ни закурить, ни поговорить. Иди и только оберегайся – не звякнуть бы невзначай ружьем, не споткнуться бы о что-либо на дороге.
До первого турецкого лагеря, к которому шли, говорят, еще верст пятнадцать. Казалось бы, к чему такая сугубая предосторожность, но раз Суворов приказал, стало быть, надо исполнять. Хотелось курить, гнало слюну. Эх, беда, – затянуться нельзя!
Зыбин примечал – он томился не один в их капральстве. Воронов, который всегда много курил, жевал что-то на ходу. Подпоручик Лосев часто сплевывал, – видать, тоже охота покурить. Поговорить бы хоть, отвлечься, – и то нельзя.
Впереди далеко видны турецкие огни. Небось кашу варят, не ждут гостей!
Вот послышался рев осла, – у турок их много. «Ах ты, пропади пропадом, как ревет! Скрипит, ровно немазаная молдаванская телега…»
Зыбин повернулся было к своему соседу Огневу, хотел шепнуть ему, но в полутьме увидал – Огнев недовольно сдвинул брови, замотал головой: молчи уж!
Со скуки поглядел на звезды: «Ковш-то где? У нас – чуть повыше и левее…»
И вот так шли и шли втихомолку. Если кто-либо в рядах нечаянно звякал ружьем о водоносную флягу или спотыкался, на него первым выпучивал глаза ефрейтор Воронов. Затем сердито шикал капрал, и наконец подбегал, придерживая левой рукой шпагу, подпоручик Лосев: «Что, кто? Тише!»
И в этой напряженной тишине как-то больше клонило ко сну.
…Уже совсем рассвело, когда подошли к реке Рымне. Рымна была мелководна – по колено. Поеживаясь, ступили в воду. Пошли через реку. Зыбин насчитал сто восемьдесят четыре шага. Он шел и смотрел, как осторожно, полуприседая, идет Воронов.
– Не любит дядя Ворон водички, – всегда трунил он над любившим выпить ефрейтором.
Хлюпая набравшейся в сапоги водой, взобрались по крутому, обрывистому берегу. Турецких огней уже не было видно. Впереди темнели кусты. Неужели опять проклятые колючки, как там, возле Фокшан? Все руки расцарапаешь, все шаровары изорвешь!
По рядам прошло тихое:
– Становись в каре!
Дело привычное, ровно щи хлебать! Построились быстро. Стояли, ожидая сигнала идти вперед.
Барабанщик дядя Ваня, который умел барабанить и в то же время показывать, как сапожник колет шилом, всучивает дратву, уже стоял наготове. Он сразу повеселел, сморкался наземь, не заботясь о том, что получается довольно громко.
Кавалерия уже заняла свою всегдашнюю третью линию. Пехотные каре были впереди.
К каре апшеронцев подъехала группа всадников. Зыбин узнал нового командира полка, широкоплечего полковника Апраксина, и высокого одутловатого генерал-майора Познякова. Посреди них на небольшой лошаденке сидел генерал-аншеф Суворов.
А рядом с ним – вихрастый казак Ванюшка. Затесался, будто и он – чин. А ведь только возит за генералом Суворовым его тяжелую саблю. Сам же Суворов – с одной нагайкой.
Что-то указывает ею в сторону, машет. Видно, чем-то недоволен.
Читать бесплатно другие книги:
