Миссия той пассии Салимов Марсель

С чего это началось

В редакции мне поручили пропесочить как следует этих самых любителей всё делать сикись-накись, то бишь бракоделов.

Признаться, воспринял это задание без особенной радости. Ну сколько ж можно про них писать? Сколько ни разоблачай, они не исправятся. Сунься на любое предприятие – и найдёшь такого типа, который привык всё делать как-нибудь и кое-как. Да соваться неохота. Тоска на душе, надоело всё. Сколько их ни критикуй, с них как с гуся вода. Главное, посоветоваться не с кем. Как бы так развернуть тему, чтобы подействовало?…

Стол у меня, как всегда, бумагами завален. Вдруг задремал что ли на минутку, но гляжу: из бумаг какой-то субъект вынырнул, весь какой-то кривой, скрюченный, но взгляд при этом, заметьте, испытывающий, изучающий. И даже с ехидцей.

– Ты кто такой? – спрашиваю ошарашенно.

– Тискаребай, – представился он. – В переводе с башкирского – человек, привыкший всё делать криво-косо, по-русски – сикись-накись.

– Так… – стараюсь сообразить, во сне это или наяву. – И что же?

– Я вижу, вас одолевают творческие муки, – продолжал он, не обращая внимания на моё смущение. – Могу предложить свои услуги. Я как раз главный специалист по всякого рода недоделкам, искажениям, припискам, волоките, разгильдяйству.

– М-м-м… Однако…

– Не «МММ» и не «однако». Пройдёмте по всем нашим стройкам, недостройкам, перестройкам. Я разверну перед вами панораму.

Так началось наше необычное путешествие по «развёрнутой панораме». Не ожидал, признаться, тогда, сколь длительным и поучительным оно окажется. Впрочем, об этом судить читателю. Мне осталось лишь добросовестно изложить приключения этого самого Тискаребая, который обладает удивительной способностью всё делать сикись-накись.

Без первого этажа

Обыкновенное строительное управление. Каких тысячи на просторах России. Моему необычному спутнику пришла в голову идея устроиться сюда на работу.

– А что ты умеешь делать? – строго спросил его главный инженер управления.

– Могу кирпич, положенный вдоль, уложить поперёк.

– Серьёзно?! – Главный даже привстал со стула. – Нам нужны специалисты высокой квалификации.

– У меня высочайшая, – с достоинством возразил Тискаребай.

– Вижу. Начинайте незамедлительно. Мы как раз готовим объект…

Тискаребай начал было засучивать обе штанины, чтобы в случае чего дать дёру, как вдруг откуда ни возьмись – мастер.

– Ты что делаешь? – удивился мастер. – В нашей передовой организации положено засучивать рукава. Чтобы приложить максимум усилий для трудового подвига. Но прежде всего ознакомьтесь со спецификой нашего нелёгкого производства.

Начали мы знакомиться. Со спецификой.

Высотный дом. Последний этаж теряется в облаках. Второй недостроен. Первый отсутствует.

– Забыли, видимо, в спешке, – смутился на мгновение мастер. – По проекту вроде бы первый предусмотрен. Сейчас посмотрим.

Начал он рыться в бумагах, отыскивая проект первого этажа. Бумаг было очень много. Их хватило бы, чтобы сложить из них вместо кирпичей весь первый этаж. Иные даже с подписью и печатями. Или строжайшее предписание. Или немедленное уведомление. Самая удивительная бумага – акт о приёмке дома в эксплуатацию. Да ещё с оценкой «отлично».

Этой красивой и со вкусом оформленной бумагой мастер прикрывался от нападок разъярённых жильцов, которые, завидев его, высыпали из всех этажей и подъездов:

– Когда будете настилать полы?

– Почему не открывается дверь, а если откроешь, не закрывается?

– Заработает когда-нибудь лифт?

Потом – про газ, про воду, про отопление…

Мы с Тискаребаем едва успели в сторону отскочить, уступая дорогу мастеру, бегством спасающемуся от гнева жильцов. Особенно от тех, кто успел вселиться на первый этаж, не подозревая о том, что он отсутствует.

Жильцы второго этажа тоже были недовольны. Никак не могли сообразить, на чём держится их этаж, если нет первого. Не грозит ли это увеличением квартплаты или дополнительным налогом за приватизацию их жилплощади.

В управлении между тем согласовывали проектную документацию. Наиболее отчаянные предлагали даже достроить первый этаж. Хотя бы в виде исключения. Что, впрочем, не особенно удивило меня. Знал истории и похлеще – как сдавали в эксплуатацию дом вообще без всяких этажей. Или без крыши. Без фундамента – само собой.

Однако Тискаребай, не ввязываясь в этот скандал с первым этажом, увлёк меня дальше – в неизведанное и удивительное, называемое нашей действительностью. По дороге объяснив мне, что надо было начинать именно со строительства, ведь мы всё время что-то строим: то коммунизм, то капитализм… Словом, эдакое эпохальное, глобальное. А великим строителям, естественно, нет дела до такой бытовой мелочи, как жилой дом без первого этажа.

На уровне мировых…

Начальник цеха Эштермеев сидел у себя, как вдруг в кабинет вошёл какой-то человек, весь кривой-косой, скрюченный, и, ничуть не стесняясь своего крайне неприглядного внешнего вида, прошёл к столу, сел, развалясь.

– Вы кто такой? – удивился начальник.

– Я? – почему-то переспросил таинственный незнакомец. – Тискаре…

– … бай! Ну, как же, весьма наслышан. Рад познакомиться. Проходите, садитесь.

– Да я уже. И прошёл, и сел.

– Гм… – промычал начальник. – Конечно, большая честь. Для цеха. Вы к нам на экскурсию? Хорошо. Мы как раз приготовили для вас сюрприз.

И начальник цеха с ловкостью фокусника выудил откуда-то из-под стола красиво упакованную коробку.

– Догадайтесь, что это?

– Судя по надписи на коробке, гардины для штор.

– Именно, гардины-сюрприз.

Тискаребай распечатал коробку.

– Видите, хромированная поверхность.

– Да, блестит, как зеркало.

– Эстетика. Высокая культура производства. Стараемся не отставать от мировых стандартов.

– Похвально. А в чём, однако, сюрприз?

– Минуточку! Видите, как гардины покрыты лаком. Это для запаха. Наше изобретение. Почти что ноу-хау. А сам сюрприз вот в чём: крючки – обратите внимание – на них совсем не держатся шторы. Стало быть, незачем их покупать и тратить деньги. Экономика должна быть экономной. Оригинально?

– Бесподобно. Дерзновенный полёт творческой мысли. Однако ваши столь нестандартные экономические изыскания, надеюсь, не ограничиваются одними гардинами?

– Отнюдь. Приходилось вам видеть цилиндрический замок? Заметьте, эмалированный и никелированный. На уровне мировых…

– … стандартов! А в чём сюрприз?

– Минуточку! Вы, может быть, не поверите, но он открывается, если повернуть ключ.

Начальник только примерился ключом, как вдруг тяжёлый замок открылся самостоятельно и шмякнулся ему на ноги. Начальник взвыл было от боли, но, мужественно взяв себя в руки, продолжал:

– Замки-то от чего вешают? Ясное дело, от воров. А теперь представьте себе: злоумышленник начал подбирать ключ или отмычку, как замок бряк ему на ноги!

– Да, тут взвоешь от боли. Можно даже получить телесное увечье. У воров и без того нелёгкая жизнь. Работа в ночную смену, без выходных и отпусков. Социальное страхование отсутствует.

– Да, воровской мир в большом беспокойстве. Открыть ведь замок – полдела. Надо ещё суметь закрыть, чтобы не оставить после себя следов.

– Да, оставлять следы – последнее дело. Ворам-то неохота сидеть в тюрьме.

– Ну, некоторые всё-таки сидят.

– В виде исключения… – Тискаребай направился к двери.

– Куда же вы? – забеспокоился начальник. – Хотел ещё показать вам наши новейшие разработки. Бритвенный прибор для кошек. Универсальный массажный аппарат для почёсывания задницы. Чудо-прибор для повышения потенции у тараканов. На уровне мировых…

– … стандартов! – уже на ходу подытожил Тискаребай. – Хорошенького помаленьку. На сегодня хватит. Мне ещё в два-три места надо заглянуть. Там у них тоже – ноу-хау, на уровне мировых…

Как тебя угораздило?

Однажды Тискаребай куда-то исчез. Как сквозь землю провалился. Естественно, строители в большом беспокойстве. Их начальники – тоже. Пристали ко мне: отыщи да отыщи им нашего друга Тискаребая.

Делать нечего – отправился на поиски. Набрёл на одну стройку – там какой-то человек в нарушение всех проектных норм из силикатного кирпича первый этаж складывает. Кругом всякое железо валяется, гнутое, ржавое, бетонные блоки, побитые, покалеченные. Самое такое хозяйство… Непременно, думаю, здесь Тискаребай делами заправляет. Или кто-нибудь из его сподвижников.

– Никакой я тебе не Тискаребай, – обиделся человек с силикатным кирпичом, – а мастер из ООО «Тяпляпстрой». Не видишь, что ли, девятиэтажный особняк воздвигаю.

– Как так «воздвигаю»? – удивился я. – Ведь этот дом ещё в том году сдан в эксплуатацию.

– Правильно, сдан, а теперь вот перестраиваем.

– А почему?

– Построили два этажа, потом, что такое, смотрим – не по проекту. Пришлось ломать. Вот они, те два этажа.

Действительно, смотрю, на два этажа битого кирпича лежит. И, что такое, среди обломков голова Тискаребая торчит.

– Как же ты так? Как тебя угораздило, дружище? – Кое-как вытащил его наружу.

Тискаребай между тем, смотрю, держится молодцом. Вылез, встряхнулся, прочихался, прокашлялся, строителей благодарит.

– За что их благодарить? – удивился я.

– Ну, как же?! Слава Богу и Аллаху, они только два этажа поломали! А если бы все девять, что тогда? Совсем бы засыпали, как при землетрясении.

Тискаребай, как всегда, прав. Действительно, слава Богу и Аллаху, они на втором этаже притормозили.

Вывих

Любят строители Тискаребая. Прямо-таки жить без него не могут. Пришли как-то к нему целой делегацией. Дескать, вот если бы вы были у нас председателем комиссии по приёмке в эксплуатацию, уж как хорошо бы это было, потому что более прямого, честного, принципиального и неподкупного человека мы не знаем.

Тискаребай и сам знал, что он прямой, честный, принципиальный и, самое главное – неподкупный. И в газетах про него пишут, и по радио говорят, и по телевизору показывают. Что в наше непростое время трудно найти другого такого человека, который столь легко ориентируется в сложных проблемах экономики, вникает в её самые узловые моменты. Никого не травмируя при этом, не задевая, не называя пофамильно. Потому что никто не виновен конкретно. Виновна общая непродуманность экономической политики государства.

Видя такое нестандартное мышление, Тискаребая действительно назначили председателем комиссии.

Взял Тискаребай под мышки красную папочку с тесёмками и отправился начальствовать. Прежде всего похвалил кое-как криво-косо смонтированные трубы.

– Стараемся, – скромно так молвили строители. – Дай вам Бог такую же интересно смонтированную жизнь, как наши трубы.

– Спасибо, – растрогался Тискаребай. – А электропроводка у вас, надеюсь, работает с перебоями?

– А как же! Временами вообще отключается. В темноте сидим.

– Молодцы! А эта электронная установка?

– Естественно, монтировали кувалдой и ломом. Даже иностранные специалисты удивляются.

– А барабан-гранулятор?

– На другой же день вышел из строя.

– Беспокоят также ваши станки.

– Не беспокойтесь, они во дворе гниют, под открытым небом.

Строитель подёргал за рычаги какого-то станка – бесполезно, заржавели.

– Дай-ка я дёрну, – сказал Тискаребай. Действительно, дёрнул, но, видимо, силы свои не подрасчитал – руку вывихнул.

Тут же «скорая» приехала. Увезли нашего председателя в больницу.

Работяги долго сокрушались:

– Как же он так неосторожно, а? Кто теперь будет акты подписывать, а?

– Удивительная у него рука была. Словно специально созданная для подписания актов.

Это таинственное ППД

Сокращения разные бывают. Много их. КПП, например. Знаете, что это такое? Правильно, контрольный пункт полиции. А ПДД? Ну да, правила дорожного движения. А ППД? А? Что это? Ни в жизнь не догадаетесь!

Мы тоже не знали. Удивились только, что начальником этого самого таинственного ППД назначили нашего старого друга Тискаребая.

Тискаребай взялся за дело напористо. Заперся в своём кабинете, сказал, что приёма нет, посадил у дверей секретаршу и велел ей приносить бумаги на подпись. Секретарша, естественно, принесла бумагу.

А там, значит, в этой самой бумаге написано:

Начальнику ППД г-ну Тискаребаю

Прошение

Доводим до вашего сведения, что благополучно и досрочно завершено строительство девятиэтажного дома 27-бис-прим. Поэтому убедительная просьба к вам как к начальнику ППД, принимая во внимание то, что полы не покрашены, окна перекошены, двери висят на честном слове, газ не подведён, электричество не работает, теплотрасса отсутствует и т. д., подписать акт о приёме дома в эксплуатацию с оценкой «отлично».

Пока несколько озадаченный Тискаребай изучал этот мудрёный документ, секретарша впорхнула в кабинет со следующей бумагой. Тискаребай, не дочитав её, вздрогнул: проворная секретарша, цокая каблучками, спешила к нему с очередной бумагой.

– Да что же такое! – недоумевал Тискаребай. Хотя он в общем-то всегда был за недоделки, недостатки и упущения, но не в таком же объёме.

Ладно, знающие люди объяснили ему: напрасно он согласился на эту ответственную должность, предварительно не поинтересовавшись, а что же это за такая таинственная организация – ППД. А расшифровывается она так: ПОДПИСАНО – и с ПЛЕЧ ДОЛОЙ. Уже многие подписыватели бумаг слетели долой, некоторые даже с оргвыводами…

Тискаребай, не дослушав, ударился в бега. Подальше от всех этих дел и от этого ППД. Он вообще, надо сказать, не любил долго засиживаться на одном месте. Его всегда тянуло путешествовать и общаться с людьми. С интересными, неординарными.

Оптимист

Ну когда же кончится вся эта нервотрёпка?! То с одной стороны ревизия, то с другой стороны комиссия. Ходят, проверяют, вынюхивают. Делать им нечего.

Строители только было облегчённо вздохнули после очередной проверки, как вдруг – ещё какой-то проверяющий обнаружился на стройплощадке. С виду строгий такой, серьёзный, подтянутый, хотя и несколько приземистый, кривобокий. Естественно, с красной папочкой под мышкой. Папка эта особенно пугает строителей и их прораба. Потому что там бумаги – приказы, подписи, печати.

Прораб его сквозь щель в новой кладке разглядывал, всё гадая, откуда такой взялся и, главное, один, без сопровождающих. Наверняка, недостатки разные вынюхивает, чтобы выговор объявить или репутацию подмочить.

А тот, проверяющий, странно себя ведёт: обнаружит какой-нибудь недостаток, кривую кладку, например, или покосившийся блок и вместо выговора – хорошо, говорит, отлично. По всему чувствуется, что оптимист. Во всём видит светлую сторону, не напрягаясь насчёт недостатков. Строители, естественно, рады. Всё-таки есть на свете такие добрые проверяющие, с которыми можно вась-вась, по-свойски, без этих пугающих бумаг с подписью и печатью. От которых сразу как-то не по себе. И вообще на душе неуютно.

Ну, кому в этой и без того нелёгкой жизни хочется быть наказанным? Наоборот, каждый ищет одобрения своим строительным поступкам.

А этот самый удивительный проверяющий всё ходит и хвалит. Заглянул в каптёрку – похвалил и каптёрку. Об отставании от графика отозвался с одобрением. А на такой пустяк, как недовложение цемента в раствор, и внимания не обратил.

Строители побаиваются. С непривычки. Нет ли здесь какой провокации? Больно уж небывалый случай. Такого, может быть, со времён строительства пирамид не бывало. Там, говорят, был очень строгий контроль. А за отставание от графика не выговор в приказе, а смертная казнь. Поэтому до сих пор удивляются, как они сумели построить такие пирамиды. Без перекуров. Без рекламных пауз.

– А как ваша фамилия, товарищ… то есть, господин? – робко так заикнулся молоденький мастер и тут же смешался, сам же поразившись собственной смелости. Потому как начальство всё-таки. У начальников фамилию не спрашивают: ведь стройка – это вам не полиция.

А тот ничего, не обиделся.

– Да вы что, – говорит, – ребята, не узнали меня? Я же ваш старый друг Тискаребай.

Строители, естественно, заулыбались, воспрянули духом:

– Это же, Тискаребай, ребята, который всем выдаёт премии. Некоторым даже по два раза в месяц. Иногда реже.

– Вот, – говорит Тискаребай, – квартиру себе выбираю. На будущее. Чтобы жить.

– Пожалуйста, – предлагают щедрые строители, – берите любую. Мы с удовольствием.

Тискаребай осмотрел квартиры, всё похвалил, одобрил, поблагодарил, но селиться здесь всё-таки не стал – подался в другие края, проверять другие стройки. Потому что похвалить – это одно, а жить в этой хвалёной – сами понимаете, уже совсем другое.

Знак квачества

Конференц-зал. Большой, как аэродром или как футбольное поле. Гробовое молчание или сосредоточенное внимание. Потому что на трибуне не кто-нибудь, а сам наш старый друг Тискаребай.

– Уважаемые господа и товарищи, дорогие друзья! – задушевным голосом начинает Тискаребай. – Как вы знаете, за доброкачественную продукцию присваивается Знак ква… ква…

– … чества, – подсказывает кто-то из зала.

– Вот именно, Знак… квачества. Но есть ещё отдельные негативные явления, которые у нас не Знак и не квачества. Как вы думаете, господа и товарищи?

– Есть, есть такие явления! – с энтузиазмом отзывается собрание. Потому что все они давно привыкли думать так, как думает старый друг наш Тискаребай. Потому что по-другому думать не умеют. Если бы даже очень захотели.

И тут же решили создать комиссию по присуждению Знака качества, то есть «квачества». Потому что, раз уж Тискаребай так выразился, переиначивать его выражение на другой лад никто не решается. Председателем комиссии, естественно, единогласно выбрали Тискаребая.

Друг наш с большим энтузиазмом взялся за новое дело. Для начала зачитал поступившее в комиссию заявление.

Начальнику комиссии по присуждению Знака квачества от начальника СМУ

Заявление

Ценой больших усилий и предельного трудового энтузиазма наше передовое строительно-монтажное управление научилось устанавливать двери, которые не закрываются, окна, которые не открываются, газовые колонки, которые не зажигаются. Основываясь на достигнутом, убедительно просим вас наградить нас Знаком ква…

– Подумаешь, двери, окна, колонки! – вскочил, не дослушав, кто-то в первом ряду. – Всё это, может быть, старьё, пройденный этап. А у нас, в межрайонном НИИ «Карбюратор-бюрократор», можно сказать, последний крик индустриальной мысли. Триумф инженерного гения. Мотор, который не заводится.

– Нашёл чем удивить, они все у вас не заводятся, – презрительно откликнулся со второго ряда человек в белом халате. – А вот мы так научились делать операции, что сразу после операции пациент умирает. Иногда вы, может быть, не поверите, ещё до операции. Никаких медикаментов не надо, никакой анестезии, никакой стерилизации. Даже патологоанатом удивляется.

– Это, конечно, достижение, особенно, если умирает, да ещё до операции, – робко начал откуда-то издалека скромный с виду человек в очках. – Но мы тоже не сидим сложа руки. Я, знаете ли, учитель. И школа наша тоже – на передовых рубежах. После долгих споров, дебатов и дискуссий мы так построили процесс обучения, что наши учащиеся (гимназисты, лицеисты, колледжисты) не только не усваивают нового, но даже забывают то, что раньше знали.

– Я, конечно, не хирург или учёный профессор, – отозвался откуда-то из подворотни мрачный детина с подбитым глазом, – но тоже вместе со всеми, старался, как умел. Ещё тогда, когда вы в очередях давились. Поил вас разбавленным пивом, да ещё недоливал и обсчитывал при этом. Во! – и детина почему-то поднял здоровенный, заросший рыжей шерстью кулак.

– Конечно, конечно, – невольно попятился при виде кулака Тискаребай. – Может быть, пойдём навстречу товарищу, который, так сказать, разбавленным… недоливал… обсчитывал…

– Подумаешь, недоливал, обсчитывал! – презрительно скривился респектабельного вида господин из правительственной ложи. – А я, может, депутат, а это почти что народный избранник. Я и не только я, вообще, наши коллеги, сделали всё от них зависящее, чтобы народ обнищал, а спекулянты и барыги обогатились. Можно сказать, приложили все усилия, ночей недосыпали для достижения поставленной цели, чтобы оправдать высокое доверие, а народ всё равно за меня голосует. Давай, мол, депутатствуй дальше. Ну, раз народ просит, отказаться не могу. Чувство долга не позволяет. Отказываться от привилегий. Могу вообще всех обездолить. Если только захочу.

Тут все невольно примолкли. С трепетным почтением оглядывая упитанную фигуру народного избранника. Ну, что значат по сравнению с ним другие? Врач, который кого-то там недолечил, учитель – недоучил, строитель – недостроил.

Но так, чтобы сразу весь народ прищучить до состояния невменяемости – это, действительно, только народный избранник сумеет.